Белый Волк Геммел Дэвид
— Он хочет заставить тебя страдать. Очень возможно, что он убьет ее при тебе.
— И это я знаю. — Глаза старого воина стали холодными, как полированная сталь. — Найдем этого сукина сына и покончим с ним.
Вместе они двинулись по лестнице на самый верх.
Глава 21
Морша ждал в Верхней Палате с пятью бойцами. Бораниус, обнаженный до пояса, в черной маске, сидел на стуле с высокой спинкой, держа на коленях безучастную Эланин. Грудь его наискось пересекали четыре кровоточащие отметины от когтей. Огромный серый зверолюд, весь израненный, лежал на полу перед ним. Ему перебили хребет, и он не мог шевельнуться, но еще дышал, и янтарные глаза неотрывно смотрели на Бораниуса.
— Видишь, сколько в них ненависти? — с резким смехом сказал Бораниус. — Как ему хочется снова кинуться на меня! — Он взял девочку за волосы и наклонил ее голову вниз, к Смешанному, под которым расплывалась большая лужа крови. — Смотри, малютка, твой папа пришел за тобой. Правда, мило?
Морша отвернулся.
Вот и конец всему — мечтам, надеждам, честолюбивым замыслам. Ему уже не выйти из этой комнаты под самой крышей, где сидит окровавленный человек в черной маске. Девочка смотрела перед собой немигающими глазами, не откликаясь на прикосновения Бораниуса. Морша взглянул на свою кавалерийскую саблю. Красивый клинок, с филигранной гардой и изумрудом в эфесе. Саблю вручил ему Бокрам в награду за храбрость. На лицах пяти своих людей Морша видел страх. Все они прибежали сюда снизу, после стычки с Друссом и Скилганноном, и знали, что гибель неминуема.
— Вы бы сняли ребенка с колен, генерал, — сказал Морша Бораниусу. — Пора приготовиться к бою.
— Все будет в порядке, Морша. Я убью их обоих, но сначала тебе придется их измотать.
— Измотать? Вы в своем уме? Вам известно, что здесь происходит?
— Еще бы! Как получилось, что всего двое воинов прорвали нашу оборону и беспрепятственно подымаются по лестнице? Я скажу тебе, Морша, почему так вышло. Меня окружают тупицы и трусы, вот почему. Завтра я наберу себе новых и на сей раз займусь этим сам. Те, кого набирал ты, оказались никуда не годными.
— Вы правы, мой генерал, — помолчав, сказал Морша. — Такими же негодными, как и все, что я делал в эти последние годы. — Его прервал донесшийся со двора топот копыт. Морша подбежал к окну и с мрачной улыбкой оглянулся на Бораниуса. — Похоже, Бораниус, что новую армию тебе набрать не удастся — даже в том случае, если ты убьешь Скилганнона и Друсса. Здесь королева-колдунья со своей гвардией.
— Их я тоже истреблю. И вырву сердце у этой суки.
В комнату вступил Скилганнон, за ним Друсс, весь в черном. Солдаты попятились, роняя оружие. Морша вздохнул и сказал Скилганнону:
— Ты многого добился с тех времен. До сих пор вспоминаю с удовольствием тот денек в банях.
— Положи саблю, Морша. Тебе нет нужды умирать здесь.
— Есть, и еще какая. Защищайся! — Морша прыгнул вперед. Жестокая боль обожгла ему грудь. Он выронил саблю и сполз на пол рядом с ней.
— Красиво, — одобрил Бораниус, Он встал, держа ребенка одной рукой, и достал один из своих мечей. — Рад видеть тебя, воин, — сказал он Друссу, приставив клинок к груди Эланин. — Я о тебе наслышан.
Друсс медленно приближался. Сквозь голубое платье девочки проступила кровь.
— Еще шаг — и я выпущу ей кишки.
Друсс остановился.
— Вот и правильно. А теперь, будь так любезен, положи топор.
— Он все равно убьет ее, Друсс, — сказал Скилганнон. — Только время тянет.
— Я знаю, что он делает, — отрезал Друсс. — Я уже встречал таких. Все они, слабаки, на один манер. — Снага, брошенный им, лязгнул об пол.
— А теперь подойди ближе, чтобы я мог насладиться этим мгновением.
Друсс шагнул вперед. Теперь Бораниус мог достать его мечом, приставленным к телу девочки.
— Знаешь, что будет теперь, воин?
— Еще бы не знать. Я убью тебя, вот что будет.
— Если ты шевельнешься, я убью ребенка.
— Этого-то я и жду. Когда твой меч вонзится в нее, мне ничего не будет грозить — и тогда я тебе, стервец, все кости переломаю. Чего ж ты тянешь? Давай! — Друсс сделал еще шаг, и пораженный Бораниус невольно отступил. Умирающий Смешанный клацнул зубами, метя ему в ногу. Бораниус полоснул зверя мечом по морде, и в этот миг Друсс, метнувшись вперед, выхватил у него Эланин. Меч сверкнул в воздухе. Друсс повернулся спиной, и бросился на пол, прикрывая собой ребенка. Меч рассек ему колет и кожу. Взъяренный Бораниус взревел, и Меч Огня снова устремился к беззащитному Друссу — но его встретил Меч Дня.
Бораниус, отскочив, достал второй меч и повернулся лицом к Скилганнону.
— Долго я ждал этого, Олек. Сейчас я разделаю тебя, как лебедя на пиру.
Мечи сверкнули при свете ламп, зазвучала музыка стали.
Морша следил за схваткой, забыв о боли. Оба воина будто скользили по полу, выписывая мечами блестящие дуги. Они двигались все быстрее, ни на миг не теряя равновесия. Клинки лязгали и свистели, одержимые желанием впиться в мягкую плоть. Воины перемещались по всей комнате, не переводя дыхания.
Морша не сразу заметил, что в комнату вошла Джиана, королева-колдунья, и с ней старый боец Маланек. Среди гвардейцев в черном, заполнивших зал, стояла, опершись на посох, какая-то старуха. Морша знал, что умирает, и молился, чтобы ему дали досмотреть этот удивительный бой до конца.
Бораниус успел чиркнуть Скилганнона по щеке, а тот поранил ему левую руку выше локтя.
Устав, они двигались уже немного медленнее и чаще кружили по залу.
— Помнишь Гревиса, Олек? — заговорил Бораниус. — Слышал бы ты, как он визжал! Пока я резал ему пальцы, он держался храбро, но когда начал отпиливать руку, струхнул. Стал молить о смерти.
— Не давай ему раздразнить себя, парень! — крикнул Друсс. — Знай руби!
Бораниус перешел в наступление, Скилганнон отчаянно отбивался. Он отбил Меч Крови, нацеленный ему в горло, и отразил Меч Огня, но не устоял и опустился на одно колено. Бораниус продолжал наседать. Скилганнон перекатился и вскочил как раз в тот миг, когда Бораниус замахнулся правым клинком. Меч Ночи рассек ему пальцы, и Бораниус отскочил с криком, выронив Меч Огня.
Теперь наступал Скилганнон.
— Ну, что же ты? Расскажи мне про Гревиса! Расскажи, как он тебя умолял!
Бораниус, вопя от боли и ярости, ринулся в атаку. Скилганнон парировал, отскочил вбок и рубанул по спине пролетевшего мимо противника. Меч Ночи врезался в позвоночник. Бораниус рухнул на колени, и второй меч выпал из его руки.
Скилганнон обошел его кругом, рассекая Мечом Дня кожаные тесемки маски — и она свалилась, открыв обезображенное лицо. Голубые глаза Бораниуса смотрели со жгучей злобой и ненавистью.
— Ты ничтожество, Бораниус, — бесстрастно произнес Скилганнон. — И всегда был ничтожеством. Гревис стоил десятка таких, как ты.
Сказав это, он повернулся и пошел прочь, а Бораниус, выкрикивая оскорбления, пытался встать, но его ноги не повиновались больше раздробленному позвоночнику, и рука дергалась в тщетных потугах взять меч.
Королева-колдунья подошла к нему с тонким кинжалом и тоже опустилась на колени, глядя ему в глаза.
— Ты убил мою мать. — Острие кинжала медленно поднялось к его глазу.
Холодная сталь неспешно входила в мозг, и Бораниус захлебывался криком.
Скилганнон, не желая смотреть, как тот в муках расстается с жизнью, подошел к Морше. Офицер сидел у стены, зажимая руками рану в нижней части груди.
— Ты был слишком хорош для этого негодяя. Зачем ты служил ему?
— Хотел бы я сам это знать. Я рад, что ты побил его. Не думал, что тебе это удастся. Не думал, что это вообще кому-то под силу.
— Лучший всегда найдется. — Скилганнон устало приблизился к Друссу, сидевшему с девочкой.
— Молодец, паренек. Ты как думаешь, Эланин поправится?
Скилганнон взял ее у Друсса и отнес к Смешанному.
Янтарные глаза зверя оставались открытыми, но дыхание уже прерывалось. Скилганнон уложил девочку на пол рядом с ним, и зверь с тихим стоном прижался мордой к ее лицу.
— Не знаю, слышишь ли ты меня, Орасис, но твоя дочь спасена.
Друсс сел на корточки рядом со зверем, поглаживая его по голове, как собаку. Желтые глаза еще некоторое время смотрели на ребенка. Потом они закрылись, и зверь перестал дышать.
Лежавшая неподвижно Эланин, наоборот, со всхлипом втянула в себя воздух, заморгала и села.
— Вот и ты, моя красавица, — обнимая ее, сказал Друсс.
— Ко мне приходил папа. Он сказал, что ты здесь.
Джиана стояла, глядя на человека, который почти полжизни являлся ей во сне. Мыслями она унеслась в прошлое, в то опасное время, когда она выдавала себя за уличную девку и жила в доме Скилганнона. Воспоминания, живые и яркие, окрашивала печаль, но была в них и радость. Тогдашние ее мечты были просты: сначала выжить, потом отомстить, и Скилганнон находился при ней неотступно.
Он гладил по голове маленькую девочку, а Джиана вспоминала его руку на своей щеке. Слезы подступили к глазам, и она сердито отмежевалась от воспоминаний. Старуха, опираясь на посох, стояла у дальней стены в черном, скрывающем лицо покрывале.
Она появилась в гавани, когда Джиана всходила на корабль, чтобы высадиться в Шераке и оттуда ехать в горную крепость.
— Зачем ты плывешь — убить Бораниуса или спасти Скилганнона? — спросила Старуха.
— Думаю, и за тем, и за другим.
— Он не пара тебе, Джиана. Он погубит тебя.
— Он меня любит и не сделает мне зла, — засмеялась Джиана.
— Как раз любовь-то и опасна, моя королева. Она ослепляет нас и ведет к гибели. Горе глупцам, которые уступают ей!
— А что, если я тоже его люблю?
— Конечно, любишь, Я это поняла при первой же нашей встрече. В этом и заключается опасность, о которой я тебе говорю. Сейчас ты мудра и не знаешь жалости, как и подобает правительнице. Народ любит тебя и боится, ты можешь стать великой, стоит только пожелать.
— За что ты так его ненавидишь?
— Ненависти во мне нет. Он славный, отважный воин. Я хочу, чтобы он умер, только потому, что он для тебя опасен. Ты и сама хотела убить его, а знаешь почему? Твое «я», подлинное «я», живущее в глубине твоей души, знает, что от него надо избавиться. Мысли о нем мучают тебя.
Джиана, глядя, как матросы ставят паруса и отдают швартовы, сказала:
— Возможно, мое подлинное «я» говорит мне, что он мне нужен.
— Э-э! Никто тебе не нужен. Я долго живу на свете, Джиана, и знаю, что ты испытываешь. Я сама через это прошла. Ты любишь его и слишком сильно, и слишком мало. Слишком сильно, чтобы полюбить другого, и слишком мало, чтобы измениться ради него. Ему нужна жена и мать его детей, а тебе — империя и место в истории. Ты думаешь, эти нужды можно совместить? И он чувствует то же самое, моя королева. Он не способен любить другую, твой образ не оставляет его, но и измениться он не может. Не бывать ему больше твоим генералом, даже если вы будете спать вместе и жить вместе. Пока он жив, он будет камнем лежать у тебя на сердце.
— Я подумаю над тем, что ты сказала.
…Теперь, в этой полуразрушенной крепости, Джиана как никогда остро поняла, насколько недоставало ей этого мужчины. Подойти бы к нему, положить руку на плечо, вытереть кровь с его лица.
Дренайский воин, которого она видела во дворе, тоже приплелся наверх — бледный до синевы, в окровавленной одежде.
— Зачем ты взбирался по лестнице, дуралей? — спросила Джиана. — Я велела тебе дожидаться лекаря.
— Я боялся, что умру и больше вас не увижу.
— Глупый. Ты мог бы умереть на этой лестнице.
— Оно того стоило, — воин покачнулся, но его поддержал Маланек.
— Позаботься о нем, — приказала королева, а молодой человек с широкой мальчишеской ухмылкой заверил:
— Ну, теперь-то уж я не умру. — Маланек увел его, но он успел еще оглянуться и крикнуть: — А вы замужем?
Молодая золотоволосая девушка, войдя в комнату, тихо заговорила о чем-то со Старухой. В руках она держала маленький нарядный двойной арбалет. Старуха взмахом руки указала ей на дверь, и девушка вышла.
Скилганнон встал, обернулся, и его сапфировые глаза остановились на Джиане. Она ждала, вынуждая себя оставаться невозмутимой. Он подошел, низко поклонился, но ничего не сказал.
— Тебе нечего мне сказать, Олек?
— Слова ничего бы не выразили. Пусть молчание скажет за меня.
— Тогда поедем домой.
Мимолетная боль исказила его лицо.
— Снова воевать и сеять смерть? Разрушать города, делать детей сиротами? Нет, Джиана. Я не могу.
— Я королева, Олек. Я не могу обещать тебе, что войн больше не будет.
— Я знаю.
— Ты предпочел бы никогда не встречаться со мной?
Он улыбнулся:
— Изредка, в минуты отчаяния. Если бы я мог вернуться назад, то многое изменил бы, но нашу встречу отменять бы не стал. С тем же успехом можно спросить человека, получившего солнечный удар, не лучше ли ему было бы никогда не видеть солнца.
— Что же ты будешь делать теперь?
Он потрогал медальон у себя на шее.
— Продолжать свои странствия.
— Все еще надеешься вернуть ее?
— Нельзя быть уверенным, пока не попробуешь, — пожал плечами он.
— И что же потом? Поселишься с ней где-нибудь в…
— Так далеко я не загадываю.
— Ты понапрасну тратишь свою жизнь, Олек.
— Моя жизнь и без того потрачена впустую, а так у меня по крайней мере есть цель.
— Мятежники собрались во дворе, ваше величество, — доложил Джиане гвардеец. — Они забрали подчистую все, что было в крепости, и хотят уйти. Говорят, что человек по имени Друсс обещал им жизнь. Прикажете убить их?
— Пусть уходят.
— Так точно. Еще одно, ваше величество: разведчики докладывают, что в двух часах отсюда замечена большая кавалерийская часть датиан. Нам нужно покинуть это место до их прибытия.
Маланек подошел и тоже заговорил с королевой, а Скилганнон отошел к Старухе, манившей его пальцем. Маланек, в свою очередь, настаивал на поспешном отъезде.
— Хорошо. Здесь нам все равно больше нечего делать.
Скилганнон между тем вышел вместе со Старухой, и Джиана успела заметать, что они поднимаются на крышу.
— Он едет с нами, ваше величество? — Маланек держал перед ней ножны с Мечами Крови и Огня. Джиана покачала головой, и он вздохнул с явным разочарованием: — Жаль, жаль. Я не верил, что он победит Бораниуса. Хорошо, что жизнь еще способна чем-то меня удивить.
— Нет никого, над кем он не одержал бы победу. Скилганнон — это Скилганнон.
У двери лежало тело человека, который показался ей знакомым.
— Ты его знаешь? — спросила она Маланека.
— Да, ваше величество. Это Морша, офицер Бораниуса.
— Где-то я его уже видела — впрочем, не важно. — Взявшись за костяную рукоять одного из мечей, Джиана медленно извлекла его из ножен. Клинок украшали красные огненные узоры, на рукояти были вырезаны демонические фигуры. Меч показался ей необычайно легким, и ее охватил странный трепет. — Ты веришь, что в этих клинках обитает злой дух? — спросила она.
— Время покажет, ваше величество, — с улыбкой пожал плечами Маланек.
Старуха, дойдя до верха лестницы, обернулась к Скилганнону:
— Тебе не любопытно знать, зачем я тебя сюда позвала?
— Я и так уже знаю.
— Ну да — ты говорил со зверолюдицей, Устарте. Теперь уже мне любопытно, Олек. Ты задумал убить меня?
— Тебе, ведьма, давно пора на тот свет. Но сюда я пришел, чтобы помочь Гарианне.
— Как это мило! — расхохоталась Старуха. — А я-то надеялась, что ты попытаешься убить меня моим же мечом. Хотела бы я посмотреть на тебя, когда клинки отскочили бы от моего тела. Я хоть и стара, но не дура и не делаю оружия, которое можно обратить против меня. И как же ты намерен помочь бедняжке Гарианне? Пообещав ей любовь и нежность?
Скилганнон прошел мимо нее на крышу. Гарианна, глядя вдаль, стояла на зубце стены с заряженным арбалетом в руке.
Она перевела, свой непроницаемый взгляд на него: Скилганнон вспрыгнул на другой зубец, футах в десяти от нее.
— Всегда побаивался высоты, — сказал он.
— Я тоже. — Он заметил, что она говорит о себе в единственном числе, чего никогда прежде не делала, будучи трезвой.
Он рискнул задать ей вопрос:
— Что же ты тогда делаешь здесь наверху, Гарианна?
— Здесь все развяжется. Здесь голоса покинут меня, и я буду свободна.
При ярком лунном свете она казалась совсем юной, почти ребенком. Она опустила глаза на арбалет у себя в руке.
— Если это освободит тебя — тогда сделай это, — сказал Скилганнон.
— Девочка пришла в себя.
— Да, насколько это возможно для того, кто так много выстрадал. Ее родители убиты, и с памятью об этом ей придется жить всю свою жизнь. Как и тебе, Гарианна. То, что произошло в Пераполисе, было чудовищно. За то, что я совершил там, я до конца моих дней буду называться Проклятым. Моя вина бесспорна, так делай же то, что должна.
— Мы… я не могу больше жить так.
— Не живи, если не можешь. Спусти курок и обрети свободу.
Она подняла арбалет. Скилганнон, глубоко вздохнув, приготовился, но Гарианна не выстрелила.
— Я не знаю, что мне делать. Я слышу голос, которого прежде не слышала. — Теперь она смотрела вниз, на камни двора, и Скилганнон угадал ее намерение.
— Нет! — произнес он властно. — Посмотри на меня, Гарианна. Посмотри! — Она подняла глаза, no-по-прежнемустоя на самом краю. — Твоя смерть только увенчает ужасы Пераполиса. Ты осталась жива — твои родители порадовались бы этому. Их кровь, их жизни ты носишь в себе. Ты — их дар будущему. Если ты сейчас прыгнешь вниз, их жизни оборвутся бесповоротно. Твой отец не для того прятал тебя, чтобы все завершилось таким образом. Он любил тебя и хотел, чтобы ты жила. Чтобы нашла свою любовь, как он когда-то нашел свою. Чтобы у тебя родились дети, в которых и он продолжал бы жить. Лучше бы ты послала стрелу мне в сердце, чем лишать жизни себя.
— Он прав, дитя, — сказала Старуха. — Убей его и освободись. Назови это карой или справедливостью, как тебе угодно, но сделай то, для чего пришла.
— Я не могу, — ответила девушка.
— Дура трусливая! — вскричала Старуха. — Что же мне, самой все делать за вас? — Она простерла к Гарианне костлявую руку, и девушка, вскрикнув от боли, снова подняла арбалет.
Старуха стала нараспев произносить слова, на языке, незнакомом Скилганнону.
В дверях позади нее возникла чья-то фигура. Серебряное лезвие вышло из груди Старухи и тут же ушло назад. Ведьма упала на колени, выронив посох. На груди у нее ширилось кровавое пятно. Она медленно обернулась. На пороге стояла Джиана с Мечом Огня. Старуха откинула с лица черное покрывало, и Скилганнон увидел кровь у нее на губах.
— Любовь ослепляет нас… и ведет к гибели, — выговорила она и упала мертвая на каменные плиты.
Гарианна, вскрикнув, пошатнулась. Скилганнон, в два прыжка добежав до нее, поймал ее одной рукой за камзол, а другой вцепился в зубец. Пальцы скользили по камню, он падал. Держась изо всех сил, он уцепился за узенький карниз футах в трех ниже кровли. Гарианна тянула его вниз, и казалось, что мышцы рук вот-вот порвутся.
— Отпусти девушку, и я тебя вытащу, — крикнула сверху Джиана.
— Не могу.
— Будь ты проклят, Олек! Вы умрете оба!
— Она одна выжила… из всего Пераполиса. — Из ободранных пальцев сочилась кровь.
Джиана перелезла через край, стала на карниз и обхватила одной рукой его запястье.
— Теперь мы все свалимся, полоумный!
Вес Гарианны внезапно уменьшился. Скилганнон посмотрел вниз: Друсс, высунувшись из окна Верхней Палаты, поддерживал потерявшую сознание девушку.
— Отпускай, парень! Я держу ее.
Скилганнон благодарно разжал пальцы, ухватился за карниз левой рукой. Джиана посторонилась, и он вылез обратно на крышу.
Джиана взяла его за руку и стала вытирать кровь с его израненных пальцев.
— Посмотри только, что ты с собой сотворил!
— Зато ты — самая прекрасная женщина на свете.
— Олек, Олек, что же нам делать? Мы не можем жить вместе и в разлуке тоже не можем.
— Я не разлучаюсь с тобой даже на другом-краю земли, Джиана. Не существовало такого мгновения с первой нашей встречи, когда ты не была бы со мной.
Он поцеловал ее в губы, она обвила руками его шею. Маланек с солдатами, поднявшийся к ним на крышу, уважительно держался поодаль.
— Какие же мы оба глупые, — прошептала Джиана, отстранилась и в сопровождении своих людей сошла вниз.
Скилганнон, оставшись на месте, смотрел, как наашаниты садятся на коней и покидают крепость. Пришел Друсс, держа Эланин за руку.
— Ну вот, паренек, мы и сделали свое дело.
— Как там Диагорас?
— Колотая рана в бедро и резаная на плече. До храма доедет.
— А Гарианна?
— Спит. Диагорас подле нее. Близнецам только не посчастливилось — погибли вместе во дворе, жаль их чертовски, но я думаю, что Джаред того и хотел. Хорошие были ребята. — Друсс вздохнул. — Ты с нами?
— Нет. Поеду на север.
Друсс протянул руку, но, заметив раны на пальцах Скилганнона, вместо ладони стиснул ему плечо.
— Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.
— Желаю тебе того же, дружище.
— Мне-то? Я домой возвращаюсь, в свою хибару. Буду сидеть на крылечке и любоваться закатом. Стар я уже для прежней-то жизни.
Скилганнон засмеялся, услышав это, и Друсс нахмурился:
— Я серьезно, паренек. Повешу Снагу на стенку, а шлем, колет и перчатки уберу в сундук. Запру на замок и ключ выброшу, клянусь небом.
— Стало быть, я присутствовал при последней битве Друсса-Легенды?
— Ты же знаешь, что я всегда терпеть не мог это прозвище.
— Я есть хочу, дядя Друсс, — сказала Эланин, потянув его за руку.
— А вот это имя мне по душе, — заявил он, подняв девочку на руки. — Дядя Друсс, деревенский житель. И пусть чума заберет все пророчества.
— О каком пророчестве ты говоришь?
— Один пророк давным-давно предсказал мне, что я погибну в бою, — усмехнулся старик. — В Дрос-Дельнохе. Сущий вздор. Дельнох — самая надежная крепость из всех, которые когда-либо строились. Шесть мощных стен и замок. Нет в мире армии, которая могла бы его взять, и полководца, настолько безумного, чтобы на это отважиться.
Эпилог
Устарте, стоя на балконе, смотрела в сад. Маленькая Эланин плела из мелких белых цветочков венок для могучего бородатого воина, сидевшего рядом с ней у пруда. Диагорас, устроившись на мраморной скамье, наблюдал за ними.
— Гарианна вернула арбалет Серого Человека в наш музей, жрица, — доложил подошедший Вельди. Устарте кивнула, не отрывая глаз от сценки в саду. Друсс наклонил голову, и Эланин надела на него свой венок. — Как случилось, что голоса покинули ее? — спросил Вельди.
— Не все тайны поддаются разгадке, — отвернувшись, проговорила Устарте. — Это и делает жизнь такой занятной. Возможно, они удовлетворились тем, что Скилганнон готов был пожертвовать собой. Возможно, Гарианна его полюбила, и любовь принесла ей покой. Возможно, душа ребенка, которого она носит, сделала ее мягче и побудила отказаться от мести. Причина не так уж важна — главное, что призраки больше не преследуют ее.
— А Скилганнон не знает, что ему предстоит стать отцом.
— Да. Возможно, когда-нибудь… Посмотри на эту девчушку, Вельди. Правда, прелесть?
— Да, жрица. Чудесный ребенок. Будет ли она значить что-нибудь в этом мире, когда вырастет?
— Она уже значит, Вельди.
— Ты ведь понимаешь, о чем я. Два величайших на свете воина отправились в путь, чтобы спасти ее. Не щадя жизни, они воевали с колдуньей и со злодеем, владевшим волшебными мечами. Итог подобных подвигов должен изменить лицо мира.
— Такой конец в духе старой баллады порадовал бы и меня. Возвращение золотого века, крушение зла, маленькая принцесса, которую ждут величие и слава.
— Вот-вот. Ты видела что-нибудь такое в одном из будущих?
— Они показывают, что Эланин будет счастлива, и ее дети тоже. Довольно с тебя?
— Не знаю, что и сказать.
— Пройдет еще немного времени, и Друсс-Легенда на стенах Дрос-Дельноха сразится с армией, которой еще не видел свет. Он сделает это, чтобы спасти дренаев от истребления и не дать тьме затопить просвещенный мир. Это тебе больше по вкусу?
— Поистине так, жрица.
Устарте ласково улыбнулась: