Вещий. Разведка боем Корчевский Юрий
В следующем здании хранился хозяйственный инвентарь – вилы, грабли, лопаты, метлы, веревки.
Третье здание оказалось конюшней. Заходить я не стал, а от двери посчитал – три лошади, как, кстати, и говорил кузнец. Чего заходить внутрь? Получить по лбу копытом?
А дальше меня ждал сюрприз. Когда я вышел из конюшни, недалеко за углом кто-то негромко кашлянул. Да я не один, оказывается… Мне повезло – невидимый мною человек выдал свое присутствие кашлем. Кто он такой и что делает ночью на заднем дворе монастыря?
Я стоял, слившись со стеной и затаив дыхание. Медленно подошел к углу конюшни, выглянул. Недалеко от меня стоял крепкий монах. Его черный подрясник сливался с темнотой ночи, и если бы не его кашель, я бы влип.
Монах стоял неподвижно. У него что, послушание такое – стоять ночью неподвижно? Тогда почему не в церкви, перед образами? В голове молнией сверкнула догадка – не охраняет ли он кого? А может, Иона и Трифон здесь? Надо узнать. Один ли монах здесь или есть кто еще? Убивать нельзя – да и оружия у меня нет, но оглушить вполне можно.
Я простоял за углом с полчаса и за это время не услышал ни разговора, ни чьих-нибудь шагов. Скорее всего, монах один. Надо решаться на что-то – не стоять же мне здесь всю ночь?
Я подобрал камешек, перекинул его через голову монаха. Камень легонько стукнулся о стену. Монах сразу повернулся, но подойти к стене не торопился. В один прыжок я вылетел из-за угла, прыгнул на монаха и сцепленными в замок руками ударил его в затылок. Удар был силен – даже кисти рук заныли, и монах свалился на землю. Я прислушался – монах дышал. Вот и славно – крови нет, через полчаса монах очнется, поэтому действовать надо быстро.
Я обшарил монаха. На поясе его висела деревянная дубинка. Это лишнее; парень он крепкий, не приведи Господь – очухается раньше времени и огреет меня по голове. Поменяемся тогда местами – в отключке буду лежать я.
Я забрал дубинку себе, на поясе что-то звякнуло. Никак – ключи? Точно, целая связка. Я сорвал ключи с пояса, подошел к двери, у которой только что стоял монах. Замок тут висел амбарный, здоровенный. Такой не сбить кувалдой. Да и зачем шуметь, когда ключи теперь есть? Второй ключ подошел, смазанный замок мягко клацнул и открылся.
Я отворил дверь. Темно, но внутри точно есть кто-то живой. Тепло здесь и слышно чье-то дыхание.
– Иона? Иона, ты здесь? – спросил я наугад.
В темноте заворочались. Хриплый голос ответил:
– Кто меня спрашивает? Дня не хватило?
– Я от отца Саввы из Спасо-Прилуцкого монастыря. Говори тише, не дай бог услышат.
Раздалось шуршание, к дверям подошел монах в простой рясе, опоясанный веревкой, босиком. Был он таким, каким его описал настоятель – высокий и худой, борода лопатой. Вглядевшись в меня, сказал:
– Незнаком мне твой лик. Зачем потревожил?
И тут его взгляд упал на лежащего без памяти монаха.
– У, оборотень! Предатель!
Он выбежал из двери, пару раз сильно пнул монаха.
– Ты чего, Иона?
– Так послушник это, который помог меня связать.
– Где навершие и риза?
– Где им быть – тут, в монастыре.
– Где точно – знаешь?
– Мне не докладывают. Думаю – у настоятеля.
– За что тебя сюда?
– Долгий рассказ, это монастырь иосифлянский.
– Покажи хоть приблизительно, где келья настоятеля?
– Если не ошибаюсь – вот за той дверью, затем направо по коридору. Что ты задумал? Нельзя кровь проливать христианскую.
– Я и не собираюсь. Надо только забрать у них то, что им не принадлежит. Сможешь через стену перелезть и меня подождать?
– Смогу. А этот? – он кивнул на лежащего.
Я подошел к послушнику, снял с него пояс, связал руки. Оторвал подол подрясника, затолкал в рот. Провел рукой по правой щеке – есть рубец! Стало быть, послушник сдал Иону. Я уже хотел затащить Трифона на место Ионы в узилище, как передумал. Развязал руки, стащил с него подрясник, снова связал руки, оставив его только в исподнем, и волоком затащил в каменное узилище. Запер замок, ключи забросил на крышу. Потом натянул на себя подрясник – эх, клобук бы мне еще на голову, да нету.
– Ты чего стоишь, монах? Лезь через стену и жди, как велено было.
– Чего делать хочешь? Может, и я сгожусь в помощь?
– Лезь, сам попробую сыскать пропажу. Если все пойдет удачно, вскоре встретимся. Не вернусь до утра – возвращайся в Прилуки, расскажи настоятелю, кто предал и где ценности.
Я подсадил монаха на стену, сам же пошел к кельям. Маскировка моя, конечно, лыком шита. Монахов и послушников в монастыре немного, все друг друга в лицо знают, но издалека или со спины не всякий угадает. Я сейчас хватался за любую соломинку.
Целы ли еще и на месте ли риза и навершие, не отправились ли в Москву или другое какое место?
Слышал я краем уха о церковном расколе. «Яблоком раздора» было отношение к монастырским пахотным землям с жившими на них крестьянами. В те годы размеры угодий порой во много раз превышали разумно необходимые для жизни самой братии. Однако же с большим богатством связано немало искушений и опасностей.
Нил Сорский, посетив Афон, увидев мусульманский полумесяц на величественном когда-то храме Святой Софии в Константинополе, пришел к горькому осознанию причин падения Византии в 1453-м: таков печальный конец неправедных притязаний христиан на величие, богатство, мирскую власть. Вернувшись в Россию, он поддержал монашеское благочестие, названное «нестяжательством», проповедуя: «…стремление к приобретению сел и стяжанию богатства – отступничество от заветов Христа».
Государь Василий Третий в 1511 году утвердил первоиерархом Варлаама. Был он из когорты нестяжателей, предлагавших государству церковные земли. Велик был искус у государя забрать богатые земли монастырей, да умен был государь. Забери земли – и что тогда? Зачем нищей и безземельной церкви поддерживать светскую власть? И к тому же у государя не останется рычагов давить на церковь. Оба – и Варлаам и Василий – вели жесткую политическую игру.
Но была и третья сила – так называемые иосифляне, «стяжатели», внимавшие преподобному Иосифу Волоцкому, которые не хотели, чтобы земля – главная ценность и кормилица – перешла государству, и отстаивали право монастырей владеть землями и крупной собственностью. При таких противоположных воззрениях конфликт двух церковных направлений был неизбежен и имел далеко идущие последствия для всей православной церкви.
Кровавые драмы усугубляли некоторые деятели, которые, используя авторитет известных нестяжателей, стремились контролировать крупную церковную собственность. Одним из ярких представителей был Вассиан Косой, в миру – князь Василий Патрикеев, коего государь недавно помиловал и вернул из ссылки. Вот он и его соратники и плели интриги. Впрочем, меня эти игры не касались – как казалось мне.
А вот поди ж ты, коснулись…
Я шел по пустынному двору. После вечерней молитвы монахи отошли ко сну. Вошел в жилой корпус, по коридору повернул направо. Куда теперь? Здесь было несколько дверей. Иона говорил, что келья настоятеля направо, это так. Но! Почему ценности должны быть обязательно в келье? Скорее всего, они могут находиться в каком-то служебном помещении, скажем, в кабинете настоятеля.
Помедлив немного, я свернул влево, прошел по причудливо изгибающемуся коридору и уперся в деревянную резную дверь. Подергал за ручку, убедился, что дверь заперта. Ломать? Шума много будет. А если попробовать проникнуть через окна? Надо посмотреть, нет ли на них решеток с внешней стороны?
Я шел по коридору назад, считая шаги. Вышел во двор, свернул направо и отсчитал те же тридцать два шага. Должны быть эти окна – два, а может, и три. Это в кельях по одному окну. Кабинет же много больше.
И здесь меня ждала неудача – окна прикрывали решетки из толстого кованого железа. В конце концов, чего я создаю себе трудности? Я просто прошел сквозь стену между окнами.
Я планомерно начал осматривать кабинет, досадуя, что не спросил у Ионы, в чем перевозились риза и навершие – в сундучке или кожаном мешке? Я открывал шкафчики, даже под стол залез – ничего похожего. Ладно, навершие не такое и большое – но риза?
И тут мне припомнился Печерский монастырь, когда настоятель Кирилл, чтобы достать деньги, открыл потайную дверцу. Может быть, и здесь надо поискать нечто подобное? Я обшарил руками одну стену, другую – ничего похожего.
Третью же стену прикрывала тяжелая ткань с вытканными на ней библейскими сюжетами. И только я поднял ее, как увидел эту дверцу. Замочной скважины не было, стало быть – есть потайной механизм. Я начал дергать, крутить, тянуть за все мало-мальские выступы, до чего дотягивалась рука. Случайно я локтем задел выступ креста на стене, у дверцы что-то щелкнуло, и она приоткрылась. Темнота полнейшая. По-моему, на столе я видел свечу в подсвечнике. Точно, вот она.
Я зажег свечу от лампады и вошел в потайную комнату. Это было небольшое узкое помещение – два на три метра, совершенно без окон, что меня успокоило – по крайней мере, со двора не увидят свет свечи.
Расшитая золотом риза висела на плечиках, на подставке стоял сундучок. Я откинул крышку. Мать моя! Давно я не видывал такой красоты. Навершие матово светилось полированным золотом, и падающий скудный свет свечи бросал на стены разноцветные лучики от крупных самоцветов. А еще на стеллаже лежали небольшие кожаные мешочки с монетами. Я поколебался – не прихватить ли парочку? Ведь наверняка от отца Саввы я не получу ничего, но – устоял перед соблазном. Свернув ризу, я уложил ее рядом с навершием в сундучок, вышел из потайной комнаты, задул свечу и поставил подсвечник на стол.
Надо выходить – но как? На окнах решетки, дверь заперта на ключ, и изнутри открыть ее нечем. С сундучком через стену не пройти. Я поставил сундучок на стол, открыл его, надел на себя ризу, навершие сунул за пазуху. Попробовал пройти сквозь стену и – у меня получилось. Теперь быстрее к задней стене монастыря. Удалось пройти незамеченным.
Я снял ризу – жалко будет, если порву о камни. Снял и подрясник, замотал в него ризу и навершие, туго перетянул веревкой. Взобрался на вершину монастырской стены.
– Эй, Иона, ты здесь?
– Здесь, заждался уже – чего так долго.
– Держи!
Я бросил ему сверток.
– Ты что – монастырь ограбил, ирод?
– Вернул тебе ризу и навершие, а ты меня еще и ругаешь.
– Неужто? – возопил Иона.
– Тихо – хочешь, чтобы стража монастырская сбежалась? Думаю, второй раз тебе удачно освободиться не получится. Плавать умеешь?
Монах замялся.
– Ладно, иди вдоль стены, а там дальше мелко. Нам в деревню надо – я там коня оставил и оружие. Уходить надо. Утром пропажи хватятся, искать начнут. Чем дальше уйдем, тем лучше.
Иона пошел по узкой полоске берега пруда, держась левой рукой за стену. Полоска суши становилась все уже и уже, и Иона был вынужден зайти в воду, подняв полы рясы. Дно было илистое, скользкое, и Иона поскользнулся. Если бы я не подхватил его вовремя, монах упал бы в воду, наделав шума, а в ночном влажном воздухе звуки разносятся далеко.
Наконец мы добрались до другого берега и пошли вдоль него. Где-то здесь я оставил свою одежду. Вот и приметное дерево. Я оделся, и мы быстрым шагом двинулись к деревне.
Залаяли дворовые псы. Как не вовремя. Я попросил Иону посидеть на лавочке, сам же разбудил хозяина, щедро расплатился и забрал оружие и переметную суму. Хозяин помог запрячь коня и вывести его со двора. Я забросил переметную суму на круп лошади, подсадил Иону в седло.
– А ты как же? – спросил монах.
– Рядом бежать буду. Нам бы сейчас добраться до какого-нибудь села, рассветет – лошадь для тебя купим.
– Думаю, в Прилуки возвращаться надо, – молвил Иона.
– Вот-вот, твои похитители тоже так решат, потому возвращаться не будем. Тебе в Боровск надо было – вот туда и направимся, только не прямым путем, немного кругаля дадим. Вдруг местный настоятель хитер и опытен, направит погоню и в Прилуки, и по дороге на Боровск. Нам бы лошадь сейчас, тогда бы оторвались от преследователей. Ну ладно, хватит разговоров – будет еще время поговорить.
Я шлепнул коня по крупу. Конь пошел быстрым шагом, мне пришлось почти бежать. Хорошо, что Иона неплохо знал местность. Мне приходилось то бежать, держась рукой за седло, то переходить на шаг, давая себе хоть небольшой отдых.
Начало светать. Нам удалось уйти от монастыря верст на пять, когда показалось первое село. Я уже был на пределе сил – сказывались бессонная ночь и вынужденный кросс. Все, сил нет. Надо искать второго коня.
Мы сразу направились к церкви, благо ее купола были видны издалека. В те времена служители церкви жили рядом с церковью, иногда их дом стоял даже на одной территории с храмом, и искать священника не пришлось. У Ионы со священником нашлись общие знакомые, нам помогли купить коня, покормили, и мы снова пустились в дорогу.
Хоть я и не очень любил езду на коне, но признал, что бежать за конем – еще хуже.
Когда за селом Иона, ехавший впереди, направил коня прямо, я его окликнул:
– Надо уходить в сторону. Погоня пойдет именно здесь – ведь самая короткая дорога именно эта. Твой послушник знает, куда ты направлялся. Поэтому прямая дорога к Боровску – не для нас. Поедем по объездным дорогам. Это будет дольше, но безопаснее.
Иона был вынужден согласиться.
Мы свернули вправо. Этих мест Иона уже не знал. Ничего, как говорится – язык до Киева доведет. Лошадей не гнали; если погоня будет, преследователи пойдут по прямой дороге. А объездных – сколько хочешь; повсюду заслоны не поставишь, да и сомневаюсь я, что в монастыре найдется столько людей для погони. Двоих-троих направят на вологодский тракт, к Прилукам, еще столько же – на Боровск.
– Сколько монахов в монастыре?
– А? – очнулся от печальных дум Иона. Я повторил вопрос.
– Десятка три будет.
– А сколько в седле держаться могут да оружие держать?
Иона задумался.
– За всех не скажу – не знаю, но думаю – не больше десятка. В основном из молодых, послушники. Эти из кожи вон лезть будут.
Так я и предполагал. Поэтому гнать ни к чему, лошадей запалим. Нам надо груз в целости в Боровск доставить, а днем раньше, неделей позже – какая теперь разница, когда месяц уже потерян.
– О чем задумался, Иона?
– Об Иуде.
– Это ты о Трифоне? Сколько же он в послушниках?
– Год, почитай.
– Не раскусили вы гадюку. Мне прибить его надо было, да настоятель Савва просил кровь не проливать. Я бы и не пролил – удавил бы по-тихому или головой в пруд. Продавши единожды, продаст еще.
– Правильно говоришь, только как душу черную увидишь? Однако же вернули Божьим промыслом навершие и ризу.
– Как вас повязали-то?
– Просто. Дело уже к вечеру было. Мы подъехали к церкви – ну что в селе, думали отдохновение и ночлег получить у местного пастыря. Из церкви трое монашествующих выходят, увидели Трифона. Один из них знакомцем оказался, вместе на литвинов в дружине ходили. Слово за слово, уговорили в монастырь ехать, он ведь недалеко. Накормят, спать-де уложат – будет о чем старым знакомцам поговорить. Мы и согласились. Вернее – я согласился, старый дурак. Трифон и без уговоров готов был, видно – знал заранее. А уж за стенами монастырскими повязали меня да в поруб. Трифон сам отдал братии навершие да ризу, черная душа.
– Удивляюсь я, Иона, что тебя еще жизни не лишили – зачем им свидетель?
– На все Его воля. – Монах перекрестился.
Удивительная беспечность – Русь со всех сторон терзают иноверцы – литвины, татары, ногайцы, по дорогам разбойники бродят, проходу не давая, а Иона с послушником ценности великие везет за тридевять земель и – без охраны. Наивная душа! У многих купцов товара в обозе по цене вполовину, а то и того меньше, так охраны – человек пять-семь.
Два дня мы ехали малоезжеными дорогами, где проезжали две-три телеги в день – в густой траве едва виднелись следы от тележных колес. А на третий – в лесу встретились разбойники. Не разбойники даже, так – шпыни ненадобные. Два человека преградили нам путь впереди, и один – сзади. Одеты по-летнему, защиты – никакой, оружие просто смешное – кистени и ножи. Задний, правда, поигрывал самодельной деревянной дубиной. Видимо, они рассчитывали на легкую добычу, узрев монаха. Ну, так я вам не монах.
Я вытащил саблю. Разбойники предпочли не связываться и медленно отошли в лесную чащу. Правильно – живы остались.
Следующие три дня ехали спокойно. Беспокойство почувствовали, остановившись на ночь на постоялом дворе.
Что-то мне не понравилось в хозяине – но что? Я начал припоминать, и вспомнился мне его взгляд – очень уж внимательный, будто оценивающий: те ли люди приехали, о которых ему говорили?
Мы поужинали в трапезной, затем поднялись в отведенную нам комнату. Иона стал возносить молитву перед иконой, что висела в красном углу. Я же вышел в коридор и тихо подошел к лестнице.
Сверху был виден лишь край стойки и ноги хозяина. Через некоторое время хозяин подозвал мальчишку – полового, что-то нашептал ему на ухо, и паренек выбежал на улицу. Мне это не понравилось.
Я пробежал в другой конец коридора, попутно заскочил в нашу комнату и бросил Ионе:
– Никуда из комнаты не выходи, дверь запри, откроешь только на мой голос.
Сам же вылез в окно в конце коридора, легко спрыгнул на крышу сарайчика, с нее – на землю. Перепрыгнул через забор и огляделся. Рубашка мальчишки мелькала уже далеко, вот он повернул в переулок. Я бросился бегом за ним. Добежав до дома, за которым он скрылся, я осторожно выглянул за угол. Парень стучал в ворота. Калитку отворил не видимый мне человек. Паренек ему что-то сказал и отправился назад.
Чтобы не столкнуться с ним нос к носу, я перебежал на другую сторону улицы и встал, отвернувшись, сделав вид, что ищу деньги в поясном кошеле. Мальчишка прошел мимо, даже не обратив на меня внимания.
Да, хозяин постоялого двора явно послал парня с сообщением. Я просто шкурой чувствовал, что речь шла о нас, даже скорее – об Ионе, поскольку в монастыре, где томился в узилище монах, меня никто не видел.
Зайти в дом да расспросить хозяина, о чем шла речь? О том, что неведмый мне мужик будет молчать, я не сомневался. Но ведь и у меня был дар развязывать языки. А вдруг я ошибаюсь и парня послали за новой порцией вина? Может, он – виноторговец? Но не сидеть же мне в комнате и ждать развязки!
Глава 4
Придется проследить за домом, ничего лучшего мне в голову не пришло. Плохо только, что торчу я тут на самом виду, как три тополя на Плющихе.
Я уселся на завалинку. В конце концов мужик из того дома меня не видел. Если я не перестраховываюсь, то моего словесного описания у преследователей нет, только – Ионы. То, что разговор шел именно с мужчиной, а не женщиной, я не сомневался – не будут втягивать в тайные дела женщину. А может, все это – случайные совпадения? Как говорится, пуганая ворона и куста боится.
Если я не ошибся, то мужик должен просто передать сведения, что получил от мальчишки, дальше. Интересно было бы посмотреть – кому.
Вскоре мужик вышел из дома, осторожно осмотрелся и пошел по переулку. Начали оправдываться мои худшие опасения.
Я отпустил его подальше и направился за ним. И не очень удивился, увидев, что он входит в церковь – что-то подобное я и предполагал.
Мужик пробыл в церкви недолго, вскоре вышел. Следовать за ним я не стал, не интересен он мне – обычный «почтовый ящик». Получил сообщение – передал. Гораздо интереснее было бы пообщаться с вышедшим священником – тем более что он повел себя странно. Выскочил из церкви во двор, заметался – видимо, решал, что делать? Захватить Иону самому – сил нет, людей оружных и опытных – тоже; сообщение передать дальше – сумерки уже на улице. А упустить нас ему явно не хочется – боится, что утром и след наш простынет.
Наконец священник принял решение и быстрым шагом пошел по улице, но, к моему облегчению, недалеко. Вошел без стука в ворота избы, пробыл во дворе несколько минут, вышел и уже спокойной походкой вернулся в церковь. Очень интересно!
Я издали наблюдал за избой, куда заходил священник.
Вскоре открылись ворота, на старом мерине выехал верховой – одеждой ремесленник.
Мерин трусил неспешно, видно – отбегал свое. Я шел сзади. Всадник выехал из села, и я забеспокоился. Стоит мерину прибавить ход – и я за ним не поспею. Жалко, что мой конь на постоялом дворе. Тогда надо догнать и порасспрашивать мужика.
Я рванул за всадником – благо он не оборачивался. Когда уже приблизился, с дороги сместился на обочину. Там трава, она приглушит топот. Догнав, я резко дернул всадника за ногу. Не ожидавший нападения мужик свалился с лошади, но не упал – я вовремя поддержал. Зачем мне покалеченный?
– Здорово, мужик!
– И тебе здравствовать. Чего бросаешься на людей? У меня и денег нету.
– Не за деньгами я. Чего приходил к тебе священник?
Мужик слегка растерялся, потом ляпнул первое, что пришло в голову:
– Крестины завтра – внука крестить буду, вот поехал кумовьям обсказать.
– На ночь глядя? – Я вытащил нож из ножен. – Если ты еще не понял, то я не тать. Хочу услышать, куда путь держишь и что велено передать?
Глаза у мужика забегали. Говорить ему явно не хотелось. Я слегка кольнул его острием ножа.
– Считаю до трех. Не скажешь – обстругаю, как полено, только и оставлю, что язык, чтобы сказать мог. Веришь?
Мужик разразился длинным матерным монологом. Надо поучить. Кончиком ножа я резанул по руке. Разрез длинный, но для жизни не опасный. Мужик взвизгнул и замолк, лишь глядел на меня испуганно. Только сейчас он осознал, что я не шучу и угрозы мои – всерьез.
– В соседнее сельцо велено было ехать, в церкву. Там передать местному священнику – Иона здесь, торопитесь, утром уйдет.
– И все?
– Истинный Бог, все. – Мужик перекрестился. Я думал. Отпустить его в село – значит навлечь на себя неприятности, и не далее, как рано утром. Прирезать – рука не поднимается: он никто, еще один «почтовый ящик». Прогнать домой – проболтается священнику. Вот незадача.
А привяжу-ка я его к дереву. Отведу подальше в лес и привяжу. Коня его трогать не буду: мерин старый, сам дорогу домой найдет. Придет без седока – искать пропавшего начнут, а за день не помрет.
Так и сделал. Отвел мужика метров на двадцать в лесок, привязал к дереву, в рот шапку его же затолкал. Шлепнул рукою по крупу лошадку, и мерин неспешно зашагал по дороге. Мне кажется, мерину было все равно – есть на нем всадник, нет ли?
Я же отправился назад и прямым ходом – на постоялый двор. Иона еще не спал, ждал меня. Я пересказывать подробности не стал, объяснил просто, что выследили нас, но до утра время есть – можно немного поспать, а утром поедим и – сразу в путь.
Так и сделали. Я запер дверь, подставил к ней скамью, обнаженную саблю положил рядом с собой.
Ночь сюрпризов не преподнесла – выспались оба и после скорого завтрака поднялись в седло.
Мы выехали из села, и я без слов свернул с дороги. Иона как привязанный следовал за мной. Я решил выехать на другую дорогу, а срезку между ними осуществить прямо по целине. Как я узнал утром в трапезной, глубокой реки или оврагов поблизости не было.
Одно плохо – ехать приходилось шагом, осторожно, чтобы ноги коней не угодили в барсучью нору или другую западню. Тогда бросай коня и тащи груз на себе до первого села. Да и верную дорогу спросить не у кого: вокруг ни души, лишь луга и засеянные поля. Но я полагался на свою интуицию и память. Европейскую часть Руси я помнил относительно неплохо еще по прежней жизни, когда пришлось попутешествовать на байке.
Дорога и в самом деле появилась часа через три неспешного хода, и мы повернули направо. Здесь уже пустили коней вскачь. Переходили с рыси на галоп и обратно, давая коням отдохнуть. За день отмахали верст тридцать.
– Все, не могу, сидеть уже не могу, давай передохнем, – взмолился к вечеру Иона.
Доехав до первого же постоялого двора и отдав коней прислуге, мы поели и легли спать. Вернее – спать лег я один. Иона еще долго стоял перед иконой, вознося молитву. Под его бормотание я и уснул.
Утром после завтрака – снова в седло. До Боровска оставалось уже не так далеко, но и опасность, что нас попытаются перехватить, тоже возрастала.
Переправились через Волгу на пароме, проехали старинный русский город Ржев. Теперь впереди не будет больших рек, а малые мы пересечем вброд.
Тракт был грунтовый, но утоптанный копытами и колесами повозок до бетонной плотности. Если бы не пыль, совсем было бы неплохо. Помогал боковой ветер, относивший пыль в сторону, но даже и при этом через пару часов мы покрылись слоем серой пыли.
Навстречу нам пронеслись два всадника, тоже запыленные донельзя. Мы разминулись, затем всадники круто осадили коней, развернулись и пустились за нами вдогонку.
– Иона, давай быстрее, нас догоняют.
Я оглядывался, но расстояние между нами неуклонно сокращалось. Вероятно, лошади у всадников были посвежее или повыносливее. Вот уже дистанция – не более тридцати метров.
– Иона, скачи вперед, жди меня на первом же постоялом дворе. Я их задержу.
Я перестал погонять коня, и всадники быстро приблизились. Обернувшись, я всмотрелся. Одежда на них не монашеская, цивильная. Тогда можно и сабелькой помахать. Один из всадников приблизился, стал обходить меня слева. Никак они хотят разделиться: один догоняет Иону, второй нападет на меня?
Как только корпус его лошади поравнялся с моей, я резко выкинул левую руку в сторону и ударил его кистенем. Удар пришелся в правое плечо. Всадник вскрикнул, выпустил поводья, закачался в седле. Конечно, болевой шок при таких ударах в сустав очень сильный. Всадник стал отставать, но второй сблизился и выхватил саблю. Его жеребец неуклонно приближался, снова обходя меня слева. Неудобно бить левой рукой, но как только морда жеребца оказалась в досягаемости, я рубанул поперек нее. Жеребец взвился от боли, всадник свалился в дорожную пыль.
Я притормозил коня, развернулся и медленно стал приближаться. Всадник оправился от падения, поднялся. Стоял, выставив вперед саблю. Я пришпорил коня, задумав срубить его на скаку.
Противник мой оказался опытным – пешему трудно устоять перед конным; в последний момент он уклонился и присел, ударив саблей по ногам моего коня. Конь кувыркнулся через голову. Мое счастье, что я успел выдернуть ноги из стремян, иначе туша коня меня просто раздавила бы. Падение, сильный удар о землю. Мне показалось, что от удара из меня вышибло дух, перехватило дыхание.
Но осознание близкой и смертельной опасности заставило быстро вскочить. Сабля валялась в двух шагах от меня, я схватил ее и обернулся к врагу. К моему удивлению, он не бежал ко мне, а стоял на месте. Довольно странно. Он что, при падении ногу повредил? Я обернулся назад. Конь второго всадника стоял смирно на дороге, а противник мой, потеряв сознание, лежал на шее коня. Хоть с тыла ничего не угрожает.
Я медленно подошел к врагу, восстанавливая сбитое падением дыхание. Точно – одна ступня у него неестественно вывернута в сторону, и опирается он только на одну ногу. Старается держаться, но лицо перекошено от боли.
– Мужики, вы чего на меня кинулись? Я вас не трогал – какая пчела вас укусила?
– Ты нам не нужен – просто мешаешь, потому умереть должен.
– По-твоему, если ты мне сейчас мешаешь – тоже умереть должен?
Враг сплюнул, оскалился:
– Чего стоишь? Поглумиться хочешь? Ну, убей, если получится.
Я сунул саблю в ножны.
– На кой черт ты мне сдался, сам на дороге сдохнешь без лошади.
Я повернулся, пошел к лошади второго всадника. Мой конь валялся на дороге с вывернутой шеей и перерубленными ногами.
Подойдя, я стянул всадника, и он кулем упал в дорожную пыль. Чего с ним церемониться? В живых его оставил – пусть еще спасибо скажет, когда очухается.
Я срезал с его пояса плотно набитый кошель, сунул его за пазуху. Придется покупать себе нового коня. Жалко, я свыкся со старым.
Взлетел в седло, тронул поводья. Не спеша объехал своего противника. Он опирался на саблю и чуть зубами не скрежетал от бессилия. Как же, враг рядом, а он его достать не может. Хуже того – я драться с ним не стал, объехал, как кучу навоза.
Я пришпорил коня и через полчаса был уже на постоялом дворе.
Иона ждал на крыльце, с тревогой поглядывая на дорогу, и, завидев меня, с облегчением вздохнул.
– Жив? Ну, слава богу!
– Ну уж коли мы на постоялом дворе, пойдем хоть пообедаем по-человечески. Думаю, сегодня нас уже никто не побеспокоит.
Мы с аппетитом поели. Собственно, поел я, а Иона поковырял кашу ложкой, мясо есть не стал, запил квасом. Я же, доев курицу, побаловал себя пивом.
– Вот теперь и дальше ехать можно, с сытым брюхом оно веселее.
Иона пробурчал что-то вроде как «чревоугодник», но мне было все равно, что он обо мне думает.
Мы пустились в путь и, переночевав у знакомого Ионы, к вечеру следующего дня подъезжали к Боровску, вернее – к Свято-Пафнутьеву Боровскому монастырю, что стоял близ города.
Монастырь производил серьезное впечатление. Скорее – выглядел он как крепость: толстенные стены, шесть башен, все – каменные. Такой монастырь любую осаду выдержит.
На территории монастыря высились маковки церквей. Насколько я помнил – здесь, в этом монастыре, много лет спустя, во время царствования Алексея Михайловича, уморили голодом боярыню Морозову, выступавшую против церковных реформ патриарха-раскольника Никона, и ее сестру – княгиню Урусову.
Мы подъехали к въездной башне, как я позднее узнал – Георгиевской.
На стук Ионы в крепостные ворота выглянул послушник. Увидев монашескую рясу Ионы, загремел запорами и открыл ворота. Мы спешились и, ведя коней в поводу, прошли ворота, которые тотчас же закрыли.
Мы оказались на небольшом пятачке внутри башни. Следующие внутренние ворота были закрыты и располагались под прямым углом к въездным, чтобы затруднить неприятелю штурм при осаде.
Из узких боковых дверей вышел монах, завидев Иону, бросился обниматься, восклицая:
– Дошли наши молитвы до Вседержителя! Жив, добрался-таки. А то уж мы слухи разные слышали: де сгинул Иона. Пошли к настоятелю! А это кто с тобой?
– Защитник мой, из узилища вызволил, сюда сопроводил, немало жизнию рискуя.
– Вот оно как. Тогда идемте вместе.
По знаку монаха послушник открыл внутренние ворота, и мы оказались внутри монастырских стен. Послушник забрал лошадей, а мы отправились за монахом.
Перед дверью настоятеля попытались отряхнуть одежду от пыли, да какое там. Так и вошли.
Настоятель принял Иону с радостью. Перекрестил, облобызал, посадил на скамью. Я скромно присел рядом.
Иона, не торопясь, пересказал все события, включая измену Трифона, свое счастливое освобождение, возвращение ризы и навершия. При этих словах Иона развернул сверток, достав шитую золотом ризу, и поднес настоятелю монастыря навершие.
Тот долго любовался навершием, потом молвил, что посох уже готов, осталось только водрузить на него навершие – и подарок для иерарха готов. Развернул ризу – хороша, в пыли немного – так это ничего, послухи почистят.
Иона уселся и продолжил рассказ.
– Вот как оно! Совсем Вассиан Косой совесть потерял, народ мутит, клир расколол. Ох, не к добру!
Осенив меня крестным знамением, он поблагодарил за помощь. Позвонил в колокольчик и велел явившемуся послушнику накормить меня и отвести отдыхать. Иона же остался с настоятелем, видно – был разговор не для посторонних ушей.
Я перекусил в монастырской трапезной, с удовольствием улегся на жестковатый матрас и отрубился. С момента, как я покинул Вологду, я не чувствовал себя в такой безопасности.
Проспал я до утра, и лишь близкий колокольный звон разбудил меня. Звонили к заутрене. Вставать страсть как не хотелось. Но не выйти на утреннюю службу в монастыре – верх неуважения.
А после службы – завтрак совместно с монахами в трапезной. До чего же у них здесь, в монастыре, хлеб хорош. Своей выпечки, свежий, духовитый. Прямо на диво.
Я нашел Иону и спросил:
– Когда назад, в Прилуки?
Монах ответил уклончиво, вроде есть здесь, в Боровске, еще дела и доберется он сам. Тогда я решил возвращаться один и попрощался с Ионой.
Послушник споро возложил на лошадь седло, затянул подпругу, подвел лошадь к воротам. Прощай, Боровск, может, и доведется еще быть в старинном граде.
Обратный путь я проделал быстро. Ехал налегке, в одиночку, не опасаясь нападений, и через неделю уже въехал в Вологду.
Читать бесплатно другие книги:
