Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию Куликов Дмитрий

Уроки мужества

Сразу после аварии на Фукусиме-1 средства массовой информации, и особенно Интернет, запестрели сообщениями о том, что вот сейчас высокоцивилизованные и высокотехнологичные японцы покажут нам, как надо ликвидировать атомные неприятности. Свято верящие в заграничное превосходство и проклинающие себя за нашу варварскую отсталость довольно долго занимались самовнушением, что японские чудо-роботы уже расправились с радиацией.

Чуда не произошло. Роботов под рукой не оказалось, и ликвидацией аварии занимались обычные люди. Не буду цитировать отечественные и европейские СМИ, которые обсуждали социальный состав ликвидаторов (из бомжей и гастарбайтеров), пропажу без вести отдельных людей на станции (включая ее генерального менеджера, который то ли уже самоликвидировался в духе самураев, то ли сбежал из страны, но о нем ни слуху ни духу). Также широко обсуждалось наличие смертельно облученных, количество которых точно не известно.

Что из всего этого правда, а что ложь, мы понятия не имеем. Не вызывает сомнения одно: четверть века прошло с момента катастрофы в Чернобыле, но методы борьбы с аварией практически не изменились. Сражаться с вырвавшимся из узды атомом способен только персонифицированный человек, причем человек, не жалеющий себя.

Аварии на Чернобыльской АЭС, которая якобы была более мощной, чем на «Фукусиме», СССР противопоставил героизм пожарных, массовый приток добровольцев-ликвидаторов и стремление как можно быстрее прекратить выбросы радиации в окружающую среду, даже заплатив за это человеческими жизнями.

В Японии правительство не занимается аварией: ему хватает землетрясения, а станция – это всего лишь коммерческое предприятие, и компания-оператор будет ликвидировать последствия в рамках экономической парадигмы, то есть минимизируя собственные убытки.

С камикадзе, на которых возлагали большие надежды некоторые комментаторы-фантасты, тоже как-то не заладилось. Поскольку на самом деле японский камикадзе уходил в мир иной, совершая подвиг, только после того, как в полной мере вкусил райской жизни на земле. Своей смертью на благо страны он фактически платил пусть за недолгую, но прекрасную и роскошную жизнь.

По всей видимости, этот рай для потенциальных камикадзе в сегодняшней Японии пока организовать не удалось. Это только на моей Родине, в СССР, простые люди, спасая жизни и здоровье гораздо большему количеству других людей, способны своими телами (практически буквально) «закрыть» рвущуюся на волю радиацию. И я горжусь и своей Родиной, и своими соотечественниками. Не было тогда в Чернобыле другого способа борьбы с аварией, кроме героизма и самопожертвования ликвидаторов. Думаю, что нет альтернативы мужеству и у Японии.

О сочувствии и злорадстве

Поведение японцев, сохраняющих спокойствие и демонстрирующих высокую организованность, заслуживает уважения. Думаю, что любые европейцы вели бы себя в этой ситуации совсем иначе. Жаль японцев, которые пережили Хиросиму, а теперь еще и Фукусиму. Сочувствует им весь мир, и весь мир готов помочь. Отдельных личностей, злорадствующих в Интернете на тему «это вам, японцы, за наши Курилы и Порт-Артур», следует рассматривать как психически больных.

И вот тут мы приближаемся к тому, что действительно отличает случаи Чернобыля и Фукусимы. Хочу сегодня обратиться к тем, кто слушал «Голос Америки», «Свободу», «Немецкую волну» в 1986 году. Нам сообщили тогда, что бесчеловечный коммунистический режим получил по заслугам. В западной прессе в полном объеме была отражена позиция, утверждающая, что такая авария может случиться только у тоталитарных монстров в варварском Советском Союзе, а в цивилизованных странах Запада такого произойти не может ни при каких обстоятельствах. Поскольку на Западе и демократия, и права человека, и технологическое превосходство, и сами люди другого качества – высшего. И аварии такой там быть не может, потому что «принцессы не какают».

Выражаясь современным языком, авария на ЧАЭС стала для Запада пиар-поводом и средством давления на СССР. Катастрофу на атомной станции и жертв этой трагедии – погибших, облученных и просто беженцев – использовали для дискредитации советского строя, для борьбы с Советским Союзом и для его ослабления. Чернобыль стал зацепкой для проведения гигантской информационно-пропагандистской кампании. Запад сделал все, чтобы превратить чернобыльскую трагедию в мощнейший символ античеловечности и неконкурентоспособности правящего в СССР режима. Такова была цель Запада, и он ее достиг.

Многие наши соотечественники, не говоря уже о жителях «свободного мира», до сего дня верят в эту специально сконструированную символическую сущность чернобыльской аварии. Была устроена травля Советского Союза за то, что мы, варвары, не только сами себя уничтожаем, но еще и вредим «радиоактивными облаками» цивилизованным европейским соседям. Ну, уж точно они, облака, навредят полуцивилизованным полуевропейцам из социалистического лагеря. Так понижали рейтинг СССР не только на Западе, но и в рядах союзников и сателлитов.

Вот что действительно кардинально отличает Чернобыль от «Фукусимы».

Миф об эффективной экономике. Как богатеть добрым словом и пистолетом

Так называемый Вашингтонский консенсус только формально может восприниматься как сугубо финансовый или экономический. На самом деле это мощный инструмент социально-исторического программирования, и этот инструмент был навязан России в самом начале 90-х годов как стране, потерпевшей поражение в «холодной войне», и действует у нас уже более 20 лет.

Прежде чем стать «насильником», директор-распорядитель МВA Доминик Стросс-Кан сообщил, что навязанная миру более 20 лет назад система финансово-экономического глобального регулирования под названием «Вашингтонский консенсус» есть зло для тех, кто подвергается такому регулированию, и одновременно есть благо и возможность получения сверхприбылей для тех, кто такое регулирование осуществляет. В принципе поступок г-на Стросс-Кана сравним с поступком гр. Паниковского, нарушившего Сухаревскую конвенцию и за нарушение оной примерно наказанного и изгнанного. Собственно, со Стросс-Каном ровно это и произошло.

И это правильно с цивилизованной точки зрения, поскольку практически любая возможность извлечения сверхприбыли у западной цивилизации строится либо на обмане (а способ обмана – самая большая тайна, поскольку на нем зиждется весь бизнес), либо на внеэкономической аргументации, то есть на принуждении к сделке, или, проще говоря, на вымогательстве. Как любили говаривать национальные герои США, «добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем одним добрым словом».

Немного истории

Так называемое первичное накопление капитала возможно лишь за счет сверхприбылей. Рассказы о том, что сначала я купил одно яблоко, помыл, дезодорировал, продал, а на полученные деньги купил уже два яблока и именно так сформировал свой первоначальный капитал, у людей, работающих в бизнесе, давно уже ничего, кроме улыбки, не вызывают.

Современный капитализм вырастал на плечах торговли, и капитал в нем формировался во многом за счет неравноценного обмена и принуждения к кабальному договору. Вспомним хотя бы о знаменитом обмене стеклянных бус и бутылочного стекла на золотые самородки у африканских племен. В том числе и на этом формировался стартовый капитал современного капитализма. Изъятие золота на американских континентах времен их покорения цивилизованными европейцами происходило еще проще – золото просто отбирали, а законных владельцев уничтожали. И на американском (отобранном у индейцев) золоте рос становящийся новой человеческой формацией (по Марксу) европейский, а сегодня уже мировой капитализм.

При рассмотрении подлинной природы капитализма интересны также промышленные революции в Британии в конце XVIII века и в США на сто лет позже. Нужно понять простой принцип (действующий и тогда, и сейчас) технического (можно даже сказать, инновационного) развития: если у тебя нет достаточного объема средств для инвестиций, никакой революции не будет, то есть не будет никакого развития. Нужны крупные «временно свободные» средства, чтобы инвестировать их в промышленные разработки.

К середине XVIII века Великобритания была и торговым, и колониальным мировым лидером, опережая Испанию и Францию. Хорошо известно, что прибыль на колониальных товарах составляла сотни, а порой и тысячи процентов. Капитал, сформированный за счет колониальных и торговых сверхприбылей, имелся к тому времени в достаточном количестве только у британцев. Они и стали лидерами промышленной революции.

Можно долго обсуждать роль либерализма в промышленной революции в США в конце XIX века, однако если бы американцам не удалось сформировать крупные капиталы на работорговле и рабском труде, вряд ли в США в это время состоялась индустриализация. Кроме того, США к тому времени уже стали специфической зоной для инвестирования собственно британского капитала, пока еще второй частью англосаксонского мира.

Отцу-основателю конвейерного автомобильного производства, американскому суперкапиталисту Генри Форду приписывают два высказывания: «Я могу отчитаться за любой свой миллион, кроме первого» и «Любой крупный капитал основан на криминале». Я думаю, что эти высказывания относятся напрямую не только к самому старику Форду, но и к природе формирования капитала как такового. Сделка, порождающая сверхприбыль, может быть заключена и реализована только при наличии других (неэкономических) факторов, порождающих неравноправие сторон. При игре со сверхприбылями и сверхкапитализацией «невидимая рука рынка» как бы отдыхает, поскольку задействуются механизмы регулирования игры, гарантирующие результат.

От депрессии к депрессии

Отдельного рассмотрения заслуживает американский способ борьбы с так называемыми кризисами. Поскольку природа сверхприбыльности при капитализме обеспечивается внеэкономическими средствами, то время от времени капиталистическому миру приходится сталкиваться с тем, что эффективность этих средств падает или все эффекты от них уже исчерпаны. Так устроены все капиталистические кризисы, носящие системный характер.

Как же бороться с кризисом, который возник как результат недейственности обмана или невозможности принуждения к кабальным условиям сделок? Да очень просто: еще большим обманом и более радикальным принуждением.

Конечно же, участие США во Второй мировой было значимо для преодоления ими Великой депрессии и ее последствий, однако нужно понимать, что основным «лекарством» выступила банальная девальвация доллара против золота. Вначале у всех граждан Соединенных Штатов отобрали все золото под страхом уголовного преследования, ввели мораторий на обмен долларов нерезидентов (и других государств) и только потом обозначили новую долю золотого наполнения. Известные Бреттон-Вудские соглашения фиксировали такое наполнение доллара золотом, которое давало возможность эмиссионного финансирования капитализации хозяйства США на десятилетия, тем более что после войны практически весь золотой запас мира в физическом выражении был сосредоточен в США.

Вторая американская депрессия 1967–1980 гг. была преодолена практически тем же способом, только с еще большим цинизмом. Когда президент Французской Республики Шарль де Голль начал требовать обмена скопившихся у Франции долларов на реальное золото, то он не нашел понимания у американских властей, более того, столкнулся с противодействием. Де Голля ждала студенческая революция 1968 года в Париже и отставка, Америка вынуждена была опять ввести мораторий на обмен долларов, а затем и вовсе отказаться от золотого эквивалента. Фактически к 1973–1975 гг. хозяйственно-экономическая система США проиграла в соревновании с СССР. Советская социалистическая система «сверхэксплуатации» всех без исключения собственных ресурсов оказалась эффективнее и конкурентоспособнее.

Согласно экономической логике Америка должна была объявить дефолт и банкротство. Но США были лидером западного мира в борьбе с «империей зла» и вели войну на уничтожение противника, тогда как мы начали разглагольствовать о мирном сосуществовании двух общественно-политических систем, а потом и вовсе объявили перестройку и новое мышление. В момент фактического американского банкротства в 70-е годы прошлого века весь западный мир принял на себя дефицит капитализации экономики США, когда страна отказалась от золотого стандарта, а США получили возможность фактически обнулить всю накопленную к тому времени кредиторскую задолженность и продолжать строить кредитно-эмиссионную пирамиду.

Сегодня попытаются сделать такую же операцию всему миру, а не только западному. В этом и состоит так называемое чудо так называемой рейганомики. Устоявшийся миф говорит нам о том, что правление Рональда Рейгана было сверхлиберальным и именно благодаря этому либерализму в экономике США совершили резкий скачок вперед и похоронили СССР. Это пропагандистское вранье. Реально налоги за период правления Рейгана в США выросли, а (и это самое главное) долги Америки и американцев начинают расти практически в геометрической прогрессии. В этом основной секрет успеха «рейганомики» – неограниченный кредит, который никто и никогда не собирается отдавать. Для того чтобы это стало практически очевидным, достаточно взглянуть на информацию в «Википедии» по запросу «долги США».

На этом и надорвался СССР. Мы были обречены, когда позволили США отказаться от золотого наполнения доллара. Соревноваться дальше с США было бессмысленно, поскольку результат был заранее известен. Это почти так же, как если бы на ринг вышли боксер, обязанный сражаться по правилам бокса, и мастер по боям без правил, не обязанный никакие правила соблюдать, да еще у последнего был бы отменен и допинг-контроль, обязательный для первого.

Если внимательно отнестись к таблицам, то мы увидим, что в десятилетия кризисов (депрессий) долг США растет кратно в разы. За счет чего это возможно? Только за счет печатного станка и реальной девальвации. Вот и все американское чудо. Если бы у России была возможность безвозвратно закачать в свою экономику хотя бы по триллиону долларов ежегодно в течение десяти лет, наверное, наше «экономическое чудо» было бы куда «чудесатее» американского.

Предложение, от которого нельзя отказаться

Падение СССР и наше поражение в холодной войне подарили США золотые годы правления Клинтона и на десятилетие отодвинули нынешний американский и мировой кризис. Ограбление проигравшего социалистического лагеря позволило американцам еще раз получить сверхприбыль. Так называемый Вашингтонский консенсус, поминки по которому мы сегодня справляем, есть всего лишь один из механизмов глобального перераспределения мировых богатств в пользу образовавшегося после падения СССР мирового гегемона в лице США. Это навязывание другим странам таких правил, которые не могли привидеться Америке для самой себя и в страшном сне.

Если не вдаваться в детализированные подробности, можно утверждать, что экономическая политика в рамках Вашингтонского консенсуса, принятая бывшими социалистическими странами и странами Латинской Америки под давлением США посредством и через МВФ, есть мощнейший инструмент декапитализации хозяйства этих стран. Сверхприбыль должна формироваться только в одном месте, ибо только сверхприбыль является истинной и подлинной ценностью капитализма.

Более того, всем странам бывшего социалистического лагеря навязывались такие условия, которые в принципе исключают для этих стран возможность перехода в режим развития, не говоря уже об интенсивном развитии. В лучшем случае в побежденных странах должны сложиться воспроизводящиеся системы обслуживания нужд гегемона.

Однако, по всей вероятности, именно к нашей стране это все же не относится. Здесь работает система неспешной, но необратимой деградации, которая в конце концов должна привести к исчезновению самой страны. Одним из инструментов такой деградации как раз и являлся институт Вашингтонского консенсуса, который был навязан нам в излюбленной американцами форме предложения, «от которого нельзя отказаться».

При этом далеко не факт, что мы сможем отказаться от него даже сейчас, когда его истинный грабительский характер признал объявленный насильником бывший глава МВФ Доминик Стросс-Кан. Для такого отказа нам нужна не только политическая воля, но и собственное видение будущего своей страны, понимание перспектив и постановка исторических целей. Собственных, а не навязанных извне. С этим у нас пока плохо.

Есть еще одна замечательная американская поговорка: «Можно некоторое время обманывать всех. Можно все время обманывать некоторых. Но невозможно все время обманывать всех». Это, так сказать, девиз успешного американского бизнесмена-капиталиста. Вот это золотое правило ведения бизнеса по-американски сами же американцы сегодня подзабыли. Капиталистический лохотрон кредитно-эмиссионной экономики, кажется, исчерпал свой ресурс. Можно, конечно, пытаться делать вид, что все не так плохо, но это только усугубит проблему. По всей вероятности, мир обречен искать историческую альтернативу англосаксонскому капитализму, хотя сами капиталисты будут пытаться убедить нас в том, что альтернативы ему нет, то есть будут продолжать пытаться все время обманывать всех.

Исторически наша попытка построить нечто иное в виде СССР хоть и окончилась фактической неудачей, еще не означает невозможности альтернативы капитализму в принципе. На пороге грандиозного европейского цивилизационного кризиса мы можем опереться на поистине бесценный советский опыт. Нужно внимательно следить за тем, что делают китайские товарищи. У них пока еще тоже есть шанс. Хотя на заданный мне вопрос по поводу наших ближайших перспектив я предпочитаю оптимистично отвечать: «Все еще хуже, чем на самом деле».

Миф о демократии. Ничего общего с народовластием

За три столетия демократия превратилась в декоративную конструкцию, имитирующую власть народа. Культурно-исторический кризис либерально-демократической модели с каждым днем становится все более очевидным.

Собственно, действительного народовластия в истории человечества еще ни разу не было. Заслоняться от критического изучения существующего политического строя известной фразой Черчилля «Демократия – худшая форма правления до тех пор, пока вы не сравните ее с остальными» (Democracy is the worst form of government unless you compare it to all the rest) больше не представляется возможным. Настало время сравнивать. Приходит понимание, что либеральная демократия к народовластию не имеет никакого отношения, что народовластия не существует, что в большом числе конституций о принадлежности власти народу написана ложь. Что же это такое – народовластие?

От Афин до самых до окраин

Конец XIX и весь XX век сильно повлияли на представления о демократии, в корне изменив их. По крайней мере, если говорить о демократии времен Античности, которая была способом организации власти меньшинства над большинством. В этом заключался главный секрет ее эффективности.

Для того чтобы участвовать во власти (демократически организованной), требовалось быть: а) свободным от рождения; б) мужчиной; в) гражданином. Только при наличии этих трех признаков можно было участвовать в демократии и обладать политическими правами, точнее, одним синтетическим политическим правом – властвовать, иметь власть.

И в греческом полисе, и в Римской республике таких демократически имеющих власть было заведомое меньшинство. В форме демократии они властвовали над большинством (рабы, вольноотпущенники, неграждане, женщины). Важно понимать, что как только в истории пропорции смещались и круг «демократически властвующих» расширялся, немедленно следовало изменение формы властвования, как правило, в сторону диктатуры (монархии), способной сохранять власть меньшинства над большинством. Это во-первых.

Во-вторых, несколько слов о гражданстве. Римское гражданство времен республики подразумевало далеко не только права, но и обязанности. Главная обязанность римского гражданина состояла в том, чтобы вовремя занять свое место в строю когорты, центурии и легиона, в том, чтобы отдать свою жизнь за Рим. Так же дело обстояло и в античных Афинах. Только граждане, имеющие политические права и обязанности, могли быть носителями и участниками демократии, в то время – народовластия.

Народ Рима или народ Афин и был тем самым правящим меньшинством, состоящим из граждан. Весь народ мог собраться на Форуме или на Агоре и вершить судьбы государства. Все остальные, кого в эти места не допускали, соответственно, никаким народом не являлись и к демократии (народовластию) отношения не имели.

За этим стояла железная логика: древние греки отлично понимали, что Человеком может считаться только тот, кто обладает политическими правами и обязанностями, остальные, по мнению греков и римлян, не люди. А народ может состоять только из людей.

Эпоха возрождения

Со времен английской революции (1649) и практически до революции российской (1917) все демократии оставались формой властвования меньшинства над большинством. Все западные демократии этого времени были цензовыми, то есть допуск к демократическим процедурам был сильно ограничен. Владимир Ленин называл эти демократии буржуазными, хотя ценз существовал не только имущественный, но и половой, и расовый.

Народ понимался в этих демократиях так же, как в Древнем Риме. Знаменитая преамбула к Конституции США, начинающаяся словами «Мы, народ Соединенных Штатов» (We the People of the United States), подразумевает имущественный, расовый, половой, высокий возрастной ценз для обладания политическими правами и формирования того самого властвующего народа. К народу США не относились в то время индейцы, рабы, чернокожие, женщины, бедняки, лица без гражданства.

Таким образом, американская либеральная демократия, которую США продвигают по всему миру в качестве эталона, сложилась исключительно как форма власти меньшинства над большинством. Формально чернокожие получили политические права только в 1870 году, женщины – в 1920-м (активное избирательное право), имущественный ценз полностью был ликвидирован только 23 января 1964 года, когда 24-я поправка к Конституции США была принята конгрессом. Она вводит запрет ограничения избирательных прав по основаниям неуплаты налога. Необходимость принятия поправки объяснялась политикой ряда штатов, которые стремились не допустить к выборам бедное население (значительную часть которого составляли афроамериканцы и иммигранты).

Таким образом, к всеобщей (массовой или тотальной) демократии США переходят только в последней трети XX века (и то оставляя, например, такой «пережиток», как коллегия выборщиков и непрямые выборы президента).

Переход к тотальной демократии привел к крушению Британской империи, по крайней мере, к формальной независимости большинства британских колоний. И это тоже случилось на границе последней трети XX века. Что же заставляет США и Запад в целом отказываться от ограниченной цензовой демократии и переходить к демократии всеобщей или полному народовластию?

Историческая альтернатива

Россия перешла к всеобщей массовой демократии стремительно и исторически одномоментно, вместе с большевистским переворотом 1917 года. Оформлен этот переход был Конституцией 1936 года, сообщившей о том, что социализм в СССР в основном построен.

И Ленин, и после него Сталин опирались непосредственно на волю большинства. Ведь это большинство хотело, чтобы не было богатых. Вот их и ликвидировали. Правда, довольно быстро выяснилось, что, для того чтобы властвовать, опираясь на волю непосредственно большинства, нужно ликвидировать все несогласное меньшинство – уничтожить, выслать, интернировать. Большинство должно быть монолитным и не иметь политической и идеологической альтернативы. Оно должно быть тотальным, всеобщим, когда для меньшинства не остается места. Внутри общества победившего большинства возможна любая «демократия», если она не касается вопросов реальной политики и власти.

Советский Союз, который победил фашизм и в котором были реализованы и всеобщее избирательное право, и равенство полов, и расовое равенство, после Второй мировой был безусловным лидером и образцом для человечества, как любили тогда говорить, локомотивом прогресса. США и Великобритания объявили СССР так называемую холодную войну и одновременно занялись глубокой модернизацией собственной общественно-политической и социальной системы.

Модернизация эта шла по нескольким направлениям. Во-первых, глубокая идеологизация западного населения. Нужна была еще одна светская вера, способная конкурировать со светской верой в коммунизм. Такая вера в либеральную демократию как высшую ступень развития человеческого общества была создана. Во-вторых, средний уровень жизни на Западе должен был превосходить уровень жизни большинства в СССР.

Модель потребительского общества возникла тогда же. В ней, кстати, ничего нового нет. Это модель позднего Рима, воплощенная в девизе «Хлеба и зрелищ». Оба направления модернизации должны были эффективно компенсировать переход к всеобщей демократии в странах Запада, к которой их подталкивало наличие такой демократии в СССР.

В это же время начинают формироваться так называемые избирательные технологии. В позднем Риме, для того чтобы быть избранным, нужно было содержать обширную клиентелу и быть отъявленным популистом. Довольно быстро избирательные технологии ХХ века превращаются в манипулятивные, что нашло свое отражение и в литературе – «Вся королевская рать», и в кино – «Хвост вертит собакой». Ошибкой является полагание этих случаев как единичных фактов, а не как системных признаков современной всеобщей демократии.

Тотальная демократия сегодня

Итак, за 300 лет буржуазная (классовая) демократия из формы организации власти меньшинства над большинством (собственно, такими же формами являются и сословная и абсолютная монархии, и олигархия, и диктатура) превратилась в декоративную конструкцию всеобщей демократии, в которой с большей или меньшей эффективностью имитируется народовластие.

Почему имитируется? Да потому что тот или иной политический курс практически никак не зависит от результатов народного волеизъявления. Более того, сегодня практически невозможно найти какие-либо принципиальные отличия в программах политических партий и политических деятелей, если не брать в расчет маргиналов. Власть должна нравиться народу – вот главное требование к любой политической программе. Ему можно соответствовать в условиях избыточного потребления и займов, но это невозможно, когда уровень жизни основной массы населения (народа) падает. Легко потреблять ресурсы всего мира, оплачивая их долгами и экспортируя лишь демократию в виде революций. А что делать, если революция придет и к тебе, потому что в долг больше не дают? Имеют ли право на восстание народные массы в США, если их не устраивает ни одна из двух существующих партий? Это то, что нам предстоит скоро узнать. Отказать своему народу в таком праве, возведя либеральную демократию в ранг светской религии, будет очень трудно.

Реально ли действительное народовластие? Или оно возможно только в тоталитарном обществе большинства, лишившего меньшинство всяких прав или самого существования? Скорее всего, в ближайшее время мы будем наблюдать разрушение общественного консенсуса в США и ЕС. Действительного народовластия в истории человечества еще ни разу не было. Всеобщая демократия продолжает оставаться идеей, привлекательной, но пока нереализуемой.

Миф о мультикультурализме. Крах того, чего не может быть

Европейская псевдоконцепция мультикультурализма столь же бессмысленна, как и первоисточник – американский «плавильный котел». Ее крах пару лет назад официально признали лидеры трех ведущих государств Европы – Германии, Великобритании и Франции.

Как и свойственно обрывочному постмодернистскому сознанию, этот метафоричный термин возник как аллюзия другой либеральной метафоры – «плавильного котла», призванного стирать национальные особенности общества и ретушировать дискриминационное расовое наследие в современных США. Концепция эта не только метафорична, но и довольно примитивна.

Американский «плавильный котел» на костях хозяев Америки

Предполагается, что поскольку практически все население США имеет иммиграционную природу возникновения, то Америка и есть котел, в котором переплавляются происхождения. Пока еще встречаются американцы итальянского или ирландского, или африканского происхождения, но с течением времени исходные культурные коды будут отмирать и замещаться кодом собственно американской культуры. Так ли это – неизвестно. Пока это не более чем социально-политическая гипотеза. Но, например, ураган «Катрина» и его последствия довольно быстро и жестко поделили население пострадавших городов на белых и черных.

Метафора «плавильного котла» оказывается предположительно реализуемой, прежде всего, в силу фактического отсутствия коренного населения, которому исторически принадлежит страна. О судьбе североамериканских индейцев говорено много, напомню лишь, что, по официальным подсчетам Бюро переписи населения США, в индейских войнах в период между 1775 и 1890 годами погибли 45 тысяч индейцев. Численность индейцев, населявших нынешнюю территорию США и Канады, сократилась к началу XX века с 2–4 миллионов до 200 тысяч.

Сегодня немногочисленные потомки североамериканских индейцев получили в США наименование «корневые американцы». И это такая же компенсаторная вербальная конструкция, как «афроамериканцы». Роли эти «корневые американцы» в общественной жизни не играют никакой, поскольку их культура и цивилизация были целенаправленно уничтожены. Пока их уничтожали, они назывались «краснокожими» или (в лучшем случае) индейцами. Теперь – «корневые американцы». Чтобы не обижать. Чернокожие времен рабства, расизма и Ку-клукс-клана назывались «ниггерами», а теперь вот «афроамериканцы». И все под флагом политкорректности как бы «переплавляются».

WASP, т. е. белые англосаксонские протестанты, которые до сих пор являются реальным правящим классом в США, хотя и хотели бы это поменьше выпячивать, используют идеологию «плавильного котла» и политкорректности сугубо в качестве инструментов социального управления. В рамках действующей в США и Западной Европе светской либерально-демократической религии и «плавильный котел» с политкорректностью, и толерантность с мультикультурализмом есть идеологические атрибуты веры в демократию. А реальный правящий класс (WASP) как бы пока соглашается (в рамках провозглашенной политкорректности), что они такие же потомки иммигрантов, как и все остальные. Вот даже президент и то вдруг – афроамериканец. Правда, если непублично возникает вопрос о том, кто создал Америку и who make decisions (кто принимает решения), вот тут все сразу встает на свои места.

Политкорректность – это когда ряд тем запрещается для обсуждения или когда философские понятия и категории, имеющие реальное содержание, замещаются бессмысленными терминами и когда все делают вид, что проблем нет, чтобы якобы кого-то не обидеть. Политкорректность – это такое нормирование человеческого поведения, существующее в современном светском либерально-демократическом обществе, дабы это общество пребывало в состоянии покоя и необремененности мышлением. Кто эту норму поведения нарушает, тот хам, грубиян и дикий варвар. Его нужно срочно перевоспитать или превратить в маргинала или устранить каким-либо другим образом.

Европа: толерантность лопнула, а расизм – нет

Итак, идея «плавильного котла» как бы работает в условиях отсутствия исторических хозяев страны, обладающих историческим и культурным приоритетом. Европейцы не могли принять подобную метафору. Европа – это их (французов, немцев, англичан) земля, их история, их культура. Чего ради, скажите, они должны с кем-то там «сплавляться» в нечто новое? С какими-то приезжими турками или арабами? Нет, ни при каких условиях западноевропейское самоопределение не предполагает слияния культур в одну. Это означало бы исчезновение всех культурных кодов западноевропейской цивилизации.

Вот на осознании этой невозможности европейского «плавильного котла» и возникает в Европе конца XX – начала XXI веков социальная концепция мультикультурализма, направленная на развитие и сохранение в отдельно взятой стране культурных различий.

Мультикультурализм как теория или скорее как идеология признает права за коллективными субъектами – этническими и культурными группами. Такие права могут выражаться в предоставлении возможности этническим и культурным общинам управлять обучением своих членов и даже давать политическую оценку.

Нужно понимать, что это именно псевдоконцепция, поскольку никакого ответа о способе совместного существования, не говоря уж о способе взаимообогащения или взаимопроникновения культур и типов самоорганизации общин, этот термин в себе не содержит. Она вообще не предусматривает способа действия. Опираясь на псевдоконцепцию мультикультурализма, невозможно ничего в обществе и государстве организовать, спроектировать или спрограммировать.

В лучшем случае мультикультурализм – часть либералистической идеологии толерантности, то есть терпимости ко всему отличному от тебя и от того, что тебе принадлежит. Поскольку просто уничтожать удается все меньше и меньше, а вообще-то могут уничтожить и тебя (терроризм), то приходится терпеть, т. е. быть толерантным.

Таким образом, так называемый крах так называемого мультикультурализма у современных западных европейцев есть всего лишь предел терпению (граница толерантности). Европейцы не согласны больше терпеть (даже во имя идеалов либерально-демократической веры) нынешнее положение вещей в сфере иммиграционной, трудовой, социальной, национально-культурной и культурно-религиозной политики.

Попросту говоря, эти приезжие совсем оборзели. Никакой толерантности на них уже не хватает! А когда терпения не хватает, тут уж не до политкорректности с мультикультурностью. По сути своей это означает, что западноевропейское общество остается насквозь пронизанным идеями собственного цивилизационного, расового, культурного превосходства и не способно до сих пор воспринимать Другого как Равного себе.

Об отсутствии мультикультурализма в России

В отличие от западноевропейцев и североамериканцев нам нечего прятать за псевдоконцепциями.

Мы не уничтожили ни одного народа, мы не вели десятилетиями религиозных войн. Мы никого насильно не крестили. Мы не выжигали деревни напалмом, не сбрасывали на города атомные бомбы. У нас не было рабства как формы этнического и расового господства, и мы всегда боролись с работорговлей.

Мы развивали расширенную территорию, а не эксплуатировали ее с целью извлечения сверхприбылей.Мы спасли ряд народов от уничтожения и исчезновения. Мы обладаем реальным многовековым опытом плодотворного сосуществования в едином государстве многих национальностей и многих культур.

Православное христианство (ортодоксия), в котором взращен русский народ, действительно удерживает в себе в качестве культурного кода библейскую истину, что во Христе «нет ни эллина, ни иудея». Не много есть в мире стран, где столетиями стоят рядом православные и мусульманские храмы.

Все это значит, что если ты на самом деле считаешь человека другого вероисповедания и другой национальности, другого цвета кожи и разреза глаз равным себе, то тебе не нужна толерантность. Другого не надо терпеть и с его наличием не надо смиряться. Он просто есть. Равный тебе самому, ибо таким Бог сотворил этот мир.

Миф о русском историческом опыте. Помнить все, гордиться собой и научить других

4 ноября – праздник, честно сказать, не сильно популярный, почитаемый за «искусственное календарное образование». Однако на самом деле у этого праздника есть реальное историческое и цивилизационное содержание – собственно Народное Единство. То самое единство, на котором испокон веков стояла и стоит земля Русская.

О происхождении

Этот недавно учрежденный общероссийский праздник носит название «День народного единства». Хорошо бы ответить на вопрос, о каком народе идет речь и, собственно, в чем заключалось и заключается его единство. При всей кажущейся самоочевидности ответов на самом деле все не так просто.

Московское царство, сложившееся во времена Ивана Грозного, было вполне себе разнородно и на первый взгляд ничем не объединено, кроме власти сильного царя. Приняв на себя миссию Третьего Рима, Москва утвердилась как столица нового государства, включившего в себя Московию, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. Этот базовый протоимперский состав России был очень пестрым национально, конфессионально и, конечно же, социально. Именно народное единство этого нового восточноевропейского государства проверялось на прочность Смутным временем и иноземными вторжениями.

В дореволюционное время (до 1917 года) этот день праздновался как День Казанской иконы Божией Матери, чудотворная сила которой считается необычайной. И ведь действительно – немалое чудо состояло в том, что страна, представляющая собой «лоскутное одеяло», не распалась. Люди разных сословий и классов, вероисповеданий, языков, культур и национальностей не погрязли во вражде, а смогли объединиться, выстоять в борьбе и победить, явив противнику новую, никогда до этого не существовавшую культурно-историческую сущность – российский народ. В войсках Минина и Пожарского против интервентов сражались все национальности и конфессии, проживавшие на территории Московского царства.

На самом деле этот праздник можно было бы называть Днем рождения народа. Или, по-другому, Днем происхождения российского народа, спасшего и защитившего свою страну. Сделав это, российский народ произошел из русских, татар, украинцев, башкир и стал быть.

И сегодня, в XXI веке, российский народ – это все то же этническое и конфессиональное многообразие, использующее в качестве основного (или одного из основных) русский язык и воспитанное в культуре единого государства и большой страны, учрежденных в эпоху Ивана Грозного более 400 лет тому назад. Российский народ многонационален и многоконфессионален по факту своего возникновения и происхождения. Это народ имперский по своей сути.

О сути единства

Итак, современная Россия исторически сразу начала формироваться как империя. То есть как форма совместного исторического сосуществования принципиально различных социокультурных организованностей. Единство российского народа испытывалось многократно. Все завоеватели России всегда пытались для этого расколоть российский народ либо по национально-конфессиональным признакам, либо по социально-классовым, а лучше по всем линиям разлома одновременно. И что интересно, именно народное единство, позволяющее отбросить все навязанные или спровоцированные противоречия, каждый раз становилось тем последним неприступным рубежом, который враги так и не могли преодолеть.

Имперской форме организации как форме сосуществования культурно разного противостоит форма национального государства. Эта форма, наоборот, является унифицирующей, она фиксирует принцип жесткой иерархии связей и структур управления – в отличие от имперской формы, принципиально гетерархической и построенной на взаимозависимостях. Именно национальные государства породили самые жестокие дискриминационные режимы, и прежде всего германский фашизм (нацизм).

Сегодня в России пытаются каким-то образом имплантировать в ткань имперской культуры и имперского мышления ценности и идеологию национального государства, и это, на мой взгляд, является, пожалуй, самой большой угрозой и самым большим вызовом историческому существованию страны. Русский национализм, если он утвердится в форме ведущей идеологии (или одной из ведущих), выступит могильщиком исторической России.

В современной Западной Европе сегодня совершается большой культурно-исторический эксперимент: попытка построить империю из многих национальных государств, выращивание имперской формы организации как бы поверх национальных государств. Многие в Европе понимают, что исторически конкурентоспособной является только такая форма. Шансы этого эксперимента на успех резко возрастут, если Европа (прежде всего Германия и Франция) наберется смелости и захочет полноправного и полноценного участия России в новом панъевропейском проекте. И самое главное, если Европа сможет противостоять воле США, прямо запрещающих ей это.

Любопытно, что в лидеры мира в XXI веке зачислены страны, которые принципиально несут в себе имперскую форму организации жизнедеятельности. Это США и Китай. США проектировались отцами-основателями по образу и подобию древнеримской империи, а Китай никогда ничем другим, кроме как империей, и не был.

В то же время показательно, что Россия оказалась отодвинутой на обочину исторических процессов, как только отказалась от имперской сущности в момент распада СССР. Ведь главным мотором распада Союза была Российская Федерация, стремившаяся приблизиться к форме национального государства. Мы сегодня имеем в России успешно реализованный проект российских либерал-реформаторов начала 90-х: сбросить с себя все республики, радикально снизить военные расходы и существовать за счет природной ренты. Ничего больше либерал-демократы «ельцинского призыва» не планировали и не проектировали, никаких других целей не ставили. А если ничего другого не планировали, так оно ниоткуда и не могло взяться – так же, как вопреки распространенным заблуждениям не происходит «самозарождения жизни» в куче грязного белья.

От того, насколько сегодня российский народ и российская элита смогут осознать себя имперскими, а не национальными, а значит, не националистическими, прямо зависит способность России существовать в истории.

Двадцать лет с момента распада СССР, на мой взгляд, достаточный срок для того, чтобы осознать: новые «независимые» национальные государства стали лишь материалом деятельности других государств, далеко не национальных, а глубоко имперских по своей форме и сути.

Имперская реинтеграция постсоветского пространства и возможная трансъевропейская интеграция в проект «Большая Европа от Лиссабона до Владивостока» – единственный сценарий, при котором возможно замещение процессов социокультурной деградации процессами исторического развития на всей этой территории.

Естественным противником такого сценария являются США, мыслящие себя современным Римом, то есть единственной европейской империей, Западную Европу – античной Грецией, колыбелью культуры и цивилизации, имеющей заслуги в прошлом, но во времена становления империи никакой политической роли не играющей. Ну а Россию штатовская политическая мысль видит в роли античного Карфагена, который должен быть разрушен. Частично современный Карфаген (Россия) как единственная возможная историческая альтернатива современному Риму (США), но происходящая из того же культурного корня, уже разрушен, поскольку Советский Союз пал, а мир, как кажется многим, стал однополярным и безальтернативным.

«Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…»

Эти строки из гимна Советского Союза сегодня звучат по отношению к недавней нашей истории практически как издевательство. Союз не только оказался легко разрушимым (настолько, что его даже никто не вышел защищать), но и сама «великая Русь» (Российская Федерация) старательно разрушала этот Союз.

В чем же ключевая проблема? Ведь в СССР была очень высокая степень межнационального, межкультурного и даже социального единства. Равенство самых различных типов достигало во времена Союза самых значительных исторических высот. И тем не менее Союз развалился.

Думаю, все дело в том, что подлинное народное единство базируется не только и не столько на отсутствии конфликтов и противоречий (кстати, оные в позднем СССР были следствием процессов распада и разложения, а отнюдь не их причиной), сколько на единстве целей и ценностей. Цели и ценности существуют в человеческом мышлении и деятельности и являются важнейшим средством организации человеческого мышления и деятельности. Предполагаю, что без целей и ценностей человеческого мышления и деятельности вообще не бывает.

Исторической целью советского народа и его авангарда, КПСС было построение коммунизма. Коммунизм в соответствии с планами партии и народа мы должны были построить к 1980 году. Мы его к 1980 году и построили. Вместо того чтобы признать, что это и есть коммунизм (поскольку никакого другого коммунизма даже в идеальном проектном виде не существовало), зафиксировать результаты построения, проблематизировать их, поставить новые цели и двинуться дальше, мы, советский народ, будучи не удовлетворены результатами оного построения, решили отказаться от всей своей советской истории и признать этот период ошибкой.

Более глупое, бессмысленное и истеричное решение придумать трудно. Понятно, что формировалось это решение, с одной стороны, в условиях тотальной свободно действующей пропаганды наших цивилизационных и исторических конкурентов, а с другой стороны, в условиях отсутствия в стране действенного правящего класса, способного выполнять историческую работу по постановке исторических целей и формированию ценностей, соразмерных миру и времени.

Партийная советская номенклатура так и не смогла стать настоящим правящим классом. Эта номенклатура была цивилизационно неконкурентоспособна, поскольку единственным действенным механизмом формирования и ротации этого квазиправящего класса были репрессии. Репрессии как институт вертикальной мобильности, репрессии как механизм кадровой политики и, самое главное, репрессии как институт формирования предельного единства и устранения несогласных. Поэтому, прежде всего, сама партийная номенклатура сдала Советский Союз – с одной стороны, не способная поставить новые исторические цели, с другой стороны, не способная воспроизводиться в виде действительного правящего класса в условиях замещения репрессиями необходимой для воспроизводства и развития политической конкуренции. Поэтому элита предала и свою страну, и свой народ.

Для сегодняшней России невероятно актуальны несколько простых вопросов:

– А появился ли в России за прошедшие 20 лет новый правящий класс?

– Если да, то в чем этот правящий класс является новым по сравнению с советской номенклатурой и почему он не предаст так же свою страну?

– Или, может быть, он никакой не новый и обязательно предаст или даже уже предал?

– И если дела действительно обстоят именно таким образом, то с чем тогда нам связывать наши надежды?

– И не это ли самая большая проблема сохранения (построения) народного единства?

Скорее всего, наша историческая ситуация именно такова, поскольку действительного правящего класса, способного выполнять свою историческую функцию, у нас по-прежнему нет.

О нашем месте в мировой истории

Августу 1991-го обязаны мы появлением «новой России», которая одержала победу над Советским Союзом, разрушив его. Это событие еще требует своего анализа, но историческая оценка его была выдана почти сразу же и не претерпела за последние 25 лет практически никаких изменений. Нам было предложено возрадоваться окончанию «социалистического (коммунистического) эксперимента» и бурно отпраздновать «возвращение в Историю».

История при этом понимается как некий естественный процесс, у которого есть свои «законные», т. е. исторически сложившиеся лидеры. Это, конечно же, так называемое цивилизованное человечество западных демократий. Причем мы сами пообещали себе, что больше не будем изобретать велосипед, все уже давно придумано до нас, нужно просто все повторять за «цивилизованными странами» и лет через 20–50 все само собой как-то наладится.

Половина этого отведенного нами самим себе срока уже минула. А «все» никак не налаживается. Или налаживается, но как-то не так.

На самом деле мы не вернулись в Историю (поскольку никуда из нее и не выпадали и были лидерами исторического процесса), а мы влипли в историю, отказавшись от собственных исторических целей и проектирования своего будущего. В отличие от революции 1917 года революция 1991-го не требовала от своих детей строительства нового мира, а значит, и проектирования новых социально-политических и социально-производственных систем. За прошедшие почти 20 лет мы не построили ничего нового в этой сфере.

Ничего удивительного в происходящем нет. Практически все российское население, поддержавшее Ельцина в 1991 году (не говоря уже о так называемых элитах), хотело единственно «чтобы у нас было, как у них». Эта «историческая цель» остается единственной реальной рабочей целью и сегодня. Никаких других мы не поставили.

Но мы также отказались и от анализа того, что именно значит «как у них». Мы до сих пор не разобрались, что такое современная западная цивилизация. Если начать всерьез отвечать на этот вопрос, то станет понятно, что стремиться там особо не к чему.

Кризис современной западной социально-производственной и общественно-политической системы обозначился в последние годы довольно рельефно. То, что мы находимся лишь в начальной стадии этого кризиса, очевидно. Он будет углубляться, западная цивилизация будет переживать проблематизацию своих культурно-исторических оснований и, лишь пережив ее, сможет приступить к собственному новому проектированию.

Таким образом, отказавшись в 1991 году от собственного цивилизационного проекта и проектирования, обозвав 70 лет своей истории «неудавшимся социальным экспериментом» и «тупиковой ветвью развития», мы «пересели в поезд, уже пришедший на свою конечную станцию». Мы вступили в кризис европейской цивилизации вместе с этой цивилизацией.

О предпосылках и задачах нового масштабного социального проектирования

Сегодня теоретически мы имеем гораздо больше шансов справиться с этим кризисом. Для этого нужно не бояться признаться себе, что европейский цивилизационный кризис есть реальность, что он требует глубокого анализа и что мы нуждаемся в новом масштабном социальном проектировании. Проектировании, которое способно содержательно ответить на вопрос о том, какими в современном мире должны быть Власть, Государство, Общество, Человек.

Мы имеем возможность ответить на эти вопросы быстрее и лучше так называемых цивилизованных стран, если подвергнем тщательной рефлексии и анализу наше советское прошлое, а не будем презрительно отказываться от него.

Мы имеем возможность быстрее и лучше справиться с кризисом, если освоим современные методы проектирования. Это значит, что мы прекратим создавать структуры, институты, организации. Мы должны начать проектировать деятельности. Образовательную деятельность, деятельность по здравоохранению и медицине, деятельность по обеспечению правопорядка и т. д.

Проще говоря, мы должны понять, что, например, проектирование деятельности по обеспечению правопорядка ничего общего не имеет с переименованием милиции в полицию. Что «Сколково» – это вещь, может быть, и полезная (что не доказано), однако его появление никак не обеспечивает развития в стране инновационной деятельности. Что корпорация «Роснано» во главе с Чубайсом, наверное, более эффективно распределяет государственные средства, чем соответствующее министерство, но никак не гарантирует нам стратегического лидерства в какой-либо многообещающей научной сфере.

Если мы, отказавшись от масштабного проектирования и постановки исторических целей, думаем, что вернулись в Историю, то это и есть самая большая ошибка. В Истории находится только тот, кто ее делает. Остальные, как писал Гегель, «есть лишь навоз истории».