Королевский убийца Хобб Робин

Глава 21

ТЕМНЫЕ ДНИ

Король Горного Королевства Эйод занимал трон на протяжении всех лет войны с красными кораблями. После смерти старшего сына короля — Руриска — его единственной наследницей оставалась дочь Кетриккен. Она должна была стать королевой, или «жертвенной», как говорят в горах, после ухода ее отца. Таким образам, ее брак с Верити не только означал появление надежного союзника в тылу, но также обещал, что впоследствии «седьмое герцогство» присоединится к королевству Шести Герцогств. Горное Королевство граничит только с двумя Внутренними герцогствами, Тилтом и Фарроу, и это делает территориальную целостность Шести Герцогств особой заботой Кетриккен. Ее воспитали как «жертвенную». Долг перед своим народом был для нее важнее всего. Став будущей королевой Верити, Кетриккен стала считать народ Шести Герцогств своим народом. Но то, что в случае смерти ее отца люди Горного Королевства снова будут называть ее «жертвенной», не могло не волновать ее. Как смогла бы она исполнять свой долг, если бы Фарроу и Тилт стояли между ней и ее народом не в качестве части Шести Герцогств, а в качестве враждебного государства?

На следующий день разразился сильный шторм. Он был проклятием и благословением. По всему побережью в такой день можно было не бояться пиратов, но в одном замке оказались запертыми две разные по величине группы возбужденных солдат. Повсюду в замке чувствовалось присутствие герцога Бернса и было совершенно незаметно присутствие Регала. Когда бы я ни забрел в Большой зал, герцог Браунди был там, неустанно расхаживая взад-вперед или бесстрастно глядя на пламя очага. Его дочери ходили за ним по пятам, как сторожевые барсы. Целерити и Фейт в силу молодости не могли скрыть нетерпения и гнева. Браунди просил официальной аудиенции у короля. Чем дольше его заставляли ждать, тем сильнее было нанесенное оскорбление. Это был намек, что дело, которое привело Браунди в Олений замок, не так уж и важно. То, что герцог все еще находился в Большом зале, было явным знаком его сторонникам, что король до сих пор не счел нужным поговорить с ним. Я видел, что котел медленно начинает закипать, и думал, кто же будет ошпарен сильнее всех, когда кипяток хлынет через край.

Я в четвертый раз совершал осторожный осмотр зала, когда появилась Кетриккен. Она была одета просто: длинное прямое пурпурное платье и мягкая белая накидка. Ее волосы были распущены и свободно лежали на плечах. Она вошла со своим обычным пренебрежением к церемониям. Ее сопровождали только маленькая служанка Розмари, леди Модести и леди Хоуп. Даже сейчас, когда Кетриккен немного подружилась с прочими своими леди, она не забыла о том, что эти две дамы не оставили ее в дни одиночества, и часто оказывала им честь, приглашая сопровождать ее. Я не думаю, что герцог Браунди узнал свою будущую королеву в этой просто одетой женщине, которая подошла прямо к нему.

Она улыбнулась и приветственно подняла руку. Таким образом горцы обычно приветствовали своих друзей. Я сомневаюсь, что она понимала, какую честь оказывает ему или как много сделал этот простой жест, чтобы смягчить для него горечь ожидания. Уверен, что лишь я один видел усталость на ее лице и круги под глазами. Фейт и Целерити мгновенно растаяли, очарованные таким вниманием к отцу. Чистый голос Кетриккен разнесся по Большому залу. Он был слышен у каждого очага. Как она и хотела.

— Дважды за нынешнее утро я навещала нашего короля. Сожалею, но оба раза он был… нездоров. Надеюсь, что ожидание не показалось вам слишком долгим. Я знаю, что вы захотите говорить о вашей трагедии и обо всем, что следует сделать, чтобы помочь вашему народу, с самим королем. Но сейчас, пока он отдыхает, я подумала, что вы, может быть, захотите присоединиться ко мне, чтобы немного подкрепиться.

— С удовольствием, моя леди, королева, — ответил Браунди.

Она уже многое сделала, чтобы пригладить его взъерошенные перья. Но он не был человеком, которого легко очаровать.

— Я рада, — ответила Кетриккен.

Она повернулась и, слегка наклонившись, что-то шепнула Розмари. Маленькая служанка кивнула, повернулась и убежала быстро, как кролик. Все заметили ее уход. Через несколько мгновений малышка вернулась, на этот раз во главе процессии слуг. Они принесли и поставили перед большим очагом стол. Была расстелена белоснежная скатерть, а в центре стола установили миску с одним из миниатюрных комнатных садиков Кетриккен. Появился отряд кухонных слуг, каждый из которых ставил на стол кубок с вином или блюдо с конфетами либо поздними фруктами. Это было так великолепно организовано, что казалось почти волшебством. В один миг столы были накрыты, гости рассажены, и в Большой зал вошел Меллоу Сладкоголосый со своей лютней, уже что-то напевая на ходу. Кетриккен кивнула своим леди, предлагая присоединиться к ним, а потом заметила меня и пригласила тоже. Она позвала и других, сидевших у очагов, почтив этим приглашением не самых родовитых или богатых а тех, кого, как мне было известно, она полагала интересными собеседниками. Так, среди приглашенных оказался Флетч, знавший множество охотничьих историй, и Шелле, девушка одного возраста с дочерьми Браунди. Кетриккен села по правую руку от герцога. Я снова подумал, что она не понимает, какую честь оказывает ему таким расположением.

Когда собравшиеся немного насладились едой и беседой, она сделала знак Меллоу, чтобы он бренчал чуть потише, и просто сказала:

— Мы слышали только голые факты ваших новостей. Не поделитесь ли вы с нами тем, что выпало на долю Причального?

Браунди немного помедлил. Он пришел к королю со своей жалобой, чтобы тот выслушал ее и принял меры. Но как он мог отказать будущей королеве, которая так приветливо обошлась с ним? Браунди на мгновение опустил глаза, а когда заговорил, голос его был хриплым от сдерживаемого волнения.

— Моя леди, королева, нам нанесен тяжкий удар.

Все голоса за столом быстро стихли. Все головы повернулись к герцогу. Я знал, что люди, выбранные королевой, были к тому же внимательными слушателями. Когда он приступил к своему повествованию, за столом не было слышно ни звука, кроме тихих сочувственных восклицаний или сдавленных проклятий в адрес пиратов. Один раз Браунди ненадолго умолк, но потом, по-видимому, решился и сообщил, что жители разоренного города послали просьбы о помощи и тщетно дожидались ответа. Королева выслушала его без возражений. Когда горестное повествование герцога подошло к концу, ему явно стало легче, просто оттого, что он высказал все, что накопилось у него на душе. Несколько долгих мгновений все молчали.

— Многое из того, что вы рассказали, я слышу в первый раз, — промолвила Кетриккен. — И все это очень плохо. Посмотрим, что по этому поводу скажет наш король. Нам придется подождать, чтобы услышать его слова. Но я могу сказать уже сейчас, что мое сердце полно скорби за мой народ. И гнева. Я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах. И мой народ не останется без крова перед надвигающейся зимой.

Герцог Браунди из Бернса уставился в тарелку и нервно мял край скатерти. Он поднял голову, и взгляд его горел огнем и сожалением. Он заговорил, и голос его был тверд.

— Слова. Это только слова, моя леди, королева. Народ Причального не может питаться словами и не может укрыться ими, когда наступит ночь.

Кетриккен смело встретила его взгляд. Она была как туго натянутая струна.

— Я хорошо знаю, насколько справедливо все, что вы говорите. Но ничего, кроме слов, я не могу предложить вам в данный момент. Когда король найдет возможность встретиться с вами, мы посмотрим, что может быть сделано для Причального.

Браунди наклонился к ней.

— У меня есть вопросы, моя королева. Наша нужда в ответах на эти вопросы почти так же велика, как нужда в деньгах и людях. Почему наш призыв о помощи остался неуслышанным? Почему корабль, который должен был прийти к нам, вместо этого отправился в порт?

Голос Кетриккен едва заметно дрожал.

— На эти вопросы у меня нет ответов, сир. И мне очень стыдно признавать это. Ни слова о вашем положении не дошло до моих ушей, пока ваш юный посланник не прибыл в Олений замок.

Сомнения бушевали во мне, когда она говорила это. Следует ли королеве открыто говорить такие вещи Браунди? Может быть, нет, если исходить из соображений политической мудрости. Но Кетриккен, я знал, ставила истину выше политики. Браунди долго смотрел ей в глаза, и линии вокруг его рта стали глубже. Он спросил резко, но тихо:

— А разве вы не будущая королева?

Глаза Кетриккен были серыми, как сталь, когда она встретила его взгляд.

— Королева. Вы спрашиваете, не лгу ли я вам?

Наступила очередь Браунди отвести взгляд.

— Нет-нет, моя королева. Такая мысль не могла бы прийти мне в голову.

Молчание продлилось долго. Я не знаю, подала ли Кетриккен какой-нибудь незаметный знак или Меллоу действовал инстинктивно, но он сильнее ударил по струнам. Через мгновение он распевал зимнюю песню, полную ударных нот и пронзительных рефренов.

Больше трех дней прошло, прежде чем Браунди был наконец допущен в королевские покои. Кетриккен пыталась изобретать какие-то развлечения, но трудно заставить развеяться человека, чьи мысли поглощены тревогой о своем герцогстве. Он был вежлив, но рассеян. Фейт, его вторая дочь, быстро подружилась с Шелле и, по-видимому, в ее обществе забывала о большей части своих бед. Целерити все время сидела подле отца, и когда ее темно-синие глаза встречались с моими, они были похожи на открытые раны. От этого взгляда меня пронзали причудливо смешанные чувства. Я испытывал облегчение оттого, что она не ищет моего общества, и в то же время знал, что ее холодность ко мне была отражением чувств ее отца по отношению ко всему Оленьему замку. Я радовался, что Целерити избегает меня, и в то же время это ранило меня, потому что я не заслужил ее гнева. Когда приглашение наконец поступило и Браунди поспешил к королю, я стал надеяться, что это затруднительное положение изменится. Уверен, не я один отметил, что королева Кетриккен не была приглашена на Совет. Меня, конечно, тоже не пригласили. Но нечасто королеву ставят на ту же доску, что и незаконного племянника. Кетриккен сохраняла хладнокровие и продолжала показывать Шелле и дочерям Браунди горские способы вышивки бисером. Я держался неподалеку от стола, но сомневался, что они думают об этой работе больше, чем я.

Ждать нам пришлось недолго. Меньше чем через час герцог Браунди появился в Большом зале яростный и холодный, как штормовой ветер. Он сказал Фейт:

— Собери наши вещи. — И потом обратился к Целерити: — Скажи страже, чтобы были готовы выйти в течение часа. — Затем он очень сдержанно поклонился королеве Кетриккен: — Моя королева, прошу разрешения отбыть, поскольку Дом Видящих не собирается предложить никакой помощи и Бернс теперь должен сам заботиться о себе.

— Разумеется. Я вижу, что вам нужно спешить, — серьезно ответила Кетриккен, — но я все-таки предлагаю вам пожертвовать своим временем еще для одной трапезы. Нехорошо пускаться в такое путешествие на пустой желудок. Скажите, вы любите сады? — Ее вопрос был обращен не только к Браунди, но и к его дочерям.

Они посмотрели на своего отца. Через мгновение он вежливо кивнул.

Его дочери осторожно сказали Кетриккен, что любят сады, но выглядели явно озадаченными. Сад? Зимой? Под воющим штормом? Я разделял их недоумение, но в этот момент Кетриккен обратилась ко мне:

— Фитц Чивэл, выслушай мои пожелания. Розмари, пойди с лордом Фитцем Чивэлом на кухню. Приготовь еду, какую он укажет, и принеси ее в Сад Королевы, а потом проводи туда наших гостей.

При этих словах я вытаращил глаза. Нет. Не туда. Взобраться на башню и так стоило немалых трудов, не говоря уж о том, чтобы выносить чашки с чаем на исхлестанную бурей площадку наверху. О чем она только думает? Улыбка, которой Кетриккен ответила на мой тревожный взгляд, была, как всегда, открытой и спокойной. Взяв под руку герцога Браунди, будущая королева вывела его из Большого зала. Его дочери вместе с наперсницами королевы шли следом. Я повернулся к Розмари и изменил распоряжения Кетриккен.

— Пойди найди теплую одежду и догони их. Я сам позабочусь о еде.

Девочка весело убежала, а я поспешил на кухню. Я коротко сообщил Саре о нашей нужде, и она быстро уложила на поднос подогретые булочки и добавила стакан теплого вина для меня.

— Отнеси это сам, а я пришлю еще с мальчиком.

Я улыбнулся про себя, когда взял поднос и поспешил к Саду Королевы. Сама королева может называть меня лордом Фитцем Чивэлом, но повариха Сара ни на минугу не задумается, прежде чем послать меня отнести поднос с едой. Как ни странно, в этом было что-то утешительное.

Я взобрался по лестнице быстро, как мог, и остановился отдышаться на верхней площадке. Я закутался, чтобы укрыться от дождя и ветра, и распахнул дверь. На башне было холодно и мерзко, как я и ожидал. Наперсницы королевы, Шелле и дочери герцога Браунди столпились под жалким укрытием двух соединенных стен и куска парусины, который был растянут прошлым летом в качестве защиты от солнца. Под ним ветер был не таким сильным, кроме того, навес спасал от ледяного дождя. Там стоял маленький стол, на который я водрузил поднос с теплой едой. Уютно закутанная Розмари стащила булочку с края подноса. Леди Модести принялась хлопотать, раздавая еду. Королева и герцог стояли у самого края парапета, глядя поверх зубчатой стены на открытое море. Ветер взбивал белую пену и так швырял чаек, что они не могли взлететь. Я подошел ближе. Кетриккен и Браунди тихо разговаривали, но рев ветра сделал безнадежной мою попытку подслушать их беседу. Я пожалел, что не догадался взять плащ для себя. Почти мгновенно я промок насквозь, зубы мои стучали, но я пытался улыбаться, когда передавал вино королеве и герцогу.

— Вы знакомы с лордом Фитцем Чивэлом? — спросила Кетриккен у Браунди, принимая вино.

— Конечно. Я имел удовольствие видеть его у себя за столом, — заверил ее герцог. Капли дождя повисли на его кустистых бровях, ветер трепал плащ.

— Значит, вы не будете возражать, если я попрошу его присоединиться к нам? — Несмотря на дождь и ветер, королева разговаривала спокойно, как будто мы грелись на весеннем солнце.

Я подумал, понимает ли Кетриккен, что Браунди примет ее вопрос как завуалированный приказ.

— Я приветствовал бы его советы, если вы считаете, что у него достаточно мудрости, — неохотно кивнул Браунди.

— Я надеялась, что вы согласитесь. Фитц Чивэл, возьми себе немного вина и присоединяйся к нам, пожалуйста.

— Как пожелаете, моя королева.

Я низко поклонился и поспешил исполнить повеление. Мой контакт с Верити становился все более хрупким по мере того, как время шло и принц уезжал все дальше, но сейчас я ощущал его жгучее, нетерпеливое любопытство. Я поторопился к своей королеве.

— Нельзя исправить то, что уже сделано, — говорила Кетриккен, когда я вернулся. — Я скорблю, что мы оказались неспособны защитить наш народ. Однако хотя я не могу исправить то, что уже сделали пираты, я, возможно, сумею защитить людей от наступающих штормов. Я прошу вас отвезти им это — с руки и от сердца их королевы.

Я заметил, что Кетриккен не упомянула о бездействии короля Шрюда. Я наблюдал за ней. Она двигалась одновременно неторопливо и целеустремленно. Засучив свободный белый рукав, который уже промок от дождя, она обнажила белую руку и вьющуюся по этой руке золотую змейку с вплетенными в нее темными опалами. Я и прежде видел темное сияние горных опалов, но никогда — таких огромных. Тем не менее она протянула мне руку, чтобы я расстегнул замок, и без промедления сняла с себя драгоценность. Из другого рукава она вынула маленький бархатный мешочек. Я раскрыл его, и Кетриккен опустила туда браслеты. Она тепло улыбнулась герцогу Браунди и вложила мешочек ему в руку.

— От вашего будущего короля Верити и от меня, — сказала она тихо.

Я почувствовал побуждение Верити в моем сознании броситься к ногам этой женщины и заявить, что она слишком царственна для его простой любви. Браунди изумленно бормотал слова благодарности и клялся ей, что ни пенни из этого состояния не будет истрачено напрасно. Прочные дома снова поднимутся в Причальном, и народ будет благословлять королеву. Я внезапно понял, почему она выбрала Сад Королевы, чтобы сделать этот подарок. Это был дар королевы, и он не зависел от слов Шрюда или Регала. Место, выбранное Кетриккен, и манера, в которой она преподнесла Браунди драгоценности, все разъяснили ему. Она не просила его сохранить их разговор в тайне, этого не требовалось. Я думал об изумрудах, спрятанных в моем сундуке с одеждой, но в моей душе Верити молчал. Я не сделал никакого движения, чтобы достать их. Я надеялся увидеть однажды, как Верити сам застегнет эти изумруды на шее своей королевы. Кроме того, я не хотел принизить значительность ее дара, прибавив еще один от бастарда. Нет, решил я, пусть это останется в его памяти как дар королевы.

Браунди отвернулся от Кетриккен и задумчиво посмотрел на меня.

— Моя королева, вы, по-видимому, очень уважаете этого молодого человека, если делаете его свидетелем ваших личных разговоров.

— Именно так. Он никогда не предавал моего доверия.

Браунди кивнул, как бы утвердившись в чем-то. Он позволил себе легкую улыбку.

— Моя младшая дочь Целерити была несколько огорчена официальным письмом от лорда Фитца Чивэла. Особенно потому, что ее старшие сестры открыли его для нее и нашли там много такого, чем дразнили ее потом. Но когда она пришла ко мне со своими горестями, я утешил ее. Редкий человек может так чистосердечно признать то, что люди считают недостатками. Только хвастун будет утверждать, что бесстрашно отправляется в бой. И я не стал бы доверять человеку, который убивает и потом не чувствует себя безжалостным. Что же до вашего физического здоровья, — он неожиданно хлопнул меня по плечу, — я бы сказал, что целое лето работы топором и веслами принесло вам пользу. — Его ястребиные глаза взглянули в мои. — Я не изменил моего мнения о вас, Фитц Чивэл. Как и Целерити. Я хочу, чтобы вы не сомневались в этом.

Я сказал то, что должен был сказать:

— Благодарю вас, сир.

Он повернулся. Его взгляд устремился сквозь хлещущий дождь к тому месту, откуда Целерити смотрела на нас. Отец слегка кивнул ей, и ее улыбка засияла как солнце, выглянувшее из-за туч. Фейт сказала что-то, глядя на нее, и Целерити вспыхнула и толкнула сестру. Я похолодел, когда Браунди сказал мне:

— Можете попрощаться с моей дочерью, если желаете.

Мало нашлось бы вещей, которых я желал бы меньше. Но я не мог испортить того, что с таким трудом создала Кетриккен. Не мог. Так что я поклонился, попросил разрешения уйти и заставил себя перейти в другой конец сада и предстать перед Целерити. Фейт и Шелле немедленно отошли в сторону, но не слишком далеко и стали поглядывать оттуда на нас. Я вежливо поклонился дочери герцога.

— Леди Целерити, я должен еще раз поблагодарить вас за свиток, который вы мне послали, — неловко сказал я. Сердце мое колотилось, как и ее, но, я уверен, совершенно по противоположной причине.

Она улыбнулась.

— Я была рада послать его и еще больше рада получить ответ. Мой отец объяснил его мне. Я надеюсь, вы не сердитесь, что я показала письмо ему. Я не понимала, почему вы так принижаете себя. Он сказал: «Человек, который восхваляет сам себя, знает, что никто другой его не похвалит». Потом он сказал, что нет лучшего способа узнать море, чем поработать гребцом на корабле, и что в его юные годы его оружием тоже всегда был топор. Он обещал моим сестрам и мне, что на будущее лето у нас будет лодка, чтобы в хорошие дни мы могли выходить в море… — Внезапно она осеклась. — Я глупости болтаю, правда?

— Вовсе нет, моя леди, — тихо заверил я ее. Было предпочтительнее, чтобы говорила она.

— Моя леди, — повторила она и вспыхнула так, словно я поцеловал ее.

Я отвел взгляд только для того, чтобы увидеть, как Фейт смотрит на нас широко открытыми глазами, а рот ее округлился. Она была в восторге. Я подумал о том, что, по ее мнению, я сказал ее сестре, и тоже залился краской. После этого Фейт и Шелле захихикали. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы покинули исхлестанный бурей Сад Королевы. Наши гости разошлись по комнатам, чтобы переменить промокшую одежду и приготовиться к путешествию. Не желая пропустить их отъезд, я вышел из замка и смотрел, как Браунди и его отряд садятся на лошадей. Там же была и королева Кетриккен в своем уже ставшем привычным пурпурном и белом одеянии. С ней вышла ее почетная стража. Королева стояла у лошади Браунди и желала ему счастливого пути, и, прежде чем вскочить на коня, герцог опустился на одно колено и поцеловал ее руку. Были произнесены несколько коротких слов, я не знаю каких, но королева улыбалась, а ветер трепал ее волосы. Браунди и его отряд двинулись прямо навстречу буре. В горделиво выпрямленной спине Браунди по-прежнему читался гнев, но его почтение к королеве сказало мне, что еще не все потеряно. Целерити и Фейт обернулись, а Целерити осмелилась поднять руку в прощальном жесте. Я ответил тем же. Я стоял и смотрел, как они скачут, и мне было холодно не только от дождя. В этот день я поддержал Верити и Кетриккен, но какой ценой? Что я сделал с Целерити? Может быть, Молли была во всем права?

Позже в этот вечер я пошел выразить почтение своему королю. Он не звал меня. Я не собирался обсуждать с ним Целерити. Я пошел, не зная, хочет ли того притаившийся во мне Верити или это мое собственное сердце умоляет не покидать короля. Волзед неохотно впустил меня, строго предупредив, что король все еще не совсем здоров и я не должен утомлять его.

Король Шрюд сидел перед камином. В воздухе клубился дым. Шут, лицо которого все еще покрывали синяки, расположился у ног короля. На свое счастье, он разместился так, что не вдыхал самый едкий дым. Мне повезло меньше, потому что я сел на табуретке, которую Волзед заботливо подал мне. Через несколько минут король повернулся ко мне. Некоторое время он смотрел на меня туманным взглядом, голова его покачивалась.

— А, Фитц! — приветствовал он меня наконец. — Как твои уроки? Доволен ли мастер Федврен твоими успехами?

Я бросил взгляд на шута, но он не оглянулся на меня, продолжая угрюмо тыкать кочергой в камин.

— Да, — сказал я тихо, — он говорит, что доволен моим письмом.

— Это хорошо. Хороший почерк — это то, чем человек может гордиться. А что с нашей сделкой? Сдержал ли я свое слово?

Это была старая песня. Я снова подумал об условиях, которые он предложил мне. Он будет кормить меня, одевать и учить, а взамен получит мою полную преданность. Я улыбнулся старым словам, но слезы сдавили горло при мысли о том, как изменился произносивший их человек и чего все это стоило мне.

— Да, мой король, сдержали, — тихо ответил я.

— Хорошо. Тогда смотри, чтобы ты тоже держал свое слово. — Он тяжело откинулся в кресле.

— Сдержу, ваше величество, — сказал я, и глаза шута, снова ставшего свидетелем этого обещания, встретились с моими.

Несколько мгновений в комнате было тихо, не считая потрескивания огня. Потом король сел, словно испуганный каким-то звуком. Он смущенно огляделся.

— Верити? Где Верити?

— Он отправился в путешествие, мой король. Чтобы отыскать Элдерлингов и отогнать красные корабли от наших берегов.

— Ах да. Конечно. Конечно так. Я просто подумал… — Он откинулся в кресле.

Дрожь пробежала по моей спине. Я почувствовал, как он пытается нащупать Верити Силой. Его сознание тянулось к моему, как старые руки, ищущие поддержки. Я думал, что Шрюд не может больше пользоваться Силой, что он сжег свой талант много лет назад. Верити как-то говорил мне, что король теперь редко обращается к Силе. Я не обратил тогда внимания на эти слова, приписав их преданности Верити своему отцу. Но призрачная Сила цеплялась за мои мысли, как непослушные пальцы за струны арфы. Я почувствовал, как Ночной Волк ощетинился от этого нового вторжения.

Тихо! — скомандовал я ему.

У меня внезапно перехватило дыхание при одной мысли. Может быть, ее подсказал мне Верити? Я отбросил предосторожности, напомнив себе, что обещал этому человеку так давно. Преданность во всем.

— Мой король? — спросил я, придвигая табуретку к его креслу, и взял иссохшую руку Шрюда в свою.

Я словно окунулся в стремительную реку.

Ах, Верити, мой мальчик, вот ты где!

Через мгновение я увидел Верити, каким его до сих пор видел король Шрюд. Круглолицый мальчик восьми или девяти лет, скорее дружелюбный, чем умный, и не такой высокий, как его старший брат Чивэл. Но здоровый и располагающий к себе принц, отличный второй сын, не слишком амбициозный, не слишком любопытный. Потом, как будто ступив на берег реки, я рухнул в стремительный грохочущий поток Силы. Я потерял ориентацию, внезапно увидев мир глазами Шрюда. Края того, что он видел, были мутными от тумана. На мгновение я заметил Верити, устало бредущего по снегу.

Что это? Фитц?

А потом меня унесло, и я попал в сердце боли короля Шрюда. Я проник глубоко в него, туда, где травы и дым еще не омертвили его. И я был сожжен мукой боли. Это была медленно растущая боль в его позвоночнике и в голове, толкающаяся и разрастающаяся. От нее нельзя было уйти. Его решения были поглощены болью, которая не давала ему думать и заставляла омертвлять тело и разум травами и курениями, чтобы спрятаться от нее. Но глубоко внутри его затуманенного сознания король все еще был жив, и он был в ярости от своего заточения. Его дух все еще был здесь, он боролся с телом, которое больше не подчинялось ему, и болью, которая пожирала последние годы его жизни. Я клянусь, что увидел его молодым человеком, может быть на год или на два старше, чем я. Его волосы были такими же буйными и непокорными, как у Верити, его глаза были глубокими и полными жизни, а морщины на его лице появлялись только от широкой улыбки. Таким он оставался в своей душе. Он схватил меня, в безумии спрашивая, есть ли выход. Я чувствовал, что задыхаюсь в его хватке.

Потом, как слияние двух рек, еще одна сила ворвалась в меня и закружила в своем течении.

Мальчик? Соберись. Как будто сильные руки подхватили меня и отдельной нитью вплели в ту веревку, которую мы образовали.

Отец. Я здесь. Тебе что-то нужно?

Нет. Нет. Все так, как уже было некоторое время. Но, Верити…

Да. Я здесь.

Бернс больше не верен нам. Браунди пустил в свою бухту красные корабли в обмен на защиту своих городов. Он предал нас. Когда ты вернешься домой, ты должен…

Мысль Шрюда начала блуждать, потеряла силу.

Отец? Откуда у тебя эти известия?

Я почувствовал внезапное отчаяние Верити. Если то, что говорил Шрюд, правда, для Баккипа не было никакой надежды выстоять зиму.

У Регала есть шпионы. Они доставляют ему сообщения, а он передает их мне. Это должно оставаться тайной некоторое время, пока мы не соберемся с силами, чтобы ударить по Браунди. Или пока мы не решим отдать Бернс его друзьям с красных кораблей. Да. Это план Регала. Чтобы защитить Баккип от красных кораблей. Они нападут на Браунди и накажут его сами. Браунди даже послал фальшивую просьбу о помощи. Он хотел заманить наши корабли в ловушку.

Может ли такое быть?

Все шпионы Регала подтверждают это. И я боюсь, что мы больше не можем доверять твоей жене-иностранке. Регал заметил, что она проводит много времени с Брарнди, пока он быт тут, и находит множество поводов оставаться с ним наедине. Регал опасается, что она затевает заговор с нашими врагами, чтобы захватить трон.

ЭТО НЕ ТАК!

Сила гнева Верити пронзила меня, как клинок меча. На мгновение я снова начал тонуть в потоке несущейся сквозь меня Силы, потерянный, беспомощный. Верити почувствовал это и снова подхватил меня.

Мы должны быть осторожны с мальчиком. У него недостаточно сил, чтобы мы могли использовать его таким образом. Отец, я умоляю тебя. Доверяй моей королеве. Я знаю, что она не лжет. И будь осторожен с тем, что докладывают тебе шпионы Регала. Приставь шпионов к шпионам, прежде чем решишь действовать по какому-нибудь из их доносов. Советуйся с Чейдом. Обещай мне это.

Я не дурак, Верити. Я знаю, как удержать мой трон.

Хорошо. Тогда хорошо. Проследи, чтобы о мальчике позаботились. Он этому не обучен.

Кто-то вырвал мою руку — словно из горячей плиты. Я осел, уронив голову на колени. Мир вокруг меня кружился. Я слышал, как рядом со мной король Шрюд пытается отдышаться, как будто только что пробежал много миль. Шут впихнул мне в руку бокал с вином, а потом начал вливать вино по капле в рот короля. Внезапно раздался требовательный голос Волзеда:

— Что вы сделали с королем?

— Им обоим худо! — В голосе шута была паника. — Они разговаривали совсем спокойно, а потом вдруг это! Убери эти проклятые курильницы! Я боюсь, ты убил их обоих!

— Тихо, шут! Мое лечение тут ни при чем.

Но я услышал, что Волзед поспешно ходит по комнате, прикручивая фитильки курильниц и прикрывая их медными чашечками. Окна мгновенно были распахнуты навстречу холодной зимней ночи. Холодный воздух помог мне. Я сел и сделал глоток вина. Мои чувства постепенно возвращались ко мне. Несмотря на это, я все еще сидел, когда Регал ворвался в комнату, требуя немедленно сказать ему, что случилось. Он обратился со своим вопросом ко мне. Шут помогал Волзеду уложить короля в постель.

Я тупо покачал головой, и мое головокружение было непритворным.

— Как король? Он поправится? — заорал Регал.

Волзед поспешно подошел к нему.

— Он, по-видимому, приходит в себя, принц Регал. Я не знаю, что с ним случилось. Не было никаких признаков борьбы, но он устал, как будто бегал наперегонки. Его организм не может вынести такого возбуждения, мой принц.

Регал бросил на меня оценивающий взгляд.

— Что ты сделал с моим отцом? — прорычал он.

— Я? Ничего. — По крайней мере, это было правдой. Что бы ни случилось, это было дело короля и Верити. — Мы тихо разговаривали. Внезапно я почувствовал, что падаю. Как будто я теряю сознание. — Я повернулся к Волзеду: — Может быть, это дым?

— Может быть, — неохотно согласился он и нервно посмотрел на темнеющее лицо Регала. — Мне приходится каждый день добавлять все больше курений, чтобы дым хоть как-то действовал. А король все время требует…

— Молчать! — проревел Регал. Он указал на меня, как на падаль. — Убери его отсюда. А потом вернись, чтобы ухаживать за королем.

В это мгновение Шрюд застонал во сне, и я снова ощутил легкое как перышко прикосновение Силы. Мои волосы встали дыбом.

— Нет! Волзед, иди к королю немедленно. А ты, шут, уведи отсюда бастарда. И проследи, чтобы об этом не говорили среди слуг. Я узнаю, если ты ослушаешься. А теперь иди. Моему отцу плохо.

Я думал, что сам могу идти, но обнаружил, что мне нужна помощь шута, хотя бы для того, чтобы встать. Поднявшись на ноги, я пошел вперед, неуверенно покачиваясь и чувствуя себя так, словно я на костылях. Стены то нависали надо мной, то отдалялись, пол слабо шевелился, как палуба корабля, идущего по мелкой зыби.

— Отсюда я уже справлюсь, — сказал я шуту, когда мы оказались за дверью.

— Ты слишком беспомощен, чтобы оставить тебя сейчас одного, — сказал он тихо, после чего взял меня под руку и принялся тараторить о всякой чепухе. Он изобразил бурные попытки помочь мне, пока мы поднимались наверх, в мою комнату. Он ждал, весело болтая, пока я отопру дверь, и потом вошел вместе со мной.

— Я же сказал тебе, что со мной все в порядке, — буркнул я немного раздраженно. Все, чего я хотел, это лечь.

— Да? А мой король? Что ты там с ним сделал?

— Я не делал ничего! — проскрипел я, садясь на свою кровать. В голове у меня стучало. Чай из эльфийской коры, вот что мне сейчас нужно. Но ее у меня не было.

— Сделал! Ты попросил разрешения, потом взял его за руку. А в следующее мгновение вы оба начали дышать, как рыбы, вытащенные из воды.

— Всего через мгновение? — Мне эти секунды показались долгими часами. Я думал, что прошел весь вечер.