Белый Волк Геммел Дэвид
— Это плохо не столько для тебя, сколько для меня, ашан. Она мне теперь все уши прожужжит, глаз не даст сомкнуть. Ступайте-ка вы с Олеком в сад, а я принесу вам попить и поесть.
В саду на закате солнца было свежо и прохладно. Джиана опустилась в кресло, вытянув свои длинные ноги, и Скилганнон устремил взор на цветочную клумбу.
— Он знает, правда? — спросила она.
— Да. Он ведь знал, что Гревис вас прячет — он-то и послал меня к нему. Я догадывался, что его нам провести не удастся. Но он никому ничего не скажет, даже Молаире.
— Надеюсь, у него хватит на это ума. Доверять секрет этой толстой корове — все равно что черпать воду неводом.
— Она хорошая, — резко заметил Скилганнон. — Не надо так о ней говорить.
Удивление на лице девушки тут же сменилось гневом, серые глаза холодно блеснули.
— Ты забываешь, с кем разговариваешь.
— Я разговариваю с Сашан, которая живет у меня в доме за тридцать серебреников в неделю.
Джиана отвернулась. Она и в профиль была прекрасна, несмотря на плохо покрашенные желтые волосы с красными кружками на висках.
— Долго ли мне придется пробыть здесь? — спросила она.
— Сейчас солдаты обшаривают весь город, и ворота бдительно охраняются. Но через три недели наступит Праздник Урожая, и сюда съедутся крестьяне и купцы со всего государства. После праздника они начнут разъезжаться по домам, и это, думаю, будет самое подходящее время.
— Стало быть, месяц?
— Никак не меньше.
— Долгим мне покажется этот месяц.
Скилганнон не имел тогда представления, каким долгим этот месяц покажется ему. Он стал понимать это с первой же ночи в их комнате, что выходила на запад, в сад. Несмотря вполне достаточную ширину кровати, он лежал без сна, чувствуя идущее от Джианы тепло. Каждый порыв воздуха из окна доносил до него запах ее волос. Ночью она тихо поднялась с постели, и он увидел у окна силуэт ее обнаженного тела. Им сразу же овладело до боли острое возбуждение. Она закинула руки за голову, запустив пальцы в волосы. Он пожирал глазами изгиб ее талии, длинные плавные линии ног. Она прошлепала по комнате и налила себе воды, а он, зажмурившись, попытался изгнать из головы ее образ — тщетная попытка. Миг спустя она снова скользнула в постель рядом с ним.
— Не спишь? — спросила она.
Он хотел было притвориться спящим, но потом ответил:
— Нет. А тебе почему не спится? Может, постель неудобная?
— Нет. Я думала о матери. О том, увижу я ее снова или нет.
— Гревис — умная голова. Уверен, он обязательно осуществит то, что задумал.
— Она носит при себе яд. В перстне. Если за ней придут, она примет его.
— А ты? У тебя тоже есть яд?
— Ну уж нет! Я убегу. Отомщу за отца и скину Бокрама с трона.
— Это будет непросто, Сашан. Он пользуется поддержкой императора. Даже если ты соберешь армию, равную Бокрамовой, тебе придется иметь дело с Бессмертными, а их никто еще не побеждал, ни разу.
— Горбен падет, — ответила она. — При его непомерном честолюбии и гордыне это неизбежно. Отец понимал это, только время рассчитал неверно. Горбен ни за что не остановится. Он будет расширять свою империю и когда-нибудь ступит на один шаг дальше, чем следует. В Готир, к примеру, или в Дренан.
— А если этого не случится?
Она подкатилась к нему.
— Тогда я найду способ его соблазнить. Ни одна из его жен не родила ему сына, а я рожу. И скину Бокрама с трона.
— Уверенности тебе не занимать, но мне как-то не верится, что Бокрам в это время трясется от страха.
— Надеюсь, что не трясется. Мы с матерью для него пока всего лишь досадная помеха. Он боится одного: что я убегу и выйду замуж за какого-нибудь сильного правителя. Да и это его не слишком тревожит, ведь нет такого правителя, у которого достало бы сил его свергнуть.
— Как же ты в таком случае думаешь добиться успеха?
— Принцев и вождей племен, согласных жениться на мне, наберется не меньше полусотни. Если их всех объединить, у нас будет армия, способная завоевать весь мир.
— Хочешь выйти замуж за полсотни мужчин сразу? По-моему, роль шлюхи дурно влияет на твой рассудок.
— Маланек говорил, что ты умный и быстро соображаешь. Может, он ошибался?
— Мне трудно быстро соображать, когда я лежу в постели с голой женщиной.
— Вы, мужчины, все одинаковы, — засмеялась она и откатилась обратно. — Ладно, посплю, пожалуй.
Немного погодя он тоже умудрился вздремнуть, но просыпался каждый раз, стоило ей шевельнуться. Однажды она уронила руку ему на грудь и придвинула голову к его плечу.
На рассвете он проснулся окончательно, вялый и разбитый. Джиана еще спала. В серой тунике и сандалиях он спустился вниз. Молаира, которая уже резала овощи на кухне, послала ему презрительный, по ее мнению, взгляд. Скилганнон подошел и чмокнул ее в щеку.
— Твоему отцу это не понравилось бы, — залившись краской, сказала она.
— Да, может быть, — признал Скилганнон.
— Поглядел бы ты на себя. Сразу видно, всю ночь развратничал.
Скилганнон со смехом покинул ее и вышел в сад. Спериан, стоя на коленях, пропалывал клумбу, и он стал ему помогать. Закончив работу, оба вернулись в дом, отмыли руки и сели завтракать, Молаира занялась стиркой, а Скилганнон сказал Спериану о деньгах, которые следовало выплатить Сашан.
— Да, это разумно, вот только насчет похода на рынок я не уверен. Вряд ли она бывала там хоть раз в жизни.
— Я думаю, она справится. За домом следит кто-нибудь?
— Двое. Почитай всю ночь тут проторчали, а утром их сменили другие. Ты уже подумал, что скажешь Бораниусу, если он вернется? Он с ней встречался раньше?
От этого вопроса у Скилганнона свело живот.
— Не знаю. Спрошу у нее.
Спериан поставил на поднос нарезанный хлеб и сыр.
— Вот, отнеси ей.
Джиана проснулась, но еще не вставала.
— Я принес тебе завтрак, — сказал Скилганнон. Она села, и простыня соскользнула с нее, обнажив грудь. — Ты бы хоть оделась! — вспылил он.
— Какой ты вскидчивый с утра, Олек. Не выспался, наверное? — Взяв у него поднос, она спокойно поела и встала с постели. Скилганнон, сидя к ней спиной, слышал, как она смеется. — Можешь смотреть, мой стыдливый друг. — Она снова надела свое желтое платье и уселась на плетеный стул у окна.
— Ты когда-нибудь встречалась с Бораниусом?
— Это имя ничего мне не говорит, — пожала плечами она.
— Высокий, красивый, с золотыми волосами. Учился у Маланека.
— Да, теперь вспомнила. Изумрудные глаза и надменный рот. Почему ты спрашиваешь?
— Он может прийти сюда. Не нужно, чтобы он тебя видел.
— Ты беспокоишься попусту, Олек. Во время единственной нашей встречи я была разодета в шелка, волосы у меня были темные, на голове диадема с семьюдесятью бриллиантами, лицо накрашено. Он поцеловал мою руку и тут же перевел взор на отца, которому очень старался понравиться.
— Все равно, Бораниус не дурак. И его люди продолжают следить за домом.
— Вот я и покажусь им. Ты дашь мне денег, и я пойду на рынок. Куплю себе ожерелье и новое платье.
— Похоже, все это доставляет тебе удовольствие.
Улыбка сошла с ее лица.
— А ты чего хотел, Олек? Чтобы я забилась в угол и дрожала там в ожидании, пока сильные мужчины меня спасут? Либо я добьюсь своего, либо меня схватят и убьют. Ни один мужчина на свете не заставит меня бояться. Я этого не допущу. А на рынок я и правда схожу с удовольствием. Для меня это внове. Пройдусь по солнышку и буду наслаждаться свободой. Я Сашан, а Сашан незачем опасаться ни Бораниуса, ни кого-то еще.
Скилганнон, пристально посмотрев на нее, кивнул и поклонился.
— Ты необыкновенная женщина.
— Правда твоя. Расскажи, как вести себя на рынке.
Он объяснил, что первую цену никто не платит, и научил ее торговаться, а также предупредил, что есть места, куда женщины не допускаются: игорные дома, трактиры и храмы.
— В храм тоже нельзя? — удивилась она.
— Только не через главный вход. Есть боковые двери, ведущие на галерею. Женщинам не полагается приближаться к алтарю.
— Вздор какой! — вскричала она.
— И разговаривать им в храме не полагается, — с улыбкой добавил он.
— Я все это поменяю, как только взойду на трон, — сощурив серые глаза, пообещала она.
Скилганнон с нежностью вспоминал, как она вышла тогда из дома. Ее крашеные волосы и дешевая желтая туника на солнце сверкали золотом. Она немного преувеличенно покачивала бедрами и широко улыбалась проходящим мимо мужчинам. Только он один знал, сколько надменности и отваги вкладывала она в это свое представление.
— Нет и не было на свете такой женщины, как ты, Джиана, — прошептал стоящий на молу Скилганнон, глядя на луну в небе.
День у Джианы, королевы Наашана, выдался долгий и утомительный. Как только рассвело, она принялась читать пространные донесения с мест военных действий на юго-востоке — в Матапеше, Пантии и Опале. Ее войска несли тяжелые потери, особенно в джунглях Опала, однако захватили три главных алмазных рудника. Алмазы позволят ей закупить железо в Вентрии и оружие у прославленных готирских мастеров. Завтракала она с четырьмя князьями из Северного Наашана, обещавшими дать ей людей для предстоящей войны в Тантрии. После этого она встречалась со своими советниками, изучала ведомости по сбору налогов и проверяла состояние казны.
Теперь, в сумерках, она прогуливалась со своим телохранителем в Королевских Садах, где уже зажглись фонари на высоких железных столбах. Ее сопровождал командующей конницей Аскелус, высокий и грозный. И он, и телохранитель Маланек, бывший учитель фехтования, не отнимали рук от мечей.
— Говорят, что молния дважды в одно место не ударяет, — со смехом заметила Джиана.
— Ваше величество слишком рискует, — возразил Маланек. Лунный свет делал складки у него на лице еще глубже.
Перестав быть действующим бойцом, он больше не брил голову, но высокий гребень и длинный хвост на затылке сохранил как знаки своего непревзойденного мастерства. Седину он скрывал под черной краской, и королева, любившая старого воина, относилась к этому снисходительно.
— Какой-то риск всегда остается, Маланек, — сказала она. — И ты же видишь, я надела кольчугу, которую ты велел выковать для меня.
— Да, и вы в ней очень хороши. Потому-то вы ее и носите, я так думаю.
Он, конечно, был прав. Длинная, до бедер, серебряная кольчуга с широким поясом, на подкладке из мягкого сафьяна, подчеркивала стройность ее талии. Мерцая при луне, Джиана шла к Озеру Снов, мраморному бассейну с изваянием женщины. Вокруг воздетой к небу руки статуи обвилась змея. Статуя изображала Джиану, и она, гуляя в парке, всегда останавливалась посмотреть на свое подобие.
Десять дней назад из кустов у пруда выскочили двое убийц, переодетые дворцовыми слугами. В ту ночь с ней был один Маланек. Он, несмотря на почтенный возраст, успел выхватить саблю и отбил атаку. Первого он убил на месте, но второй проскочил мимо него и с ножом бросился на Джиану. Королева, высоко подскочив, ударила его в лицо сапогом и отшвырнула назад, а Маланек заколол ударом в спину. Возможность допросить убийц отпала, и кто послал их, осталось тайной.
Это было уже четвертое покушение за последние два года.
— Я состарюсь, а она всегда будет прекрасна, — с грустью произнесла Джиана, глядя на статую.
— Зато она никогда не сядет на коня, — заметил Маланек, — не сможет полюбоваться закатом. И не узнает, что такое любовь народа.
— Любовь народа недолговечна. Люди бросали цветы вентрийцам и украшали гирляндами коня Бокрама. Они переменчивы.
Впереди наконец показались высокие стены и новые ворота личной резиденции Джианы. Двое часовых, выбранных Аскелусом, отдали честь.
— Кто в доме? — спросил Аскелус.
— Четверо советников королевы, пять горничных, слепой арфист и гонец из Мелликана. Вентрийский посол просит аудиенции — его посланец ждет у галереи.
Часовые отворили ворота, и Джиана вошла.
— Отослать их всех прочь? — спросил Маланек.
— Арфист Эмпаро пусть останется, я хочу послушать его игру. С вентрийским послом я встречусь завтра утром, перед заседанием Совета. Пусть его проводят сюда, и мы вместе позавтракаем. — Джиана задержалась у двери в дом. — Гонца из Мелликана я приму немедленно. Ты, Аскелус, со мной.
Воин, кивнув, распахнул перед ней дверь. Внутри горели лампы, бросая блики на обитую шелком мебель. Пять горничных в белых платьях присели перед королевой.
— Можете идти спать, — махнула на них Джиана, и они, снова сделав реверанс, удалились.
Маланек, отправившись вслед за ними, привел плечистого офицера с усталыми глазами. Тот отвесил королеве поклон и стал ждать, когда заговорит она.
— Вы проделали долгий путь, — сказала Джиана.
— Да, ваше величество. Четыреста миль за десять дней. Мелликан вот-вот падет.
— Что еще вы желаете сообщить?
— Я привез сведения относительно тех, кто верен вашему величеству, и относительно тех, чьи судьбы нам предстоит… рассмотреть. Все бумаги я передал Маланеку.
— Я прочту их и тогда вызову вас снова. — Джиана никак не могла вспомнить имени этого человека. — Но почему вы решили дождаться меня нынче вечером?
— Новости о Скилганноне, ваше величество.
— Он мертв?
— Нет, ваше величество. Он покинул монастырь до прибытия наших людей. Мы полагаем, что он отправился в Мелликан.
— Мечи при нем?
— Он убил нескольких человек из ближнего городка, когда горожане вознамерились вторгнуться в монастырь. По нашим сведениям, он воспользовался оружием, которое отнял у них же.
— Мечи у него, я знаю, — сказала Джиана.
— Трудно поверить, что он сделался монахом, — вставил Аскелус.
— Отчего же, — не согласился Маланек. — Скилганнон вкладывал душу во все, чем занимался, — а разве это не дар Истока?
— Он боец, — пожал плечами Аскелус, — и вся эта духовная белиберда не для него. Любовь побеждает все, прощайте врагам своим и прочее. Побеждают солдаты, а тот, кто прощает своих врагов, долго на этом свете не задержится.
— Замолчите, вы оба, — велела Джиана и спросила гонца: — Кто из наших его преследует?
— Я передал нашему мелликанскому посольству, чтобы последили за ним. Есть еще те двадцать конных в городе Скептии и один наемный убийца, весьма искусный, с которым можно связаться. Какие приказания мне надлежит им послать?
— Я подумаю. Приходите утром, и я вам скажу. — Джиана жестом отпустила гонца и в задумчивости села на шелковую оттоманку.
Маланек с Аскелусом молча ждали.
— Я хочу выслушать ваше мнение, — сказала наконец королева, подняв на них глаза. Они продолжали молчать, и у Джианы упало сердце. — Неужели даже старые друзья боятся меня? Ну же, Маланек. Говори.
Старый воин вздохнул, набрал воздуха и начал:
— Вы довольно сурово поступаете с теми, кто высказывается откровенно, ваше величество.
— Пешел Бар был изменником — за это я и казнила его, а не за то; что он высказывался откровенно. Он пытался настроить против меня других, потому и умер.
— Его попытка в том и состояла, что он говорил откровенно. Он полагал, что вы не правы, и высказал это вам в лицо. Теперь уже никто, у кого есть хоть капля рассудка, не скажет вам того, что думает. Вам будут говорить лишь то, что вы хотите услышать. Но я, пожалуй, слишком стар для таких ухищрений и потому отвечу: я любил Скилганнона и люблю до сих пор. Этот человек сделал больше всех остальных, чтобы вернуть вам ваш трон. Оставьте его в покое, вот что я вам скажу. Пусть живет.
— Ты забыл, что он убил Дамалона?
Маланек взглянул на Аскелуса. Тот молчал, и старый воин с горькой усмешкой покрутил головой.
— Нет, ваше величество, не забыл. Только потеря Дамалона, вы уж простите, мало меня опечалила. Его я как раз всегда недолюбливал.
Джиана встала, гневно сверкая серыми глазами, но голос ее прозвучал сдержанно, почти мягко:
— Скилганнон предал меня. Он уехал без разрешения королевы, дезертировал из армии, похитил оружие, которому нет Цены. По-твоему, все это следует оставить безнаказанным?
— Я свое слово сказал, ваше величество.
— А ты, Аскелус?
— Вы наша королева. Тот, кто вам подчиняется — добрый вассал, кто не подчиняется — предатель. Все очень просто, Скилганнон вам не подчинился. В вашей воле осудить его или простить. Я всего лишь солдат, и не мне советовать вам в таком деле.
— Ты убил бы его, получив от меня такой приказ?
— Не задумываясь.
— Но сделал бы это с тяжелым сердцем?
— С великой грустью, ваше величество.
Джиана отпустила обоих и приняла ожидавших ее советников. Поговорив с ними и подписав несколько бумаг, она позвала к себе Эмпаро, слепого арфиста.
Он был уже стар, но она, слушая звуки музыки и его красивый голос с закрытыми глазами, представляла его себе юным красавцем с золотыми кудрями. Жаль, что нельзя вернуть ему молодость, и уложить его в свою постель, и забыть на время о человеке, чей образ не оставляет ее ни наяву, ни во сне.
Лежа на кушетке и отдаваясь музыке, она вспоминала Скилганнона в тот день, когда отправилась из его дома на рынок. Он был тогда совсем еще юн, на пороге своего шестнадцатилетия. На его красивом лице застыла тревога, а ей хотелось прижаться к нему и поцеловать крепко стиснутые губы.
Но она не сделала этого, а ушла, зная, что он будет смотреть ей вслед, пока она не свернет за угол.
Джиана вздохнула. Завтра она прикажет убить его — может быть, когда он умрет, она перестанет грезить о нем.
Глава 11
Скилганнон вернулся в «Красный олень» после полуночи. Таверна почти опустела. Друсс все еще сидел за столом, Диагорас спал на полу рядом с ним. Чуть поодаль тихо пили два вагрийских офицера с белокурыми косами, и старый волкодав шастал между столами в поисках объедков.
— Здорово, паренек. — Язык у Друсса слегка заплетался. Скилганнон посмотрел на бесчувственное тело Диагораса. — Беда с молодежью— пить не умеют. Черт, надо, однако, воздухом подышать. — Друсс, опершись на стол, поднялся и тут же плюхнулся обратно. — С другой стороны, и здесь тоже неплохо.
— Давай помогу, — предложил Скилганнон.
— Я сам, — отрезал Друсс, испепелив его взглядом. Старик снова встал, пошатнулся, добрался до двери и вышел на улицу.
Скилганнон последовал за ним. Воин, постанывая, тер себе глаза.
— Ты как, ничего?
— Пока не моргаешь, все в порядке. Надо бы освежить голову. — Поблизости стояло корыто, из которого поили лошадей. Друсс двинулся к нему и по дороге сшиб вагрийского офицера, который как раз выходил. — Виноват, — буркнул воин, проходя мимо.
Вагриец вскочил, оглядел плащ, перемазанный лошадиным навозом, и напустился на Друсса с руганью.
— Не шуми так! — взмолился тот. — Голова раскалывается. Говори потише.
— Потише?! Ах ты старый пропойца, олух дрензиский!
— Я, может, и пьян, зато дерьмом от меня не пахнет. Это что, новая вагрийская мода?
Этого вагриец уже не стерпел и засветил Друссу левой прямо в скулу. Он был крупный, плечистый малый, и Скилганнон сморщился, когда удар пришелся в цель. За ним последовал второй, справа, но этот цели уже не достиг. Друсс перехватил руку вагрийца и кинул его в лошадиное корыто.
— Иди-ка смой с себя грязь.
Тут на подмогу подоспел второй вагриец. Друсс ухватил его одной рукой за горло, другой между ног, поднял над головой и побрел со своей ношей к краю пристани.
— Друсс! — заорал Скилганнон. — На нем кольчуга. Ты утопишь его!
Воин помедлил и поставил вагрийца на ноги.
— Ладно, паренек. Союзников топить и верно негоже.
Первый офицер, выбравшись из корыта, схватился за нож, но тут из таверны появился щуплый хозяин.
— Это что же такое? — осведомился он. — Драка? У меня в заведении?
— Дракой это нельзя назвать, Шивас, — с улыбкой заверил Друсс. — Так, позабавились малость.
— Ну так забавляйтесь в другом месте. Тут я потасовок не потерплю. Никаких исключений, даже для тебя, Друсс. И что прикажешь делать с офицериком, который спит у меня на полу? Если останется на ночь, пусть платит, как все прочие постояльцы.
— Запиши это на мой счет, Шивас.
— И запишу, будь уверен. — Трактирщик сердито оглядел всех четверых и ушел в дом.
Офицеры удалились, не сказав больше ни слова.
— Странный народ эти вагрийцы, — заметил Друсс. — Лезут в драку из-за всякого пустяка и насмерть готовы биться — ничем их не проймешь, хоть бей, хоть режь. Но стоит Шивасу пригрозить, что он лишит их кормежки, и они становятся смирнехоньки.
— Как твоя голова? — усмехнулся Скилганнон.
— Просвежилась, парень, — как раз то, что мне требовалось. — Друсс зевнул и потянулся. — Теперь соснуть бы, и совсем хорошо.
Из мрака вышла фигура — женщина, Гарианна.
— К обеду ты малость запоздала, девочка, — сказал ей Друсс, — но ты можешь заночевать в моей комнате, а утром я угощу тебя плотным завтраком.
— Мы очень устали, дядюшка, но спать нам пока еще рано. Старуха хочет видеть вас обоих. Мы можем отвести вас к ней.
— Я ее видеть не желаю, — заявил Скилганнон.
— Она знала, что ты это скажешь. Ей известно, где находится храм, который ты ищешь, и еще что-то, очень важное для тебя. Она велела мне передать тебе это. — Девушка, пошатнувшись, ухватилась за поручни у края пристани, и Друсс едва успел подхватить ее на руки. Она приникла головой к его груди.
Скилганнон открыл перед ними дверь в таверну. Друсс, пройдя мимо храпящего Диагораса, поднялся с девушкой наверх, в снятую им комнату. Там стояли три кровати. На одной спал Рабалин, на другую Друсс уложил Гарианну. Девушка застонала и попыталась встать.
— Лежи, девочка, лежи. Старуха вполне может обождать часок-другой. — Друсс откинул с ее лба золотистую прядь. — Отдыхай. Твой старый дядька с тобой. Поспи. — Он укрыл ее одеялом, и она с улыбкой смежила веки.
Друсс, посидев намного рядом с ней, встал и сделал знак Скилганнону. Они снова спустились вниз.
— Что с ней? — спросил Скилганнон.
— Все будет хорошо, когда она отдохнет немного. Что известно тебе о Старухе?
— Слишком много и слишком мало. Раньше я не верил, что зло безобразно. Мне часто встречались чудовища в облике красивых людей. Но Старуха столь же зла, сколь уродлива.
Друсс помолчал немного.
— Пожалуй. Но это она помогла мне вернуть мою жену из царства мертвых.
— Бьюсь об заклад, она потребовала чего-то взамен.
— Да. Ей нужен был демон, заключенный в моем топоре. Она, как я узнал позже, хотела перевести его в меч, который ковала для Горбена.
— И ты отдал ей этого демона?
— Отдал бы, да тот сам вышел из Снаги, пока я блуждал в Пустоте.
— Ты пойдешь к ней?
— Я в долгу у нее, а долги я привык платить.
Они помолчали, и Скилганнон спросил:
— Каким образом она вернула твою жену обратно?
— В другой раз, паренек. При одной мысли о Ровене мне становится тяжело. Скажи-ка: это Старуха ковала мечи, которые ты носишь?
— Да.
— Так я и думал. Остерегайся их. Ее изделия — не простая сталь. Чувствуешь ты их зов?
— Нет, — ответил Скилганнон резко. — Это самые обыкновенные мечи. — Друсс смотрел ему в глаза, не отводя взгляда, и Скилганнон не выдержал первым: — Да, они зовут меня. Они хотят крови. Но я могу ими управлять — вот как сегодня.
— Ты сильный. Им понадобится время, чтобы влезть тебе в душу. Это Старухин меч свел с ума Горбена. И у ныне покойного тантрийского короля тоже был такой.
— Что же ты посоветуешь? Избавиться от них?
— Мой совет тебе ни к чему, паренек. Ты сам сказал, что Старуха зла, и эти мечи — отражение ее сердца. Для королевы-колдуньи она тоже сделала оружие?
— Да, нож. Джиана говорила, что он позволяет ей видеть, вещи в их истинном свете.
— Он дает ей не только это. Я подремлю вот тут, у огня, и тебе тоже не мешало бы отдохнуть.
— Предлагаешь мне занять твою койку?
— Я старый солдат, паренек, и могу спать где угодно. Это вам, молодым, нужны тюфяки, подушки да одеяла. Иди ложись. Если сразу не уснешь, принесу тебе горячего молока и расскажу сказочку.
Скилганнон засмеялся, и ему стало легко.
— Подбавь в молоко меду, — сказал он с лестницы. — А у сказки должен быть счастливый конец.
— Не все мои сказки кончаются хорошо, — ответил Друсс, устраиваясь в кресле у очага, — но я подумаю.