Белый Волк Геммел Дэвид

Глава 10

Старый двухэтажный домик, где помещался «Красный олень», смотрел на гавань и на море. Сюда постоянно захаживали дренайские солдаты и офицеры, несущие службу в Посольском квартале. Даже вагрийские офицеры удостаивали таверну своим посещением — такой славой пользовались здешняя кухня, вино и эль. Две эти армии относились одна к другой с традиционной враждебностью, хотя войны между Вагрией и Дренаном никто из ныне живущих не помнил.

В другом месте эта враждебность непременно бы проявилась, но в «Красном олене» драк никогда не бывало. Ни один человек с той или другой стороны не желал связываться с Нивасом, суровым владельцем таверны. Степень его поварского искусства не уступала свирепости его нрава. Кроме того, память у него была долгая, и гость, вышвырнутый им из «Оленя», мог не рассчитывать на прощение.

Друсс и Скилганнон сидели за столом, глядя на освещенную луной гавань. Суда, несмотря на ночное время, продолжали разгружать, и подводы отъезжали от причалов, спеша доставить провизию в голодный город.

На сердце у Скилганнона было тяжело. Он не ожидал, что станет так скучать по маленькому послушнику. Брейган был последним звеном, связывавшим его с мирной, благостной жизнью, столь желанной для Скилганнона.

Мы такие, какие мы есть, сынок. Мы волки.

Таверна между тем наполнялась. У дальней стены выпивали и смеялись вагрийские солдаты. Многие так и не сняли своих длинных кольчуг, а один сидел в медном рогатом шлеме. Военные и чиновники других держав вели себя тихо — одни ужинали, другие не спеша потягивали вино или эль.

— Сколько стран представлено в Посольском квартале? — спросил Скилганнон Друсса.

Тот пожал плечами:

— Никогда не считал. Я хорошо знаком только с лентрийцами и дренаями, и так посольств больше двадцати. Даже чиадзийское есть.

Друсс осушил кубок с вином. Без шлема и колета с серебряными наплечниками он выглядел точно таким, каким и был — могучим, но немолодым уже человеком лет пятидесяти. Он мог бы сойти за крестьянина или каменщика, если бы не глаза. В их стальном взгляде читалась смерть. Этот человек, как говорят наашаниты, заглянул в очи Дракона.

— Ты и правда Проклятый, паренек? — спросил он внезапно.

Скилганнон перевел дыхание и ответил, глядя ему в глаза:

— Да.

— Может, люди врут, когда рассказывают про Пераполис?

— Нет такой лжи, которая была бы хуже того, что произошло на самом деле.

Друсс подозвал служанку и заказал то, что было в наличии — яичницу с солониной.

— А ты что будешь? — спросил он у Скилганнона.

— То же, что и ты.

Друсс подлил себе вина и помолчал, глядя в окно.

— О чем ты думаешь? — спросил Скилганнон.

— Вспоминаю старых друзей. Особенно одного, Бодасена. Великий был воин. Мы сражались вместе с ним вот на этой самой земле. Несгибаемый солдат и настоящий друг. Я часто о нем думаю.

— Что сталось с ним после?

— Я убил его при Скельне. Сделанного не воротишь, но и не сожалеть о нем я не могу. Мальчонка говорит, ты одно время был монахом. Брат Лантерн, так он тебя называет.

— Человека всегда тянет испробовать что-то новенькое.

— Не шути над этим, паренек. Что привело тебя в монастырь — вера или чувство вины?

— Скорее вина, чем вера, — признался Скилганнон. — Хочешь прочитать мне мораль по этому поводу? Друсс рассмеялся, искренне и непринужденно.

— В этом меня никто еще не подозревал, парень, ни разу за всю мою долгую жизнь. Тот, кто машет топором, в проповедники не слишком годится. А ты что, хотел бы выслушать мои наставления?

— Нет. Того, что я уже не сказал бы сам себе, никто другой мне не скажет.

— Ты все еще состоишь в наашанской армии?

— В Наашане я вне закона. Королева хочет моей смерти. Ты слышал, что за мою голову назначена большая награда.

— Значит, здесь ты не в качестве шпиона?

— Нет.

— Уже легче. — Друсс снова выпил кубок до дна, и Скилганнон улыбнулся.

— Рабалин говорил, что ты намерен посостязаться с тем дренаем, кто кого перепьет. Не рановато ли ты начал?

— Это так, чтобы приготовиться, лентрийское красное, я его два месяца в рот не брал. А ты, я вижу, совсем не пьешь?

— Стараюсь. Как выпью, сразу ввязываюсь в спор.

— Да, с таким мастером, как ты, спорить опасно. Я слыхал о тебе и королеве-колдунье. Говорят, ты был ее телохранителем.

— Был — в те дни, когда на нее охотились. Тогда мы с ней были друзьями.

— Говорят, ты любил ее.

— Это слабо сказано. Я думаю о ней, когда бодрствую, и грежу о ней, когда сплю. Она необыкновенная женщина, Друсс: отважная, умная, талантливая. — Скилганнон помолчал немного. — Все эти эпитеты так плохо отражают действительность, что больше похожи на оскорбления. Я назвал ее отважной, но это не дает о ней никакого понятия. Я не встречал никого храбрее ее. В битве при Карсисе, когда левый фланг обратился в бегство, а центр трещал, генералы советовали ей оставить поле боя. Вместо этого она надела доспехи и выехала на самую середину, где все могли ее видеть. И победила — победила вопреки всякой вероятности.

— Похоже, тебе следовало бы жениться на ней. Или она не испытывала к тебе того же, что ты к ней?

— Говорит, что испытывала, — пожал плечами Скилганнон. — Кто знает? Тут замешана политика, Друсс. В те опасные времена она нуждалась в союзниках, и единственным сокровищем, которым она обладала, была ее родословная. Если бы мы поженились, она никогда не собрала бы достаточно войск, чтобы вернуть отцовский трон. Все принцы и князья, что сражались под ее знаменем, надеялись завоевать ее сердце, а она играла ими.

Девушка подала им еду. Они молча поужинали, и Друсс, отодвинув тарелку, проговорил:

— Ты ничего не сказал о собственных действиях при Карсисе. Я слышал, что ты остановил панику на левом фланге и повел людей в контратаку. Именно это обеспечило вам победу.

— Да, я тоже слышал эту байку. Она возникла из-за того, что история пишется мужчинами. Женщине в мужском мире нелегко дождаться похвал. Я солдат, Друсс. Это у меня в крови. Если бы Джиана не появилась перед рядами и не вдохнула в людей мужество, никакие мои потуги не спасли бы положения. Бокрам смял наш левый фланг, и люди бежали в лес толпами. Увидев королеву, Бокрам отозвал назад половину преследовавшей их кавалерии, что было не так уж глупо. Покончив с Джианой, он мог бы преследовать бегущих солдат сколько ему угодно. В итоге я получил время, чтобы собрать вокруг себя часть беглецов. И наша контратака действительно доконала Бокрама. Имей узурпатор побольше мужества, он мог бы еще выиграть бой. Но история учит нас, что трус все-таки редко одерживает победу.

— И на войне, и в жизни, — согласился Друсс. — Так почему же она теперь хочет убить тебя?

— Она женщина с твердым характером, Друсс. — Скилганнон развел руками и неожиданно улыбнулся. — Не любит, когда что-то выходит не по ее. Она послала ко мне своего любовника — отобрать то, что сама же мне подарила. Он заявился в сопровождении солдат. Не знаю, приказывала ли она ему убить меня — возможно, и нет, но в итоге я сам убил его. После этого за мою голову назначили награду.

— Ты был солдатом, паренек, был монахом. Что дальше?

— Слышал ты когда-нибудь о Храме Воскресителей?

— Вроде бы нет.

— Я хочу найти его. Там будто бы творят чудеса, а я нуждаюсь в чуде.

— Где же он, этот храм?

— Не знаю, Друсс. То ли в Намибе, то ли в надирских землях, то ли в Шемаке. Может быть, его и вовсе нет и это только легенда. Но я это выясню.

Дверь отворилась, и Скилганнон, увидев молодого солдата с трезубой бородкой, сказал:

— Вот и твой питейный соперник. Я пройдусь, подышу морским воздухом.

Диагорас сел на место, освобожденное убийцей-наашанитом, и заметил, что бутылка лентрийского красного опустела наполовину.

— Да ты, никак, без меня начал, старина, — сказал он, наливая себе.

— Надо же дать тебе хоть какую-то фору, мальчуган.

Диагорас посмотрел, как закрылась дверь за наашанитом.

— Ты попал в дурную компанию, Друсс. Что у тебя общего с этим полоумным мясником?

— Меня и самого так называли, а он пришелся мне по душе. Несколько дней назад он помог мне — будь он подлецом, не полез бы на рожон таким манером. Мало того, он еще помогал беженцам отбиваться от зверолюдов. Скилганнон не просто мясник, которым его ославили. Доложил ты своим, что он в городе?

— Да. Ган Сентрин обеспокоен. Проклятый, кажется, больше не наашанский офицер. Королева-колдунья объявила его вне закона и назначила цену за его голову.

— Так и есть. Он сам мне сказал. — Друсс потер глаза. Диагорас находил, что вид у него усталый, а в бороде после Скельна прибавилось серебра. Время, как говорил поэт, — бесконечная, жестокая река. Диагорасу хотелось продолжить разговор о злодее Скилганноне, хотелось понять, как может герой наподобие Друсса питать симпатию к такому человеку. Но он знал Друсса достаточно хорошо и понимал, что сейчас лучше помолчать. Взгляд Друсса стал мрачен, лицо отвердело. Диагорас знал, что это означает. В мире нескончаемых оттенков серого Друсс-Легенда видит все либо в черном, либо в белом цвете. Каждый человек в его глазах либо хорош, либо плох. В этом случае, правда, такой подход вряд ли приемлем, ведь Друсс далеко не дурак. Диагорас смаковал свое вино. Он всегда чувствовал себя хорошо в обществе старого воина. Тот, может быть, и наивен, но исходящая от него уверенность неизменно успокаивает.

— Слыхал ты, что Манагин, скельнский герой, состоит теперь в правительстве Абалаина? — через некоторое время спросил Диагорас. — И всегда носит полученную при Скельне медаль.

— Что ж, он ее заслужил. А твоя где?

— Проиграл в кости пару лет назад. Если честно, Друсс, я потерял там слишком много друзей, и мне не очень-то хочется вспоминать об этом. А от людей, которые сожалеют, что их там не было, меня просто тошнит. Я бы мешок золота отдал, чтобы никогда там не бывать.

— Не стану спорить с тобой, паренек. Я потерял друзей и с нашей, и с чужой стороны. Хорошо бы еще дело того стоило.

— Что ты говоришь? — опешил Диагорас. — Благодаря Скельну мы сохранили свободу.

— Мы-то сохранили, зато здесь, на востоке, война и посейчас не затихает, так ведь? — Друсс выпил и снова налил себе вина. — Ладно, не слушай. Вино иногда на меня хандру нагоняет. Что там слышно про слугу Орасиса?

— Лекарь дает ему снотворное. Он был страшно измучен и перепуган до смерти. Насколько нам известно, в тюрьме он просидел около двух месяцев, и может статься, что Орасис был там вместе с ним.

— В тюрьме? Чепуха. Как он мог бы туда попасть?

— Не могу тебе на это ответить. Здесь царила полная неразбериха. Никто не понимал, что, собственно, происходит. Последние недели мы держали Посольский квартал на запоре. Город был охвачен беспорядками, людей убивали и вешали. Король совершенно свихнулся, Друсс. Рассказывали, будто он бегал по дворцу, кидался с мечом на собственную охрану и вопил, что он бог войны. В конце концов его убил свой же генерал, Железная Маска. Тогда тантрийцы сдались и открыли ворота датианам. Оно и к лучшему. Знаешь, что было бы, если бы город взяли приступом?

— Как не знать. Разбой, насилие, резня. Скилганнон верно сказал: будь у тантрийцев лучшие правители, они бы так легко не отделались. Так за что же Орасис мог попасть в тюрьму?

— Ума не приложу, Друсс. Я выяснил только, что в Мелликан он приехал по личным причинам, не по государственным делам. Каждый день он уходил в город, иногда со слугой, иногда без. Тебе надо поговорить с этим человеком, но ты должен понимать, дружище, что Орасиса, возможно, уже нет в живых.

— Если так, я найду того, кто его убил, и того, кто отдал приказ, — холодно заявил Друсс.

— Через четыре дня, если сам не справишься, я тебе в этом помогу. К тому времени мой срок истечет, и я выйду в отставку. Помогу тебе разузнать, что произошло, и подамся домой, в Дренан. Пора жениться и завести сыновей, чтобы приглядывали за мной в старости.

— Буду рад твоей помощи, паренек. С врагами я расправляться умею, а вот в розыске ничего не смыслю.

— Был слух, будто Орасис с месяц назад уехал на юго-восток. Возможно, сплетню распустил как раз тот, кто засадил его в тюрьму. Ты ведь там был?

— Да. Там будто бы видели Орасиса на его белом коне, в сопровождении солдат. Но потом оказалось, что это был купец, немного похожий на него — рослый, толстый, со светлыми волосами. И не с солдатами, а со своей охраной. Я догнал их в одном торговом городке за шестьдесят миль отсюда. Белый мерин и верно принадлежал Орасису. Купец показал мне расписку, полученную от князя. Я узнал его руку, тут все без обмана.

— Надеюсь, что завтра мы уже сможем поговорить со слугой. Ты как, готов к нашему питейному состязанию?

— Нет, парень. Сегодня еду и выпивку ставлю я. Посидим и потолкуем о былых подвигах, как положено старым солдатам. Посудачим о том, что делается в мире, и уж верно найдем сто надежных способов поправить дела. А назавтра у нас будет трещать голова, и мы их все позабудем.

— Ничего не имею против. — Диагорас подозвал служанку: — Две бутылки лентрийского красного, милая, да подай кубки побольше этих.

Скилганнон шел по гавани, обходя снующих по сходням усталых грузчиков. Плеск волн о сваи, запахи соли и водорослей действовали успокаивающе.

Мелликану посчастливилось: он сдался вовремя, и в осадивших его солдатах не успела разгореться слепая ненависть. Чем дольше осада, тем больше зла накапливается в душах бойцов. Люди теряют своих друзей, братьев. Они смотрят на стены города с нарастающим гневом и мечтают о мести. Как только в стене появляется брешь, они врываются в город, словно демоны, и отводят душу, убивая направо и налево.

Скилганнон с содроганием вспомнил ужасы Пераполиса. Мелликанцы, наверное, думают, что теперь, когда их маленькая война закончилась, им ничего не грозит. Что-то они почувствуют, когда на них обрушится армия Наашана?

«Меня к тому времени здесь уже не будет», — решил он.

Стоя на пустом молу, он смотрел, как дробится в воде отражение луны. Джиана, возможно, уже послала людей на его розыски. Рано или поздно его найдут, выйдут к нему из темного переулка или из-за деревьев в лесу. А может быть, явятся, когда он будет спокойно сидеть в таверне, думая о другом. Вряд ли они будут заявлять о своих намерениях или искать честного единоборства. Скилганнон смертельно опасен. Даже без Мечей Дня и Ночи, а с ними почти непобедим.

Услышав позади тихие шаги, он обернулся. К нему шли двое мужчин в мокрых насквозь лохмотьях, оба с ножами.

Они, должно быть, вошли в реку ниже ворот Посольского квартала и выплыли в гавани. Оба были тощие, хилые и уже не молодые.

— Давай деньги, — сказал один Скилганнону, — и мы тебя не тронем.

— Вы меня и так не тронете. Убирайтесь-ка лучше, я не хочу вас убивать.

Тот, кто говорил, оробел, но второй кинулся на Скилганнона. Он отвел удар ножа предплечьем, зацепил грабителя за ногу и повалил. Сапог Скилганнона наступил на руку с ножом. Поверженный, завопив, разжал пальцы. Скилганнон подобрал нож.

— Лежи смирно, — велел он. — Вы, ребята, не за свое дело взялись. Что это вам вздумалось?

— Дома жрать нечего, — ответил второй. — Дети ревут от голода. Это все, — он махнул в сторону кораблей, — пойдет богачам. Не стану я смотреть, как мои дети помирают с голоду, лучше сам подохну.

— И подохнешь, будь уверен. — Скилганнон со вздохом бросил нож на доски и достал из кошелька тяжелую золотую монету. — Зайдите в таверну и купите себе еды, а после ступайте домой и забудьте об этих глупостях.

Лежащий вскочил на ноги, снова завладев ножом.

— Ни к чему нам крошки со стола этого ублюдка, Гарак! Видал, сколько у него золота? Мы заберем все. Хватай его!

— Тебе решать, Гарак, — сказал Скилганнон. — Я предлагаю тебе деньги, на которые ты сможешь кормить семью целый месяц. В противном случае ты больше ее не увидишь. Я прощать не умею и второй раз предлагать не стану.

Грабители переглянулись, и Скилганнон понял, что сейчас они опять набросятся на него, а он их убьет, еще две жизни пропадут впустую. Дети Гарака лишатся отца, а на совести у Скилганнона будут еще две души. Потом, как всегда, он ощутил тяжесть ножен у себя за спиной, ощутил острое желание обнажить Мечи Дня и Ночи, стиснуть пальцами гладкую кость рукоятей, рассечь живую плоть, увидеть, как брызнет кровь. Он не противился больше своему нарастающему голоду.

— Брат Лантерн! — позвал голос Рабалина. Скилганнон, не оборачиваясь, смотрел на грабителей. Он слышал, как парень идет по молу, и видел, как поглядывает на него Гарак. Смертельное мгновение прошло, и Скилганноном овладел гнев.

— Я возьму деньги, хозяин, — сказал Гарак, убирая нож. — Что за времена… Так-то я столяр, мебельщик.

Скилганнон, стоя неподвижно, перевел дух. Всю свою волю он потратил на то, чтобы не убить этого человека. Он молча протянул Гараку золотой. Второй оборванец злобно глянул на Скилганнона, и оба зашагали на берег мимо Рабалина.

Скилганнон дрожащими руками взялся за поручни мола.

— Друсс сказал мне, что ты пошел погулять. Прости, если побеспокоил.

— Хорошо, что побеспокоил. — Жажда крови понемногу проходила, и Скилганнон спросил: — Что думаешь делать дальше, Рабалин?

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Домой бы вернуться, да нельзя. Может, поищу работу здесь, в городе.

Рабалин смотрел на него, и Скилганнон понимал, что мальчик ждет его приглашения.

— Со мной тебе тоже нельзя, Рабалин. Не потому, что твое общество мне неприятно. Ты славный парень и смелый. Но за мной охотятся, и когда-нибудь меня выследят. На моей совести и без того достаточно жизней, чтобы добавлять к ним еще и твою. Тебя звал Брейган — почему бы тебе не пойти к нему в собор?

— Может, и пойду, — с нескрываемым разочарованием пробормотал Рабалин. — А как же твоя рубашка? Мне больше нечего надеть.

— Оставь ее себе. И вот еще, возьми. — Скилганнон выудил из кошелька еще один золотой. — Пусть монахи тебе его разменяют, и ты купишь какую-нибудь одежду на смену, а остальное отдашь им за свое содержание.

— Золото, — разглядывая монету, удивился Рабалин.

— Ну да.

— Никогда еще не держал в руках золота. Когда-нибудь я верну тебе долг, обещаю. Что это с тобой? У тебя руки дрожат.

— Ничего, просто устал.

— Я думал, ты будешь драться с теми двумя.

— Это не было бы дракой. Твой приход спас им жизнь.

— А кто они?

— Просто голодные, которые хотели накормить свои семьи.

По морю прошла рябь от порыва холодного ветра.

— А у тебя есть семья? — спросил Рабалин.

— Раньше была, теперь нет.

— Тебе не одиноко? Мне стало очень одиноко, когда тетя Атала умерла.

Скилганнон сделал глубокий вздох, и дрожь в руках унялась.

— Да, пожалуй.

Рабалин облокотился на поручни рядом с ним, глядя на бегущую по воде лунную дорожку.

— Я не думал, что так будет. Она меня здорово раздражала, тетка. Вечно кудахтала надо мной. А как не стало ее, я и понял, что больше никто надо мной так не будет кудахтать. Если даже кто и будет заботиться, то все не как она, понимаешь?

— Понимаю. Меня после смерти отца воспитывала супружеская пара, Спериан и Молаира. И Молаира тоже всегда беспокоилась, хорошо ли я ем, вовремя ли ложусь и достаточно ли тепло одеваюсь.

— Вот-вот, — улыбнулся Рабалин. — Точно как моя тетушка. Не заслужила она такой смерти, — продолжал он уже без улыбки. — А пока жива была, так ничего хорошего от меня и не дождалась. Хоть бы я подарок какой-нибудь ей купил, что ли. Не дом с садом, так хотя бы шелковый шарфик. Ей так нравился шелк.

— Судя по твоим словам, она была славная женщина, — тихо сказал Скилганнон, видя, как мальчик горюет. — И я думаю, ты дал ей больше, чем тебе кажется.

— Ничего я ей не дал, — с горечью бросил Рабалин. — Надо было мне убить Тодхе раньше, тогда она была бы жива.

— Знаешь, Рабалин, «надо было» и «если бы» — самые бесполезные на свете слова. Если бы мы могли прожить свою жизнь заново. Если бы не сказали кому-то недобрых слов. Если бы повернули налево, а не направо. Никакой пользы от «если бы» нет. Мы совершаем ошибки и идем дальше. Мне в жизни приходилось принимать решения, которые стоили жизни тысячам людей. Хуже того: из-за меня умерли страшной смертью те, кого я любил. Я бы спятил, разреши я себе играть в это «если бы». Ты хороший, сильный молодой парень. Твоя тетя хорошо тебя воспитала. За ее любовь ты отплатишь ей тем, что будешь любить других: жену, детей, своих друзей. Это лучший подарок, который ты можешь ей сделать.

Они помолчали, слушая, как плещет вода о сваи мола.

— Зачем какие-то люди охотятся за тобой? — спросил Рабалин.

— Их послал человек, который хочет моей смерти.

— Он, должно быть, сильно тебя ненавидит.

— Нет, она любит меня. А теперь я хотел бы побыть один, дружище. Мне надо подумать. Ступай в таверну, я к вам позже приду.

Скилганнона до сих пор удивляло, что из всех мгновений, пережитых им вместе с Джианой, из всех волнений, потрясении и страстей, ему так ярко запомнилась та их короткая прогулка от бань к его дому.

Успешно одурачив шпионов, они шли рядом, рука об руку. Сквозь легкую ткань ее желтой туники проглядывали соски маленьких твердых грудей. Голова шла кругом от резкого запаха ее дешевых духов. Ему очень вдруг захотелось, чтобы она на самом деле была той, за кого себя выдавала. Скилганнон открыл для себя восторги любви еще прошлым летом, в тех же банях, но никогда никого не желал так, как эту девушку, идущую под руку с ним.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила она. Он не мог мыслить ясно из-за болезненных спазмов в животе.

— Так что же? — настаивала она.

— Поговорим об этом у меня дома, — сказал он, пытаясь выиграть время.

— А что ты скажешь своим слугам?

Действительно, что? Спериан молчалив и мало с кем общается, зато Молаира мелет языком за двоих.

— Куда вас хотел увести Гревис, когда удастся покинуть город? — спросил Скилганнон.

— На восток, в горы. Там есть племена, сохранившие преданность нашему дому. Может, перестанешь пялиться на мою грудь? Меня это смущает.

Он поспешно отвел глаза.

— Прощу прошения, ваше высочество.

— Так меня лучше не называть.

— Да. Я не такой уж тупица, как может показаться. Вы самая красивая девушка из всех, кого я видел, вот мысли и путаются.

— Мое имя — Сашан, — пропустив его излияния мимо ушей, сказала она. — Повтори вслух.

— Сашан.

— Умница. Так что же слуги?

— Я скажу им, что встретил вас в банях, что зовут вас Сашан и что вы какое-то время у меня поживете. Велю Спериану выплачивать вам содержание — тридцать серебряных монет в неделю. Это отведет от нас подозрение. С этими деньгами вы сходите на рынок и купите себе… что захотите.

— Я вижу, что цены на любовь тебе хорошо известны, юный Олек.

— Да, Сашан, и ты тоже должна их знать.

Она засмеялась дразнящим гортанным смехом.

— Будь я шлюхой, у тебя недостало бы денег купить меня.

— Будь ты шлюхой, я бы отдал все, что у меня есть, за одну ночь с тобой.

— И не пожалел бы, поверь. Я бы все отработала, до единого грошика. Однако я не шлюха — где же я в таком случае буду спать?

— У нас полно свободных комнат.

— Но что об этом подумают твои слуги? Ты приводишь с улицы девку, а сам с ней не спишь? Нет, Олек, мы будем спать в одной комнате — но и только, имей в виду.

Дома Скилганнон представил Сашан Спериану и Молаире. Садовник промолчал, но Молаира напустилась на мужа:

— Ты что, намерен ему это разрешить?

— Мальчику всего три недели до совершеннолетия. Пусть делает что хочет.

— Стыд и срам, — фыркнула Молаира и удалилась. Принцесса прошла в гостиную, а Спериан шепотом спросил Скилганнона:

— Эта девушка — та, кто я думаю?

— Да, только Молаире не говори.

— Она выглядит очень убедительно в этой желтой тунике.

— Да уж.

Джиана выглянула из двери и улыбнулась Спериану. — Боюсь, что твоей жене я не понравилась.