Дмитрий Донской. Империя Русь Ланцов Михаил
Другой новинкой в тактике московских легионеров стали гренадеры. Теперь в каждой манипуле числилось по десятку этих бравых вояк. Они кидали простенькие гранаты[35], и были просто незаменимы при штурме. Им под стать стали и минеры, которые на весь пехотный полк было два десятка «лиц». Их основным оружием были маленькие, но крепкие дубовые бочонки с порохом, инициируемые простеньким фитилем. Этакие мины-фугасы, применяемые ими для подрывных работ во время штурмовых операций.
Вот эти три ключевые новинки и были самым бессовестным образом использованы Петром Ивановичем Бирюковым. Комбинация выстрелов из легких пушек практически в упор, фугасов и гранат позволило легко и просто занимать усадьбу за усадьбой. А латы и тяжелые арбалеты позволяли проводить штурмы «сухо и комфортно». Ведь одно дело вступать в ближний бой с десятком загнанных в угол профессиональных воинов, и совсем другое давать по ним в упор залп из арбалетов. Зачем попусту рисковать? Чай не рыцари какие.
Конечно, без потерь не обошлось. Но в основном это были легкие ранения, позволяющие вернуть бойца в строй довольно скоро. За весь день городских сражений убило только пять человек. Да и то – больше по случайности. И их уже перенесли в отбитую церковь, где и отпевали. Погибших же врагов выносили на пляж, раздевали и, погрузив на неф, отвозили на глубину в стороне от города. Где и выбрасывали за борт, предварительно вспоров живот, чтобы не всплывали. Дешево и сердито. А главное – никакого «благоухания» и опасности эпидемии.
Ближе к ночи общее наступление прекратилось, и легионеры стали заниматься оборудованием позиций на случай ночной контратаки. Включая стрелковые позиции на крыше, обложенные мешками с песком. Только в этот раз туда еще и «саламандры» подняли для возможности «причесывать» улицы картечью. Благо, что пушка эта весила всего ничего и несколько человек могли ее легко поднять даже на крышу.
Но нападений не произошло.
Защитники Кафы были заняты совсем другими вопросами.
Провал обороны города, с опорой на баррикады и укрепленные усадьбы стал всем очевиден. Очень уж легко легионеры их брали. Оставалось понять – куда всем коллективно отходить. Бежать за город, бросив все или попробовать запереться в цитадели. Ведь чем черт не шутит? Лучше укреплений, чем цитадель Кафы в окрестностях не было, а потому надежда на нее все еще теплилась в сердцах работорговцев. А давать бой легионерам в открытом поле никому в голову даже не приходило. В конце концов, после полуторачасовых споров решили оставаться. Потому что бежать из города пришлось бы налегке, оставляя Венеции и России «все, что нажито непосильным трудом» и самоотверженной работорговлей. Все. И лошадей элитных пород, и дорогих юных рабынь-прелестниц, и ковры, и меха, и золото с серебром, и камни самоцветные и многое другое. Большинство работорговцев жили в Кафе, купаясь в роскоши и великолепии. А теперь все взять и бросить? Нет. Они были на это не готовы и цеплялись за сундук с золотом, даже идя на дно.
С наемниками же творилась натуральная петрушка. Большая их часть была профессиональными военными и успела в полной мере оценить то, с кем они столкнулись. А также свои шансы на успех и выживание. Однако, вопреки распространенному мнению, они не предали своих работодателей. Репутация профессиональных наемников традиционно была довольно высока. Кто их потом наймет, если они побегут, спасая свои шкуры от боя? Впрочем, это не мешало ходить им мрачным, словно грозовые тучи.
Утром четвертого мая Петр Бирюков с удивлением узнал, что войска противника отошли в цитадель. То есть, продолжение цирка с уличными боями не предвиделось. Мало того, с этой самой цитаделью была определенная загвоздка. Она была под завязку забита рабынями, лошадьми и подводами с ценным имуществом. Что затрудняло осаду и штурм. Своими руками губить столь ценные трофеи не хотелось….
Легат осмотрел цитадель из корзины воздушного шара и задумчиво теребил затылок. Людей с лошадьми там и правда, набилось как сельдей в бочку. А еще открыто стоящие телеги с различным имуществом, оставляющие только узкие проходы. Штурмовать такую цитадель будет крайне сложно. Даже пробив ворота и ворвавшись внутрь, придется наступать сквозь паникующую массу людей и лошадей, буквально через завалы. Если же где вспыхнет пожар, то вообще может случиться катастрофа.
Конечно, можно было подкатить восемь «единорогов» и обстрелять город гранатами. За пару часов обстрела вся цитадель будет полыхать огнем, и биться в панике. Но Император такого поступка не одобрит. Столько добра коту под хвост…. Поэтому легат решил рискнуть и немного понаглеть.
– Пусть выйдет тот, кто вправе вести переговоры! – Крикнул один из центурионов командирским голосом, приложив к губам рупор. – Безопасность гарантируем.
Часа два ничего не происходило.
Хотя с воздушного шара было видно определенное оживление. Впервые с момента начала атаки, незваные гости решили поговорить. Это обнадеживало. Даже наемники немного воспрянули духом. Ведь это могло означать, что штурма не будет.
После этой довольно продолжительной возни калитка на воротах цитадели таки открылась, и из нее осторожно вышел богато одетый мужчина с цепким, жестким взглядом. Его встретили и провели в штаб командира, под который был занят дом с хорошим видом на ворота.
– Добрый день, – произнес Петр, не вставая. – Присаживайтесь, – кивнул он небольшое плетеное кресло, стоящее подле столика с какими-то напитками и закусками.
– Зачем вы меня позвали?
– Чтобы обсудить капитуляцию. Вы ведь понимаете, что обречены?
– Мы считаем, что у нас есть надежда.
– Я не буду вам угрожать и пугать, – вежливо произнес Петр. – По левую руку от ворот стоит небольшая усадьба. В полдень мы обстреляем ее из «единорогов», и вы сами все оцените. Понимаете, в чем дело. Взять богатые трофеи заманчиво, но рисковать ради них своими людьми я не станут. Надеюсь, моя позиция понятна.
– Более чем, – спокойно кивнул переговорщик. – Что вы хотите, в случае, если нас впечатлит ваше оружие?
– Работорговцы не враги моему Императору. И, если бы вы не поддерживали Геную, никто бы вас пальцем не тронул. Напротив, скупили ваш товар за звонкое серебро и золото. Вы ведь знаете – Дмитрий Иванович любит выкупать рабов.
– И все же…
– Так как вы выступили против нас на стороне Генуи, мне следовало бы вас уничтожить. Но, понимая сложность ситуации, я предлагаю договориться. Вы сдаете мне генуэзцев и все ценности. Исключая одежду, доспехи и оружие, что будет на вас, плюс по два коня. После чего уступите мне контракты на наемников по двойной стоимости. Ее вы возьмете своими же ценностями – золотом ли, серебром или еще чем. Да хоть рабынями.
– Вы хотите слишком многого.
– Я предлагаю вам выжить. Вы встали в этой войне не на ту сторону. Это ошибка. А за ошибки нужно платить. И да, очень не советую портить оставшееся имущество. Как вы понимаете, я обижусь. Сильно обижусь.
– Как вы гарантируете свои слова?
– Никак. Не будем друг друга обманывать. Слова – это просто слова. Но эти слова дают вам надежду. Не так ли?
– И лишают всего, что мы нажили за жизнь.
– Понимаю. Выбор не прост. Поэтому я дам вам время обдумать ситуацию. Если до завтрашнего рассвета вы не примете положительного решения по моему предложению, я прикажу заблокировать ворота и начать обстрел. Обратного пути больше не будет. Вся цитадель выгорит дотла.
– А если мы не придем к общему мнению? Часть сможет воспользоваться вашим предложением?
– Нет. Или вы принимаете в полном объеме условия капитуляции, или нет. Торговаться я не желаю. У меня много других задач. Я и так с захватом Кафы слегка промедлил. А Император не любит, когда медлят…
Усадьбу, указанную для демонстрации, разнесли диво как хорошо. Восемь «единорогов» работали несколько минут на пределе своей скорострельности. Все желающие смогли посмотреть на весьма недалекую перспективу, ожидавшую цитадель. Дымящиеся развалины… руины. Они выглядели сочно и эффектно. Особенно для средневекового наблюдателя.
А потом в цитадели началась натуральная бодяга. Ведь переговорщик донес условия капитуляции. И если поначалу над словами легата все подшучивали. То теперь они заинтересовали практически всех. Настолько, что генуэзцы заперлись в самой прочной башне от греха подальше.
Рабовладельцы под давлением наемников приняли условия капитуляции еще до заката. Разве что генуэзцев сдать не смогли. Но легион решил этот вопрос очень быстро. Сначала, под прикрытием арбалетчиков к башне подошли гренадеры и накидали в бойницы гранат. Потом, подошли минеры с фугасами, вскрывшими этот каменный «ларчик». Ну а дальше уже штурмовой отряд ворвался внутрь, дабы добить оглушенных и ошеломленных противников. Их прирезали быстро и без потерь. Как слепых кутят. Слишком уж силен был эффект оглушения, а местами и контузии.
Кафа была взята за три дня боев. Чисто и аккуратно. Профессионально.
Глава 5
1 июля 1379 года, Триполи
Кампания 1378 года завершилась закономерно – завоеванием до конца лета владений Генуи в Тавриде. Легат Петр Бирюков с пехотным полком там так и завис, наводя порядок и утверждая новую власть. Все-таки Империя пришла в эти земли надолго. А весной будущего 1379 года к Феодосии[36], где в то время стоял пехотный полк, вновь прибыл флот Венеции. Причем флот куда серьезнее, чем в прошлом году – предприятие-то предстояло нешуточное.
Дело в том, что, нанеся сокрушительный удар по Генуе, Дмитрий озаботился заключением мира. Затяжная война была не в его интересах. И, что удивительно, легко и просто получил этот самый мир при посредничестве Венеции. Как-то «вдруг» генуэзской элите разом «пришла в голову» мысль о полной беззащитности их города перед десантом. И от этой мысли спать они стали сильно хуже, опасаясь банального завоевания, которому по большому счету и не могли никак противостоять.
Эти настроения не стали ни для кого секретом. И Дмитрий просто не мог пропустить такой замечательный момент для дальнейшего укрепления своей международной репутации. Если они так бояться десанта, то почему бы его не провести? Но не у них, а скажем где-то в другом месте Средиземноморского бассейна. Например, проведя Крестовый поход, который он и так обещал когда-то. Ну а что? Почему бы и нет? По-быстрому завоевать что-нибудь и домой, надолго там не «залипая». О чем он и уведомил голубиной почтой своих родичей в Венеции, найдя полное понимание. Ведь успех Крестового похода мог очень серьезно укрепить эту островную республику финансово.
Таиться не стали. Поэтому уже к началу 1379 года каждый феодал в Европе знал, что Император собирается идти в Крестовый поход, уже десятый от их начала[37]. В Венецию даже стали стягивались войска добровольцев. Все-таки Дмитрий в военном плане пользовался высочайшим уважением даже среди своих врагов.
Сколько удалось собрать войск?
Дмитрий выставил пехотный полк московского легиона при поддержке трех манипул: инженерно-саперной[38], гренадеров и минеров. Ведь планировалась сложная операция с осадой и штурмом. Сверх того, с Императором ехал особый артиллерийский парк из батареи осадных «Кракенов» и тяжелых «Василисков»[39]. Все-таки укрепления в Ближнем Леванте были существенно крепче тех, что строились в Восточной Европе. Там всякое могло быть. Ну и, само собой, большой запас боеприпасов для имевшейся в пехотном полку артиллерии, включая новые картечные гранаты для «Единорогов».
Зайдя на Кипр, в гости к королю Кипра и Иерусалима Петру II Лузиньяну, Дмитрий убедил того даровать шурину Императора Энрико Дандоло титул графа Триполи, приняв сюзеренитет над ним. Ведь этот парень всегда хотел войти в элиту феодальной аристократии Европы. Почему бы не сделать человеку приятно? Тем более что его вклад в развитие России был неоценим.
Именно там, на Кипре и была объявлена цель похода – Триполи. Правда, сразу туда не пошли. Дмитрий был мастером генеральных сражений, а не партизанской войны. Поэтому он решил выждать, ожидая на Кипре подкреплений из Венеции. Ведь с каждым днем собиралось все больше и больше желающих поучаствовать в походе. Разумеется, они были Императору не нужны, но иначе найти достойный повод для сидения на острове просто не получалось. Нужно же было дать возможность врагам собраться и дойти до места предстоящей битвы, в которой Дмитрий собирался их разгромить? Нужно. Вот он и тянул кота за всякие места, выжидая.
Главным врагом Императора в этой войне был Мамлюкский султанат. Что собой представляла его армия в те годы? Много чего. Но ядро составляла превосходная линейная кавалерия на бесподобных арабских скакунах, обученная бою, как в конном, так и пешем порядке. То есть, фактически, элитные драгуны. Гроза и ужас всех окрестных правителей. С ними-то он и хотел пообщаться…
Но вот все сроки ожидания вышли. Даже рыцари Госпитальеры с Родоса и то прибыли со своими кораблями и воинами на поддержку. И Дмитрий оказался вынужден отплыть с гостеприимного Кипра к Триполи, где его уже ждали. Никакой флот такую армаду, разумеется, не встречал. Никто и не рассчитывал на то, чтобы в абордажных схватках справится с армией вторжения. А вот на берегу «встречающих» было намного больше, чем в Феодосии. Да чего уж там? Там Дмитрия встречала целая армия мамлюков и союзных им отрядов, собранных со всей округи. Все-таки Крестовый поход повод для консолидации сил не только христиан, но и мусульман. Религиозная война же, как ни крути. Да, конечно, так-то воюют за ресурсы, как и обычно, но «обертка» уж больно резонансная. Этакая проверка – чей Бог круче, чья вера правильнее и все такое.
Как высаживаться? Прямо на голову врага? А почему бы и нет? Зачем отказываться от хорошей традиции, прекрасно зарекомендовавшей себя в 1378 году? Поэтому нефы выстроились строем фронта и медленно двинулись к береговой линии. Пляжу, чуть в стороне от города. Лезть на причалы Триполи не решились из-за близости башен и стен. Оттуда по ним могли работать всякого рода осадные механизмы, кидающие всякие неприятные вещи. Камни там крупные или еще чего. Вот и зачем рисковать лишний раз? А то еще какая-нибудь дура влетит в хрупкую тушу нефа и пустит ее на дно. Вместе с войсками или каким ценным имуществом. Так что нет, нет, нет. Не понять Дмитрию было такого гостеприимства. Не понять. Вот он как бедный родственник в сторонке от города и решил выбраться на берег. Где его, все одно, страстно и с нетерпением ждали…
Метров за триста, как и при атаке на Феодосию, арбалетчики начали массированный обстрел, стремясь отправить болт как можно дальше. Все одно – по берегу беспорядочно курсировали кавалеристы. Крупные, удобные цели для шальных болтов. Такая методика дала отличный результат – кавалерия откатилась. Никому не хотелось бездарно губить дорогих лошадей.
Однако, когда Дмитрий начал высаживать своих легионеров, мамлюки не атаковали в отличие от работорговцев Феодосии. Вместо этого отошли еще чуть дальше от берега и продолжили выжидать. Чего? Сложно сказать. Например, генерального сражения, чтобы перебить всех гяуров, посмевших вторгнуться в их земли. Но, так как нашему герою требовалось тоже самое, он не стал лишний раз дергаться и переживать.
Легионеры высаживались и спешно развертывали свои боевые порядки. Пикинеры и алебардисты занимали позиции под прикрытием арбалетчиков, сидящих в носовых надстройках нефов. Потом вылезли и сами стрелки. Затем пришел черед легких «Саламандр». Их было всего дюжина, но в возможном бою они должны будут стать ядром оборонительных позиций легиона.
После четырех часов чрезвычайных усилий, десант пехоты, в основном завершил выгрузку. На берегу было собрано около трех тысяч строевых в числе московского пехотного полка, разрозненных сил итало-германо-французских феодалов-добровольцев, отряд рыцарей-госпитальеров и корпус венецианских наемников. Оставалось сгрузить лошадей для феодального ополчения и перейти к прочему снаряжению. Словно заметив этот ключевой момент, от отряда армии мамлюков отделилась небольшая, но богато одетая группа, начав сближение. Явно руководитель магометан задумал переговоры.
Дмитрий пожал плечами, забрался на своего Буцефала, коего вместе с парой десятков лошадей старших командиров уже выгрузили, и направился навстречу. Само собой, не один. И глава госпитальеров, и граф Триполи Энрико, и ряд других влиятельных персон собранной им армии последовали за ним.
Атабек[40] Баркук[41] хмуро осмотрел гостей на традиционно огромных лошадях. Больше всего его смутили Император и Энрико, отличавшиеся прекрасными латными доспехами.
– Зачем вы пришли? – Поинтересовался атабек у Крестоносцев по-латыни, демонстрируя свое образованность.
– Мы пришли забрать Триполи. – Ответил Дмитрий по-арабски, которым уже недурно владел.
– Это – моя земля. Уходите с миром.
– Это – земля христиан, – с нажимом произнес Дмитрий. – Кроме того, мы пришли восстановить справедливость.
– Справедливость?! – Разозлился атабек.
– Истинно так. Разве справедливо что Гроб Господень не освобожден, а Триполи еще нами не разграблен? Да и вообще, – небрежно махнул рукой Дмитрий. – Мне скучно. Развлеки меня. Спой что ли. Или спляши.
– Ты еще пожалеешь о своих словах, – зло прошипел Баркук, буквально сверкая глазами.
– Поболтай мне! – Хохотнул Дмитрий. – Или атакуй меня. Докажи, что еще не превратился в трусливую бабу вместе со своими подружками. Или я отправлю вас в ад, по которому вы истомились всей душой.
После чего, прерывая беседу в своем фирменном стиле, и не прощаясь, Император развернул коня и спокойно поехал к своим воинам. Мало кто из сопровождающих Дмитрий людей, поняли, о чем шла речь в этом коротком разговоре. Атабек же, как и его свита, владевшая в полной мере арабским языком, пребывали в ярости. Баркук хотел проявить великодушие и миром отпустить эти крошечные силы неверных. А тут, вместо благодарности, ему не то, что наплевали в душу – насрали. И теперь он жаждал только одного – убить их всех. Тех же, кто случайно выживет, продать в рабство на самые тяжелые и мерзкие работы.
Дмитрий не успел доехать до своих войск, как вся армия Мамлюков пришла в движение, атакуя совершенно незначительные, по их мнению, силы христиан. Атабек выставил для отражения вторжения Императора серьезные силы. Их ядро составляла линейная кавалерия мамлюков. Поддержка же осуществлялась легкой кавалерией египетских аджнад, бедуинов и туркменов. Суммарно – около пятнадцати тысяч человек.
Уверенность мамлюков в своей победе была продиктована веками военной практики. Ведь со времен Римской Империи кочевые народы Аравии и Севера Африки не сталкивались с достойной пехотой. В глазах атабека и его людей, войско Дмитрия выглядело жалко. Да, хорошие доспехи, но не более того. Тем лучше будут трофеи.
Пехотный легион встал отдельными коробками когорт на удалении трех сотен метров друг от друга. Чтобы не мешать встречному фланкирующему огню картечью легких «Саламандр». Венецианские наемники – второй по численности и силе отряд в армии вторжения сформировали вторую линию, в некоторой глубине позиций. По согласованию с Императором Энрико набрал одних только пикинеров. Вот они и образовали сплошную, но неглубокую фалангу, ощетинившуюся длинными шестиметровыми клееными пиками. Госпитальеры и феодалы-добровольцы остались в резерве у кораблей. А то, мало ли что? Да и было их всего сотни три. Кроме того, с кораблей спешно выгружались гренадеры, которые должны были подпереть пикинеров Венеции.
Исламская конница обширной густой лавой устремилась на позиции христиан, стремясь задавить их числом. Смыть со своей земли. Сбросить в море. Но, сблизившись на двести метров, получила первые обескуражившие удары дальней картечью. И почти сразу подключились арбалетчики, угостившие всадников тяжелыми болтами. Для практически лишенных доспехов последователей Магомета – каждый такой подарок заканчивался либо смертью, либо тяжелым ранением, то есть, смертью, отягощенной долгой агонией. Ну не считать же за доспехи кольчуги? Их болты этих тяжелых арбалетов попросту игнорировали, прошивая беззащитные тела самым наглым образом.
Бах! Бах! Бах!
Вновь отработали «Саламандры», бьющие уже ближней картечью.
Кавалерия не была приучена взламывать плотные построения пехоты, поэтому рефлекторно отшатнулась от пик легионеров и устремилась в проходы. Туда, где попала под перекрестный обстрел из арбалетов и развернутых во фланг легких пушек.
Бах! Бах! Бах!
Вновь отработали «Саламандры».
А первые отряды исламской конницы встретились лицом к лицу с жидким строем венецианских пикинеров. Тех было немного, всего три линии. Первая уперла свои пики в землю. Вторая и третья – взяла их наизготовку для нанесения сильных, амплитудных ударов.
Удар. Треск ломающихся пик. Крики и стоны людские и лошадиные.
И свалка.
Один из конных отрядов попытался атаковать с фланга, стараясь зайти между венецианской фалангой и берегом моря. Но его встретили госпитальеры. Их было чуть за сотню, но у всех превосходный боевой дух, выучка и большие щиты, в сочетании с короткими, но крепкими копьями. Плечом к плечу они встретили легкую кавалерию берберов. И остановили ее. Немного хуже показали себя феодалы-добровольцы. Но тоже устояли перед натиском легкой туркменской конницы. Правда, понесли большие потери. Неорганизованность сказывалась.
Тем временем когорты, вели фактически круговую оборону, осыпая окрестных врагов тяжелыми арбалетными болтами и картечью, прокашивающей в легкой кавалерии натурально аллеи.
Бах! Бах! Бах!
Отработали «Саламандры».
Ура!
Закричали легионеры-алебардисты, пройдя сквозь строй пикинеров и атакуя исламскую кавалерию. Венецианская фланга же напротив – уже дрожала под натиском большого количества всадников. Требовалось как можно скорее облегчить ее положение. Что и сделали вступившие в бой гренадеры, подошедшие к венецианским пикинерам развернутым строем и сходу начав закидывать гранатами, наседающих всадников ислама.
Бух! Бух! Бух!
Начали взрываться примитивные ручные гранаты.
Бах! Бах! Бах!
Вновь угостили врагов картечью «Саламандры».
И армия мамелюков дрогнула, бросившись буквально врассыпную. Стараясь как можно скорее выйти из-под обстрела. Началась давка. Особенно в тех местах, где уже пало много воинов.
Первыми с облегчением вздохнули госпитальеры и феодалы-добровольцы. Им было тяжелее всего. Потом кавалерия отпрянула от венецианских пикинеров. Ее подгоняли непрекращающиеся взрывы ручных гранат, доводящие лошадей до безумия. И лишь спустя долгие десять минут враг отошел окончательно, пробившись через завалы трупов возле легионеров.
Баркук же молча смотрел на весь этот бой с каким-то отрешенным и подавленным видом. В его голове прокручивался раз за разом этот бой. Он ведь стоял на холме и прекрасно видел все. Каждый маневр. И ему было страшно. Его армия сильна. Очень сильна. Но как ей победить такого противника? Чем? Он ведь совсем не походил на все, с чем ему приходилось бороться прежде. Старые римские легионы… он про них только слышал от ученых старцев. Не раз и не два. И каждый раз диву давался, не понимая, как эти жалкие горстки пехотинцев могли бить славную персидскую кавалерию. Это же абсурд! Но теперь он увидел и сам нечто подобное. Пехота. Обычная пехота смогла отразить натиск многократно превосходящей ее числом кавалерии. Ну… не обычная, а тяжелая. Сути это не меняло. Баркук был шоке. Его мир трещал по швам, а в голове творился настоящий ураган из мыслей и эмоций…
Войска, спешно вышедшие из боя, не убегали далеко по причине отсутствия у армии вторжения кавалерии. Лошадей просто не успели выгрузить, так бы в руках Дмитрия было полторы сотни феодального ополчения. Да и не преследовал их никто. Ну… как им поначалу казалось…
– Смотрите! – Раздался истеричный возглас, отвлекший атабека, погруженного в собственные мысли с головой.
И он посмотрел…
Под мерный барабанный бой пехотный полк московского легиона выступал перед своими позициями и строился. Манипулы вытягивались в шеренги, толщиной в четыре ряда. Да не в общую линию, а фрагментарно, с зазором шагов пятьдесят.
Бах! Бах! Бах!
Ударили «Саламандры», только теперь не картечью, а ядрами, настигшими отступающую кавалерию даже на, казалось бы, безопасном удалении. Урона от чугунных ядер было не много. Но устрашающее воздействие, на полностью деморализованное войско они оказали серьезное.
Бах! Бах! Бах!
Вновь выстрелили «Саламандры», а пехота легиона двинулась вперед. Впереди арбалетчики, за ними пикинеры с алебардистами. Тыл же им подпирали отряды гренадеров, которым уже успели выдать новые гранаты, взамен пущенных в дело.
Венецианцы, госпитальеры и феодалы-добровольцы, повинуясь приказу Императора, тоже прошли вперед, прикрывая позиции артиллерии. Мало ли мусульмане атакуют? Но все это атабеку было уже не важно. Он как зачарованный следил за ровным строем стальной пехоты.
– Они пришли отправить нас в ад… – тихо произнес он и, повернув поводья громко крикнул: – Отступаем! Все отступаем!
Впрочем, этот приказ был излишним. Его армия бежала. Новой встречи с легионерами они не хотели.
Глава 6
2 июля 1379 года, Триполи
Наголову разгромив силы мамлюков, Дмитрий принялся за то, к чему собственно и готовился – осаде Триполи. Для чего занялся спешной выгрузкой тяжелых орудий – «Василисков». Они должны были по идее взломать стену в наиболее удобном месте. Вот их на триста метров и подкатили туда, к городской стене.
К счастью ничего действенного для контрбатарейной борьбы за стеной не оказалось, о чем, Император подумал только задним умом. Он просто почесал затылок, внезапно вспоминая, на кой бес копали траншеи, медленно подводили орудия к крепостным стенам в Новое время. А он тут бац – и дуриком поставил. Хотя мог потерять их все. Но обошлось – триста метров – солидная дистанция для всех имевшихся в крепости средств самообороны. Если, конечно, они были и располагались на этом участке укреплений. Кто его знает? Может те же легкие требушеты они поставили со стороны моря, дабы обстреливать подходящие корабли? И были ли они там? Император не знал ровным счетом ничего о противнике. Дурость и глупость. Но так в те годы воевали многие. И ничего. Иногда даже выигрывали. Иногда. Впрочем, ценность не в этом, а в том, что Дмитрий задумался. Да, когда уже разместил артиллерию. Но задумался. Что уже неплохо.
А потом началась бомбардировка.
«Василиски» били чугунными ядрами в участок стены, стремясь его обвалить, «Кракены» накидывали за стену простые гранаты, а «Единороги» – картечные. Мерно работая, никуда не спеша. С перерывами на прием пищи, отдых и сон. Да и орудия сильно насиловать не хотелось, опасаясь ускоренного износа из-за частого перепада температур. Канал ствола ведь им банили, чтобы тлеющих остатков картуза не было, то есть, прочищали смоченным в воде большим таким «ёршиком».
Что там делали гранаты за крепостной стеной – бог весть. Наблюдатель на воздушном шаре говорил, что разрушения построек, находящихся поблизости от стены, значительны. Но осаждающая армия видела только дымы. А вот ядра проявляли себя более наглядно и обвалили кусок стены за куском. Известняковые блоки, рассчитанные на противостояние требушетам, просто не выдерживали тяжеленых чугунных ядер, летящих с изрядной скоростью.
Дмитрий не спешил, упражняя своих артиллеристов в стрельбе. Когда еще получиться воспользоваться таким замечательным обстоятельством? Ведь каждый выстрел таких тяжелых орудий стоил очень немало. А тут – считай полигонные условия. Особенно он налегал на расчеты «Кракенов» и «Единорогов», которые, по сути, практиковались в стрельбе с закрытых позиций. В теории. Так-то просто навесом. Но принципы применялись те же самые, позволяя контролировать прикидки артиллеристов с воздушного шара. Туда или не туда полетел снаряд. Перелет или недолет. Ну и так далее. Впрочем, вечно такое издевательство продолжаться не могло. Уже утром третьего дня из города пришла делегация переговорщиков…
– Мы готовы сдать город, – вкрадчиво произнес глава делегации.
– И все? – Удивился Император. – Мне этого мало.
Дмитрий был категорически расстроен такой скоротечностью событий. Для него эта игра в пушечки только начиналась. Увлекательная арифметика и основы баллистики. Он со своими артиллеристами обсуждал каждый выстрел. Обсчитывали все что могли, прикидывали, пытались вывести формулы, который наш герой не помнил, понимая только общие принципы. И вообще – занимались насыщенной научно-исследовательской деятельностью. А тут эти странные люди взяли и все ему испортили. Поэтому он разозлился и «полез в бутылку». Он был бездуховной скотиной и ему было глубоко плевать на любую религию и божество. Но это он. А окружающие – нет. Многие из них держались за свою веру так, словно она была для них спасательным кругом и действительно что-то значила. Не только в плане персональных убеждений и маркировки «свой-чужой» посредством социальных ритуалов, но и вообще, глобально…
– Чего же ты хочешь? – Напряглись переговорщики.
– Этот человек, – кивнул он на Энрико, – граф Триполи и мой шурин. Он ваш новый господин. Но он не сможет принять у вас клятву верности, пока вы мусульмане. Я хочу, чтобы в городе все мечети были освящены как христианские церкви, а все мусульмане приняли христианство.
– Но…
– Всех, кто откажется, я убью, – произнес и предельно мило улыбнулся Дмитрий. – Так-то надо отпустить. Но город – мой трофей. И все, что в нем есть – тоже. А выгонять вас в пустыню голышом мне человеколюбие не позволит. Поэтому я проявлю милосердие. Быстрая смерть ведь лучше, чем долгая и мучительная гибель в пустыне.
– Мы… – начал было говорить глава делегации, и на несколько секунд осекся, не находя слов. Тот непринужденный вид, с которым говорил Император, его совершенно смутил. Ведь тот рассуждал о жизни и смерти жителей целого города, будто бы обсуждал сорт вина для вечерней пирушки. Ни злобы. Ни агрессии. Просто легкая задумчивость и напускное благочестие. – Мы должны подумать.
– Думайте, конечно. Думать вообще полезно. Это оттачивает мозг и культивируя мудрость. А пока вы обсуждаете мое предложение, я продолжу обстрел города. Полагаю, он должен облегчить мыслительный процесс. Если завтра на рассвете, я не узнаю о положительном решении, то мои легионеры начнут штурм – проходы уже сделаны вполне приличные. Захватив город, я поставлю каждого жителя перед выбором: или крестится, или умереть.
– Креститься? По какому именно обряду? – Лукаво поинтересовался спутник главы делегации. – Вы хотите окрестить нас по западному обряду или восточному?
– По восточному обряду. Этот поход благословил Патриарх Константинополя. Ему и паству новую получать. Папа Римский же сейчас это сделать не в силах. А все из-за того, что за его место два борются законно избранных претендента[42], которые никак не решат, кто из них настоящий. – Произнес Дмитрий и оглянулся на обступающих его вождей войск союзников. – Надеюсь, никто из моих соратников не против обращения местных жителей в христиан?
– Нет. Нет. Нет. – Практически хором ответили они.
Да и что они могли ответить после столь показательной битвы? Даже госпитальеры прониклись силой легионеров, которые, по их разумению, вполне справились бы и сами. А уж после того, как Дмитрий продемонстрировал могущественные стенобитные орудия, играючи взломавшие стены Триполи, то и подавно. Конечно, злые языки шептали, что ради всего этого могущества, Император продал душу Дьяволу. Но их слова плохо доходили до людей. У них просто в голове не укладывалось, как можно продать душу Дьяволу ради могущества, а потом отправиться в Святую землю, отбивать святыни. Да еще и эта смута, поразившая Святой престол, раздражала безмерно весь католический мир. Восток же, наконец-то, после многих столетий разброда и шатания, оказался на удивление монолитным. И, прежде всего, из-за вот этого человека, что сейчас ставит условия жителям Триполи.
– Вот видите, – улыбнулся Дмитрий, обращаясь вновь к переговорщикам. – В этом вопросе мы единодушны. Так что ступайте и готовьтесь к крещению. Хотя нет. Не хочу давить и угрожать. Это неправильно и не по-христиански. Решение о принятие веры должно быть добровольным. Поэтому ступайте и готовьтесь к тому, к чему сами пожелаете. Ваша жизнь – ваш выбор. В принципе все в нашей жизни – это наш выбор, даже когда в нее вторгаются непреодолимые обстоятельства и нам нужно выбирать, как себя вести в новых условиях…
Конечно, условия, поставленные Императором, были наглы и суровы. Но он ничем не рисковал. Военный успех достигнут? Безусловно. Он разгромил многократно превосходящие силы мамлюков. Осада проходит благоприятно? А то! В стене пробита дыра, и его легионеры могут в любой момент войти туда, начав захват города, в котором практически нет сил для защиты. Вот он и решил повысить ставки в этой игре. Само собой, до абсурда он доводить этот вопрос Дмитрий не стал, оставив незаблокированными многие ворота. Так что, самые непримиримые и глубоко верующие мусульмане смогли бежать. Возможно, это и сказалось на итоге….
Ранним 7 июля 1379 года жители Триполи неровными толпами вышли на обширный пляж возле города. А священники, суетясь и нервничая, готовились к массовому крещению в море. Какие-то возражения на тему того, что, дескать, море слишком велико и такие дела лучше проводить в реке, Дмитрий отмел как не существенные. И даже заявил:
– Если ваша вера так слаба для освещения моря, то я охотно уступлю новых верующих католикам. Уверен – они справятся и носа воротить не станут.
Это ошпарило православных священников, словно удар плетки. И, засунув свои возражения в укромные места, они со всем рвением занялись делом. Священники попели молитвы. Потом все жители зашли в воду. Макнулись с головой. Вышли. И получили в подарок от Императора по медному нательному крестику на веревочки. Благо, что для возможной миссионерской деятельности он этого добра прихватил несколько больших сундуков. Думал, правда, продать или пожертвовать христианским миссиям. Но оно вот как вышло. Даже интереснее.
Тут надо отметить, что митрополит Московский и всея Руси под давлением Дмитрия проводил на землях Империи очень агрессивную политику обращения. Да ко всем соседям миссионеров постоянно слал. Вот Императору и пришлось налаживать массовое производство таких вот дежурных медных крестиков. Поэтому недостатка в них он не испытывал. Считай ходовой товар. О важности этого социального ритуала Дмитрий не забывал ни на секунды. Бога нет. Да. Для него. Но раз его нет, его требовалось придумать, так как для толпы необразованных пейзан ничего лучше и не подходила. Потом религия станет бедой. Потом. Сейчас же выступала в роли необходимого, минимального зла.
Надо отметить, что Дмитрий до последнего верил в то, что Триполи не согласятся с его условиями. Ждал массового бегства, которому бы не стал мешать. Или даже боев на баррикадах с непримиримыми смертниками, пожелавшими защищать город. А эти люди взяли и не оправдали надежды Императора. Снова. Как они могли? Что так повлияло на их решение? Сокрушительное поражение, нанесенное многократно превосходящим силам мамлюков прямо под стенами города? Или может чудовищные орудия, проломившие без особых усилий мощные городские укрепления? Кто его знает? Но они согласились. И теперь священникам предстояло не только кратковременно освятить Средиземное море, но и заняться мечетями города, которые требовалось трансформировать в храмы. Несколько мечетей, кстати, Дмитрий по доброте душевной пожертвовал католикам. Не в пустыне же им службу справлять.
Оставалось теперь понять, что делать дальше. Успех оказался каким-то уж слишком неожиданным. А выходка, идущая скорее в формате шутки, воплотилась в жизнь. Дмитрий Креститель… Не такой он себе славы хотел. Не такой…
Энрико ходил вне себя от счастья, став не только полноценным графом, но и при крупном, полном людьми городе, хотя имел все шансы получить безжизненный призрак. Даже рыцари-госпитальеры воспрянули духом, увидев в этой победе перелом тяжелой и, казалось бы, бесперспективной борьбы. Радовались даже феодалы-добровольцы, принесшие оммаж Энрико и ставшие его рыцарями. Перед ними открывались реальные перспективы возвыситься.
– Ты последние дни так задумчив и хмур, – поинтересовался у Дмитрия граф Триполи. – Что-то случилось? Наоборот же нужно радоваться. Такой успех!
– Я не сомневался в нем, – хмуро бросил Дмитрий. – Меня гложет совсем другой вопрос.
– Какой же?
– Ты прекрасно знаешь, что эту авантюру я задумал как акт устрашения. Не только Генуи, но и всех наших врагов. Дескать, флот Венеции и армия России вместе способны на невозможные вещи. И мы это сделали. Я хотел завоевать этот город и уйти, оставив его на волю Провидения. Не поверишь, но даже крестить жителей, я пытался, будучи уверенным в том, что они откажутся. Теперь можно грузиться на корабли и уплывать обратно. Но я не могу.
– Почему?
– Меня гложет чувство вины. Я…. Мне кажется, что я иногда заигрываюсь, упиваясь могуществом. Вот скажи, зачем я потащил их всех креститься? Что на меня нашло?
– А что ты сделал не так? – Удивленно повел бровью Энрико. – Брось. Не мучай себя дурными вопросами. Всевышний дал тебе победу и подтолкнул на наглый, но очень нужный шаг. Ты привел к христианству целый город!
– Может быть… – покачал головой Дмитрий. – Что же делать теперь?
– Не хочешь возвращаться?
– Не хочу. Я чувствую какую-то незавершенность. Словно замахнулся на золотой, а ударил на медяк.
– Так пошли на Антиохию! Освободим этот древнейший центр христианства. И также загоним креститься все население. Мне идея понравилась. Куда лучше, чем резать, как в былые времена. Да она всем понравилась!
– А тебя не смущает, что они стали схизматиками?
– Смотря на тебя, – усмехнулся Энрико, – я и сам в восточный обряд перейду. И не только я. Тебя, конечно, заносит время от времени. Но Бог однозначно на твоей стороне. Иначе бы не давал тебе такие славные победы.
– Хм. Допустим. А кто станет удерживать Триполи?
– Я уже послал в Венецию корабли. Поверь – месяца не пройдет[43], как сюда начнут прибывать наемники и добровольцы. Те неполные две сотни безземельных рыцарей покажутся каплей в море. В Италии хватает «компаний удачи»[44], которые захотят поучаствовать. Им ведь теперь не на пустынный берег высаживаться придется. Если же ты еще и Антиохию захватишь, то… – махнул рукой Энрико.
– Раз уж сходить с ума, – усмехнулся Дмитрий после долгой паузы. – То всеобъемлюще. Масштабно.
– Что ты имеешь в виду?
– Гроб Господен, друг мой. Иерусалим.
– Ты серьезно? – Ахнул Энрико.
– Да. Пошли. Нам пора переговорить с госпитальерами. Да и вообще – нужно посмотреть, какие силы мы сможем привлечь для этого, безусловно, богоугодного дела. А Антиохия… Дело это хорошее, конечно, но масштаб не тот…
Глава 7
27 сентября 1379 года, Иерусалим
Разгром армии атабека и крещение Триполи радикально усложнили и без того непростую ситуацию в Мамлюкском султанате. Ослабевшая было династия султанов, вновь обрела новое дыхание. Ведь оппозиционно настроенная партия черкесских мамлюков в основной своей массе пала под Триполи. Именно они возглавляли атаку на позицию христиан, попав в самое пекло. Немногие из них вырвались обратно.
Император же решительно развивал свое наступление сразу по двум фронтам. Первым и наиглавнейшим из них был фронт богословский. Нисколько не стесняясь и не мучаясь вопросами своих полномочий, Дмитрий после крещения жителей Триполи заявил, что отныне любой, кто примет христианство по восточному обряду, очищается духовно от скверны старой жизни. То есть, все его долги списывают, а если он был рабом, то освобождается.
То есть, выходка в духе той, что устроил президент Линкольн, освободив рабов на территории противника. Ни Линкольн, ни Дмитрий на такие выходки прав не имели. Ну так и что? Кто мог оспорить их слова? Выходило что-то в духе вот такой ситуации:
– У вас есть доказательства ваших слов?
– Конечно. Вон те гаубицы.
Возможно, Дмитрий был не прав. Но и пусть. Ему все эти формальности и ритуалы были в целом до малины. Ибо Император прекрасно осознавал их никчемность и конъюнктурность. Плевать. Хороший? Плохой? Главное, у кого ружье[45].
Другим фронтом стало продолжение собственно военной операции. Закрепившись в Триполи и оставив там союзников, Дмитрий выступил на Дамаск. Благо, что его легионеры уже получили все свое походное снаряжение с кораблей. Фургоны, походные кухни и прочее.
Два дня форсированного марша до Баальбека. Осада. Крещение. Отдых. Снова два дня форсированного марша, но уже до Дамаска, откуда заблаговременно эвакуировались все, кто не готов был принимать Христа. С тем имуществом, которое удалось вывести. И вот 20 июля 1379 года жители Дамаска повторили судьбу Триполи. Стены древнего города не выдержали чугунных ядер и особенно волнений бедноты. Ведь простой люд жаждал прощения долгов и прочих обязательств. А потому создавал в тылу у защитников совершенно непреодолимые сложности из-за беспорядков и погромов. Воины могли бы их пресечь, и даже пытались. Но у воинов тоже хватало долгов… или родственников, кто был кому-то должен…
Новость о том, на каких условиях идет принятие христианства распространялось по Ближнему Леванту стремительно. Достигала предела земель и уходило дальше – в Египет, Междуречье и Малую Азию. Вкупе с бессилием мамлюков перед тяжелой пехотой и артиллерией, подобный аргумент стремительно укреплял позиции крестоносцев. Закабаленная беднота и рабы охотно бы освободились, если могли. Потому ждали подхода армии Дмитрия как спасения и избавления. И если в Дамаске Императору еще пришлось немного пострелять, то Бейрут открыл ему ворота без боя. Равно как и прочие города южного побережья Ближнего Леванта. В Яффе так и вообще – встречали чуть ли не овациями. Стихийные восстания черни то и дело вспыхивали по всему Ближнему Востоку, всемерно осложняя сбор мусульманами войск.
Но вот настал черед Иерусалима.
Однако древний город ворот не открыл. И даже более того – не вышел на переговоры. Как оказалось, халиф аль Мутавакиль смог собрать довольно внушительную армию по меркам Аравии и посадить ее в городе. За стены. Давать сражение в поле против тяжелой латной пехоты он не решился, зная о печальной судьбе мамлюков. Тем более что его войск было меньше, чем у Баркука.
– Крепкий орешек, – задумчиво произнес Дмитрий, рассматривая укрепления города в подзорную трубу[46].
– Говорят, что у мамлюков в Египте тоже все утряслось, – задумчиво произнес Джон Хоквуд[47], один из самых знаменитых кондотьеров Италии XIV века, командир не менее известной «Белой роты»[48]. Родичи Энрико и его смогли вытащить, обещая титул графа Аскалона после взятия Иерусалима. Джон всю свою жизнь шел к тому, чтобы обрести через войну благородство. Но смог снискать только положение рыцаря, чего ему казалось мало. Очень мало. А тут такой подарок…. Ладно, что граф, так еще и такого райского местечка, как Аскалон. Он не смог отказаться.
– Опасаешься удара в спину?
– Разумеется. Воины халифа надежно держат город. А мы, вдали от кораблей довольно уязвимы. Мамлюкам достаточно пресечь снабжение нас провиантом.
– А ты что думаешь? – Поинтересовался Дмитрий у Петра II Лузиньяна, который тоже был здесь, под Иерусалимом со своим отрядом в семьсот человек пехоты и восемьдесят всадников. Он выгреб все, до чего был в состоянии дотянуться. Ведь еще год назад он и помыслить не мог, что окажется с армией под стенами Иерусалима.
– Мы в непростой ситуации, – согласился Петр с Джоном. – Если мамлюки решат нас атаковать, то, волей-неволей нам придется выйти им навстречу, подставляя спину армии, сидящей в Иерусалиме. А еще ходят слухи, что откуда-то с юга Аравии движутся воины на помощь мамлюкам. Османы, опять же, зашевелились.
– Хорошо, значит нам нельзя медлить, – произнес Дмитрий и распорядился развертывать «Василиски» с «Кракенами». А прежде «Единороги», дабы под прикрытием картечных гранат ставить тяжелые орудия.
Джон и Петр пожали плечами, но не стали перечить. В конце концов, это не они разбили впятеро превосходящие силы мамлюков в полевом сражении. Авторитет Дмитрия для них пока что был непререкаем. Риск, конечно, оставался. Но никаких конкретных сведений о продвижении армии неприятеля не поступало. И поступок Императора, они, в принципе, даже одобрили. Нечего тянуть. Если удастся взять Иерусалим до подхода мамлюков или исламской армии из южной Аравии, то тыл армии окажется защищен от внезапного удара. Что немало.
Можно было бы, конечно, и отступить к Яффе, сняв осаду с Иерусалима. Но это означало для Дмитрия потерю славы – непобедимого воина. Этакого Гая Юлия Цезаря в глазах современников. Одно поражение или отступление могло испортить всю репутацию. Он не был готов к этому, да и его легионеры тоже. Они верили в своего Императора и доверяли ему всемерно. Кто добровольно пожертвует таким?
Однако, понимая, что над крестоносцами сгущаются тучи, легионеры с большим усердием продолжили привычно строить укрепленный лагерь в духе старой римской традиции. На новый лад, разумеется, хотя говорить о том Дмитрий никому не собирался. И надо отметить, что постройка укрепленного лагеря оказалась очень своевременная. Потому что ближе к обеду третьего дня, когда осадная артиллерия уже замолчала, к Иерусалиму вышли две армии мусульман.
Первую возглавлял атабек мамлюков Баркук, усидевший на своем посту, несмотря ни на что. Он привел с собой тысячу мамлюков, собранных практически со всего султаната, и свыше семнадцати тысяч прочего ополчения. Кого там только не было. Даже тысячу всадников на верблюдах от берберов ему удалось выцыганить для защиты веры. Поступки Дмитрия уж слишком сильным резонансом ударили по исламскому миру. Как в набат.
Вторую вел за собой полководец Измаила – султана Йемена. Там было всего пять тысяч легкой кавалерии, но ее боевой дух был выше всяких похвал.
Ну и третья армия сидела в Иерусалиме. Она хоть и пострадала во время обстрела города из пушек, но все еще насчитывала более семи тысяч человек. Совокупно выходило, что неполным пяти тысячам крестоносцев противостояло порядка тридцати тысяч мусульман, сильно озлобленных на Императора. Тут, конечно, нужно отметить, что у Дмитрия даже служба тыла была в полном стальном латинском доспехе и при оружии. Но ее боевые возможности были низкие. Сильно выше, конечно, чем у обычного ополчения, но до строевых легионеров они явно не дотягивали.
Ситуацию осложняло еще и то, что за день до подхода армии неприятеля, пришел гонец, который сообщил об осложнениях у графа Триполи и поддерживающих его госпитальеров. Османы вторглись в северные пределы графства, и ему приходится вести с ними борьбу. А сил у него там было немного…
Наблюдая за тем, как от конных масс египетской и йеменской армии отделились пышно одетые группы, направившись навстречу друг другу, Дмитрий приказал:
– Зарядить «Василиски», «Кракены» и «Единороги» картечными гранатами. Навести на пролом в стене. Он широкий. Удобный. Прекрасно подходит для быстрого выхода войск. Как только враг попытается там прорваться, давайте общий залп. Потом бейте всем, что потребуется. Ясно?
– Да, – кивнул командир сводного осадного парка.
– Поставить за гренадерами ящики с гранатами. Сразу за их порядками, чтобы пополнять подсумки было удобно и быстро.
– Есть, – кивнул интендант лагеря.
– Джон, Петр, вашей кавалерии нужно встать в центре. Прибережем ее для решающего удара. А вот пехоту готовьте к бою. Они станут за легионерами и поддержат там, где будет горячо. Надеюсь, вы не против такого решения?
– Отнюдь, – произнес Хоквуд, а король Кипра и Иерусалима молча кивнул, соглашаясь с этими словами.
– Ну и ладно. Ну как там? Договорились уже? – Спросил он сам у себя и, взойдя на бруствер большого редута, окружавшего весь лагерь, и прильнул к подзорной трубе. Мог бы, конечно, запросить и с воздушного шара диспозицию. Тот висел аккуратно посреди лагеря, обозревая все вокруг на многие километры. Но хотелось самому посмотреть.