Гарри Поттер и орден феникса Роулинг Джоан Кэтлин

— Да? — лицо Рона постепенно наливалось краской. — Это почему же?

— Из-за Огрида, — сказал Гарри. — Он решил признаться, откуда у него раны. И попросил пойти с ним в лес. Что оставалось делать, ты ведь знаешь, какой он бывает. Ну и, короче…

Весь рассказ занял пять минут, и когда он подошёл к концу, негодование на лице Рона сменилось потрясением.

— Он привёл его с собой и прятал в лесу?

— Угу, — хмуро буркнул Гарри.

— Нет, — замотал головой Рон, словно отрицание действительности могло изменить её. — Нет, он не мог этого сделать.

— Очень даже мог, — возразила Гермиона. — В Гурпе около шестнадцати футов росту, он любит вырывать с корнем двадцатифутовые сосны и знает меня, — она фыркнула, — под именем «Герми».

Рон нервно хохотнул.

— И Огрид хочет, чтобы мы…?

— Учили его английскому языку, да, — подтвердил Гарри.

— Он чокнулся, — почти с восхищением прошептал Рон.

— Да, — раздражённо отозвалась Гермиона, переворачивая страницу книги «Превращения для продолжающих» и рассматривая серию иллюстраций, которые показывали, как сова становится театральным биноклем. — Да. Я начинаю думать, что так и есть. Но, к несчастью, мы с Гарри связаны обещанием.

— Значит, придётся нарушить обещание, — категоричным тоном заявил Рон. — Сами подумайте, у нас экзамены… нам самим до исключения остаётся вот столечко, — почти соприкасающимися большим и указательным пальцами он показал, сколько. — И вообще… помните Норберта? А Арагога? Было когда-нибудь что-нибудь хорошее от Огридовых чудовищ?

— Да, но… мы обещали, — очень тихо ответила Гермиона.

Рон с отсутствующим видом пригладил волосы.

— Ладно, — вздохнул он, — Огрида ведь пока не уволили, правда? До сих пор он продержался, может, продержится и до конца года. И нам не придётся иметь дело с Гурпом.

Под жаркими лучами солнца окрестности замка сверкали яркими, словно масляными, красками на не просохшей картине; безоблачное небо улыбалось собственному отражению в играющей искорками глади озера; изредка набегающий ветерок прогонял по шёлковому газону лёгкие волны. Настал июнь. Для пятиклассников он означал только одно: экзамены на С.О.В.У.

Учителя больше не давали домашних заданий, посвящая уроки повторению тем, которые, по их мнению, вероятнее всего могли встретиться в билетах. В атмосфере горячечной сосредоточенности, царившей вокруг, Гарри забыл обо всём, кроме экзаменов. Впрочем, на уроках зельеделия он иногда думал: интересно, говорил ли Люпин со Злеем о продолжении занятий окклуменцией? Если и говорил, то Злей проигнорировал его слова так же, как игнорировал самого Гарри. Последнего это весьма устраивало; дел хватало и без окклуменции. Гермиона, к счастью, тоже была поглощена другими заботами и не приставала к нему; она постоянно что-то бормотала себе под нос и уже много дней не вспоминала об одежде для эльфов.

Но не только Гермиона вела себя странно. У Эрни Макмиллана, скажем, появилась неприятная привычка расспрашивать всех и каждого, кто сколько готовится к экзаменам.

— Вот вы сколько часов в день занимаетесь, примерно? — с маниакальным блеском в глазах, требовательно спросил он у Гарри и Рона, когда все они перед уроком гербологии стояли у теплицы.

— Не знаю, — пожал плечами Рон. — Сколько-то занимаюсь.

— Больше восьми часов или меньше?

— Наверно, меньше, — немного встревожившись, ответил Рон.

— Я занимаюсь восемь, — гордо надулся Эрни. — Восемь или девять. Час перед завтраком каждый день обязательно. Восемь — это в среднем. По выходным стараюсь десять. В понедельник занимался девять с половиной. Во вторник похуже — всего семь с четвертью. Потом в среду…

Гарри готов был поставить памятник профессору Спаржелле за то, что она запустила класс в теплицу номер три и тем самым заставила Эрни замолчать.

Между тем, Драко Малфой нашёл ещё один способ посеять панику среди пятиклассников. За несколько дней до начала экзаменов многие слышали, как он говорил Краббе и Гойлу у кабинета зельеделия:

— Разумеется, дело не в том, что ты знаешь, а в том, кого знаешь. Вот, например, мой папа. Он много лет дружит с председателем Колдовского Экзаменационного Комитета — старушкой Гризельдой Марчбэнкс. Мы приглашаем её на званые ужины и всё такое…

— Как думаете, это правда? — тревожным шёпотом спросила Гермиона у Гарри и Рона.

— Даже если да, что мы можем поделать, — мрачно ответил Рон.

— Вряд ли это правда, — тихо сказал за их спинами Невилль. — Гризельда Марчбэнкс — подруга моей Ба. И она ни разу не упоминала Малфоев.

— А какая она, Невилль? — тут же принялась расспрашивать Гермиона. — Строгая?

— Похожа на Ба, — подавлено ответил Невилль.

— Но ведь это хорошо, что она тебя знает, правда? — попытался ободрить его Рон.

— Никакой разницы, — ещё более печально проговорил Невилль. — Ба вечно твердит профессору Марчбэнкс, что я не такой, как отец… ну… сами слышали в св. Лоскуте…

Он не поднимал глаз от пола. Гарри, Рон и Гермиона переглянулись. Они не знали, что сказать. Невилль впервые упомянул об их встрече в больнице.

Чем ближе подходили экзамены, тем активнее среди пяти— и семиклассников процветала нелегальная торговля различными средствами, улучшающими память и повышающими сообразительность. Гарри и Рон, соблазнившись, хотели приобрести у Эдди Кармайкла, шестиклассника из «Равенкло», «Экзаменационный Эликсир Баруффьо». Эдди клялся, что прошлым летом получил девять «великолепно» исключительно благодаря этому зелью, и при этом просил за целую пинту всего двенадцать галлеонов. Рон пообещал отдать Гарри половину суммы, как только закончит школу и пойдёт работать, но заключить сделку они не успели: Гермиона конфисковала у Кармайкла эликсир и вылила всю бутылку в унитаз.

— Гермиона, мы хотели его купить! — заорал Рон.

— С ума сошли? — рыкнула она. — Купили бы ещё молотые драконьи когти у Гарольда Дингла.

— А у Дингла есть молотые когти? — с надеждой спросил Рон.

— Уже нет, — ответила Гермиона. — Я отобрала. И вообще, всё это ерунда и совершенно не помогает.

— Когти помогают! — завопил Рон. — Действие, говорят, потрясающее — мозги несколько часов работают как бешеные! Гермиона, ну пожалуйста, дай, я попробую, что тебе стоит, хуже-то не станет…

— Может и станет, — мрачно отозвалась Гермиона. — Ведь это — я специально посмотрела — на самом деле сушёный помёт эльфеек.

После этого Гарри и Рон как-то охладели к искусственным стимуляторам мозговой активности.

На следующем уроке превращений они узнали расписание экзаменов.

— Как видите, — сказала профессор Макгонаголл, когда ребята переписали его с доски, — экзамены на С.О.В.У. длятся две недели. Утром вы будете сдавать теорию, а во второй половине дня — практику. Практический экзамен по астрономии, естественно, будет проводиться ночью.

— Далее, должна предупредить: экзаменационные билеты защищены сильнейшими антисписывательными заклятиями. В экзаменационный зал запрещено проносить автоответные перья, вспомнивсёли, отстёгивающиеся манжеты-шпаргалки и самокорректирующиеся чернила. К сожалению, всегда находится кто-нибудь, кто считает, что ему или ей под силу обвести вокруг пальца Колдовскую Экзаменационную Комиссию. Могу лишь надеяться, что на сей раз это будет не гриффиндорец. Наш новый… директор, — это слово профессор Макгонаголл произнесла с тем же выражением лица, с каким тётя Петуния выводила особо упорные пятна, — просила завучей колледжей передать своим подопечным, что тех, кто списывает, будут карать в высшей степени сурово. Как вы понимаете, плохие оценки на экзаменах бросят тень на новую систему правления…

Профессор Макгонаголл еле слышно вздохнула; ноздри её острого носа раздулись.

— …тем не менее, вы должны постараться достигнуть как можно более высоких результатов. Вам нужно думать о своём будущем.

— Скажите, профессор, — Гермиона высоко подняла руку, — а когда мы узнаем результаты?

— Где-то в июле вам будут разосланы совы, — ответила профессор Макгонаголл.

— Отлично, — громким шёпотом сказал Дин Томас, — а то бы дёргались все каникулы.

Гарри представил, как через полтора месяца будет изнывать на Бирючиновой, дожидаясь результатов. Зато, уныло подумал он, хотя бы одно письмо точно получу.

Первый экзамен, теория заклинаний, был назначен на утро понедельника. В воскресенье после обеда Гермиона попросила её проверить, и Гарри согласился, но немедленно пожалел об этом. Страшно взвинченная Гермиона то и дело выхватывала у него книгу, чтобы удостовериться в правильности ответа, и в конце концов попала ему по носу острым краем «Достижений чародейства». У Гарри даже глаза заслезились от боли.

— Давай-ка ты лучше сама, — твёрдо сказал он, отдавая книгу..

Рон, заткнув уши и беззвучно шевеля губами, читал конспекты по заклинаниям сразу за два года. Симус Финниган лежал навзничь на полу и вслух повторял определение материализующего заклятия, а Дин проверял его по «Сборнику заклинаний, часть 5». Парватти и Лаванда, упражняясь в наложении локомоторного заклятия, заставляли свои пеналы гоняться друг за другом по краю стола.

Ужин в тот вечер прошёл необычайно тихо. Гарри и Рон почти не разговаривали и с аппетитом ели — ведь они весь день чрезвычайно усердно занимались. Гермиона, наоборот, поминутно откладывала нож и вилку, ныряла под стол к рюкзаку, выхватывала оттуда учебники и что-то проверяла. Рон стал выговаривать ей: мол, надо как следует поесть, иначе ночью не сможешь уснуть, но вилка вдруг выскользнула из ослабевших пальцев Гермионы и со звоном упала на тарелку.

— Ой мамочки, — дрожащим голосом пролепетала Гермиона, глядя в вестибюль. — Это что, они? Экзаменаторы?

Гарри и Рон, не вставая, быстро обернулись. За дверями Большого зала, в вестибюле, стояли Кхембридж и несколько очень стареньких колдунов и ведьм. Гарри с радостью отметил, что Кхембридж нервничает и явно чувствует себя не в своей тарелке.

— Пойдём посмотрим? — предложил Рон.

Гарри и Гермиона кивнули. Они побежали к выходу, но у дверей перешли на шаг и степенно прошествовали мимо экзаменаторов. Гарри про себя решил, что профессор Марчбэнкс — это, должно быть, та крошечная, согбенная старушка с морщинистым, будто покрытым паутиной, лицом, с которой так почтительно беседует Кхембридж. Похоже, профессор Марчбэнкс была глуховата; их с Кхембридж разделял какой-нибудь фут, но на вопросы директрисы старушка отвечала оглушительно громко.

— Добрались отлично, добрались отлично, не в первый раз, хвала небесам! — чуть раздражённым тоном говорила профессор Марчбэнкс. — Что-то я давно ничего не слышала от Думбльдора! — добавила она, острыми глазками обводя вестибюль, будто ожидая, что Думбльдор в любую минуту может выскочить из чулана для мётел. — Вы, вероятно, не знаете, где он?

— Не имею представления, — сказала профессор Кхембридж, метнув злобный взгляд на Гарри, Рона и Гермиону, которые толклись у подножия лестницы — Рон притворился, будто у него развязался шнурок. — Но осмелюсь выразить надежду, что министерство магии очень скоро его выследит.

— Сомневаюсь! — крикнула крошечная профессор Марчбэнкс. — Если Думбльдор этого не захочет, нипочём не выследит! Мне ли не знать… лично принимала у него П.А.У.К. по превращениям и заклинаниям… Этот чародей такое творит палочкой — у-у-у, вам и не снилось!

— Да… однако… — забормотала профессор Кхембридж. Гарри, Рон и Гермиона медленно поднимались по мраморной лестнице — настолько медленно, насколько хватало смелости. — Позвольте проводить вас в учительскую. Думаю, после столь утомительного путешествия вы не станете возражать против чашки чаю?

Остаток вечера ребята провели в унынии. Все пытались что-то повторить напоследок — в общем, безуспешно. Гарри рано ушёл спать, но долго — как ему показалось, много часов — не мог заснуть. Он вспомнил консультацию у Макгонаголл, её яростные заверения, что она поможет ему стать аврором, даже если это будет последнее дело её жизни. Теперь, когда до экзамена оставались считанные часы, Гарри жалел, что не высказал более осуществимого желания. Он знал, что не один в этой спальне лежит без сна, но все молчали и, в конце концов, один за другим заснули.

Утром, за завтраком, пятиклассники тоже не отличались разговорчивостью. Парватти вполголоса повторяла заклинания — солонка, стоявшая перед ней, судорожно подёргивалась; Гермиона с невероятной скоростью читала «Достижения чародейства», отчего её глаза как-то странно туманились; Невилль поминутно ронял приборы и опрокидывал мармелад.

После еды вся школа разошлась по урокам, а пяти— и семиклассники собрались в вестибюле; затем, в половине десятого, их стали класс за классом приглашать обратно в Большой зал. Он преобразился и стал точно таким, каким Гарри видел его в дубльдуме, когда экзамены на С.О.В.У. сдавали Джеймс, Сириус и Люпин. Четыре обеденных стола были убраны; вместо них появились маленькие одноместные столики, рядами тянувшиеся к преподавательскому столу, возле которого лицом к ребятам стояла профессор Макгонаголл. Когда все расселись и затихли, она сказала: «Можете начинать» и перевернула огромные песочные часы на учительском столе, где также лежал запас перьев и пергамента и стояли чернильницы.

Гарри открыл лежавший перед ним билет. Сердце билось как сумасшедшее. Гермиона, сидевшая справа от Гарри, через три ряда, и на четыре столика впереди, уже вовсю строчила. Гарри прочитал первый вопрос: «а) Напишите текст заклинания и б) опишите движение волшебной палочки, необходимое, чтобы заставить какой-либо предмет взлететь».

Гарри на мгновение вспомнил дубинку, взмывающую высоко вверх и с грохотом опускающуюся на дурную башку тролля… и, тихонько улыбаясь, склонился над пергаментом и начал писать.

— Ну что, вроде всё не так уж и страшно, правда? — нервно пробормотала Гермиона через два часа. Они стояли в вестибюле, и она прижимала к груди экзаменационный билет. — Я не уверена, что как следует описала хохочары… просто времени не хватило. А вы вписали контрзаклятие от икоты? Я не знала, надо, не надо, вроде как-то чересчур… а на вопрос двадцать три…

— Гермиона, — сурово оборвал Рон, — мы уже и раньше договаривались… ответы не обсуждаем — хватит с нас самого экзамена.

Пятиклассники пообедали вместе со всеми остальными (четыре стола на время снова появились в зале), а потом перешли в маленькую комнату позади Большого зала и стали ждать, когда их пригласят на практическое испытание. Вызывали небольшими группами, в алфавитном порядке. Оставшиеся в комнате тихо бормотали какие-то заклинания и взмахивали волшебными палочками, изредка случайно тыкая друг друга в спину или в глаз.

Вызвали Гермиону. Дрожа всем телом, она вышла вместе с Энтони Голдштейном, Грегори Гойлом и Дафной Гринграсс. Те, кого уже проэкзаменовали, не возвращались, поэтому Гарри и Рон ничего не знали о Гермионе.

— Сдаст, куда денется, помнишь, как она получила сто двадцать процентов по заклинаниям? — успокаивал Рон.

Через десять минут профессор Флитвик выкрикнул:

— Паркинсон, Панси! Патил, Падма! Патил, Парватти! Поттер, Гарри!

— Удачи, — негромко пожелал Рон. Гарри пошел в Большой зал, так крепко сжимая волшебную палочку, что рука дрожала.

— Можете пройти к профессору Тофти, Поттер, — скрипнул профессор Флитвик, стоявший у самой двери, и показал в дальний угол, где за маленьким столиком сидел самый старый и лысый из экзаменаторов. Рядом с ним профессор Марчбэнкс экзаменовала Драко Малфоя.

— Поттер, не так ли? — профессор Тофти сверился с записями и внимательно, сквозь пенсне, поглядел на Гарри. — Знаменитый Поттер?

Краем глаза Гарри заметил злобный взгляд, который бросил в его сторону Малфой. Бокал, левитировавший под воздействием заклинания Драко, упал на пол и разбился. Гарри не сумел сдержать смешка, и профессор Тофти ободряюще улыбнулся.

— Ну-ну, — произнёс он старческим, дребезжащим голосом, — не надо бояться. Ну-ка я вас попрошу… Вот! Возьмите эту подставку для яиц и заставьте её хорошенько покувыркаться!

В целом, по мнению Гарри, всё прошло хорошо. Он значительно лучше справился с левитационным заклятием, чем Малфой, хотя, к сожалению, и перепутал заклинания изменения цвета и увеличения роста. В результате крыса, которой надлежало стать оранжевой, начала раздуваться и выросла до размеров барсука прежде, чем Гарри успел исправить ошибку. Он порадовался, что в зале нет Гермионы — и как-то позабыл рассказать ей об этом случае после экзамена. Зато Рону можно было открыться: он и сам превратил тарелку в большой гриб, но представления не имел, как это получилось.

После ужина ребята вернулись в общую гостиную и, ни минутки не отдохнув, принялись повторять превращения, по которым завтра был экзамен. Спать Гарри лёг с распухшей от сложных заклинаний и формул головой.

Утром, на письменном экзамене, он забыл определение оборотного заклятия, но исходом практического испытания остался вполне доволен. Во всяком случае, его игуана исчезла целиком, как положено… а вот у бедняжки Ханны Аббот, которая сидела за соседним столиком и ужасно разнервничалась, хорёк непостижимым образом превратился в стаю фламинго. Птиц потом переловили и вынесли из Большого зала — но экзамен прервался на целых десять минут.

В среду был экзамен по гербологии, который, если не считать укуса герани зубастой, для Гарри завершился благополучно; а в четверг — по защите от сил зла, причём, впервые за всё время, Гарри не волновался за результат. С письменной работой трудностей не возникло, а при сдаче практики он лихо и с большим удовольствием демонстрировал владение всевозможными контрзаклятиями на глазах у Кхембридж, невозмутимо взиравшей на происходящее от двери.

— Ай, браво! — крикнул профессор Тофти, экзаменовавший Гарри, когда тот безупречно отпугнул вризрака. — Молодец! Что ж, Поттер, пожалуй, достаточно… разве что…

Он чуть подался вперёд.

— Я слышал от моего дорогого друга Тиберия Огдена, что вы умеете создавать Заступника. Может быть… в виде, так сказать, подарка…

Гарри поднял волшебную палочку. Посмотрел в глаза Кхембридж. Представил, как её увольняют.

— Экспекто патронум!

Из кончика волшебной палочки вырвался серебристый олень и красиво поскакал вокруг Большого зала. Экзаменаторы, как заворожённые, следили за ним, а когда Заступник рассеялся и превратился в лёгкую дымку, профессор Тофти востороженно захлопал в ладоши. Руки у него были узловатые, с выступающими венами.

— Блестяще! — воскликнул он. — Очень хорошо, Поттер, можете идти!

Когда Гарри проходил мимо Кхембридж, их взгляды встретились. Обвисший, жабий рот растянулся в мерзкой ухмылке, но Гарри было наплевать. Кажется, он сдал на «великолепно» (но никому пока не скажет, вдруг это только кажется).

В пятницу у Гарри и Рона был свободный день, а у Гермионы — экзамен по древним рунам. Впереди были все выходные, и вечером мальчики решили расслабиться и на время забыть о подготовке. Зевая и потягиваясь, они сидели у открытого окна — с улицы веяло приятным теплом — и играли в шахматы. Вдалеке, на опушке Запретного леса, Огрид проводил урок. Гарри попытался понять, что за животных они изучают. Может, единорогов? Мальчики стоят чуть поодаль… В это время открылось отверстие за портретом, и в гостиную влезла Гермиона, в чрезвычайно дурном расположении духа.

— Как руны? — в который раз зевнув и потянувшись, поинтересовался Рон.

— Я неправильно перевела слово «эхваз», — с досадой бросила Гермиона. — Это значит «партнёрство», а не «защита», я перепутала с «эйхваз».

— Подумаешь, — лениво протянул Рон, — всего одна ошибочка, ерунда, ты всё равно…

— Помолчи лучше! — набросилась на него Гермиона. — Между «сдал» и «не сдал» разница как раз в одну ошибочку. Кстати, и это ещё хуже, в кабинет Кхембридж опять засунули нюхля. Уж не знаю, как они открыли её новую дверь… Я сейчас там проходила… Кхембридж так орёт, непонятно, как у неё голова не отвалится… Вроде бы нюхль чуть не отхватил ей кусок ноги…

— Вот и хорошо, — хором сказали Гарри и Рон.

— Ничего не хорошо! — распаляясь, возразила Гермиона. — Она ведь думает на Огрида, забыли? А мы не хотим, чтобы его уволили!

— Да вон он! — показал в окно Гарри. — Он не при чём, у него урок.

— Ой, Гарри, ты бываешь такой наивный! Ты действительно считаешь, что её волнует его алиби? — съязвила Гермиона и, не пожелав справиться с раздражением, удалилась в спальню, напоследок громко хлопнув дверью.

— На редкость милая и приятная девочка, — спокойно констатировал Рон и подтолкнул в спину своего ферзя, понуждая его взять слона Гарри.

Все выходные Гермиона пребывала в плохом настроении, но Гарри и Рона это мало волновало, поскольку и субботу и воскресенье они провели, готовясь к экзамену по зельеделию. Он пугал Гарри больше всего — так как мог привести к крушению надежд стать аврором. Действительно, письменная работа оказалась сложной; но за один вопрос, о Всеэссенции, можно было не тревожиться: Гарри тайно принимал это зелье во втором классе и потому очень точно описал его действие.

Практический экзамен, против ожиданий, прошёл на удивление гладко. Злея не было, и Гарри был куда более собран, чем на обычном уроке. Совсем рядом сидел Невилль, и Гарри даже удивился: никогда на зельеделии Невилль не вёл себя так спокойно. Наконец профессор Марчбэнкс сказала: «Будьте любезны, отойдите от котлов, экзамен окончен». Гарри закрыл пробкой флакончик с образцом зелья и сдал экзаменатору с чувством, что, если и не заслужил высшую оценку, то по крайней мере избежал провала.

— Осталось всего четыре экзамена, — устало сказала Парватти Патил по дороге к гриффиндорской башне.

— Всего! — недовольно бросила Гермиона. — У меня ещё арифмантика, а это самый трудный предмет на свете!

У окружающих хватило ума промолчать, и излить на них раздражение Гермионе не удалось. Она ограничилась тем, что отругала каких-то первоклашек — нечего так громко смеяться в общей гостиной.

Во вторник состоялся экзамен по уходу за магическими существами. Гарри был исполнен решимости отвечать очень хорошо, чтобы не подвести Огрида. Практические испытания проводились во второй половине дня на опушке Запретного леса. Экзаменуемых попросили найти сварла среди дюжины ежей (хитрость заключалась в том, чтобы предложить им молока: сварлы, животные с волшебными иглами, отличаются крайней подозрительностью и от подношений приходят в бешенство, считая, что их пытаются отравить). Потом нужно было продемонстрировать умение обращаться с лечурками; накормить и почистить огнекраба, не получив серьёзных ожогов; и, из множества кормов, выбрать подходящие для больного единорога.

Огрид беспокойно следил за всем этим из окошка хижины. Когда экзаменатор Гарри, маленькая полная ведьма, улыбнулась и сказала: «можете идти», Гарри, перед тем как направиться к замку, незаметно показал Огриду два поднятых больших пальца.

Письменную работу по астрономии в среду утром Гарри написал неплохо. Он не был уверен, что правильно перечислил все спутники Юпитера, но зато твёрдо знал, что ни на одном из них нет мёда. Практическую часть они сдавали ночью, поэтому на вторую половину дня назначили экзамен по прорицаниям.

Многого Гарри от себя и не ждал, но всё равно отвечал ужасно. Хрустальный шар упорно не желал ничего показывать — с тем же успехом можно было пялиться на деревянный стол. Гадая по листьям, Гарри растерялся и сказал, что, по всей видимости, профессор Марчбэнкс скоро повстречается с круглой, мокрой и тёмной личностью. В завершение он перепутал линию жизни с линией головы и уведомил экзаменаторшу, что она должна была умереть ещё в прошлый вторник.

— А нам ничего хорошего и не светило, — угрюмо пробурчал Рон, уже на мраморной лестнице. Он только что порадовал Гарри, признавшись, что долго и подробно рассказывал об уродливом мужике с бородавкой на носу, которого видит в хрустальном шаре, а потом поднял голову и понял, что описывает отражение экзаменатора.

— Нам вообще не надо было этим заниматься, — сказал Гарри.

— Зато теперь точно можем бросить.

— Да, — кивнул Гарри. — И не надо будет притворяться, что нас волнует излишняя близость Урана и Юпитера.

— А мне, с сегодняшнего дня, плевать, если в моей чашке заваркой написано: «Умри, Рон, умри» — я просто выброшу её в помойку, где ей, собственно, и место.

Гарри засмеялся, но увидел, что их догоняет Гермиона, и на всякий случай, чтобы её не раздражать, сделал серьёзное лицо.

— По-моему, я нормально сдала арифмантику, — сообщила она. Гарри и Рон вздохнули с облегчением. — Сейчас после ужина быстренько просмотрим звёздные карты…

В одиннадцать вечера они поднялись на астрономическую башню. Небо было ясное, безоблачное, идеальное для экзамена. Луна заливала серебром всё вокруг; было свежо. Экзаменуемые встали к телескопам и, по команде профессора Марчбэнкс, начали заполнять контурные звёздные карты.

Марчбэнкс и Тофти прохаживались сзади, наблюдая, как ребята наносят на карты точные координаты видимых в данный момент звёзд и планет. Стояла тишина; лишь изредка шелестел пергамент, поскрипывали при вращении телескопы, да шуршали перья. Прошло полчаса, час; золотые прямоугольнички, мерцавшие на земле, стали исчезать — в замке одно за другим гасли окна.

Гарри почти закончил наносить на карту созвездие Ориона, когда парадные двери замка, находившиеся как раз под тем местом, где он стоял, отворились. Свет из вестибюля по каменным ступеням крыльца пролился во двор. Гарри, чуть изменив положение телескопа, поглядел вниз. По ярко освещённой траве двигались пять или шесть длинных теней. Потом двери закрылись, и школьный двор опять поглотила тьма.

Гарри приник глазом к окуляру, навёл фокус и нашёл Венеру. Потом оторвался, чтобы отметить её на карте, но снова отвлёкся и замер с занесённым над пергаментом пером. Прищурившись, он заметил идущих по газону людей. Если бы те не двигались и лунный свет не скользил бы по макушкам, то различить их в темноте было бы невозможно. Возглавляла процессию какая-то приземистая фигура, и Гарри, несмотря на расстояние, по походке догадался, кто это.

Интересно, с чего это Кхембридж вздумалось прогуливаться по окрестностям после полуночи, да ещё в такой большой компании? Покашливание за спиной заставило Гарри вспомнить, что он на экзамене. Где там эта Венера? Он уже и забыл… Прижав глаз к объективу, Гарри отыскал её снова и занёс перо над картой, как вдруг — его чуткое ухо ловило любые подозрительные шорохи — услышал вдалеке стук, эхом разнёсшийся по пустынному двору, и, сразу после этого, глухой собачий лай.

У Гарри сильно забилось сердце, и он оторвался от телескопа. В окнах хижины горел свет, и на их фоне чётко прорисовывались силуэты подошедших к дому людей. Открылась дверь. Шесть чёрных фигур переступили порог, вошли в хижину. Дверь закрылась. Воцарилась тишина.

Гарри сделалось не по себе. Он оглянулся: что там Рон и Гермиона, видели? Но за его спиной в это время проходила профессор Марчбэнкс. Гарри не хотел, чтобы она подумала, будто он списывает, и поспешно склонился над своей картой, якобы что-то пишет, но на самом деле смотрел на хижину. Люди теперь двигались за окнами, почти закрывая свет.

Гарри почувствовал на затылке взгляд профессора Марчбэнкс и прижался к окуляру, уставившись на луну, положение которой определил ещё час назад. Потом, когда профессор Марчбэнкс отошла, из хижины раздался рёв, громко слышный даже на астрономической башне. Несколько человек рядом с Гарри оторвали головы от телескопов и повернулись к хижине.

Профессор Тофти сухо кашлянул.

— Не отвлекаемся, не отвлекаемся, мальчики и девочки.

Большинство тут же приникли к окулярам. Гарри повернул голову влево. Гермиона не отрываясь смотрела на жилище Огрида.

— Э-хем… осталось двадцать минут, — сказал профессор Тофти.

Гермиона вздрогнула и вернулась к заполнению карты. Гарри тоже вспомнил о своей работе, заметил, что вместо «Венера» написал «Марс», и наклонился, чтобы исправить ошибку.

Со двора донеслось громкое БАМ-М! Одновременно несколько человек вскрикнули «Ой!» — слишком резко повернув головы на звук, они ударились о телескопы.

Дверь хижины широко распахнулась. В образовавшемся круге света была ясно видна массивная фигура, орущая, потрясающая кулаками, окружённая шестью другими людьми. Они, судя по тонким красным лучикам, направленным на человека в центре, пытались усмирить его сногсшибальными заклятиями.

— Нет! — закричала Гермиона.

— Милая моя! — воскликнул донельзя шокированный профессор Тофти. — Вы на экзамене!

Но никто больше не обращал внимания на звёздные карты. Метавшиеся внизу красные лучики почему-то не причиняли Огриду никакого вреда; он по-прежнему был на ногах и, насколько видел Гарри, упорно сопротивлялся. Над двором носились крики, вопли; кто-то заорал: «Будь же благоразумен, Огрид!»

В ответ прогремел голос Огрида:

— Иди ты к дьяволу, Давлиш, меня просто так не возьмёшь!

Гарри видел крохотного Клыка, который, пытаясь защитить хозяина, наскакивал на нападавших; потом пса ударило сногсшибателем, и он упал без чувств. Огрид издал яростный вой, поднял виновного в воздух и отшвырнул прочь — человек пролетел десять футов, упал на землю и остался лежать неподвижно. Гермиона ахнула и прижала руки ко рту. Гарри оглянулся на Рона. Тот смотрел испуганно. Им ещё не доводилось видеть Огрида в таком бешенстве.

— Смотрите! — пискнула Парватти, перевешиваясь через перила и показывая на подножие замка. Парадные двери опять распахнулись; по залитому светом газону одиноко побежала длинная чёрная тень.

— Да что ж это такое, — озабоченно проговорил профессор Тофти. — Осталось всего шестнадцать минут!

Его никто не услышал: все следили за человеком, который стремительно летел к хижине, в самое сердце сражения.

— Как вы смеете! — закричал человек на бегу. — Как вы смеете!

— Это Макгонаголл! — шёпотом воскликнула Гермиона.

— Оставьте его! Оставьте, я сказала! — прозвучал из темноты голос профессора Макгонаголл. — На каком основании…? Он ничего не сделал…

Гермиона, Парватти и Лаванда дружно вскрикнули. Те, кто напал на Огрида, ударили по Макгонаголл как минимум четырьмя сногсшибателями. Она была на полпути от замка к хижине, когда красные лучи попали ей в грудь; мгновение она стояла, испуская загадочное красное мерцание, а потом ровно, как доска, упала на спину и осталась неподвижна.

— Гальпийская горгулья! — завопил профессор Тофти, тоже позабывший об экзамене. — Без предупреждения! Возмутительно!

— МЕРЗАВЦЫ! — взревел Огрид. Крик долетел до самой вершины башни, и в замке зажглись несколько окон. — СВОЛОЧИ ПРОКЛЯТЫЕ! ВОТ ВАМ… И ВОТ ВАМ…

— О бо… — выдохнула Гермиона.

Огрид наотмашь ударил сразу двух нападавших; те свалились без чувств. Огрид согнулся пополам, — Гарри подумал, что сногсшибатель всё-таки настиг его — но великан тут же распрямился, взваливая на шею какой-то мешок. Через секунду Гарри сообразил, что это бесчувственное тело Клыка.

— Держите его, держите! — визжала Кхембридж. Однако, единственный оставшийся подручный не торопился лезть под кулаки Огриду. Он пятился прочь так быстро, что споткнулся о своего поверженного коллегу и упал. Огрид, с Клыком на плечах, повернулся и со всех ног побежал в сторону ворот. Кхембридж послала вдогонку последний сногсшибатель, но промахнулась. Огрид растворился в темноте.

На астрономической башне царило напряжённое молчание — все, разинув рты, наблюдали за сражением. Потом профессор Тофти слабым голосом пролепетал:

— Э-м… ребята, осталось пять минут.

Гарри заполнил всего две трети карты, но ему было уже не до экзамена. Едва тот закончился, они с Роном и Гермионой наспех поставили телескопы на место и ринулись вниз по винтовой лестнице. У подножия собралась толпа. Никто и не собирался спать, все громко, возбуждённо обсуждали событие, свидетелями которого только что стали.

— Вот дрянь! — теряя голос от гнева, выкрикнула Гермиона. — Напасть ночью, исподтишка!

— Она хотела избежать сцены, как с Трелани, — изрёк Эрни Макмиллан, протискиваясь к ним сквозь толпу.

— Огрид-то молодец, а? — сказал Рон, но вид у него был скорее напуганный, чем восхищённый. — Интересно, а почему сногсшибатели от него отскакивали?

— Это всё кровь гигантов, — дрожащим голосом объяснила Гермиона. — Они же как тролли, непрошибаемые… но вот… бедная профессор Макгонаголл… четыре сногсшибателя в грудь… а она ведь не молоденькая…

— Ужасно, ужасно, — проговорил Эрни, театрально мотая головой. — Ладно, я пошёл спать. Спокойной всем ночи.

Народ стал расходиться, продолжая обсуждать случившееся.

— По крайней мере, Огрида не забрали в Азкабан, — сказал Рон. — Теперь он, наверно, отправится к Думбльдору, как думаете?

— Думаю, да, — Гермиона была на грани истерики. — Это просто ужасно! Я так надеялась, что вернётся Думбльдор, а вместо этого мы остались без Огрида!

Они кое-как дотащились до гриффиндорской башни. В гостиной было полно народу. Шум во дворе разбудил нескольких ребят, а те поспешили поднять своих товарищей. Симус и Дин, вернувшиеся чуть раньше Гарри, Рона и Гермионы, рассказывали об увиденном.

— Но зачем увольнять Огрида сейчас? — Ангелина Джонсон непонимающе помотала головой. — Он же не Трелани, а в этом году вообще преподаёт намного лучше!

— Кхембридж ненавидит полукровок, — Гермиона без сил опустилась в кресло. — И всегда хотела выжить Огрида.

— А потом, она думала, что это он подбрасывает нюхлей, — вставила Кэтти Белл.

— Проклятье, — Ли Джордан прикрыл рот ладонью. — Это ведь я! Фред с Джорджем оставили парочку, ну, я их ей и переправлял через окошечко.

— Она бы его уволила в любом случае, — сказал Дин. — Ведь Огрид человек Думбльдора.

— Это правда, — Гарри сел рядом с Гермионой.

— Надеюсь, с профессором Макгонаголл всё будет хорошо, — со слезами в голосе прошептала Лаванда.

— Её отнесли в замок, мы видели из спальни, — доложил Колин Криви. — Но вид у неё не очень.

— Мадам Помфри её вылечит, — твёрдо заявила Алисия Спиннет. — До сих пор она всегда всех вылечивала.

Около четырёх утра все наконец разошлись. Но у Гарри сна не было ни в одном глазу; его преследовали воспоминания об Огриде, исчезающем в темноте. Гарри изнывал от ненависти к Кхембридж и никак не мог придумать для неё достойного наказания. Впрочем, предложение Рона бросить негодяйку на съедение взрывастым драклам достойно рассмотрения… Гарри уснул, измышляя изощрённые казни, и встал через три часа совершенно не отдохнувшим.

Последний экзамен, история магии, был назначен на вторую половину дня. После завтрака Гарри ужасно захотелось лечь и немного поспать, но он ещё раньше запланировал с утра кое-что повторить, а потому сидел у окна гостиной, подпирая голову руками, и, из последних сил тараща глаза, читал одолженные у Гермионы конспекты — стопку бумаг в три с половиной фута высотой.

Пятиклассники вошли в Большой зал в два часа пополудни и расселись по местам. На столах лицом вниз лежали экзаменационые билеты. Гарри был абсолютно без сил и мечтал только об одном — чтобы всё поскорее кончилось. Тогда можно будет пойти и лечь спать, а завтра — полная свобода, и они с Роном отправятся на стадион… и он полетает на Роновой метле…

— Откройте билеты, — сказала профессор Марчбэнкс и перевернула гигантские песочные часы. — Можете начинать.

Гарри бессмысленно уставился на первый вопрос. Он не сразу понял даже то, что не в состоянии уразуметь смысла; бившаяся у окна оса ужасно отвлекала своим жужжанием. Потом Гарри начал писать, медленно, вымучивая каждое слово.

Имена не вспоминались, даты путались. Четвёртый вопрос («На ваш взгляд, введение законов о пользовании волшебными палочками оказало влияние, либо поспособствовало подавлению, гоблинских восстаний восемнадцатого века?») вообще пришлось пропустить — Гарри решил, что вернётся к нему в самом конце, если останется время. С пятым вопросом («Как в 1749 году был нарушен Статут Секретности и какие меры были введены во избежание повторения инцидента?») он справился, но у него осталось неприятное ощущение, что он упустил что-то важное; кажется, в этой истории каким-то образом замешаны вампиры.

Гарри просмотрел вопросы, выискивая те, на которые точно может ответить, и на десятом его глаза загорелись: «Расскажите об обстоятельствах, вследствие которых была образована Международная Конфедерация Чародеев и объясните, почему колдуны Лихтенштейна отказались в неё вступать?»

Это я знаю, шевельнулось в вялом и каком-то обвисшем мозгу Гарри. Перед внутренним взором всплыл заголовок, написанный почерком Гермионы: «Образование Международной Конфедерации Чародеев»… Он читал это сегодня утром.

Гарри начал писать, изредка посматривая на песочные часы. Он сидел за Парватти Патил; её длинные чёрные волосы свисали поверх спинки стула. При малейшем движении Парватти в волосах вспыхивали золотые искорки, и Гарри несколько раз ловил себя на том, что внимательно в них всматривается, и тогда приходилось встряхивать головой, чтобы хоть как-то прояснить мозги.

…Первой Наиважнейшей Персоной Международной Конфедерации Чародеев стал Пьер Бонаккорд, но его назначение было опротестовано колдовской общиной Лихтенштейна, так как…

Повсюду вокруг Гарри шуршали перья, и этот звук напоминал мышиную возню. Солнце жгло затылок. Чем же несчастный Бонаккорд не угодил колдунам Лихтенштейна? Кажется, это как-то связано с троллями… Гарри снова уставился в затылок Парватти. Если бы я владел легалименцией, то проник бы к ней в голову и узнал, как тролли привели к разрыву между Пьером Бонаккордом и Лихтенштейном…

Он закрыл глаза и, чтобы исчезла эта ужасная красная пелена, уткнулся лицом в ладони. Бонаккорд хотел прекратить охоту на троллей и дать им права… а Лихтенштейну досаждало племя злобных горных троллей… вот в чём было дело.

Гарри открыл глаза. Они болели и от ослепительной белизны пергамента заслезились. Гарри кое-как нацарапал две строчки про троллей и перечитал написанное. Не густо. А ведь у Гермионы по этому поводу было написано много страниц.

Он опять закрыл глаза, пытаясь увидеть, вспомнить… Первая встреча Конфедерации проходила во Франции, да, это он написал…

Гоблины хотели участвовать, но были удалены… и это написал…

А из Лихтенштейна никто даже не приехал…

Думай, приказал он себе, зарывшись лицом в ладони. Вокруг скрипели и скрипели перья, песок утекал и утекал из верхней колбы часов…

А он чеканной походкой, изредка переходя на бег, шёл по холодному, тёмному коридору департамента тайн, полный решимости достичь наконец своей цели… чёрная дверь, как всегда, широко распахнулась перед ним… вот круглая комната с множеством дверей…

Каменный пол… вперёд, вперёд, к следующей двери… вот световые блики на стенах, на полу, и странное механическое тиканье, но — нет времени выяснять, что это такое, надо торопиться…

Осталось пройти всего несколько футов… он подбежал к третьей двери… та послушно, как все прочие, распахнулась…

Огромный зал с полками и стеклянными шарами… сердце бьётся быстро-быстро… на этот раз он узнает… ряд девяносто семь… он повернул налево и побежал по проходу…

Что это на полу? Бесформенное, чёрное, мечется как раненый зверь… Живот подвело от страха… от возбуждения…

Гарри заговорил, высоким, холодным голосом, в котором не было ничего человеческого:

— Возьми его… подними… я не могу до него дотронуться… но ты можешь…

Чёрное на полу шевельнулось. Гарри увидел белую руку с длинными пальцами, сжимающую волшебную палочку… Это его собственная рука… высокий, холодный голос сказал: «Крусио!»

Человек на полу закричал от боли, хотел встать, но, корчась, упал. Гарри расхохотался. Он поднял палочку, сняв проклятье; человек застонал и обмяк.

— Лорд Вольдеморт ждёт…