Viva Америка Ободников Николай

Пролог

Маро отложил перо и с хрустом потянулся. Потом он потянулся еще раз и неожиданно для себя с силой ударил по столу, опрокинув тем самым одну из горевших свечей и чернильницу.

— Чертова тварь! — рассерженно прошептал Маро, торопливо поднимая дневник над расползавшейся кляксой. — Чертова… тварь… с чертова… холма!..

Переложив дневник на колени, Маро раздраженно поставил свечу обратно и торопливо набросил на расплывавшиеся чернила свой капитанский китель. Глядя, как сквозь рукава кителя проступают фиолетовые кляксы, Маро мрачно закинул в бутылку с виски несколько мятных леденцов.

— Ничего, Кохт, у тебя и у нашего великого будущего — разные дорожки!.. — пробормотал Маро, усиленно тряся бутылку. — И уж я постараюсь, чтобы ты на своей шею себе свернул! — угрюмо пообещал он.

Маро хлебнул получившееся освежающее пойло, довольно поморщился, после чего обмакнул конец пера в капавшие на пол чернила и вернулся к последним строчкам дневника.

«Я единолично ответственен за это звериное решение, и я приму любую уготованную Богом или Дьяволом кару — даже если меня, прикованного к позорному столбу[1], трижды вспашет жеребец Гаррисона!

Но это не изменит того, что на этот раз — на этом непокоренном материке! — мы сами выберем себе пастыря и грех по вкусу. И в этот проклятый день я истинно обреку и возвеличу всякого мужчину и всякую женщину, что сошли со мной на этот берег, а также каждого, кто произойдет из наших чресел или примкнет к нам!

Наши земли будут омываться океанами, наши богатства — слезами зависти, а весь прочий мир — осадками из неудач! В этом наше предначертание и наша судьба — быть богоизбранными!

Сегодня я еще раз испытаю себя перед уродствами нашего нового бога. А после — я найду способ заколоть и изрубить его, словно вскормленную на молоке свинью! Я вырву наши проданные души обратно — пусть даже и через чертовы века! Если нам удастся получить всё при жизни, то что помешает нам не расплачиваться за это после смерти?

Так что хватайте свое и рвите чужое, потомки! И пусть тень греха за содеянное падет на других!

Капитан „Каннибала“ Даллас Маро.13 ноября 1607 года. Джеймстаун».

Маро смурно перечитал написанное, после чего встал и надел пояс с пистолетом и новой офицерской саблей, взамен той, что он в запале испортил об Гаррисона. Привычно проверив, как ходит клинок в ножнах, Маро накинул дорожный камзол и подхватил дневник.

— Пора попотчевать себя грядущим! — ухмыльнулся Маро, направляясь к двери.

Однако затем Маро решил, что сперва всё же стоит попотчевать себя виски. Он вернулся к столу, взял бутылку и влил в себя не менее ее трети. Поймав остатки мятного леденца, Маро шумно выдохнул, хищно укусил подушку на кровати, завороженно полюбовался на следы собственных зубов на ней и, наконец, вышел наружу.

Внутренний двор форта был погружен в обрывки ночной мглы. Возле факелов уныло прохаживались часовые, бренно неся службу и початки заслуженного на ней геморроя.

Маро закашлялся от легкого морозца и подошел к углу бревенчатого дома. В его тенях дремал неприметный мужчина. Маро швырнул ему дневник, и мужчина, не открывая глаз, по-кошачьи ловко поймал его.

— Через сутки назначу за твою голову награду и отправлю по следу людей, чтобы узнать, как ты справился! — предупредил его Маро. — Найдут тебя или это, — недвусмысленно покосился он на дневник, — лично тебе углей в пасть затолкаю. Компренде?[2]

Мужчина лениво открыл глаза, бесстрастно кивнул и растворился в темноте.

Насвистывая незатейливый мотивчик, Маро направился к открытым воротам форта. Там уже толпился отряд солдат, проверявших ружья, и одухотворенно прогуливался капеллан Гаррисон. Рядом с ними стояло несколько запряженных лошадьми крытых повозок, из которых доносились неясные мычания и стоны, словно кто-то против воли принимал участие в крайне тоскливой оргии.

Заметив Маро, солдаты тут же втянули животы и выпятили челюсти. Маро на это лишь безразлично отмахнулся.

— Капитан, вашими устами, как всегда, насвистывал сам Дьявол, — сдержанно кивнул Гаррисон Маро, когда тот подошел.

— Тогда он сегодня что-то фальшивил, — критично заметил Маро, разгрызая последний кусочек леденца. — Как наши приготовления? Мы готовы?

— Можем отправляться — хоть во тьму, хоть во грех, — любезно ответил Гаррисон и приглашающе показал на дорогу, ведущую через ночной лес к холму.

— Гаррисон, избавь меня от этих своих взмахов хоть на минутку, пока у меня голова не лопнула! — поморщился Маро и, шагнув в темноту, громко крикнул: — Пошли уже! И запомните: если какая-то часть «груза» отправится встречать рассвет в лесу, виновные в этом тоже его встретят — в яме с трупами! — И он обозленно добавил: — Мне тут кривотолки не нужны! Так что «угощенье» Кохту пополню из тех вас, кто останется!

Солдаты, вздрогнув, еще плотнее оцепили повозки и отправились следом за Маро, под шаг которого тут же самодовольно подстроился капеллан.

— Люди снова начинают поговаривать о летающих огнях над холмом, — доверительно сообщил Гаррисон капитану. — Некоторые даже молят о возвращении в Англию. Хотя после последнего твоего внушения многие просто молятся — за выздоровление…

— Мало им было… — процедил Маро и на ходу обернулся к солдатам: — А вы, чертовы дети, тоже боитесь каких-то огней над холмом?!

— Нам-то что, сэр? — сыто удивился солдат, несший факел. — Да пусть там хоть девки козла в зад целуют! Нам лишь бы жалованье исправно платили — да девки чтобы за него наш зад иногда с козьим путали! — И он довольно расхохотался.

Его хохот тотчас подхватили остальные.

— А дьявола, что те огни пускает, не страшитесь? — поинтересовался Маро, вглядываясь в приближавшийся холм, над которым пока всё было спокойно.

— Нет дьявола страшнее вас, сэр, — серьезно ответил тот же солдат с факелом. — А уж мы-то повидали…

— Значит, вы по верхам лишь хлебнули, — пренебрежительно заключил Маро и погладил рукоять сабли.

После этого все умолкли, проделав оставшийся путь до вершины холма в зловещем молчании, нарушаемом лишь редкими стонами из повозок. Когда до места, где должна была состояться встреча, остались считанные метры, Маро окинул всех тяжелым взглядом. Его глаза в неверном свете факелов были полны пьянящей злобы, решимости — и энергии после леденцов.

— Каждый из нас берет исток из Дьявола и его свиты! — вдруг зычно воскликнул Гаррисон, потрясая молитвенником. — Каждый из нас сейчас его кровник и сподвижник! Но придет время, и мы возвысимся! И узрят все град на холме[3], что мы воздвигнем! И назовут наши действия — божьим провидением! И почитать нас будут — как богов!

— Аминь, брат, — сплюнул Маро и, оголив саблю, шагнул на поросшую вершину холма.

— Здравствуй, человек по имени Даллас, — раздался щелкающий шепот.

В темноте стояло странное существо, отдаленно напоминавшее человека. Существо было крайне высоким и худым. Оно куталось в длинный плащ из темных чешуек, тускло отражавших сияние звезд. Помимо этого, у существа была несколько угловатая голова — со светящейся точкой во лбу и с нежно-голубыми глазами, мягко сверкавшими в ночи.

— Здравствуй, Кохт, — желчно поздоровался в ответ Маро.

— Тебя что-то смущает? — поинтересовался Кохт, странно дернув головой. — Лелеешь мысль о чрезмерности нашей сделки?

— Солдаты! — властно крикнул Маро, показав на свободное место на холме, очищенное от кустов и веток еще днем.

Солдаты тотчас начали вываливать из повозок небольшие клетки. В каждой из них находилось по обессиленному мужчине или такой же оголенной женщине. Они беспомощно разевали рты и умоляюще смотрели на Маро. Затем клетки стали поочередно открывать, а их пленников — привязывать к кольям в земле.

— Кто это? — лукаво полюбопытствовал Кохт.

— К чму это плутовство? — поморщился Маро. — Сам знаешь: это — исчезнувшие колонисты.

Гаррисон ободряюще сжал плечо Маро и почтительно поклонился Кохту. Кохт проигнорировал поклон капеллана и со стрекотом втянул воздух.

— Да, это твои люди, — заявил Кохт через мгновение. — Почему они безмолвны?

— А ты что, хотел, чтобы они тебе напоследок спели? — мрачно улыбнулся Маро. — Мне вот их вопли были ни к чему. — И он с тихим свистом провел саблей у своего рта.

— Понимаю, — проникновенно произнес Кохт. — А теперь — вкусите!

Кохт откинул плащ и швырнул из-под него к ногам Маро и его людей комья чего-то светящегося. Это были кусочки мяса, напоминавшие своим желтовато-тошнотворным сиянием слипшихся светлячков. В ноздри Маро ударил медово-приторный аромат, и он узнал в этих комках то, что он так усердно скармливал привезенным пленникам последние две недели.

«Плоть Кохта, — с отвращением подумал Маро. — Небось со срамных мест для нас нарвал!»

— Я… я не буду это есть… — вдруг испуганно пролепетал один из солдат. — Я… П-прости, сэр, но я…

Маро с понимающей улыбкой подошел к нему, подобрал комок мяса и мягко засунул его растерявшемуся солдату прямо в рот. Выпучив глаза, солдат попытался было сопротивляться, но Маро воспользовался эфесом сабли — чтобы вдавить комок мяса еще глубже. Солдат упал и, скрипя осколками зубов, начал медленно пережевывать плоть Кохта.

— А теперь остальные! Живо! — озлобленно скомандовал Маро и, взяв себе один из комков, вернулся к Кохту.

Солдаты переглянулись — и с отвращением на лицах выполнили приказ. Между тем к упавшему солдату приблизился Гаррисон и бережно вытер его лицо платком. После этого Гаррисон распрямился и с наслаждением попробовал брошенное Кохтом мясо.

Смерив подчиненных требовательным взглядом, Маро стойко проглотил свою порцию. Плоть Кохта оказалась слегка солоноватой, и Маро от нее сразу же затошнило.

— Преклонитесь же и признайте меня — как вашего единственного властителя и хозяина! — непреклонно потребовал Кохт.

— А вот я хочу еще разок услышать, что мы получим, — прервал его Маро, подавляя усилием воли бунт в желудке. — Видишь ли, хочу вновь попытаться понять, как это будет работать!

— За мое возвышение над вами и вашей службой на меня после смерти вы получите покровительство — на божественном уровне, — мягко прощелкал Кохт в ответ.

— Но ты не пахнешь фимиамом и не взираешь с небес на твои дома, где по воскресеньям лапают прихожанок! — цинично возразил Маро. — Значит, ты не Бог!

— Истинно так, человек по имени Даллас, — благосклонно согласился Кохт. — Но отныне я ваш единственный небожитель, перед которым вы будете склоняться. Ваши краткие жизни, переменчивая удача, чудачества и даже ваши томящиеся в водовороте годов потомки — всё впредь в моей воле и в моей власти.

Устав спорить, Маро всё-таки встал на колени. Его примеру незамедлительно последовали Гаррисон и солдаты. Кохт подался вперед и пошел в сторону капитана. Маро почувствовал наркотическое действие съеденной плоти Кохта.

Когда Кохт навис над ним, Маро неохотно отложил саблю и против воли зажмурился. Вдруг его правую руку пронзило болезненным жжением. Маро вскинул голову, чтобы дерзко взглянуть на Кохта, но с облегчением обнаружил, что Кохт уже подходил к Гаррисону. Поднеся щипавшую руку к лицу, Маро с изумлением обнаружил на ней ожог, похожий на родимое пятно.

— Метка… — раздраженно прошептал Маро, поднимаясь с саблей с колен. — Видимо, и нам для тебя надо было кое-что захватить — раскаленное клеймо для скота! Что теперь?

— А теперь — убей своих соплеменников, напитанных моей плотью, — равнодушно повелел Кохт, продолжая обходить остальных.

— А разве ты сам не способен на такую малость? — желчно осведомился Маро, показав жестом, чтобы свободные солдаты приготовили оружие.

— Такова моя воля и таковы обычаи моего мира, — глубокомысленно изрек Кохт, возвращаясь на свое место. — Всё имеет свое значение — даже мое имя.

— Даже твое имя? — подозрительно переспросил Маро. — И что же оно значит, черт побери?

— Мое имя значит — желудок, — со вкусом ответил Кохт и напомнил: — Я жду, человек по имени Даллас.

Маро хладнокровно взмахнул рукой — и солдаты молча перебили мычавших пленников.

— Сделка заключена! — торжественно объявил Кохт и довольно поежился.

Маро отстраненно взглянул на убитых:

— Это станет началом новой эпохи…

— Да будет так, человек, — согласно прощелкал Кохт. — А теперь я должен забрать причитающееся мне — моих первых слуг. Иди и не забывай благодарить меня. И помни: отныне и всегда — я рядом!

Маро кивнул солдатам, и они все вместе, забрав повозки, стали медленно спускаться с холма, стараясь при этом не оглядываться и не бежать. Вскоре им вслед донеслись противные звуки треска, словно где-то поблизости пума разрывала тугие барабаны — набитые мясом… Одновременно с этим на черные верхушки деревьев лег голубоватый свет, шедший с вершины холма.

— Viva Америка, — с благоговением пробормотал Гаррисон и отшвырнул молитвенник.

— Продано, — одержимо отозвался Маро.

Маро почувствовал, что эта ночь навсегда изменила не только его самого, но и весь мир. Он вдруг ясно осознал, что отныне всем им и всему его роду уготованы лучшие места в амфитеатре жизни, тогда как за каждое из этих мест суждено расплачиваться кому-то другому — своими исковерканными судьбами, своими разрушенными домами, своим украденным благополучием…

— Продано! — крикнул во весь голос Маро и исступленно рассмеялся.

И его крик, напоенный жгучим безумием, рваным эхом разлетелся по ночному лесу, суля миру грядущее, полное войн, лжи и разочарований.

Глава 1

Финал одной старой американской индейки

— Боже, ну и жара! Ну и влажность! И это в середине сентября-то? — поморщился я, продолжая управлять арендованным внедорожником. — Просто невероятно: на Филиппинах каждый месяц под тридцать градусов! Что скажешь, а, Бен?

Сидевший на соседнем сиденье Бен, семидесятилетний мужчина, приходившийся мне родным дядей по материнской линии, снял цветную панамку и с удовольствием высунул в окно голову. Влажный ветер тут же сдул с его загорелой лысины капельки пота, а филиппинское солнце ярко от нее отразилось.

— А что тут скажешь, Алекс? — пожал плечами Бен. — Жарко — как в духовке.

— Я не Алекс, — возразил я по привычке. — Я — Алексей. Леха я. За два года можно было бы уже и запомнить.

— Л-оха, — с трудом произнес Бен, снова надевая панамку.

— Сам ты «лоха»! — рассмеялся я и взглянул на простиравшийся пейзаж.

Обширное плато, которое мы упрямо бороздили на нашем красном джипе, изумрудно переливалось. Над косматой травой вились тучки кровососущих, вздыхали небольшие деревца, в прогретом небе яркими стрелами мелькали птицы. А вдалеке, посреди плато, высилась главная туристическая достопримечательность юго-востока острова Лусон — действующий вулкан Майон, чья сине-сизая вершина неторопливо курилась белой дымкой.

— Удивительно: местами так похоже на среднюю полосу России в июле, — пробормотал я, брызгая на себя репеллентом от насекомых. — Кроме вулкана, конечно. Вулканы у нас только в песочницах — вперемешку с кошачье-собачьими ископаемыми[4].

— А куда бы ты сейчас больше всего хотел вернуться: в Америку или в Россию? — вдруг поинтересовался Бен и хитро прищурился.

Я неуютно поправил воротник своей типично туристической рубашки и зачем-то подергал шнурок таких же безвкусных шорт.

— Мне ближе Брянск, а не Бронкс — где мы живем и иногда делаем вид, что процветаем, — насупился я, старательно объезжая ухабы на дороге. — А вернуться я бы хотел в аэропорт Манилы: там хоть кондиционеры есть…

— Господи, неужели все русские такие чувствительные? — весело удивился Бен.

— Нет, только те, кого подкалывают единственные американские родственники, с которыми они дружат, — парировал я и устало спросил: — Может, уже пора раскрыть карты? Что мы тут позабыли-то, а?

— Ну… — смутился Бен и полез в жилетку за таблетками. — Черт! Неужели в отеле оставил?

— Ладно, — кивнул я Бену, — тогда я вкратце обрисую всё это со стороны.

— А давай, — согласился Бен и захрустел найденным крекером. — Хочешь? — И он протянул мне обслюнявленную печеньку.

— Что?.. — не понял я, стараясь не отвлекаться от дороги. — А, это. Нет, спасибо. Лучше послушай. Несколько дней назад ты разбудил меня посреди ночи — воплем, прямо в лицо. При этом ты трясся и брызгал слюнями! Ты хоть помнишь, что раз за разом повторял?

— Конечно, — снова пожал плечами Бен, возобновляя поиск таблеток. — Я сказал, что мы должны срочно лететь на Филиппины.

— Вот именно! — вскинул я указательный палец. — Лететь срочно — и безо всяких там объяснений! «Нет времени. Вопрос жизни и смерти. Я пришел из будущего, чтобы спасти тебя и вчерашний бутерброд! Ты что, не любишь своего дядюшку?»

— Про «дядюшку» точно не было, — довольно поправил меня Бен. — Да где же эти глупые таблетки?.. Хах-ха! Я же сижу на них! — И он обрадованно достал оранжевый пузырек из заднего кармана бриджей.

— После этого мы как угорелые помчались в аэропорт и уже через несколько часов летели в Манилу! И за всё это время ты, Бен, ни разу — ни разу, — подчеркнул я, — не ответил на мой вопрос, для чего мы это делаем!

— И правда, я был словно ужаленная в одно место старая американская индейка! Но ты продолжай, Алекс, продолжай, — подбодрил меня Бен, вытаскивая из пузырька одинокую таблетку. — Хм, последняя…

— Сперва Манила и этот адов климат! — с негодованием махнул я рукой в открытое окно. — Потом ночной автобус до Легаспи, где я из-за нехватки места уши коленями закрывал, словно стесняющийся Чебурашка! Затем поутру аренда этой развалюшки, — с любовью постучал я по рулю. — И вот теперь мы едем неизвестно куда и неизвестно зачем! Возможно, ты просто захотел проветриться — в другой стране. Возможно, управляющие тобой пришельцы нажали не на ту кнопку. Возможно, тебя накрыло состояние фуги[5]. Так что стряслось-то?!

— Фу-ух… Да, пора бы уже дать хоть какой-то ответ… — пробормотал Бен и проглотил таблетку. Собравшись с мыслями, он торопливо сказал: — Нам нужно одно редкое растение, которое выросло именно здесь — на Филиппинах, в почве, удобренной вулканическим пеплом. Небольшой его запас позволит мне, тебе и твоим потомкам безбоязненно и спокойно… умереть.

Ничего не поняв, я на всякий случай хохотнул, решив, что это был розыгрыш. Однако затем, заметив непроницаемое выражение на лице Бена, я скис и смял свою улыбку.

— Извини, мне показалось, ты сказал, что мы пролетели и проехали чертову кучу километров из-за какой-то местной рассады, которая поможет нам «спокойно умереть», — сдержанно произнес я. — Это, наверное, из-за жары. Я…

— Тебе не послышалось.

— Что?..

— Звучит безумно, да? — усмехнулся Бен и выбросил пустой пузырек из-под таблеток. — Именно поэтому я и вывалил подобное здесь и сейчас, а не тогда дома, в Нью-Йорке.

— Да это просто ни в какие…

В этот момент мы наехали на трухлявую корягу, и у нас с Беном одновременно клацнули зубы.

— Может, ты просто доверишься своему любимому дяде? — Бен помассировал челюсть. — А я взамен покажу тебе кое-какие записи, когда мы вернемся. Ну, по рукам? С меня еще два литра нефильтрованного!

— Господи, Бен! Хотя бы скажи, куда именно мы едем! — не выдержал я. — Я ведь ничего не знаю, кроме твоего наполеонского «держать курс на подножие вулкана»!

— Нам нужен уничтоженный вулканом город, русский ты мальчишка! — И Бен обиженно отвернулся к окну.

Я вспомнил прочитанные утром туристические брошюры:

— Сагзава, что ли?

— Он самый, — бросил Бен через плечо. — А теперь езжай до развалин и не мешай старику на тебя дуться!

— Эх, хорошие вы люди, американцы! — по-доброму сказал я и увеличил скорость.

— Опять эта твоя фраза, — сварливо заметил Бен. — Что на этот раз в ней сокрыто: сарказм, ирония?

— На этот раз — только уважение к причудам старших, мой лысый дядя Бен, — честно ответил я. — Смотри-ка, а вот и твои манящие развалины. Пару минут массирующей тряски — и мы на месте!

Остатки Сагзавы представляли собой небольшой волнистый участок плато, в чьей шелестящей траве прятались остовы каменной кладки, а единственным строением была чудом уцелевшая часовенка. Я припарковал джип у ближайшего обломка, вышел и с удовольствием потянулся.

— Да, негусто тут как-то, — огляделся я и отмахнулся от пролетевшего жука. — Как хоть выглядит то, что тебе так надо? Или у тебя как в нашей сказке: пойди туда — не знаю куда?

— Нам нужен стронгилодон крупнокистевой, — прокряхтел Бен, вылезая из машины. — Он же «нефритовая лоза» и «изумрудная лиана». У него сине-зеленые когтеобразные цветки, светящиеся по ночам; свисает вниз, опыляется летучими мышами. Еще…

— Я понял, понял, — быстро остановил я Бена и почесал укус на ладони. — Это какая-то странная штука, от которой балдеют летучие мышки. Та-ак, сейчас посмотрим, где тут можно свисать, зависать и подтягиваться.

— Алекс! Что… что у тебя на руке? — Бен нервно подошел ко мне и торопливо взял меня за кисть. — Черт возьми! Когда ты получил этот укус?!

Я с легким недоумением посмотрел на изучаемое Беном место: на ладони у меня было вполне обычное уплотнение — правда, с неестественно серой и сухой кожей.

— Ты чего так разнервничался? — настороженно поинтересовался я и аккуратно выдернул руку из хватки Бена. — Просто укусило что-то — да и вымазал чем-то. Укусило прямо перед тем, как мы вчера сели в автобус. А что?

— А ты еще и сразу уснул — с «ушами, прижатыми коленями»?! — пристально вгляделся в меня Бен.

— Ну-у… — задумался я и промокнул пот на лице рукавом рубашки. — Ну да, уснул почему-то… Только вот…

— …сон был тяжелым, словно ты в черной воде лежал и всё понимал, но не мог проснуться, верно?

Я недоверчиво покосился на Бена:

— Откуда знаешь?

— Ничем ты не вымазался и это не «просто укусило что-то»! — рявкнул Бен и подозрительно наставил на меня палец: — Если черная кошка переходит дорогу, а потом переходит ее обратно, она отменяет свое действие или усиливает его?!

— Ч-что?! — невольно рассмеялся я. — Ха! Бен, ты…

— Отвечай! — гаркнул Бен и, схватив из джипа бутылку с водой, замахнулся ей. — Три секунды на ответ! А потом — шишка от пластика!

— Ладно! Ладно! — примиряюще поднял я руки и поежился от обдувшего меня ветерка. — Кошка усиливает действие удачи для того, перед кем она прошла! Доволен?!

— Слава богу, Алекс, это — ты! — И Бен с облегчением обнял меня. — Эти создания могут скопировать с донора практически всё — кроме его сообразительности! Хотя и ее тоже — в особых случаях! Надеюсь, это не он! Рад, что твоя русская «скакалка» всё еще при тебе!

— «Смекалка», а не «скакалка»! — Я вырвался из его слегка мокрых объятий и возмутился: — Бен, у тебя совсем крыша поехала от своих чудо-фантазий! Какой еще, к черту, «донор»?! О чем ты вообще?! На твои мозговые завихрения никакой смекалки со скакалкой не хватит!

В этот момент к развалинам подъехал обклеенный рекламой и жвачками микроавтобус с туристами. Туристы разноцветной кучкой высыпали наружу и радостно защелкали фотокамерами и замахали смартфонами.

— Алекс! Алекс… — позвал меня слабым голосом Бен и показал на туристов. — Смотри… Говорю же, это был не просто укус… Там…

— Бен, ты чего? — встревожился я, видя, как Бен бледнеет.

— Да посмотри же, русская ты дубина! — дрожащим голосом пробормотал Бен, хватая меня за одежду.

— Сам ты… индейка американская! — огрызнулся я и невольно обернулся. — К-как это?..

Среди туристов суетился я — в оливковой одежде помощника экскурсовода. При этом мой двойник выглядел так, словно у него разом были мигрень, зубная боль и неоплаченные налоги. К моему удивлению, у экскурсовода и прочего персонала экскурсии явно были схожие проблемы — и со здоровьем, и с налогообложением.

— Я знал! Я… знал… знал… — прошептал Бен, тихо сползая по колесу нашего джипа в душистую траву. — Они пришли за мной… Именно поэтому тебя… Здесь и померкнут мои годы…

— Бен! Бен-Бен! Ты чего? — перепугался я и попытался его приподнять. — Ты что, опять забыл принять какие-то лекарства? Или у тебя очередной приступ твоих эксцентричных чудачеств? Что с тобой?

— Оставь и слушай внимательно… — попросил Бен, силясь открыть бутылку с водой, которой он недавно замахивался. — Я всю жизнь мучился вопросом, правда ли это. И… и вот теперь я знаю ответ…

Я встревоженно заметил, что дыхание Бена стало слабеть, а его глаза — закатываться, тогда как бледность на его лице всё продолжала теснить загар.

— Бен, блин! Тебе срочно нужно в больницу! — торопливо сказал я, трогая его холодеющий лоб. — Давай, залезем в машину и… Стой, погоди! Может, среди туристов есть врач! — вдруг сообразил я.

— Это важно, черт тебя побери! — И Бен несильно стукнул меня по плечу бутылкой. — Эти существа — они могут подменять собой людей. Кх-кх… Все они — эти трутни — продолжение воли одной могущественной твари. Что-то… что-то задыхаюсь… — вдруг виновато пожаловался он и с трудом продолжил: — Та тварь около четырехсот лет назад получила всю нашу нацию и тех, кто вольется в нее, к себе в услужение — после смерти! Дневники… найдешь дома… Два дневника… кап… капитана и его к-капеллана… в них всё описано… Дневник капеллана… нашел недавно… поэтому так спонтанно и…

— Эй, сеньоры! У вас всё в порядке? — раздался за моей спиной голос одного из туристов.

— А вы, случайно, не медик? — с надеждой спросил я у подошедшего мужчины. — А то у моего родственника то ли приступ хандры, то ли птичка в сердце залетела!

— А-а-ам… — растерянно протянул мужчина. — Боюсь, не совсем вас понял… Но-о, похоже, вашему спутнику плохо. Я — Адриано, — дружелюбно представился он и с готовностью предложил: — Если у вас нет аптечки, я сейчас же принесу нашу!

— Оставь свои русские присказки для морозов, Алекс, — хихикнул Бен и, страшно покосившись на Адриано, прошипел: — Не дай им… хех… меня забрать! Найди растение, Алекс! Найди его до того… до того, как я умру! Ох… Знал же, что гранату на такой случай надо было взять!..

Адриано странно посмотрел на нас и поспешно побежал к остальным, не прекращая оглядываться, словно Бен мог убить его одним броском бутылки.

— Бен, что за чушь ты несешь!.. — прошипел я Бену в ответ. — Мы сейчас не помощь получим, а мягкую палату с ромашковым чаем!

— Зап… запомни… хах… это растение крайне ядовито д-для них! — прошептал Бен и, сорвав траву, вытер ею лицо. — Берешь его сок… и… тогда просто ум… умираешь… Сок… на… на меня… Оно защитит и живого… т-тебя… Ешь его только в крайнем случае, иначе… спазм дых… дыхательной системы…

Глаза Бена закрылись, и я вздрогнул, не зная, что делать.

— Бен?.. — осторожно потряс я Бена. — Бен!.. Бен!

— Не кричи!.. — поморщился Бен и, подав мне бутылку, попросил: — Вот, помоги-ка лучше старику добраться до вкусной водички.

— Бен, ну ты и… — счастливо улыбнулся я, открывая ему бутылку.

— А теперь, Алекс, найди мне стронгилодон, пока меня не забрали в «американскую мечту»!.. — Бен сделал несколько болезненных глотков. — Поверь мне хоть разок, прошу…

— Черт. Ладно, Бен, найду! — пообещал я и поднялся. — Так, висит, опыляется мышами, светится в темноте, — повторил я. — И где эта штука здесь может висеть? Здесь же равнина! Не на деревьях же?.. — Я сделал несколько шагов, потерянно огляделся и заметил часовенку. — Чем не место?.. — неуверенно пробормотал я. — Бен! Я сейчас! Ты, главное, не нервничай и не переживай, ладно?

Бен вяло отсалютовал мне бутылкой и показал средний палец спешившим к нему туристам, один из которых нёс аптечку.

— Присмотрите за ним, пожалуйста! — просительно крикнул я Адриано. — И не слушайте его сказки: он малость перегрелся!

Адриано успокаивающе махнул мне в ответ и вместе с остальными попытался приблизиться к Бену. Бен тут же принялся отмахиваться от них бутылкой.

— И никого из персонала экскурсии нет, — отстраненно заметил я, заходя в тень часовенки. — Может, помощь вызывают?.. — Я невольно задумался над словами Бена о «доноре». — Да нет, не может такого быть! Бен… он… он же просто инфантильный старик! Только бы у него дальше крыша не поехала…

Я осмотрелся и невольно ахнул: в полумраке часовенки крупными гроздьями висело несколько удивительных растений. Их когтеобразные цветки напоминали облитые зеленкой возбужденные усики. Один из «усиков» смачно грызла летучая мышь, чьи выпученные глазки таращились в разные стороны, а челюсть то и дело выворачивалась вбок.

— Гляди-ка, а мышки-то действительно балдеют от этого! — усмехнулся я и аккуратно сорвал самую крупную гроздь стронгилодона.

В часовенку внезапно вбежал обеспокоенный Адриано:

— Сеньор! Сеньор! Вашему родственнику стало хуже! Он срочно требует вас и какой-то сок — перед смертью!.. Мы ему предложили грейпфрутовый, но…

— Надеюсь, он еще в сознании, чтобы излить на меня новую порцию старческого маразма!.. — раздраженно произнес я, перехватывая стронгилодон.

Мы с Адриано побежали обратно. Возле нашего джипа я увидел туристов и — неподвижного Бена. Еще через мгновение одна из женщин закрыла лицо Бена его же панамкой.

— Бен?.. — замер я, не решаясь сделать последние шаги.

Туристы все как один посмотрели на меня. Адриано тихо ругнулся.

Неожиданно позади туристов показались экскурсовод и остальной персонал экскурсии. Все они слегка хмурились и щурились, словно мочки их ушей вместе с висками с любовью посасывало похмелье.

— Я не Алекс-с-с… — вдруг заявил помощник экскурсовода моим голосом. — С-с-сам ты «лоха»! Ос-с-стальные, кс-с-стати, тож-же — полные!

— Чего?.. — опешил я, едва не выронив стронгилодон.

Между тем нижняя челюсть экскурсовода хрустнула, и из-под нее, словно лезвия перочинных ножиков, выскочили коричнево-малиновые мандибулы с черными зубками. Глаза экскурсовода при этом шарообразно вылупились, став желтовато-белесыми. Подобные метаморфозы произошли и с остальным персоналом экскурсии, включая моего двойника.

Перед нами предстали чудовищные пародии на людей.

Туристы ахнули, ухнули и завизжали тоненькими голосками. Однако нашлись и те, кто стали делать снимки, не прекращая потеть и истошно орать.

«Трутни… Это и есть те самые трутни, о которых говорил Бен!.. — с ужасом подумал я. — Божья роса мне в глаза! Бен не врал и не фантазировал!»

Экскурсовод-трутень угловато шагнул сквозь визжавших туристов к Бену, небрежно оттащил его и — деловито надломил ему шею со стороны позвоночника. Размяв мандибулы, экскурсовод-трутень высунул между ними гибкий хоботок, похожий на прозрачный шнур с вязальным крючком на конце, и вбил его в торчавший позвонок Бена. По затвердевшему хоботку побежала выкачиваемая бирюзовая жидкость с вкраплениями голубоватых гранул.

У остальных трутней, к полуобморочному состоянию туристов, на щеках открылись слипшиеся жабры. Послышался тихий свист, и потянуло легким приторно-медовым ароматом. Местные птицы тут же встревоженно закричали.

— Н-ну и ж-ж-жара, а? — поинтересовался мой двойник, продолжая что-то распространять через жабры. — Хоро-о-ошие вы… л-л-люди… Хотя мы получш-ш-ше буде-е-ем!

— А ну, оставьте его в покое! — истошно заорал я и, замахнувшись стронгилодоном, бездумно побежал на трутней. — Пошли от него прочь, уроды!

Кто-то ухватил меня сзади за шорты, и я увидел, что это был Адриано, чьи карие глаза закатывались, а сам он неторопливо заваливался в траву.

— Эй! Ты чего?.. Только не говори, что у тебя сиеста[6]! — бросил я Адриано и почувствовал, как в мое тело вместе со странным ароматом проникает неестественная дремота. — Это… Да что происходит?.. Бен!..

К моему заторможенному удивлению, все приехавшие туристы спустя несколько секунд потеряли сознание. Только один я почему-то всё еще стоял на ногах.

— Стронгилодон! — догадался я и, закашлявшись, против воли опустился на колени. — Русский — и на колени?! — вяло возмутился я, ощущая, как меркнет сознание. — Надо… надо как та мышка… Только бы… только бы не сдохнуть… и не челюсть… как у нее…

Я кое-как приоткрыл немевший рот, с трудом запихнул в него побег стронгилодона и стал перетирать его об свои зубы. Терпкий сок растения оказался похож сразу и на крапиву, и на вежливый удар током; тягучая дремота отступила.

Я поднял голову и затравленно обнаружил, что вокруг меня стояли трутни. Их выпученные глаза немигающе изучали меня, а их мандибулы зловеще пощелкивали, будто подсчитывая мои косточки.

— На-а-аша экс-кс-кс-курсия пода-а-арит вам нез-з-забываемые впечатления! — нараспев сказал экскурсовод-трутень. — Массаж-ж-ж, спа-а-а, наглядные навыки первой помощ-щ-щи!

— Не сдаваться… — в ужасе прошептал я, невольно закрываясь стронгилодоном. — Надо подняться с… с колен… Я же русский, а русские не… не…

Трутни неуверенно затоптались и с отвращением посмотрели на стронгилодон.

— А мыш-ш-шки-то де-е-ействительно ба-а-алдеют от эт-того! — с укором поддел меня двойник.

— Хрен ты угадало, чудище заморское! — прохрипел я. — Неожиданно, да? А как вам это?! — И я упрямо поднял дрожащей рукой стронгилодон над головой.

Трутни недовольно отступили, и в ту же секунду меня скрутил рвотный спазм.

«Что там Бен говорил про эту рассаду? Что от нее можно умереть? Или что от нее можно умереть чуть попозже? — Я закрыл глаза и проглотил болтавшиеся во рту кусочки стронгилодона. — Ну, стальной желудок, терпи! В туалете потом сочтемся!..»

Трутни несколько раз грустно выдохнули через жабры и оставили меня в покое. Я обессиленно упал на спину и посмотрел слезящимися глазами на пролетавших разноцветных птичек.