Рабыни дьявола Бенцони Жюльетта

Глава II

Похититель

Марианна с криком откинулась в глубь кареты, с ужасом глядя на открывшийся за отворенной дверцей романтичный и мирный пейзаж, пышно залитый лучами заходящего солнца, превратившийся в ее глазах в прообраз тюрьмы.

Ее спутник вышел, присоединился у подножки к тому, кто ее опустил, и, почтительно склонившись, предложил руку.

– Если госпожа княгиня не сочтет за труд…

Загипнотизированная этими двумя в черном, которые вдруг показались ей посланцами рока, Марианна спустилась с безучастностью автомата. Она поняла, что всякая борьба бесполезна. Она оказалась одна в этом пустынном месте с тремя мужчинами, обладавшими тем более значительными правами, что они представляли неоспоримую власть: власть ее мужа, человека, который был ее господином и которого она отныне должна опасаться. Если бы это было иначе, Сант’Анна никогда не осмелился бы похитить ее так, прямо во Флоренции, почти под носом у великой герцогини!..

Под полуразрушенной аркой призрака монастыря, которую при других обстоятельствах она нашла бы очаровательной, Марианна действительно увидела ожидавшую большую дорожную берлину. Перед нею стоял мужчина, держа лошадей под уздцы. Берлина, хотя и не новая, производила впечатление очень удобной для длительного путешествия.

Однако, словно Данте у страшных дверей ада, молодая женщина почувствовала, что пора оставить всякую надежду. Она собиралась обмануть человека, который оказал ей доверие. И она, в свою очередь, оказалась обманутой. Она слишком поздно поняла, что Зоэ Ченами никогда не писала это письмо, что она ничуть не нуждалась в ее помощи и в настоящее время спокойно принимает своих обычных друзей. Что касается Марианны, уверенной в покровительстве и могуществе Наполеона, она оказалась отторгнутой от них, словно на острове, на который обрушиваются разъяренные волны. Она, наконец, была уверена, что любовь к Язону сделала ее неуязвимой и блистательная победа станет ее логическим завершением. Она играла и… проиграла!

Невидимый муж предъявил свои права. Оскорбленный, он силой заставил уважать их. И когда наконец беглянка окажется перед ним, даже если снова перед пустым зеркалом, она будет одна, безоружная и с беззащитной душой. Мощная фигура герцога Падуанского и его властный голос не могли защитить ее, объявив неотъемлемые права Наполеона.

Слабый свет вдруг появился во мраке отчаяния Марианны, прорезая его тоненьким лучиком. Скоро заметят, что она исчезла. Аркадиус, Арриги, даже Бениелли будут ее разыскивать… и кто-нибудь из них, может быть, найдет верный путь. Поэтому они обязательно отправятся в Лукку, чтобы, по меньшей мере, убедиться, что князь не причастен к похищению. И Марианна достаточно хорошо знала их, чтобы не сомневаться в том, что они не позволят водить себя за нос или просто выпроводить. Жоливаль, со своей стороны, способен камня на камне не оставить на вилле dei Cavalli, чтобы отыскать ее!

Внешне невозмутимая, ибо ни за что в мире она не хотела проявить боязнь перед слугами, которые были для нее просто сбирами, но возбужденная до глубины души, Марианна вела себя при новом отъезде так, словно это ее не касалось. Она наблюдала, как державший лошадей человек передал их кучеру, затем занял его место и направил купе в сторону Флоренции. Тогда двинулась и берлина. Она поднялась по тропе и выехала на дорогу. И эта дорога вырвала Марианну из невозмутимости.

В самом деле: вместо того чтобы направиться к багровому диску солнца, готовому исчезнуть за колокольнями города, чтобы, обогнув Флоренцию, выехать на Луккскую дорогу, тяжелая берлина, следовавшая до сих пор за купе, свернула на восток, к Адриатике, оставив за спиной Лукку. По-видимому, это был логичный маневр, чтобы обмануть возможную погоню, но Марианна не смогла удержать молчание.

– Если вы действительно люди моего супруга, – заметила она сухо, – вы должны привезти меня к нему, а это дорога совсем в другую сторону.

Не изменяя учтивости и смирению, которые уже стали казаться Марианне хотя и необходимыми, но чрезмерными, мужчина в черном ответил слащавым голосом:

– Многие дороги ведут к хозяину, Excellenza. Достаточно знать, какую выбрать. Его светлость не всегда живет на вилле dei Cavalli! Мы направляемся в одно из других его владений, если госпоже будет угодно!

Ирония последних слов заставила оцепенеть Марианну. Нет, ей не угодно! Но могла ли она выбирать? Холодный пот неприятно оросил ее лоб, и она почувствовала, что бледнеет. Ее хрупкая надежда на скорую помощь Жоливаля и Арриги растаяла. Она, конечно, знала от донны Лавинии, что ее супруг не пребывал постоянно в Лукке, но также иногда в одном из других своих владений. К какому везут ее? И как удастся ее друзьям отыскать ее там, когда она сама не знает, где они находятся? Она потеряла, не слушая чтение брачного контракта во время свадебной церемонии, возможность узнать это, но… сколько возможностей она уже упустила за свою короткую жизнь? Самая прекрасная, самая великая была предоставлена ей в Селтон-Холле, когда Язон предложил бежать с ним; вторая – когда в Париже она снова отказалась следовать за ним…

Мысль о Язоне залила ее печалью, в то время как горечь уныния охватила ее. На этот раз сама судьба против нее и никто не придет бросить в ее зубчатые колеса горсть спасительного песка.

Последнее слово за мужем. Оставалась надежда, что Марианна сможет сохранить с помощью своего очарования и ума, а также доброты донны Лавинии, которая не покидала князя и могла бы стать на ее защиту, случайную возможность бегства. Если представится такая возможность, Марианна не задумываясь использует ее. Уже не первый раз ей приходилось убегать!..

С особым удовольствием и некоторой гордостью она вспомнила свое бегство от Морвана-грабителя. Затем более свежее – из амбара в Мортфонтене. В каждом случае ей сопутствовала удача, но, кроме всего прочего, и сама она была не так уж глупа! Потребность встречи с Язоном, потребность внутренняя, идущая из глубины ее плоти и захватывающая сердце и разум, станет побудителем, не считая присущего ей стремления к свободе.

Наконец… может быть, она напрасно так волнуется о будущем, уготованном ей Сант’Анна. Ее страхи родились при обильно политых кровью рассказах Элеоноры Сюливэн и в драматических обстоятельствах этого похищения. Но надо честно признать, что она не дала возможности выбора своему невидимому супругу. И, может быть, он после всего проявит милосердие и понимание…

Чтобы взбодрить себя, Марианна вызвала из памяти момент, когда Коррадо Сант’Анна спас ее от Маттео Дамиани ужасной ночью возле развалин маленького храма. Она думала, что умрет от испуга, когда увидела его, появившегося из мрака: черный призрак в светлой маске на вздыбившемся ослепительно белом Ильдериме. Однако то ужасающее появление тогда спасло ей жизнь.

Затем он позаботится о ней с вниманием, которое можно было принять за любовь. И если он любил ее… Нет, лучше постараться не думать об этом, чтобы обрести хоть немного спокойствия и уверенности.

Но вопреки желанию мысли ее кружились вокруг загадочной фигуры ее незнакомого ей супруга и оставались пленницами страха и неудержимого любопытства. Может быть, на этот раз ей удастся проникнуть в тайну белой маски?..

Карета продолжала катиться в сгущающихся вечерних тенях. Вскоре ночь вошла в свои права, и только смены лошадей разнообразили путешествие через горы.

Измученная Марианна кончила тем, что уснула после того, как отказалась от еды, предложенной Джузеппе. Ее похититель сообщил, что это его имя. Она слишком переволновалась, чтобы проглотить хоть кусочек чего-нибудь.

Солнечный свет разбудил ее… И также внезапная остановка берлины ради свежих лошадей перед увитым виноградом и плющом домиком. Вдали возвышался холм с небольшим городком, плотно сгрудившимся вокруг приземистой крепости, чьи зубчатые стены выступали над крышами домов. Солнце освещало четко разграниченные прямоугольные поля, прорезанные ирригационными каналами, по краям которых фруктовые деревья поддерживали виноградные лозы, а на горизонте за плотным слоем темной зелени сверкал гигантский парус серебристой лазури: море…

Голова Джузеппе, вышедшего при остановке, появилась у дверцы кареты.

– Если госпожа желает выйти, чтобы размять ноги и освежиться, я буду счастлив сопровождать ее!

– Сопровождать? А вам не приходит в голову, что мне нужно уединиться?.. Я должна привести себя в порядок. Разве вы не видите, что я вся в пыли?

– В этом доме есть комната, где госпожа сможет сделать все необходимое ей. Мне достаточно посторожить у двери, а… окно там только одно и очень маленькое.

– Другими словами, я пленница! Не лучше ли честно признаться в этом?

Джузеппе поклонился со слишком наигранным, если не сказать насмешливым, почтением.

– Пленница? Что за слово в отношении дамы, доверенной заботам преданного эскорта! Я просто должен следить, чтобы госпожа прибыла по назначению без происшествий, и из-за этого, только из-за этого, я и получил приказ ни под каким предлогом не покидать ее.

– А если я закричу, если я позову на помощь, – выйдя из себя, процедила сквозь зубы Марианна, – что вы сделаете, мэтр тюремщик?

Возмущенная молодая женщина внезапно увидела в пухлой руке «преданного слуги» черное дуло пистолета.

Джузеппе дал ей возможность полюбоваться им, прежде чем небрежно засунуть его снова за пояс.

– К тому же, – добавил он, – крик ничего не дал бы. Это небольшое поместье и перекладная станция принадлежит его сиятельству. Никто не поймет, если княгиня будет просить защиты от князя!

Лицо Джузеппе оставалось по-прежнему дружелюбным, но по жестокому огоньку, горевшему в его глазах, Марианна поняла, что он, ни секунды не колеблясь, убьет ее при попытке бунтовать.

Взвесив все, она решила, что сейчас лучше уступить. Тем более что, несмотря на неоспоримый комфорт берлины, езда по плохим дорогам так ее утомила, что ей необходимо было размяться.

Сопровождаемая в трех шагах Джузеппе, по-прежнему верным своей роли слуги из знатного дома, она вошла в домик, где крестьянка в пышной юбке и голубой косынке присела перед нею в неуклюжем реверансе. Затем, когда Марианна вернулась из комнаты, предложенной для приведения себя в порядок, женщина подала ей серый хлеб, сыр, маслины, лук и молоко, на которые жадно набросилась проголодавшаяся путешественница. Ее отказ от еды накануне вечером был главным образом проявлением ненужного тщеславия и плохого настроения, глупым, впрочем, ибо ей больше, чем когда-либо, требовалось сохранить свои силы. И на свежем утреннем воздухе она ощутила, что умирает от голода.

Пока она завтракала, запрягли свежих лошадей. Когда она закончила трапезу, карета снова пустилась в путь к низменной равнине, тянувшейся, казалось, до бесконечности.

Освежившись и подкрепившись, Марианна, несмотря на горевшие у нее на губах вопросы, предпочла замкнуться в гордом молчании. Она предполагала, что скоро приедет в место назначения. Карета неслась прямо к морю, не сворачивая ни вправо, ни влево. Тогда цель путешествия должна находиться на берегу…

Около полудня въехали в большую рыбачью деревню, разбросавшую свои низкие домишки возле канала с песчаными берегами. При выезде из густого сосняка, чьи широко раскинувшиеся большие темные деревья давали освежающую тень, жара показалась сильнее, чем была в действительности, и деревня более мрачной.

Здесь было царство песка. Насколько хватал глаз берег представлял собой громадный пляж, местами заросший сорной травой, и сама деревня с ее ветхой сторожевой башней и кусками римских стен казалась порождением этого всепоглощающего песка.

Перед домами сохли в неподвижном воздухе натянутые на шестах длинные сети, напоминавшие крылья гигантских стрекоз, а в канале, служившем портом, стояли на якорях несколько судов. Самой большой и самой щегольской выглядела узкая длинная тартана, на которой рыбак во фригийском колпаке готовил к подъему красные паруса.

Берлина остановилась возле канала, и рыбак сделал призывный жест рукой. Джузеппе снова пригласил Марианну выйти.

– Значит, мы приехали? – спросила она.

– Мы в порту, Excellenza, но не у цели путешествия. Второй этап будет осуществлен морем.

Удивление, беспокойство и раздражение оказались могущественней гордости Марианны.

– Морем? – воскликнула она. – Но, в конце концов, куда мы едем? Ваши приказы предусматривают, что я должна быть в полном неведении?

– Ничуть, Excellenza, ничуть! – с поклоном ответил Джузеппе. – Мы едем в Венецию. Дорога морем будет менее утомительной.

– В Be…

Это немыслимо! Хотя при других обстоятельствах показалось бы забавным, что королева Адриатики стала местом сразу нескольких встреч и средоточием разных интересов. Ведь в самом деле, для Наполеона было важно, чтобы Марианна отправилась из Венеции, не говоря уже о назначенной встрече с Язоном, и вот князь, ее супруг, выбрал ту же самую Венецию, чтобы объявить ей свою волю! Если бы не висевшая над нею темная угроза, Марианна могла бы рассмеяться.

Чтобы овладеть собой, она вышла и сделала несколько шагов вдоль канала. Спокойствие, окутывавшее этот маленький песчаный порт, было глубоким. Отсутствие ветра делало все неподвижным, и только стрекотание кузнечиков царило над деревней, где все казалось уснувшим. Кроме рыбака, который спрыгнул с борта, чтобы подойти к путешественникам, не виднелось ни одного человеческого существа.

– У них сиеста в ожидании ветра, – заметил Джузеппе. – Они появятся вечером, но мы тем не менее поднимаемся на борт. Госпожа сможет расположиться поудобней…

Он пошел впереди Марианны по доске, соединявшей судно с землей, и помог ей преодолеть этот зыбкий перешеек с почтением вышколенного слуги, в то время как кучер и другой слуга, поприветствовав их, сделали полуоборот и исчезли в сосняке.

По-видимому, для стороннего наблюдателя княгиня Сант’Анна являла собой облик знатной дамы, путешествующей в полном покое, но, конечно, вышеупомянутый наблюдатель не мог знать, что этот такой преданный слуга держал за поясом большой пистолет и что этот пистолет предназначался не для грабителей с большой дороги, а для самой хозяйки, если ей придет фантазия взбунтоваться.

В настоящее время не было другого наблюдателя, кроме рыбака, но в тот момент, когда она поставила ногу на палубу судна, Марианну удивил восхищенный взгляд, который он устремил на нее. Стоя у доски, он не спускал с нее зачарованных глаз, словно перед ним было неземное видение. И добрую минуту спустя он оставался погруженным в свой экстаз.

В свою очередь, Марианна незаметно оглядела его и вывела из этого осмотра интересное заключение. Не очень высокого роста, рыбак представлял собой великолепный образчик мужчины: рафаэлевская голова на теле Геркулеса Фарнезе. Его расстегнутая до пояса грубая холщовая рубаха позволяла видеть словно отлитые из бронзы мускулы. Губы были полные, глаза темные и блестящие, а из-под сдвинутого набок красного колпака выбивались густые черные кудри.

Сделав такую оценку, Марианна невольно удивилась мысли, что рукам этого человека округлая фигура Джузеппе не показалась бы тяжелой…

В то время как ей готовили укрытие на корме, Марианна строила планы бегства с помощью красивого рыбака. Обольстить его не составит труда. Тогда он, может быть, согласится обезвредить Джузеппе и высадить ее в каком-нибудь месте, где она сможет либо укрыться и известить Жоливаля, либо найти способ вернуться во Флоренцию. Впрочем, допуская, что он тоже на службе у князя, вполне возможно, используя ее право супруги князя, добиться его послушания. Разве Джузеппе не проявлял за время их странного путешествия внешние знаки учтивости? Рыбак не мог знать, что его прелестная пассажирка всего лишь пленница, которую влекут к ее судьбе… и которая все меньше и меньше хотела этого, особенно при таких обстоятельствах.

Действительно, если ее врожденная честность и мужество побуждали ее согласиться на встречу и окончательное урегулирование спорных вопросов, ее ущемленная гордость не могла примириться с принуждением и появлением перед Сант’Анна в такой неблагоприятной ситуации.

Тартана не была приспособлена для перевозки пассажиров, тем более женщины, но для Марианны устроили своеобразную нишу, довольно уютную, где она нашла набитый соломой матрас и несколько необходимых туалетных принадлежностей в большой миске. Красавчик рыбак принес ей покрывало. Тогда Марианна адресовала ему улыбку, власть которой уже давно была ей известна. Действие ее было мгновенным: загорелое лицо словно осветилось изнутри, и парень остался стоять перед молодой женщиной, крепко прижав покрывало к груди и не думая его отдавать.

Ободренная этим успехом, Марианна тихо спросила:

– Как тебя зовут?

– Его зовут Джакопо, Excellenza, – сейчас же вмешался Джузеппе. – Но госпожа напрасно утруждает себя: несчастный глух и едва разговаривает. Надо уметь с ним общаться, но если госпожа желает обратиться к нему, она может использовать меня, как толмача…

– Никоим образом, благодарю вас! – быстро сказала она, затем тише и на этот раз искренне добавила: – Бедный малый! Как жаль!..

Она призвала на помощь сострадание, позволившее скрыть разочарование. Теперь ей стала понятна мнимая опрометчивость Джузеппе, оставшегося наедине с пленницей на борту судна, единственный матрос которого проявил такую чувствительность к женскому очарованию: он один мог общаться с Джакопо, так что все было предусмотрено. Но он еще не все сказал.

– Не надо его жалеть, Excellenza. Джакопо счастлив: у него есть дом, судно и красивая невеста… и затем у него есть море. Он не собирается ни изменять им, ни пускаться в сомнительные приключения!

Предупреждение было ясным и говорило, что улыбка Марианны не прошла незамеченной и лучше не делать рискованные попытки, заранее обреченные на провал. Снова выигрыш на стороне врага.

Раздраженная, усталая и готовая заплакать, вынужденная пассажирка села на матрас и попыталась собраться с мыслями. Не лучше ли, вместо того чтобы бесконечно сокрушаться по поводу неудачи, немного отдохнуть, а затем поискать другие средства избавления от супруга, который, как она опасалась, не захочет отпустить ее скоро… если только он не собирается наказать ее более ужасно.

Она закрыла глаза, заставив этим Джузеппе отойти. К тому же поднялся легкий бриз, и из-под полузакрытых век она видела, как ее похититель с помощью жестов давал распоряжение Джакопо сниматься с якоря. Тартана заскользила по каналу и медленно вышла в открытое море.

Переезд, за исключением налетевшего ночью легкого шквала, прошел без происшествий, а на другой день после полудня, когда на голубоватом горизонте показалась розовая линия, переменчивая и воздушная, походившая на тонкую кружевную оборку на воротнике моря, Джакопо убрал часть парусов.

По мере приближения мираж стал исчезать за длинным низким островом, за которым, казалось, ничего нет, кроме зеленой пустыни. Это был печальный остров, совсем пустынный, за исключением нескольких деревьев, возвышавшихся над занимавшим почти всю его поверхность песком. Тартана приблизилась к нему, немного прошла вдоль берега и, зайдя в небольшой залив, легла в дрейф и бросила якорь.

Опершись о планшир, Марианна пыталась найти только что увиденный мираж, но остров закрывал его. Ее удивила остановка.

– Что мы тут делаем? – спросила она. – Почему не плывем дальше?

– С вашего разрешения, – сказал Джузеппе, – мы дождемся ночи, чтобы войти в порт. Венецианцы очень любопытны, и его сиятельство пожелал, чтобы прибытие госпожи было по возможности незаметным… Мы пересечем фарватер Лидо, когда стемнеет. К счастью, луна восходит поздно.

– Мой муж желает, чтобы я прибыла незаметно или… тайно?

– По-моему, это одно и то же!

– Но не по-моему! Я не особенно люблю тайны между мужем и женой! Но мой супруг, похоже, питает к ним расположение…

Теперь ее охватил страх, и она пыталась его скрыть. Испытанная ею тревога, когда она узнала, что находится во власти князя, неумолимо вернулась вопреки усилиям, которые она прилагала во время путешествия, чтобы победить ее.

Пустые слова Джузеппе, его слащавая улыбка, представленные им доводы – все это не могло не вывести ее из равновесия. Почему столько предосторожностей? Почему это тайное прибытие, если ждало ее просто объяснение, если только она не была заранее осуждена? Она больше не могла избавиться от мысли, что найдет в конце этого водного пути смертный приговор, короткую расправу на дне какого-нибудь подземелья, одного из венецианских подземелий, которые так удобно сообщаются с каналами. Если это так, кто узнает о ее судьбе? Сант’ Анна – ей рассказывали об этом – без угрызений совести разделывались со своими женами!

Внезапно Марианну охватила безумная паника, первобытная и обнаженная, такая же древняя, как и смерть. Погибнуть тут, в этом городе, о котором она несколько месяцев мечтала как о волшебном месте, где должно начаться ее счастье, умереть в Венеции, где любовь, как говорят, царит над всем! Какая ужасная насмешка судьбы! И когда Язон приведет свой корабль в лагуну, он, может быть, пройдет, не ведая того, над ее медленно разлагающимся телом…

Обезумев от этой потрясающей мысли, она почти непроизвольно бросилась к носовой части, чтобы прыгнуть в воду. Эта тартана везет ее к смерти, она чувствовала это, она была в этом уверена, и она хотела бежать…

В момент, когда она взобралась на борт, ее порыв был грубо остановлен непреодолимой силой. Она ощутила, как ее схватили поперек тела, и, совершенно беспомощная, она оказалась прижатой мертвой хваткой рук Джакопо к его груди.

– Полноте, полноте! – раздался сладенький голос Джузеппе. – Что за ребячество! Неужели госпожа хочет нас покинуть? Но куда? Здесь нет ничего, кроме травы, песка и воды… тогда как госпожу ждет роскошный дворец!

– Отпустите меня! – отбиваясь изо всех сил, простонала она, сжимая зубы, чтобы помешать им застучать. – Не все ли вам равно? Скажете, что я бросилась в воду и утонула! Вот именно: скажете, что я покончила жизнь самоубийством! Только отпустите меня! Я дам вам все, что вы захотите! Я богата…

– Но не богаче его сиятельства… и особенно не так могущественны! Так вот, я веду скромную жизнь, Excellenza, но меня она удовлетворяет. И я не хочу ее потерять… а я ею отвечаю за благополучный приезд госпожи!

– Это безумие! Мы же живем не в Средневековье…

– Здесь оно еще сохраняется в некоторых домах! – сказал Джузеппе с внезапной серьезностью. – Я знаю, госпожа скажет обо мне Наполеону. Я предупрежден! Но здесь Венеция, и могущество Императора здесь более податливое и более скромное… Так что будьте благоразумны!

В руках не отпускавшего ее Джакопо, исчерпав все физические и моральные силы, Марианна безутешно рыдала. Она даже не думала о том, как смешно должен выглядеть этот плач в объятиях незнакомца. Она опиралась на него, как на стену, и думала только об одном: все кончено, отныне ничто не помешает князю отомстить ей, как он пожелает, и она может рассчитывать только на себя. Но этого так мало!..

Между тем она вдруг ощутила что-то необычное: объятие Джакопо мало-помалу сжималось все крепче, и ей стало трудно дышать. Прижатое к ней тело парня начало дрожать. Затем она почувствовала, как его рука скользнула по ее талии, поднялась выше и, найдя округлость груди, замерла на ней.

Она сразу поняла, что красавчик рыбак решил использовать положение, тогда как Джузеппе отошел на несколько шагов, со скучающим видом ожидая, когда уймутся слезы.

Ласка рыбака отвлекла ее и придала мужества: этот человек настолько желал ее, что рискнул на безрассудное действие почти под носом у Джузеппе. Надежда на другое вознаграждение, возможно, толкнет его на больший риск…

Подавив желание дать Джакопо пощечину, она вместо того крепче прижалась к нему, затем убедившись, что Джузеппе смотрит в другую сторону, поднялась на цыпочки и быстро прижалась губами к губам парня. Это длилось не больше мгновения, после чего она оттолкнула его, устремив к нему, однако, полный мольбы взгляд.

Он с заметным волнением смотрел, как она удаляется, явно пытаясь понять, чего она от него хочет, но у Марианны не было никакого способа объяснить ему это. Показать жестами, что надо оглушить и связать Джузеппе, когда он подойдет к ним? Сто раз в течение последних двадцати четырех часов она надеялась найти на судне какой-нибудь инструмент, который позволил бы ей действовать самой, после чего добиться от Джакопо полного послушания было бы, без сомнения, детской игрушкой, но Джузеппе был хитер и все время оставался начеку. На тартане не нашлось ничего, что могло бы служить оружием, и он ни на минуту не терял Марианну из вида. Он даже ночью не сомкнул глаз…

Не было также ничего, чем можно писать и так обратиться к рыбаку с призывом о помощи… при условии, что он вообще умеет читать!

Уже наступил вечер, а Марианна так и не смогла найти средство общения со своим странным влюбленным.

Сидя между ними на связке снастей, Джузеппе долгое время крутил в руках свой пистолет, словно догадывался, что над ним нависла угроза. Действительно, любая попытка была бы смертельной как для одной, так и для другого…

С окаменевшей душой Марианна смотрела, как в сумерки, подняв якорь, тартана углубилась в пролив. Несмотря на удерживавший ее в своих когтях страх, молодая женщина не могла удержать восторженное восклицание: на горизонте возникла удивительная синяя с фиолетовым фреска, отблескивающая золотом и пурпуром. Это напоминало плывущую по морю корону с фантастическими украшениями, корону, медленно погружающуюся в ночь.

Темнота сгущалась быстро. Она стала почти непроглядной, когда тартана обогнула остров Сан-Джорджио и вошла в канал Джудекка. Убавив паруса, она двигалась с очень малой скоростью, надеясь, может быть, пройти по возможности незамеченной. Марианна затаила дыхание. Она понимала, что отныне будет заперта в Венеции, как в сжатом кулаке, и с мучительной жадностью смотрела на большие корабли с зажженными фонарями, прошедшие морскую таможню, ее белые колонны и позолоченную Фортуну, и дремавшие у подножия воздушного купола и алебастровых завитков собора Спасителя в ожидании утреннего бриза, который унесет их далеко от этой опасной сирены из камня и воды.

Тартана бросила якорь в отдалении от набережной, около скопления лодок, и Марианна, воспользовавшись тем, что Джузеппе наконец отошел и нагнулся над планширом, быстро приблизилась к занятому уборкой парусов Джакопо и взяла его за руку… Он вздрогнул, посмотрел на нее, затем, оставив паруса, сейчас же попытался привлечь ее к себе.

Она мягко покачала головой, затем, указав на спину Джузеппе, сделала резкое движение рукой, желая дать ему понять, что она хочет избавиться от того сейчас же… немедленно!

Она заметила, как он напрягся и посмотрел сначала на человека, которому, без сомнения, он должен повиноваться, затем на искушавшую его женщину. Он колебался, выбирая, видимо, между долгом и жгучим желанием… Он колебался слишком долго: Джузеппе уже повернулся и подошел к Марианне.

– Если госпоже не составит труда, – пробормотал он, – гондола уже ждет ее, и мы должны поторопиться…

Действительно, над бортом появились две головы. Очевидно, гондола стояла рядом с тартаной, и теперь время потеряно, раз Джузеппе получил подкрепление.

Пренебрежительно пожав плечами, Марианна повернулась спиной к этому растяпе, сразу потерявшему для нее всякий интерес, хотя только что она готова была отдаться ему в обмен за свободу, не больше колеблясь, чем некогда святая Мария Египетская с перевозчиками, в которых она нуждалась.

Черная узкая гондола ожидала под бортом тартаны. Ее высокий нос и украшавшие его стальные зубцы делали ее похожей на некоего небольшого дракона.

Даже не бросив прощальный взгляд на тартану, сопровождаемая Джузеппе, Марианна расположилась под балдахином с занавесками, где пассажиры заняли места на широком низком диване с двойной спинкой, и под ударами длинных весел гондола заскользила по черной воде. Она направилась в узкий канал мимо собора, чьи золотые кресты молчаливо продолжали наблюдать за здоровьем Венеции со времени великой чумы XVII столетия.

Джузеппе нагнулся и хотел задернуть занавески из черной кожи.

– Чего вы опасаетесь? – с презрением бросила Марианна. – Я не знаю этот город, и никто в нем не знает меня. Дайте возможность хотя бы посмотреть на него!

Он мгновение колебался, затем с покорным вздохом откинулся на свое место рядом с молодой женщиной, оставив занавески в покое.

Гондола повернула и понеслась по Большому каналу. Теперь Марианна убедилась, что великолепный призрак – это оживленный город. Многочисленные лампы, горевшие за окнами дворцов, разгоняли окружающий мрак, вызывая на переливающейся воде золотые блестки. Из открытых в тепло майской ночи окон доносились обрывки разговоров, звуки музыки. Большой готический дворец лил свет на оркестр, играющий вальс перед садом, чьи разросшиеся своды окунались в канал. Сбившиеся в группу несколько гондол приплясывали в такт музыке возле величественных ступеней лестницы, поднимавшейся, казалось, с самого дна.

Из глубины своего темного убежища пленница Джузеппе видела женщин в сверкающих туалетах, элегантных мужчин вперемешку с мундирами всех цветов, среди которых белые австрийские не были исключением. Ей показалось, что она ощущает аромат духов, слышит веселый смех. Праздник!.. Жизнь, радость!.. И вдруг ничего не осталось, кроме ночи и неясного запаха тины: резко повернув, гондола вошла в узкий проход между безмолвными фасадами. Как в плохом сне, Марианна разглядывала зарешеченные окна, украшенные гербами двери, облупившиеся стены, но также и изящные мостики, под которыми призраком проскальзывала гондола.

Наконец они оказались у красной, увитой плющом стены набережной, против обсаженного цветами каменного портала с двумя варварскими светильниками из кованого железа.

Хрупкое суденышко остановилось. Марианна поняла, что на этот раз они добрались до цели путешествия, и ее сердце пропустило один удар… Снова она оказалась у князя Сант’Анна.

Но на этот раз ни один слуга не ждал ее ни на позеленевших ступенях, уходивших в воду, ни в небольшом саду, где вокруг высеченного в виде шкатулки колодца густая зелень, казалось, растет просто из древних камней. Никого не было также и на красивой лестнице, ведущей к изящной колоннаде готической галереи, за которой освещенные изнутри красные и синие витражи сияли, как драгоценности.

Без этого света можно было подумать, что дворец безлюден…

Однако, поднимаясь по каменным ступеням, Марианна на удивление быстро вновь обрела все свое мужество и боевой дух. С нею всегда бывало так: непосредственная близость опасности возбуждала ее и возвращала равновесие, утраченное в ожидании и неуверенности. И она знала, она чувствовала своим почти животным инстинктом, что за прелестью этого жилища прошлого века таится угроза… будь это только пугающая память о Люсинде, колдунье, которой, вполне возможно, когда-то принадлежал этот дом.

Если хорошо вспомнить то, что рассказывала ей Элеонора, это и был дворец Соранцо, родной дом ужасной княгини. И молодая женщина приготовилась к борьбе…

Пышность открывшегося перед нею вестибюля перехватила ей дыхание. Большие позолоченные корабельные фонари, великолепно исполненные и, безусловно, взятые со старинных галер, вызывали переливчатую игру красок на разноцветных мраморных плитках пола, цветущих, словно персидский сад, и золоте длинных расписных балок потолка. Вдоль покрытых шеренгой высоких портретов стен внушительные украшенные гербами деревянные скамьи чередовались с порфировыми консолями, на которых вздымались паруса уменьшенных копий каравелл. Что касается портретов – они все представляли мужчин или женщин, одетых с невероятной пышностью. Среди них было даже два дожа в парадных костюмах, с золотой коронкой на голове, с надменными лицами.

Морское призвание этой галереи было очевидным, и Марианна с грустью подумала, что Язону или Сюркуфу обязательно понравился бы этот посвященный морю дом. К несчастью, он оставался безмолвным, как гробница.

Не слышалось никакого шума, кроме шагов вошедших. И это действовало так угнетающе, что сам Джузеппе не выдержал. Он кашлянул, словно придавая себе смелости, затем, направившись к двустворчатой двери посередине галереи, зашептал, как в церкви:

– Моя миссия кончается здесь, Excellenza! Могу ли я надеяться, что госпожа не сохранит слишком дурных воспоминаний…

– Об этом восхитительном путешествии? Будьте спокойны, я буду всегда вспоминать о нем с громадным удовольствием… если у меня будет время вспоминать о чем-нибудь! – добавила она с горькой иронией.

Джузеппе молча поклонился и ушел. А тем временем дверь с легким скрипом отворилась, но, по-видимому, без помощи человеческих рук.

Установленный посреди зала внушительных размеров, показался стол, полностью сервированный, причем с неслыханной роскошью. Это была настоящая выставка драгоценного металла: золото чеканных тарелок, приборов, кубков с эмалью, инкрустированных ваз с великолепными алыми розами и больших канделябров, чьи ветви изящно изогнулись с их грузом горящих свечей над этим поистине варварским великолепием, словно вбирающим в себя весь свет, оставляя в тени обтянутые старинными коврами стены и бесценные статуи у высокого камина.

Это был стол, приготовленный для праздничной трапезы, но Марианна вздрогнула, заметив, что он накрыт для двоих… Итак, все-таки князь решил в конце концов показаться. Иначе что другое могли бы значить эти два прибора? И она окажется наконец лицом к лицу с ним, увидит его в скрытой до сих пор ужасной, может быть, реальности? Или же он по-прежнему будет все время оставаться в своей белой маске?..

Вопреки ее воле, молодая женщина почувствовала, как коготки страха впились в ее сердце. Она теперь давала себе отчет, что если ее естественное любопытство настойчиво побуждало проникнуть в окружавшую ее странного супруга тайну, то после колдовской ночи она испытывала инстинктивную боязнь оказаться лицом к лицу с ним… наедине с ним. Однако этот украшенный цветами стол не предвещал грозных намерений. Он был такой соблазнительный… словно для влюбленных.

Дверь, через которую вошла Марианна, закрылась с таким же легким скрипом. В тот же момент другая дверь, узкая и низкая, отворилась возле камина, медленно, очень медленно, как в хорошо поставленной театральной драме.

Замерев на месте, с расширившимися глазами, повлажневшими висками и переплетенными стиснутыми пальцами, Марианна смотрела, как она поворачивается на петлях, словно смотрела на дверь гробницы, из которой должен появиться призрак.

Показалась блестящая фигура, слишком далеко от стола, чтобы различить, кто это, освещенная только со спины светом из соседней комнаты: фигура дородного мужчины в длинном, расшитом золотом одеянии. Но Марианна сразу заметила, что это не изящный хозяин Ильдерима. Этот был ниже ростом, тяжеловесней, менее благородным. Он проник в столовую, и молодая женщина с недоверием и возмущением узнала Маттео Дамиани, одетого, как дож, приближающегося к сияющему золотом столу.

Он улыбался…

Глава III

Рабыни дьявола

Со спрятанными в широких рукавах его далматинки руками управляющий и доверенное лицо князя Сант’Анна торжественным шагом подошел к одному из больших красных кресел, обозначавших места за столом, положил на спинку покрытую перстнями руку и указал на другое жестом, который хотел быть благородным и учтивым. Его блаженная улыбка казалась приклеенной к лицу, словно маска.

– Прошу вас садиться, и поужинаем!.. Долгое путешествие должно было вас утомить.

На мгновение Марианне показалось, что ее глаза и уши сыграли с ней дурную шутку, но она тут же убедилась, что это не причудливый сон.

Перед нею действительно стоял Маттео Дамиани, подозрительный и опасный служитель, жертвой которого она едва не стала в ту отвратительную ночь.

Впервые она снова видела его после того безумия, когда он, погруженный в транс, приближался к ней с протянутыми руками, со смертью в глазах, в которых не было ничего человеческого… Без вмешательства Ильдерима и его потрясающего всадника…

Но при воспоминании о пережитом тогда ужасе страх молодой женщины стал сменяться паникой. Ей необходимо ценой невероятного усилия если не усмирить ее, то хотя бы попытаться скрыть. С подобным человеком, тревожащее прошлое которого ей известно, единственной возможностью легко отделаться было скрыть внушаемый им страх. Если он заметит, что она боится его, ее инстинкт подсказывал, что она погибла. Она еще не поняла ни что произошло, ни каким чудом Дамиани может так важничать в костюме дожа (она заметила такое же роскошное одеяние на одном из портретов в вестибюле) в сердце венецианского дворца и представляться хозяином, времени для догадок не было.

Молодая женщина инстинктивно перешла в атаку.

Спокойно скрестив руки на груди, она с видимым пренебрежением оглядела самозванца. Между густыми длинными ресницами ее глаза сощурились до того, что превратились в узкие зеленые щелочки.

– Разве карнавал в Венеции продолжается до мая, – спросила она сухо, – или вы собираетесь на бал-маскарад?

Очевидно, захваченный врасплох ее ироническим тоном, Дамиани, не ожидавший атаки с этой стороны, бросил на свой костюм неуверенный, почти смущенный взгляд.

– О! Эта одежда? Я надел ее в вашу честь, сударыня, так же, как я приготовил этот стол, чтобы отпраздновать с максимальным блеском ваше прибытие в этот дом. Мне казалось…