Природа зверя Пенни Луиза
– Ты видишь это? – шепнул Бруно уже едва различимо; Курт не ответил – ответ был не нужен.
Глаза Хагнера, прежде светло-серые, потемнели, и расширившиеся зрачки сейчас отражали свет слабого пламени, точно крохотные зеркальца, напитавшиеся багровым. Едва явившаяся усмешка слетела с его губ, и мгновение тот сидел недвижимо, глядя прямо перед собой и не произнося ни звука.
– Господи… – выдавил парнишка, наконец, вздрогнув, и откинулся к стене, ударившись в нее затылком и зажмурившись. – Почему сегодня так… быстро…
– Началось, – впервые за последние полчаса разомкнула губы Амалия и прерывисто выдохнула, спрятав лицо в ладонях. – Боже мой, почему это происходит именно с ним!
Курт снова промолчал, не зная, чего сейчас хочется больше – отступить назад, подальше от творящегося перед ним существа, или шагнуть вперед, чтобы увидеть подробности никогда прежде не виданного действа.
Хагнер уже не говорил и не произносил вообще ни единого членораздельного звука. Он забился в связующих его путах; одеяло сползло с плеч, и явственно можно было различить, что каждая мышца, каждая жилка вытянулись, словно хорошо прилаженная тетива, и по бешеной пульсации вздувшейся на шее вены ясно было, что сердце колотится с неистовой скоростью, на пределе сил человеческих. Пальцы связанных у груди рук скорчились, точно у умирающего, и веревка впилась в кожу до крови, когда он напряг руки, силясь высвободиться.
– Уверена, что выдержит? – спросил Курт, и Амалия, не глядя на него, кивнула, все так же не отнимая ладоней от лица:
– Выдержит. Я все сделала, как надо, я… Помоги нам, Боже, Спаситель наш, ради славы имени Твоего… даруй крепость Твою рабу Твоему, и спаси сына рабы Твоей…
– Смотри, – по-прежнему едва слышно выговорил помощник, тронув его за рукав, и Курт все-таки чуть отступил назад.
Глаза Хагнера теперь были открыты и смотрели в потолок – яркие, светло-коричневые, словно свежеспиленный орешник; приподнятый подбородок выдвинулся дальше вместе с верхней челюстью, и от плотно стиснутых зубов послышался отчетливый мерзкий скрип. Плечи раздались вширь, а ребра словно стали въезжать одно в другое, смыкаясь над солнечным сплетением; скрюченные пальцы уже покрылись мелкими бурыми шерстинками, укоротившись вдвое и раздувшись, и настоящие звериные когти вцепились в кожу на груди, сдирая ее клочьями. Сухой хруст суставов и костей слышался в тихой комнате явственно, словно кто-то мял в руках хворост, и неведомая сила переламывала, перемалывала человеческое тело, кроя его по-своему. Кожа на выгнувшейся спине лопалась, в тот же миг зарастая новой, и на глазах, за мгновения, покрываясь все более густой, жесткой шерстью. Лицо уже не было лицом – это была морда зверя, уже вытянулись клыки – те самые, неправдоподобные, похожие на небольшие кинжалы и выпирающие над челюстями, клыки хищника, бродившего по земле до того, как ему подобных уничтожил Потоп. Еще два мгновения тот, кто был когда-то Максом Хагнером, корчился на досках пола, натягивая веревку, и вдруг наступила тишина, в которой было слышно лишь тяжелое, сорванное, частое собачье дыхание.
– Ну вот и все, – шепнула Амалия обессиленно.
– Около минуты, – отметил Курт. – Он сказал, что сегодня все происходит слишком быстро. Обыкновенно это дольше?
– Да, – безвыразительно отозвалась она, не глядя на него. – И мучительней.
– Ночь полной силы… Выходит, парень взрослеет. Началось все это в период полового созревания, и с возрастом сила крепнет. Все, как говорил Ян.
– Постой, – окликнул его Бруно, смотрящий на связанное существо ошарашенно. – Все это неважно, важно другое. Посмотри на него. Это…
– Я вижу, – оборвал Курт, все-таки подступив ближе, чтобы получше разглядеть.
Все это он видел в конюшне той, первой ночью – огромные лапы толще его руки, невероятно широкая грудная клетка и узкий таз, глубоко посаженные глаза, сейчас закрытые, жесткая, словно проволока, шерсть, чуть длинней на загривке; да, все это он уже видел. Вот только было одно «но».
– Это не он, – вздохнул Курт, обернувшись к Амалии. – Волк, убивший лошадей и того крестьянина – не твой сын.
Ее глаза округлились, заполнившись растерянностью и непониманием, губы приоткрылись, однако ни ответить, ни спросить что бы то ни было она не успела – внезапно, как-то разом очнувшийся зверь рявкнул, рванувшись с пола и хватанув пастью, и Курт отпрыгнул, едва не споткнувшись на ровных досках пола.
– Ах ты, зараза… – пробормотал он, скрывая запоздалый испуг, и отступил еще на шаг. – Ведь миг назад был в отрубе…
– Что вы такое сказали? – выговорила, наконец, Амалия, и он довольно неучтиво отмахнулся:
– Не сейчас.
– Я объясню, – примирительно предложил помощник, пока Курт, настороженно обходя кругом, снова приближался к зверю. Тот рычал глухо, на одной ноте, напрягшись в держащей его веревке, не пытаясь вырваться, но и не расслабляясь, и следил за его перемещениями одними глазами, не поворачивая головы. – Мы видели того волка, что был в конюшне, – продолжал помощник за его спиной. – Он был таким же – в точности; но он был больше. Намного больше. Почти вполовину. И, поверь, это не почудилось нам от неожиданности или страха – нет; это совершенно точно.
– И крестьянин… – начал Курт, зверь рыкнул при звуке его голоса и рванулся вперед; он отпрянул. – Крестьянин, – продолжил он чуть тише и монотонней, и рычание стало низким, перекатистым. – Крестьянин был убит не им, – договорил Курт, отступив от волка подальше. – Это я сказал бы, даже не видя того, первого: раны были нанесены челюстями побольше этих. Он детеныш. При всех его внушительных размерах и, наверное, немалой опасности, будь он свободен, он все еще волчонок. На грани взросления, этакий одногодок; а там поработал матерый волчара.
– То есть… – дрогнув голосом, с усилием произнесла Амалия, – то есть, вы хотите сказать, что Максимилиан…
– …никого не убивал, – кивнул Курт. – Ни бедных лошадок, ни, что важнее, человека. И твоя безумная затея уберечь его от подобных деяний, кажется, все еще имеет надежду на осуществление.
– Господи… – проронила она и, на сей раз не сдержавшись, всхлипнула, ткнувшись лицом в грудь стоящего рядом Бруно. – Господи, спасибо…
– Видишь, все будет в порядке, – ободряюще улыбнулся помощник, приобняв ее за плечо.
Связанный волк рванулся вперед, царапая доски когтями, едва не вздергивая себя с пола, зарычав уже не просто враждебно, а с откровенной угрозой; мышцы под шерстью напряглись, так что стало почти не видно впившейся в тело веревки.
– Ну-ка, отпусти ее, – повелел Курт, когда рык перешел почти в громовой перекат, разнесшийся под потолком пустой комнаты оглушительно в ночной тиши.
Помощник отвел руку, и Амалия отступила в сторону, косясь на зверя со смесью радости и страха. Рычание чуть стихло, однако горящие в полумраке ореховые глаза все так же смотрели на Бруно в упор.
– А теперь подойди к нему, – продолжил Курт, кивнув Амалии на собранного в комок волка.
– Ты с ума спятил? – проговорил помощник чуть слышно. – Для чего?
– Амалия, – повторил он, – подойди к нему. Осторожно и не слишком близко… Иди, не бойся. Поверь, я знаю, что делаю.
– Хорошо, майстер инквизитор… – словно вдруг переломившимся, высохшим голосом вымолвила она, приближаясь к созданию на полу бочком, крохотными незаметными шажками.
Волк повернул голову к Амалии, и та замерла на месте, смяв в сжавшихся кулаках полы платья и едва дыша сквозь поджатые губы; мгновение прошло в полной тишине – рык затих и прокатился снова, когда горящий взгляд сместился на других людей в комнате.
– Ближе, – скомандовал Курт, и Амалия шагнула вперед решительно, одним широким шагом. – Не так близко, стой… – начал он и умолк, когда рычание вновь затихло.
Ее ноги были в полушаге от пасти, могущей перекусить тонкие лодыжки двумя движениями, но зверь не шевелился.
– Сдается мне, я знаю, почему он не убегал, когда ты выпускала его, – почти шепотом подытожил Курт. – Как я уже сказал – он все еще волчонок; инстинкт даже в этом облике тянет его к тебе. Довольно, Амалия, мы выяснили, что хотели. Давай назад.
– Я могу до него дотронуться, – возразила она, и Курт нахмурился:
– Не искушай судьбу. Не хочешь же ты, чтобы первым человеком, которого он таки сожрет, была ты. Если он тебя хоть поцарапает, хоть бы и ненамеренно – нанесешь парню душевную рану на всю жизнь… Давай назад, Амалия, без глупостей.
Она помедлила, глядя на зверя у своих ног с сомнением, и нехотя отступила в сторону. Взгляд горящих глаз сместился следом за ней, но рычания не последовало.
– Он провел подле тебя два года, – продолжил Курт, стараясь не повышать голоса. – Даже если человечьи и звериные инстинкты и пытались спорить меж собою – он уже попросту привык к тебе. Думаю, в будущем вас не следует разлучать какое-то время. Это может помочь – и нам, и ему.
– Какое-то время? – переспросила Амалия растерянно, и он вздохнул:
– В одном Ян был неоспоримо прав: пора бы уже понемногу сбавлять свою опеку. Когда мы сумеем отсюда выбраться, и Максом займутся те, кто сможет помочь ему освоиться – тебе уже не надо будет прятаться, скрываться вместе с ним, трястись за него; он будет в безопасности, под присмотром, а главное при деле… Дети взрослеют, Амалия. Это непреложный закон природы. Взрослеют и уходят в свою жизнь; ведь ты не думала, что будешь при нем до старости.
– Я… – выговорила Амалия с усилием, запнувшись. – Я ни о чем больше не думала, кроме него. Ничего больше в моей жизни не было, и я просто не могла себе вообразить, как это – когда его не будет рядом со мною… И не знаю, что делать, когда вы его заберете у меня…
– Заняться собственной судьбой. Ты, Бог дал, еще не древняя старуха, и впереди у тебя еще полжизни. И, к слову, разлучать на веки вечные вас никто не намеревается: будете видеться, когда вам будет угодно, попросту в прочее время ему лучше быть наедине с его будущими наставниками. Неотлучная мать при парне в таком возрасте – согласись, нездорово.
– Как скажете, майстер инквизитор, – кивнула она с готовностью. – Я сделаю так, как для него лучше.
– Однако все это дело дальнее, – заметил Курт недовольно, косясь на притихшего волка на полу. – Для того, чтобы это стало реальным, надо выбраться из этого трактира, а мы не можем этого сделать – за стенами метель и, как это ни невероятно, еще один оборотень.
– Как такое может быть? – с сомнением качнул головой Бруно. – Совершенно случайно в трактире у дороги собрались два конгрегата и охотник – это можно допустить. Но чтобы столь же случайно в том же самом месте обнаружились разом два ликантропа… Что-то тут нечисто. Голова, часом, не побаливает?
– Нет. Пухнет – это да, но не болит. Слишком незнакомая ситуация, слишком чуждая тема.
– Вы нездоровы, майстер инквизитор? – робко поинтересовалась Амалия, и Курт снова вздохнул:
– Причуды моего организма. Если где-то там, в глубине рассудка, я отметил какую-то нестыковку или факт, который не могу сам себе объяснить, если отметил, но не смог пока осмыслить явно – у меня начинает болеть голова. Сейчас на подсказки подспудных решений моего разума полагаться не приходится. Я слишком мало знаю о том, что связано с подобными существами, о том, что логично и само собой разумеется, а что ненормально применительно к обстоятельствам, посему вряд ли смогу сделать четкие выводы – сознательно или нет. Слишком большой недостаток информации, а вытянуть что-то из Яна довольно сложно. От внятных ответов его постоянно сносит в сторону… Но – да, даже при всем том ясно, как Божий день, что положение сложилось странное. Две уличных кошки в одном переулке – и то увидишь нечасто, а такие, как Макс, я так мыслю, тем паче не бродят по Германии стаями.
– Бродят, если верить Яну, – возразил помощник. – «Они собрались в стаю» – помнишь? Что-то происходит в их среде.
– Однако же здесь не стая. Здесь один – снаружи, и второй – внутри, и к их стае он никакого отношения не имеет.
– И что же – впрямь совпадение?
– Пока не знаю. Есть пара мыслей, но… сейчас остерегусь делать выводы. Больше всего меня смущает другой вопрос: если все эти ночи Макс бродил за стенами, за которыми в это же время разгуливал и наш сосед, почему парень все еще здесь? Почему не загрызен конкурентом по территории или, если в них существует некая видовая общность, почему его не сманили уйти от людей? Не может же быть так, что они там не повстречались.
– Держит мать? – нерешительно предположил Бруно. – Ты сам сказал – он еще детеныш. Сманивали, да не пошел.
– Как вариант, – столь же неуверенно согласился Курт, снова бросив взгляд на связанного зверя.
Тот примолк, уже не рыча и не пытаясь высвободиться, устроившись, как есть, и положив голову на связанные под мордой лапы – судя по всему, к такому положению он и впрямь уже привык за долгие два года, и сегодня только присутствие лишних людей рядом растравило в нем ожесточение. Привыкает ведь, как известно, и собака к палке… Или же в Максе Хагнере мало-помалу начало уже проступать то самое устроение двух сущностей по соседству друг с другом, естественное, как утверждал охотник, с возрастом и усиленное срединной ночью полнолуния? Как знать, возможно, завтра поутру он даже вспомнит кое-что из происходящего в этой тесной комнатушке…
– Это его обыкновенное поведение? – уточнил Курт, обернувшись к Амалии. – Такое спокойствие, я разумею.
– В последнее время да, – подтвердила она тихо. – Наверное, просто уже привык. Поначалу он рвался из веревок на всем протяжении ночи, а однажды даже порвал. Тогда мы купили эту – подороже, покрепче… Но теперь он стал спокойнее. Как думаете, майстер инквизитор, – спросила она с надеждой, – быть может, это означает, что он начинает входить в разум? Ведь тот охотник сказал, что это случится рано или поздно.
– Будем надеяться, – неопределенно отозвался Курт.
Задать вопроса о том, как давно Хагнер стал столь терпимо относиться к своему положению, он не успел – сквозь уже привычный шорох сухого снега о стены и ставни откуда-то издалека, приглушенный воем метели, донесся перекатистый грохот, точно бы где-то там, за задней стеной, обвалился невысокий бревенчатый дом. Мгновение в комнате висела тишина; волк на полу приподнял голову со связанных лап, выставив торчком острые уши и напрягшись.
– Что это было? – шепотом спросила Амалия, и Курт, встряхнувшись, отмахнулся:
– Неважно, но что бы ни было – это явно не в порядке вещей, а стало быть, сейчас Ян помчится в нашу комнату, чтобы нас разбудить. А нас там нет… Бруно, живо вниз. Отвлеки, задержи, заболтай, сделай что угодно, только не пускай его на второй этаж. Амалия, – продолжил он, когда помощник, коротко кивнув, выскользнул за дверь, – теперь ты. Я могу оставить тебя с ним наедине в запертой комнате?
– Не в первый раз, ведь я говорила… Что происходит, майстер инквизитор? – сама себя оборвала она, нервно обернувшись на окно. – Что это было?
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Курт честно, отступая к двери. – Я вернусь, когда все разрешится, что бы там ни началось… Сидите здесь, ни движения, ни звука. И надеюсь, что Максу не придет в голову взвыть – вот тогда начнется подлинное светопреставление.
Глава 10
Ван Ален и Бруно, когда он спустился, стояли у окон, на ночь забранных ставнями, и вслушивались в метель. На Курта охотник обернулся мельком, вновь отвернувшись и склонившись к окну.
– Вы оба вовсе не ложились, что ли? – без особенного интереса осведомился он.
– Бессонница, – коротко отозвался Курт, остановившись подле него, и вопросительно кивнул в сторону задней стены: – Что это было? Откуда грохот?
– Если не ошибаюсь, от дровяного сарая.
– Бревна, – сопоставив слова Ван Алена с раскатистым громыханием, уверенно предположил Курт. – Обрушилась кладка бревен. Зачем ему понадобилось лезть туда?
– А если допустить обыкновенную бытовую невезуху? – нерешительно предположил помощник. – Что-то треснуло от мороза, одно бревнышко покосилось, и поехали остальные… Ну, к чему волку дрова?
– Может, он решил покойничка сперва прожарить? – хмыкнул охотник. – Мороженое мясо не всякому по вкусу… Надо поднять нашего благочестивого трактирщика – вдруг он нам скажет, что у него там бревен двадцать держала пара гнилых колышков, и он этого обрушения ожидал со дня на день. С другой стороны, если что-то и впрямь происходит, лишний человек не помешает.
– Бруно, – бросил Курт, и помощник, кивнув, метнулся по лестнице бегом.
– Тишина, – отметил Ван Ален напряженно, отступив от окна. – А это как раз то, что мне не нравится больше всего. Прежде он выл, а последние две ночи – молчание. К чему б это? Почему воют волки – я знаю, а для чего это делать вервольфу в полном разумении? Не развлечения же ради. Или для того, чтобы лишний раз припугнуть жертву, то бишь, нас, или… В любом случае, ничего хорошего.
Или же это были попытки договориться с тем щенком, что прежде бродил под стенами, а нынешней ночью отчего-то не появился, договорил Курт мысленно, пытаясь прислушаться к тому, что происходит там, в дальней комнате. На втором этаже, кажется, царила тишина, если не считать возбужденных голосов Бруно и трактирщика. Похоже, с обязанностями надзирателя Амалия Хагнер пока справлялась…
От звука, донесшегося из-за плотной ставни, Ван Ален подпрыгнул, развернувшись к окну рывком.
– Что за… – начал он, осекшись, и отступил назад, вслушиваясь в шуршание метели снаружи. – Что за бред…
– Рычание, – отметил очевидное Курт, и охотник зло отмахнулся:
– Знаю, представь себе. Только, поверь многолетнему опыту, это не рычание волка. Такие звуки издают те твари, что пониже полетом.
– Вот так вот сразу, за мгновение, определил так уверенно?
– И ты б определил тоже, если б наслушался с моё. У них разные голоса, совершенно друг на друга не похожие. Эти порыкивают так… мерзко. Не по-звериному как-то.
– Иными словами, случилось то, что ты пророчил – он здесь с приятелем?
– Хотелось бы верить, что у меня попросту проблемы со слухом от чрезмерного напряжения, но вера никогда не была моей сильной стороной. А невообразимое количество совпадений во всем этом и вовсе бьет по мозгам. Инквизиторы и охотник в одном месте, вервольф и метель, из-за которой от него не уйти, а если еще и его сородич, внезапно явившийся на поддержку ему в такую ночь…
А если прибавить ко всему перечисленному и еще одного оборотня довольно редкой разновидности, что сейчас лежит связанным в комнате наверху, снова мысленно продолжил Курт, ситуация станет выглядеть куда более занятной.
– Что бы там ни было, – с нервозной ухмылкой отметил Ван Ален, – я оказался прав: он зашевелился в первой половине ночи.
– Они, – поправил Курт многозначительно. – Ибо, как я понял из твоих слов, здесь собрались ликантропы двух разновидностей. Или это для них типично?
– Для них нетипично вообще собираться вместе. Эти ребята предпочитают одиночество – так безопаснее.
– Я предпочитаю шницели, – возразил он, – однако склонен также отведать курицы с морковкой или пару кренделей. Это слово ты употребил необдуманно, или оно имеет свой прямой смысл, id est – бывают исключения?
– Бывают. Попадаются и стаи – как правило, это одна семья или семья плюс друзья членов семьи, к примеру – сучка сына или что-то в таком роде. Но это редкость.
– Быть может, сейчас именно тот случай?
Ответа Курт не услышал – подле самой двери снова послышался тот самый рык, и впрямь заметно отличавшийся от звериного голоса, что довелось слышать прежде, словно пьяный дюжий грузчик спросонок попытался установить контакт с внешним миром. В толстые доски что-то стукнуло, рычание повторилось, и ему отозвалось другое – то, что слышалось от Макса Хагнера и того создания в стойлах. Вороная кобылица, о существовании которой Курт уже почти забыл, забилась в своей тесной кладовке, грохоча копытами по полу и зло фырча, точно переполненный кипящим варевом котел.
– Давай лекции на потом, а? – со злостью отмахнулся Ван Ален. – Ни малейшего представления, что тут творится и что они задумали, одно ясно: твари они назойливые и сегодня намерены добиться своего. Они хотят войти сюда, и это сейчас все, что тебя должно интересовать, плевать, в каком составе и почему.
– Логика есть, – согласился Курт, обернувшись к помощнику, за которым, едва передвигая ноги, тащился Альфред Велле, на ходу закутываясь в потрепанную стеганку. – В дровяном сарае есть бревенная кладка? – спросил он, не дав трактирщику раскрыть рта, и тот, непонимающе хлопнув глазами, кивнул:
– Да, имеется… Что случилось?
От вновь прозвучавшего рыка Велле подпрыгнул на месте, отшатнувшись от двери, в которую миг спустя шарахнуло что-то тяжелое и крепкое.
– Бревно, – определил Бруно то, что и без того стало ясно; не вполне цензурный ответ охотника заглушил следующий удар, уже сильнее и напористей, и удары последовали один за другим – мерные и какие-то неуместно спокойные.
– Что ж это… – испуганно пробормотал трактирщик, продолжая пятиться от двери. – Как же это волк такое может, майстер инквизитор?..
– Будить всех, – повысил голос Ван Ален, перекрывая грохот. – И твоего сына, и господина бродячего рыцаря, и этого любителя девиц, и торгаша, да и маменькиного сынка тоже.
– Макса не трогай, – воспретил Бруно. – Я у него был – парень лежит пластом. Толку с него никакого.
– Бегом! – прикрикнул охотник, когда Велле так и продолжил стоять, глядя на дверь расширившимися глазами, и трактирщик, наконец, сорвался с места, кинувшись исполнять указание буквально. – Их по меньшей мере трое, – сообщил Ван Ален раздраженно. – Волк, прав наш хозяин, рук не имеет, а один нижестоящий урод бревнб не удержит – в таком положении, чтоб вот так долбить двери. Стало быть, этих двое.
– По меньшей мере, – повторил Бруно и, не услышав ненужного ответа, качнул головой: – Что ж их так сюда тянет? Попросту устроить охоту в тихом местечке – уж больно сложные для этого условия, выходит себе дороже.
– Поди спроси их, – предложил охотник, поморщившись при очередном ударе, и отступил от двери, критически оглядывая доски. – Должно выдержать, как полагаешь?
– В одном владельцу не откажешь, – согласился Курт. – В рассудительности и деловой дальновидности – перестроил он немногое. Это бывший охранный пост, и все здесь рассчитано на долгое противостояние; держаться можно долго.
Ван Ален скептически покривился, однако вслух не возразил, оглядывая трапезный зал. Лестница, уводящая ко второму этажу, заворачивала также в обе стороны, идя вдоль стен почти под самым потолком, образуя узкую галерею. Над дверью галерея сходилась в чуть расширенную площадку перед двумя бойницами, чьи узкие щели сейчас были, как и все окна, забраны толстыми ставнями.
– Я поднял сына, – сообщил трактирщик, явившись на верхней площадке лестницы и, спотыкаясь, поспешил вниз. – Он разбудит остальных. Я могу сделать что-то еще?
– Можешь, – отозвался Курт, кивнув наверх. – Ставни на бойницах открываются или вмурованы намертво?
– Открываются, майстер инквизитор; все ж одинокий трактир на пустой дороге, всякие люди шляются. Вдруг какая ситуация, и надо будет разглядеть, что или кто там у порога, а дверь не открыть.
– Ситуация, – согласился Ван Ален, – и еще какая. Сколько масла в твоих запасах?
– Пара бочек о десятке ведер, одна початая; а что?
– Ведро сюда, – распорядился охотник, – и поживей. Что такое? – нахмурился он, когда Велле застыл на месте, поджав губы. – Брось корчить жмота, Альфред, или завтра вполне может оказаться так, что к утру скряжничать будет уже некому.
– А он прав, – заметил Бруно, и, когда охотник обернулся, устремив на него гневный взгляд, пояснил: – Неведомо, что сейчас начнется, сколько их там и что они задумали, что придумают после, сколько нам доведется здесь заседать… Пары бочек может и не хватить.
– Кипяток, конечно, тоже сошел бы, вот только котел будет закипать не менее получаса. Предлагаешь плевать в потолок, пока они будут долбиться? Все, что сейчас есть в нашем активе – вылитое на них масло и брошенная вслед головня; кроме того, ожоги от горячей воды на них затянутся за какие-то минуты, а горящее на шкуре масло – вот это куда серьезней. О смоле я уж и не мечтаю… Неси, – повторил Ван Ален требовательно, снова повысив голос. – Масло и пяток пустых горшков. И быстро.
– И, – добавил Курт уже в спину трактирщику, – не то дерьмо, что ты льешь нам в светильники. Нечего делать оскорбленную физиономию, – осек он, когда Велле обернулся, приостановившись. – Светильники чадят упаси Боже как – стало быть, масло там ты разбавляешь, не знаю, какими субстанциями. Сейчас на кону твоя шкура, посему не скупись и неси чистое; чистейшее, какое есть. Это – понятно?
– А никто не хочет подняться к бойницам и взглянуть, что там происходит? – нервозно морщась при каждом стуке, поинтересовался Бруно. – Что-то вы больно спокойны для сложившихся обстоятельств.
– А ты что-то больно зациклен на том, чтобы мы рвали на себе волосы или носились по всему трактиру, распугивая постояльцев, – отозвался охотник. – Что там происходит, мы знаем и без того: твари под руководством одной из них долбятся в нашу дверь. Оттого, что мы узрим это воочию, легче не станет.
– А узнать, сколько именно тварей? Никому не интересно?
– Когда будем готовы к обороне, – кивнул Ван Ален, сунув в очаг несколько расщепленных вдоль полешек, и повернул их, давая огню обнять сухое дерево. – Сейчас есть немалая вероятность того, что на эти две бойницы они попросту не обратили внимания – в такой метели, на темной стене такие узкие отверстия можно было даже и не заметить. Или полагают, что они заделаны напрочь. Или просто не ожидают, что мы что-то можем сделать; неважно, но, если мы начнем высовываться, тварям уж точно станет ясно, что мы намерены как-то им ответить. При учете того, что мы остались без арбалета, даже такой крохотный элемент неожиданности – уже немало для нас. Пока дверь держится, и держаться она будет долго; когда наш хозяин вернется с маслом, мы их от этой двери отвадим, большее же пока не в наших силах.
– Один арбалет все же есть, – возразил помощник, и Курт качнул головой:
– Дюжина зарядов, Бруно. Это весь мой запас, помнишь? Один утащил в себе тот, из конюшни; теперь одиннадцать. Если промажу – выйти и подобрать их мы не сможем, даже днем: в таком снегу их найдут только весной. Если попаду, но лишь раню – заряды точно так же сгинут: раненые убегут с ними в теле. Кроме того, для них мои стрелы – что для меня спицы… Мой арбалет – на крайние случаи.
От грома, раздавшегося из-за закрытой двери кухни, помощник подпрыгнул, вороная Импала в своей кладовой снова заколотила копытами, а Курт мимовольно схватился за приклад, попятившись.
– На такой случай? – уточнил Бруно напряженно, пытаясь перекрыть грохотание дерева, доносящееся теперь с двух сторон. – Они долбятся в обе двери; сколько ж их тогда?
– Кроме нашего старого знакомого, четверо, не меньше, – уже не столь спокойно, как прежде, отозвался Ван Ален. – Вляпались всерьез.
– Вторая дверь…
– …укреплена не хуже, – ответил Курт, не дав спросить. – Я осматривал. Окованные доски, кованый засов, широкие петли; а теперь еще и замук. Вот только бойниц или иных способов оборонить подступ к ней нет. То ли эту часть башни хозяин все-таки переделал, то ли (и хотелось бы надеяться именно на это) есть подходы не столь очевидные, какое-нибудь окошко на втором этаже или что-то в этом роде.
– Что здесь происходит? – донесся сверху зажавшийся, точно заяц под дождем, голос, и Ван Ален рывком обернулся на Марию Дишер, стоящую на верхней ступени лестницы.
– Уходи в комнату, – потребовал он строго, однако девушка осталась на месте, огромными полными ужаса глазами глядя на собравшихся внизу.
– Что происходит, Ян? – переспросила она едва слышно. – Это не может быть волк, ведь так? Что… кто это?
– Уходи, – повторил охотник. – Запри дверь и сиди там; до окон твари не доберутся – высоко, а стены голые.
– Твари?.. – переспросила Мария, все так же не двигаясь, только колени дрогнули, норовя подогнуться. – То есть… он не один? Их много? Сколько?
– Пожалуйста, уходи, – снова попросил Ван Ален, и Курт тронул помощника за локоть, молча кивнув в сторону замершей на лестнице девушки.
– И передай Амалии, пусть сидят в комнате, – добавил он вслед, когда Бруно, осторожно, но настойчиво потянув Марию за рукав, увел ее прочь. – Ни к чему здесь визжащие дамочки и чахлые дитятки.
– Что происходит? – вновь прозвучало сверху, и Ван Ален, бросив раздраженный взгляд на спешащих по ступеням рыцаря и торговца, зло отозвался:
– Карнавал! Праздник по случаю полнолунной ночи в этом трактире. Решили вот всех созвать, дабы никто не пропустил главное, а именно – почетных гостей в наряде волка… Что еще может происходить, по-вашему?!
– Думаю, – нерешительно пояснил Феликс, – господин рыцарь подразумевал, что именно сейчас… О, Господи, – сам себя оборвал он, остановясь, лишь теперь осознав, что слышит. – Что происходит?
– Если кто-то задаст этот вопрос еще хотя бы один раз, я начну беситься, – пригрозил охотник и, увидев на верхней ступени полусонного и полуодетого Карла Штефана, призывно махнул рукой: – Спускайся. Разъясню сразу всем, чтоб не повторять по двадцать раз.
– А что происходит? – уточнил тот, не двинувшись с места, озираясь на обе двери, содрогающиеся под мощными ударами.
– Он это все-таки сказал, – заметил Курт, и Ван Ален рявкнул, притопнув ногой по полу:
– Вниз, я сказал, трусло непотребное!.. Итак, – продолжил охотник, когда парень медленно, ступенька за ступенькой, все-таки начал спускаться в трапезный зал. – Ситуация следующая. Кроме той зверюги, о которой мы уже знаем, за стенами появились еще несколько. По моим подсчетам – четверо, и это самое меньшее. Те твари не такие, как он – они здоровенные, когтистые, ходят на двух лапах и имеют вполне похожие на наши руки, то есть, могут открывать двери, хватать, что захотят, и брать ими всевозможные предметы. Сейчас они взяли бревна, коими пытаются выбить двери. Теперь – понятно, что происходит?
– И что мы будем делать? – хмуро уточнил фон Зайденберг; охотник махнул рукой в сторону подсобной двери, где скрылся трактирщик:
– Папаша Велле, если он там не заснул, принесет масло и порожние вместилища, в которые мы его разольем. К бойнице поднимутся двое: один бросит горшок с маслом, другой – огня. Если нам повезет, мы надолго отвадим их хотя бы от мысли долбиться в дверь, а это даст нам передышку и время подумать над дальнейшими планами. Еще вопросы?
– А двери во все это время выдержат? – поинтересовался Карл Штефан опасливо, и Ван Ален изобразил приветливую улыбку:
– Выдержат, храбрец, не писай.
– Масло, – сообщил трактирщик, грохнув на пол налитое почти до краев ведро, в которое посматривал с нескрываемой тоской, и кивнул на сына, груженного глиняной посудой всеразличного калибра: – Горшки, уж какие нашел.
– Разливать, – скомандовал Ван Ален, подтолкнув неудачливого ухажера в спину: – Уж с этой работой, думаю, ты справишься. Умеешь же ты хоть что-то делать руками?
– Есть окна над второй дверью? – спросил Курт, отвлекши владельца от созерцания масляной поверхности, и тот кивнул, неопределенно махнув рукой назад и вверх:
– Есть, со второго этажа, там вдалеке малая комнатка, и окно из нее прямиком над порогом, если ставню снять. Я ею обыкновенно не пользуюсь, в крайних только случаях…
– И не пользуйся, воспользуюсь я, – кивнул Курт, пытаясь даже не думать о том, что будет, если оборонять дверь черного выхода вызовется Ван Ален. Малая комнатка вдалеке сейчас была занята не совсем запланированными постояльцами, и встреча с ловцом потусторонних созданий в их планы уж точно не входила. – Давай так, – пытаясь не дать охотнику времени на обдумывание его слов и возможные споры, распорядился он. – Мы с Бруно берем на себя запасную дверь, на всех вас остается главный вход: здесь народу требуется больше – кроме двери, в этом зале есть еще и окна.
– Слишком мелкие для них, не пролезут, – возразил охотник, однако, кивнув: – Но в целом ты прав – там достаточно и пары человек… Говнюк криворукий! – ругнулся он, когда разливаемое в один из горшков масло плеснуло на пол, и Карл Штефан отозвался, не поворачивая к нему головы:
– Горлышко узкое. Делай сам, если не нравится.
– Я велел женщинам сидеть в комнатах, – сообщил вновь явившийся Бруно; Курт кивнул в сторону очага:
– Возьмешь огня и поднимешься со мной на второй этаж – окно, выходящее ко второй двери, там.
Помощник скосился в сторону кухни, смерив взглядом расстояние от не видимого отсюда входа до коридора позади себя, и распрямился, словно внезапно получив удар в спину. Ван Ален, увлеченный перебранкой с отвергнутым возлюбленным Марии, внимания на это не обратил, и Курт исподтишка погрозил Бруно кулаком, призывая к выдержанности.
– Понял, – отозвался помощник, торопливо пройдя к очагу, и с неподдельным интересом оглядел вложенные в очаг заготовки будущих огнеметных снарядов.
– Готово, – объявил Карл Штефан, отступив назад от четырех наполненных маслом приземистых горшочков. – Закрыть?
– Незачем, – возразил Ван Ален. – Так даже лучше.
Очередной удар в дальнюю дверь прозвучал громче прежнего, до слуха донесся отчетливый короткий хруст дерева, и охотник замахал рукой, повысив голос:
– Всё! По местам, по местам, иначе завтракать в этом трактире нам уже не придется – сегодня в нем поужинают. Живо, все! Так; ты – бери масло…
Дальнейшие распоряжения его уже не касались и не интересовали, посему Курт, осторожно взяв два сосуда, залитых по наружным стенкам и оттого жирных и скользких, двинулся по лестнице вверх. Бруно, несущий три сымпровизированных охотником факела, нагнал его уже в коридоре.
– Это же та самая комната! – шепотом выговорил он, оглядываясь назад. – Где Макс!
– Я в курсе, – кивнул Курт, отодвигаясь от огня в руках помощника.
– А если кто-то из них войдет, чтобы справиться, как у нас дела?
– Да, им как раз больше нечем заняться. Смотри лучше под ноги.
– Я ведь говорил – опасно оставлять его здесь на ночь! И я оказался прав!
– Конечно, гораздо лучше было б, если б там, вместе со всей этой кодлой, был и Макс тоже, – согласился Курт, поставив горшки на пол и отпирая дверь в комнату. – Пусть не смог один сородич, но уж такой-то consilium точно уговорил бы его влиться в счастливую ликантропью семью… Не разводи панику, Бруно, и возрадуйся тому, что моя хваленая интуиция в очередной раз оказалась на высоте: именно этой ночью парню совершенно нечего было делать снаружи.
– Майстер инквизитор! – встрепенулась Амалия, шагнув им навстречу, и замерла, глядя на то, что было в их руках. – Что происходит?
– Девиз нынешней ночи, – хмуро усмехнулся Курт, прошагав к окну и установив сосуды с маслом подле него. – Вопрос, задаваемый человечеством на всем времени его существования.
– Что?.. – проронила она растерянно.
Связанный волк у стены взрыкнул, увидев огонь, и вздыбил шерсть на загривке, норовя то ли отодвинуться, то ли подняться, и Бруно обошел его сторонкой, тщась загородить горящее дерево спиной.
– Зверь, убивший того крестьянина и лошадей, – пояснил помощник, глядя, как Курт острием кинжала поддевает раму окна. – Здесь он и несколько его сородичей.
– Ведь это таран, – уверенно произнесла Амалия. – Я же слышу – кто-то пытается выбить двери. Как же так могут волки?
– Волки не могут, – согласился Курт, налегши на рукоять всем телом. – Люди могут. А люди-волки могут и не такое.
Рама хрустнула, выскочив из проема вместе со смоленой паклей, и он подхватил ее у самого пола, отставив в сторону. Навстречу устремился ветер, замешанный на густой снежной крошке, в и без того не теплой комнате вмиг стало морозно, словно на открытом крыльце, и грохот ударов зазвучал теперь близко и громоподобно.
– Что вы намерены делать? – напряженно спросила Амалия; Курт не ответил, отступив в сторону от окна, прижавшись к стене, дабы убрать лицо от бьющего в глаза снега и не быть видным снаружи.
Снаружи царил мрак, свитый метелью в плотную завесу, и даже давняя привычка к темноте не помогала разглядеть, что творится под самым носом, у порога двери черного входа, лишь едва можно было заметить, как живет и копошится темнота там, внизу и чуть правее окна.
– Видишь? – уточнил Курт, когда помощник, держа огонь подальше от его лица, выглянул тоже, щурясь от летящего встречь снега. – Будь готов. Бросаю, отступаю, бросаешь ты. Мне проще – хоть куда-нибудь, но я попаду, а ты будь внимательней. Учти ветер; дерево довольно легкое, не промажь, попыток у тебя немного. При первом же промахе они разбегутся. Это – понятно?
– Постараюсь.
– Что вы… – начала Амалия снова и тихо взвизгнула, когда из-за закрытой двери и из разверстого окна ворвался оглушительный рев, не человеческий и не звериный, перешедший в вой, которому отозвался чей-то торжествующий гик – там, у главного входа, задуманное охотником явно прошло удачно.
– Зараза, – ожесточенно проронил Курт, злясь на себя за промедление, и, попытавшись прицелиться в сгустки тьмы внизу, метнул скользкие от масла сосуды один за другим, отскочив от проема в сторону.
Горящее дерево помощник швырнул, широко размахнувшись, всё разом; Курт успел увидеть, как один огонек, кувыркнувшись в воздухе, исчез где-то в стороне, утонув в сугробе, а два других, ткнувшись во внезапно застывшие темные силуэты, медленно, словно бы нехотя, разлились радужным пламенем. Пронзительный визг взрезал слух, как нож, тени внизу метнулись, столкнувшись, объявший их огонь стал гуще и ярче, и тогда Курт сумел разглядеть то, что до сего мгновения укрывали ночь и буран – темные тела, не похожие ни на волка, ни на человека, словно неведомый создатель вздумал слепить из венца творения лесного зверя, но кто-то прервал его труд на середине, не дав закончить работу. Их было четверо, огромных, похожих на сутулых тощих медведей с вытянувшимися мордами; один, оскалившись и поджавшись, втиснулся в сугроб чуть в стороне, глядя на своих сородичей, чья залитая маслом шкура пламенела в белесой мгле в трех шагах от него – те метались на маленьком утоптанном пятачке перед дверью, бессмысленно и беспорядочно размахивая лапами.
Рычание, вдруг донесшееся издали, перекрыло вой и ветра, и тварей у порога – рычание ожесточенное, раздраженное, и темные горящие тела запрокинулись в сугроб, сбивая о снег пламя, и через несколько мгновений вокруг вновь воцарилась тьма, из которой несся уже не рев, а жалобный, болезненный скулеж. Курт всмотрелся, но теперь глаза, ослепленные вспышками, видеть сквозь мрак отказывались вовсе.
– Готов спорить, это наш вышестоящий приятель, – отметил он, отвернувшись и отступив от окна. – Они то ли еще слишком тупы, чтобы самим додуматься затушить горящий огонь о снег, то ли попросту опешили с перепугу; а он, судя по всему, сейчас им приказал это сделать. Похоже на то, что он с ними разговаривает… Любопытно, а обычные волки могут так?
– Что же это теперь будет? – в ужасе выговорила Амалия. – Ведь это… это жутко! То, что здесь было – это страшно! Как вы можете быть таким спокойным, майстер инквизитор!
– Почему всем вокруг не терпится увидеть меня в панике?.. Это было и впрямь неприятно, – согласился Курт и, бросив последний бесполезный взгляд в окно, вздохнул, подняв раму и вставив ее обратно. – Неприятно то, что их много и один остался невредим. Надеюсь, у Яна дела лучше… А Макс умный парень, даже сейчас он сообразил, как себя вести, – отметил он, кивнув на связанного зверя у стены, что лежал, притихнув, прижав к лапам голову и не издавая ни звука. – Чует, что пахнет жареным, и лучше не дергаться.
Амалия застыла, растерянно переводя глаза с него на сына, явно не понимая, надлежит ли расценивать его слова как похвалу; Бруно вздохнул.
– Макс молодец, – кивнул помощник, исподволь бросив недовольный взгляд на свое начальство. – И ты тоже. Держись. Половина ночи позади, и скоро все закончится.
– До следующей ночи, – возразила она с тоской. – Не знаю, как я смогу это выдержать… Ведь теперь я не смогу выпустить его наружу, как прежде – там эти существа, и вот так держать его ночами здесь опасно тоже – там, внизу, этот человек… Он не раз говорил, что убьет оборотня на месте, когда изобличит его, и что же станется, если он сюда войдет?
– Не войдет, – возразил Курт, рукоятью вбив раму окна поглубже в проем, и отступил, оглядывая результат своих трудов. – Но если даже и так – я обещал Максу защиту, а значит, в обиду не дам.
– Не поднимете же вы руку на человека! – довольно неуверенно возразил Амалия и запнулась, когда он передернул плечами. – Я просто буду молиться, чтобы беда миновала.
– Поможет скоротать время до утра, – одобрил Курт, подтолкнув помощника к двери. – Идем-ка, не то, в самом деле, как бы не взбрело ему в голову заглянуть сюда. Это и впрямь было бы неуместно.
Ван Ален от мысли о том, чтобы разгуливать по комнатам, был далек – все его внимание было поглощено темнотой по ту сторону двух бойниц; темнота отзывалась свистом метели, сквозь который прорывалось далекое рычание, то злобное, то болезненное. Здесь ветер дул вскользь, пронося снежную крошку мимо, и охотник стоял вплотную к бойницам, почти вывесившись наружу.
– Что ты там надеешься увидеть? – уже не в первый раз, судя по унылому тону, выговорил Карл Штефан, зябко обхватив себя за плечи и сместившись к самому очагу. – Темень – глаз выколи… Майстер инквизитор, скажите ему – пусть закроет, наконец. Дует.
– Сколько было у тебя? – никак на его слова не ответив, спросил Ван Ален, не оборачиваясь.
– Четверо.
– И здесь трое, – хмуро сообщил охотник, все так же глядя в темноту. – Семеро. И вожак. Восемь… Скольких удалось задеть?
– Один уцелел.
– Неплохо, – кивнул Ван Ален и, вздохнув, развернулся, спустившись с галереи в зал. – Закрой, – приказал он, кивнув неудачливому возлюбленному, и тот возмущенно вскинул голову:
Читать бесплатно другие книги:
