После ссоры Тодд Анна
– Почему ты так уверена? – спокойно спрашивает она.
– Потому что я доверилась ему, а он меня предал самым ужасным образом.
Понимаю, что упускаю многие детали, но по-прежнему чувствую, что мне почему-то хочется защитить Хардина от осуждения моей матери. Я ругаю себя за эту глупость, за то, что вообще могла об этом подумать, когда он ни за что не пошел бы на такое ради меня.
– Тебе не кажется, что об этом стоило подумать прежде, чем переехать к нему?
– Да, я все понимаю. Давай, скажи, какая я дура, скажи, «я же тебе говорила», – отвечаю я.
– Я действительно тебе говорила, я предупреждала тебя о таких парнях. От таких мужчин, как он или твой отец, лучше держаться подальше. Я рада только, что все закончилось, едва начавшись. Люди ошибаются, Тесса. – Она отпивает кофе; на кружке остается след от розовой помады. – Уверена, он тебя простит.
– Кто?
– Ной, кто же еще.
Да как можно этого не понять? Мне просто нужно поговорить с ней, нужно, чтобы она меня поддержала, а не заставляла вернуться к Ною. Я поднимаюсь, смотрю на нее, обвожу взглядом кухню. Она это серьезно? Не может быть.
– Если у меня не вышло с Хардином, это еще не значит, что я собираюсь опять встречаться с Ноем! – резко отвечаю я.
– Почему бы и нет? Тесса, ты должна быть благодарна за то, что он готов дать тебе второй шанс.
– Что? Ты когда-нибудь это прекратишь? Я не хочу сейчас ни с кем встречаться, особенно с Ноем.
Я готова рвать на себе волосы. Или на ней.
– Что ты имеешь в виду под «особенно с Ноем»? Как ты можешь так о нем говорить? С самого детства он к тебе – со всей душой.
Я вздыхаю и снова сажусь.
– Я знаю, мама, Ной очень мне дорог. Но не в этом смысле.
– Ты даже не понимаешь, о чем говоришь. – Она встает и выливает остатки своего кофе в раковину. – Любовь – не всегда главное, Тереза. Главное – стабильность и благополучие.
– Мне всего восемнадцать, – говорю я.
Мне не хочется представлять, что я буду встречаться с нелюбимым лишь ради стабильности. Я хочу сама добиться этого для себя. Мне нужно любить кого-то, и чтобы этот кто-то любил меня.
– Почти девятнадцать. Если ты не будешь осторожна сейчас, то потом никому не будешь нужна. А теперь иди поправь макияж, потому что Ной должен прийти с минуты на минуту, – заявляет мама и выходит из кухни.
Не стоило мне искать здесь поддержки. Лучше бы я весь день проспала в машине.
Как и было сказано, Ной приходит через пять минут, хотя это вовсе не побуждает меня позаботиться о внешнем виде. Увидев, как он заходит на нашу небольшую кухню, чувствую себя еще более униженной, хотя даже не думала, что такое возможно.
Он улыбается своей идеальной приветливой улыбкой.
– Привет.
– Привет, Ной, – отвечаю я.
Он подходит ближе, и я встаю, чтобы обнять его. От него исходит тепло и приятный запах – таким я его и запомнила.
– Твоя мама мне позвонила, – говорит он.
– Знаю. – Я пытаюсь улыбнуться. – Прости, что она продолжает втягивать тебя в это. Не понимаю, зачем ей это надо.
– Зато я понимаю. Она хочет, чтобы ты была счастлива, – защищает он маму.
– Ной… – предупреждаю я.
– Она не знает, кто действительно сделает тебя счастливой. Она хочет, чтобы это был я, но это не так. – Он слегка пожимает плечами.
– Прости.
– Тесс, перестань извиняться. Я просто хочу убедиться, что у тебя все в порядке, – убеждает он меня и снова обнимает.
– У меня не все в порядке, – признаюсь я.
– Это заметно. Хочешь об этом поговорить?
– Не знаю… Ты уверен, что не против? – Я не хочу снова причинять Ною боль, заводя разговор о парне, ради которого я его бросила.
– Все нормально, – отвечает он и наливает себе стакан воды, а потом садится напротив меня.
– Хорошо… – отвечаю я и рассказываю ему практически все.
Я не упоминаю лишь интимных деталей, касающихся секса. Хотя они уже больше неинтимные, но для меня это все равно личное. Я все еще не могу поверить, что Хардин рассказал друзьям обо всем, чем мы с ним занимались… и это самое ужасное. Он показал своим друзьям простыню в доказательство, но что еще хуже – он говорил, что любит меня, и занимался со мной любовью, а после, по-видимому, пошел к друзьям и высмеял с ними все то, что произошло между нами.
– Я ожидал, что он причинит тебе боль, только не знал, насколько это будет серьезно, – говорит Ной. Я вижу, что он сердится: странно видеть его гнев, ведь обычно он такой спокойный и собранный. – Ты слишком хороша для него, Тесса, – он просто подонок.
– Не могу поверить, что была такой глупой, что я от всего отказалась ради него. Но самое страшное чувство в мире – это любить кого-то, кто не любит тебя.
Ной берет стакан и вертит его в руках.
– Уж я-то знаю, – спокойно произносит он.
Я готова растерзать себя за то, что сейчас сказала, что сказала это ему. Хочу извиниться, но Ной перебивает меня прежде, чем я успеваю открыть рот.
– Все в порядке. – Он тянется к моей руке и проводит по ней пальцем.
Боже, я бы действительно хотела любить Ноя! С ним я была бы намного счастливее, а он никогда не поступил бы со мной так, как Хардин.
Ной рассказывает мне обо всем, что случилось после моего отъезда, но новостей накопилось не так уж много. Он собирается учиться в Сан-Франциско, а не в Центральном вашингтонском, и я чувствую, что благодарна ему за это. Хоть что-то хорошее принесло наше расставание: мотивацию, необходимую для того, чтобы Ной выбрался из Вашингтона. Он рассказывает все, что успел узнать о Калифорнии, и когда он уходит, солнце уже катится к закату – и я понимаю, что мама все это время провела в своей комнате.
Я выхожу на задний двор и иду к оранжерее, где часто играла в детстве. Вглядываюсь в свое отражение в стекле, вижу, что почти все растения и цветы внутри этого маленького сооружения погибли, да и вообще там царит полный беспорядок – и сейчас это кажется вполне естественным.
Мне так много нужно сделать, так много узнать. Надо найти жилье и как-то забрать свои вещи из квартиры Хардина. Я всерьез подумывала оставить все там, но так не пойдет. У него вся моя одежда и, что самое главное, все мои учебники.
Достав телефон из кармана, включаю его и тут же вижу, что папка с входящими сообщениями переполнена, а кроме этого, мигает значок голосовой почты, слушать которую я не стану. Я быстро просматриваю список сообщений, обращая внимание лишь на имя отправителя – все, кроме одного, от Хардина.
Кимберли написала: «Кристиан просил передать, чтобы завтра ты оставалась дома – на первом этаже будут делать ремонт, и мы все равно уйдем уже в обед, так что можешь не приходить. Звони, если что-нибудь понадобится. Целую».
Новость о завтрашнем выходном становится огромным облегчением. Мне нравится стажировка, но я теперь подумываю перевестись в другой университет – может, даже в другом штате. Наш кампус не такой уж большой, так что вряд ли у меня получится избегать Хардина и его друзей, а я не хочу, чтобы мне постоянно напоминали об этих отношениях. Ну, это я думала, что это были отношения.
Когда я захожу обратно в дом, мои руки и лицо уже онемели от холода. Мама сидит в кресле и читает журнал.
– Я могу остаться на ночь? – спрашиваю я.
Она бросает на меня короткий взгляд.
– Да. А завтра мы подумаем, как тебе заселиться назад в общежитие, – говорит она, а затем возвращается к чтению.
Понимая, что больше от нее ничего ждать не стоит, я поднимаюсь в свою бывшую комнату, где после моего отъезда ничего не изменилось. Мама все оставила на своих местах. Мне даже не хочется смывать макияж перед сном. Как бы это ни было сложно, я заставляю себя заснуть, и мне снится время, когда моя жизнь была лучше. До моей встречи с Хардином.
Я просыпаюсь посреди ночи от телефонного звонка. Но я не отвечаю и лишь удивляюсь: неужели Хардину совсем не спится?
На следующее утро перед уходом мама сообщает мне, что она позвонила в университет и уговорила их снова дать мне комнату в общежитии, в другом здании, подальше от прежнего. Я решаю вернуться в кампус и уезжаю, но все же отправляюсь в его квартиру – и быстро сворачиваю на нужную дорогу, чтобы не успеть передумать.
Подъехав к зданию, я внимательно осматриваю стоянку в поисках машины Хардина – проверяю дважды. Убедившись, что его нет, я паркуюсь и спешу по заснеженной дорожке к подъезду. Уже в холле я понимаю, что мои джинсы намокли и я продрогла. Я пытаюсь думать о чем угодно, только не о Хардине, но это оказывается невозможным.
Хардин должен был сильно ненавидеть меня, чтобы пойти на такую крайность: заставить меня переехать в квартиру, в которой я жила вдалеке от всех своих знакомых. Наверное, сейчас он очень гордится тем, что сумел причинить мне столько боли.
Пока я нащупываю ключи перед дверью в нашу квартиру, меня накрывает волна паники, едва не сбивая с ног.
Когда это прекратится? Или хотя бы утихнет?
Сразу отправляюсь в спальню и достаю из шкафа сумки, в которые небрежно бросаю всю свою одежду. Мой взгляд останавливается на прикроватном столике, где стоит небольшая фотография в рамке: мы с Хардином улыбаемся. Это фото сделали перед свадьбой Кена.
Жаль, что это был сплошной обман. Тянусь к столику, хватаю рамку и бросаю на пол. Стекло разбивается на мелкие кусочки. Я перепрыгиваю через кровать и поднимаю фотографию, а затем разрываю ее на кусочки и не сразу понимаю, что все это время меня душат рыдания.
Я собираю книги, складываю их в пустую коробку и мимоходом прихватываю «Грозовой перевал» – это книга Хардина, но он обойдется и без нее. После всего, что он забрал у меня, я могу взять у него хоть это.
В горле першит, и я иду на кухню, чтобы выпить воды. Сажусь за стол и на мгновение позволяю себе вообразить, что ничего не случилось. Притвориться, что следующие дни я проведу не в одиночестве, а в ожидании Хардина – скоро он вернется с занятий, улыбнется и скажет, что любит меня, что скучал по мне весь день. Затем он поднимет меня и посадит на стол, потом поцелует, страстно и нежно…
Хлопает дверь, и этот звук вырывает меня из моих жалких мечтаний. Я вскакиваю, как раз когда внутрь входит Хардин. Он не видит меня, потому что глядит назад, через плечо.
На брюнетку в черном вязаном платье.
– Ну вот и… – начинает он и замолкает, заметив на полу мои сумки.
Я замираю, а он обводит взглядом всю квартиру и наконец смотрит в кухню, где стою я. Изумленно вылупляет глаза.
– Тесс? – Его голос звучит так, будто он не уверен в том, что я действительно существую.
Глава 4
Выгляжу я отвратительно. На мне мешковатые джинсы и свитер, макияж не смыт со вчерашнего дня, волосы спутались. Я смотрю на девушку, которая стоит позади него. Ее шелковистые каштановые волосы распущены и волнами спадают по спине. Она чуть накрашена, но макияж выглядит идеально, ведь она – из тех девушек, которым вообще не нужна косметика. Конечно, она именно такая.
Это так унизительно, что мне хочется провалиться сквозь землю и не попадаться на глаза этой прекрасной девушке.
Когда я поднимаю одну из своих сумок, Хардин, кажется, вспоминает, что он пришел не один, и он бросает на брюнетку взгляд.
– Тесса, что ты здесь делаешь? – спрашивает он. Я стираю макияж с глаз, а он обращается к своей спутнице: – Можешь оставить нас на минутку?
Она смотрит на меня, затем кивает и выходит в коридор.
– Не могу поверить, что ты здесь, – говорит он и заходит на кухню.
Он снимает куртку, и простая белая футболка задирается, обнажая загорелый торс. Болезненно искривленные ветви мертвого дерева, набитого у него на животе, будто насмехаются надо мной. Просят дотронуться. Мне очень нравится это тату, оно лучшее из всех, что у него есть. Только теперь я замечаю связь между ним и этим деревом. Они оба бесчувственны, оба одиноки. Но у дерева, по крайней мере, есть надежда когда-нибудь снова расцвести. У Хардина – нет.
– Я… я уже собиралась уходить, – выдавливаю я.
Он выглядит таким идеальным, таким красивым. Прекрасным источником моих бед.
– Прошу, дай мне все объяснить, – умоляет он, и я замечаю, что круги у него под глазами еще страшнее, чем мои.
– Нет. – Порываюсь взять сумки, но он выхватывает их и бросает на пол.
– Две минуты, больше я ничего не прошу, Тесс.
Две минуты наедине с Хардином – это слишком долго, но понимаю, что этот последний разговор нужен для того, чтобы я могла двигаться дальше. Я вздыхаю и сажусь, пытаясь сдерживать любые эмоции, которые могли бы выдать мое истинное состояние. Хардин явно удивлен, но тут же садится напротив меня.
– А ты быстро оправился, – спокойно говорю я, кивая в сторону двери.
– Что? – переспрашивает Хардин, а потом, кажется, вспоминает о брюнетке. – Она работает со мной. Внизу ее ждет муж с маленькой дочкой. Они ищут новое жилье, так что она хотела посмотреть нашу… эту квартиру.
– Ты переезжаешь? – спрашиваю я.
– Если ты останешься, то нет, но мне нет смысла жить здесь без тебя. Я просто думаю, какие у меня есть варианты.
Чувствую некоторое облегчение, но враждебно настроенная часть меня замечает: если он не спит с этой брюнеткой – это еще не значит, что скоро он не переспит с кем-нибудь еще. Я не обращаю внимания на грусть, которая наваливается на меня, когда Хардин говорит о своем переезде, хотя меня при этом здесь точно не будет.
– Ты думаешь, я смог бы привести кого-то в нашу квартиру? Прошло всего два дня – ты считаешь меня способным на это?
Смелости у него не отнять.
– Да! Теперь, конечно, считаю! – со злобой киваю я.
Его лицо вспыхивает болью. Но мгновение спустя он просто вздыхает, сдавшись.
– Где ты вчера ночевала? Я пошел к отцу, но тебя там не было.
– У матери.
– Вот как. – Он опускает взгляд. – У вас все наладилось?
Я смотрю прямо ему в глаза – поверить не могу, что у него хватает наглости спрашивать о моей семье.
– Это уже не твое дело.
Он тянется ко мне, но замирает.
– Я так скучаю по тебе, Тесса.
Я снова начинаю задыхаться, но потом вспоминаю, как искусно он умеет врать. Я отворачиваюсь.
– Ну конечно.
Несмотря на вихрь эмоций, я не позволю себе расплакаться прямо перед ним.
– Я правда скучаю, Тесса. Я знаю, что серьезно облажался, но я тебя люблю. Ты нужна мне.
– Просто замолчи, Хардин. Не трать зря свое время и силы. Теперь ты меня не обманешь. Ты получил что хотел – так почему бы тебе на этом не остановиться?
– Потому что я не могу. – Он хочет взять меня за руку, но я отдергиваю ее. – Я люблю тебя. Мне нужно, чтобы ты дала мне шанс исправиться. Ты нужна мне, Тесса. Ты нужна мне. И я тоже нужен тебе…
– Нет, вообще-то, не нужен. Пока не появился ты, моя жизнь была отличной.
– Отличной не значит счастливой, – говорит он.
– «Счастливой»? – усмехаюсь я. – И что же, теперь я, по-твоему, счастлива?
Он еще смеет заявлять, что мое счастье зависит от него!
Но я была счастлива с ним. Очень счастлива – когда-то.
– Ты не можешь просто взять и сказать, что не веришь моим словам, не веришь, что я тебя люблю.
– Я знаю, что это не так, для тебя это была всего лишь игра. Я влюбилась в тебя, а ты меня использовал.
Его глаза наполняются слезами.
– Прошу, позволь доказать, что я люблю тебя. Я сделаю все что угодно, Тесса. Все.
– Ты уже достаточно доказал мне, Хардин. И я сижу сейчас здесь лишь потому, что должна выслушать тебя, чтобы моя жизнь двигалась дальше.
– Я не хочу, что твоя жизнь двигалась дальше, – говорит он.
Я резко выдыхаю.
– Не важно, чего хочешь ты. Важно то, что ты причинил мне боль.
Его голос звучит слабо и надтреснуто.
– Ты говорила, что никогда меня не бросишь.
Когда он становится таким, я за себя не отвечаю. Я не хочу, чтобы его боль контролировала меня, сбивала с толку.
– Я говорила, что не брошу тебя, если на то не будет повода. Но ты дал мне его.
Теперь я прекрасно понимаю, почему его всегда так волновало, что я могу уйти. Я думала, это что-то вроде навязчивого стремления угодить мне, но я ошибалась. Так ошибалась! Он знал, что как только я узнаю, то сразу же от него уйду. И сейчас я должна была уйти. Я оправдывала его тем, что в детстве он прошел через множество трудностей, но теперь я начинаю понимать, что об этом он тоже врал. Врал обо всем.
– Я больше не могу. Я верила тебе, Хардин. Я доверяла тебе всей душой – полагалась на тебя, любила тебя, – а все это время ты меня использовал. Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? Все вокруг смеялись за моей спиной, унижали меня, и ты в том числе – человек, которому я доверяла больше всех.
– Я знаю, Тесса, знаю. Я не могу выразить, как сожалею. Я не знаю, какого черта вообще придумал этот спор. Я думал, все будет просто… – Он говорит, и его руки дрожат. – Я думал, ты всего лишь переспишь со мной, и на этом все кончится. Но ты была такой своевольной и такой… загадочной, что я непрестанно думал о тебе. Я сидел у себя в комнате и придумывал поводы увидеться с тобой, пусть даже для того, чтобы поругаться. После прогулки у ручья я знал, что дело уже не просто в споре, но не мог признаться себе в этом. Я боролся с собой и беспокоился о своей репутации – знаю, это полный бред, но я стараюсь быть честным. И когда я рассказал всем про то, что между нами было, я не стал говорить, чем именно мы занимались вместе… я не мог так поступить с тобой, даже в самом начале. Я просто придумывал всякую фигню, на которую они покупались.
Несколько слезинок капают из моих глаз, и он наклоняется ко мне, чтобы стереть их. Я не успеваю отодвинуться, и его касание обжигает мою кожу. Я изо всех сил стараюсь не прильнуть к его ладони.
– Я не могу видеть тебя такой, – бормочет он. Я закрываю глаза и открываю их снова, отчаянно надеясь остановить слезы. Я молчу, а он продолжает: – Клянусь, я начал рассказывать Нэту и Логану про ручей, но понял, что это меня только злит – и даже вызывает ревность из-за того, что они могут узнать, что мы с тобой делали… что ты со мной почувствовала, так что я сказал, что ты… в общем, сочинил всякую ерунду.
Я понимаю, что его ложь о том, чем мы занимались, ничуть не лучше того, если бы он рассказал им правду. Но почему-то чувствую облегчение, узнав, что только мне и Хардину известно, что произошло между нами, какими были наши самые интимные моменты.
Но этого все равно недостаточно. И опять же, может, он и сейчас мне врет – как знать? – а я уже успела поверить. Да что со мной такое, черт возьми?
– Даже если я поверю в это, я тебя не прощу, – говорю я.
Я сдерживаю слезы, а он обхватывает голову руками.
– Ты меня не любишь? – спрашивает он, глядя на меня сквозь пальцы.
– Люблю, – признаюсь я.
Искреннее признание тягостно повисает в воздухе. Хардин опускает руки и смотрит на меня так, что я начинаю жалеть о сказанном. Хотя это правда. Я люблю его. Люблю слишком сильно.
– Тогда почему ты не можешь меня простить?
– Потому что этому нет прощения. Ты не просто соврал мне, ты затащил меня в постель, чтобы выиграть спор, – а потом показал друзьям простыню, испачканную кровью. Как такое можно простить?
Он убирает руки от лица, в его ярко-зеленых глазах я вижу отчаяние.
– Я затащил тебя в постель, потому что я тебя люблю! – говорит он, но я лишь решительно качаю головой, и он продолжает: – Я теперь не знаю, кто я такой без тебя.
Я отворачиваюсь.
– У нас все равно бы ничего не вышло, мы оба это понимаем, – заявляю я, чтобы успокоить саму себя. Тяжело сидеть напротив Хардина и видеть его боль, но в то же время чувство справедливости подсказывает, что вид его страданий должен облегчить мои… хоть как-то.
– Почему не вышло бы? У нас все было хорошо…
– Наши отношения были построены на лжи, Хардин. – И так как его боль вдруг придала мне уверенности, добавляю: – И вообще, посмотри на себя и посмотри на меня. – На самом деле я так не думаю, но когда я использую его главное сомнение – хотя внутри меня будто что-то умирает, – по его лицу я понимаю, что он этого заслуживает. Его всегда волновало, как мы смотримся вместе; он боялся, что для него я слишком хороша. И теперь я бросила это прямо ему в лицо.
– Все дело в Ное? Ты виделась с ним, так ведь? – спрашивает Хардин.
Я изумленно открываю рот: вот это наглость. В его глазах блестят слезы, и мне приходится напоминать себе, что во всем виноват он. Это он все испортил.
– Да, виделась, но он тут ни при чем. Проблема в тебе – ты творишь с людьми все, что взбредет в твою чертову голову, даже не думая о последствиях, а потом ждешь, что никто и слова не скажет! – кричу я и встаю из-за стола.
– Это не так, Тесса! – выкрикивает он в ответ, а я закатываю глаза. После этого он замолкает, затем встает и смотрит в окно, потом снова на меня. – Ладно, пусть, может, это и правда. Но ты действительно важна для меня.
– Ну, об этом нужно было думать, когда ты хвастался своей победой, – уверенно говорю я.
– Моей победой? Охренеть, ты это сейчас серьезно? Ты для меня не какая-то там победа – ты для меня все! Ты – мое дыхание, моя боль, мое сердце, моя жизнь!
Хардин делает шаг ко мне. Больше всего меня расстраивает, что эти слова оказались самыми трогательными из всех, которые он когда-либо мне говорил, – но прозвучали они лишь криком.
– Что ж, теперь уже поздно! – кричу я в ответ. – Думаешь, ты можешь просто…
Внезапно он хватает меня, обняв сзади за шею, и притягивает к себе, впиваясь в мои губы. Чувствую знакомое тепло его губ и едва держусь на ногах. Мой язык отвечает на его поцелуй прежде, чем я успеваю понять, что происходит. Он издает облегченный стон, и я пытаюсь оттолкнуть его. Одной рукой он хватает меня за запястья и держит их на своей груди, продолжая целовать меня. Я все еще стараюсь вырваться, но мои губы не отрываются от его. Он отходит назад и тянет меня за собой, пока не упирается в стол. Другой рукой он поглаживает мою шею, одновременно удерживая меня на месте. Вся моя боль и страдания понемногу исчезают, и мое тело расслабляется. Это ошибка, но такая правильная!
Но ошибка.
Я вырываюсь. Он пытается поцеловать меня снова, но я отворачиваюсь.
– Нет, – говорю я.
Его взгляд становится все более нежным.
– Прошу… – умоляет он.
– Нет, Хардин. Мне пора идти.
Он выпускает мои руки.
– Куда?
– Я… пока не знаю. Мама пытается договориться, чтобы меня заселили обратно в общежитие.
– Нет… нет… – Он качает головой, в голосе его слышится тревога. – Не возвращайся в кампус, живи здесь. – Он проводит рукой по волосам. – Если кто и должен остаться, так это ты. Прошу, останься здесь, чтобы я знал, где ты находишься.
– Тебе не нужно знать, где я.
– Останься, – повторяет он.
Если уж начистоту, то признаюсь: я хочу остаться с ним. Я хочу сказать, что люблю его так, что задыхаюсь, но не могу. Я не желаю снова стать девчонкой, которая позволяет парням делать с ней все, что только придет в их голову.
Я поднимаю сумки и произношу то единственное, что заставит его не пойти за мной.
– Мне пора, меня ждут мама и Ной, – вру я и выхожу из квартиры.
Он не идет следом, и я заставляю себя не оборачиваться, чтобы не видеть, как ему больно.
Глава 5
В машине я не начинаю плакать – хотя думала, что так будет. Просто сижу и смотрю в окно. Снег налипает на лобовое стекло, укрывая меня внутри. Ветер неистовствует, поднимает и кружит снег, словно защищая меня вихрем. С каждой снежинкой, прилипающей к стеклу, между машиной и суровым внешним миром образуется барьер.
Не могу поверить, что Хардин пришел в квартиру, как раз когда я была там. Я надеялась избежать встречи. Хотя это к лучшему: боль моя, конечно, не утихла, но ситуация, в общем, прояснилась. Теперь я, по крайней мере, смогу вырваться из этого катастрофического периода моей жизни. Я хочу верить ему, хочу верить, что он действительно меня любит, но все это случилось именно из-за того, что когда-то я ему доверилась. Он может просто притворяться, потому что понимает, что больше не может контролировать меня. Даже если он и правда любит меня, что это изменит? Это не исправит все то, что он натворил, не поможет забыть насмешки, жуткое бахвальство о наших отношениях и ложь.
Жаль, что у меня не хватит денег самой платить за ту квартиру, иначе бы я осталась там и заставила Хардина уйти. Не хочу возвращаться в общежитие и подселяться к новой соседке, не хочу пользоваться общей душевой. Почему все должно было начаться со лжи? Случись наша встреча при других обстоятельствах, сейчас мы были бы вместе в нашей квартире, сидели бы на диване и смеялись или целовались бы в спальне. Вместо этого я сижу в одиночестве в машине и не знаю, куда ехать.
Когда я наконец завожу машину, мои руки дрожат от холода. Почему я оказалась бездомной именно зимой?
Я снова чувствую себя, как Кэтрин, только не Кэтрин из «Грозового перевала», как это обычно со мной бывает. На этот раз я словно Кэтрин из «Нортенгерского аббатства», с которой меня легко сопоставить: потрясенная и вынужденная совершать путешествие в одиночестве. Конечно, мой путь не занимает более ста километров и меня не изгнали с позором из аббатства, но я все равно понимаю ее боль. Не могу сообразить, на кого похож Хардин в этой книге. С одной стороны, он напоминает энергичного и остроумного Генри, не менее заинтересованного в чтении романов, чем я сама. Однако Генри намного добрее Хардина, и именно поэтому Хардин больше похож на заносчивого и грубого Джона.
Я бесцельно еду по городу и вдруг понимаю, что слова Хардина подействовали на меня сильнее, чем мне хотелось думать. Его мольбы, просьбы остаться едва не помогли склеить осколки моего сердца, но в итоге разбили его еще больше. Уверена, у него была только одна причина просить меня остаться – чтобы доказать себе, что ему это под силу. Он ведь не стал названивать и присылать сообщения, как только я уехала.
Заставляю себя поехать в кампус и сдать последний экзамен перед зимними каникулами. Сидя в аудитории, я чувствую себя такой отрешенной, что даже не верится, что никто в университете не догадывается, через что я сейчас прохожу. Видимо, фальшивая улыбка и милая беседа могут скрыть обжигающую боль.
Звоню маме, чтобы узнать, как дела с заселением в общежитие, но в ответ она лишь бормочет «пока безуспешно» и сразу же вешает трубку. Бесцельно поездив вокруг, я оказываюсь в квартале от «Вэнс» и понимаю, что уже пять вечера. Я не хочу злоупотреблять гостеприимством Лэндона и снова проситься переночевать в доме Кена. Я знаю, что он не будет против, но с моей стороны нечестно вовлекать во все это семью Хардина, да и этот дом навевает слишком много воспоминаний. Я этого не выдержу. Я попадаю на улицу, полную мотелей, и паркуюсь у самого приличного на вид. Неожиданно понимаю, что никогда раньше не останавливалась в мотеле, но других вариантов сейчас нет.
Низкорослый мужчина за стойкой, вполне дружелюбный на вид, улыбается и просит показать права. Несколько минут спустя он дает мне карту-ключ и бумажку с паролем от Wi-Fi. Снять комнату в мотеле, оказывается, проще, чем я думала, хотя и дороговато, но я не желаю останавливаться в дешевом и небезопасном месте.
– Вперед по дорожке и потом налево, – с улыбкой объясняет он.
Я благодарю его и снова выхожу на обжигающий холод, затем подгоняю машину поближе к моему номеру, чтобы легче было нести багаж.
Вот к чему я пришла из-за этого безрассудного эгоистичного парня: ночую в мотеле, совершенно одна, а все мои вещи скомканы в сумках. Я, которая когда-то всегда знала, как поступить, теперь не представляю, на кого могу положиться.
Схватив сумки, закрываю машину, которая кажется настоящей развалюхой на фоне припаркованного рядом «БМВ». В момент, когда я думаю, что хуже этот день быть уже не может, теряю равновесие и роняю одну из сумок на заснеженный тротуар. Мои вещи и некоторые книги вываливаются в мокрый снег. Я стараюсь поднять их свободной рукой, но боюсь взглянуть на заглавия книг – я не переживу, если мои любимые романы развалятся на части именно сегодня, как и я.
– Дайте-ка я помогу вам, мисс, – раздался мужской голос. Кто-то протягивает руку, чтобы помочь. – Тесса?
В изумлении я поднимаю взгляд и вижу голубые глаза и обеспокоенное лицо.
– Тревор? – удивляюсь я, хотя и так знаю, что это он. Я встаю и осматриваюсь. – Что ты здесь делаешь?
– Хотел спросить у тебя то же самое. – Он улыбается.
– Ну… я… – Я закусываю губу.
Но Тревор спасает меня от необходимости объясняться.
– У меня дома протекли трубы, вот я и ночую здесь. – Он наклоняется, собирает мои вещи и, удивленно изогнув бровь, протягивает мне промокший «Грозовой перевал». Потом передает два мокрых свитера и с сочувствием – «Гордость и предубеждение». – Держи… эта совсем размокла.
И я понимаю, что мироздание насмехается надо мной.
– Почему-то я подозревал, что тебе нравится классика, – одобрительно замечает Тревор.
Он забирает у меня сумки, и я благодарно киваю, а затем провожу картой и открываю дверь. В комнате жутко холодно, так что сразу подхожу к обогревателю и включаю его на полную мощность.
– Неудивительно, что при таких ценах на проживание их не волнует счет за электричество, – говорит Тревор и ставит мои сумки на пол.
Я улыбаюсь и киваю. Затем беру упавшие в снег вещи и развешиваю их на перекладине в душе. Я возвращаюсь в комнату, и между нами возникает неловкое молчание – я в чужой комнате с едва знакомым мне человеком.
– Твоя квартира недалеко? – спрашиваю я, чтобы немного оживить пространство.
– Не квартира, а дом. Ну да, в паре километров отсюда. Предпочитаю жить рядом с работой, чтобы точно не опаздывать.
– Это разумная мысль… – Я бы тоже так поступила.
В повседневной одежде Тревор выглядит совсем по-другому. Раньше я его видела только в костюме, но сейчас он стоит передо мной в обтягивающих синих джинсах и красной толстовке, волосы растрепаны, хотя обычно он аккуратно укладывает их с помощью геля.