Мама на нуле. Путеводитель по родительскому выгоранию Коллектив авторов
– Ева, к сожалению (сердце вниз), в реанимации (бешеная радость – жива!).
Все остальное: отсутствие самостоятельного дыхания, судороги – я решила погуглить позже. Сейчас главное: я родила дочь, и она жива.
«Реанимация» – звучит почти как «рай».
Не знаю, что подумала акушерка, но я улыбалась.
1. Реанимация в роддоме – это жизнь по строгому графику. У мамы есть полчаса посещения, раз в три часа на то, чтобы сцедить молоко и «пообщаться с ребенком». Я приходила в реанимацию, сцеживала, и у меня оставалось 15 минут; дочка сначала находилась в лечебном сне, потом ее потихоньку из него вывели, но ничего особо не поменялось – она не двигалась и никак на меня не реагировала. Я говорила ей все эти правильные слова про то, что она сильная и мама ее любит, и бабушки-дедушки ее любят, и все ее ждут, но… чувствовала я себя при этом как человек, который разговаривает сам с собой. И – да, я ее гладила, потому что с самого начала спросила, можно или нет, и оказалось, что да. Она была на ощупь как теплая бархатная резина – совершенно неземной и… неживой материал. Один раз я протащила в трусах телефон и сфотографировала ее (было ужасно стремно попасться), это оказалось очень важно для всех: Ева наконец-то перестала быть абстрактным персонажем – обрела лицо, стала самой собой. Для всех, кроме меня.
В общем, во время посещения я чувствовала себя слегка бесполезной. Да, я давала свое молоко, но при этом я видела, что дети, докармливаемые смесью, чувствуют себя лучше. Я теряла веру в себя.
Иногда удавалось поймать врача, который обычно ничего по существу не говорил.
Один раз в день, если повезет, можно было пообщаться с завотделением, которая тоже, впрочем, ничего толком не говорила. А как-то раз мне не повезло, и я торчала на скамейке в реанимации два часа, так как в роддоме затянулось общее совещание.
Все это деморализует.
Даже меня, которая эпатировала мам в реанимации своей улыбкой и легкомысленным настроением, это вгоняло во фрустрацию и рефлексию. Неизбежно начинаешь думать: а что же все-таки произошло? Почему? Перебираешь все свои косяки за беременность, и эти мысли ходят, и ходят, и ходят по кругу. В какой-то момент начинаешь медленно сходить с ума в этом немного даже кафкианском абсурде.
– Вы поймите, это реанимация, сюда просто так не попадают.
Ты слышишь, как это говорят трем мамам до тебя, а их дети в соседних кювезах при этом двигают руками и ногами и выглядят вполне живыми, в то время как твоя выглядит овощем. И всё, что говорят, – «Состояние тяжелое, но ей не стало хуже, это хорошо. Можно радоваться».
Потом в какой-то момент дочке снижают дозу лечебного сна, и снова появляются судороги, и вместо «Не стало хуже» говорят «Сложно делать какие-то прогнозы».
А еще старшая дочка – мой старший теленок, ребенок, который ни разу до этого не ночевал без меня, мой любимый, ни с кем не сравнимый малыш, который каждый день ждал маму, приносил ей передачи в роддом; а маму не выпускали к ней из-за карантина.
Я звонила, писала ей сказки, общалась по видеосвязи, я билась головой о ледяную стену, почти не получая обратной связи. Одну дочку я видела 9 раз в день, но она никак на меня не реагировала, а другая была далеко.
В один из дней соседка по реанимации, которая лежала в другом отделении, рассказала мне, что из одного окна близко видно улицу, и туда ходят мужья тайком смотреть на детей. Я написала мужу – и он привел мне Аню. Маленький гномик в красном комбинезоне, на фоне серой московской зимы, рядом с небритым, осунувшимся мужем – она стояла далеко-далеко, а я сидела, скрючившись, на балконе, и мы говорили по телефону. «Мама, я тебя вижу», – говорила она. «А я тебя», – отвечала я и махала рукой. И так много-много раз. Я очень боялась, что она спросит меня про звездочку. Когда я уезжала в роддом, то мы с ней взяли каждая по брелку в виде мягкой серебристой звездочки – на память друг о друге. Но моя звездочка осталась где-то вместе с вещами в приемном покое.
Меня все спрашивали: «Ну что, ну как?» Все ждали от меня новостей, в первую очередь хороших. Каких-то действий. Чтобы я пошла, что-то выбила из врачей, чего-то от них добилась. А я не могла, я могла только тупо ходить в реанимацию раз в три часа, сцеживаться, гладить дочку, давать ей горошины, механически говорить правильные слова. Мой ребенок не дышал сам. Моя дочка была в заложниках у врачей. Я была в заложниках. Сил не было. Эмоций не было. Общаться ни с кем не хотелось. Легче было общаться с соседками по палате – им было, в общем-то, все равно. Они выпишутся завтра и не вспомнят про меня и Еву уже на второй день.
Потом настал день перевода из реанимации роддома в реанимацию Морозовской ДКБ. Мне сообщили об этом с утра и тут же огорошили, что машина может прийти в любое время, так как она одна и забирает детей из всех роддомов, но я могу приходить и сцеживаться по графику, пока Еву не заберут – и нет, я не могу с ней поехать, она поедет одна.
Как?! Я была близка к краю отчаяния, но… мой ребенок не дышал без аппарата ИВЛ, поэтому какая разница…
Когда за Евой приехали, меня позвали, чтобы я могла ее проводить; из кювеза ее перегрузили на каталку, куда на ходу заскочила врач скорой помощи с ручной помпой и стала дышать за мою дочь, пока их везли по коридору, они удалялись, удалялись…
Завотделением шепнула мне на ухо: «Ева молодец – задышала сама, когда мы ее отключили». Сердце подпрыгнуло. Но радости не было. И еще она посоветовала позвонить через 40 минут и узнать, как она доехала, а не через 2 часа, как мне изначально сказали, и намекнула узнать насчет подвоза молока (это было ценно, так как, если бы я сама не спросила, Ева бы весь следующий день провела на смеси, а я бы, как оказалось, торчала без толку одна в четырех стенах).
Я побрела выписываться без ребенка. В том же роддоме, с крыльца которого 3,5 года назад я торжественно, на двенадцатисантиметровых шпильках, выпорхнула с красиво завернутой Аней на руках.
Мне выдали ашановскую тележку, я сгрузила туда все вещи, и вместе с медсестрой, по звонку мужа, мы поехали вниз (медсестра должна была забрать казенную одежду и тележку). На выходе случилась небольшая заминка: на выписке была очередь из мам с детьми. Мамы переодевались, им накручивали ленты на кульки, их встречали родственники с цветами, шарами и вспышками, а тут я со своей тележкой.
«Не, я не претендую, – успокоила я медсестру, – мне бы одежду свою найти и переодеться». Медсестра куда-то побежала и принесла ключ: «Вот, говорит, одежда в той комнате, а переоденьтесь в соседней, только быстро, халат и ночнушку в тележку бросьте и к лифту откатите».
Через 10 минут в Морозовку должна была доехать Ева, через полчаса я смогу снова побыть мамой Ани – пусть на одну ночь. Я нашла свою одежду и звездочку и пошла в комнату, выделенную для переодеваний (вполне символично, что это оказалось душевая, где свежеприбывающим роженицам ставят клизмы). Тут же прибежала сотрудница роддома с криком: «Вы кто и что тут делаете?» – «Выписываюсь», – ответила я. – «А ребенок где?» – «Без ребенка». Она скорбно растворилась в воздухе. Я вышла в холл искать мужа. Найти его было не сложно. Мы были два айсберга молчания в этом море щебетания, смеха и улыбок. Мы молча пошли к машине.
Из машины я позвонила в Морозовку. Мне казалось, что это дно – новая больница, новые правила, новый бой за совместное пребывание.
Я приехала домой, я честно пыталась радоваться встрече со старшей дочкой, но правда была в том, что я смертельно устала через 15 минут общения. Я видела, как она радуется, я изображала любящую маму, но сама смотрела на часы и ждала, когда можно будет уложить ее спать, сцедиться, сесть в такси, чтобы повезти молоко, и наконец остаться одной. Через два часа у старшей дочки поднялась температура, и ее вырвало на меня. Вирус. Я уложила ее спать, отвезла молоко в реанимацию.
По дороге домой меня накрыло чувством вины, и тут я наконец разревелась.
Во-первых, конечно, надежный тыл, огромная поддержка сообщества и согласие принять помощь. Я всегда была сильной – той, что сама справляется. Но в нулевом состоянии без помощи просто сгоришь, и спасибо всем тем, кто за меня звонил в больницы, помогал с бытовыми делами, взял на себя заботу о ребенке, подставил плечо.
Во-вторых, смена фокуса. Например, не могу не упомянуть Олега Леонкина – реабилитолога, который очень ненавязчиво предложил свою помощь: мол, я могу помочь, позвоните. И я позвонила.
Бывают такие ситуации, когда помощь приходит в нужное время. Может быть, днем раньше или днем позже я бы уже не услышала или бы услышала как-то не так. Но тут зерно упало куда надо.
Олег сказал мне две очень простые вещи.
Первое. У нас очень сильные реаниматологи.
В тот момент я была так измучена информационным вакуумом, в котором находилась, что теряла способность мыслить и коммуницировать здраво. Но стоило мне принять эту идею, как вернулась возможность нормально сотрудничать с врачами. А это очень важно – быть с ними по одну сторону баррикад, даже если кажется, что они уходят от общения, не хотят идти на контакт. Я даже придумала себе мантру, которую цинично повторяла в самые «темные» дни: «Ребенку нужна мама, но еще нужнее ему дышать».
Это лечило меня от максимализма и помогало мириться с реальностью. Да, у нас в больницах не все идеально, и я обязательно сделаю что-нибудь для того, чтобы стало лучше. Но сейчас главное:
а) дышать;
б) вменяемая мама;
в) вменяемые врачи.
И еще Олег Леонкин мне сказал: «Вам сейчас как родителю не важно, что произошло, это важно для врачей. Ваша задача – определить свою стартовую позицию и понять, что делать дальше».
В-третьих, реальные действия, в которых есть отдача. Что-то делать – очень помогает. Даже что-то небольшое. Даже если что-то делать как робот. Но только если есть отдача. Некоторые простые действия мамы могут определить весь ход событий. Например, тот же Олег посоветовал массировать Еве ладошки.
Из-за своего измененного состояния сознания я прослушала, зачем это надо делать, просто поняла, что это почему-то важно, – и послушно включила массаж ладошек. Это возымело мгновенный терапевтический эффект.
У меня появилось осмысленное и вполне осязаемое дело.
Я стала приходить, «доиться», растворять магические горошины – а дальше, до конца визита, разминала Еве ладони, просто ради того, чтобы что-то делать. Как солдатик. Не просто говорить бессмысленные слова, а именно делать.
Совершенно при этом не понимая, впрочем, что должно получиться на выходе.
И в какой-то момент я заметила, что у нее начал подергиваться подбородок (и это было первое ее движение, замеченное мной). А потом она начала искать грудь. У меня появился повод выйти на связь с миром. Наконец-то мне было что написать в семейный чат в «Телеграм», кроме «Нет новостей – это уже хорошая новость»! Я написала: «Кажется, появился сосательный рефлекс».
Конечно, и дальше все было непросто. Со старшей дочкой мы расстались почти на месяц, и были моменты, когда казалось, что я не разгребу это никогда. Но я постоянно делала что-то, иногда просто ради самого действия. Например, у меня была с собой книжка со стихами Марии Мошковой, я начитывала дочке стихотворения и отправляла. Какие-то ей нравились больше, какие-то меньше. Там было стихотворение про утюг. И буквально совсем недавно, когда я рычала, Аня мне сказала: «Мам, смотри, я для тебя утюг нарисовала, чтобы у тебя настроение стало получше». И я почувствовала, как оттаяла еще какая-то частичка моего сердца.
Рефлексивные вопросы к Ольге
Что в тот, самый первый момент помогло вам выстоять?
Какие-то образы, слова? Может быть, стихотворные строчки или обращение к Создателю?
Как бы вы назвали то свое качество, которое в настолько непростой ситуации помогло вам выделить главное и основное – «жива!»?
В каких еще ситуациях в вашей жизни это качество проявлялось?
У кого, возможно, вы научились этому качеству? Кто среди значимых для вас людей обладал (или обладает) этим качеством?
Какие маленькие действия в помощь самой себе совершали вы тогда?
Как удавалось вам не забывать кормить себя, поить себя?
О чем вы старались не забывать в эти непростые для вас времена?
Какие принципы вашей жизни остались неизменными?
Память о ком и о чем поддерживала вас?
Вы вспомнили про звездочку – символом чего была для вас эта маленькая вещица?
Вам важно было что-то Делать тогда. Что это может говорить о вас как о человеке?
Во что в жизни вы верите? Что стараетесь не пропускать?
Как вам в этой ситуации помогло ваше доверие к людям, уверенность в том, что помощь возможна и что она придет?
Ощущение «оттаявшего сердца» – что оно значит для вас?
Ответы Ольги
Что в тот самый первый момент помогло вам выстоять?
Мысль, что сейчас я как никогда нужна своим девочкам, из которых одна «с характером», и с ней мало кто сладит, кроме меня, а другая, возможно, с диагнозом, и, увы, внутри семьи отношение к этому было как к чему-то из другой, страшной, «не нашей» жизни.
Какие-то образы, слова? Может быть, стихотворные строчки или обращение к Создателю?
Как ни странно, примерно в это время вышел рекламный ролик Nike «Сделана из…» и там были такие строчки: «Из железа, из стремлений, из самоотдачи и сражений сделаны наши девчонки, из воли крепче кремня, из силы и огня». И я его все время пела про себя, послала Ане, и она его тоже все время слушала и пела. И это был тот случай, когда рекламная кампания попала в мою ситуацию идеально. Парадокс или признак нашего времени.
Как бы вы назвали то свое качество, которое в настолько непростой ситуации помогло вам выделить главное и основное – «жива!»?
Гибкость/адаптивность. Понимание, что вот сейчас мне плохо, но рано или поздно я как-то подстроюсь и уже смогу вздохнуть, адаптируюсь. Надо просто дожить.
В каких еще ситуациях в вашей жизни это качество проявлялось?
Любой сложный период на работе, форс-мажор, завал. Это началось еще со школы: были неудачные четверти, учителя, с которыми не ладилось. Был очень тяжелый год, когда ушли две бабушки и дедушка.
У кого, возможно, вы научились этому качеству? Кто среди значимых для вас людей обладал (или обладает) этим качеством?
Мне кажется, оба родителя и бабушка. И прабабушка. То есть это семейное. Про жизнь бабушки и прабабушки вообще можно писать книгу. Но и у мамы были тяжелые периоды, а потом все налаживалось; я это впитала. Папа больше разговоры разговаривал, и его «гибче надо быть» я запомнила.
Какие маленькие действия в помощь самой себе совершали вы тогда?
Я красилась и вообще старалась хорошо выглядеть. В оправдание себе цитировала «Евгения Онегина»: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». В первые дни меня буквально затерроризировали, что я плохо выгляжу, и я решила, что буду выглядеть хорошо.
Как удавалось вам не забывать кормить себя, поить себя?
Не удавалось, но тут было просто: в роддоме за мной следили (так как подозревали анорексию), в реанимации за мной, к счастью, приходили, в больнице я, как ответственный человек, не могла тухлить продукты, которые мне передавали муж и друзья.
О чем вы старались не забывать в эти непростые для вас времена?
О благодарности другим, о том, что они тоже устают, что жизнь вокруг продолжается, что, пока я тут, вокруг ничего не изменилось.
Какие принципы вашей жизни остались неизменными?
Самую большую проверку на прочность постоянно приходилось выдерживать принципу «Не лечить без запроса». Так как я оказалась на территории, где заведомо чувствовала себя чуть ли не экспертом. Сейчас мне стало еще сложнее, но я продолжаю этого принципа придерживаться.
Память о ком и о чем поддерживала вас?
Конечно, о старшей дочке, я постоянно пересматривала наши с ней фотографии, вспоминала разные совместные моменты.
Вы вспомнили про звездочку – символом чего была для вас эта маленькая вещица?
Звездочка была символом нашей с ней связи, того, что всегда было, есть и будет между нами, где бы мы ни были. Тех воспоминаний, которые у нас есть, того, что заложено генетически. Того, что уже не отнять, как бы ни изменилась наша жизнь дальше.
Вам важно было что-то Делать тогда. Что это может говорить о вас как о человеке?
Наверное, что я человек действия. Как акула. Это очень важное мое знание о себе.
Во что в жизни вы верите? Что стараетесь не пропускать?
Верю в то, что любой опыт дается не просто так, что он делает меня мудрее, сильнее и… счастливее. Стараюсь не пропускать маленькие моменты счастья. Они случаются каждый день.
Как в этой ситуации помогло ваше доверие к людям, уверенность в том, что помощь возможна, и она придет?
Именно оно и помогло, прежде всего. Тут и доверие врачам, друзьям, и открытость любым советам, и понимание, что без помощи я не справлюсь точно – мне просто не хватит компетентности и времени, чтобы ее приобрести сейчас, а когда приобрету – будет поздно. Были знакомые, которые давили: «Ругайся с врачами, требуй информации, забирай под свою ответственность». Но я рада, что этого не сделала, что удалось выстроить отношения и найти компромисс.
Ощущение «оттаявшего сердца» – что оно значит для вас?
Это возможность самой дарить тепло – не отбывать материнскую повинность, а быть с ребенком здесь и сейчас.
История одиннадцатая
Виктория
«Тотальное отчаяние как точка опоры»
Виктория Лемешева. 34 года. В разводе. Трое сыновей (13 и 8,5 лет). Родной город – Краснодон, Луганская область. Живет в Москве
#разводСтремяДетьми
#финансовоеНеблагополучие
Это был первый год после развода.
Я осталась одна с тремя детьми. До этого у меня в помощниках было трое взрослых: мама, папа и няня. Я успешно строила карьеру, рожала детей. Социальный образ счастливой мамы и жены, успешной бизнес-леди. После развода я оказалась один на один с детьми, с не очень успешным опытом бизнеса и без денег.
Я была в состоянии эмоционального краха.
Ни о каком включении в детей речи не шло, потому что каждый день стоял вопрос выживания. Самые страшные мысли, которые на тот момент приходили, – это лечь, уснуть и больше не проснуться. Потому что тяжело. Как-то отдаленно я понимала, ради чего нужно жить, но осознавала и то, что детям на данный момент ничего не даю. Это было эмоциональное дно. С другой стороны, именно дети мотивировали меня от этого дна отталкиваться и идти вперед, день за днем. Без каких-то больших планов. Закончился день – и хорошо. Сегодня все живы-здоровы, и слава богу. Довольно долго я была в этом периоде. Наверное, год. Закончилось все этой зимой, когда я поняла, что полоса пройдена.
Поразительно, как по-разному в этой ситуации проявлялись мои трое детей.
Старший сын был зеркалом этого хаоса – с его отцом после развода, с моим невключением, потому что я была в состоянии решать только насущные проблемы. Я как будто жила рядом с ними, но не была вместе с ними. Средний сын взял на себя ответственность за меня. Его пугала нестабильная мама, и он в это время словно преждевременно повзрослел. Маленький ребенок, шести-семи лет, меня держал. Малыш более-менее был под защитой. Ему доставалось больше внимания из-за его возраста – я осуществляла посильный уход.
Со старшим же был просто тихий ужас: послеразводный период, первые подростковые проявления. Отец его постоянно «перекупал» и настраивал против меня. Таким образом, на полном отсутствии ресурса, на новом этапе жизни у меня была еще вот эта проблема со старшим сыном. Он уехал в какой-то момент жить к отцу, я осталась с двумя младшими, и в этот момент мне стало полегче. Хотя еще было жуткое чувство вины: я развелась, я недодала, любое происшествие со старшим я воспринимала как укор себе – я плохая мать. Чувство вины отравляло всю мою жизнь. Бывший муж, вместо того чтобы включиться и помочь сыну справиться с ситуацией, наоборот, бил по больному. Когда Артем переехал к нему, муж не упускал возможности сказать, как им здорово вместе. Новая женщина – и как круто сын ладит с ней, а вот я мать хреновая, была и есть. Зато у них теперь все хорошо.
Тем не менее, оказавшись одна с двумя детьми, я смогла найти в себе опору и прежде всего прийти к тому, что я достаточно хорошая мать, а в большинстве случаев – даже замечательная. Это чувство еще больше окрепло после возвращения Артема от отца. Долго они не прожили в своем счастливом трио: отец женился, переехал к своей новой жене, Артем там долго не задержался. Опять начался «треш»: с его поведением, с опекой, комиссией – со всем. И я с каждым его проступком становилась сильнее. Я поняла: каждая ситуация дается мне, чтобы я осознала, что это не моя вина. Я хорошая мать.
В социуме, к сожалению, все обстоит так, что мать проще всего обвинить. Первое, что говорят, когда ребенок что-то совершает, – виноваты родители. Слово «ответственность» все компетентные органы применяют крайне редко. У нас дома были и органы опеки, и полиция, и детская комната – и все понимают: есть разумная, в меру обаятельная мама, дома все условия для детей созданы, средний сын тренируется в школе олимпийского резерва, дети развиты и ухожены. Не та среда, где растут асоциальные личности. Проблемы старшего сына – это симптом не столько нашей семьи, сколько нашего общества и подрастающего поколения.
Мальчики, растущие без отца: отец либо выведен за пределы семьи, либо родители в разводе, – воспитываются женщинами. Мамами, бабушками, нянями, учительницами. Когда приходит кризисная ситуация – точки опоры нет. Отец страдает после развода, личную жизнь устраивает. У матери ресурс на исходе. Инструментов помощи ребенку в такой момент нет. Психолог для подростка – не авторитет. Подростку нужен мужской пример, мужская опора. Естественно, он тянется к отцу как ориентиру.
Как бы ни было трудно, через ситуации со старшим сыном я пришла к осознанию, что нет материнской вины в вопросах, связанных с подростками. Гормональный уровень, подростковая агрессия. В момент, когда они что-то совершают, они не думают о последствиях. По-хорошему, должна быть культура наставничества – возможность обратиться за шефством к старшему мужчине, который сможет дать точки опоры мальчишке. Тем не менее пока я проходила через все это, то как мать я обрела целостность. Если считать, что мать причастна ко всему, то пример других детей говорит, что со мной все в порядке.
Все эти события и ощущения были моими родительским дном и материнским отчаянием, но также они стали и точкой опоры. Я оттолкнулась и выплыла в ресурсное состояние, то, в котором я пребываю сейчас. Мне оно нравится, я никогда не была так уверена в себе как мать, я эмоционально включена, и у нас полный контакт с ребятами. Даже со старшим, которого все еще колбасит. У нас с ним получается взаимодействовать. И хотя в его поведении уже сложились некоторые негативные паттерны, наша взаимная включенность работает.
Я понятия не имела, что такое жить после развода.
Я думала, что если избавлюсь от агрессивного и токсичного партнера, то заживу счастливее, чем когда бы то ни было, но я последний раз была свободна, когда у меня не было детей. До развода я всегда могла на кого-то рассчитывать: на помощников или даже на отца детей. Развод стал для меня полным крахом иллюзий. Плюс финансовая составляющая, точнее, полное ее отсутствие: никакой базы, никакого дохода, ничего. И это еще больше меня расшатывало и угнетало.
Самым болезненным было разрушение иллюзии, что я всемогущая. Что если никто рядом не обесценивает, не шантажирует, то я сама справлюсь. Воспитывать одной троих сыновей, если подходить к этому ответственно, очень сложно. На мне не только воспитание, но еще и свой бизнес, какие-то личные увлечения. Одной совмещать все функции – трудно. Было иллюзией думать, что я со всем лихо справлюсь. Выстраивать бизнес с нуля, заниматься детьми, учитывая хотя бы тот факт, что средний играет в хоккей семь дней в неделю, и его логистика занимает полдня.
Когда мужчина ведет бизнес – он освобожден от детей и прочих хлопот. Женщина с детьми, ведущая бизнес, – совсем другая ситуация. Я думала, что если идея есть, то бизнес сразу пойдет в гору, но этого не случилось. Было и такое, что я выходила на работу, где мне зарплату не платили.
Вот такой был путь: и работа не выход, и бизнес ничего не дает, и вообще непонятно, как всё сложится. Со своим всемогуществом пришлось распрощаться. Пришлось учиться просить помощи.
Оказалось, что не справляться – нормально в такой ситуации.
Сейчас, если взглянуть назад, я бы все равно развелась, но подготовилась бы. Финансовая подушка, юристы, медиатор. Я бы максимально подготовилась, чтобы не совершать тех ошибок, которые совершила. В плане финансового обеспечения я была самонадеянна: думала, что вот-вот у меня будет свой проект. Нужно было выходить на работу, я построила довольно успешную карьеру, и я могла бы зарабатывать достойные деньги, поставить на ноги мальчишек, обзавестись помощниками – и потом уже идти в свой бизнес. Но я считала, что работать по найму я больше никогда не стану. Высокомерие, тщеславие и самонадеянность сыграли злую шутку со мной.
Я могла бы застрять на хороших зарплате, бонусах и должности очень надолго. Хорошо, что не застряла. Я бы не хотела забывать про этот опыт, потому что без него я бы не пришла туда, куда пришла. Но если бы у меня спросили совет, то, по-хорошему, стоит обзавестись «финансовой подушкой», юристами, которые сделают так, чтобы вы с детьми ни в чем не нуждались.
Когда я осталась одна с тремя мальчишками, то поняла, что это ад. Они постоянно дерутся, цепляют друг друга, вовлекают в это меня. Тихий ужас. От раздражения я переходила к отчаянию и эмоциональному отключению. Потом все опять копилось: агрессия, гнев, раздражение, отчаяние – и так по кругу. Фаза отчаяния была всё длительнее. Когда я запустила свой проект, который связан с воспитанием сыновей, я включилась в него эмоционально, и у меня начало здорово получаться: в семье наступили мир и лад. В этот самый момент, как гром среди ясного неба, вернулся Артем: а вот смотри, не все у тебя идеально.
А ведь эта картинка из глянца и гламура – идеальная семья и дети – очень давит. От этого стереотипа тяжело избавиться. Ребята отстаивают свои границы в рамках дома, ведут борьбу за ресурс, то есть за меня. Это нормально, так происходит их становление.
Мои отчаяние и раздражение, которые я испытала в родительстве, тоже были трансформирующими.
Самая глубокая моя эмоция в тот период – тотальное отчаяние, но я все равно находила в себе силы идти дальше. У меня никогда не было погружения в депрессию, я не опускала рук. Каждый раз вставала и шла дальше. Наверное, я просто не способна опустить руки. Моя отчаяние выражалось только в том, что я не могла эмоционально включиться в ребят. Старший давно отдалился от меня в силу возраста и каких-то моих ошибок воспитания, но со средним и младшим у нас есть контакт, поэтому не могу сказать, что дети закрылись от меня. Единственное, что меня волновало, – это то, что средний сын взял на себя роль взрослого в нашей «партии». Он стал за меня переживать, у него появилась тревога за меня.
Каждое утро у меня срабатывало правило: утро вечера мудренее.
Раз начался новый день – что-то хорошее в нем должно произойти. Тяжелее всего было вечером, когда накапливалась усталость, могли быть крики, скандалы, не очень приятные события. Вечером я старалась быстрее заснуть.
Я помню два дня, когда я пролежала и прорыдала дома, когда дети прошлым летом были кто у бабушки, кто в разъездах, кто где. За две недели до их возвращения я поняла, что не придумала, как буду заботиться об их материальном благополучии. И у меня был страх, как мы будем жить дальше. Поревела-поревела, написала всем, кому могла, что мне помощь нужна, и появилась помощь с бизнесом: мне сделали блог, помогли с продвижением, начались первые семинары.
Так эти два дня слез и оказались точкой опоры для моего проекта.
Рефлексивные вопросы к Виктории
Когда вы поняли, что это – эмоциональное дно, какие маленькие шаги вы делали, чтобы идти вперед день за днем? О каких маленьких действиях не забывали?
Возможно, вы могли поцеловать детей на ночь? А может, и это было для вас слишком, но вы могли кивнуть им, не отстраняться от их ласки?
Вы могли осуществить посильный уход за младшим. Какие действия «не отключились» у вас, работали на автомате?
То, что эти навыки остались с вами, говорит о том, что они очень крепкие. У кого, возможно, вы научились этим действиям, которые помогли вам заботиться о сыне в такой непростой ситуации?
Сохранялся ли у вас в тот период хотя бы краешек понимания, что ваш старший сын все равно будет с вами, а это всё – театр, который рано или поздно закончится?
Как вам удавалось не поддаваться чувству вины полностью? Что вы продолжали помнить про саму себя и про то, какой вы можете быть матерью?
Как развилось за это время ваше умение отличать проблемы общества, социума от ваших собственных сложностей и некоторых нормальных побочных эффектов взросления ваших детей?
По каким небольшим признакам в поведении сына вы понимаете, что вот они, гормоны пубертата?
Попробуйте вспомнить, откуда к вам пришла идея наставничества и шефства. Это конкретные ситуации из вашей жизни или образы из книг и кино? Что самое важное для вас в возможности шефства?
Как вам удается противиться назойливому голосу: «Ты все-таки плохая мать»?
Как и когда вы открыли для себя правило «Утро вечера мудренее»?
Что это правило меняло в вашей жизни?
Что нового привносило в нее?
Разрешить себе порыдать – что это было за событие для вас?
К чему, возможно, вы оказались уже готовы на тот момент, когда плакали те пару дней? Часто наши слезы – это не признак поражения, а единственный способ выразить свой протест и несогласие. Что из произошедшего с вами вы не готовы были признавать правильным и нормальным?
Что защищали эти слезы?
Чему они помогли сбыться?
Какие ваши личные качества проявились в тот момент, когда вы начали первые шаги в собственном проекте?
Какова история этих качеств в вашей жизни?
Кто и что помогало вам на первых порах, когда все еще было неустойчиво?
Когда впервые вы почувствовали, что новый «берег» близко и жизнь обретает относительную устойчивость?
Какие первые изменения в вашем поведении и состоянии заметили ваши дети?
Ответы Виктории
Вы поняли, что это – эмоциональное дно. Какие маленькие шаги вы делали, чтобы идти вперед день за днем? О каких маленьких действиях не забывали?
Вряд ли на тот момент я могла описать для себя свое состояние именно как «эмоциональное дно», но это было именно оно. Когда внутри пусто и холодно, сил ни на что нет, как и ресурса для восполнения. Просто делала какие-то автоматические действия, без желания и мотивации. От результата этих действий тоже энергии не прибавилось – необходимая рутина. Речи о каких-то удовольствия и радостях не шло – не хотелось ничего абсолютно. Кое-как поддерживал спорт. Но и в этом непонятно: то ли страх возврата лишнего веса был причиной, то ли адреналиновый прилив после тренировок и бега.
Возможно, вы могли поцеловать детей на ночь? А может, и это было для вас слишком, но вы могли кивнуть им, не отстраниться от их ласки?
Поцеловать на ночь, почитать, просто полежать вместе и посмотреть мультики – мой привычный на тот момент максимум. Те самые привычные автоматические действия, без особого вовлечения в эмоциональный контакт с детьми.
Вы могли осуществить посильный уход за младшим. Какие действия не отключились у вас, срабатывали на автомате?
Накормить, обнять, помочь одеться, поцеловать перед выходом из дома, после возвращения или при встрече и перед сном. Прогулки или развлечения уже требовали от меня усилий и не сулили никакой радости.
То, что эти навыки остались с вами, говорит о том, что они очень крепкие. У кого, возможно, вы научились этим действиям, которые помогли вам заботиться о сыне в такой непростой ситуации?
У моих родителей не было принято тактильно проявлять чувства и эмоции. Я даже не помню, чтоб мама целовала меня на ночь. А у меня это выходило само собой. Скорее всего, мне хотелось своим детям дать чуточку больше, чем получала я сама в детстве.
Сохранялся ли у вас в тот период хотя бы краешек понимания, что ваш старший сын все равно будет с вами, а это всё театр, который рано или поздно закончится?
Я понимала, что рано или поздно вообще всё закончится. И бунт старшего сына, и наш конфликт с бывшим мужем, и трудный период. Но легче от этого мне не становилось. Страх, стыд, вина, отчаяние лишали меня всякого позитивного взгляда на будущее. Я просто выживала, как привыкла делать это в течение всей жизни.
Я не была привязана к сценарию, что старший сын будет жить со мной и только со мной. Я прекрасно осознаю, что подросшим мальчикам необходима мужская структура, ролевая модель, стабильный взрослый одного с ним пола, от которого он примет и критику, и одобрение и на основе реакции от близкого мужчины будет строить правила жизни в мире, в соответствии со своей природой. Поэтому я никогда не была против проживания сына с отцом, но я была против исключения меня из жизни сына и насильной замены моей фигуры на фигуру новой жены отца. Этому противился и старший сын, о чем свидетельствовало его поведение.
Как вам удавалось не поддаваться чувству вины полностью? Что вы продолжали помнить про саму себя и про то, какой вы можете быть матерью?
Мне помог опыт личной терапии, знания психологии, материнский опыт и опыт общения с мамами в похожей ситуации. Я понимала, что нет моей вины во всем происходящем. Не скажу, что полностью на тот момент была избавлена от этого токсичного чувства, но старалась отслеживать и не давать затягивать меня в пучину отчаяния.
Про материнскую функцию я написала выше – она носила больше автоматический характер. Про себя я не забывала также по причине привычки и понимания, что удовольствие – это ресурс. Но в тот момент и на то, чтоб сделать что-то ради удовольствия, мне тоже требовались силы.
Как развилось за это время ваше умение отличать проблемы общества, социума от ваших собственных сложностей, от нормальных побочных эффектов взросления ваших детей?
Я стараюсь брать консультации у специалистов, читать интересные для меня блоги, собирать опыт других мам.
У всех плюс-минус одни проблемы, причины, ситуации. Когда понимаешь, что твой случай далеко не уникальный и у кого-то даже получается противостоять или изменять ситуацию, то это вдохновляет. Не помню, чтоб какой-то конкретный человек на меня оказал влияние, но я внутри тонко чувствую несправедливость, сопротивление при переходе моих границ, границ моих детей или нашей семьи.
Не скажу, что сразу научилась отличать внешние проблемы от своих собственных. Как и многое в своей жизни, я проходила всё через опыт, подкрепляя знаниями. Зато я прошла и опеку, и комиссии, и аресты счетов судебными приставами. И всё решала шаг за шагом, не позволяя сломить себя. Не то чтобы я такая сильная и несгибаемая, но было понимание, что я не имею права сдаться – это сильно ударит по детям. Мне кажется, я даже не болела все эти годы, потому что не могла себе этого позволить.
По каким признакам в поведении старшего сына вы понимаете, что вот они, гормоны пубертата?
Взрывная агрессия, перепады настроения, сонливость или, наоборот, чрезмерная деятельность.
Попробуйте вспомнить, откуда к вам пришла идея наставничества и шефства. Это конкретные ситуации из вашей жизни или образы из книг и кино? Что самое важное для вас в возможности шефства?
Книги, кино, опыт предыдущих поколений, разных времен и народов. Доступная ролевая модель в случае воспитания сыновей без прямого участия отца. Переход на «отцовскую» мужскую сторону и научение правилам игры в «мужском мире и по законам мужской природы».
Здесь сложно ответить парой предложений, чтобы не скатиться в навязанные стереотипы. Критику, наказание после нарушения каких-то норм мальчик лучше воспринимает от взрослого одного с ним пола. Причем этот взрослый (наставник) должен быть добрым и строгим одновременно, справедливым и последовательным. Если описывать «идеального» наставника, то на первый взгляд кажется, его сложно найти. Но на практике большинство мужчин спокойно находят общий язык с мальчишками. Будто они на одном языке говорят, и мальчики абсолютно по-другому реагируют на тон, слова, просьбы, если их озвучивает мужчина, которого они уважают. У меня средний сын занимается хоккеем, и я вижу эту разницу, когда с ним разговаривает старший мужчина с уважением, но соблюдая иерархию взрослый – ребенок, и когда к нему обращается старший мужчина с обесцениванием и наездом – разные реакции и следствия в поведении.
Положительная сторона наставничества еще в том, что оно помогает гармоничной сепарации парней от родительской семьи в целом. Если это наставник из мужчин, проживших интересную, наполненную жизнь, то это бесценный опыт расширения границ восприятия мира. На мой взгляд, дети, как правило, ограничены семейным опытом и сценариями. Вырастают с убеждением, что возможно только так, как было в их семье или родовой системе. Наставник же выводит парня за границы семьи в большой, необъятный мир, полный возможностей.
Как вам удается противиться назойливому голосу «Ты все-таки плохая мать»?
Я его спрашиваю: «Ну какого хрена ты меня пилишь? Ну не смогла я сегодня улыбаться с утра и до вечера, ну наорала, ну макаронами накормила и уснули все вповалку у меня в кровати! Зубы не почистили? Да в деревне неделями они их не чистили. А тут чуть что – плохая мать! Ну и что? Зато я провернула сделку, которая обеспечит нам приличный уровень жизни на 2–3 месяца, репетиторов и дополнительные тренировки среднему, логопеда младшему, мне – туфельки и массаж». И сразу голос затыкается!
Если серьезно, я давно не думала о том, что я плохая мать. Я достаточно хорошая мать для своих детей, и у меня растут неплохие парни. Скорее, это их заслуга, а моя – только в том, что я к ним особо не лезу со своим воспитанием и больше вовлекаю в свою жизнь, чтобы они видели и понимали весь жизненный процесс, в том числе и трудности. Сейчас мы на этапе выхода из трудной жизненной ситуации. Думаю, что это для них хороший жизненный опыт и урок: из любой ж…пы есть просвет, если предпринять определенные действия с учетом ресурса текущего времени. И что трудности не вечны, всему есть место в жизни. Жизнь не состоит из пони и единорогов, маминых с папой денег на игрушки, гаджеты и развлечения. У всего есть цена. И у всех может быть разная жизнь и разные результаты в этой жизни. Главное – сохранять веру в хорошее, близость с родными по духу людьми и действовать либо по чуть-чуть, либо с размахом – смотря на что хватает сил и возможностей.
Как и когда вы открыли для себя правило «Утро вечера мудренее»?
Как прочитала «Унесенных ветром», лет в 14. Но вот усвоила я его уже после развода. Стало приходить понимание, что вечером, уставшая и изможденная, я подвержена страхам и неправильной оценке ситуации, всё мне видится в серых тонах и решения я принимаю тоже из этого эмоционального состояния. И через силу заставляла себя отключаться от каких-либо внутренних толчков что-то решать или делать прямо здесь и сейчас. Шла смотреть кино или просто спать, обещая вернуться утром к этому вопросу на свежую голову. И если с утра вопрос был не таким уж важным, я его еще откладывала. Либо решение как-то само появлялось. Вот так у меня сформировалась новая нейронная связь: «Подумаю об этом завтра. Или послезавтра. Или никогда».
Что это правило меняло в вашей жизни? Что нового привносило в нее?
Учитывая насыщенность моей жизни событиями в последние два года, я не могу сказать, что именно это правило привнесло в мою жизнь новенького. Но оно точно помогло отрегулировать цикл «отдых – работа» и разгружать перед сном голову, насколько это возможно. Однако нет предела совершенству, я еще учусь и буду долго учиться не тащить проблемы извне домой и в семью.
Разрешить себе порыдать – что это было за событие для вас?
Когда-то я узнала, что слезы для женщины – это очищение. И иногда даже специально провоцировала фильмами, чтобы прореветься. Эмоциональный сброс такой. Сейчас я рыдаю по многим поводам, люблю прослезиться. Это для меня про чувствительность и сострадание, давно не стыжусь слез.
А еще от злости рыдаю – аж зубы сводит! Очень помогает мне в моих достижениях – разозлиться как следует и сделать всё назло.
К чему, возможно, вы оказались уже готовы на тот момент, когда плакали те пару дней? Часто наши слезы – это не признак поражения, а единственный способ выразить свой протест и несогласие. Что из произошедшего с вами вы не готовы были признавать правильным и нормальным?
В те два дня я так глубоко не смотрела и вряд ли видела протест или несогласие. В тот год я много рыдала от ненависти к бывшему мужу. Помню то наслаждение, когда я признала, как сильно его ненавижу! Это было такое сладкое чувство и такие приятные слезы ненависти. И с того момента, как я позволила себе открыто признавать, что ненавижу его, у нас потихоньку стали налаживаться отношения. Будто нарыв прорвало и вышел гной, а потом рана начала заживать и рубцеваться. До взрослых отношений и баланса нам еще далеко, но мы уже в каких-то вопросах сотрудничаем либо сохраняем нейтралитет – это огромный шаг вперед.
Те два дня я рыдала от отчаяния и жалости к себе. Что я одна в целом мире, бедная и несчастная, без денег и понимания, как я буду зарабатывать и содержать детей, что нет у меня в целом мире никого, кто пришел бы, взял на ручки и решил все мои проблемы. Вот с этим, наверное, и было мое несогласие. Почему с самого детства я и пробивала всегда себе дорогу сама.
Окончательный крах иллюзий в плане обеспечения собственной безопасности и безопасности детей у меня произошел недавно. Месяца 3–4 назад, но это было уже после интервью для книги. У меня вообще за текущее лето произошел мощный скачок и прорыв. Как обычно, через крах иллюзий, через очередной кризис. Но инсайт был мощный, результат не заставил себя ждать. И уже «тех самых» двух дней больше не было, хоть я и диагностировала у себя задним числом затяжную депрессию, через интернет:))) Минимум год у меня была депрессия.
Какие ваши личные качества проявились в тот момент, когда вы начали первые шаги в собственном проекте?
Тщеславие и всезнайство – я сейчас вас всех научу и спасу мир. «Смотрите, как у меня!» – и тут же реальная ситуация в моей жизни показала, как всё есть на самом деле, словно под увеличительным стеклом.
Кто и что помогало вам на первых порах, когда все еще было неустойчиво?
У меня до сих пор все неустойчиво. Мне помогают близкие друзья, родные, окружение. Мне везет в жизни на людей. Хоть я и писала выше, что ревела два дня от жалости к себе и одиночества, но на самом деле со мной незримо всегда находились мои друзья, готовые прийти на помощь. И многие приходили, и неоднократно. Моя семья всегда помогает с детьми летом, так как живут далеко и посильную помощь в течение года оказывать не могут.
Я из тех людей, которые стараются справляться самостоятельно и не просить о помощи. Рассчитывать только на себя. Но бывают в жизни такие моменты, когда просто не обойтись без помощи и поддержки. Я до сих пор стараюсь лишний раз не обращаться за помощью и не просить никого ни о чем, особенно если не понимаю, чем могу вернуть услугу или помощь.
Очень хотелось бы как-то предостеречь женщин, которые проходят через похожую ситуацию, от иллюзий и безрассудства. Чтобы они еще до развода позаботились, по возможности, о финансовой подушке, чтобы не упускали из виду такие важные моменты, как адвокат и/или медиатор, не вляпывались тут же в новые отношения.
С другой стороны, на противоположной чаше весов – ощущение свободы, безграничных возможностей, шанс найти равноценного партнера.
Когда впервые вы почувствовали, что новый «берег» близко и жизнь обретает относительную устойчивость?
Гораздо позже, чем давала интервью для этой книги. Да, в иллюзии, что вот-вот всё изменится и станет лучше, я пребывала все время от момента принятия решения о разводе. Но опору я почувствовала только недавно. И все-таки иногда посещает чувство, что соскальзываю, что еще не закрепилась.
Для женщины очень важно иметь безопасную подушку в виде заработка, жилья, поддержки со стороны семьи или мужчины. Я эти два года была одна против всего мира. Это трудно объяснить. При том что я могла всегда рассчитывать на поддержку, но все равно, в рамках своей семьи, я была одна на передовой, а это сильно изматывает. Без постоянного дохода, с ресурсами перебои. Теперь я знаю: все эти проекты без дополнительных финансовых источников не имеют основы и перспективы. Поэтому мой возврат в профессию, мое участие в стартапе сейчас сильно меня вдохновляют и дают точки опоры именно в плане финансовой безопасности. Выстраивая эту сторону жизни, укрепляя материальный ресурс, я обретаю силу и уверенность и нахожу опору, вот только сейчас.
Какие первые изменения в вашем поведении и состоянии заметили ваши дети?