Идея фикс Ханна Софи

7

Понедельник, 19 июля 2010 года

Кит держал мою руку под столом, пока Сэм Комботекра разворачивал лэптоп экраном к нам. Я вздрогнула: мне не хотелось больше видеть эту комнату.

– Не волнуйтесь, – сказал Сэм, видя, что я отвернулась и прижалась к мужу. – Вы не увидите ничего плохого – всего лишь обычную гостиную, которую видели раньше. В ней не будет ничего лишнего. Но мне нужно, чтобы вы посмотрели на нее. Нужно показать вам кое-что.

– И поэтому мы пришли в столовую? – спросила я.

Чего-то он, похоже, недоговаривает. Уж лучше бы Комботекра еще раз заглянул в коттедж «Мелроуз», если это местечко – лучшее из возможных здешних альтернатив. Мы сидели в столовой размером со школьный актовый зал, наполненной жуткой какофонией: грохотом подносов, шумом посудомойщиков, громкими разговорами по обе стороны от раздаточного окошка, а также и в нем самом – две пожилых, похожих на огородные пугала раздатчицы, если их принято так называть, буквально ржали над шутками молодого полицейского в форме с лоснящейся самодовольной физиономией. Вдоль одной стены расположился ряд игровых автоматов, подмигивающих своими разноцветными огоньками и непрерывно издающих пронзительные звуковые сигналы.

Я ощущала себя невидимкой. Горло уже саднило от громких возгласов, сделанных в попытках услышать собственный голос. В сочетании с жаркой духотой запахи сосисок и яиц казались тошнотворными.

– Конни? – сдержанно произнес Сэм. Все здесь были чертовски сдержанны и разумны, не считая меня. – Прошу вас, взгляните на монитор.

«Тебе нужна только часть правды или ты хочешь узнать всю правду? То есть все или ничего?» – вспомнились мне слова Элис.

Я заставила себя взглянуть на экран лэптопа. И вот опять она: гостиная дома № 11 по Бентли-гроув. Никакой мертвой женщины на полу, никакой крови. Детектив наклонился над компьютером и показал на угол комнаты возле эркера.

– Вы видите этот круг, на ковре?

Я кивнула.

– А я не вижу, – сказал Кит.

– Тусклая коричневатая обводка – почти окружность, правда, не завершенная, – уточнил Сэм. – Внутри нее ковер имеет слегка другой оттенок, видите?

– Эту обводку – да, – согласился Кристофер. – Точно вижу. Только цвет для меня выглядит одинаковым, как внутри, так и снаружи.

– Внутри окружности он темнее, – возразила я.

– Именно так, – кивнул Комботекра. – Это пятно осталось от рождественской елки.

– От рождественской елки? – переспросила я. Он, что, решил пошутить? Я смахнула пот, выступивший над верхней губой.

Глядя на меня, Сэм закрыл крышку лэптопа.

«Просто скажите все, что бы то ни было, – мысленно взмолилась я. – Скажите, как вам удалось доказать, что я ошиблась, что я безумна и глупа!»

– Полиция Кембриджа проявила готовность к сотрудничеству, – сообщил полицейский. – Гораздо охотнее, чем я ожидал. Благодаря их усилиям, надеюсь, я смогу успокоить все ваши тревоги.

Я услышала облегченный вздох Кита, и меня окатила холодная волна ожесточенного возмущения. Как он мог испытать облегчение, еще не услышав новых сведений; неужели он полагает, что все вопросы решены? В любой момент теперь он может вытащить свой «Блэкберри» и начать бормотать о том, что ему пора возвращаться к работе.

– Владелица дома одиннадцать по Бентли-гроув – доктор Селина Гейн, – рассказал детектив.

Так вот как ее зовут! За сорок восемь часов Сэму удалось выяснить больше полезных сведений, чем мне – за шесть месяцев.

– Она – врач-онколог, работает в Аддебрукском госпитале Кембриджа.

– Мне он хорошо известен, – вставил Кит. – Я учился в Кембридже и там же остепенился. А в Адденбрукском госпитале мне удалили подгнивший аппендикс всего за какой-то час до того, как тот мог прикончить меня.

Степень бакалавра стала единственной степенью моего мужа. Он мог бы сказать: «Я получил степень бакалавра», но тогда Сэм Комботекра не смог бы предположить, что степеней у него много.

Если бы Кембриджский университет предложил новый курс магистратуры под названием «Доктрины людских пороков», я могла бы закончить его с отличием.

– Доктор Гейн приобрела этот дом в две тысячи седьмом году у семьи Битеров, – продолжил рассказывать полицейский. – А сами они купили одиннадцатый дом у застройщика, выставившего совсем новое здание на продажу в две тысячи втором году. До того момента самой Бентли-гроув еще не существовало. Продажу дома Битеров доктору Гейн организовал местный агент по недвижимости, Лоррейн Тёрнер. По случайному совпадению, Лоррейн и сейчас занимается продажей этой недвижимости.

– Случайность тут вряд ли имела место, – поправил его Кит. – Если человеку хочется продать свой дом, то почему бы не обратиться к известному вам агенту, который провернул для вас успешную сделку в прошлый раз? Я лично так и поступил бы, если б задумал продать коттедж «Мелроуз».

– Ты не будешь продавать коттедж «Мелроуз»! – невольно вырвалось у меня. – Мы будем продавать его.

Мне хотелось извиниться перед Сэмом за вмешательство мужа. Ненавижу, когда он пытается умничать, выставляя себя в выгодном свете.

– Вчера с ней разговаривал полицейский из Кембриджа, – не обратил на наши слова внимания полицейский. – И я поговорил с ней по телефону сегодня утром. Полагаю, вы успокоитесь, когда я передам вам то, что она рассказала мне. В декабре две тысячи шестого года Битеры решили выставить дом одиннадцать по Бентли-гроув на продажу – им захотелось переехать в сельскую местность.

Почему, интересно, на самом деле?

– В день принятия этого решения миссис Битер послала мистера Битера купить рождественскую елку.

– Не пора ли мне принести нам по кружке какао? – спросил Кит. – Это звучит как начало вечерней сказки.

– Вскоре вы поймете, почему эти подробности так важны, – сухо ответил ему Сэм.

Иными словами, кончай перебивать.

– Вернувшись, он не застал жену дома, и поэтому она не смогла напомнить ему подложить на ковер защитное покрытие, прежде чем устанавливать на него вазон с елкой. На дне вазона с влажной землей имелись отверстия…

– Вот бестолочь! – рассмеявшись, заметил Кристофер. – Держу пари, миссис Битер устроила мистеру Битеру незабываемую головомойку.

– Согласен, вполне вероятно, – улыбнулся Комботекра.

Почему всем, кроме меня, так весело? Я не воспринимала историю Сэма серьезно – ни мелкие подробности о рождественской елке, ни прочие дела этих ничего не значащих для меня людей. И в то же время я не видела в этом ничего смешного. В голове у меня было полно отвратительных образов: они царапали мне лицо до крови, сдирали с него кожу, превращая голову в какую-то бесформенную кровавую грушу.

– Когда Лоррейн Тёрнер явилась для оценки дома, миссис Битер первым делом показала ей испорченный ковер в гостиной. Она долго стонала, описывая беспечность своего мужа: «Типичный бестолковый мужик… и в тот самый день, когда мы решили выставить этот дом на продажу…» Et cetera[21]. В общем, вы уловили мысль. Миссис Битер вызвала профессионального чистильщика ковров, но пятно так и не удалось вывести до конца. Та самая кольцевая отметина по-прежнему мозолит глаза. В прошлый понедельник, – продолжил Сэм, переводя взгляд с Кита на меня, – Лоррейн отправилась оценить дом одиннадцать по Бентли-гроув для доктора Гейн. Спустя три с половиной года она опять попала в этот дом, и пятно по-прежнему оказалось на месте. Она пошутила на сей счет, очевидно, позже пожалев об этом, поскольку доктор Гейн, казалось, восприняла шутку не слишком благосклонно – словно агент обвинила ее в бесхозяйственности из-за того, что она не заменила испорченный ковер прежних владельцев. В общем, Лоррейн заметила, что попала в неловкую ситуацию.

Неужели от меня ждут жалости к какому-то неведомому мне агенту? Кристофер усмехнулся: идеальный слушатель.

– Она сделала видеосъемку дома и сада для виртуального тура и серию фотографий для выпуска буклета и размещения рекламы на вебсайте агентства, – продолжил детектив. – На одной фотографии гостиной отчетливо видна отметина, оставленная рождественской елкой… именно это изображение мы только что видели.

– И что дальше? – спросила я грубее, чем намеревалась. – Что это доказывает? Какое это имеет отношение к виденной мною мертвой женщине?

– Конни, – успокаивающе пробурчал Кит.

– Всё в порядке, – сказал ему Сэм.

По-моему, детектив испытывал к нему жалость.

Еще бы, разумеется, нелегко жить с безумной женой!

– Тот субботний день подходил к концу, поэтому почти двенадцать часов спустя после того как вы увидели мертвую женщину, просматривая виртуальный тур, Лоррейн Тёрнер показала дом одиннадцать по Бентли-гроув одной молодой паре. Она поведала им историю рождественской елки, показала эту отметину. Ту же самую отметину, Конни… Лоррейн сказала, что готова поклясться в этом. В остальном ковер остался чистым. Никакой крови, – Комботекра сделал паузу, дав нам осознать сказанное. – Вы понимаете, о чем я говорю?

– Вы пытаетесь доказать нам, что на том ковре в принципе не могло быть никакой крови. Вы уверены, что это правда? – спросила я. – Мне приходилось стирать одежду с кровавыми пятнами, и в итоге они полностью исчезали.

– Конни, неужели тебе действительно так необходимо… – попытался утихомирить меня Кит.

– Нет, правда, от крови избавиться довольно просто: холодная вода, мыло…

– Поверьте мне, если б человек умер от потери крови на бежевом ковре, вы увидели бы ее следы, – уверенно произнес Сэм. – Сколько бы мыла, холодной воды или «Ваниша» ни извели впоследствии.

Зарывшись пальцами в своих растрепанных волосах, я боролась с сильным желанием лечь на грязный пол этой столовой, закрыть глаза и отрешиться от мира.

– Конни, когда вы видели то женское тело, было ли там в углу комнаты то же самое пятно, как на фотографии? – спросил Сэм. – Была там отметина от рождественской елки?

– Не знаю, – сказала я. Нет, по-моему, ее не было. – Я не заметила ее, но… – Мои мысли метались в поисках вероятного объяснения. – Может, ту мертвую женщину снимали давно, до того как мистер Битер поставил рождественскую елку и от нее осталось пятно. Вы подумали о такой возможности?

Полицейский кивнул.

– Помните, вы описывали мне карту на стене? – спросил он.

– Конечно, помню. Что за вопрос? С субботы прошло всего два дня! Я не страдаю старческим склерозом.

Комботекра вытащил блокнот из кармана куртки, открыл его и начал читать.

– «Comitatus Cantabrigiensis Vernzcule», – огласил он название карты и перевел: – Карта графства Кембриджшир, тысяча шестьсот сорок шестого года, составлена Яном Янсониусом[22]. Также известным, как Йоханнес. – Он взглянул на нас с мужем. – Не думаю, что вы слышали о нем?

– Уж не приятель ли Битеров? – ехидно поинтересовалась я. Просто не смогла удержаться.

– Знаменитый голландский картограф… составлял карты. Та вставленная в раму карта, что висит над камином в доме Селины Гейн, – оригинал, руки Янсона, стоит кучу денег. Лоррейн Тёрнер с восхищением разглядывала ее, когда пришла оценивать дом доктора Гейн. Ах да, вы еще упоминали щиты – это гербы кембриджских колледжей: Тринити, Святого Иоанна…

– Не забудьте лучший из них, – добавил Кит. – Королевский.

– Неужели тебе не хватает случаев похвастаться своей осведомленностью перед твоими обожаемыми подчиненными в Лондоне? – резко оборвала его я. – Ты решил превратить и наш разговор в вакханалию хвастовства?

– А пустой щит оставлен пустым намеренно… чтобы любой покупатель этой карты мог добавить в нее свой собственный фамильный герб, – продолжил Сэм, как будто не слыша моих язвительных замечаний Киту. – Доктор Гейн рассказала о своем раритете Лоррейн. Понятно, что эта карта – одно из ее сокровищ. Очевидно, она получила ее в подарок от родителей, переехав в Кембридж из Дорчестера, где жила раньше.

«Ей повезло, – с иронией подумала я. – Одним достаются древние голландские карты, а другим – противные самодельные гобелены. Очевидно, по сравнению с моей мамой, мать Селины Гейн обладает более изысканным вкусом». Я ужаснулась, вдруг представив, что мне пришлось бы взирать еще и на фамильный герб Монков, если б таковой бы у нас имелся. Изображение кухни Торролд-хаус: поколения ничтожных провинциальных обывателей, прикованных к испещренной кракелюрами старой плите «Эй-джи-эй».

Сэм поймал мой взгляд. Я поняла, что он собирался спросить у меня.

– Конни, когда вы увидели мертвую женщину в ходе того виртуального тура, вы заметили также и эту карту? И вы видели одновременно в одном цикле виртуального тура по этой комнате и то, и другое?

– Да. Но это не доказывает, что то женское тело мне пригрезилось, – быстро добавила я, опасаясь, что детектив как раз скажет обратное.

Мне требовалось время, чтобы осмыслить эти новые сведения, но в одиночестве, не испытывая на себе пристальных взглядов Кита и Сэма.

– Не доказывает? – повторил Комботекра. – Допустим, вы правы, но в таком случае когда же могли запечатлеть эту мертвую женщину? До того, как Селина Гейн купила дом одиннадцать по Бентли-гроув? Тогда откуда на стене взялась ее карта? Или после покупки дома? В таком случае кровь испортила бы ковер, и хозяйка – или кто-то другой – могла заменить его. А нам известно благодаря Лоррейн Тёрнер, что ничего не поменялось, поскольку отметина от рождественской елки Битеров осталась на месте.

– Брось, Кон, с этим ты не поспоришь, – сказал Кристофер, стремясь скорее покончить с досадным делом.

– Неужели это неоспоримо? – охнула я.

«А могу ли я оспорить такое утверждение? Достаточно правдоподобно? – подумала я про себя. – Почему же мне все-таки отчаянно хочется спорить? Почему я не рада, что ошиблась?»

– Допустим, можно заменить часть ковра, – монотонно произнесла я, – если ковер ровно разрезали и к линии разреза аккуратно приложили часть другого ковра такого же бежевого цвета, Лоррейн Тёрнер могла это не заметить. Вы спрашивали ее?

– Это смехотворно, – проворчал Кит. – Скоро ты предположишь, что Селина Гейн могла положить другой ковер поверх исходного, убить кого-то, потом убрать испачканный кровью ковер и обнаружить нижний в прежнем отличном состоянии, чудесным образом вовсе не испачканный.

– Вот такая версия смехотворна, я согласна! – яростно парировала я. – И также смехотворно делать вид, что ничего не случилось, когда ты сам знаешь, что случилось… но отказываешься верить собственным глазам. – Я взглянула на Сэма. – Что теперь собирается делать полиция Кембриджа?

Его лицо сообщило мне все, что я хотела узнать. Я попыталась протестовать, но из головы у меня внезапно начисто вылетели все нужные мне доводы. Глаза заволокло туманной пеленой. Лицо детектива превратилось в размытое розовое пятно.

– Кон? – Я узнала голос Кита. Казалось, он доносился из другого конца мира. – Тебе плохо?

Мои мысли съежились до размеров пылинок и разлетелись. Я перестала ощущать собственное тело. Не могла говорить.

– Может, принести ей воды? – предложил чей-то голос – по-моему, Сэма.

– Воды, – невнятно промычала я.

– Полагается опустить голову между колен. – Кристофер всегда пытался заставить меня так сделать – но я чувствовала себя лучше, когда выпрямляла спину и просто глубоко дышала, дожидаясь окончания приступа. Элис говорила мне, что так и надо. «Слушай свое тело, – советовала она, – оно подскажет, что ему нужно».

Постепенно мысли и ощущения начали собираться, словно кто-то связывал их обратно в единое целое. Слава богу. Всякий раз в такие моменты я думаю, сумею ли собраться обратно. Когда мое зрение восстановилось, я увидела, что Сэм топчется в очереди возле раздаточного окошка.

– Почему он не пройдет без очереди? – проворчал Кит. – Тебе необходима вода гораздо сильнее, чем жареная картошка – тому жлобу с засаленной шевелюрой!

– Не уверена, что вода мне поможет, – ответила я.

– Если б этот Комбо… как его там… сразу предложил нам напитки, с тобой ничего плохого не случилось бы. Здесь просто чертовски душно и жарко… Вероятно, у тебя обезвоживание. Какой смысл встречаться в столовой, если нельзя даже освежиться напитками?

– Элис считает, что эти приступы головокружения связаны со стрессом, – пояснила я, хотя и помнила, что уже говорила мужу об этом.

– Отлично. Значит, это тоже моя вина, как и все остальное.

– Я не имела в виду ничего подобного.

– Конни, послушай меня, – Кит завладел моими руками. – Это кульминационный момент нашей жизни. Или он мог бы стать таким, если б ты согласилась.

– Ты имеешь в виду, если я соглашусь забыть о том трупе, что видела на вебсайте «Золотой ярмарки»… если я соглашусь притвориться, что он мне пригрезился?

– Милая, он на самом деле пригрезился. Не упрямься, ты должна понять, что не могла видеть его по двум причинам: во-первых, стресс вызывает у тебя обмороки и приступы головокружений, и во-вторых, тот же стресс может вызвать у тебя видения, которые рассеиваются к утру, разумеется, учитывая твое нервное истощение.

Он был прав.

– Кон, видения вовсе не значат, что ты ненормальна. Ты же говоришь с человеком, который когда-то воображал, что множество травянистых стеблей превратилось в огромного зеленого монстра и искусало ему ноги – помнишь?

– Ты напился тогда до потери пульса. И обкурился, – нехотя улыбнулась я, вспоминая ту историю.

Спустя несколько недель после нашего знакомства Кит разбудил меня посреди ночи весь в рыданиях и потребовал, чтобы я проверила шнурки в его ботинках, настаивая при этом, что они все потрепаны и прогрызены до дыр зубами зеленого чудовища. Почти целый час я убеждала его, что нет никаких чудовищ и шнурки его ботинок целы и невредимы. На следующее утро он заявил, что марихуана – корень всех зол. И с тех пор не прикасался к ней.

– Я обманывала тебя, – призналась я. – Я ездила в Кембридж. Почти каждую пятницу.

Смущенно разглядывая белую пластиковую поверхность стола, я жалела, что не могу погрузиться в него и исчезнуть. Кит промолчал. Он должен был ненавидеть меня.

– Ездила на поезде, – быстро продолжила я, стремясь покончить с признаниями, раз уж начала. – Первые пару раз я ездила на машине, но потом мама спросила меня, почему моей машины две пятницы подряд не было на нашей подъездной дорожке, когда мне полагалось работать дома. Не зная, как выкрутиться, я посоветовала ей заниматься лучше своими делами.

– Должно быть, это возымело положительный эффект, – небрежно заметил Кит.

К моему облегчению, он вовсе не сердился.

– Но после этого я решила ездить на поезде, хотя такая поездка занимала вдвое больше времени. Прямого поезда нет… приходилось пересаживаться на Кингс-кросс. Однажды я… я добралась до дома совсем незадолго до тебя. Мы оба ехали на поезде, отправившемся в семнадцать десять из Лондона в Роундесли. Ты не заметил меня, но я тебя видела. Ужасней поездки я в жизни не припомню. Я знала, что не смогу солгать… и если б ты заметил меня, то выложила бы всю правду. Сойдя в Роундесли, ты начал говорить по смартфону. Я медлила в поезде, полагая, что ты задержишься на платформе, заканчивая разговор. К счастью для меня, ты не остановился и сразу направился на парковку. Как только ты удалился, я бросилась на стоянку такси и добралась до дома буквально на пару минут раньше тебя. А другой раз я…

– Конни, – Кит сжал мою руку, – меня не волнует железнодорожное расписание. Я волнуюсь за тебя, за нас и… за то, что все это значит. Зачем тебе понадобилось таскаться в Кембридж почти каждую пятницу? Чем ты там занималась?

Я рискнула мельком взглянуть на него, не заметив, однако, на его лице ничего, кроме огорчения и непонимания.

– А сам не догадываешься? Я искала тебя.

– Меня? Но я же по пятницам в Лондоне! Тебе это отлично известно.

– Иногда я сидела на скамейке в конце Бентли-гроув, рядом с Трампингтон-роуд и часами следила за домом одиннадцать, дожидаясь, когда ты откроешь его входную дверь.

– Господи! – Кит закрыл лицо руками и пробормотал: – Я знал, что это плохо кончится. Но не представлял, насколько плохо.

– Иногда я дожидалась твоего приезда в другом конце, прячась за деревом. Но ты так и не приехал. Иногда бродила по центру городка, надеясь увидеть тебя с ней… в кафе или выходящим из Музея Фитцуильяма[23].

– С ней? – удивился мой муж. – О ком ты говоришь?

– О Селине Гейн. Хотя я только сегодня от Сэма узнала, как ее зовут. Иногда я заезжала на парковку Адденбрукского госпиталя и… – Не договорив, я внезапно умолкла, пораженная новой идеей.

Селина Гейн, Селина Гейн… У меня перехватило дыхание, когда я вдруг осознала эту связь. Почему же мне понадобилось для этого так много времени? Мгновенно я пожалела, что доверилась Киту, рассказав все, что только что рассказала.

– Покажи мне твой ежедневник! – резко попросила я.

– Что?

– Не притворяйся, что ты не захватил его с собой. Он всегда при тебе.

– Я и не собирался притворяться. Конни, что все это значит? Ты выглядишь так, будто увидела призрака.

– Дай мне его, – я протянула руку.

Покраснев, муж вытащил из кармана пухлую книжицу и передал ее мне. Я пролистнула несколько страниц. Я точно знала, что дело было в мае, но забыла точную дату. Вот она. Я раскрыла ежедневник на столе – так, чтобы мы оба видели это доказательство. «13 мая 2010 – 15 часов С.Г.»

– И это твое большое открытие? – со стоном вопросил Кит. – Ты считаешь это доказательством того, что мы с Селиной Гейн тайно резвились в ее доме на Бентли-гроув? Инициалы «С.Г.» принадлежат Стивену Гиллигану, юристу Лондонской банковской компании. Я как раз встречался с ним тринадцатого мая в три часа дня в лондонской конторе. Позвони Джоанне Бисс, его личной секретарше, и спроси ее, – он протянул мне свой смартфон. – Сейчас позвони, пока ты знаешь, что у меня не было шанса попросить ее солгать ради меня.

– Ты же знаешь, что я не буду никому звонить.

– Боишься, видимо, что твое доказательство опровергнут? – Муж подался вперед, вынудив меня взглянуть на него. – Предпочитаешь цепляться за твои подозрения, за воображаемый, придуманный тобой мир?

– Я не придумывала того, что произошло в январе, и женский труп мне тоже не пригрезился, – нервно заявила я.

– Ты проверила мой дневник. Из всех чертовых подлостей… – Кит схватил меня за плечи и развернул лицом к себе; его ногти впились в мои плечи. – Я не знаю никакой Селины Гейн! – произнес он яростным шепотом.

Ему не хотелось, чтобы кто-то заметил его гнев – кто-то, кроме меня.

– Я не заезжал в Кембридж с того самого раза, когда мы вместе с тобой ездили туда семь с лишним лет назад, – добавил он. – И никогда не заходил в дом одиннадцать по Бентли-гроув. Конни, я не веду двойную жизнь… у меня чертовски одинокая, чертовски несчастная семейная жизнь с женой, которую я теперь едва узнаю.

Он отпустил меня, увидев, что Сэм возвращается с водой. Детектив столько торчал в этой очереди и в итоге раздобыл лишь половинку стаканчика воды. Если такое количество здесь считается стаканом воды, то мне следовало попросить пинту пива. Горло так саднило от сухости, словно я визжала целый год.

– Конни? Всё в порядке? – спросил Комботекра.

– Нет, – буркнул Кит. – Далеко не в порядке. Мне пора на работу.

– Мы поссорились, – едва успокоившись после его ухода, пояснила я. – Полагаю, можно было бы и не говорить вам этого. Вы же, в конце концов, детектив.

Сэм побарабанил пальцами по столу, точно играл на пианино.

– Чего вы не рассказали мне? – спросил он.

– А чего вы не рассказали мне? – вернула я ему его вопрос. – Вы могли сообщить мне о том пятне по телефону. У вас, должно быть, полно дел, и однако вы пришли сюда… тратить время на меня и на мою дурацкую историю. Почему?

Похоже, я застала его врасплох.

– Да, одно из сообщений Лоррейн Тёрнер встревожило меня, – признался полицейский.

Я подалась вперед, чувствуя, как заколотилось мое сердце.

– Селина Гейн больше не живет в доме одиннадцать по Бентли-гроув. Выставив дом на продажу, она сразу переехала в Дэ… – сделав нерешительную паузу, он закончил: – В ближайший отель.

Я сделала мысленную заметку выяснить, какие отели в Кембридже начинаются с буквы «Д». Или, возможно, он произнес «Да». «Датчесс»? «Даксфорд»? Нет ли в окрестностях Кембриджа заведения под названием «Даксфорд»?

– Зачем кому-то могло это понадобиться? – задумчиво спросила я.

Сэм отвел глаза. Мы оба думали одинаково – по крайней мере, так мне показалось. Ему не хотелось самому говорить этого. К счастью, на сей счет я не сомневалась.

– Столь спешное бегство объяснимо, если в твоем доме кого-то убили. Или если ты сам кого-то убил.

– Да, – согласился Комботекра, – возможно. Но, Конни, вы должны понять, что…

– Я понимаю: это ничего не доказывает. А в полиции Кембриджа знают?

– Не уверен. Вероятно, нет. Лоррейн Тёрнер случайно упомянула об этом мне, рассказывая о той драгоценной карте… ее беспокоило, что нечто столь ценное осталось в пустом… то есть в безлюдном доме. По словам Лоррейн, доктор Гейн почти ничего не взяла с собой. Мебель, книги, компакт-диски…

– А она не сказала Лоррейн, почему уехала?

– Нет. И Лоррейн побоялась спросить. Решила, что такой вопрос неуместен.

Я залпом выпила воду.

– Вы должны были сообщить об этом в полицию Кембриджа.

– А какой смысл?

– Если они проведут исследование ковра, то могут найти следы крови или ДНК.

– Конни, они не будут ничего делать. Нет никаких доказательств. Странно, согласен, что Селина Гейн спешно уехала из своего дома, но люди то и дело ведут себя странно. Парня, с которым я общался, констебля Гринта, вполне удовлетворило то, что сообщила ему Лоррейн.

– Тогда он – хреновый сыщик! Видеосъемку виртуального тура проводила сама Лоррейн, верно? Менее всего он должен был верить ей на слово. А общался ли он с Битерами или с Селиной Гейн? Что если история той рождественской елки выдумана?

– Подумайте, что вы говорите, и вы осознаете, что из этого следует, – посоветовал Сэм. – Вас послушать, так Лоррейн Тёрнер тянет на психотическую убийцу, которая убивает своих жертв в тех домах, что пытается продать, а потом помещает в Интернете видеосвидетельства с их трупами. Такое вам кажется вероятным?

– Почему вы упомянули о жертвах во множественном числе? Может, есть всего одна жертва: увиденная мною женщина? Кстати, любое преступление, описанное таким скептическим тоном, кажется невероятным. «Как, неужели он растворял всех своих жертв в ванне, полной кислоты?», «Да неужели он расчленял трупы молодых мужчин и хранил их в своем морозильнике?»

– Вы читаете много криминальной хроники? – спросил полицейский.

– Вот еще, нет, конечно! – невольно рассмеявшись, ответила я. – Подобные истории известны всем. Это общеизвестные факты. Вы уже, небось, вообразили, что я сдвинулась на почве патологической кровожадности? А вдруг одержима как раз Лоррейн Тёрнер, или Селина Гейн, или даже обе они вместе? Почему идея фикс могла появиться только у меня?

Потому что ты, идиотка, вопишь об этом во весь голос в многолюдной столовой!