Конец вечности Азимов Айзек

— Не думаю, что кто-нибудь знает ответ.

— А разве никак нельзя изменить это?

— Видишь ли, начиная с 70000-го и дальше… — начал было Харлен и осекся. — Послушай, ну его к Времени. Давай сменим тему.

Если и была тема, к которой Вечные относились бы с суеверным страхом, так это Скрытые Столетия, период между 70000-м и 150000-м. Об этом редко заходил разговор. Своими скромными познаниями Харлен был обязан лишь тесному общению с Твисселом. Наверняка известно было только то, что ни в одном из этих Столетий Вечные не могли проникнуть во Время. Двери между Вечностью и Временем были непроницаемы. Почему? Никто не знал.

Из случайных замечаний Твиссела Харлен мог заключить, что делались попытки совершить Изменения Реальности в Столетиях, предваряющих 70000-е, но без результатов Наблюдений в последующих веках на это никто не решился.

Твиссел как-то сказал с усмешкой:

— Когда-нибудь мы доберемся и до них. А пока нам вполне хватает забот с семьюдесятью тысячами Столетий.

Это прозвучало не слишком убедительно.

— А что произошло с Вечностью после 150000-го? — Харлен вздохнул. Купер, похоже, не собирался менять тему разговора.

— Ничего не произошло, — ответил он. — Сектора есть и там, но после 70000-го в них никто не живет. Сектора тянутся на миллионы Столетий, пока не исчезнет всякая жизнь на Земле, и после этого, пока Солнце не вспыхнет, как Новая, и даже после этого. Вечности нет конца. Потому она и называется Вечностью.

— Разве наше Солнце стало Новой?

— Конечно. Иначе Вечность не могла бы существовать. Солнце, превратившееся в Новую, дает нам энергию. Ты и представить не можешь, сколько энергии требуется для создания Темпорального поля. Первое Поле Маллансона имело протяженность всего две секунды от одного конца до другого и было так мало, что едва вмещало спичечную головку, но для него потребовалась вся энергия атомной электростанции за целый день. Почти сто лет ушло на то, чтобы протянуть тоненькое, как волосок, Поле достаточно далеко в будущее и начать черпать лучистую энергию Новой. Только после этого удалось создать Поле такой величины, что в нем смог уместиться человек.

Купер вздохнул.

— Хорошо бы меня перестали пичкать уравнениями полей и Темпоральной механикой и рассказали что-нибудь интересное, наподобие этого. Вот если бы я жил во времена Маллансона…

— Ты бы ничего тогда не узнал. Маллансон жил в 24-м, а Вечность была создана только в конце 27-го. Сам понимаешь, что открыть Темпоральное поле — это одно, а создать Вечность — совсем другое. В 24-м не имели ни малейшего понятия о том, что значит открытие Маллансона.

— Выходит, он опередил свое Время?

— И очень намного. Он не только открыл Поле, но и предсказал почти все характерные черты Вечности, кроме разве Изменений Реальности. Он сделал это довольно точно, и… похоже, мы на месте. Выходи, Купер.

Они вышли из капсулы.

Харлен никогда еще не видел Старшего Вычислителя Лабана Твиссела в таком гневе. О нем всегда говорили, что он не способен на любые проявления чувств, что этот бездушный старик зажился в Вечности до того, что забыл номер своего родного Столетия. Ходили слухи, что сердце его в ранней молодости атрофировалось и он заменил его маленьким ручным анализатором, похожим на тот, который всегда лежал у него в кармане брюк.

Твиссел ничего не делал, чтобы опровергнуть эти слухи. Многие считали, что он и сам в них верит.

Поэтому, согнувшись под обрушившейся на него лавиной гневных упреков, Харлен все же каким-то уголком мозга удивлялся тому, что Твиссел способен на такие сильные чувства. Он даже подумал, не пожалеет ли позже Вычислитель, что механическое сердце предало его, выдав в себе жалкий орган из мышц и клапанов, подверженный вспышкам эмоций.

Своим скрипучим стариковским голосом Твиссел кричал:

— Всемогущее Время, парень, ты что, вообразил себя членом Совета? Разве это ты здесь командуешь? Ты отдаешь мне приказы или все же я тебе? Ты распоряжаешься движением капсул в этом Секторе? Не должны ли мы все просить у тебя разрешения на поездку?

Время от времени он прерывался, требовал: “Отвечай!” и продолжал подбрасывать новые вопросы в кипящий котел обвинений.

— Если ты еще хоть раз поступишь подобным образом, я отправлю тебя ремонтировать канализацию до конца дней твоих, — заключил он наконец.

Харлен, бледный от смущения, пробормотал:

— Мне никто никогда не говорил, что Ученика Купера нельзя брать в капсулу.

Однако это объяснение не смягчило Твиссела.

— Что за негативное оправдание, мой мальчик? Тебе никогда не говорили, что его нельзя напоить пьяным. Не говорили, что его нельзя обрить наголо. Всемогущее Время, что именно тебе было поручено?

— Мне поручили обучить его Первобытной истории.

— Так и занимайся этим. И больше ничем.

Твиссел бросил окурок на пол и яростно растоптал его ногой, словно это было лицо его злейшего врага.

— Я бы хотел отметить, Вычислитель, — рискнул вставить Харлен, — что многие Столетия текущей Реальности в некоторых отношениях сильно напоминают интересующий нас период Первобытной истории. Я собирался взять с собой Ученика Купера в эти эпохи, разумеется, в строгом соответствии с пространственно-временными инструкциями.

— Что?! Послушай, дурья голова, ты будешь спрашивать у меня разрешение хоть на что-нибудь? Хватит. Просто обучай его Первобытной истории. Никаких практических занятий. Никаких лабораторных экспериментов. В следующий раз ты изменишь Реальность, просто чтобы показать ему, как это делается.

Харлен облизнул сухим языком пересохшие губы, обиженно пробормотал извинения и в конце концов получил позволение уйти.

Прошла не одна неделя, прежде чем его обида улеглась.

Глава 4. ВЫЧИСЛИТЕЛЬ

Харлен был Техником уже два года, когда ему снова довелось посетить Сектор 482-го. Он с трудом узнал его.

Сектор остался прежним. Изменился он сам.

Два года работы Техником не прошли для Харлена даром. Жизнь его стала более стабильной. Ему больше не приходилось с каждым новым Наблюдением учить новый язык, привыкать к новому стилю одежды и новому образу жизни. С другой стороны, за эти два года он замкнулся в своей скорлупе. Он почти забыл о той атмосфере дружбы, которая объединяла всех прочих обитателей Вечности.

Но главным было то, что он полюбил то ощущение власти, которое давала работа Техника. Он держал в руках судьбу миллионов людей, и если для этого требовалось одиночество, он обязан был с гордостью нести его бремя.

Холодно взглянув на Связиста, сидевшего за своей конторкой у входа в 482-е, Харлен произнес, четко разделяя слоги:

— Техник Эндрю Харлен просит доложить Вычислителю Финжу, что он прибыл в Сектор и временно поступает в его распоряжение.

Связист, мужчина средних лет, быстро взглянул на Харлена и отвел глаза. Среди Вечных это называлось “коситься на Техника” — человек бросал быстрый непроизвольный взгляд на розовый наплечный знак, после чего делал все, лишь бы не смотреть на него вторично.

Харлен взглянул на эмблему человека, сидевшего за конторкой. Она не была желтой, как у Вычислителей, или зеленой, как у Планировщиков, или голубой, как у Социологов, или белой, как у Наблюдателей. Это была попросту голубая полоска на белом фоне — эмблема Службы связи. Связист был всего-навсего Работником; от Специалистов его отделяла пропасть. Но и он “косился на Техника”.

— Я жду, — напомнил Харлен с печалью в голосе.

— Вызываю Вычислителя Финжа, — торопливо ответил Связист.

482-е Столетие запомнилось Харлену массивной и внушительной обстановкой, но сейчас оно представлялось ему просто убогим. За эти два года он успел привыкнуть к стеклу и фаянсу 575-го, к царившему там культу чистоты. Ему стал близок этот мир ясности и белизны с редкими бликами пастельных тонов. Тяжелые гипсовые завитушки, кричащие краски, разноцветные металлические конструкции 482-го казались ему отвратительными.

Даже Финж казался другим, пониже ростом. Два года назад Наблюдателю Харлену каждый жест Финжа представлялся зловещим и величественным. Теперь, с недосягаемой высоты положения Техника Финж выглядел жалким и потерянным. Харлен спокойно ждал, пока Вычислитель кончит рыться в груде перфолент и поднимет голову с видом человека, решившего, что он уже заставил посетителя прождать положенное время.

Харлен узнал от Твиссела, что Финж родился в энергетическом 600-м Столетии, и это во многом объясняло его поведение. Частые вспышки раздражительности могли быть следствием постоянного чувства неуверенности грузного человека, которому вместо прочных силовых полей приходится иметь дело лишь с хрупкой материей. Кошачья крадущаяся походка Финжа хорошо запомнилась Харлену; часто он, подняв голову от стола, вдруг замечал глядящего на него Вычислителя, приближение которого всегда было неслышным. Сейчас Харлену казалось, что Финж ходит медленно и осторожно, боясь, что под его тяжестью провалится пол.

“Он плохо подходит этому Сектору, — с добродушной снисходительностью подумал Харлен. — Только новое назначение может ему помочь”.

— Здравствуйте, Техник Харлен, — наконец произнес Финж.

— Здравствуйте, Вычислитель.

— Похоже, за эти два года вы…

— Два биогода, — поправил его Харлен. Финж удивленно взглянул на него.

— Два биогода, конечно.

Время в обычном понимании этого слова не существовало внутри Вечности, но человеческие тела продолжали стареть, и это старение служило неумолимой мерой Времени даже при отсутствии его в физическом смысле. Биологическое Время продолжало идти, и за один биогод в Вечности человек старел так же, как и за обычный год во Времени.

Однако даже самые педантичные из Вечных редко вспоминали об этом различии. Было слишком удобно говорить “увидимся завтра” или “вчера я вспоминал о вас”, или “встретимся на той неделе”, как будто “вчера”, “завтра” или “будущая неделя” в самом деле существовали в физическом смысле. Для удовлетворения человеческих инстинктов Вечность делили на условные “сутки”, состоящие из двадцати четырех биочасов, с формальным разделением на “день” или “ночь”, “сегодня” и “завтра”.

— За два биогода, прошедших после вашего отъезда, — продолжал Финж, — в 482-м появились признаки кризиса. Ситуация очень необычная, чрезвычайно щекотливая и почти беспрецедентная. Мы никогда еще так остро не нуждались в точных Наблюдениях.

— Вы собираетесь использовать меня как Наблюдателя?

— Да. Конечно, это расточительно — просить Техника поработать простым Наблюдателем, но ваши прежние Наблюдения были совершенны по своей четкости и проницательности. Именно это нам сейчас нужно. А теперь я обрисую некоторые детали…

Но Харлен так и не узнал тогда, что это были за детали. Как только Финж заговорил, открылась дверь, и он уже ничего не слышал

Он смотрел на вошедшую в комнату девушку.

Нельзя сказать, что Харлен никогда не видел в Вечности женщин. Никогда — слишком сильное слово. Очень редко — так будет вернее.

Но такая девушка! И где — в Вечности!

В странствиях по Времени Харлен насмотрелся на женщин, но там они были для него почти неодушевленными предметами, как стены и потолки, чашки и ложки, столы и стулья. Они были всего лишь фактами, подлежащими Наблюдению.

В Вечности девушка воспринималась совсем иначе. Да еще такая!

Она была одета в аристократическом стиле 482-го. Выше талии лишь прозрачная накидка, а ниже — короткие бриджи из тонкого материала, темные и прекрасно подчеркивающие все соблазнительные изгибы.

Иссиня-черные волосы свободно падали ей на плечи. Тонкая линия помады на верхней губе и толстая на нижней придавали ей слегка капризное выражение. Ее веки и мочки ушей были подкрашены розовым, что оттеняло молочную белизну юного, почти детского лица. С плечей спускались драгоценные подвески, которые тихонько позвякивали, как бы привлекая внимание к совершенной форме ее груди.

Она присела за маленький столик, стоящий в углу кабинета Финжа, и за все время лишь однажды подняла глаза, скользнув по лицу Харлена быстрым взглядом.

Когда Харлен вновь услышал голос Финжа, Вычислитель уже заканчивал:

— Все эти сведения вы найдете в официальном отчете, а пока можете занять свою старую квартиру и прежний кабинет.

Харлен очнулся за дверью кабинета Финжа, совершенно не помня, как он оказался там. Наверное, просто вышел.

Чувство, охватившее его, легче всего было определить как возмущение. Ради Времени, нельзя позволять Финжу выделывать такое! Это издевательство над…

Придя в себя, он разжал кулаки и перестал стискивать челюсти. Надо в этом разобраться, и немедленно! Он решительно направился к столу Связиста; шум собственных шагов гулко отдавался в его ушах.

Связист поднял голову и, стараясь не встречаться взглядом с Техником, осторожно произнес:

— Слушаю, сэр.

— Та женщина в кабинете у Финжа, — спросил Харлен, — она что, новенькая?

Он хотел спросить об этом как бы между прочим. Хотел, чтобы его тон показался безразличным и скучающим. Но его слова прозвучали как удар цимбал.

Связист словно пробудился. Выражение его глаз напоминало о каком-то мужском братстве, в котором даже Техник мог сойти за своего парня.

— Вы имеете в виду эту малышку? Ух ты! Хороша, правда?

— Отвечайте на вопрос, — процедил сквозь зубы Харлен.

Сразу потеряв свой пыл, Связист отвел глаза.

— Она новенькая. Временница.

— И чем она занимается?

По лицу Связиста медленно расползлась плотоядная ухмылка.

— Считается, что она секретарша босса. Ее имя — Нойс Ламбент.

— Ясно. — Харлен резко повернулся и вышел.

Первая вылазка Харлена в 482-е Столетие состоялась на следующий день и продолжалась ровно тридцать минут. Судя по всему, она была чисто ознакомительной и должна была помочь ему проникнуться духом Столетия. На следующий день он пробыл во Времени полтора часа. Третий день оказался свободным. Он воспользовался им, чтобы просмотреть свои старые отчеты, освежить знание языка, снова привыкнуть к местным костюмам.

За эти два биогода в 482-м произошло лишь одно Изменение Реальности, к тому же очень небольшое. Политическая клика, бывшая у власти, перешла в оппозицию, но в обществе это не вызвало никаких перемен.

Не вполне понимая причин, Харлен перерыл свои старые отчеты в поисках сведений об аристократах. Конечно же, он Наблюдал их.

Но Наблюдения, которые он отыскал, оказались сухими и безличными. В них шла речь о классе, а не об отдельных людях. Конечно, никакие пространственно-временные правила не требовали от него Наблюдать аристократию в ее собственном кругу. Сейчас он был зол на себя за подобное любопытство.

За эти три первых дня Нойс Ламбент попалась ему на глаза четыре раза. При первой встрече он заметил только ее костюм и украшения. Теперь он разглядел, что она была на полголовы ниже его, но казалась выше своих пяти футов и шести дюймов благодаря стройной фигуре и грациозной осанке. Она была старше, чем ему сперва показалось, ближе к тридцати, во всяком случае больше двадцати пяти.

Держалась она сдержанно и скромно. Встретив как-то Харлена в коридоре, она улыбнулась и потупила глаза. Он резко отстранился, чтобы не коснуться ее, и сердито зашагал дальше.,

В конце третьего дня Харлен пришел к выводу, что долг Вечного оставляет ему лишь одну возможность. Конечно, Нойс Ламбент вполне довольна своим положением. Без сомнения, действия Финжа не нарушают буквы закона. Но неблагоразумие Фишка, его вызывающее поведение противоречат духу закона, и с этим надо что-то делать.

Харлен подумал, что во всей Вечности ни один человек еще не вызывал у него такой антипатии, как Финж Он совсем позабыл, что еще два дня назад он готов был великодушно простить Вычислителя.

Утром четвертого дня Харлен обратился к Финжу с просьбой о неофициальной встрече и получил разрешение. Решительно войдя в кабинет, он, к собственному удивлению, с первых же слов приступил к сути:

— Вычислитель Финж, я советую вам вернуть мисс Ламбент в ее Время.

Финж сощурил глаза, кивком головы указал Харлену на кресло и, подперев ладонями свой пухлый подбородок, улыбнулся углами губ.

— Да вы садитесь, Харлен. Садитесь. Значит, вы считаете мисс Ламбент некомпетентной? Думаете, она не справляется со своими обязанностями?

— Справляется она или нет, я не могу сказать. Для этого надо знать, в чем эти обязанности заключаются. Но вы должны понять, что она дурно влияет на нравы Сектора.

Финж слушал, глядя на него отсутствующим взглядом, словно его мозг Вычислителя был занят в этот момент решением проблем, недоступных рядовым Вечным.

— В чем же выражается ее дурное влияние, Техник?

— Что за нужда об этом спрашивать? — воскликнул Харлен с растущим негодованием. — Ее костюм чересчур откровенен, ее…

— Постойте, постойте. Подождите хоть немного, Харлен. Вы были Наблюдателем в 482-м и знаете, что она одета в обычный костюм ее эпохи.

— В ее Времени, в ее собственной культурной среде подобная одежда, может быть, и допустима, хотя я должен заметить, что она одета чересчур вызывающе даже для 482-го. Позвольте мне судить об этом. Здесь же, в Вечности, таким, как она, не место.

Финж медленно покивал головой. Казалось, этот разговор забавляет его.

— Она находится здесь с определенной целью. Она выполняет специальное задание. Это не продлится долго. А пока попробуйте как-нибудь примириться с ее присутствием.

У Харлена задрожал подбородок. Его протест обернулся против него самого. К черту осторожность! Сейчас он прямо выскажет свои мысли.

— Я могу вообразить, в чем заключается “специальное задание” этой женщины. Но непозволительно держать ее здесь так открыто.

Он неуклюже повернулся и направился к двери, но голос Финжа остановил его.

— Послушайте, Техник, ваши отношения с Твисселом могли внушить вам преувеличенное мнение о важности вашей персоны. Вы заблуждаетесь. Кстати, скажите-ка, Техник, у вас была когда-нибудь… — он остановился, подбирая подходящее слово, — подружка?

По-прежнему стоя к нему спиной, Харлен с оскорбительной точностью и четкостью процитировал Устав:

— “В интересах избежания излишней привязанности к Времени Вечный не должен жениться. Во избежание излишней привязанности к семье Вечный не должен иметь детей”.

— Я спрашивал не о семье и не о детях, — весомо произнес Вычислитель.

Харлен продолжал цитировать:

— “Непродолжительные союзы с женщинами из Времени могут заключаться только с одобрения Центрального расчетного бюро при Всевременном Совете при наличии благоприятного Плана Судьбы. Встречи лиц, состоящих в союзе, должны протекать в строгом соответствии с пространственно-хронологическими инструкциями”.

— Совершенно верно. Обращались ли вы за разрешением на такой союз, Техник?

— Нет, Вычислитель.

— Собираетесь?

— Нет, Вычислитель.

— А не мешало бы. Это расширит ваш кругозор. Вы будете обращать меньше внимания на детали женского туалета и меньше интересоваться воображаемыми интимными связями других Вечных.

Задыхаясь от ярости, Харлен выскочил из кабинета.

Вылазки в 482-е с каждым днем давались Харлену все труднее, хотя их продолжительность пока не превышала двух часов. Он был выведен из себя и знал причину этого. Финж! Финж с его непрошеными циничными советами относительно союзов с Временницами.

Союзы существовали. Все знали это. Вечность сознавала необходимость компромисса с человеческими инстинктами (сама эта фраза звучала для Харлена омерзительно), но ограничения, связанные с выбором любовницы, лишали компромисс даже тени романтики и свободы. Немногим счастливчикам, удостоившимся разрешения, рекомендовалось не распространяться об этом — из соображений приличия и во избежание зависти всех прочих.

Среди Вечных низшего ранга, особенно среди Работников, постоянно ходили полузавистливые, полувозмущенные слухи о женщинах, периодически изымаемых из Времени с известной целью. В качестве героев подобных историй молва обычно называла Вычислителей и Планировщиков. Только они были способны определить, какая из женщин может быть похищена без риска вызвать серьезное Изменение Реальности.

Менее лакомой пищей для языков служили не столь сенсационные сплетни, связанные с кухарками и горничными, которых каждый Сектор нанимал на определенный срок в своем Столетии (при благоприятных пространственно-хронологических данных) для приготовления пищи, уборки и прочей грубой работы.

Но взять Временницу, да еще такую, как Нойс, в “секретарши” было со стороны Финжа прямым издевательством над идеалами, делавшими Вечность тем, чем она была.

Несмотря на мелкие уступки человеческой природе, на которые Вечные шли, будучи людьми практичными, идеалом Вечного по-прежнему был человек, живущий исключительно ради дела, которому он служит, для улучшения Реальности и увеличения суммы человеческого счастья. Харлену нравилось думать, что Вечность похожа в этом отношении на монастыри Первобытной эпохи.

Ночью Харлену приснилось, как он рассказывает обо всем Твисселу, и Твиссел, идеальный Вечный, разделяет его ужас. Ему снилось, как он с желтой нашивкой Вычислителя на плече наводит порядок в Секторе и великодушно направляет разжалованного, сломленного Финжа в Работники. Ему снилось, что Твиссел сидит рядом с ним и с восхищенной улыбкой рассматривает составленную им новую схему организации — четкую, последовательную, без единого изъяна.

Ему снилось, как он вызывает Нойс Ламбент и просит ее размножить копии. Однако Нойс Ламбент во сне оказалась обнаженной, и Харлен проснулся в холодном поту, дрожащий и пристыженный.

Как-то он повстречался с Нойс в коридоре и, опустив глаза, посторонился, чтобы пропустить ее.

Но девушка остановилась, глядя на него в упор так, что ему поневоле пришлось поднять глаза и встретить ее взгляд. Она казалась воплощением яркости и жизни, и Харлен ощутил слабый запах ее духов.

— Вас зовут Техник Харлен, не правда ли? — спросила она.

Первым его побуждением было нагрубить ей, даже оттолкнуть, но потом он подумал, что она, собственно, ни в чем не виновата. К тому же оттолкнуть ее значило прикоснуться к ней.

— Да, — сухо кивнул он в ответ.

— Я слышала, что вы крупный специалист по нашему Времени.

— Мне случалось в нем бывать.

— Как бы я хотела узнать, что вы думаете о нас!

— Я очень занят. У меня нет времени.

— О, Техник Харлен, я уверена, что у вас найдется время.

Она улыбнулась ему.

Хриплым шепотом Харлен произнес:

— Проходите, прошу вас. Или дайте пройти мне. Пожалуйста!

Она двинулась прочь, и от плавного покачивания ее бедер у Харлена кровь прихлынула к щекам.

Он злился на нее за то, что она смутила его, злился на себя за это смущение, но больше всего по какой-то непонятной причине он злился на Финжа.

Финж вызвал к себе Харлена в конце второй недели. По длине и сложности рисунка лежавшей на столе перфоленты Харлен догадался, что на этот раз речь пойдет не о получасовой прогулке по Времени.

— Садитесь, Харлен, и просмотрите, пожалуйста, свое задание, — сказал Финж. — Нет, не с ленты. Воспользуйтесь дешифратором.

Чуть приподняв брови, Харлен с безразличным видом вставил ленту в щель аппарата на столе Финжа. По мере того как она медленно вползала внутрь, на дымчато-белом прямоугольнике экрана возникали слова.

Где-то посередине Харлен вдруг резким движением выключил дешифратор и выдернул ленту с такой силой, что разорвал крепкий целлулоид.

— У меня есть копия, — спокойно произнес Финж.

Но Харлен продолжал сжимать обрывки двумя пальцами вытянутой руки, словно боялся, что они вот-вот взорвутся.

— Вычислитель Финж, это какая-то ошибка. Я не могу почти неделю использовать дом этой женщины как базу для пребывания во Времени.

Финж поджал губы.

— Можете, если этого требует пространственно-временная инструкция. Если ваши личные проблемы с мисс Ламб…

— Нет никаких личных проблем, — с жаром прервал его Харлен.

— Ну, какие-то есть. В создавшейся ситуации я даже готов в виде исключения объяснить вам некоторые аспекты стоящих перед нами задач Наблюдения. Конечно, это нельзя рассматривать как прецедент.

Харлен сидел неподвижно, но мысли его летели с быстротой молнии. Профессиональная гордость требовала от него отказа от всяких объяснений. Наблюдатели (или Техники) делали свое дело, не задавая вопросов. В обычных обстоятельствах Вычислителю и в голову бы не пришло что-то объяснять.

Но сейчас обстоятельства были не совсем обычными. Харлен был недоволен присутствием девушки, так называемой секретарши. Финж боится, что это недовольство может зайти слишком далеко.

“Бежит виновный, хоть погони нет”, — со злорадным удовлетворением подумал Харлен, пытаясь вспомнить, у кого из древних авторов он прочел эту фразу.

Тактика Финжа была проста. Поместив Харлена в дом этой женщины, он сможет в случае необходимости выдвинуть против него любые контробвинения и опровергнуть тем самым правоту Харлена. Поэтому он должен знать, под каким предлогом Финж хочет заставить его провести неделю в доме Нойс. Харлен слушал с плохо скрытым презрением.

— Как вам известно, — начал Финж, — многие Столетия знают о существовании Вечности. Они знают, что мы занимаемся межвременной торговлей и видят в этом нашу главную цель, что нам полезно. Кроме того, ходят туманные слухи, что мы должны спасти человечество от грозящей ему катастрофы. Это не более чем суеверие, но поскольку оно более или менее соответствует истине, оно также полезно. Мы обеспечиваем многие поколения идеями отеческой заботы и уверенности в будущем. Вам это понятно, не так ли?

Харлен молча кивнул — неужели Финж принимает его за Ученика?

— Существуют, однако, вещи, о которых они не должны знать. И в первую очередь о том, как мы при необходимости изменяем Реальность. Потеря уверенности в завтрашнем дне, вызванная знанием об этом, стала бы чрезвычайно болезненной. Поэтому необходимо вычеркивать из Реальности любые факторы, которые могли бы дать Времянам подобное знание. Мы всегда старались делать это. Тем не менее то в одном, то в другом Столетии временами зарождаются нежелательные поверья относительно Вечности. Обычно они возникают среди правящих классов, то есть тех людей, которые чаще сталкиваются с нами и оказывают наибольшее влияние на то, что называют общественным мнением.

Финж сделал паузу, словно ожидая реплики или вопроса, но Харлен промолчал.

— С тех пор как приблизительно год… биогод назад произошло Изменение Реальности 433–486, серийный номер Ф-2, появились признаки возникновения в данной Реальности подобного нежелательного поверья. Я сделал некоторые заключения о его природе и представил их Всевременному Совету. Однако Совет считает, что я исхожу из предпосылок, вероятность которых очень мала, и требует, чтобы мои исходные данные были бы подтверждены прямым Наблюдением. Это очень деликатная работа, и поэтому я попросил направить в мое распоряжение именно вас. Поэтому же Вычислитель Твиссел согласился удовлетворить мою просьбу. Следующим моим шагом было найти аристократку, которая бы мечтала о работе в Вечности. Я сделал ее своей секретаршей и находился с ней в тесном контакте, чтобы выяснить, насколько она пригодна для наших целей…

“Да уж, контакт был тесным!” — подумал Харлен. Его гнев был снова обращен не столько против Нойс, сколько против самого Финжа.

Финж между тем продолжал говорить:

— По всем признакам она нам подходит. Сейчас она будет возвращена в ее Время. Используя ее дом в качестве базы, вы сможете без труда изучить жизнь людей ее круга. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему эта девушка находилась здесь и почему вам необходимо прожить несколько дней в ее доме?

— Уверяю вас, я все отлично понимаю, — ответил Харлен, почти не скрывая иронии.

— Значит, вы принимаете это поручение.

Харлен вышел из кабинета с воинственным пылом в сердце. Финжу не удастся перехитрить его. Он не позволит делать из себя дурака.

Конечно, только этот воинственный пыл и твердая решимость перехитрить Финжа были причиной того радостного возбуждения, которое охватило Харлена при мысли о предстоящей вылазке в 482-е.

Только это и ничего больше.

Глава 5. НОЙС

Поместье Нойс Ламбент было тихим и уединенным, хоть и находилось рядом с крупнейшим городом Столетия. Харлен хорошо знал этот город, намного лучше, чем любой из его обитателей. Работая Наблюдателем, он посетил здесь каждый квартал и каждое десятилетие.

Он знал город не только в Пространстве, но и во Времени. Он представлял его себе как единое целое, как живущий и растущий организм с его взлетами и падениями, радостями и бедами. Сейчас ему предстояло прожить в этом городе неделю — краткое мгновенье в долгой жизни существа из стали и бетона.

В этот раз его исследования все ближе и ближе подходили к периэкам — самым влиятельным гражданам города, которые предпочитали жить в своих загородных имениях, вдали от шума и суеты.

482-е было одним из многих Столетий, в которых богатство распределялось крайне неравномерно. Социологи объясняли это явление при помощи специального уравнения, которое Харлен не раз видел, но понимал только в общих чертах. В любом Столетии оно рассчитывалось по трем показателям, и в 482-м эти показатели стояли на самой грани допустимого. Социологи только качали головами и жаловались, что если новые Изменения не улучшат положения дел, то потребуются самые “тщательные Наблюдения”.

Однако неравномерное распределение богатства имело свои преимущества. Оно вело к возникновению праздно живущего обеспеченного класса, который в лучшую свою пору покровительствовал искусствам и наукам. И пока на другом конце социальной лестницы все шло не так плохо, пока имущие классы не совсем забывали о своих обязанностях, наслаждаясь привилегиями, пока культура не принимала откровенно упадочных форм, Вечные предпочитали закрывать глаза на отклонения от равномерного распределения благ и занимались исправлением менее привлекательных периодов истории.

Против собственного желания Харлен смирился с таким положением. Его прежние ночевки во Времени обычно проходили в гостиницах, расположенных в беднейших кварталах города, в трущобах, где человек легко мог остаться незамеченным, где одним человеком больше или меньше — ровно ничего не значило, и где присутствие Наблюдателя не грозило прорвать ткань Реальности. Однако порой и это было небезопасным, и тогда Харлену приходилось ночевать где-нибудь в поле, под живой изгородью. У него даже вошло в привычку заранее подбирать изгородь, реже других посещаемую по ночам фермерами, бродягами или бездомными собаками.

Но сейчас Харлен оказался на другом краю лестницы и нежился в постели, сделанной из вещества, пронизанного силовым полем, — уникального соединения вещества и энергии, доступного лишь высшим слоям этого общества. В длинной цепи Столетий такая вещь встречалась реже, чем просто материя, хотя и чаще, чем чистая энергия. В любом случае постель была на редкость удобной — она принимала форму тела, когда он ложился, была твердой, но поддавалась при малейшем движении.

Харлен с неохотой признал привлекательность подобных вещей, однако согласился с мудростью, известной в любом Секторе Вечности, — лучше жить в среднем по развитию этапе Столетия, чем на его самом комфортабельном уровне. Это обеспечивало лучшее знание и ощущение Столетия, не давало целиком отождествить себя с верхушкой общества.

В тот вечер Харлен впервые подумал, что быть аристократом все-таки приятно.

Уже засыпая, он вспомнил о Нойс. Ему снилось, что он заседает во Всевременном Совете и, скрестив руки, глядит вниз на маленького, очень маленького Финжа, а тот в ужасе выслушивает приговор, обрекающий его на вечное Наблюдение в одном из неведомых Столетий далекого-далекого будущего. Суровые слова приговора слетают с губ Харлена, а справа от него сидит Нойс Ламбент.

Вначале он ее не заметил, но теперь он все чаще и чаще искоса поглядывает направо, и голос его срывается.

Неужели ее никто не видит? Члены Совета смотрят куда-то вдаль, и только Твиссел улыбается Харлену, глядя сквозь Нойс, словно ее нет.

Харлен приказывает ей уйти, но слова застывают у него на губах. Он хочет оттолкнуть ее, но рука еле двигается, и он лишь слегка касается девушки. Ее плоть холодна, как лед.

Финж начинает смеяться… громче… громче…

И вдруг он понимает, что это смеется Нойс. Харлен открыл глаза и несколько секунд в ужасе глядел на девушку, прежде чем вспомнил, где он находится и как сюда попал. Комната была залита ярким солнечным светом.

— Вам приснилось что-то плохое? — спросила Нойс. — Вы стонали во сне и колотили по подушке.

Харлен промолчал

— Ванна готова. И одежда тоже. Я принесла вам приглашение на сегодняшний вечер. Как странно снова вернуться к прежней жизни после такого долгого пребывания в Вечности!

Этот поток слов встревожил Харлена.

— Надеюсь, вы никому не сказали, кто я?

— Конечно, нет.

“Конечно, нет”. Финж должен был позаботиться о такой мелочи и сделать ей внушение под наркозом. Впрочем, он мог посчитать такую предосторожность излишней. Ведь он находился в “тесном контакте” с нею. Эта мысль была неприятна Харлену.

— Я прошу вас общаться со мной как можно меньше, — раздраженно проговорил он.

Нойс нерешительно смотрела на него пару секунд, потом вышла. В мрачном расположении духа Харлен принял ванну и оделся. Предстоящий вечер не сулил ему особых развлечений. Он постарается ничего не говорить, ничего не делать и по мере сил сливаться с обстановкой. От него требовались только глаза и уши, сочетание которых с его мыслительными способностями даст в результате итоговый отчет.

Обычно он не задумывался, какую цель преследуют его Наблюдения. Еще будучи Учеником, он усвоил, что Наблюдателю не полагается знать, зачем он послан и какие выводы будут сделаны из его донесений. Любое знание автоматически искажает его видение, каким бы беспристрастным он ни старался быть.