Зеркало ее сновидений Дональдсон Стивен

24. Начало конца

Чуть позже этой же ночью небольшая группа всадников предприняла атаку на тяжелые ворота Орисона, атаку, цели которой в то время никто не понял. С воплями и криками воины подлетели к воротам, стали пускать горящие стрелы, помахивали мечами, выкликивали защитников на поединок, пусть-де не прячутся за стенами, словно женщины.

Их стрелы не причинили воротам никакого ущерба; несколько солдат Смотрителя Леббика провели последние четыре дня, поливая дерево водой. Да и сами нападавшие казались скорее пьяными, нежели опасными. Тем не менее они наделали достаточно шума, чтобы быть услышанными каждым из воинов, находившихся в дежурстве на стенах.

Когда капитан стражи приказал одному из отрядов выйти и отогнать их, всадники отступили. После того, как их поглотила ночная тьма, еще некоторое время доносился издевательский смех.

Когда об этом было доложено Смотрителю Леббику, он сказал гораздо меньше, чем ожидалось. К тому моменту он уже миновал стадию кипящей ярости и перешел к состоянию сдерживаемого бешенства, напоминающего хладнокровие. Он почти весело занялся подготовкой Орисона к осаде войсками Аленда в условиях недостаточного запаса чистой воды.

Незадолго перед этим Териза и Джерадин испортили ему настроение, сообщив о своей встрече с леди Элегой.

Когда они только подступились к нему, он вел себя как человек, который от недостатка сна впал в буйство. Глаза были красными и воспаленными, часть жестов — бесцельными, будто он сам не осознавал своих действий. Однако свойства его характера превратили усталость и давление новых обстоятельств в очередную вспышку ярости. Все его проблемы заключались в том, что ничего другого ему делать не оставалось; Орисон был максимально подготовлен к борьбе, которую Леббик не надеялся выиграть. Но поскольку ему не удавалось отдохнуть, сохранялась опасность того, что его силы иссякнут раньше, чем начнется настоящее испытание.

Ему давно уже не удавалось нормально отдохнуть. Вечное горение в душе заставляло его почти постоянно быть на ногах. А сейчас он не мог отдыхать, потому что отдых означал сон, а сон влек за собой сновидения.

Сновидения его были кошмарами.

В молодости ему часто снились кошмары о его мести командиру алендского гарнизона, который изнасиловал его жену и мучил ее в течение четырех дней с чудовищной настойчивостью и изобретательностью. Но многие годы стабильного спокойствия его супруги и работа, которую он выполнял для короля, вырвали жало у того кошмара.

Сейчас она была мертва. Он остался один — покинутый даже королем Джойсом. И когда он спал, ему снилась не месть.

Ему снилось, что именно он был тем самым алендским гарнизонным командиром, перед которым привязали юную термиганскую невесту. Ему снились все те вещи, которые можно было сделать, чтобы заставить ее кричать, а ее жениха доводить до безумия.

Ему снились удовольствия.

И тогда он просыпался дрожа — ха, Смотритель Леббик дрожит, человек, который, с того дня, как король Джойс освободил его и позволил мстить, бесстрашно смотрел в глаза любой опасности.

Когда он увидел решимость на хмуром лице Джерадина и наивные попытки спрятать беспокойство на лице этой женщины, Теризы — беспокойство, истинные причины которого ему тут же инстинктивно захотелось проверить, — что-то в нем щелкнуло, словно затрещали новые ветки, подброшенные в огонь.

К тому времени, когда Джерадин закончил рассказ о том, что сделала Элега, Смотритель Леббик уже улыбался.

— Поздравляю, — сказал он почти радушно: — Вы снова замечательно преуспели. Леди Териза… — он сказал это так, словно ее самой здесь не было, — дала вам отличный шанс сделать хоть что-то правильно — и как же вы поступили? Вы решили оказаться героем, в одиночку спасшим Орисон. Это должно стать предметом вашей особой гордости.

— Это нечестно, — неожиданно вмешалась женщина. Несмотря на ее беспокойство и слегка испуганный взгляд смелости ей было не занимать. — Вы сделали невозможным сообщить вам что-либо. Если бы я оказалась неправа — если бы Элега совершила что-нибудь другое, пока вы сторожили бы резервуар, — нас обвинили бы в пособничестве ее планам.

Да, подумал Смотритель, она интересная женщина. И скоро настанет ее черед. В один прекрасный день она окажется подвластной ему. Тогда она действительно узнает, что такое быть обвиняемой. Он тщательно обучит ее всем тонкостям.

Он до сих пор считал трудным не доверять пригоднику; как сын Домне и брат Артагеля, Джерадин автоматически мог рассчитывать на хорошее отношение Смотрителя. Кроме того, он остановил Найла. Это было глупо, но благородно.

Женщина же, с другой стороны…

Любопытно, почему именно она единственная заподозрила Элегу — и почему именно она единственная сообразила, что та предпримет? Все, что Леббику было известно о ней: Териза — воплотитель. А также, что она ведет себя как враг Аленда. Кроме того, верховный король Фесттен хочет ее смерти. И что она лгала ему, когда правда могла бы способствовать его служению своему королю. Все остальное было чепухой, домыслами, сновидением…

От улыбки, которой наградил ее Смотритель, могло бы скиснуть молоко. Обращаясь к Джерадину, он спросил:

— Вы знаете, каковы будут теперь мои действия?

— Да, Смотритель. — Пригодник вздохнул, словно ожидал услышать новые оскорбления в свой адрес. — Вы будете готовится к тому, чтобы встретить эту осаду с одной лишь водой из источника.

— Именно. Население у нас удвоилось. Источник не дает и десятой части необходимого. Нам придется серьезно сократить потребление воды. Я собираюсь посадить беременных женщин, измученных стариков и детей на ограниченную порцию, и они будут мучаться от жажды. Потому что вам показалось лестным стать на время героем. Но это еще не все.

Нет, не все.

Какие бы чувства ни испытывал сейчас Джерадин, он смотрел на Леббика не мигая. И Смотрителю это нравилось. Не так давно пригодник обязательно бы дрогнул.

— Вам еще нужно слить воду из резервуара и всех труб. Если вы не сделаете этого, причем в самое ближайшее время, люди, почувствовавшие невыносимую жажду, начнут пить отравленную воду. И если они окажутся слишком слабыми, то умрут.

Попытаться сохранить сколько-то этой воды для мытья полов и тому подобного — чистой воды для этого хватать не будет.

Смотритель кивнул. Неважно, насколько глупы оказались поступки пригодника, глупцом он никогда не был. И если принимать во внимание его несомненную разумность, то казалось странным то постоянство, с которым он совершает глупости.

— Вы уверены, что она действительно отравила воду?

Джерадин нахмурился:

— Вы хотите сказать уверен ли я, что она вполне понимала, что делает? Нет. Я не проверял воду. Но эти пакеты содержали порошок, и порошок этот был зеленого цвета. Единственный известный мне зеленый порошок — один из красителей, которым пользуются Мастера. Он называется «ортикал» — впервые его получил воплотитель по имени Ортик. В лабораториях хранится довольно много этого порошка. — Он не отводил взгляда. — Можно заболеть, если сильно испачкать в нем руки.

— Есть ли от него лекарство?

— Кто знает? Ведь воплотители не едят красителей. И не тратят время на лечение людей, которые этим занимаются.

— Если я попрошу Мастера Барсонажа, сможет ли он установить, сколько ортикала пропало?

— Нет. Никто не ведет контроль за работой Мастеров. Некоторые из них держат ингредиенты, которыми пользуются, в секрете. Но кто-нибудь из юных пригодников мог бы заметить внезапное уменьшение количества ортикала в ящиках.

И снова Смотритель кивнул. Затем совершенно неожиданно впервые обратился к Теризе:

— Как вы догадались о намерениях леди Элега?

Слабым голосом она ответила:

— Я просто предположила.

— Вы предположили?

— Я размышляла над ее фразами, сказанными в разное время. — Голос Теризы стал увереннее. — Этого было недостаточно, чтобы считаться твердым доказательством. Но я обдумала ее слова и предположила.

— Миледи, — уверенным тоном объявил Смотритель, — я в это не верю. — После чего отпустил и ее, и Джерадина.

Ему не нужно было составлять план для дальнейших действий. Все и так было очевидно, шаг за шагом. Он был Смотрителем Орисона; он знал, как служить своему королю. В конце концов не имело никакого значения, какие обстоятельства складывались против него. Неважно, насколько повреждены стены Орисона. Какое количество людей отравилось. Насколько король Джойс не оправдывает ожиданий. Смотритель Леббик превратил себя из человека в меч — а меч не понимает слово "сдаться".

Для себя он отметил нечто, чем еще ему придется заняться в не слишком далеком будущем. Скоро настанет черед этой женщины.

Джерадин отвел Теризу в павлиньи комнаты, а затем отправился к себе, чтобы немного вздремнуть. Но ни ей, ни ему выспаться не удалось.

И никому в Орисоне не удалось выспаться.

Конечно же, многие из обитателей замка проснулись потому, что были слишком взволнованы, чтобы спать крепко. Но у части людей не существовало таких проблем — стражники, слишком опытные или слишком уставшие, чтобы не спать; родители, измотанные детьми; торговцы, уверенные, что их прибыль не станет меньше, независимо от того, кто победит. А также слуги, которые сильно перетрудились; Мастера, которым и без того хватало забот; лорды, которые не понимали положения, и леди, которые воспринимали все философски.

Но и они не выспались, потому что люди Смотрителя Леббика разбудили их.

Несмотря на оперативность, Смотрителю не удалось спасти от опасности двух стариков, которые привыкли по несколько раз за ночь ходить в туалет, нескольких стражников, которые сменились с дежурства и решили освежиться прежде, чем оказались предупреждены, и нескольких детей, которые среди ночи разбудили родителей, прося воды. Эти несчастные случаи послужили подтверждением того, что Элега действительно отравила резервуар — и жесткие ограничения, введенные Смотрителем Леббиком на пользование водой, были необходимы. Дети мучались ужасно, но из всех пострадавших умер только один старик.

Ранним утром почти все население замка толпилось на стенах, на башнях и глядело из окон, чтобы увидеть армию Аленда.

За ночь снова похолодало. Серые облака нависли над Мордантом, окрашивая замок и пейзаж вокруг в цвета печали; холодный ветер свистел словно коса, разметая и задувая все признаки ранней весны. Очертания ближайших холмов словно бы сгладились; отдаленные холмы стали выглядеть более высокими, более опасными. Черные деревья растопырили свои ветви, словно корчились от холода. Большую часть земли все еще покрывал подтаявший снег, а оголившиеся участки походили на грязные пятна. Сначала Териза почти ничего не видела; ощущения от холода напоминали пощечины, а ветер, дувший в лицо, заставлял глаза слезиться. Но постепенно ее зрение адаптировалось и она смогла вглядываться в горизонт в направлении Армигита и Аленда так же, как толпы ниже, на стенах, и люди на других башнях.

Но ничего видно не было.

Долгое время. Толпа то увеличивалась, то уменьшалась. Дважды Териза и Джерадин покидали свой наблюдательный пункт и возвращались в комнаты погреться.

— Когда же они появятся? — спросила она.

— Откуда я знаю? — ответил пригодник с нехарактерным для него раздражением. Он все еще переживал, что не смог остановить Элегу.

Териза понимала его чувства и не обижалась.

— С какой стороны они должны появиться?

— Они будут двигаться по дороге. Это длинней, но зато быстрее. И по дороге удобнее везти провиант. А также "военные машины", о которых мы столько наслышаны.

Когда они снова поднялись на башню, оказалось, что он был прав. Настороженная неожиданной тишиной вокруг, Териза стала внимательнее всматриваться в порывистый ветер и увидела авангард алендской армии.

Они шли по северо-западной дороге, ведущей из провинции Армигит.

Флаги алендского монарха развевались в руках знаменосцев. Скудное освещение и значительное расстояние сделали их совершенно черными.

Армия медленно подкатывала к Орисону — людская река, толпа, казавшаяся бесчисленной. Воины на лошадях. Пешие воины. Множество возниц, подгоняющих мулов, везущие провиант. Толпы слуг и крестьян, тянущие и толкающие массивные осадные орудия. И второй эшелон — носильщиков и сброда, тянущегося за армией.

Все это стекалось сюда, чтобы отнять Орисон у короля Джойса.

С трепетом Териза взирала с башни на происходящее и пыталась представить себе размах кровопролития, которое действия короля обрушили на его людей.

Возможно, Джерадин размышлял примерно о том же. Он обратил ее внимание на северную башню. Взглянув в ту сторону, она увидела, что на верхней смотровой площадке стоят Смотритель Леббик и король Джойс.

С такого расстоянии он казался маленьким, несмотря на теплый тяжелый меховой плащ. Они со Смотрителем изучали приближающиеся войска. Возможно, они были бессильны сделать что-либо. Флаги Морданта были вывешены над стенами; но над королевской башней отчаянно трепыхался личный штандарт короля. Это было длинное пурпурное полотнище, сходящееся к концу, которое выглядело бы гордым и смелым в чистом солнечном свете, но сейчас казалось что ветер пытается вырвать его.

Через какое-то время они со Смотрителем покинули смотровую площадку.

По причине, непонятной Теризе, трубач Орисона дал сигнал. Наверное, он призывал войска к оружию; но звучал этот сигнал скорее как вопль отчаяния.

С тщательностью, словно демонстрируя неотвратимость, алендская армия начала организацию осады.

Десять тысяч воинов выстроились перед стенами и выставили свое оружие. Осадные машины были доставлены на позиции. Затем алендцы подали свой сигнал, и группа всадников собралась у штандарта алендского монарха. К огромному красно-зеленому полотнищу Маргонала добавился флаг перемирия. Флаги и всадники вместе двинулись к воротам Орисона.

Трубач Орисона дал новый сигнал. Ворота поднялись.

Навстречу группе алендцев выехал Смотритель Леббик, сопровождаемый шестью воинами.

Он ничуть не удивился, увидев, что алендцев возглавляет принц Краген. После беседы с королем Джойсом его не удивило и то, что одним из всадников была леди Элега.

Два отряда остановились и начали молча изучать друг друга. Принц был настроен решительно, но Элега явно избегала взгляда Смотрителя Леббика.

После долгой паузы принц Краген сказал:

— Приветствую тебя, Смотритель. Безумие вашего короля привело нас сюда.

Леббик держал свою лошадь на слишком коротком поводу; животному при этом никак не удавалось стоять спокойно. Сидя на крутящейся из стороны в сторону лошади, Смотритель прохрипел:

— Говори, что хочешь сказать, и скорее покончим с этим, лорд принц. У меня есть более достойные занятия, чем бесполезная трата времени.

Взгляд принца Крагена помрачнел.

— Хорошо же, — буркнул он. — Слушай внимательно, Смотритель.

И официальным тоном объявил:

— Маргонал, алендский монарх и повелитель Вассалов Аленда, шлет приветствие Джойсу, лорду Демесне и королю Морданта. Алендский монарх просит короля Джойса встретиться с ним под флагом переговоров для совместного поиска способов улаживания возникшего конфликта. Король Джойс отказался выслушать предложения о мире от посла алендского монарха, и монарх готов сам обсудить этот вопрос при честном и открытом разговоре с королем Джойсом, если король соизволит встретиться с ним.

— Красиво говоришь, — не замедлил ответить Смотритель. — Но почему мы должны ему верить?

— Потому что, — ответил принц, — у меня нет нужды "говорить красиво". Ваша стена разбита и не отремонтирована надлежащим образом, как я вижу. У вас недостаточно воды. У вас слишком мало воинов. Вы не сможете выдержать осаду, Смотритель. У алендского монарха нет причин предлагать вам мир — разве только потому, что вы выполните его требования.

— "Выполните его требования". — Леббик резко дернул повод своего скакуна. — Вот это мне нравится слышать от Аленда. Хорошо же. Вот ответ:

— Король Джойс просил меня напомнить тебе — и твоему замечательному отцу, — что никто из вас ничего не понимает в игре в перескоки. Вы не могли бы добиться даже пата без посторонней помощи. Вместо того, чтобы размахивать перед нами мечами, вам следовало бы вспомнить, что произошло в прошлый раз, когда вы пришли на Мордант с войной.

Выл ветер, развевая гривы лошадей.

— Ради звезд, Леббик, — закричала леди Элега, — неужели он продолжает играть в перескоки? Скажите же ему, чтобы он сдавался!

Смотритель не отводил взгляда от лица принца Крагена.

— Королевская дочь, — заметил он. — Атака прошлой ночью была лишь прикрытием, чтобы она могла покинуть Орисон. — Когда король Джойс сказал ему об этом, Смотритель проклял себя за то, что сам не догадался сразу. — Что вы собираетесь с ней делать? Она заложница?

Принц Краген сплюнул. Сделав над собой усилие, он снова вернулся к официальном тону:

— Алендский монарх принял леди Элегу в качестве друга. У него нет намерения причинять вред ни ей, ни ее отцу лично. Своим благородством он стремится подчеркнуть свои исключительно мирные намерения.

— На это у меня тоже есть ответ. — На этот раз Смотритель Леббик дословно передавал именно то, что ему было сказано. — Король Джойс отвечает: "Я уверен, что моя дочь Элега действовала из лучших побуждений. И куда бы она ни направилась, с ней пребывает моя гордость. Ради нее и ради себя я надеюсь, что добрые побуждения принесут добрые плоды".

Леди Элега смотрела на Леббика так, словно он произносил проклятие.

— Это и есть ответ? — требовательно спросил принц.

— Это то, чем вам придется довольствоваться, — ответил Смотритель. — Это должно прийтись вам куда более по душе, чем то обвинение, которого она заслуживает. Спросите ее, — король Джойс особенно настаивал на этих словах, — хочет ли она знать, сколько человек умерло сегодня утром.

Принц Краген проигнорировал издевку.

— Вы совершенно не поняли меня, Смотритель. Неужели то, что вы передали мне, это ответ вашего короля на мирные предложения алендского монарха? Неужели он настолько безумен.

Подкрепленный в своей уверенности тем фактом, что эти слова действительно исходили из уст короля Джойса, — неважно, насколько странными они казались, — Смотритель Леббик без труда нашелся, что ответить:

— Я бы не советовал вам проверять это.

— Тогда слушайте. Слушайте меня внимательно, Смотритель. — Ярость принца Крагена прорвалась наружу. — Это мое последнее слово.

Ваш король не оставляет нам никакого выбора. Мы не можем этим «довольствоваться». Вы знаете, что Кадуол на марше. Мы находимся здесь, и мы гораздо более уязвимы для армии верховного короля. Мы не можем защитить вас, или ваших людей, или Гильдию…

— Или самих себя.

— …или самих себя, если не захватим Орисон. Король Джойс вынуждает нас вступить в войну, которую он не может выиграть, хотя и мы при этом потеряем немало. Он должен согласиться на мир. Миром или кровью, но нам придется взять Орисон.

Смотритель наконец заставил свою лошадь замереть.

— Это ваше последнее слово? — При этом он улыбался.

— Да!

— В таком случае, слушайте мое. — У Леббика было, что сказать, хотя он и не понимал этого ответа. — Король Джойс заверяет алендского монарха, что у него есть гораздо больше вариантов выбора, чем тому кажется. Король Джойс предлагает вам отойти на запад Демесне и ждать дальнейшего развития событий. Если вы сделает это, он будет рад встретиться с алендским монархом под флагом перемирия и обсудить дальнейшие действия.

Если же нет… — Смотритель с трудом скрывал свое изумление, хотя ответ был продиктован ему заранее, — король Джойс собирается использовать всю силу Гильдии и выкорчевать вас отсюда с корнем!

В это мгновение его не волновало, удастся или нет комбинация короля. Он просто радовался позволению сказать такие слова.

Тишина изумления воцарилась среди ведущих переговоры. Какое-то время все молчали. Принц Краген был вне себя от ярости и от страха.

Затем леди Элега громко прошептала:

— Смотритель Леббик, вы лжете. — Ее лицо на жестоком ветру было бледным. — Мой отец никогда не сделает ничего подобного.

Словно по этой ее команде, принц Краген отобрал у знаменосца флаг перемирия, переломил древко о колено и швырнул обломки на дорогу. Повернув скакуна, он направил свою группу к линии алендских войск.

Смотритель Леббик и его люди вернулись в Орисон. Ворота за ними закрылись.

Алендский трубач подал новый сигнал. Носильщики и прочие сопровождающие принялись распаковывать тюки и повозки и расставлять палатки вокруг замка. Осада Орисона началась.

— Мне нужно повидаться с Артагелем, — сказал Джерадин таким тоном, словно предлагал сломать ему ногу. — Он должен быть в курсе всего, что произошло. — От холода у него текло из носа, и голос его звучал жалко и гнусаво. — Раз уж он все равно не может простить мне, что я упустил принца, от его обвинения в том, что я не сумел остановить Элегу, хуже не будет.

Териза предложила составить ему компанию, но он отказался. Он предпочитал встречать свои несчастья один на один.

Когда он ушел, она вернулась в свои комнаты.

Ей нужно было слишком много передумать. Она должна была решить, каково же ее место в происходящем. Она должна была определить, кому же предана она сама. Она желала выяснить, насколько сильно стремилась — или была способна — взвалить на себя последствия того, что она сообщила Джерадину о связи между ее сном и предсказанием.

Вместо этого Териза поймала себя на мыслях о преподобном Тетчере.

Она работала с ним почти год — достаточно долго, чтобы забыть, почему же согласилась на работу секретаря миссии. До сих пор все, что она вспоминала о нем — это жалкая безрезультатность всех его действий. Но сначала она видела его работу в другом свете. Нет, сначала она рассматривала работу в миссии как возможность заполнить пустоту в своей жизни и как-то скрасить окружение, уменьшить свою бесполезность, снедающую ее. И Териза пошла на работу к преподобному Тетчеру из-за его самоотреченности в борьбе с непреодолимыми обстоятельствами.

В то время она еще не подозревала о его безрезультатности. Но сейчас она задумалась, правильно ли она тогда оценивала его. Как бы на его месте вел себя Джерадин? Разве Джерадин не смотрел бы прямо в лицо неудачам? А может быть, дело заключалось не в безрезультатности миссии, а в ее сердце?

Неужели теперь нельзя было жить так, словно она слышала мелодичные звуки рогов?

Размышления никак не помогали ей в решении проблем. Но найти решение было необходимо, и она продолжала думать. Однако единственный вывод, который ей удалось сделать — что она должна по меньшей мере извиниться перед преподобным Тетчером.

Позднее она обнаружила, что устала и хочет спать.

Мысль о сне оказалась неожиданно приятной. Прошлой ночью она почти не спала. Орисону не было никакой пользы от того, что она устала бы и не выспалась. Убедив себя в этом, Териза подбросила дров в оба камина, чтобы сохранить комнаты в тепле, затем разделась, побросала вещи на кресло и скользнула в кровать.

Какое-то время она вслушивалась, как разбушевавшийся ветер точит когти на ее окне и на углах башен. Но как только холодные покрывала оказались прогреты теплом ее тела, она заснула.

Погрузившись в глубокий сон, она испытала прекрасное ощущение, что ее кто-то целует.

Чьи-то губы крепко прижимались к ее губам. Язык ласкал их, деликатно пытаясь проникнуть между ними. Остро чувствовался запах пряностей.

Под покрывалами рука ласково поглаживала ее живот, затем передвинулась к груди. Прикосновения было достаточно, чтобы ее соски стали более твердыми.

Поняв, что все это не сон, она открыла глаза.

Над ней склонился Мастер Эремис; взгляд его бледных глаз встретился с ее взглядом. Глаза ее отца были такими же. Но паутина морщинок вокруг них свидетельствовала о том, что он улыбался.

От неожиданности Териза отдернула от него голову и натянула покрывала.

Немного отодвинувшись, он убрал свою руку с ее тела. Конец его мантии небрежно выглядывал из-под его огромного плаща. Мастер несомненно улыбался. Казалось, он находится в прекрасном настроении.

— Миледи, — сказал он. — Похоже, я испугал вас. Простите меня.

Глядя на него в сером оконном свете, она подумала, что он куда менее привлекателен, чем ей казалось раньше: черты лица слишком грубые, волосы сильнее, чем следовало бы, открывают лоб. Но это лишь подчеркивало живость его ума и делало его более притягательным.

Териза плотнее натянула на себя покрывала и, сконфужено помаргивая, уставилась на него:

— Как вы?..

— Гардероб. — Его улыбка стала шире. — Я занялся исследованием тайных ходов и оказался настолько удачлив, что попал в эту комнату.

— А где?.. — Она села. Голова отказывалась думать. Териза еще не полностью проснулась. Когда она перестала оставлять в гардеробе кресло? — Где вы были? Я надеялась, что увижу вас.

Он присел на край кровати, затем протянул к ней руку и провел кончиками пальцев по шее, от уха до плеча.

— Мне пришлось съездить домой. Я, кажется, упоминал про Эсмерель? — Его прикосновения были словно клеймо на ее коже. — Мой дед называл это нашим "родовым гнездом", хотя, конечно, оно не тянет на такое название. Мой отец был еще менее благородным, и он не пользовался подобными высокопарными оборотами.

Мастер Эремис легонько потянул покрывало, прижимаемое Теризой к себе.

— И он довольно требовательно настаивал на моем присутствии там. Похоже, что один из моих братьев убил другого — хотя относительно этой парочки трудно сказать что-либо определенное. Мой отец хотел, чтобы я предстал перед ним, пока он решал, следует ли объявить меня не заслуживающим наследства.

Эсмерель находится в провинции Тор — к счастью, всего в двух днях езды от Бродвайна. Я только что вернулся.

Териза с трудом сглотнула. Если он сразу же с дороги пришел увидеться с ней, она готова простить ему все случившееся в его отсутствие. Пальцы Мастера скомкали покрывало, которым она прикрывалась. Если он потянет его на себя, она не сможет сопротивляться. И она не была уверена, захочет ли сопротивляться. Голова казалась ей переполненной вдруг всплывшими в памяти забытыми снами. Думать было просто невозможно.

Сделав усилие, Териза спросила:

— И что же он решил?

Воплотитель пожал плечами, давая понять, что это его мало заботит.

— Мой отец ненавидит меня. Так же, как оба моих братца, точнее, теперь один. Хотя следует заметить, что они всегда поступали так, как хотел я. Но мне нет пользы от Эсмереля. Так что пусть мой брат унаследует его. Если у моего отца достанет здравого смысла умереть вовремя.

Он подался вперед и его губы снова коснулись губ Теризы. Запах пряностей переполнял все ее чувства. Его рука потянула покрывало, и его язык требовал ответа. Нет, она не сможет сопротивляться. Его рука теребила ее сосок, и она дрожью отвечала на его прикосновения; затем он страстно обхватил рукой всю грудь. Она была его…

Но все же Териза оттолкнула его. Несмотря на румянец на щеках и прерывистость дыхания, она встретилась с ним взглядом, собрав всю свою волю. — Почему ваша семья ненавидит вас?

Его улыбка исчезла; глаза горели таким огнем, словно хотели расплавить ее.

— Миледи, я пришел сюда не для того, чтобы беседовать о своей семье. Я пришел сюда получить то, что по праву мое.

Не задумываясь над своими действиями, Териза передвинулась на край кровати и встала. Не придавая значения своей наготе, она потянулась к креслу, где лежали ее вещи. Ее руки дрожали, когда она натягивала на себя тяжелый бархат и затягивала пояс; голос дрожал, когда она говорила:

— Вас не было слишком долго. Я ждала вас. Я хотела помочь вам. Я была готова… сделать все, что угодно. Но вы не пришли. Я не получила от вас ни одной весточки.

Но при этом она была на грани паники при мысли, что он может обидеться и уйти, что, отодвинувшись от него, она могла погубить все надежды на его прикосновения и поцелуи. Однако улыбка Мастера была слишком деланной, чтобы выражать подлинную страсть; и кроме того, теперь он смотрел на нее иначе, словно она бросила ему вызов.

— Миледи, — сказал он задумчиво. — Я весьма опечален, что вы не получали от меня никаких вестей. Такое не входило в мои намерения. Я посылал вам записки множество раз. Но, быть может, они до вас просто не доходили?

Она собралась уже было спросить: "Почему записки не доходили?.." — но тут поняла, что он имеет в виду. У него не было в мыслях уезжать отсюда, не попрощавшись с ней. Это все меняло. Неужели? Едва не плача, она пробормотала:

— Вы посылали записки через Саддит? Но ведь она ваша любовница. Она не хотела делить вас ни с кем, и потому не отдала мне ни одного послания.

На мгновение глаза Мастера расширились, словно она удивила его. Но тут же улыбка озарила его лицо. Сейчас его довольство было несомненным. Его тон — осторожным и веселым, когда он сказал:

— Миледи, не можете же вы ревновать меня к служанке, а тем более к Саддит! Почти все мужчины, с которыми она была знакома, побывали у нее между ног. Я могу поверить, что она не передавала вам моих записок. Но я не могу поверить, что это примется в расчет — будто я могу предпочесть ее специфические прелести.

Теризы тут же запуталась в собственных эмоциях. Облегчения от того, что он слал ей записки, хватило лишь на мгновение; сразу возникла мысль, что известие об этом получено слишком поздно. И кроме того, это ничего не меняло. В его отсутствие она уже сделала свой выбор — она стала на сторону Джерадина. И не только из-за недостатка выбора; не потому, что Джерадин находился под рукой, а Мастера Эремиса не было рядом. Она выбрала Джерадина потому, что не верить ему — шпионить за ним, предавать его, как требовал того Мастер Эремис — было немыслимо. Если бы Эремис пришел к ней раньше… Она прикусила губу, пытаясь скрыть свое смятение.

Продолжая улыбаться он внимательно изучал ее. И через мгновение сказал:

— Не принимайте Саддит во внимание. Я откажу ей немедленно, чтобы доставить вам удовольствие. Но вы спрашивали о моей семье.

Она тупо кивнула, вслушиваясь в каждое сказанное им слово и чувствуя боль в сердце.

— У меня маленькая семья. Эсмерель — небольшое поместье, и довольно красивое. Мой дед был человеком большого ума — и еще большей изысканности. Он обладал совершенным пониманием учености и наслаждения. И занимался воплощениями. По правде говоря, по одной из семейных легенд, он частенько встречался с Архивоплотителем Вагелем. Конечно же, это происходило за годы или даже десятилетия до того, как начались войны за Мордант, при которых Архивоплотитель выступал на стороне верховного короля Фесттена.

К несчастью, у моего деда имелся всего один сын, и тот был негодяем. Он не признавал ничего кроме насилия — особенно изысканного насилия. Когда он вступил во владение Эсмерелем, то провел много лет, извращая его красоты. Затем стал надсмотрщиком, который зорко следил за тем, чтобы не случилось никакой утечки богатств из его "родового гнезда".

В результате его блуда на свет появились три сына. Первый был его точной копией. Второй походил на него чуть менее и был менее мускулистым, но зато обладал хитростью — и потому его терпели.

Я же был третьим.

Мастер говорил так, словно произносил заклятье. Териза ожидала, что он приблизится к ней — то, как он изучал ее, казалось, свидетельствовало, что сейчас он сделает это. Его взгляд словно гипнотизировал ее. Но Эремис продолжал сидеть на краю кровати.

— К счастью, — заметил он, — я оказался намного крепче, чем казалось на первый взгляд. И поскольку я всегда крутился у отца под ногами, он возненавидел меня всем сердцем. По этой причине братья имели его невысказанное благословение издеваться надо мной. — Говорил он спокойно, и блеск в его глазах был таким же невозмутимым, как занесенный топор. — Однажды они заперли меня в деревянном сарае и подожгли его, желая посмотреть, что я буду делать.

Дыша сквозь полураскрытые губы — так, словно она была в ужасе или в восторге — Териза спросила:

— И что же вы сделали?

Мастер хмыкнул:

— Я их обманул. Я не питал надежд унаследовать Эсмерель, но зато я унаследовал ум своего деда. Прежде чем я достаточно вырос, чтобы испытывать страх, я нашел способы самозащиты. Как я очень скоро выяснил, лучшим было сталкивание их друг с другом. И я принялся учить их обоих, что они нуждаются во мне для получения помощи против другого. Через некоторое время я смог добиваться от них всего, чего хотел.

Охваченная смятением от его рассказа — напомнившего Теризе о ее собственном детстве, о темном шкафе и медленном исчезании, — она осознала, что Мастер Эремис стал ей чем-то ближе.

— И что вы заставили их делать?

Он позволил себе выказать некоторое раздражение:

— Я сделал из них примерных жителей провинции Тор. Я сдерживал своих братьев. Я отучил своего отца от его буйных безобразий. И заставил их восстановить то умение, которым когда-то славился Эсмерель, так что я смог получить истинное наследство своего деда. Именно благодаря его знаниям и исследованиям я стал воплотителем.

Но даже покинув Эсмерель я делал все возможное для сдерживания своей семьи от зверств. Однако расстояние в два дня оказалось слишком большим. И мне очень жаль, что я не смог предотвратить ту глупость, из-за которой первенец моего отца сейчас мертв. — Его поведение свидетельствовало, что он не очень-то и горюет.

Она сделала еще один шаг к нему. Взгляд его бледных глаз, казалось, притягивал ее.

— Вы пришли для обладания мной. Чего вы хотите от меня?

Он развел руки, словно для того, чтобы продемонстрировать свою силу.

— Снимите халат.

Она коснулась пояса халата, словно уже не обладая своей волей. Но тут же убрала руку.

— Я имею в виду — после. Что мне следует сделать для Морданта?

— Почему должно быть еще что-то "после"? — спросил он. — Твое женское естество познает такое, что ему и не снилось.

Териза попыталась чуть слышно настаивать:

— Я хочу помочь вам. Я хочу помочь Морданту.

— Ну хорошо, — и, словно будучи убежденным, что она прекрасно знает и согласна с этим, он ответил: — Вместе нам удастся убедить Смотрителя Леббика и Гильдию, что Джерадин — предатель.

Когда он сказал это, сердце Теризы чуть было не перестало биться — и затем вся ее смелость куда-то исчезла, словно испарилась. Джерадин? Он снова говорит о Джерадине? Он до сих пор считает, что Джерадин участвует в заговоре вместе с Гилбуром и Вагелем? Или он собирается предъявить новые обвинения ее единственному другу? У нее едва хватило сил спросить:

— А что он такого сделал?

— Сделал? Что он не сделал? Разве он не убеждал вас что я — предатель?

Она покачала головой.

— Значит, он хитрее, чем я думал. Вы могли бы заподозрить его, если бы он пытался обмануть вас в отношении меня.