Гарри Поттер и орден феникса Роулинг Джоан Кэтлин

— Да, — сказал Гарри. — Допустим, с оценками всё нормально. А что это за психологические тесты и испытания, которые надо проходить?

— Нужно продемонстрировать умение не сдаваться в трудных обстоятельствах и работать в условиях стресса, — ответила профессор Макгонаголл, — а ещё, поскольку обучение авроров длится три года, упорство и хорошую работоспособность, не говоря о прекрасных практических навыках использования защитной магии. Всё это означает, что после школы вам предстоит ещё очень много учиться, и, если вы не готовы…

— Кроме того, вам будет интересно узнать, — ледяным тоном сообщила Кхембридж, перебив профессора Макгонаголл, — что министерство досконально изучает личные дела претендентов. И их криминальное прошлое.

— …если вы не готовы после окончания «Хогварца» снова сдавать экзамены, вам следует подумать о другой…

— … а следовательно, этот юноша имеет не больше шансов стать аврором, чем Думбльдор — вернуться в «Хогварц».

— То есть, шансы высоки, — заметила профессор Макгонаголл.

— Поттер был под судом, — громогласно объявила Кхембридж.

— Поттер был оправдан по всем статьям, — ещё громче отозвалась Макгонаголл.

Профессор Кхембридж встала. При её росте этого можно было и не заметить, но наигранное жеманство на широком дряблом лице уступило место такой холодной ярости, что Гарри стало страшно.

— У Поттера нет ни единого шанса стать аврором!

Макгонаголл тоже встала. С её стороны это был куда более эффектный ход — она как башня возвышалась над профессором Кхембридж.

— Поттер, — звеняще произнесла она, — я помогу вам стать аврором, даже если это будет последнее дело моей жизни! И даже если мне придётся каждый день с вами заниматься, я позабочусь, чтобы вы достигли необходимых результатов!

— Министр магии никогда не возьмёт Гарри Поттера на работу! — сильно повысив голос, воскликнула профессор Кхембридж.

— Будем надеятся, что к тому времени у нас будет новый министр! — крикнула профессор Макгонаголл.

— Ага! — завизжала профессор Кхембридж, тыча коротким пальцем в сторону Макгонаголл. — Вот! Вот-вот-вот! Так я и думала! Вот чего вы хотите, Минерва Макгонаголл! Чтобы в кресло Корнелиуса Фуджа сел Альбус Думбльдор? Метите на моё место? Хотите стать старшим заместителем министра и директором школы впридачу?

— Вы бредите, — с надменной невозмутимостью отозвалась профессор Макгонаголл. — Поттер, наша беседа окончена.

Гарри перекинул рюкзак через плечо и, не осмелившись даже взглянуть на профессора Кхембридж, поспешил выйти. Он шёл по коридору, и вслед ему неслись громкие крики: Кхембридж и Макгонаголл истошно орали друг на друга.

Когда чуть позже профессор Кхембридж вошла в класс, она всё ещё дышала так, будто пробежала марафонскую дистанцию.

— Надеюсь, ты передумаешь, Гарри, насчёт того, что вы затеваете, — зашептала Гермиона, едва они открыли учебники на главе тридцать четыре, «Политика непротивления и ведение переговоров». — Кхембридж и так жутко злая…

Кхембридж то и дело бросала на Гарри яростные взгляды. Тот сидел, не поднимая головы и невидяще уставившись в «Теорию защитной магии», и думал, думал…

Что скажет Макгонаголл, которая выказала ему такое доверие, если его застукают в кабинете Кхембридж? И что, собственно, мешает ему вернуться после уроков в гриффиндорскую башню? А летом, в каникулы, расспросить Сириуса о сцене в дубльдуме. Вроде бы ничто не мешает… но при мысли о таком благоразумном поступке на душе становится ужасно тяжко… и потом, близнецы… они уже спланировали отвлекающий манёвр… и ещё нож, подаренный Сириусом, который лежит сейчас в рюкзаке вместе с отцовским плащом-невидимкой…

Однако факт остаётся фактом: если его поймают…

— Думбльдор пожертвовал собой, чтобы тебя не исключили из школы! — шептала Гермиона, закрываясь учебником. — Если тебя выгонят, получится, что всё было напрасно!

Ещё есть время передумать… и жить дальше — постоянно помня о том, что сделал отец погожим летним днём двадцать лет тому назад…

В памяти Гарри вдруг всплыли слова Сириуса, сказанные им в камине гриффиндорской башни…

А ты не так похож на своего отца, как я думал. Джеймс любил риск…

Но… хочет ли он теперь быть похож на отца?

Прозвонил колокол.

— Гарри, не делай этого, пожалуйста, не делай! — умоляюще воскликнула Гермиона.

Гарри не ответил; он не знал, как поступить.

Рон твёрдо решил не высказывать своего мнения и не давать советов. Он даже не смотрел на Гарри, но, когда Гермиона в очередной раз открыла рот, намереваясь возобновить уговоры, очень тихо сказал ей: «Слушай, хватит, а? Он сам взрослый».

Гарри, с лихорадочно бьющимся сердцем, вышел из класса и, уже на середине коридора, услышал вдалеке шум отвлекающего манёвра. Откуда-то сверху неслись крики, визг; школьники, выходя из классов, застывали на месте и испуганно поднимали глаза к потолку…

Кхембридж проворно, насколько позволяли коротенькие ножки, вылетела из класса и, на ходу доставая палочку, побежала в другой конец коридора. Теперь или никогда.

— Гарри! Прошу тебя! — слабым голосом взмолилась Гермиона.

Но он уже решился и, повыше вздёрнув рюкзак, припустил бегом, ловко огибая ребят, бежавших навстречу, смотреть, что случилось в восточном крыле.

Скоро он оказался в коридоре, ведущем к кабинету Кхембридж. Там было пусто. Скольнув за громадные рыцарские доспехи — шлем со скрипом повернулся, любопытствуя, что собирается делать дерзкий мальчишка, — Гарри рывком распахнул рюкзак, выхватил нож, накинул плащ-невидимку, выбрался из-за доспехов и крадучись зашагал к двери обиталища Кхембридж.

Он вставил лезвие в щель, аккуратно провёл вверх-вниз и вытащил нож. Раздался тихий щелчок; дверь распахнулась. Гарри нырнул в кабинет, торопливо закрыл за собой дверь и осмотрелся.

Всё здесь было неподвижно; лишь на стене, над конфискованными мётлами, весело резвились уродливые котята.

Гарри снял плащ и, подойдя к камину, сразу нашёл то, что нужно: маленькую коробочку с блестящей кружаной мукой.

Он склонился к пустому очагу. Руки дрожали. Он никогда не делал этого раньше, но приблизительно представлял, как надо пользоваться мукой. Сунув голову в камин, он взял щепотку и посыпал аккуратно сложенные дрова, которые мгновенно вспыхнули изумрудно-зелёным огнём.

— Площадь Мракэнтлен, дом двенадцать! — громко и чётко сказал Гарри.

Пожалуй, он никогда ещё не испытывал таких странных ощущений, хотя и раньше путешествовал с помощью кружаной муки. Но тогда в сети колдовских каминов, паутиной опутывавших страну, крутилось всё его тело, а теперь в изумрудном пламени веретеном вертелась одна голова, в то время как неподвижные колени оставались в кабинете Кхембридж…

Вращение прекратилось столь же неожиданно, как и началось. Явственно ощущая на голове несуществующую горячую шапку, Гарри открыл глаза — его затошнило — и увидел длинный деревянный стол, за которым, склонясь над листом пергамента, сидел какой-то мужчина.

— Сириус?

Человек вздрогнул и оглянулся. Это оказался не Сириус, а Люпин.

— Гарри! — потрясённо воскликнул он. — Что ты здесь… что случилось? Всё в порядке?

— Да, — сказал Гарри. — Просто я… мне… захотелось поболтать с Сириусом.

— Сейчас позову, — ошарашенный Люпин встал. — Сириус пошёл на чердак искать Шкверчка, он опять прячется…

Люпин торопливо вышел из кухни, и Гарри стало не на что смотреть, кроме стула и ножек стола. Странно, Сириус ни разу не говорил, что разговаривать из камина так неудобно; у Гарри от стояния на каменном полу уже заболели колени…

Очень скоро вернулись Люпин и Сириус.

— В чём дело? — Сириус тревожно откинул с глаз длинные чёрные волосы, быстро опустился на пол перед камином и оказался лицом к лицу с Гарри. Люпин, тоже крайне обеспокоенный, встал на колени. — Что случилось? Тебе нужна помощь?

— Нет, — ответил Гарри, — не в этом дело… просто мне надо поговорить… о папе.

Мужчины обменялись удивлёнными взглядами. Но у Гарри не было времени на неловкость или смущение; колени с каждой минутой болели всё сильнее, и потом, с начала отвлекающего манёвра прошло уже минут пять, а Джордж обещал в общей сложности двадцать. Так что Гарри немедленно приступил к рассказу о том, что видел в дубльдуме.

Когда он закончил, Люпин и Сириус немного помолчали. Потом Люпин негромко проговорил:

— Мне бы не хотелось, чтобы ты судил об отце по этой истории. Ему было всего пятнадцать…

— Мне тоже пятнадцать! — выпалил Гарри.

— Видишь ли, Гарри, — успокаивающим тоном сказал Сириус, — Джеймс и Злей ненавидели друг друга с самой первой секунды, знаешь ведь, как это бывает, да? Джеймс обладал всем тем, чего не было у Злея: его любили, он хорошо играл в квидиш, ему многое хорошо удавалось. А Злей был такой, знаешь, придурок, и потом, он увлекался чёрной магией, а у Джеймса — каким бы плохим он тебе ни показался — на этот счёт была очень строгая позиция.

— Да, но он пристал к Злею без всякой причины, — возразил Гарри, — просто потому, что тебе было скучно, — чуть извиняющимся тоном закончил он.

— В этом, конечно, хорошего мало, — согласился Сириус.

Люпин покосился на Сириуса и сказал:

— Гарри, пойми, твой отец и Сириус были лучшими решительно во всём, в школе на них едва ли не молились; если иной раз их и заносило…

— Ты хочешь сказать, если иной раз мы вели себя как последние сволочи, — перебил Сириус.

Люпин улыбнулся.

— Он всё время ерошил волосы, — с болью в голосе пожаловался Гарри.

Сириус и Люпин рассмеялись.

— Я и забыл, — нежно пробормотал Сириус.

— А с Пронырой он играл? — с жадным интересом спросил Люпин.

— Да, — отозвался Гарри, непонимающе глядя на ностальгирующих взрослых. — Но… мне он показался… каким-то идиотом.

— Он и был идиотом! — утешающе заверил Сириус, — мы все тогда были идиоты! Пожалуй, только Луни… не до такой степени… — отдавая дань справедливости, добавил он и посмотрел на Люпина.

Но Люпин печально покачал головой.

— Я ни разу не вступился за Злея, — возразил он. — Не осмелился осудить ваше поведение.

— Неважно, — сказал Сириус, — тебе всё-таки удавалось нас пристыдить… а это уже кое-что…

— А ещё, — Гарри несколько отклонился от темы, но раз уж он здесь, надо поделиться всем наболевшим, — он постоянно косился на девочек у озера, хотел произвести на них впечатление!

— В присутствии Лили Джеймс всегда терял голову, — пожал плечами Сириус, — и вечно перед ней выпендривался.

— Как же она вышла за него замуж?! — в отчаянии спросил Гарри. — Она же его ненавидела!

— Да ничего подобного, — сказал Сириус.

— Они начали встречаться в седьмом классе, — сказал Люпин.

— Когда Джеймс перестал воображать, — добавил Сириус.

— И насылать на людей порчу ради забавы, — подхватил Люпин.

— И на Злея тоже? — недоверчиво спросил Гарри.

— Злей, — задумчиво проговорил Люпин, — это отдельная тема. Он и сам не упускал случая напасть на Джеймса, трудно было ожидать, что Джеймс станет это терпеть.

— А мама с этим мирилась?

— Честно говоря, она об этом и не знала, — ответил Сириус. — Джеймс ведь не брал Злея к ним на свидания и не насылал на него заклятия у неё на глазах.

Сириус, хмурясь, глядел на Гарри. У того на лице было написано сомнение.

— Вот что, — сказал Сириус, — твой отец был мой лучший друг и очень хороший человек. В пятнадцать лет многие делают глупости. Потом он стал умнее.

— Ясно, — хмуро кивнул Гарри. — Только я никогда не думал, что мне будет жалко Злея.

— Кстати о Злее, — вставил Люпин. Между его бровей пролегла чуть заметная морщинка. — Что он сказал, застав тебя у дубльдума?

— Сказал, что больше не будет учить меня окклуменции, — равнодушно ответил Гарри, — можно подумать, большая траге…

— ЧТО?! — взревел Сириус. Гарри, ахнув от неожиданности, набрал полный рот пепла.

— Ты серьёзно, Гарри? — резким тоном спросил Люпин. — Он перестал давать тебе уроки?

— Да, — Гарри удивился; ему казалось, что они делают из мухи слона. — Ничего страшного, мне это всё равно, наоборот, сказать по правде, только легче…

— Так, сейчас я пойду и поговорю с этим… — гневно выпалил Сириус и хотел встать, но Люпин удержал его на месте.

— Если кто и поговорит со Злеем, то это буду я! — решительно воскликнул он. — Но, Гарри, прежде всего, ты сам должен пойти к нему и сказать, что вам ни при каких обстоятельствах нельзя прекращать занятия! Когда Думбльдор узнает…

— Я к нему не пойду, он меня убьёт! — возмущённо отказался Гарри. — Вы не видели, какой он был, когда выдернул меня из дубльдума.

— Гарри, для тебя сейчас нет ничего важнее обучения окклуменции! — сурово изрёк Люпин. — Ты меня понимаешь? Ничего важнее!

— Ладно, ладно, — с досадой, если не со злостью, проворчал Гарри. — Попробую… поговорю с ним… но это не…

Он замолчал. Где-то вдалеке послышались шаги.

— Это что, Шкверчок спускается по лестнице?

— Нет, — обернувшись, сказал Сириус, — это, должно быть, с твоей стороны…

Сердце Гарри пропустило несколько ударов.

— Всё, я пошёл! — он спешно вытащил голову из камина на площади Мракэнтлен. Несколько мгновений голова бешено вращалась на плечах, а потом, внезапно, Гарри оказался перед камином Кхембридж — на коленях, с головой, крепко сидящей на шее. Языки изумрудного пламени, поморгав напоследок, погасли. Из-за двери донеслось одышливое бормотание:

— Скорей, скорей… Ах, она оставила дверь открытой…

Гарри едва успел набросить плащ-невидимку, когда в кабинет ворвался Филч. Смотритель сиял от счастья и оживлённо разговаривал сам с собой. Пройдя через комнату, он открыл ящик письменного стола и стал рыться в бумагах.

— Разрешение на порку… разрешение на порку… наконец-то… долго же до них доходило…

Он выхватил какой-то пергамент, поцеловал его и, бережно прижимая драгоценный лист к груди, зашаркал к выходу.

Гарри вскочил с пола и, убедившись, что плащ полностью закрывает и его и рюкзак, распахнул дверь и поспешил за Филчем, который безумными скачками нёсся вперёд. Никогда ещё смотритель не передвигался с такой скоростью.

Спустившись на один лестничный пролёт, Гарри решил, что можно стать видимым, снял плащ, затолкал его в рюкзак и торопливо зашагал дальше. Из вестибюля неслись крики, шум. Гарри сбежал по мраморной лестнице и обнаружил внизу огромное скопление народу.

Всё было в точности так, как при увольнении Трелани. Школьники (кое-кто — по уши в смердосоке), учителя и привидения сгрудились у стен, образовав гигантское кольцо. На переднем крае выделялись члены инспекционной бригады, чем-то очень довольные. На головами собравшихся висел Дрюзг. Он смотрел вниз, в центр круга, где, похожие на загнанных волков, стояли Фред и Джордж Уэсли.

— Итак! — победно провозгласил голос Кхембридж. Гарри вдруг понял, что она стоит всего на несколько ступеней ниже него, как и в прошлый раз, с высоты взирая на свои жертвы. — Значит, вам кажется забавным превратить школьный коридор в болото?

— В общем, да, — ответил Фред, без всякого страха поднимая на неё глаза.

Филч, работая локтями, протолкался к Кхембридж. Он чуть ли не рыдал от счастья.

— Принёс, мадам директор, — прохрипел он, размахивая пергаментом. — Разрешение есть… плети готовы… о, позвольте мне приступить прямо сейчас…

— Очень хорошо, Аргус, — кивнула Кхембридж. — Ну-с, а вы двое, — продолжала она, обращаясь к Фреду и Джорджу, — очень скоро узнаете, как во вверенной мне школе поступают с теми, кто не умеет себя вести.

— Это вряд ли, — сказал Фред и повернулся к своему близнецу:

— Джордж, тебе не кажется, что мы несколько засиделись за партой?

— Кажется, — беззаботно согласился Джордж.

— Может, пора проверить, на что мы способны в реальной жизни? — продолжал Фред.

— Давно пора, — поддержал Джордж.

И, раньше, чем Кхембридж успела произнести хоть слово, близнецы дружно подняли палочки и хором сказали:

— Ассио мётлы!

Где-то вдалеке раздался громкий треск. Гарри повернул голову влево, на звук, и едва успел пригнуться — по коридору со страшной скоростью неслись мётлы Фреда и Джорджа, причём за одной волочилась цепь и металлический штырь. Повернув налево, «Чистые победы» пролетели над лестницей и резко затормозили перед своими хозяевами. Цепь, упав на выложенный плиткой пол, громко звякнула.

— Едва ли мы встретимся, — сказал Фред профессору Кхембридж, перебрасывая ногу через древко.

— Можете не трудиться нам писать, — добавил Джордж, седлая свою метлу.

Фред оглядел молчаливую, внимательную толпу.

— Желающих приобрести портативное болото, выставленное в коридоре наверху, милости просим к нам — Диагон-аллея, дом девяносто три, «Удивительные ультрафокусы Уэсли», — громко объявил он. — Наш хохмазин!

— Специальные скидки учащимся «Хогварца», которые поклянутся, что с помощью наших товаров попробуют выжить из школы старую дуру, — прибавил Джордж, указывая на профессора Кхембридж.

— ДЕРЖИТЕ ИХ! — завопила Кхембридж, но было поздно. Заметив подступающих членов инспекционной бригады, Фред и Джордж оттолкнулись от пола и сразу взвились футов на пятнадцать вверх. Металлическая штанга болталась внизу, грозя задеть неосторожных зевак. Фред, зависнув рядом с полтергейстом, поглядел вниз.

— Выдай им за нас по полной, Дрюзг.

И Дрюзг, который на памяти Гарри ни разу не подчинился ни одному приказу, по крайней мере от школьников, сорвал с головы шляпу-колокольчик и отсалютовал близнецам, а те, под оглушительные рукоплескания, круто развернулись в воздухе и двумя стремительными молниями вылетели в открытую парадную дверь навстречу фантастически красочному закату.

Глава 30

ГУРП

Следующие несколько дней этот случай обсуждали так часто, что он обещал скоро стать хогварцевской легендой: прошла всего неделя, но даже те, кто видел всё собственными глазами, были почти уверены, что Фред и Джордж, прежде чем покинуть школу, подлетели к Кхембридж и, как два бомбардировщика, забросали её навозными бомбами. Поступок близнецов поселил в душах школьников бунтарские настроения, и Гарри не раз доводилось слышать фразы вроде: «Честное слово, хоть сейчас на метлу и прочь из этого проклятого заведения!» или «Ещё один подобный урок, и я поступлю как Уэсли».

Фред и Джордж позаботились, чтобы школа не забыла их слишком быстро. Прежде всего, они не сказали, как удалить болото, разлившееся по коридору пятого этажа в восточном крыле. Нередко можно было видеть, как Кхембридж и Филч тщетно пытаются его убрать. В конечном итоге, болото огородили верёвками, а Филчу поручили при необходимости переводить через него школьников. Исполняя эту повинность, смотритель в бессильной ярости скалил зубы. Гарри был убеждён, что Макгонаголл или Флитвик могли бы убрать болото в одну секунду, но, как и в случае с «Улётной Убоймой», предпочли не вмешиваться и предоставить Кхембридж справляться самой.

Кроме того, «Чистые победы», ринувшиеся на зов Фреда и Джорджа, проделали в двери кабинета Кхембридж две зияющие дыры. Филч заменил дверь и перенёс «Всполох» Гарри в подземелье. К метле, по слухам, приставили вооружённого тролля-охранника. Но беды Кхембридж на этом отнюдь не закончились.

Школьники, вдохновляемые примером близнецов Уэсли, боролись за вакантное место главных хулиганов. Невзирая на новую дверь, кто-то умудрился подбросить в жилище директрисы мохноносого нюхля, и тот, в поисках блестящих предметов, перевернул всё вверх дном. Когда же в кабинет вошла Кхембридж, нюхль чуть не отгрыз ей руки, попытавшись скусить с пальцев кольца. Среди учеников стало доброй традицией разбрасывать в коридорах навозные бомбы и вонючие пульки, и скоро никто не выходил с уроков без запаса свежего воздуха, для чего все пользовались пузыреголовым заклятием — махнув рукой на то, что при этом выглядишь идиотом с аквариумом голове.

Филч рыскал по коридорам с конским хлыстом наготове, выслеживая возмутителей спокойствия, но их было столько, что смотритель не знал, кого и хватать. Инспекционная бригада должна была прийти ему на помощь, но с её членами стали происходить странные вещи. Уоррингтон, игрок слизеринской квидишной команды, попал в больницу с загадочным кожным заболеванием — он весь был будто облеплен кукурузными хлопьями; а на следующий день Панси Паркинсон, к безмерному ликованию Гермионы, пропустила все уроки, так как у неё выросли оленьи рога.

Между тем, стало ясно, что Фред с Джорджем, пока ещё были в школе, успели продать неимоверное количество злостных закусок. Стоило Кхембридж войти в класс, как ученики хлопались в обмороки, их рвало, у них поднималась высокая температура, хлестала из носа кровь. Но тщетно директриса, изнывая от бессильной ярости, искала истинную причину загадочных заболеваний — школьники упорно твердили, что страдают от «грудной кхембриджабы». Назначив наказания четырём классам в полном составе, но так и не раскрыв секрета, Кхембридж сдалась и безропотно, гуртами, отпускала с занятий изнемогающих, исходящих рвотой, истекающих кровью и потом учеников.

Однако никто не мог превзойти Дрюзга, истинного короля хаоса, который, как оказалось, весьма серьёзно отнёсся к прощальному наказу Фреда и Джорджа. Крякающе хохоча, полтергейст как безумный носился по школе, переворачивал столы, прорывался сквозь классные доски, опрокидывал вазы и статуи. Кроме того, он дважды запихивал миссис Норрис в рыцарские доспехи, откуда её, оглушительно мяукающую, извлекал разъярённый Филч. Дрюзг бил лампы и задувал свечи; жонглировал горящими факелами над головами верещащих от страха школьников; сваливал целые стопки аккуратно сложенного пергамента в камины или выбрасывал их из окон; затопил второй этаж, открыв все краны в ванной; как-то во время завтрака подбросил в Большой зал мешок с тарантулами; а когда решал отдохнуть, то часами плавал за Кхембридж по воздуху и издавал губами отвратительные лопающиеся звуки всякий раз, как она начинала говорить.

Никто из учителей не желал помогать директору. Через неделю после побега близнецов Гарри своими глазами видел, как профессор Макгонаголл прошла в двух шагах от Дрюзга, который упорно пытался ослабить крепление хрустальной люстры и — Гарри готов был поклясться, что не ослышался! — тихонько шепнула полтергейсту: «это отвинчивается в другую сторону».

В довершение ко всему, Монтегью так и не оправился от пребывания в унитазе; он по-прежнему был не в себе, и как-то утром, во вторник, на подъездной дороге появились его родители, чрезвычайно хмурые и недовольные.

— Может, надо рассказать о том, что мы знаем? — обеспокоенно спросила Гермиона, прижимая щёку к окну в кабинете заклинаний, чтобы увидеть, как мистер и миссис Монтегью входят в замок. — Может, это поможет мадам Помфри его вылечить?

— Вот ещё, — равнодушно отозвался Рон. — Сам поправится.

— Зато для Кхембридж это новая неприятность, — довольным голосом сказал Гарри.

Гарри и Рон синхронно постучали волшебными палочками по чайным чашкам, которые надо было зачаровать. Чашка Гарри мгновенно выпустила четыре коротенькие ножки; они не доставали до стола и беспомощно болтались в воздухе. Чашка Рона отрастила тонкие паучьи лапки, которые с огромным трудом оторвали чашку от стола, мелко дрожа, продержались несколько секунд и подкосились. Чашка раскололась надвое.

— Репаро, — Гермиона лёгким движением палочки склеила чашку. — Всё это прекрасно, но что, если Монтегью навсегда повредился в уме?

— Нам-то какое дело? — с раздражением бросил Рон. Его чашка снова, как пьяная, шаталась на подгибающихся ножках. — Монтегью не имел права отнимать баллы у «Гриффиндора»! Знаешь, Гермиона, если тебе не о ком беспокоиться, беспокойся обо мне!

— О тебе? — переспросила она, хватая и возвращая на место свою чашку, радостно поскакавшую к краю стола на небольших, крепких, с синим узором ножках. — С какой стати я должна о тебе беспокоиться?

— Когда мамино письмо пройдёт наконец сквозь кордон Кхембридж, — горько изрёк Рон, поддерживая своё слабосильное творение, — меня ждут колоссальные неприятности. Не удивлюсь, если это вообще будет Вопиллер.

— Но…

— Вот увидите, в том, что Фред и Джордж ушли из школы, окажусь виноват я, — продолжал ворчать Рон. — Мама скажет, что я должен был их остановить, уж не знаю как… повиснуть на хвостах мётел, что ли… но вина будет моя.

— Если она действительно так скажет, это будет очень несправедливо! Что ты мог сделать? Только она ничего подобного не скажет, потому что, если у них и правда на Диагон-аллее хохмазин, значит, они давным-давно всё спланировали.

— Да-а… ещё вопрос, откуда он взялся, этот хохмазин? — пробормотал Рон, слишком сильно ударяя палочкой по чашке. Та упала и замерла, беспомощно подёргиваясь. — Странно, да? Помещение на Диагон-аллее — это же дорого! Мама захочет знать, во что они впутались, чтобы получить такую огромную сумму.

— Я сама об этом думала, — сказала Гермиона. Её чашка бойко топотала вокруг чашки Гарри, толстые короткие ножки которой никак не могли достать до стола. — Вдруг Мундугнус уговорил их продать ворованный товар или что-нибудь в таком духе?

— Нет, — коротко бросил Гарри.

— Откуда ты знаешь? — хором спросили Рон и Гермиона.

— Знаю… — Гарри замялся. Похоже, пришло время во всём сознаться. Молчать больше нельзя, иначе все будут подозревать Фреда и Джорджа в преступлении. — Потому что деньги дал я. Это мой приз за Тремудрый Турнир.

Повисло потрясённое молчание. Чашка Гермионы подскакала к краю стола, упала и разбилась.

— О, Гарри, не может быть! — воскликнула Гермиона.

— Очень даже может, — с вызовом ответил Гарри. — И я ничуть не жалею. Мне деньги не нужны, а у них будет прекрасный хохмазин.

— Но это же отлично! — возликовал Рон. — Во всём виноват ты, Гарри! Меня маме винить не в чём! Можно, я ей расскажу?

— Расскажи, — безрадостно согласился Гарри, — особенно если она считает, что они перепродают краденое.

Гермиона до самого конца урока не произнесла ни слова, но Гарри был уверен, что её выдержки хватит ненадолго. И действительно, на перемене, как только они вышли из замка на слабое майское солнышко, Гермиона остро посмотрела на Гарри и с решительным видом раскрыла рот.

Но Гарри не дал ей ничего сказать.

— Пилить меня бесполезно, что сделано, то сделано, — твёрдо заявил он. — Деньги у Фреда с Джорджем — судя по всему, они уже порядочно потратили, — забрать их я не могу, да и не хочу. Так что побереги силы, Гермиона.

— Я хотела поговорить не о них! — обиженно воскликнула Гермиона.

Рон недоверчиво фыркнул. Гермиона ожгла его нехорошим взглядом.

— Не о них! — сердито повторила она. — Я хотела узнать, собирается ли Гарри идти к Злею просить о продолжении занятий окклуменцией!

У Гарри упало сердце. В день побега близнецов, едва улеглись разговоры об их необыкновенном поступке, Рон и Гермиона захотели узнать, как прошла встреча с Сириусом. Об истинной причине, побудившей Гарри искать общения с крёстным, друзья не знали, и придумать, что им сказать, было чрезвычайно трудно. В конечном итоге Гарри, вполне правдиво, сообщил, что Сириус велел возобновить занятия со Злеем. О чём потом не раз пожалел: Гермиона без конца возвращалась к этой теме в самые неожиданные для Гарри моменты. Вот и сейчас она сказала:

— Только не говори, что у тебя прекратились кошмары. Этой ночью — я знаю от Рона — ты опять бормотал во сне.

Гарри свирепо посмотрел на Рона. У того хватило совести напустить на себя пристыженный вид.

— Совсем немножко, — промямлил он оправдывающимся тоном. — Что-то про «ещё чуть-чуть».

— Это я смотрел, как ты играешь в квидиш, — не моргнув глазом соврал Гарри. — Если бы ты ещё чуть-чуть протянул руку, то схватил бы Кваффл.

Уши Рона покраснели, и Гарри испытал мстительное удовольствие; ему, разумеется, не снилось ничего подобного.

Ночью он, как всегда, шёл по коридору к департаменту тайн, потом сквозь круглое помещение в комнату с танцующими световыми пятнами, и наконец попал в огромный зал с пыльными стеклянными шарами на полках.

Он быстро прошагал к ряду девяносто семь, повернул налево, побежал… вот тогда-то, видно, он и заговорил вслух… ещё чуть-чуть… потому что чувствовал, что его сознание настойчиво стремится проснуться… и действительно, не успев добежать до конца ряда, открыл глаза и увидел купол балдахина над своей постелью.

— Но ты учишься блокировать сознание? — строго допрашивала Гермиона. — Продолжаешь заниматься?

— Конечно, продолжаю, — ответил Гарри таким тоном, чтобы она поняла, что подобный вопрос для него оскорбителен, но при этом избегал её взгляда. На самом деле, ему было мучительно любопытно, что там, в зале с пыльными шарами, и он хотел, чтобы сны продолжались.

А потом, до экзаменов оставалось меньше месяца, каждая свободная минутка посвящалась подготовке, и к моменту отхода ко сну мозг Гарри так интенсивно работал, что ему бывало очень трудно заснуть. Когда же это всё-таки происходило, глупое подсознание, как правило, выдавало идиотские сны про экзамены. А ещё Гарри подозревал, что, как только он во сне оказывается у заветной двери, его мозг — вернее, та его часть, которая разговаривала голосом Гермионы — испытывает чувство вины и пытается разбудить Гарри, чтобы не дать ему войти в департамент тайн.

— Знаешь, — сказал Рон. Его уши по-прежнему полыхали. — Если Монтегью не поправится до игры «Слизерина» с «Хуффльпуффом», у нас появится шанс выиграть кубок.

— Пожалуй, — отозвался Гарри, радуясь перемене темы.

— Один матч мы выиграли, один проиграли — если в следующую субботу «Слизерин» проиграет «Хуффльпуффу»…

— Да, точно, — кивнул Гарри, уже не понимая, с чем соглашается. По двору, намеренно не глядя в его сторону, прошла Чу Чэнг.

* * *

Финальный матч сезона, «Гриффиндор» против «Равенкло», должен был состояться в последние выходные мая. «Хуффльпуфф» всё-таки победил «Слизерин», но гриффиндорцы не осмеливались мечтать о победе — главным образом из-за ужасной игры Рона (хотя никто и не произносил этого вслух). Зато сам Рон нашёл для себя источник неисчерпаемого оптимизма.

— Понимаешь, хуже-то я играть всё равно не смогу, правильно? — объяснял он Гарри и Гермионе за завтраком в день матча. — И терять мне нечего, так?

— Знаешь, — сказала Гермиона чуть позже, когда они с Гарри шли на стадион в потоке возбуждённых болельщиков. — Мне кажется, что без Фреда с Джорджем Рон, возможно, будет играть лучше. Они не давали ему обрести уверенность.

Луна Лавгуд, с живым орлом на голове, обогнала их и с самым невозмутимым видом поплыла дальше, мимо хихикающих, показывающих пальцами слизеринцев.

— Боже, я и забыла! — воскликнула Гермиона, гляда на хлопающего крыльями орла. — Сегодня же играет Чу!

Гарри, который, в отличие от Гермионы, хорошо об этом помнил, пробурчал что-то неразборчивое.

Они нашли места наверху. День был тёплый, ясный, идеальный для игры, и Гарри поневоле начал надеяться, что сегодня Рон не даст слизеринцам повода распевать «Уэсли — наш король!»

Матч, как всегда, комментировал Ли Джордан, очень грустный с тех пор, как остался без своих друзей, Фреда и Джорджа. Команды стали выходить на поле. Ли без всякого воодушевления называл фамилии игроков:

— …Брэдли… Дэвис… Чэнг, — говорил он. Увидев Чу, красивую, с блестящими развевающимися волосами, Гарри ощутил в душе лишь невнятное шевеление. Он не мог бы сказать, чего хочет, но точно знал, что устал от ссор. Чу перед посадкой на мётлы оживлённо болтала с Роджером Дэвисом — но и тут Гарри почувствовал только слабый укол ревности.

— Взлёт! — объявил Ли. — Дэвис немедленно берёт Кваффл, капитан команды «Равенкло» Дэвис ведёт Кваффл, обходит Джонсон, обходит Бэлл, обходит Спиннет… летит прямо к кольцам! Бьёт… и… и… — Ли очень громко ругнулся. — И забивает мяч.

Гарри и Гермиона застонали вместе со всеми гриффиндорцами. Слизеринцы с противоположной стороны трибун, радостно затянули:

• Голы Уэсли пропускает
• И колец не защищает…

— Гарри, — сказал сиплый голос над ухом у Гарри. — Гермиона…

Гарри оглянулся. Между сиденьями торчало огромное бородатое лицо Огрида. Он только что протиснулся по заднему ряду — сидевшие там первоклассники и второклассники были встрёпаны и как бы примяты. Огрид сгибался чуть не вдвое, словно от кого-то прятался, но всё равно был выше всех как минимум на четыре фута.

— Слышьте, — зашептал он, — можете со мной пойти? Прям сейчас? Пока все на матче?

— А подождать нельзя? — спросил Гарри. — До конца игры?

— Нет, — замотал головой Огрид. — Нет, надо сейчас… пока никто не видит… Пожалуйста.

Из ноздрей Огрида тихо капала кровь, вокруг глаз чернели жуткие синяки. Гарри давно не видел его вблизи, и, надо сказать, видок у него был аховый.

— Конечно, — сразу согласился Гарри. — Пошли.

Страницы: «« « ... 3233343536373839 » ... »»