Гарри Поттер и орден феникса Роулинг Джоан Кэтлин

Глава 38

ВТОРАЯ ВОЙНА НАЧИНАЕТСЯ

ТОТ-КТО-НЕ-ДОЛЖЕН-БЫТЬ-ПОМЯНУТ ВЕРНУЛСЯ

В кратком заявлении в пятницу вечером министр магии Корнелиус Фудж подтвердил, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся в страну и возобновил свою преступную деятельность.

«С глубоким сожалением вынужден подтвердить, что колдун, именующий себя лордом… в общем, все знают, кого я имею в виду, жив и вновь находится среди нас», — сказал репортёрам усталый и встревоженный министр. — «С не менее глубоким сожалением должен сообщить, что дементоры в массовом порядке покинули Азкабан, выразив нежелание продолжать работать на министерство магии. Мы полагаем, что в настоящее время они подчиняются лорду… Тому Самому.

Мы призываем колдовскую общественность проявлять бдительность. Министерство магии спешно издаёт памятки об элементарных правилах самозащиты и охраны жилищ, которые в текущем месяце начнут бесплатно рассылать по всем колдовским семьям».

Колдовская общественность с ужасом и волнением встретила это заявление — ведь вплоть до прошлой среды министерство заверяло всех в том, что «настойчивые слухи о возвращении Сами-Знаете-Кого не имеют под собой никаких оснований».

Обстоятельства, которые вынудили министерство столь резко сменить точку зрения, пока не ясны, но нам известно, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут и некоторые из его сторонников (так называемые Упивающиеся Смертью) в четверг ночью сумели пробраться в здание министерства магии.

К сожалению, нашим корреспондентам пока не удалось встретиться с Альбусом Думбльдором, восстановленным в должности директора школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц», а также в правах члена Международной Конфедерации Чародеев, и вновь назначенным Верховным Ведуном Мудрейха, который в течение последнего года упорно настаивал на том, что Сами-Знаете-Кто не только не умер — во что так хотелось верить колдовской общественности — но и вновь собирает армию, чтобы ещё раз попытаться захватить власть. Между тем, «мальчик, который остался жив»…

— Вот и ты, Гарри, я так и знала, что куда-нибудь тебя обязательно впихнут, — сказала Гермиона, взглянув на него поверх газеты.

Они были в больнице. Гарри сидел на краю кровати Рона. Гермиона читала вслух передовицу воскресного выпуска «Прорицательской». В ногах её кровати, свернувшись клубком, лежала Джинни, чью ногу мадам Помфри вылечила в мгновение ока. В кресле между двумя кроватями сидел Невилль — его нос тоже давно приобрел обычные форму и размер; Луна, которая забрела навестить больных, читала последний номер «Правдобора». Она держала журнал вверх ногами и, казалось, не слышала ничего вокруг.

— А-а, значит, он у нас опять «мальчик, который остался жив»? — саркастически бросил Рон. — Не чокнутый выскочка, как ещё недавно?

Он взял горсть шоколадушек из огромной кучи на тумбочке, бросил по штуке Гарри, Джинни и Невиллю, потом зубами разорвал обёртку своей конфеты. Руки у него были в глубоких шрамах, оставленных щупальцами мозгов — как сказала мадам Помфри, ничто не ранит так сильно, как мысли. Впрочем, от обильного смазывания умиротворяющим умащением д-ра Уббли шрамы быстро затягивались.

— Да, Гарри, они тебя совсем захвалили, — Гермиона быстро пробежала глазами статью. — «Одинокий голос правды… все считали его сумасшедшим, но он твердил своё… вынужденный мириться с насмешками и клеветой…» Хм-м-м, — нахмурилась она, — вижу, они забыли, что насмешки и клевета в основном распространялись их газетой…

Гермиона поморщилась и приложила руку к рёбрам. Проклятье Долохова, хотя и ослабленное из-за того, что он произнёс его про себя, причинило много бед, и, говоря словами мадам Помфри, это было «дело долгое». Гермиона каждый день пила по десять разных микстур, быстро поправлялась и начинала сильно скучать в больнице.

— «Сами-Знаете-Кто снова хочет захватить власть», страницы со второй по четвёртую, «О чём нам не рассказало министерство», страница пять, «Почему никто не слушал Альбуса Думбльдора», страницы с шестой по восьмую, «Эксклюзивное интервью с Гарри Поттером», страница девять… М-да, — Гермиона сложила и отшвырнула газету, — теперь у них есть, о чём писать, это уж точно. А интервью с Гарри вовсе не эксклюзивное, это то, что было в «Правдоборе»…

— Папа его продал, — обычным мечтательным тоном произнесла Луна, переворачивая страницу журнала. — И между прочим, за очень хорошие деньги, там что летом мы едем в экспедицию на поиски складкорогих стеклопов.

Гермиона некоторое время боролась с собой, затем сказала:

— Звучит заманчиво.

Джинни встретилась взглядом с Гарри и быстро отвернулась, пряча улыбку.

— Кстати, — Гермиона села прямее и опять поморщилась, — расскажите, что происходит в школе.

— Флитвик убрал болото, — сказала Джинни, — причём за три секунды. Но маленький кусочек, под окном, оставил и велел обнести верёвками…

— Зачем? — поразилась Гермиона.

— Говорит, очень уж здорово сделано, — пожала плечами Джинни.

— Он его оставил как памятник Фреду и Джорджу, — с набитым ртом промычал Рон. — Это всё они прислали, — добавил он, обращаясь к Гарри и показывая на гору шоколадушек. — С хохмазином-то, видно, полный порядок, а?

Гермиона посмотрела неодобрительно и спросила:

— Значит, как только Думбльдор вернулся, все беды закончились?

— Да, — кивнул Невилль, — всё пошло своим чередом.

— Филч, небось, счастлив? — спросил Рон и поставил перед собой шоколадушную карточку с Думбльдором, оперев её о кувшин с водой.

— Ничего подобного, — ответила Джинни. — Он ужасно горюет… — Она понизила голос до шёпота. — Всё твердит: Кхембридж — лучшее, что было с «Хогварцем» за всю его историю…

Все шестеро обернулись. На кровати напротив, уставившись в потолок, лежала профессор Кхембридж. Думбльдор вызволил её из плена; как ему это удалось, не знал никто — но он вернулся из леса без единой царапины. Кхембридж ничего не рассказывала — после возвращения в замок она, насколько знали ребята, вообще не произнесла ни слова. Что с ней сейчас, тоже было непонятно. Из встрёпанных мышиных волос, раньше всегда аккуратно уложенных, до сих пор торчали листья и веточки, но в остальном она выглядела как обычно.

— Мадам Помфри говорит, что это шок, — шепнула Гермиона.

— Скорее, тоска, — возразила Джинни.

— Зато если сделать вот так, она проявляет признаки жизни, — Рон пощёлкал языком. Кхембридж с полоумным видом села в постели.

— Что с вами, профессор? — крикнула мадам Помфри, высовывая голову из своего кабинета.

— Ничего… ничего… — отозвалась Кхембридж, опускаясь на подушки. — Должно быть, приснилось…

Гермиона и Джинни, прыснув, уткнулись в одеяло.

— Кстати о кентаврах, — немного успокоившись, сказала Гермиона, — кто сейчас преподаёт прорицания? Фиренце останется?

— А куда ему деваться, — пожал плечами Гарри, — кентавры его назад не примут.

— Наверно, они с Трелани оба будут вести занятия, — предположила Джинни.

— Спорим, Думбльдор жалеет, что не смог отделаться от Трелани, — промычал Рон, прожевывая четырнадцатую шоколадушку. — И вообще, предмет абсолютно бесполезный, Фиренце тоже не лучше…

— Как ты можешь так говорить? — воскликнула Гермиона. — Ведь теперь мы знаем, что бывают настоящие пророчества!

У Гарри заколотилось сердце. Он не говорил ни Рону, ни Гермионе, ни кому-то ещё о содержании пророчества. Все знали от Невилля, что оно разбилось, когда Гарри волок его по ступеням в Камере Смерти, и Гарри не разубеждал их. Он представлял себе лица друзей, когда они узнают, что он неизбежно должен стать либо убийцей, либо жертвой… Нет, он к этому не готов.

— Жалко, что оно разбилось, — тихо произнесла Гермиона, покачав головой.

— Да, жалко, — отозвался Рон. — Зато и Сами-Знаете-Кто не узнал, про что там было… Ты куда? — удивлённо и расстроенно воскликнул он, увидев, что Гарри встаёт.

— Э-э… к Огриду, — ответил Гарри. — Знаете, он только что вернулся, я обещал его навестить и рассказать, как вы тут.

— Тогда ладно, — проворчал Рон, поглядев на яркое голубое небо за окном. — Вот бы и нам с тобой.

— Передавай от нас привет! — крикнула вдогонку Гермиона. — И узнай, как дела у… у его маленького друга!

Гарри махнул рукой, чтобы показать, что всё слышал, и вышел из палаты.

Даже для воскресенья в замке было удивительно тихо. Все на улице, на солнышке, наслаждаются последними школьными днями, когда не надо делать уроков и ничего повторять. Гарри брёл по пустынному коридору, выглядывая в окна: кто-то носился над стадионом, играя в квидиш, а в озере, в сопровождении гигантского кальмара, плавали двое ребят.

Гарри никак не мог понять, хочется ему одиночества или нет; из компании он сразу порывался уйти, но стоило остаться одному, как хотелось общества. Хотя, пожалуй, и правда неплохо бы навестить Огрида, они ещё толком не разговаривали после его возвращения…

Едва спустившись с мраморной лестницы, Гарри увидел Малфоя, Краббе и Гойла. Они появились из двери справа, которая вела в слизеринскую общую гостиную. Гарри застыл на месте; то же сделали Малфой и компания. Все молчали; лишь со двора, в открытые двери, доносились крики, смех, плеск.

Малфой огляделся — проверял, нет ли поблизости учителей — затем повернулся к Гарри и прошипел:

— Ты покойник, Поттер.

Гарри поднял брови.

— Вот так номер, — сказал он, — чего ж я тогда хожу.

Гарри ещё не доводилось видеть Малфоя таким разъярённым; при виде бледного, острого, искажённого злобой лица он испытал какое-то отстранённое удовлетворение.

— Ты поплатишься, — свирепо выдохнул Малфой, — за то, что сделал с моим отцом… Уж я позабочусь.

— Дрожу от страха, — саркастически отозвался Гарри. — Ведь по сравнению с вами лорд Вольдеморт — так, пустячок… Что? — добавил он, заметив потрясение троицы при звуке ужасного имени. — Он же приятель твоего папаши? Ты же не боишься его, нет?

— Думаешь, ты теперь большой человек, Поттер, — процедил Малфой, вместе с Краббе и Гойлом надвигаясь на Гарри. — Подожди. Я тебя достану. Ты не можешь засадить моего отца в тюрьму…

— Уже смог, не так давно, — издевательски бросил Гарри.

— Дементоры ушли из Азкабана, — негромко сказал Малфой. — Папа и остальные очень скоро будут на свободе…

— Наверно, — согласился Гарри. — Но зато все будут знать, какое они дерьмо…

Рука Малфоя метнулась к волшебной палочке, но опередить Гарри было трудно — он выхватил палочку раньше, чем Малфой донёс руку до кармана.

— Поттер!

Крик звонко разнёсся по вестибюлю. На лестнице из подземелья показался Злей. Увидев его, Гарри вдруг испытал прилив невиданной злобы, намного сильнее той, что он испытывал к Малфою… Что бы ни говорил Думбльдор, Злея он не простит никогда… никогда…

— Что это ты делаешь, Поттер? — как всегда холодно осведомился Злей, подходя ближе.

— Думаю, каким проклятьем зачаровать Малфоя, сэр, — свирепо выпалил Гарри.

Злей потрясённо на него уставился.

— Немедленно убери палочку, — отрывисто приказал он. — Минус десять баллов с «Грифф…»

Злей бросил взгляд на гигантские песочные часы и усмехнулся.

— Вот оно что. У «Гриффиндора» уже не осталось баллов. В таком случае, Поттер, придётся просто…

— Начислить новые?

На пороге замка появилась профессор Макгонаголл. В одной руке она несла клетчатый саквояж, другой тяжело опиралась на трость, но в целом выглядела прекрасно.

— Профессор Макгонаголл! — воскликнул Злей, бросаясь к ней. — Вижу, вас выписали!

— Да, профессор Злей, — профессор Макгонаголл движением плеч сбросила дорожную мантию. — Теперь я как новенькая. Ну-ка, вы двое… Краббе… Гойл…

Она поманила их к себе царственным жестом. Краббе и Гойл приблизились, неловко шаркая ногами.

— Держите, — профессор Макгонаголл пихнула саквояж Краббе, а плащ — Гойлу, — отнесите-ка это наверх, ко мне в кабинет.

Краббе и Гойл повернулись и, тяжело ступая, зашагали вверх по мраморной лестнице.

— Прекрасненько, — сказала профессор Макгонаголл, глядя на песочные часы. — Думаю, Поттер и его друзья заслужили каждый по пятьдесят баллов за то, что мир узнал наконец о возвращении Сами-Знаете-Кого! Что скажете, профессор Злей?

— Что? — воскликнул Злей, хотя прекрасно расслышал слова Макгонаголл — Гарри был в этом уверен. — О… ну… мне кажется…

— Итак, по пятьдесят Поттеру, двоим Уэсли, Длиннопоппу и мисс Грэнжер, — провозгласила профессор Макгонаголл, и в нижнюю колбу гриффиндорских часов посыпался град рубинов. — Ах да, и пятьдесят мисс Лавгуд, — добавила она, и в часах «Равенкло» просыпалось вниз некоторое количество сапфиров. Далее… Насколько я поняла, вы, профессор Злей, хотели вычесть у «Гриффиндора» десять баллов? Прошу…

Десять рубинов перелетели обратно в верхнюю колбу, но внизу, тем не менее, осталось весьма внушительное количество.

— Ну-с, Поттер, Малфой, в такой замечательный день в помещении делать нечего, — бодро объявила профессор Макгонаголл.

Гарри не нужно было повторять дважды; он сунул палочку в карман и быстрым шагом направился к парадной двери, не оборачиваясь на Злея и Малфоя.

Потом он побрёл к хижине Огрида. Солнце палило нещадно. Вокруг, в траве, валялись школьники, они загорали, беседовали, читали воскресную «Прорицательскую газету», ели конфеты, поглядывали на Гарри; окликали его, махали руками, стремясь показать, что, как и «Прорицательская», отныне считают его героем. Гарри никому не отвечал. Он понятия не имел, что им известно о случившемся три дня назад, но… до сих пор расспросов избежать удавалось, и пусть так и остаётся.

Сначала, постучав в дверь хижины, Гарри подумал, что Огрида нет дома, но вскоре из-за угла выскочил Клык и, выражая свою радость, чуть не сбил Гарри с ног. Как выяснилось, Огрид был на огороде и собирал стручковую фасоль.

— А, Гарри! — просияв, воскликнул он, когда Гарри подошёл к ограде. — Заходи, заходи, попьём одуванчикового сока…

— Ну, как жизнь? — спросил Огрид уже за столом. Перед каждым стояло по стакану ледяного сока. — Ты… э-э… как себя чувствуешь, а?

По озабоченному лицу Огрида было понятно, что он имеет в виду не физическое состояние.

— Нормально, — поспешно ответил Гарри. Говорить о том, что Огрид подразумевал на самом деле, казалось немыслимым. — Лучше расскажи, где ты был?

— Скрывался в горах, — сказал Огрид. — В пещере, как Сириус, когда он…

Огрид осёкся, хрипло откашлялся, посмотрел на Гарри, отхлебнул сока.

— А теперь вот вернулся, — неловко закончил он.

— Выглядишь… поприятней, чем раньше, — заметил Гарри, намеренно уводя разговор в сторону.

— Чего…? А… да, — Огрид ощупал лицо своей огромной ручищей. — Гурпи стал намного лучше, намного. Так был рад, когда я вернулся, уж так рад. Он хороший парень, честно… я вот думаю, ему бы подружку…

В обычной жизни Гарри постарался бы отговорить Огрида от опасной затеи; из того, что в лесу поселится ещё один гигант, точнее гигантесса, возможно, ещё более дикая и необузданная, ничего хорошего не выйдет — но у Гарри почему-то не было сил на споры. Ему снова захотелось побыть одному и, чтобы поскорее завершить визит, он несколькими большими глотками осушил сразу полстакана.

— Теперь все знают, что ты говорил правду, — неожиданно и очень мягко сказал Огрид. Он внимательно смотрел на Гарри. — Так-то лучше, да?

Гарри пожал плечами.

— Знаешь… — Огрид наклонился к нему через стол. — Я Сириуса знал подольше твоего… Он умер на поле боя — как хотел…

— Он вообще не хотел умирать! — сердито воскликнул Гарри.

Огрид кивнул косматой головой.

— Конечно, не хотел, — согласился он. — Но всё равно, Гарри… он был не из тех, кто сидит дома, когда другие дерутся. Он бы извёлся, если б знал, что не бросился тебе на помощь…

Гарри вскочил.

— Мне надо навестить Рона и Гермиону, — как автомат сказал он.

— А, — расстроился Огрид. — А… ладно… тогда пока… заходи, как будет минутка…

— Да… хорошо…

Гарри бросился к двери, распахнул её, выскочил — Огрид даже не успел толком прощаться — и побрёл обратно. Все опять ему что-то кричали… Он зажмурился, мечтая, чтобы все исчезли, чтобы, когда он откроет глаза, во дворе никого не было…

Ещё несколько дней назад он многое отдал бы, чтобы колдовской мир поверил в возвращение Вольдеморта, в то, что он, Гарри, не лгун и не сумасшедший. Но теперь…

Он прошёл вдоль озера, сел на берегу, укрывшись за кустами от посторонних взглядов, и уставился на посверкивающую водную гладь, размышляя…

Может быть, ему потому так хочется быть одному, что после разговора с Думбльдором он остро чувствует свою обособленность от всего остального мира? Он словно окружён невидимым барьером. На нём лежит — всегда лежала — печать. Просто раньше он не понимал, что это значит…

И всё же, сидя здесь, на берегу, с невероятной тяжестью на сердце, с незаживающей раной в душе, он не мог испытывать страха. Светило солнце, отовсюду доносился смех, и, хотя Гарри чувствовал, что принадлежит какому-то совсем иному миру, ему было трудно поверить, что его жизнь непременно должна быть связана с убийством…

Он просидел очень долго, глядя на воду и стараясь не думать о крёстном, не вспоминать, как однажды, вон там, на другом дерегу, Сириус упал, отгоняя дементоров…

Только когда село солнце, Гарри понял, что замёрз. Он встал и пошёл к замку, утирая рукавом лицо.

За три дня до конца учебного года Рон и Гермиона вышли из больницы. Гермиона то и дело порывалась поговорить о Сириусе, но Рон всякий раз на неё шикал. Гарри не понимал, готов ли он к такому разговору; всё менялось в зависимости от настроения. Но он был уверен: несмотря на все теперешние несчастья, он будет очень скучать по «Хогварцу» на Бирючиновой аллее. Даже зная, почему необходимо проводить там лето, Гарри не мог изменить отношения к дому родственников. Наоборот, на этот раз думать о возвращении было совсем тошно.

Профессор Кхембридж покинула «Хогварц» за день до окончания семестра. Она крадучись вышла из больницы во время обеда, явно не желая афишировать свой отъезд, но, к несчастью для себя, встретилась с Дрюзгом, а тот решил воспользоваться последней возможностью и выполнить наказ Фреда и Джорджа. Полтергейст долго преследовал Кхембридж, звонко шлёпая её по спине то тростью, то носком, набитым мелом. Школьники высыпали в вестибюль смотреть, как она убегает, а завучи колледжей, хотя и пытались это пресечь, но без особого рвения. Профессор Макгонаголл, невнятно высказав пару упрёков, вернулась за стол и довольно громко выразила сожаление, что не может сама бежать за Кхембридж, подбадривая её криками, поскольку Дрюзг утащил палку.

Наступил последний вечер; все упаковали вещи и собирались идти на прощальный пир, а Гарри даже не начинал собираться.

— Уложишься завтра! — крикнул Рон, стоя у двери спальни. — Пошли, я умираю от голода.

— Я скоро… ты иди вперёд…

Рон ушёл, дверь закрылась, но Гарри не шевелился. Меньше всего на свете ему хотелось идти на пир. Наверняка Думбльдор в своей речи скажет что-нибудь про него и про Вольдеморта; собственно, всё это в прошлом году уже было…

Гарри стал вынимать из сундука скомканные робы, чтобы освободить место для аккуратно сложенных, и вдруг заметил в уголке плохо упакованный свёрток. Он наклонился, достал свёрток из-под кроссовок, посмотрел…

И сразу вспомнил: это дал ему Сириус перед самым отъездом с площади Мракэнтлен после Рождества. Хочу, чтобы ты этим воспользовался, если я тебе понадоблюсь…

Гарри очень медленно опустился на кровать и развернул упаковку. Из свёртка выпало маленькое квадратное зеркальце. Очень старое; грязное уж точно. Гарри поднёс зеркальце к лицу, увидел своё отражение.

Перевернул обратной стороной. Там рукой Сириуса было нацарапано:

«Это двустороннее зеркальце, второе — у меня. Если захочешь со мной поговорить, погляди в него и назови моё имя; ты появишься в моём зеркале, а я — в твоём. Мы с Джеймсом всегда переговаривались так, когда отбывали разные наказания».

Сердце зачастило, чуть не выпрыгивая из груди. Он вспомнил, что четыре года назад видел в Зеркале своих родителей. Значит, он сможет опять говорить с Сириусом, и прямо сейчас!…

Гарри огляделся, чтобы убедиться, что никого нет. Потом посмотрел на зеркало. Дрожащими руками поднёс к лицу и громко, чётко сказал: «Сириус».

От дыхания гладкая поверхность затуманилась. Гарри поднёс зеркальце ближе и, очень отчётливо выговаривая каждую букву, так что слова звонким эхом разносились по комнате, позвал:

— Сириус Блэк!

Ничего. Из зеркала смотрела разочарованная физиономия, определённо, его собственная…

У Сириуса не было с собой этого зеркальца, когда он ушёл в арку, сказал тихий голосок в голове. Поэтому ничего не получается…

Гарри пару секунд сидел неподвижно, потом бросил зеркальце в сундук. Оно разбилось. На протяжении долгой, счастливой, сияющей минуты он был уверен, что сейчас увидит Сириуса, поговорит с ним…

Разочарование жгло горло; Гарри встал и принялся как попало бросать свои вещи в сундук, поверх зеркальца…

И тут ему в голову пришла одна мысль… Гораздо лучше зеркала… много, много лучше… как же он раньше не додумался… почему раньше не спросил?

Он выскочил из спальни и понёсся вниз по винтовой лестнице, стукаясь на бегу о стены и не замечая этого; пролетел по общей гостиной, быстро пролез в отверстие и помчался по коридору, не обращая внимания на несущиеся вслед крики Толстой Тёти:

— Пир вот-вот начнётся, можешь не успеть!

Но Гарри не собирался на пир…

Почему, когда совсем не нужно, везде полно привидений, а сейчас…

Он бежал по лестницам, по коридорам и не видел никого, ни мёртвых, ни живых. Очевидно, все в Большом зале. Перед кабинетом заклинаний Гарри выдохся, резко остановился и безутешно подумал, что придётся ждать до конца пира…

Но именно тогда, когда он потерял последнюю надежду, в конце коридора проплыла прозрачная фигура.

— Эй! Эй, Ник! НИК!

Сэр Николас де Мимси-Порпиньон обернулся, просунув сквозь стену ненадёжно сидящую на шее голову в экстравагантной шляпе с пером.

— Добрый вечер, — призрак вытянул из стены всё тело и улыбнулся Гарри. — Значит, я не один опаздываю?

— Ник, можно тебя кое о чём спросить?

Почти Безголовый Ник сунул палец под тугой воротник и, в задумчивости, принялся его оттягивать. Это занятие он прекратил только тогда, когда чуть не перерезал себе шею окончательно.

— Э-м… сейчас, Гарри? — в явном замешательстве спросил Ник. — А подождать нельзя? Может быть, после пира?

— Нет… Ник… пожалуйста, — взмолился Гарри. — Мне очень нужно. Пойдём сюда.

Гарри открыл дверь в ближайший кабинет.

— Ну хорошо, — вздохнул Почти Безголовый Ник, смиряясь со своей участью. — Не могу сказать, что я этого не ждал.

Гарри вежливо открыл перед ним дверь, но призрак проскользнул сквозь стену.

— Ждал чего? — спросил Гарри, закрывая дверь.

— Что ты придёшь ко мне, — Ник подплыл к окну и посмотрел на тёмный двор. — Это случается время от времени… когда кто-то переживает… потерю.

— Значит, — сказал Гарри, не давая увести разговор в сторону, — ты был прав. Я пришёл.

Ник промолчал.

— Это потому, — начал Гарри, внезапно обнаружив, что разговор предстоит неловкий, — потому… что ты мёртвый. Но ты ведь здесь, правда?

Ник вздохнул, продолжая глядеть в окно.

— Так ведь? — настаивал Гарри. — Ты умер, но я с тобой разговариваю… ты можешь ходить по «Хогварцу» и всё такое, правда?

— Да, — еле слышно подтвердил Почти Безголовый Ник. — Могу ходить и говорить, да.

— Значит, ты вернулся оттуда, да? — напористо продолжал Гарри. — Люди могут оттуда возвращаться, верно? В виде привидений. Полностью исчезать необязательно. Да? — нетерпеливо прибавил он, поскольку Ник молчал.

Призрак поколебался, затем промолвил:

— Не все могут возвращаться в виде привидений.

— Что ты хочешь этим сказать? — тут же спросил Гарри.

— Только… колдуны.

— А, — всего и сказал Гарри. Он чуть не засмеялся от облегчения. — Тогда всё в порядке! Тот, о ком я говорю, колдун. Значит, он может вернуться, да?

Ник отвернулся от окна и трагически посмотрел на Гарри.

— Он не вернётся.

— Кто?

— Сириус Блэк, — ответил Ник.

— Но ты же вернулся! — гневно закричал Гарри. — Ты вернулся!… Ты умер… но не исчез…

— Колдуны могут оставить на земле свой отпечаток, который бледной тенью станет бродить там, где когда-то бывали их живые тела, — горестно проговорил Ник. — Однако редкие колдуны выбирают этот путь.

— Почему? — спросил Гарри. — В любом случае… неважно… Пусть это не принято, Сириус вернётся, я знаю, что вернётся.

И так сильна была его вера, что он повернулся к двери, чтобы встретить Сириуса, перламутрово-белого, прозрачного, но улыбающегося, спешащего навстречу.

— Он не вернётся, — повторил Ник. — Очевидно, что он… пошёл дальше.

— Что значит «дальше»? — выпалил Гарри. — Куда «дальше»? Слушай… вообще, что бывает, когда умираешь? Куда надо идти? Почему не все возвращаются? Почему здесь не так уж много привидений? Почему…?

— Я не знаю ответов на эти вопросы, — отозвался Ник.

— Но ты же мёртвый, — устало сказал Гарри. — Кто может знать лучше тебя?

— Я боялся смерти, — пробормотал Ник. — И решил остаться. Иногда я думаю, что мне, наверное, следовало бы… понимаешь, это ведь не тут и не там… точнее, я не тут и не там… — Он издал тихий, печальный смешок. — Я ничего не знаю о таинстве смерти, Гарри, поскольку вместо неё выбрал жалкое подобие жизни. Насколько мне известно, учёные колдуны в департаменте тайн исследуют эти вопросы…

— Не говори мне о департаменте тайн! — свирепо крикнул Гарри.

— Извини, что не помог, — мягко произнёс Ник. — Ну… надеюсь, ты меня извинишь… понимаешь, пир…

И вышел из комнаты, оставив Гарри в одиночестве. Гарри стоял и невидящим взглядом смотрел на стену, за которой исчез призрак.

Лишившись надежды увидеть Сириуса или поговорить с ним, он словно бы во второй раз потерял своего крёстного отца. Гарри грустно побрёл по пустынному замку. Наверно, он уже никогда не будет весёлым…

Свернув в коридор, где висел портрет Толстой Тёти, он увидел, что кто-то вешает на доску объявлений какую-то бумажку, и, присмотревшись повнимательнее, понял, что это Луна. Спрятаться было некуда, она, скорее всего, слышала шаги, и вообще, у Гарри не было сил прятаться.

— Привет, — неопределённым тоном сказала Луна, оглядываясь и отходя от доски.

— Почему ты не на пиру? — спросил Гарри.

— Понимаешь, я осталась без вещей, — преспокойно объяснила Луна. — У меня всё время что-нибудь крадут и прячут. А сегодня последний вечер, надо всё собрать, вот я и развешиваю объявления.

И она показала на доску, на список пропавших у неё вещей и книг, завершающийся слёзной просьбой их вернуть.

В груди Гарри зашевелилось какое-то непонятное чувство, но не злость и не горе, которые переполняли его после смерти Сириуса. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что это жалость.

— Почему они прячут твои вещи? — спросил он, хмуря лоб.

— О… ну… — она пожала плечами. — Наверно, потому, что считают меня странной. Меня ведь даже называют «Психуной» Лавгуд.

Гарри посмотрел на неё и ещё сильнее почувствовал жалость — до боли в груди.

— Это ещё не повод прятать твои вещи, — объявил он. — Хочешь, помогу их искать?

— Нет, спасибо, — улыбнулась Луна. — Сами вернутся, так всегда бывает. Просто я надеялась уложить их сегодня вечером. Но… ты-то почему не на пиру?

Гарри пожал плечами.