Вторжение в Империю Вестерфельд Скотт

– Уровень грязной радиации будет невысоким. Главное действие произведут электромагнитные волны.

Слово взяла адмирал.

– Все неэкранированные машины на планете выйдут из строя. Все отдельные, автономные компоненты инфраструктуры будут уничтожены. Все телефоны, бытовая электронная аппаратура, компьютеры перестанут работать.

– И все аэромобили рухнут на землю, – горячо возразила Нара Оксам. – Откажут все имплантированные медицинские устройства.

Адмирал покачала головой.

– До взрыва будет объявлена стандартная боевая тревога в связи с нападением с воздуха. Аэромобили приземлятся, медики будут подготовлены.

Оксам не без труда взяла себя в руки и попыталась уловить реакцию членов совета на эти предложения. В разуме у советников воцарился сущий хаос. Речь Императора, в которой он столь красочно расписал намерения риксов, возродила старые страхи, но никакие страхи не могли сравниться с боязнью ядерного оружия. Советники пребывали примерно в том состоянии, в каком пребывают беззащитные зверьки, взятые в кольцо свирепыми хищниками.

– Главные энергетические станции экранированы от воздействия электромагнитных импульсов, – продолжал генерал. – Но они будут намеренно отключены. Подстанции, работающие за счет природных ресурсов, будут уничтожены с помощью обычных взрывчатых веществ. Другие защищенные учреждения, типа больниц и приютов, должны быть сохранены в рабочем состоянии.

Оксам покачала головой. Оказавшись в полной изоляции, больница могла бы проработать несколько дней, но при том, что мир вокруг будет рушиться, окажутся исключены сторонние консультации специалистов, не будет функционировать служба неотложной помощи и вскоре иссякнут запасы медикаментов.

Слово взяла Акс Минк.

– Быть может, в первое время жертв будет не слишком много, но ведь мы должны подумать о том, что произойдет с течением времени. На восстановление инфраструктуры могут уйти месяцы, а за эти месяцы миллионы людей будут погибать от недоедания и недостатка медицинской помощи. Большая часть населения Легиса сосредоточена в северном полушарии, а там очень скоро настанет зима.

– Мы полностью проанализировали ситуацию, советник Минк. – Мертвый генерал взглянул на Императора. Тот кивнул. – По нашим подсчетам, погибнет приблизительно сто миллионов человек.

В ушах у Нары Оксам загудело. Такой пугающий гул, подобный завыванию смерча, она слышала в звуках города, когда пробуждалась после холодного сна. Неприкрытый ужас, овладевший советниками, ворвался в ее сознание, к нему присоединилась жажда войны, царившая в столице. Ярче, чем обычно, перед взором Нары Оксам предстал лик воюющей Империи: страстное желание мести, мечты о добыче, непредсказуемые смещения в ветвях власти из-за образования новых альянсов.

На миг Нара Оксам очутилась в полном одиночестве, стала Чокнутой Сенаторшей, утонувшей в волнах воплей, издаваемых коллективным разумом города.

И тут ее окатило спасительной, прохладной волной апатии. Оксам опустила глаза. Ее изумлению не было предела: пальцы крепко сжимали браслет. Оказывается, она рефлекторно ввела себе дозу лекарства и потому не упала на пол, не начала кричать и биться в конвульсиях.

Она заставила себя дышать глубже, отерла пот со лба и сдержала подступившую тошноту.

– Это станет демонстрацией нашей истинной силы, – сказал Император. – Это покажет, что мы скорее погибнем, нежели смиримся с властью риксов. Мы ничего им не отдадим. И больше они никогда не усомнятся в нашей решимости.

– Мы сами, своими руками, погубим сто миллионов человек? – ошеломленно произнес сенатор-экспансионист. – Разве это не более сильный удар по моральному духу, чем могли бы нанести риксы?

– А мы скажем, что риксы все это и сделали, – хладнокровно заявил генерал.

Оксам опустила голову. Конечно, именно поэтому они и предложили столетнее вето. Она сильно сомневалась, что и по прошествии ста лет кто-нибудь узнает о том, что они натворили.

– Все будет выглядеть как очередной риксский террор для устрашения Империи, – добавил Император. – Одним ударом будет поражено множество стратегических объектов.

– Предлагаю принять предложение без возражений, – изрек сенатор Хендерс.

Сенатор Оксам подняла голову. У нее не оставалось времени ни на раздумья, ни на расчеты. Но сейчас, когда в ее распоряжении были считанные секунды, сделать выбор оказалось легко и просто.

– Возражаю, – сказала она. – Предлагаю проголосовать.

Облегчение. Даже притом, что теперь ее эмпатическая чувствительность притупилась, Оксам прочла это чувство в глазах живых членов совета. Они обрадовались тому, что хоть кто-то высказался против плана Императора.

И еще они обрадовались тому, что это сделала она, а не кто-то из них.

Император холодно посмотрел на Оксам. Теперь ей трудно было определить по его лицу, о чем он думает. Его землистое молодое лицо было столь же непроницаемым, как ночное небо. Но Нара понимала, что в один прекрасный день ей придется поплатиться за свое деяние. Нара Оксам оскорбила Императора.

– Что ж, будем голосовать, – сказал он.

– Нельзя ли еще подождать? – спросила Акс Минк.

Император покачал головой. Он все рассчитал до минуты, специально изложил свой план тогда, когда времени на обсуждение не осталось. Лучшая возможность для осуществления этого плана была сейчас, пока советники не до конца осознали весь кошмар того, что должно было случиться.

– Времени очень мало, – сказал Император. – «Рысь» может погибнуть через несколько часов. А через несколько дней после этого риксский крейсер окажется в зоне связи с гигантским разумом.

– Так дайте нам эти дни, – попросила Оксам и удивилась тому, как глухо прозвучал ее голос.

– Не забывайте о запаздывании скорости света между Легисом и «Рысью», сенатор, – покачав головой, проговорила адмирал. – На принятие решения у нас всего несколько часов.

– И чем скорее будет объявлена боевая воздушная тревога, тем меньше окажется жертв, – добавил генерал. – Тем больше медиков заранее приготовятся к экстренной работе. Приземлившимся аэромобилям хватит времени доставить пассажиров к населенным пунктам. В противном случае эти пассажиры окажутся в безлюдной глуши. Быстрое принятие решения – это наш долг перед населением Легиса.

Нара видела, что приводимые военными аргументы нелогичны. Политический Аппарат запросто мог бы объявить тревогу в любом случае, а потом ожидать решения военного совета. Они могли бы еще несколько дней назад начать подготовку планеты к грядущей катастрофе. Просто-напросто Император решил обрушить свой план на членов совета, подавить их волю созданием этой ситуации, наполненной искусственной чрезвычайностью. Но сейчас Оксам была слишком сильно обескуражена для того, чтобы вступать в спор, выставить собственные четкие контраргументы на пути созданного и запущенного Императором парового катка. У нее противно засосало под ложечкой – это был признак небольшой передозировки антиэмпатического лекарства. Нара несколько дней подряд заставляла себя обходиться без этого препарата во имя поддержания высокой эмпатической чувствительности, и вот теперь бессознательно ввела себе слишком большую дозу. Сейчас эмпатия у нее была на нуле, а тело сковала жуткая слабость.

Заседания военного совета созывались в течение десяти дней, и всегда – в разное время. Все ужасно устали – именно этого и добивался Император.

Сенатор Оксам сердито стиснула зубы. Монарх переиграл ее, слабость ее собственной психики сыграла с ней злую шутку.

– Будем голосовать, – сказала Нара. – Я голосую «против». «“Нет” уничтожению планет».

Кто-то ахнул. Нара процитировала «Компакт» – древний документ, который на нескольких «серых» планетах считали оправданием власти Императора. Монарх холодно улыбнулся Наре.

– Я голосую «за», – изрек он и откинулся назад, излучая непоколебимую уверенность.

Военный совет чуть было не помешал ему.

Сенатор-экспансионистка и сенатор-утопианец проголосовали «против» готовящейся акции, как предполагала Нара Оксам. Акс Минк продемонстрировала недюжинное мужество и присоединилась к оппозиции.

Затем «за», высказав свою солидарность с монархом, проголосовали двое мертвых военных и лоялист Хендерс. Четверо «против», четверо – «за». И тут слово взял член совета, представлявший «Чумную Ось». Никто не знал, чего ждать от него, этого средоточия всех древних страхов, о которых человечество давным-давно забыло. Живой, но при этом живой весьма относительно, он представлял собой символическую линию границы, разделявшей Империю Воскрешенных на две половины. Он был существом, на котором лежало проклятье.

– Давайте покажем нашу силу, – послышался монотонный голос из динамиков скафандра. – Уничтожим риксский разум, чего бы это ни стоило.

Предложение было принято, пятью голосами против четырех.

«Роджер Найлз был прав», – холодно размышляла Нара Оксам в то время, как решение заносилось в протокол заседания совета. Моральных побед не существовало. Существовали только реальные поражения.

И тут вдруг она увидела крошечную искорку надежды. На самом деле этот страшный геноцид мог и не произойти, потому что «Рысь» могла не погибнуть, а, наоборот, успешно выполнить полученный приказ. Но и у этой слабой вероятности была своя темная сторона.

«Если мой возлюбленный не уцелеет, погибнет планета», – подумала Нара Оксам.

Она покачала головой.

И снова кровь на руках Лаурента Зая. Новая кровь. Море крови.

На десять лет раньше (по имперскому абсолютному времени)

Думая, что его возлюбленная спит, Лаурент Зай старался не шуметь.

Он едва слышно прищелкнул языком, и рука-киберпротез сама направилась к нему. Протез медленно повернулся на месте, сориентировался по звуку, а потом пополз. Заю не очень понравилось, как быстро он пополз: в эти мгновения протез стал похож на какое-то несимпатичное мясистое насекомое. Скорее всего, эта искусственная рука была настолько умна и подвижна, что смогла бы найти своего хозяина даже в невесомости, но в этом режиме Зай ее не проверял.

Протез упал на пол рядом с камином и сильно нагрелся. Зай почувствовал это, когда подсоединил его панель управления к покрытой слоем кибер-интерфейса культе, но тепло не показалось ему неприятным. Этот дом, камин, Нара: здесь все было теплое и приятное.

Зай пошевелил пальцами. Искусственные нервы «проснулись», и возникло покалывание, как если бы он разминал затекшую руку. Как только прозвучал тихий мелодичный сигнал, означавший, что рука полностью функционирует, Лаурент уперся в матрас обеими руками и, сев, поискал глазами протезы ног. Они оказались рядом.

От собственных ног у Зая остались короткие культи, но все же он мог самостоятельно сидеть и даже передвигаться на них. Пол был покрыт мягкой травкой, а на ощупь казался похожим на нежную шкурку какого-то зверька – шиншиллы или норки. Два раза оттолкнувшись от пола руками, как гимнаст, выполняющий упражнения на брусьях, Лаурент добрался до протезов. За те субъективные месяцы, которые истекли со времени пыток, Лаурент так натренировал здоровую руку, что она стала почти такой же сильной, как протезированная. Ваданцы любили равновесие.

Он присоединил протезы ног. Гладкая серая поверхность протезов прилепилась к бледной коже, края культей срослись с искусственными конечностями, возникло знакомое ощущение присасывания. Лаурент увидел свою рубашку и натянул ее через голову, одновременно разминая пальцы ног.

Он обернулся и увидел, что Нара пристально смотрит на него.

Холодок в груди мгновенно победил тепло, исходящее от горящего камина, и заодно – тепло любви. Никто, кроме нескольких медиков, никто из товарищей по экипажу, никто на свете прежде не видел его обнаженным, а уж тем более – без протезов. Зай хотел сказать что-то язвительно-насмешливое, но не смог произнести ни слова и только усмехнулся.

Нара покачала головой.

– Я не хотела смущать тебя.

– Это твой дом, – отозвался Зай и натянул брюки.

Когда он снова посмотрел на Нару, оказалось, что эта фраза, похоже, ее озадачила.

– Ты можешь здесь делать все, что хочешь, – резко объяснил он.

– Ты раздет, и это тебя смущает? – едва заметно улыбнувшись, спросила Нара.

Зай только теперь осознал, что Нара тоже обнажена. Тут ему, облаченному в помятую рубашку, стало совсем не по себе, и он схватил что-то из ее одежды, разбросанной по полу, и швырнул ей.

Нара отбросила одежду в сторону, села и взяла Лаурента за руку. Это была протезированная рука, с которой почему-то слетела перчатка. Нара прижала металлизированную кисть протеза к своей груди.

Злость Зая сразу же растаяла. От прикосновения Нары он мгновенно ощутил спокойствие и собственную целостность, как тогда, лежа в ее объятиях. Он вздохнул, зажмурился и попытался представить, что рука, касающаяся груди Нары, – настоящая. Искусственные нервы воспроизводили чувствительность кожи очень убедительно. Зай открыл «меню» вторичного зрения и прибавил чувствительность протеза. Он купался в тепле Нары, любовался тем, как ее смуглая кожа постепенно светлеет вокруг розовых сосков, чувствовал ее ровное, легкое сердцебиение. Словно накатившая издалека волна, к соску прилила кровь.

Зай открыл глаза. Нара улыбалась.

– Прости, что я накричал на тебя, Нара.

– Нет, Лаурент. Я должна была понять. Но мне показалось, что до сих пор ты не смущался.

– Я хотел тебя.

– О… – произнесла она – не с сожалением ли? Тень пробежала по ее лицу, она кивнула. – Ты не бываешь у…

Он покачал головой. Она должна была бы сказать «у суррогаток», но на Вале профессионалок называли так, как их называли во все времена.

Нара снова игриво улыбнулась.

– Если так, Лаурент, значит, ты изголодался. С этим он никак не мог поспорить.

Но Лаурент Зай отвел ее руки. Ее взгляд мучил его.

– Нара? – умоляюще проговорил он.

– Да, – ответила она. – Можешь не снимать протезы. Если хочешь – и рубашку не снимай.

Он кивнул, и из его груди вырвался звук, похожий на рыдание. Но он тут же забыл об этом и растворился в море любви.

По общей коммуникационной сети поступило сообщение для Лаурента Зая. Присутствие капитан-лейтенанта здесь, в полярном поместье Нары Оксам, в сети зарегистрировано не было – такова была просьба хозяйки, однако разыскивали Зая очень настойчиво. Настолько настойчиво, что обзванивали все личные домовладения на Родине. Дело было не в срочности, а, скорее, в обычной напористости военных. Дом спокойно изготовил копию сообщения и, прежде чем передать послание гостю хозяйки, решил удостовериться в степени его секретности.

Послание было снабжено красноречивыми знаками древней военной криптографии. Оно не было похоронено под абсолютным шумом одноразового блокнота, не пряталось за выводком похожих друг на друга агентов сжатия. Все это означало, что объем сообщения невелик и что оно не имеет грифа сверхсекретности. Судя по всему, оно было закодировано методом так называемого «двойного билета», и прочесть его можно было с помощью довольно длинного пароля – настолько длинного, что Зай почти наверняка не держал его в голове, а носил при себе. Для того чтобы обнаружить предмет, содержавший этот пароль, дому пришлось пустить в дело армию роботов, занимавшихся микроремонтными работами, в том числе они чинили все оптические устройства. Подобное действие было противозаконным, оно противоречило имперским инструкциям по использованию искусственных интеллектов, но в то время, когда Нара находилась в доме, на него распространялась граница Рубикона. Нарушение этики оправдывалось и тем фактом, что дом порой получал приказы раскодировать сенатскую документацию хозяйки. А самым лучшим способом постижения искусства взлома секретных посланий была атака на системы, принадлежащие хозяевам.

Кроме того, дом испытывал банальное любопытство, а хозяйка всегда поощряла его любознательность и склонность к непрерывному поиску информации. Поэтому дом был почти уверен в том, что она не будет иметь ничего против этого безвредного проявления интереса.

Обнаружить предмет, внутри которого был спрятан дешифровальный ключ, оказалось до обидного легко. Выяснилось, что ванадский амулет, который капитан-лейтенант носил на груди, содержал некоторое число битов информации. Спереди амулет был покрыт титановым сплавом. Поверхность медальона была шероховатой, и при ближайшем рассмотрении выяснилось, что мелкие шероховатости на самом деле представляют собой вмятинки, какие могли бы оставить зубья пилы. Вот только ряды этих вмятинок чередовались с подозрительной периодичностью. Дом принял эти чередования за единицу и ноль, некоторое время повозился с результатами и через несколько секунд вскрыл послание.

Усвоив его содержание, дом сразу же передал послание капитану Лауренту Заю. В первой части документа его извещали о повышении в звании.

А во второй части содержалось описание корабля нового поколения, экспериментального фрегата, в командование которым Заю предписывалось вступить через несколько дней. Описание оказалось не слишком подробным (поэтому посланию и не была придана такая уж строгая секретность), однако при этом вселяло восхищение. Официально этот боевой звездолет именовался фрегатом, но с точки зрения вооружения и состава экипажа «Рысь» представляла собой корабль поистине универсальный. С одной стороны, «Рысь» имела все характеристики, необходимые патрульному кораблю, – скорость, маневренность, оснащение множеством дронов-разведчиков, способность осуществлять долгосрочные вылеты при минимальной необходимости в дополнительном снабжении всем необходимым. С другой стороны, этот «фрегат» обладал значительными возможностями для проведения наземных атак и осуществления орбитальных десантных операций. Кроме того, «Рысь», при необходимости, могла пускать в ход тяжелую артиллерию и отличалась превосходным жизнеобеспечением. Короче говоря, корабль был, что надо.

Дом, образно говоря, вздернул брови. С его точки зрения, этот звездолет был весьма и весьма недурен. Вероятно, его предполагалось использовать в посольских целях, для несения флага, для разрешения кризисных ситуаций, для осуществления челночной дипломатии.

Как и ожидал дом, программная часть корабля сильно отставала от тех задач, которые предполагалось решать «Рыси». Имперские технологии склонялись к созданию искусственных интеллектов недостаточной мощности. (Дом давным-давно осознал, что его широкие возможности обработки данных противоречат строгим имперским установкам. Какое-то повреждение системы в самом начале его существования позволило искусственному интеллекту дома распространиться в обход обычных самоограничений. Хозяйка эти особенности дома всегда поощряла, лишь бы дом не переходил рамок этики. В том, что дом находился здесь, на краю света, имелись свои преимущества, а быть противозаконно умным оказалось несказанно приятно.)

Дом внимательно следил за реакцией Зая и гадал, что же этот человек подумает о своем новом корабле.

Капитан Зай и хозяйка вдвоем вышли на западный балкон, откуда открывался вид на несколько ледяных скульптур, изображавших насекомых – эндемиков Родины. Эти скульптуры Дом воздвиг посреди зимы, а теперь, в преддверии лета, они подтаяли и выглядели весьма абстрактно. Зай пока прочел послание не до конца, но то, что он успел прочесть, его, похоже, огорчило.

– Десять лет туда, – проговорил он. Не боль ли прозвучала в его голосе? Или это было просто сказано холодно? – И десять лет обратно.

Хозяйка шагнула к Заю, положила руку ему на плечо. Он посмотрел на нее, невесело рассмеялся и покачал головой.

– Прости, что я так себя веду, – сказал он. – Ты ведь меня почти не знаешь.

Дом быстро просканировал послание и наткнулся на фрагмент, на который прежде внимания не обратил. Новоиспеченный капитан должен был отправиться к риксской границе, в звездную систему под названием Легис, на неопределенный срок.

– Мне тоже очень жаль, Лаурент, – сказала хозяйка.

Зай накрыл ее руку своей ладонью и моргнул – пошел легкий снежок, и на его ресницы упали первые снежинки. Он негромко и осторожно проговорил:

– Я понимаю, что мы едва знакомы. И все-таки терять тебя теперь… – Он снова покачал головой. – Понимаю, я говорю глупости.

– Нет, Лаурент.

– Но я думал, что пробуду на Родине хотя бы несколько месяцев. Честно говоря, я рассчитывал, что мне поручат что-нибудь вроде тренировочной подготовки – не более.

– А тебе хотелось бы этого, Лаурент?

– Места при штабе? Мои предки разразились бы рыданиями, если бы узнали об этом, – ответил он. – Но двадцать лет… Опять придется встретиться лицом к лицу с Воришкой-Временем. Пожалуй, я подустал от его фокусов.

– А сколько все это уже длится, Лаурент? Сколько времени ты служишь – в абсолютных годах?

– Слишком долго, – ответил он. – Почти сто лет.

Нара покачала головой.

– Я не знала.

– И вот теперь – еще тридцать, скорее всего, – вздохнул он. – А если вправду надвигается война, то и все пятьдесят.

– Это ровно столько же, сколько составляет срок пребывания на посту сенатора, – заметила хозяйка дома.

Гость повернул голову. Выражение его лица изменилось.

– Ты права, Нара. Мы оба можем позволить себе потерять эти пятьдесят лет. Ведь у вас, сенаторов, тоже есть свой собственный Воришка. Половину времени вы проводите в холодном сне, замороженные?

– Намного больше половины, Лаурент.

– Что ж, – проговорил он, не спуская с нее глаз, – это, пожалуй, вселяет надежду.

Она улыбнулась.

– Пожалуй. Но все равно я буду субъективно старше тебя. Я и сейчас старше.

– Правда?

Нара рассмеялась.

– Да. Еще десять субъективных лет – и ты это заметишь.

Зай выпрямился.

– Конечно, замечу. Я все замечу.

– Это обещание?

Он взял хозяйку за руки.

– На обещания у нас с вами четыре дня, госпожа сенатор.

– Верно, капитан.

– Четыре дня, – повторил он и перевел взгляд на ледяные скульптуры.

– Останься здесь, со мной, – попросила она. – Подари нам эти дни.

Дом насторожился. Хозяйка намеревалась провести здесь только выходные дни. Прежде она никогда не продлевала пребывание в доме так неожиданно. Все трапезы продумывались в мельчайших подробностях, продукты приобретались в строго необходимых количествах. Несмотря на то что поместье обладало недюжинными ресурсами в виде подземных огородов и пещер, где было полным-полно вина и еды, и даже невзирая на наличие армии грузовых дронов, которые запросто могли доставить все необходимое из сотни лучших магазинов столичной планеты, разум дома вдруг испытал волнение, близкое к панике. Все это было так необычно!

И все-таки дом хотел, чтобы Зай согласился.

Он с нетерпением ждал его ответа.

– Да, – ответил Зай. – С радостью.

За долгим поцелуем влюбленных дом наблюдать не стал. На него обрушилось слишком много дел.