Пробуждение каменного бога Фармер Филип
Состояние О’Брайена постепенно улучшалось, хоть он и твердил постоянно, что скоро умрет. Уже через несколько дней он мог вставать и делать простейшие упражнения. Два Сокола как раз гонял его в спортзале, когда к ним подошел санитар и сказал, что пилота ждет посетитель. Два Сокола пошел за ним в страхе, что ему, может быть, предстоит новый допрос в тайной полиции. Он готов был напасть на палачей с голыми руками. Если его и убьют — тем лучше; во второй раз ему не вынести таких пыток.
Но как только Два Сокола вошел в приемную, мрачная гримаса растворилась в улыбке. Его ждала леди Ильмика Торсстейн. Она не встала, когда он вошел — блодландской дворянке не подобало приветствовать простолюдина таким образом, — но на улыбку ответила.
— Юр хускарлешип (Ваше превосходительство), — произнес Два Сокола, целуя протянутую руку Ильмики.
— Ху фар’т ви ти, лаутни Tea Хавокен? (Как поживаете, господин Два Сокола? ) — осведомилась она.
— Ик ар фарн беир (Уже лучше), — ответил он. — Юр хускарлешип ар мест хюнлих эксен мин хэлф оф (Ваше превосходительство весьма добры, спрашивая о моем здоровье).
Было заметно, что после прибытия в Эстокву с Ильмикой обращались намного лучше, чем с ним и О’Брайеном. От уродливой вонючей замухрышки с ввалившимися щеками, которую он помнил, не осталось и следа. Ильмика посвежела, набрала вес: глаза ее, уже не обведенные темными кругами, сияли.
Ее жемчужно-белое платье с большим декольте было перехвачено на талии желтым кружевным поясом, от которого вниз спадали пышные юбки. Ильмика носила конический головной убор, украшенный синей газовой лентой, а на ногах — белые туфельки с синими помпонами. Два Сокола подумал, что костюм вызывает в памяти гобелены средневековья.
Она была очень красива. Глядя на нее, пилот внезапно ощутил наплыв желания, так долго подавляемого — вначале тяготами пути, потом пытками. Возвращающиеся силы и долгое воздержание вызвали в нем необычайное возбуждение. А может, и не столь необычайное?
Он понимал, что никогда не получит этой женщины. Сословные барьеры существовали по всей Европе и поддерживались столь же жестко и жестоко, как, скажем, во Франции XVII века. Только в Хотинохсоних — стране «его народа» — появилась концепция демократии. Это была единственная европейская страна, где женщины имели право голосовать.
Но Два Сокола был пришельцем с иной Земли. Социальные барьеры этого мира казались ему незначительными и нелепыми. И он не мог не смотреть с вожделением на свою гостью. Видимо, она заметила это — улыбка ее поблекла, а глаза холодно прищурились, — и Два Сокола поторопился успокоить ее. Он не желал оскорблять единственного своего связного с внешним миром.
— Простите меня, госпожа. Я много дней не видывал девы столь прекрасной. Смилуйтесь. Кроме того, — добавил он с усмешкой, — я не отвечаю за свои действия. Иначе я не сидел бы здесь.
— Я прощаю вас, — ответила она с натянутой улыбкой. — И я рада, что вы упомянули свое... задержание.
— Скажите уж «заключение», — поправил он. — Хотя пожаловаться на лечение не могу. Очень милый персонал в этом заведении.
Она чуть придвинулась к нему и внимательно посмотрела в глаза:
— Я не верю, что вы сумасшедший.
Он понял, что она пришла сюда, не просто чтобы нанести визит вежливости. Она осталась с ним наедине, а это могло случиться только по ее личной настоятельной просьбе. Он уже знал, что она — дочь хускарла, то есть лорда, Торсстейна, блодландского посла в Дакоте. После перкунишанского вторжения оба бежали в страну ирокезов, но разделились по пути. Партизаны провели Ильмику через линию фронта.
— Почему вы решили, что я не псих? — полюбопытствовал он.
— Я просто не могу в это поверить, — ответила Ильмика. Пытаясь скрыть внутреннее напряжение, она откинулась на спинку широкого кресла и положила руки на колени. — Но... если вы не сумасшедший, то кто же тогда?
Если он скажет ей правду, то ничего не потеряет. Даже если ее прислала тайная полиция, чтобы посмотреть, не расскажет ли он ей другую историю, то они не услышат ничего нового. Но все же маловероятно, что девушка сотрудничает с Хотинохсоних. А подтверждения его рассказу местные гестаповцы могли получить и от Тархе.
Нет, думал Два Сокола, скорее всего девушка — агент своей страны. Может быть, у Блодландии есть информация, о которой здесь ничего неизвестно. Например, кто-то нашел остатки «Гайаваты». Это могло убедить даже тайную полицию, что Два Сокола — пришелец из параллельного мира, обладающий важными знаниями. Вполне возможно, что Ильмика постарается выяснить, не представляют ли пленные какой-нибудь ценности для тайной полиции Блодландии и нельзя ли их как-нибудь использовать.
Если это так, то блодландцы не полностью откровенны со своими союзниками-хотинохсоних. Два Сокола нужен им самим. Он усмехнулся. Даже на грани гибели оба союзника продолжали смертельную игру друг против друга. Национальная безопасность здесь занимала не менее важное место, чем на Земле-1.
Но если Блодландия интересуется им, то с ней можно и поторговаться. Возможно, они с О’Брайеном смогут не только выйти из психбольницы, но и покинуть страну, оборона которой начинала рушиться. Блодландии вторжение пока не угрожало.
Прежде чем начать свой рассказ, Два Сокола по возможности объяснил ей свою концепцию двух «параллельных» Вселенных. Ильмика слушала внимательно, а ее вопросы доказывали, что она столь же умна, сколь красива. Она без труда понимала пилота, но верила или нет — это уже другой вопрос. Все же она просила его продолжать рассказ — возможно, признавала хотя бы теоретическую возможность существования параллельных Вселенных. Или получила приказ добросовестно выслушивать даже самый явный бред.
Два Сокола на нескольких примерах объяснил, как отличаются друг от друга его Земля и ее Эрфе. Потом он вкратце рассказал о двух мировых войнах, объяснил, какую роль он сам играл во второй из них, и закончил описанием налета бомбардировщиков на Плоешти, пролета «Гайаваты» сквозь «Врата» и прыжка с парашютом на крестьянское поле.
— Должно быть, Плоешти — это тот город, который здесь зовут Тканотайе’куваах, а мы — Дарес, как называли его троянцы. Перкунишанам он нужен по той же причине, по которой у вас — немцам: нефть. Вам повезло, что вы появились именно в тот день. Двумя днями позже Дарес был захвачен перкунишанами, и вы попали бы в руки этих варваров.
Два Сокола, не ответив, подошел к большому окну, из которого можно было видеть город Эстоква. Сумасшедший дом стоял на холме в нескольких милях от центра столицы, где громоздился мраморный купол Теотоедзаяшохква — ирокезского парламента. Сбоку от него виднелось здание поменьше, тоже в греческом стиле, но из красного гранита — резиденция хакья’таноха (буквально «того, кто смотрит за мной»), главы исполнительной власти.
Эстоква была когда-то аванпостом троянских колонистов, сожженным и разграбленным ирокезами дотла после долгой осады. На развалинах варвары возвели свои длинные дома. Но ныне Эстоква была современным по здешним меркам городом, неотличимым с такого расстояния от любой западноевропейской столицы. Правительственные здания сооружались из мрамора или гранита в классическом акхайвийском стиле.
В кабинете Тархе Два Сокола видел фотографии парламента. Семь колонн, поддерживавших портик, представляли собой скульптуры семи зверей-тотемов захватчиков. Фризы на стенах изображали не только исторические сцены, но и жутковатые символы легенд и мифов, исполненные в особенном, неевропейском стиле, который краснокожие Земли-2 создали, ознакомившись с цивилизацией.
Два Сокола хотел бы думать иначе, но он не мог не признаться себе, что не чувствует никакой общности с этими людьми. Они могли быть ирокезами, но не теми ирокезами, которых он знал. Их прошлое и настоящее было совсем другим, и влияние, которое они оказали на ход истории, еще больше увеличивало эту разницу. Он принадлежал этой культуре в гораздо меньшей степени, чем культуре белых пришельцев в Северную Америку.
Со временем при желании он, может, и прижился бы. Но это государство было обречено на поражение перед превосходящей мощью Перкуниши. И тогда новый дом превратится в ад. Официальной политикой Перкуниши по отношению к покоренным народам была полная ассимиляция, уничтожение всего чужеродного. Вначале — геноцид в масштабах, которые заставили бы покраснеть от стыда даже нацистов его мира, затем — заселение перкунишанами и другими европейцами, которых завоеватели считали достаточно близкими по крови.
Даже сейчас бои шли в двадцати милях к северо-западу от города. Три вражеские армии пробивали путь к сердцу страны. Если ничего не изменится, Эстоква падет в течение ближайшей недели. Наверное, уличные бои будут идти еще долго, но правительство уже готовилось к эвакуации.
Взглянув в небо, Два Сокола увидел в синеве три блестящие точки. Приближались дирижабли. Три серебристые сигары скользили в небесах, а под ними расцветали маленькие черные облачка дыма. Не обращая внимания на огонь примитивных зенитных орудий, они двигались точно к цели — зданию парламента и резиденции премьер-министра. По мере того как левиафаны пролетали над целью, из них сыпались маленькие черные предметы, которые расцветали, касаясь земли, столбами дыма. Через секунду в окнах зазвенели стекла, здание вздрогнуло, и Два Сокола услышал разрывы бомб.
Надвигалась следующая волна воздушных кораблей. Купол над зданием парламента раскололся и рухнул. Деревянные дома охватило пламя. Скрылся в клубах дыма какой-то завод.
Когда раскаты далекого грома на минуту прервались, Два Сокола услышал, как позади него приоткрылась дверь, и, обернувшись, увидел красивую девушку, заглядывающую в комнату. Это была служанка Ильмики — метиска, потомок коренного населения, порабощенного хотинохсоних. В распоряжение хускарле Ильмики ее предоставило правительство, поскольку она немного знала блодландский. Девушка была приписана к блодландскому посольству в Эстокве и скорее всего шпионила в пользу Хотинохсоних.
Ильмика осведомилась, что служанке надо. Та робко поинтересовалась, не стоит ли ее госпоже спуститься в подвал, пока бомбардировка не прекратится. Бледная и напряженная, Ильмика тем не менее непринужденно улыбнулась и ответила, что здесь, на окраине города, не так уж и опасно. Девушка ушла не сразу. И только тогда, когда за ней захлопнулась дверь, Ильмика снова заговорила, из чего Два Сокола сделал вывод, что она тоже не доверяет своей служанке. Вероятно, именно поэтому она позволила себе остаться в одной комнате с мужчиной, хотя обычай требовал, чтобы незамужних дворянок в таких случаях сопровождали дуэньи.
— У нашего правительства есть основания считать, что ваш рассказ может оказаться правдой, — негромко сказала Ильмика.
— Они нашли летающую машину?
— Да. Но это не все. В Перкунише тоже об этом знают. Они даже нашли вторую летающую машину и человека, который прилетел на ней. Сейчас он в столице. Они пытались сохранить в тайне и то и другое, но у нас свой доступ к информации.
Два Сокола выругался. Собственные приключения и злоключения заняли его настолько, что он так ни разу и не вспомнил о немецком истребителе, который появился в тот миг, когда «Гайавата» прошел через Врата. Конечно! Немецкий истребитель тоже должен был попасть в этот мир!
— Вы в опасности, — прошептала Ильмика. — Так же, как мы знаем об этом... немце, перкунишане знают о вас. И они верят, что вы пришли из другой Вселенной. Вы опасны для них своими знаниями в области оружия и техники, намного превосходящей все, созданное на Эрфе. Конечно же, перкунишане хотят использовать знания немца. Но они не хотят, чтобы те же знания получили их враги. Так что...
— ... они попытаются нас уничтожить при первой же возможности, — закончил за нее Два Сокола. — Удивительно, что до сих пор они ничего еще не сделали.
— Возможно, они колеблются потому, что неудачная попытка может убедить правительство Хотинохсоних в том, что вы не просто безумец. Но город вот-вот будет осажден, и тогда попытка может увенчаться успехом. Ждите атаки сегодня. Или сейчас — бомбежка послужит прикрытием.
— Тогда вы тоже в опасности, — заметил Два Сокола. — Ваше правительство, должно быть, считает меня очень ценным, если готово рискнуть вашей жизнью, чтобы перетянуть меня на свою сторону.
— Пока я здесь, больница под усиленной охраной, — отмахнулась Ильмика. — Мы бы оставили наших людей, чтобы защитить вас с О’Брайеном, но хотинохсоних могут поинтересоваться зачем.
Два Сокола выглянул из окна, чтобы посмотреть на дирижабли. Если перкунишане хотят убить его и О’Брайена, им проще всего разбомбить сумасшедший дом. Но воздушные корабли двигались в другую сторону. Возможно, перкунишане попытаются установить с ними контакт, решив, что, по старой пословице, две (или три) птицы в руках лучше одной в кустах.
Может, и так. Но Два Сокола был уверен, что перкунишане без малейших угрызений совести расправятся с двумя иномирянами, если не смогут захватить их живыми.
А блодланцы — из тех же соображений — сделают все, чтобы чужаки не попали живыми в руки врагов. И тоже перед убийством не остановятся.
«Никто нас не любит», — подумал Два Сокола с усмешкой. Нас только двое против чужого враждебного мира. Пусть так. Надо быть предельно осторожными и осмотрительными. Что бы ни случилось с ним и О’Брайеном, другие тоже должны заплатить свою цену.
Два Сокола повернулся и улыбнулся девушке:
— Почему ваше правительство не сообщило правительству Хотинохсоних о том, что им известно? Здешние власти могли бы охранять сумасшедший дом или отправить нас в безопасное место.
К его удивлению, Ильмика покраснела. Очевидно, она не была профессиональным агентом, а потому сохранила остатки совести. Скорее всего правительство использовало ее лишь потому, что у нее единственной был законный повод навестить больного.
— Я этого не знаю, — пробормотала девушка, замялась, покраснела еще больше и выпалила: — Нет, знаю! Правительство Хотинохсоних не позволит вам уехать. Они захотят оставить вас у себя, а этого нельзя допустить. У Хотинохсоних нет времени создать то, что вы им дадите. Почти все силы и средства они тратят в сражениях за собственную землю, но они все равно потеряют ее. Сказать им о вас — значит выбросить ваши знания на ветер. Самое лучшее для вас — попасть в Блодландию. У нас есть и технические знания, и люди, и материалы, и время. А Хотинохсоних долго не продержится.
— В этом я не уверен, — сказал Два Сокола. — У них за спиной еще много земли. Потеря Эстоквы еще не значит, что Хотинохсоних полностью разбита.
Он вспомнил, какие просторы русской земли заняли немцы, какие потери несли русские в первые годы войны. Но они не просто сражались — они гнали фрицев назад. Правда, без американской помощи им это не удалось бы. А здесь Америки нет.
— Согласен, — сказал он. — Я отправляюсь в Англию.
— Куда?
— Простите, в Блодландию. Вопрос в том, как мы туда попадем?
— Будьте наготове, — сказала Ильмика. — Сегодня в полночь.
— Без стрельбы вам меня не вытащить, — заметил Два Сокола. — Будете палить по своим союзникам, чтобы пройти внутрь? А как насчет дипломатических осложнений? И, кстати, если похищение не удастся, не сообразят ли хотинохсоних, что мы представляем какую-то ценность?
— Неважно. Мы все предусмотрели. — Она поднялась. — Ваш друг О’Брайен сможет идти без посторонней помощи?
— С трудом. Во всяком случае, бегать не сможет, — сказал Два Сокола и тут же нахмурился. Блодландские агенты не могут оставить О’Брайена в сумасшедшем доме в добычу перкунишанам. Во всяком случае, живым.
— Если ваши люди убьют моего друга, я не буду иметь с вами никаких дел. Вам придется убить и меня.
Ильмика, казалось, была потрясена его словами: то ли действительно не допускала подобной мысли, то ли делала вид.
— Я... я уверена, что мои люди этого не сделают. Мы блодландцы, а не дикари какие-нибудь.
— Тайные агенты все одинаковы — немецкие, русские, янки, перкунишанские, блодландские, ирокезские и все прочие, — усмехнулся Два Сокола. — Если речь идет о государственной безопасности, их даже убийство не остановит. Ладно. Я согласен. Но скажите своим людям, черт бы вас драл, что без О’Брайена я никуда не пойду.
— Да как вы смеете говорить со мной таким тоном?! — воскликнула Ильмика. Лицо ее покраснело, глаза опасно прищурились. — Вы... вы...
— Простолюдин, — закончил за нее Два Сокола. — Дикарь. Там, откуда я пришел, нет ни королей, ни знати, ни им подобных паразитов и угнетателей. Конечно, у нас есть свои паразиты и угнетатели, но обычно ими не становятся по наследству. Этого достигают упорным трудом или жульничеством. Все родятся равными — по крайней мере в теории. Практика выглядит менее привлекательно, но это лучше, чем то, что мы имеем здесь.
И не забывайте, что я пришел из более развитого, прогрессивного мира, чем ваш. Там вы были бы невежественной и нечистоплотной дикаркой, а не я. А на то, что вы происходите из рода великого воина Торсстейна Блотаксе и короля Хротгара Дана, мне в высшей степени наплевать. Можете из своей родословной сигаретки крутить, если это вам о чем-то говорит.
Заалевшее лицо девушки исказилось; она повернулась так поспешно, что чуть не упала. Когда дверь за ней захлопнулась, Два Сокола еще ухмылялся про себя. Но через минуту все это ему уже смешным не казалось. О’Брайен без отдыха не сможет долго идти. А что потом?
Он возвратился в свою комнату. Сержант лежал на кровати, прикрыв рукой лицо. Услышав, как вошел Два Сокола, он повернул голову:
— Мне сказали, что к тебе приходила посетительница. Эта девка, Ильмика. За что такая честь?
Два Сокола шепотом пересказал ему содержание беседы. О’Брайен тихо присвистнул сквозь зубы.
— Надеюсь, у них есть автомобиль. Мне сейчас не до марш-бросков. И как они хотят вывезти нас из страны?
— Вероятно, по Черному морю и через Дарданеллы. В Эгейском море базируется перкунишанский флот, но на катере можно проскользнуть. Дальше не знаю.
— Придется выложиться на полную катушку, — произнес О’Брайен. — Знаешь, что мне пришло в голову? Кормят тут неплохо, хотя кухня и странная, но я мечтаю о настоящем густом картофельном супе. Моя мать такой часто варила — со сливками и луком... Ты не можешь поговорить с поваром, чтобы он нас ублажил?
Два Сокола скорбно вздохнул. Выжидательное выражение исчезло с лица О’Брайена.
— О нет, — простонал он. — Только не говори, что старая добрая ирландская картошка...
Два Сокола кивнул:
— Происходит из южноамериканских Анд.
О’Брайен выругался:
— Что за адский мир! Табака нет! Индейки праздничной нет! Картофеля, Господи, и того нет!
Два Сокола усмехнулся:
— Ну, ты можешь быть доволен одним: здесь нет сифилиса. Но, зная твое легкомыслие, советую поостеречься, а то быстро подцепишь триппер.
— Сейчас это меня меньше всего волнует.
О’Брайен закрыл глаза и тотчас же захрапел. Два Сокола хотел обсудить с ним планы на вечер, но решил, что беседу можно и отложить. Сон для О’Брайена был важнее. Да и что им оставалось делать, как не гадать и ждать?
ГЛАВА 8
Полночь приближалась мучительно медленно. В сумасшедшем доме было тихо, только доносился издалека гром канонады. В комнате летчиков было лишь одно окошко под самым потолком. Обитая железом дверь из толстых дубовых досок запиралась снаружи. Доктор Тархе предоставлял полную свободу своим тихим пациентам днем, но он же заботился и о том, чтобы ночью они оставались в своих палатах.
Через толстую дверь глухо донесся бой стоявших в коридоре больших часов. Два Сокола насчитал двадцать четыре удара. Полночь.
Маленькое сдвижное окошечко в двери открылось, и от щелчка Два Сокола едва не вздрогнул. Из-под полуопущенных век он увидел в отверстии огонек керосиновой лампы и широкое скуластое лицо санитара Кайсехты — тот по ночам делал обход. Как только окошечко закрылось, Два Сокола поднялся с постели и потряс О’Брайена за плечо. Тот вскочил.
— Ты думал, я буду спать в такую ночь?
Оба были уже одеты. Теперь им опять ничего не оставалось делать, как ждать. Два Сокола мечтал о своих пистолетах. Тархе сказал, что тайная полиция, немного подержав их у себя и изучив, передала их ему. Врач держал оружие в сейфе, в своем кабинете. Пилот тогда еще удивился, почему никто не счел автоматический пистолет подтверждением его рассказа— ничего подобного в этом мире не придумали. Но пистолеты вернули Тархе без единого вопроса. Очевидно, здешние полицейские страдали острым отсутствием фантазии и решили, что псих сам соорудил оружие в приступе бреда.
Два Сокола и О’Брайен молча сидели на кроватях. Долго ждать им не пришлось. Из коридора донесся тут же прервавшийся сдавленный вскрик, шаги, потом кто-то, звеня ключами, отпер замок и сдвинул засов. Два Сокола вскочил, не зная, что их ждет: спасение или смерть от пули. За дверью стояли шестеро мужчин в масках, одетые как местные бедняки. Двое сжимали в руках револьверы, двое — винтовки, а еще двое — ножи.
— Вы Два Сокола и О’Брайен? — басовито спросил один из них. По-ирокезски он говорил с сильным акцентом.
Два Сокола кивнул.
— Дайте нам оружие, — потребовал он. — Револьвер или хотя бы нож.
— Вам оно не понадобится.
— В сейфе лежат мои пистолеты, — заявил Два Сокола. — Один из них — скорострельный. Эта система оружия увеличит огневую мощь вашей армии. Мне он нужен как модель.
— У нас нет времени вскрывать сейф, — поколебавшись, ответил говоривший. — И нечем его вскрыть.
— Я помню комбинацию, — ответил Два Сокола. — Я смотрел, как Тархе открывает его. Доктор довольно рассеян.
— Ладно. Только быстрее, у нас мало времени.
Двое побежали вперед, чтобы охранять вход. Басовитый жестом приказал следовать за ним. В конце коридора в луже крови лежал тот, кто крикнул — санитар Кайсехта. Череп его был раскроен, смуглая кожа уже посинела.
— Зачем эти сучьи дети его убили? — шепотом возмутился О’Брайен. — Бедняга! Я не понимал ни слова из всего того, что он мне рассказывал, но ему удавалось меня рассмешить. Хороший был парень.
— Не болтайте! — оборвал его Басовитый.
Они прошли через столовую и добрались до кабинета Тархе. Два Сокола отодвинул картину, под которой прятался сейф, при свете фонарика набрал нужную комбинацию акхайвийских букв на циферблате, и дверца распахнулась. Внутри в картонной коробочке лежали его пистолеты — автомат и двуствольный.
Басовитый требовательно протянул руку, и Два Сокола неохотно отдал ему оружие. Что ж, следовало ожидать, что блодландцы вряд ли выпустят из рук свое новое приобретение.
Они спустились по лестнице и направились к главному выходу. Двое с винтовками, шедшие впереди, сообщили, что дорога свободна. Два Сокола с О’Брайеном вместе с остальными блодландцами вышли через портик наружу. Город у подножия холма скрывала темнота. Только кое-где полыхали не потушенные еще пожары. Луна пряталась за облаками.
Они двинулись по широкой лестнице к двум локомобилям, поджидавшим за кустами на подъездной площадке. Но как только двое сопровождающих оказались внизу, в кустарнике что-то блеснуло, и ночную тишину разорвал звук выстрелов. Два Сокола сбил О’Брайена с ног, бросился на землю сам и покатился по ступенькам вниз.
От удара о землю у него перехватило дыхание. Оказавшись в кустах, обрамляющих портик, он огляделся. Впереди продолжали стрелять. Один из блодландцев неподвижно лежал у подножия лестницы, другой вел ответный огонь, прикрываясь телом товарища. Два Сокола предположил, что нападавшие — перкунишанские агенты. Видимо, им пришла в голову та же идея, что и блодландцам, но чуть позже.
Наверху кто-то вскрикнул, и через секунду грузное тело рухнуло на землю рядом с пилотом. Остальные блодландцы отстреливались, укрывшись за обрамлением портика и кустарником внизу. Один перкунишанин упал; остальные отступили к машинам блодландцев. В окнах больницы зажигались огни, превращая в мишени тех, кто стрелял с портика. Один из блодландцев хрюкнул и повис на перилах. Его револьвер упал на землю недалеко от американца. Перестал стрелять еще один агент.
Два Сокола подобрал револьвер и, покинув относительную безопасность своего укрытия, подполз к убитому стрелку. Прикрываясь его телом, пилот обыскал карманы мертвеца, найдя пару коробочек, открыл одну и нащупал внутри цилиндрики. У патронов были тканевые гильзы и медные капсюли.
Два Сокола на ощупь зарядил револьвер. Позади стонал и охал О’Брайен.
— Я ранен, — хрипел сержант. — Рука онемела. Я истекаю кровью!
— Не говори глупостей, — бросил Два Сокола. — Для тяжелораненого ты слишком громко орешь.
Вернувшись, он ощупал левое плечо О’Брайена. Ткань рубашки намокла от крови.
— Со мной все кончено, — бормотал О’Брайен. — С каждым ударом сердца из меня вытекает жизнь.
— Перестань скулить, — сказал Два Сокола. — Тебе кажется, что ты умрешь, только потому, что тебе этого хочется. У тебя всего лишь царапина, и не очень глубокая.
— Тебе хорошо говорить.
Высунувшись из кустов, Два Сокола осмотрелся. У входа осталось два человека, за машинами — столько же. Один из блодландцев — кажется, Басовитый — обернулся, чтобы выстрелом разбить предательскую лампу в доме позади него. Послышался глухой удар, и агент упал лицом вниз. Выпавший из мертвой руки револьвер выбил окно.
Последний блодландец побежал к углу здания, пригнувшись и отстреливаясь вслепую. Пули его противников градом щелкали по оштукатуренной стене. У самого угла он внезапно рухнул, прокатившись по полу, да так и остался лежать — или умер, или очень хорошо притворялся: Два Сокола услыхал, как звякнул выпавший из пальцев револьвер.
— Перкунишан осталось еще двое, — прошептал Два Сокола О’Брайену. — Похоже, у них приказ захватить нас живыми или мертвыми. После такой перестрелки я склонен полагать, что скорее мертвыми.
Он снова выглянул, но никого не заметил. Видимо, их противники прятались за машинами, перезаряжая револьверы и обсуждая дальнейшие планы. Но они не могли не проверить, остался ли кто-нибудь в живых. А для этого им придется выйти. И выйти скоро — в сумасшедшем доме царило оживление: хлопали двери, раздавались крики, визг, топот ног. Кто-то наверняка вызвал бы полицию, если бы провода не были перерезаны. Да и так она сама явится сюда с минуты на минуту: такую пальбу трудно оставить без внимания. А тогда перкунишане окажутся в западне.
Два Сокола терпеливо ждал. О’Брайен снова начал стонать, и пилот вежливо попросил его заткнуться.
Он еще раз подполз к мертвому у подножия лестницы и забрал у него нож. Клинок был хорошо уравновешен и годился в качестве метательного; Два Сокола понадеялся, что ему представится случай проверить, помогли ли ему долгие часы тренировок.
Перкунишане действовали осмотрительно. Один из них выскочил из-за машины и побежал к углу портика. Два Сокола не стрелял. Он хотел бить наверняка, а в темноте и с такого расстояния это было почти невозможно. Кроме того, он хотел убедить противников, что тем нечего опасаться.
Неслышно обернувшись, он глянул в сторону подъездной дорожки. Как он и ожидал, второй перкунишанин под прикрытием кустарника короткими перебежками двинулся к другому углу портика. Потея от страха, Два Сокола пополз в ту сторону.
Достигнув угла, Два Сокола замер, ожидая, пока враг не подойдет поближе. Он перекинул нож в правую руку и, когда агент кинулся под прикрытие здания, вонзил клинок ему в горло.
Агент захрипел, опускаясь на колени; вытащив нож, Два Сокола снова отступил в тень портика, чтобы не попасть под фонтан крови.
Второй перкунишанин окликнул товарища. Два Сокола неразборчиво пробормотал в ответ все известные ему перкунишанские слова. Успокоенный звуками знакомой речи, агент вышел из своего укрытия. Два Сокола уверенно пошел ему навстречу, понадеявшись, что в такой темноте его примут за своего. Но луч света из окна, видимо, упал на лицо пилота; перкунишанин что-то крикнул и выстрелил. Крик послужил предупреждением; Два Сокола успел броситься на землю за мгновение до того, как пуля просвистела над ним.
Агент побежал к машине — Два Сокола услыхал, как под его башмаками заскрипела щебенка. Пилот бросился следом, стараясь ступать тихо и держаться в тени.
Смутно видимая махина локомобиля двигалась почти неслышно — только скрипели деревянные колеса. На мгновение американцу пришло в голову, что агент толкает ее сзади, потом он сообразил, что это маловероятно. Локомобиль приводился в движение паровым двигателем.
Два Сокола выскочил из кустов, снова перекидывая нож в правую руку— зачем лишний раз тратить пулю и выдавать себя сторонним наблюдателям, буде таковые окажутся? Водитель сидел справа — движение в Хотинохсоних было левосторонним, — но стекло слева было опущено. Нож влетел в окно и вонзился в шею водителя. Два Сокола обежал автомобиль спереди, вытащил труп из машины и забрался на его место, даже не потрудившись выдернуть нож.
К счастью, в библиотеке Тархе он не раз видел изображения локомобилей и даже постарался разобраться в системе управления ими. На передней панели имелось два коротких рычага — левый заменял руль, правый регулировал скорость; педаль внизу служила тормозом. Два Сокола довольно долго дергал рычаги, прежде чем подчинил себе непокорную машину.
Наконец ему удалось кое-как, под едва слышный посвист пара и скрип колес, провести локомобиль по подъездной дорожке к тому месту, где лежал на земле О’Брайен. Затормозив, Два Сокола начал щелкать тумблерами на панели управления, пытаясь зажечь фары. Первая кнопка включила единственный стеклоочиститель. Два Сокола подумал про себя, что по сравнению с его Землей транспорт в этом мире не на высоте.
Хорошо, что хоть такой есть.
Вторая кнопка включала передние фары и габаритные огни — слабенькие, но Два Сокола и тому был рад. Их лучи вырвали из темноты фасад сумасшедшего дома, трупы на ступеньках и дорожке. Два Сокола позвал О’Брайена, который с трудом поднялся и поплелся к локомобилю.
— Молодец вы, лейтенант, — признал он шепотом. — А куда нам теперь?
Два Сокола сам не знал этого. Он изучал указатели на панели управления. В середине ее торчали шесть стеклянных цилиндриков с градуировкой, подсвеченных снизу. У каждой трубочки имелись пометки — значки ирокезского идеографического письма, давно замененного греческим алфавитом. Внутри их плескалась розовая жидкость. По — видимому , по ее уровню можно было следить за количеством топлива, воды, давлением, температурой пара, скоростью и состоянием аккумулятора. Прочесть метки Два Сокола мог, но с переводом мер хотинохсоних в более ему привычные у него до сих пор были трудности.
Указатели воды и горючего стояли на отметке «полно», скорость же придется измерять собственным копчиком. Подождав, пока О’Брайен влезет в машину, пилот направил машину по крутой, извилистой дороге, ведущей к городу. Из сумасшедшего дома уже выбегали люди.
Из-за облаков появилась луна. При ее свете вести машину было легче, и Два Сокола выключил фары. У подножия холма он остановился, чтобы прочитать надпись на дорожном указателе. То, что здесь вообще стоял указатель, говорило, что где-то рядом проходит важный тракт — на обычных улицах указателей здесь не ставили. В жилых районах приезжему надо было или иметь при себе план города, или все время спрашивать дорогу, чтобы найти нужный адрес.
Два Сокола внимательно изучил план Эстоквы и постарался запомнить расположение и направление основных улиц. Сейчас они, судя по надписи на указателе, находились в нескольких кварталах от ведущего на восток шоссе. Пилот знал это и так, но хотел проверить себя.
Свернув за угол и проехав два квартала, беглецы достигли шоссе, но еще до этого они услыхали шум — гул толпы, скрип колес. Дорога была заполнена беженцами — мужчинами, женщинами, детьми, волокущими узлы, тачки, тележки, груженные скарбом.
На первый взгляд процессия казалась неуправляемой, но, вклинившись между двумя группами беженцев, Два Сокола обнаружил, что через каждые несколько кварталов стоят солдаты с керосиновыми лампами или большими фонарями в руках и управляют движением. Первые постовые не задерживали их локомобиль, но Два Сокола понимал, что очень скоро его остановят и потребуют документы. Без документов их арестуют, а может быть, и просто расстреляют на месте. Так что при первой же возможности он свернул на боковую дорогу.
— Придется рискнуть; надеюсь, не заблудимся, — сказал он О’Брайену. — Что мы будем делать, когда придется вернуться на шоссе — не знаю. Наверное, будем просто таранить посты.
— Да ладно, — ответил О’Брайен. — Куда мы едем-то?
— Как рука? — ушел от ответа Два Сокола.
— Истекаю кровью, — простонал О’Брайен. — Мне крышка, лейтенант.
— Не так все плохо, как тебе кажется, — ответил Два Сокола.
Он остановил машину и при свете карманного фонаря, который нашел в ящике под сиденьем, обследовал рану товарища. Как он и ожидал, рана была поверхностной. Кровь еще текла. Два Сокола перебинтовал рану носовым платком и поехал дальше.
Поведение О’Брайена давно его удивляло. Сержант был хорошим солдатом, способным, храбрым и всегда пребывал в хорошем расположении духа. Но с тех пор как стало ясно, что они в чужом мире, он изменился. Он постоянно думал о том, что скоро умрет. Два Сокола решил, что причиной тому ощущение полного отчуждения. О’Брайен был навсегда отрезан от мира, в котором родился и вырос. В этом мире он был чужим и не понимал его. Сержанта терзала такая ностальгия, какой не испытывал еще ни один человек. И она буквально убивала его.
Два Сокола понимал друга, хотя сам страдал в гораздо меньшей степени. То же чувство преследовало его всю жизнь. Потомок двух несовместимых культур, он не принадлежал ни к одной из них и с недоверием относился к ценностям и моральным понятиям обеих. Кроме того, по натуре он был более гибким, чем О’Брайен. Два Сокола смог перенести потрясение, приспособиться и верил в то, что сумеет преуспеть, если повезет. Но он беспокоился об О’Брайене.
ГЛАВА 9
Они раз десять сбивались с пути, петляли, и наконец часа через два машина снова выехала на кадзиива — главный тракт. Как оказалось, зря — в полумиле впереди Два Сокола увидел на дороге заграждение и кишевших вокруг него солдат. На его глазах солдаты вытащили из автомобиля какого-то мужчину и повели к палатке на обочине дороги.
— Ищут шпионов и дезертиров, — сказал Два Сокола. — Ну ладно, попробуем объехать.
Это оказалось нелегко. Они протряслись с милю по бездорожью, пересекли узкий ручей — медленно, чтобы не застрять в грязи, — и уперлись в каменную стену, которая, казалось, тянется от горизонта до горизонта. К тому времени уже начало светать. Два Сокола проехал вдоль стены полторы мили, пока она наконец кончилась, но теперь дорогу преградили с одной стороны густой перелесок, а с другой — речка.
Два Сокола направил машину по пологому спуску в воду. Ярдов десять они проехали без особых трудностей — только вода просачивалась в салон, — потом колеса забуксовали в песке и иле. Сдвинуть машину с места не удавалось никакими усилиями.
— Пошли пешком, — вздохнул Два Сокола. — Может, оно и к лучшему, что машина застряла. Я только сейчас сообразил — дойди вода до парового котла, взлетели бы мы на воздух.
— Тоже, сообразил! — вскинулся О’Брайен. — Нужно побыстрее уносить ноги.
Они пошли вдоль тракта. Через четыре дня мощеная дорога кончилась, сменившись грунтовой.
Питались они украденными на придорожных хуторах продуктами. На шестой день пути им удалось угнать машину с двигателем внутреннего сгорания. В этот день они проделали добрых тридцать миль по обочинам тракта, распугивая беженцев клаксоном. Завидев впереди пропускной пункт, свернули на разъезженный проселок. Потом бак машины опустел, и дальше пришлось снова идти пешком.
— На севере лежит страна Ицкапинтик, — сказал Два Сокола О’Брайену, — насколько мне известно, нейтральная. Придется нам перейти границу и отдаться на сомнительную милость ее жителей.
— Что-то мне твои слова не нравятся, — ответил О’Брайен. — Ты хоть знаешь, что это за люди?
— Смесь индейцев и белых. Говорят они на языке семейства нахуатль, как ацтеки Мексики. Они, кстати, на ацтеков и похожи. В Восточную Европу пришли вместе с ирокезами — и тех и других гнало перед собой могущественное племя, покорившее потом половину Азии. Ицкапинтик покорили другое племя, которое как раз кончило резать местных жителей: половину вырезали, остальных обратили в рабов.
— Суровые ребята, — нервно произнес О’Брайен.
— Точно сказано. Я читал, что лишь пятьдесят лет назад они перестали приносить людей в жертву богам. Они обращаются со своими рабами не просто как с низшими людьми; те не имеют даже малейшей возможности получить свободу, как в Хотинохсоних.
— Так на кой черт мы туда идем?
— Ясное дело, не для того, чтобы просить у них милости. Попробуем пройти незамеченными — ночами будем идти, а днем скрываться. Наша цель — Тюрсланд, Швеция. Перкуниша объявила Тюрсланду войну, но пока лишь на словах. Если доберемся, попробуем попасть на корабль, отплывающий в Блодландию. Там мы будем важными персонами. И там нам будет для чего жить.
— Мария, мать Христова! Я правый глаз готов отдать, чтобы снова услышать английскую речь.
— Не обольщайся, — посоветовал Два Сокола. — Тебе придется учить его заново. Хотя это проще, чем изучать ирокезский.
Дальше они шли осторожно, лесами вдоль проселочных дорог, выходя на них только по ночам. Даже это вызывало в Двух Соколах смутное беспокойство, но брести в темноте по полям, лугам и перелескам было настолько тяжело, что приходилось жертвовать безопасностью ради удобства. На пятнадцатый день после бегства из Эстоквы они вышли на главный северный тракт. Глянув на дорогу с вершины холма, путники увидели, что поток беженцев не иссяк. Но солдат не было видно, и Два Сокола решил, что они без особого риска могут присоединиться к колонне.
Следующие два дня они шли в колонне беженцев. Так, конечно, продвигаться было намного быстрее. Но на утро третьего дня они услышали на западе орудийную канонаду. К вечеру уже можно было различить щелканье ружейных выстрелов. На следующее утро появились отряды хотинохсоних — подкрепление с юга, которое должно было остановить наступление врага на северо-западе. Два Сокола и О’Брайен постарались, как могли, слиться с толпой беженцев. Кроме того, военные грузовики гнали по обочинам с такой скоростью, что выбиваться из общего потока было попросту опасно.
На четвертый день беженцы вышли к перекрестку и обнаружили, что дорога перекрыта. Приходилось сворачивать на восток.
— Перкунишане, похоже, перерезали дорогу, — сказал Два Сокола. — Они быстро наступают.
— Я все время считал, что индейцы — хорошие воины, — сказал О’Брайен. — А тут они, кажется, драпают, как у нас русские.
Два Сокола задело это замечание, словно оно каким-то образом касалось его лично. Он знал, что О’Брайен всегда считал его индейцем, и сам он, хотя никогда и не показывал, имел насчет этого собственное мнение.
— Я хочу тебе сказать вот что, — ответил он. — Может, перкунишане и побеждают, но такая победа обходится им куда дороже, чем у нас немцам. Война здесь — совсем не то, что у нас. Здесь нет Женевской конвенции. Что та или иная страна делает с пленными — ее дело. Перкунишане давно выяснили на опыте, что ирокезы — плохие рабы. Они или бегут, или их пристреливают при попытке к бегству.
Так что Перкуниша объявила войну на уничтожение. Пленных берут только для допросов — читай, пыток. Хотинохсоних это знают и сражаются до самого конца. Если приходится отступать, они убивают тех раненых, кого не могут вывезти. Так что здесь захватчики встречают более ожесточенное сопротивление, чем могли бы. То, что, несмотря на это, перкунишане быстро продвигаются вперед, объясняется превосходством в технологии и их стратегией обхода опорных пунктов противника с их последующим уничтожением. Плюс тем, что они готовы платить за это кровью.
Видишь ли, перкунишане хотят захватить как можно большую территорию до зимы. Хотя на нашей Земле на юге Украины климат мягок, здесь нет Гольфстрима. Зимы тут арктические. Вот тебе еще один хороший повод достигнуть Тюрсланда до холодов. Если зима застигнет нас на открытой местности, мы просто замерзнем.
О’Брайен содрогнулся:
— Господи, что за мир! Если уж мы прошли через эти Врата, то почему бы было не попасть на какую-нибудь милую, дружелюбную планетку?
Два Сокола улыбнулся и пожал плечами. Быть может, и существовал такой «параллельный» мир, но они явно оказались не в нем. Придется играть теми картами, что сданы.
Несколько минут спустя, когда они прошли мимо троих мужчин, пытавшихся вытащить застрявший в грязи на обочине локомобиль, Два Сокола вдруг сказал:
— Ты видел женщину за рулем? Волосы ее спрятаны под платком, а лицо измазано грязью, но я голову даю на отсечение, что это Ильмика Торсстейн!
Несколько секунд он колебался, потом решил, что ее присутствие — подарок судьбы. Вероятно, она тоже направлялась в Ицкапинтик. С ней, дочерью посла, будут обращаться хорошо и, возможно даже, помогут попасть на родину. И она, конечно, захочет взять Двух Соколов и О’Брайена с собой. В конце концов, именно это она собиралась сделать первоначально, и он не видел причин, которые могли бы это намерение изменить.
Он смело подошел к машине. На мгновение девушка опешила от неожиданности, потом узнала пилота, и недоверие на ее лице сменилось радостной улыбкой.
— Мы можем поехать вместе с вами? — спросил пилот.
Ильмика поспешно кивнула.
— Это слишком невероятно, чтобы быть правдой...
Не теряя времени, двое американцев помогли вытащить застрявший локомобиль. Когда машина вновь оказалась на дороге, Два Сокола и О’Брайен забрались на переднее сиденье, к Ильмике. Остальные, работники посольства Блодландии в Эстокве, уселись сзади. Ильмика гнала машину, как могла, частыми гудками прокладывая себе путь в толпе беженцев и, если те не убирались в сторону достаточно проворно, сворачивая на обочину. Во время одного из таких маневров, за десять минут до появления американцев, она и застряла.
По пути пилот рассказал ей, что с ними произошло. Ильмика, конечно, знала, что блодландские агенты погибли, но была уверена, что обоих чужаков захватили перкунишане. На этом тракте она очутилась, лишившись основного пути к бегству. Перкунишанский флот прорвался в Черное море, разгромив флот Хотинохсоних и ограниченный блодландский контингент. Теперь они властвовали и на водах Черного моря, и в воздухе. Маленький дирижабль, на котором Ильмика планировала бежать в Пехлевию (Турцию), был уничтожен, и ей ничего не оставалось, как бежать в Ицкапинтик.
Они ехали весь день и всю следующую ночь и на утро были уже намного севернее места встречи — но без горючего. Они попытались останавливать армейские машины, чтобы выпросить угля, но из двух десятков ни одна даже не притормозила.
— Далековато, но придется идти, — сказала Ильмика. — Может, если мне удастся поговорить с каким-нибудь офицером, я выпрошу какую-нибудь машину.
Звучало это не очень обнадеживающе. Было ясно, что хотинохсоних по горло заняты своими собственными проблемами и у них вряд ли найдется время или лишняя машина даже для леди Ильмики Торсстейн. Пройдя пешком каких-то четыре мили, путники убедились, что солдатам просто не до гражданских — самим бы выбраться.
Из ближайшего перелеска выбежали два десятка пехотинцев, пересекли дорогу и ринулись прочь. Беженцы, услыхав их крики, побросали свои пожитки и помчались вслед за солдатами. Паника охватила всю колонну. Дорога превратилась в хаос наваленной друг на друга рухляди, лишившейся своих хозяев.
В сорока шагах впереди земля выбросила фонтан песка и дыма. Следующий снаряд взорвался в той части колонны, до которой новости еще не дошли.
Два Сокола и его спутники бросились в ближайший кювет, едва прогремел первый взрыв, вжимаясь в землю, пока снаряды один за другим вспахивали тракт. Рядом с пилотом шлепнулась на землю оторванная нога; он глянул на нее и зарылся лицом в грязь. Один снаряд угодил в кювет, разорвав кучку беженцев на части.
Внезапно канонада прервалась. Два Сокола осторожно приподнял голову. За дорогой и выгоревшим пшеничным полем, на холме, показались пять броневиков. Два были оснащены длинноствольными пушками, остальные — чем-то, издали похожим на пулеметы, хотя Два Сокола знал, что пулеметы в этом мире еще не изобрели: именно их устройство он и собирался разъяснять блодландцам. Но вид этих штуковин ему очень не понравился, хотя одних пушек хватило бы, чтобы решить исход боя. Махнув остальным, он помчался по придорожному пшеничному полю, чтобы выйти из зоны обстрела. Ирокезские войска укрылись в роще в четверти мили к северо-востоку. Она и будет основной целью атаки; а беглецам не стоит лезть на рожон. Когда группа была уже на середине поля, броневики выехали на дорогу и открыли огонь по бегущим солдатам. Скорострельность орудий поразила Двух Соколов. Было очевидно, что перкунишане снабдили свои бронемашины пулеметами, хотя он никогда не слышал об их существовании здесь, в этом мире. Вероятно, их создание до сих пор хранилось в глубокой тайне.
Вот и еще одна причина быстрого продвижения перкунишан, думал Два Сокола. Огневая сила этого оружия должна быть просто подавляющей.
Пока грохотали пушки, Два Сокола и его спутники пересекли ручей и под прикрытием зарослей кустарника направились к лесу. Они шли до наступления темноты, потом поспали пару часов и двинулись дальше.
На третий день после обстрела беглецы наткнулись на нескольких убитых солдат. Невдалеке, в овражке, стоял небольшой автомобиль — местный эквивалент джипа, неповрежденный, но с полупустым бензобаком. Покуда хватило горючего, ехали на нем. И через неделю отряд подошел к самой границе с Ицкапинтиком.
Заслышав стрельбу, отряд ползком выбрался на вершину небольшого холма, оставив Ильмику и одного из работников посольства, захворавшего в дороге, позади. Мертвецы, найденные ими близ джипа, снабдили их винтовками и револьверами. Но ввязываться в бой они не собирались — хотели лишь определить, придется ли идти в обход.
Читать бесплатно другие книги:
