Viva Америка Ободников Николай
— К-куда делись? — хрипло крикнул я и еще раз помахал стронгилодоном. — Смекалки богатырской не выдержали? Ох… Или вас просто от… от духа русского воротит? Черт… Что-то и меня воротит тоже… Господи, Бен!
Я собрался с силами и пополз в сторону Бена, которого я почти не видел из-за тел мирно спавших туристов. Перелезая через них, я случайно коснулся груди одной из молодых туристок. Туристка смущенно улыбнулась сквозь сон.
— Да-да, приятность была обоюдной, — бросил я ей и кое-как встал.
Убедившись, что трутней нигде не было, я поспешил к Бену. Разлом на его шее был похож на кровавый холмик, оставленный кротом-садистом с тяжелым детством. Я зачем-то заглянул в рану Бена и с трепетом увидел, что его позвонок был чем-то пробит и обожжен — словно обмакнутой в кислоту огромной иглой.
— Надеюсь, ты был мертв до того, как эти твари с тобой это сделали, — с дрожью прошептал я и, швырнув стронгилодон в джип, стал затаскивать в него Бена. — Отсюда надо убираться. Фух… Тут я тебя не оставлю!.. Сейчас… сейчас только сядем и…
Неожиданно за моей спиной что-то взревело — это был бушующий огонь, охватывавший часовенку. В голубое небо повалили клубы черного дыма. Рядом с полыхавшей часовенкой важно прохаживались трутни. При этом мандибулы их складывались обратно, глаза яснели и втягивались, а жабры на щеках клейко сглаживались.
— Ох-х-хренеть! — прошептал я и торопливо схватил стронгилодон. — Идите же! — в запале крикнул я трутням. — Сейчас я вам этим кустиком по губам-то настучу!
Однако трутни торопливо вернулись в микроавтобус, сели в него и, раздавив несколько кустов и ногу одному из туристов, уехали. Я быстро достал смартфон, судорожно нашел в нём телефон полиции Легаспи и набрал его.
— Вы позвонили по телефону экстренной службы города Легаспи, — раздался из телефона приятный женский голос. — На текущий момент на линии ведутся технические работы. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала.
— Нр-р-р!.. Да разве так бывает, а?! — несдержанно заорал я. — Только беспорядочных телефонных связей мне еще не хватало!.. — Я угрюмо взглянул на вулкан, ожидая начала записи. — Кури, курилка… Ага, а вот и гудок. Ам… Э… Возле развалин Сагзавы произошло нападение каких-то тварей, которые… которые маскируются под людей! Господи, что я несу! — И я треснувшим голосом добавил: — Убит… убит мой дядя… Вы слышите?! Бена… убили… Бен…
Внезапно я почувствовал, что мое дыхание стало тяжелым и сипящим, словно кто-то насовал мне в горло резаных пробок из-под вина.
— А вот и цветок дает о себе знать, — просипел я и зачем-то поцарапал шею. — Надо бы… кхе-кхе… дождаться… помощи… — Я отключил смартфон и безуспешно попытался сделать глубокий вдох. — Похоже, дело — табак[7]. Зараза! Надо… хах… ехать.
Я завел машину и на полной скорости отправился в сторону Легаспи. С каждой секундой мне становилось все хуже.
Спустя пару минут гонки по ухабам в небе показались три вертолета без опознавательных знаков. Я резко затормозил, стянул с себя рубашку и стал безудержно ею размахивать, силясь привлечь к себе внимание. Однако вертолеты безучастно пролетели мимо. Оказавшись над развалинами Сагзавы, они начали что-то распылять.
Распыляемое вещество вспыхнуло, и из развалин поднялась оранжево-огненная корона пожара. Донеслись хлопки лопавшейся от жара каменной кладки и треск гибнущих кустарников.
— Что они творят?! — заторможенно ужаснулся я и неуклюже забросил рубашку на плечо. — Это же территория национального заповедника, а в самих развалинах — люди! Надо валить отсюда ко всем чертям, пока и меня с Беном не спалили! Огненное погребение… и… мороженное… Да что со мной?
Тут я с недоумением обнаружил, что по какой-то причине не мог положить руки на руль. Я попытался почесать подбородок, но мои пальцы вместо этого просто прошли сквозь него. А еще через секунду я ударился головой об дверцу джипа и потерял сознание.
Глава 2
Что происходит в тропиках, остается в тропиках
— Говорю вам, это были какие-то монстры! — убежденно воскликнул я, начиная терять терпение. — Я словно… словно в ужастике про чупакабр оказался! А вы тут это! — И я брезгливо потряс протоколом допроса.
Сидевший передо мной капитан полиции Легаспи — смуглый и сухощавый мужчина по имени Бальтасар — вежливо улыбнулся и аккуратно забрал у меня протокол.
Где-то два часа назад меня и мертвого Бена нашел поисковый отряд. Мне сразу же оказали медицинскую помощь, а Бена отправили в местный морг. В себя я пришел уже в машине «скорой помощи», направлявшейся в больницу. Так как чувствовал я себя вполне сносно, сопровождавший меня Бальтасар немедленно забрал меня в участок. После этого я красочно и сумбурно описал всё случившееся, терпя духоту замкнутого кабинета для допросов и противный скрип потолочного вентилятора. Жара была невыносимой.
— Чупакабра — означает «сосущий коз», — тактично пояснил Бальтасар. — Хотя в данном случае терминология значения не имеет.
— Мы и были козами для этих тварей! — Я нервозно подул себе под рубашку, пытаясь охладить тело. — Только Бена не пососали и не подоили — его убили, разрази вас гром до развилки[8]!
— Мистер… — начал было Бальтасар и беспомощно вгляделся в протокол.
— …Ржа-ной, — членораздельно напомнил я, раздраженно откидываясь на спинку стула. — У вас же записано!
— Мистер Ржа… Ржа… — И Бальтасар смущенно посмотрел на меня.
— Теперь еще и «ржа», — пробормотал я и с сарказмом заявил: — Для вас, господин офицер, — товарищ Ржаной!
— Русский юмор, — безразлично оценил Бальтасар, водя по протоколу авторучкой. — Итак, мистер Рж… Ржаной, ваши показания записаны. Вы можете быть свободны. Купите себе бутылочку вина, пригласите массажистку в номер и хорошенько выспитесь.
— И весь сказ?! — слегка удивился я, зачем-то разглядывая асфальтовую форму Бальтасара. — Но ведь вы у меня ничего толком и не спросили!
— Всё и так довольно ясно, — сообщил Бальтасар и обмахнулся фуражкой. — Если у вас есть какие-либо вопросы, я с удовольствием вам на них отвечу.
— Да вы что, издеваетесь надо мной?! — вскипел я и случайно брызнул слюной на Бальтасара. — Вы вообще слышали, что я вам только что рассказал?! Хватит из меня тут блаженного делать!
Бальтасар вытер попавшую на него слюну, вышел из кабинета и через несколько секунд вернулся со стаканом и зеленоватой бутылкой с брюшком, на котором гордо красовался нарисованный Майон.
— Угощайтесь, — сказал Бальтасар, ставя всё на стол. — Это пальмовое вино — сухое. Пейте в свое удовольствие и спрашивайте.
— Вы за кого меня принимаете?! Раз русский, значит, заложник зеленого змия?! — обозленно подался я вперед. — Туристов сожгли, моего дядю убили — а вы мне глаза залить предлагаете!
— «Зеленый змий» и «глаза залить»? — непонимающе взглянул на меня Бальтасар.
— «Алкоголь» и «напиться»! — раздосадованно отмахнулся я.
Бальтасар вежливо кивнул, налил полный стакан вина и подал его мне. Вино было мутным и белесым, и я тут же ощутил где-то в животе зачатки изжоги.
— Пейте. — И Бальтасар снова вышел.
Когда дверь за Бальтасаром закрылась, я суетливо понюхал вино. От него шел довольно резкий и кислый душок, словно от компота из портянок.
— Самогон, что ли? — задумался я и с опаской принюхался к вину еще раз.
Тут вернулся Бальтасар, и я поспешно отодвинул от себя стакан. Бальтасар сел на свое место и аккуратно положил на стол стронгилодон, упакованный в прозрачный пластиковый пакет.
— Знакомьтесь: исток и спонсор вашего «злоключения», — объявил Бальтасар, показывая на стронгилодон.
— Что вы имеете в виду? — насторожился я, не сводя глаз со стронгилодона. — Что всё это устроил какой-то бешеный цветок? Или что мне нужна какая-то местная травка, чтобы всё это понять?..
— Обычный стронгилодон не оказывает никаких негативных воздействий на организм — если, конечно, не употреблять его в сыром виде. Но даже тогда вам грозило бы лишь легкое несварение и жжение в причинном месте — не более, — доверительно сообщил Бальтасар. — Этот же экземпляр, — с сожалением произнес он, снова показывая на стронгилодон, — произрос из почвы, отравленной вулканом. Поэтому, когда он цветет, люди, находящиеся с ним рядом, становятся заложниками и не таких дурных видений, мистер Ржа… Ржа…
— …Ржаной, — машинально подсказал я и с недоумением уточнил: — Вы что, хотите сказать, что я был тем самым «заложником видений»? Так сказать, истина — в траве[9]?
— Именно, — подтвердил Бальтасар и отточенным движением снова подвинул мне стакан.
— Но ведь не я один видел всё это выпученными от ужаса глазами! — раздраженно прошипел я, сжимая кулаки. — Там была чертова куча туристов — которые были бы сейчас живы, если бы не те вертолеты!
— Группа номер пять, выехавшая сегодня в девять утра к развалинам Сагзавы, жива, — заверил меня Бальтасар, сверившись со своими какими-то записями. — Правда, среди них есть один пострадавший — тот, кому вы переехали ногу, когда столь стремительно отправились в город за помощью.
Я взволнованно вскочил со стула, и он с грохотом упал. Я взъерошил волосы, хлопнул себя по лбу и нервно прошелся.
— Это был не я! — И я несколько раз убежденно ткнул себя пальцем в грудь. — Это были те твари! Это были те… Блин, как же их назвал Бен?.. Трутни! — внезапно вспомнил я. — Это сделали трутни!
— Мистер Ржаной, вы понимаете, что я буду вынужден задержать вас, если у меня возникнут подозрения, что вы и ваше психическое состояние всё еще представляют угрозу для окружающих? — учтиво осведомился Бальтасар и скромно положил на стол наручники.
Я вскинул руки, чтобы стукнуть по столу, но затем передумал. Вместо этого я взял стакан с пальмовым вином и залпом осушил его. Бальтасар удовлетворенно улыбнулся. Я же поморщился: вино оказалось кислым и терпким, словно было изготовлено из прокисших древесных стружек или таких же прокисших носков.
— Что… что же, по-вашему, там случилось? — спросил я, ежась от кислого послевкусия во рту и желания вдеть Бальтасару его же наручники кольцом в нос.
— Присядьте.
Я послушно поднял стул и сел.
— Ну? — буркнул я, пытаясь совладать с тревогой и набиравшей обороты изжогой.
— Примерно в одиннадцать часов утра вы с вашим дядей прибыли к развалинам Сагзавы, — монотонно начал Бальтасар и еще раз обмахнулся фуражкой. — С разницей в несколько минут следом за вами приехала группа туристов номер пять, состоявшая преимущественно из постояльцев отеля «Ла Розес». Чуть позже вами, мистер Ржа-ной, был найден стронгилодон — цветущий и пропитанный тяжелыми соединениями некогда расплавленных минеральных пород. Как вы понимаете, данный стронгилодон не был своевременно обнаружен и уничтожен — из-за небрежности и халатности работников заповедника.
— Пока совпадает с моей версией, — угрюмо произнес я и налил себе еще вина.
— Аромат такого цветущего стронгилодона почти не имеет ярко выраженного запаха, а воздействие, которое он оказывает на человека, варьируется от сна до правдоподобных галлюцинаций, — размеренно отметил Бальтасар. — Если же такой стронгилодон употребить, как это сделали вы, мистер Ржа-ной, то летальный исход для принявшего его наступит в течение часа. Думаю, ваша дыхательная система и сама почти убедилась в этом.
— Да что за бред, а! — воскликнул я. — Я сам видел, как летучая мышка с восторгом жрала этот стронгилодон! И в ее маленьких глазках и намека не было на то, что она собирается коготки с крючка снять!
— Предсмертный экстаз.
— О… — смутился я и украдкой быстро подышал. — Ладно, это я еще готов понять и закопать где подальше. А в остальном… Получается, все уснули, а у меня крыша поехала, так, что ли?
— Сон — наиболее типичная реакция организма, — уклончиво ответил Бальтасар.
— И что, из пятой группы никто ничего не помнит?.. — неверяще уточнил я. — Да они снимали как сумасшедшие! А еще они орали — как свиньи, которых эти ваши козлососы обсосать готовились!
— Не стоит умалять наш профессионализм, мистер Ржа-ной, — вежливо заявил Бальтасар. — Вся видеозаписывающая техника и все гаджеты группы пять были проверены самым тщательным образом.
Я невольно притих:
— И?
— Все они безнадежно испорчены, — развел руками Бальтасар. — Похоже, в том месте к поверхности поднялась магнетитовая руда. Для местности рядом с вулканом — обычное дело.
— То есть — ничего не зафиксировано, потому что к поверхности поднялся магнитный железняк? — желчно уточнил я.
— Именно.
— Я сам видел, как они снимали! — гаркнул я, снова вскакивая. — Все они просто охренели, когда увидели этих тварей! И их аппаратура была рабочей — вся!
Бальтасар выразительно потряс лежавшими наручниками, и я, сделав несколько глубоких вдохов, уязвленно сел обратно.
— Как же тогда я смог позвонить? — раздраженно полюбопытствовал я. — Как же тогда мой телефон дозвонился, а?
— Ах да, чуть не забыл. Секунду. — Бальтасар достал из кармана брюк мой смартфон. — Вот, пожалуйста.
Я торопливо взял телефон, чтобы найти в исходящих вызовах свой звонок на горячую линию. Однако тот, к моему удивлению, даже не включился. Вынув из смартфона аккумулятор, я, словно каменной таранкой, сердито постучал им по столу.
— Что вы с ним сделали? — подозрительно нахмурился я, вставляя аккумулятор обратно. — Он что, сел? Или у вас в ягодицах тоже магнетитовая руда к поверхности подошла?! Заряд был полный!
— Как я и сказал: всё дело в руде, — заверил меня Бальтасар.
Я с напускным безразличием спрятал смартфон:
— Ладно, подыграю. Какие сюжетные извращения были потом?
Бальтасар сверился со своими бумагами:
— Потом все потеряли сознание, а вы срочно поехали в город. Перед этим вы, правда, не только наехали на ногу гражданину Германии, но и подожгли резервный запас топлива из микроавтобуса группы номер пять.
— Так, а вот это уже полный… — Я мучительно удержал в себе слово, сочетавшее в себе лаконичное женское начало и такой же лаконичный конец всему[10]. — А есть чем закусить? — И я недвусмысленно покосился на вино.
— Конечно, мистер Ржа-ной, — кивнул Бальтасар и неспешно вышел.
Оставшись в кабинете один, я проковырял в запаянном пакете со стронгилодоном дырку и оторвал себе небольшую веточку растения.
— Так я и поверил тебе и твоей лапше! Хрен тебе — по всей твоей вежливости! — прошептал я, бережно пряча веточку в носовой платок.
Через мгновение в кабинет вошел Бальтасар, неся в руке тарелочку с нарезанным апельсином. Под мышкой у Бальтасара была папка.
— Ну вот, другое дело! — беззаботно облизнулся я, когда тарелочка опустилась на стол. — С размахом и хлебосольно — целый апельсин!
Бальтасар уселся, положил папку на стол и выжидательно посмотрел на меня.
— Ваше здоровье, господин офицер, — поднял я стакан с вином и намеренно лениво выпил его.
К апельсину я демонстративно не притронулся, и Бальтасар снова вежливо улыбнулся.
— А как же Адриано? — хмуро осведомился я, понемногу хмелея. — Полноватый такой испанец. Он еще помочь нам пытался. Какие у него козлососы в галлюцинациях были?
— Вероятно, вы говорите об Адриано Гольдони, — невозмутимо произнес Бальтасар, сцепив руки в замок. — Иных мужчин с именем «Адриано» в группе пять всё равно не было. Так вот, Адриано Гольдони не помнит ни вас, ни вашего дядю.
— Да, верно: откуда же ему нас помнить, — язвительно процедил я. — А как же Бен? Как быть с тем, что с ним сделали?.. У него же… у него же вся шея со стороны спины была разворочена! Там словно миниатюрная бомба рванула!
— Ваш дядя умер от сердечной недостаточности. — Бальтасар достал из папки фотографии и пару бумажек. — Вот данные предварительного осмотра и снимки. Как видите, ваш родственник не имеет на теле каких-либо следов насильственной смерти или иных повреждений.
— Бессмыслица какая-то… — неверяще пробормотал я, разглядывая снимки.
На фотографиях был Бен. Он лежал на сером столе — голый, посиневший, прикрытый белой тканью по грудь. К моему недоумению, несколько снимков демонстрировали шею Бена со всех сторон. Однако вместо кошмарной раны на ней была лишь поблекшая загорелая кожа.
— Здесь же… здесь же было всё разорвано… — с дрожью прошептал я, показывая пальцем на фотографию. — Здесь всё было разорвано, черт возьми! Стойте… А зачем его шею вообще сфотографировали?..
— Это было сделано по моей просьбе, которая, в свою очередь, опиралась на ваш занимательный рассказ, — бесстрастно пояснил Бальтасар.
— Этого просто не может быть… Это… — Я схватился за голову, не зная, чему верить. — Божья роса мне в глаза! Я знаю, как доказать правдивость своей версии! Хах! Знаю!
Бальтасар едва заметно пожевал нижнюю губу, не сводя с меня вежливого, но снисходительного взгляда.
— А вы спрашивали у пятой группы, кто у них был помощником экскурсовода? — жадно поинтересовался я. — Они вообще знают, как он должен выглядеть?
Бальтасар вымученно вздохнул и признался:
— Вот тут-то и кроется загвоздка, мистер Ржа-ной. Вся пятая группа утверждает, что именно высопровождали экскурсовода. Но это, как вы понимаете, просто невозможно.
— Во-от! Во-о-от! — возбужденно воскликнул я и победно махнул рукой. — Я же говорил, что это — правда! Выкусите! А то взяли все привычку: чуть что — сразу ищут отголоски балалаечной трели или следы пьяного медведя с клюквой!
— Настоящего помощника экскурсовода зовут Хосе Корасон, — сообщил Бальтасар, проигнорировав мои слова. — Экскурсии — его хлеб с самого детства. Только вот на этот раз он не был на выезде с группой пять. И он, и экскурсовод, и водитель, и остальной персонал — все они в один голос утверждают, что по какой-то причине проспали время сбора.
— Проспали свой «хлеб»? Всё верно: «проспал» — основа рабочего дня и залог уважения начальства, — философски сыронизировал я. — Вы сами-то в это верите?
— Помимо этого, от них поступило заявление о том, что была украдена их униформа. — И Бальтасар, вновь обмахнувшись фуражкой, поинтересовался: — Вы что-нибудь знаете об этом, мистер Ржа-ной?
— На что это вы так толсто намекаете? — нахмурился я, наблюдая за тем, как Бальтасар с сожалением смотрит на свой потемневший от пота головной убор.
— Что ж, спрошу прямо, хоть это ничего и не меняет, — сказал Бальтасар и отложил фуражку. — Обладаете ли вы какой-нибудь информацией о том, как вам удалось приехать к развалинам Сагзавы одновременно и на микроавтобусе с туристами, и на джипе со своим родственником?
— Это у вас от скрипа вентилятора такой юмор? — искренне удивился я. — Здесь вам что, дешевый сериал с кучей однояйцевых близнецов?! Я один в своем роде и яичек у меня пара — спасибо производителям! Просто та штука козлососная была моей копией!
— Стало быть, вы, помимо прочего, не знаете, как туристический транспорт вернулся обратно в Легаспи — без туристов и персонала экскурсии? — полюбопытствовал Бальтасар. — А также вы понятия не имеете, кто всё это время заменял в пятой группе рабочий персонал?
— Ну не я же один! — И я безразлично пожал плечами: — Трутни.
— Что ж, хорошо, — вежливо заключил Бальтасар. — Повторюсь: никаких обвинений вам предъявлено не будет.
— Да я вам сам такие обвинения накатаю! — обозленно бросил я, собираясь встать. — Полгода потом бумажками испражняться будете!
— Как это — накатаете? — не понял Бальтасар. — Это что-то из русских традиций, связанных с катанием на документах с горок?
— Не берите в голову, берите в плечи — шире будут. — И я снова откинулся на спинку стула.
Неожиданно дверь в кабинет распахнулась, и к нам вбежал полицейский. Он наклонился к Бальтасару и что-то перепуганным шепотком сказал ему, едва не лизнув в ухо. Бальтасар тут же нервно вскочил, будто стул под ним дал ему строгого пинка, и стремительно выскочил из кабинета. Коллега Бальтасара, отдав мне честь, выбежал за ним следом.
— Да что происходит-то? — вяло протянул я и посмотрел на запотевавший пакет со стронгилодоном.
Я подвинул себе тарелочку с апельсином и меланхолично его съел. Апельсин был хорош: сочен, душист, сладок. Хмуро взглянув на бутылку с пальмовым вином, я отрешенно отхлебнул прямо из ее горлышка.
— Хорошие вы люди, американцы… — с сожалением сказал я Бену на фотографии и выпил еще. — Ничего, заберу тебя домой, похороню где-нибудь в красивом месте… Только бы ты чудачеств каких посмертных не учудил… Я-то и это, с цветком, не осилил…
Внезапно на пороге кабинета появился Бальтасар. Вид у него был такой, словно в его сухощавое тело его же начальство только что оригинальным способом внедрило раскаленную кочергу, не оставив снаружи даже ее рукоятки.
— Мистер Ржаной, — без запинки невыразительно обратился ко мне Бальтасар, — вы свободны. Вас сопроводят до аэропорта Манилы, откуда вас отправят в Штаты. Документы на перемещение тела вашего родственника будут ожидать вас аэропорту. Наши соболезнования. Всего доброго.
— Что, всё? — удивился я. — Никаких там пыток дня и детекторов частушек? Меня просто выдворят с телом Бена из страны — безо всяких разбирательств и популярной охоты на русских ведьм?
Бальтасар торопливо кивнул и с нетерпением показал мне на выход из кабинета. Я хмыкнул, забрал бутылку с вином и подошел к Бальтасару.
— Как скажешь, друг мой официальный, — язвительно сказал я ему и махнул перед его лицом вином: — Теперь в бутылке — русский дух. А я свой дух всегда забираю! — И я еще раз с чувством выпил.
В коридоре меня уже поджидали двое дюжих полицейских, которые вполне могли подрабатывать колкой гипса в больницах. Выйдя вместе с ними в приемный зал участка, я заметил Адриано и других туристов из злополучной пятой группы. Среди них была и та туристка, чьей груди я случайно коснулся. Я подошел к ним, подмигнул туристке, хлопнул непонимающего Адриано по плечу и нетвердой походкой направился к выходу из участка.
У входных дверей стояли двое — экскурсовод, не так давно превращавшийся в жуткое чудовище, и молодой смуглый парень, на униформе которого был бейджик «Хосе Корасон». Они размашисто жестикулировали, перекрикивали друг друга и иногда обменивались пощечинами.
«А вот и тот самый пропавший Хосе… вместо которого был я, — со злостью подумал я, не решаясь пройти мимо них. — Господи, как бы их не пнуть на дорожку…»
Тут я заметил на руках экскурсовода и его помощника знакомые укусы — серые, плотные и будто бы высохшие. Я непроизвольно вздрогнул и едва не выронил бутылку с вином.
«Надо просто вернуться в Нью-Йорк — без лишнего внимания, — подавленно решил я. — А потом я устрою очную ставку с дневниками, о которых говорил Бен. Надеюсь, они у него не где-нибудь в коробке из-под любимого печенья. Бен… Как же так?..»
— Мистер Ржа-ной! Подождите! — вдруг окликнул меня Бальтасар.
Он взволнованно подбежал ко мне и зачем-то стал обходить меня по кругу, бесцеремонно при этом разглядывая.
— Ну? — насупился я.
— Эм… Мистер Ржа-ной, а вы, случайно, не брали протокол вашего допроса? — осторожно поинтересовался Бальтасар.
Услышав это, сопровождавшие меня полицейские обрадованно положили руки на табельное оружие.
— Ага, сел на него и магнитным железняком из седалища примагнитил его — по вашему примеру, — огрызнулся я. — Ну зачем мне документальное подтверждение моих же галлюцинаций, а? — резонно заметил я. — Взял только это, — показал я бутылку. — Но ее я вам уже не отдам. Слушайте, а как вы нас нашли, если это не я звонил?
— Вызов поступил от кого-то из пятой группы — на полпути к Сагзаве, — отстраненно проронил Бальтасар, продолжая стервятником кружить вокруг меня.
— О, — саркастически улыбнулся.
Бальтасар раздраженно посмотрел на меня, а затем махнул рукой и побежал обратно.
— Слушайте, а у вас апельсинов не найдется? — поинтересовался я у полицейских. — Что, нет? — Я разочарованно зевнул. — Ладно, буду тогда застрявший в зубах доедать. Х-хах!
Полицейские мрачно переглянулись, напористо подвели меня к входным дверям, распахнули их и вытолкали меня наружу.
Поморщившись от яркого солнца, я рассеянно пробормотал:
— Во что же ты меня втянул, а, Бен?..
Глава 3
Шахматная проныра
— Господи, благослови кондиционеры в этом самолете — чтобы в них мышей не водилось, а сами они не обветрились, — пробурчал я, снимая с плеча дорожную сумку. — Только бы не окоченеть теперь от них.
Я зябко поежился и попытался положить сумку в отсек для ручной клади. К моему недоумению, сумка стала за всё подряд упрямо цепляться, слово это было вопрос сумочных жизни и смерти.
— Извините! — озадаченно позвал я стюардессу, шедшую по проходу среди рассаживавшихся пассажиров. — Вы мне не поможете? Что-то я понять не могу: то ли у вас с местом для клади проблемы, то ли у меня руки такие кривые — под «продолговатость»[11] заточенные.
Длинноногая стюардесса в юбке-тюльпане василькового цвета и в белой блузке с бирюзовым галстуком неровно обернулась и заученно подошла ко мне. После этого она угловато откинула длинный хвост каштановых волос за спину и — одним грубым движением вбила мою сумку в отсек. Послышался звук разрываемой ткани.
— Девушка, вы… вы обалдели, что ли?! — растерянно возмутился я. — Вы мою вещь, похоже, порвали! Ну-ка.
Я протянул руку, чтобы осмотреть сумку, но стюардесса грубо захлопнула отсек, едва не отхватив его крышкой мне пару пальцев. Затем она болезненно улыбнулась, показав отбеленные зубы, и как ни в чём ни бывало пошла дальше по салону. Я в немом удивлении развел руки и глупо простоял так несколько секунд.
— Эй! Теперь и я тебе должен что-нибудь порвать! — бросил я ей вслед. — Эй? Требую симметричную компенсацию: или геройски рви на себе блузку, или ставь на сумку заплатку из своего нижнего белья! Эй, куда пошла?!
Однако стюардесса спокойно удалилась, будто я прилюдно должен был признать чрезмерную длину своей раскатанной губы[12].
— Хах! Ну и наглость! — невольно восхитился я, чувствуя, как меня распирает негодование. — Так, где тут кнопка «вызова персонала», а?! Сейчас я ей покажу жертву сервиса, прямо как Бен изображал! Вот же… Бен…
Мой праведный гнев растворился в череде минорных воспоминаний о дяде. Позабыв про сумку, я безрадостно сел на свое место возле иллюминатора и угрюмо стал ожидать взлета.
«Бен — в багажном, я — переодет и переобут, стронгилодон — в пакетике, — мысленно подытожил я. — Чем теперь заняться: самоедством или запасами самолетного алкоголя?..»
На всякий случай я оглядел себя: повседневные кроссовки, бледно-голубые джинсы, глупая футболка с нарисованным куском танцующей говядины и песочного цвета ветровка — в самый раз для ожидаемых в Нью-Йорке двадцати градусов тепла.
— О-ля-ля! Похоже, на этот раз мой полет пройдет особенно приятно! — раздался рядом со мной чей-то жизнерадостный голос.
Я недружелюбно обернулся: соседнее место готовилась занять привлекательная девушка с удивительными волосами — раскрашенными в черную и бело-золотистую клетку, словно гибкая шахматная доска, шедшая до плечей.
Девушка была практично и со вкусом одета: чистые дорожные ботинки, удобные джинсы с лаконичными порезами, типичная кепка газетчика и вишневый кожаный пиджачок с синей майкой под ним. У девушки были хлесткие радужно-зеленые глаза, вздернутый любопытством носик, чувственные губы жрицы любви и естественный макияж на живом лице.
Помимо этого, на плече у незнакомки висел потертый портфель, а на груди болтался полупрофессиональный цифровой фотоаппарат.
— Козетта Бастьен, журналист, двадцать три года, — беззаботно представилась девушка с едва заметным французским акцентом и обворожительно подмигнула. — Люблю интриги, сплетни и прочую пикантную возню — особенно на мою камеру!
Я с неохотой привстал и иронично представился в ответ:
— Алекс, двадцать пять лет, типичный русский — пью, сплю в снегу, дружу с медведями.
— О-ля-ля! А еще говорят: у русских чувство юмора молотом отбито и серпом подрезано! — звонко рассмеялась Козетта, разбирая свои вещи. — Хотя мне кажется, это про ваших мужчин и их природные достоинства!
— Вот как? — поднял я бровь, слегка задетый ее словами. — Пф! Так ведь это не мужик русский в причинных местах измельчал, а бабы зарубежные где не надо больше стали!
Козетта мелодично рассмеялась, сняла кепку с пиджачком и уютно расположилась в соседнем кресле. Через разрез майки на одной из ее молочных полусфер была видна прелестная родинка в форме черной звездочки.
— Это интересует, м-м-м? — бесцеремонно осведомилась Козетта и потрясла грудями. — Знаю, могли бы быть и побольше. Да и левая вроде больше правой, нет?
— Что?.. Я просто… — смутился я и стыдливо отвернулся к иллюминатору. — Меня это — не интересует! В смысле — интересует, но по мере надобности!..
Козетта схватила меня за подбородок и вредно на меня уставилась; на ее запястье была татуировка в виде двух спелых вишен.
— Мне от тебя кое-что нужно!.. — жарко заявила Козетта. — И это «кое-что» очень и очень важно… М-м?
Я поморщился от ее излишне сладких духов.
— Не могу: измельчал, — с нажимом сказал я. — Сказал же, этим интересуюсь по мере надобности!
— Этим ты точно заинтересуешься. У меня тут в кое-каких бумажках утверждается, что ты, по твоим словам, смело — или глупо? — противостоял каким-то козлососам, — невинно проворковала Козетта. — Или козлососами ты назвал их уже потом — у капитана полиции Бальтасара?
После этих слов Козетта вынула из портфеля протокол моего допроса, утерянный Бальтасаром сразу после окончания беседы со мной. И вот теперь «причина» этой самой утраты озорно изучала мою реакцию.
— Откуда у тебя это?! — взволновался я.
— О-ля-ля! Так ты знаешь, что это? — елейно осведомилась Козетта, хихикнув в кулачок. — Это, мой высокий и обаятельный русский с голубыми глазами, — результат моих профессиональных навыков!
— Ну да, сперла! — согласился я. — А ну, отдай сейчас же!
— Хочешь получить, м-м? — с азартом уточнила Козетта, пряча протокол. — Подтверди всё то, что записал тот сухой филиппинец, и он твой! Мне — безумная история про козлососов, тебе — статус инкогнито и дразнилка в ней!
К нам подошел толстяк и грузно плюхнулся на свободное кресло рядом с Козеттой. Он одышливо сопел, обмахивался маленьким веерком и изредка широко открывал мясистый рот, будто собираясь всосать всю шедшую от кондиционеров прохладу. Козетта брезгливо поморщилась.
— Так что скажешь, уроженец снегов и коррупции? — тихо поинтересовалась она и игриво поводила по губам локоном своих эффектных волос.
— Может, сначала в шахматы? — так же тихо осведомился я, кивком показав на ее голову. — Тебе какой фигуркой больше нравится по макушке получать: пешкой или ферзем?
— Только если фигурка очень большая, — вредно улыбнулась Козетта. — Или ты хочешь за свое интервью жертвы поразить меня классическим «Е2 — Е4», м-м? Учти: я перед кем попало свою шахматную доску не раскидываю.
— Я даже не буду пытаться отгадать, что ты подразумеваешь под «шахматной доской»! Ну хорошо, сама напросилась. — И я во всеуслышание громко заявил: — Всё, странная и наглая девушка, я утомлен вашими бесстыдными предложениями! Мои чресла устали! Так что просто позвольте мне провести полет в тишине и покое, молчаливо сетуя на беспутство молодежи!
Толстяк тут же плотоядно приосанился.
— Даже и не мечтай, тюфяк! — недовольно бросила ему Козетта и, повернувшись ко мне, пригрозила: — Впереди восемнадцать часов полета, Алекс из России! И все эти восемнадцать часов я буду ловить каждое твое слово! А потом каждое это слово я…
Вздохнув, я выхватил из рук Козетты диктофон, который она украдкой пыталась впихнуть между нашими сиденьями, и спрятал его в ветровку.
— После полета отдам, — строго сказал я. — И даже не думай доставать смартфон, иначе увидишь его бороздящим сливной бачок туалета!
Козетта надула губки и обиженно отвернулась — к тучному соседу. Увидев его робкую улыбку, Козетта нагло фыркнула ему в лицо и с негодованием уставилась перед собой.
В этот момент по громкой связи объявили о начале взлета, и мы пристегнулись. Когда самолет взлетел, а пассажиры бурными аплодисментами обласкали эго пилотов за успешный взлет, я провалился в тревожный сон.
Проснулся я от того, что кто-то мягко положил голову мне на плечо и бережно погладил мой живот. Я сонно приоткрыл глаза и с недоумением увидел, что на голове, расположившейся на моем плече, была шахматная расцветка, а женская ручка, гладившая мой живот, на самом деле пыталась соскоблить рисунок с моей футболки.
— Ты что задумала? — раздраженно спросил я у Козетты и сердито дернул плечом. — Хочешь проверить, фигурка у меня или фигура?
— Отдай диктофон, м-м? — вкрадчиво попросила Козетта. — А я тогда не начну вопить, что ты меня сейчас к оральным непотребствам склоняешь, пока никто не видит.
— Говоришь, никто не видит, да? — И я через Козетту кинул диктофон за шиворот ее соседу, который в этот момент спал.
Диктофон скользнул за воротник толстяка и прилип где-то к его телу. Козетта сейчас же обозленно стукнула меня кулачком по ноге.
— Ты что себе позволяешь?! — вскипел я. — Я с тобой пиво на полене не пил и детей не крестил, чтобы ты об меня своими грязными ручками барабанила!
— А ты что себе позволяешь?! — шикнула Козетта в ответ. — Как я теперь достану свою коробочку для ловли голосов, м-м-м?! Диктофон уже, наверное, весь в волосах и крошках!
— Каких еще крошках?
— После чипсов, печенья, вафель и прочего, что взрывается во рту с треском и хрустом! — сердито пояснила Козетта. — И вообще — за своим весом следить надо! А вам, мужикам, особенно!