Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра Клавелл Джеймс

– Но если хоть раз возьмешь, дело твое дрянь.

– Нет. Здесь Китай, здесь все по-другому. – Взгляд голубых глаз Смита тоже стал жестче. – И ты это знаешь лучше меня.

– Это попросил сказать мне один из твоих «друзей»?

Смит пожал плечами:

– Я слышал еще одну вещь. Твоя доля в вознаграждении Драконов за Джона Чэня составляет сорок тысяч гонконгских долларов и…

– Это не я нашел его! – не проговорил, а проскрежетал Армстронг.

– Даже если так, сегодня вечером в твоем столе будет лежать конверт. Вот что мне довелось узнать, старина. Это, конечно, всего лишь слухи.

Мозг Армстронга анализировал полученную информацию. Суммы в сорок тысяч гонконгских долларов как раз хватило бы, чтобы выплатить не терпящий отлагательства давнишний долг, который нужно было вернуть к понедельнику, его проигрыш на фондовой бирже. «Ну, вообще-то, старина, нужно заплатить. Уже прошло больше года, и у нас, вообще-то, правила. Я на тебя не давлю, но мне действительно нужно закрыть этот вопрос…»

«Смит опять прав, – без горечи подумал Армстронг. – Эти ублюдки знают все и без труда могли выяснить, сколько у меня долгов. Так что, брать или не брать?»

– Всего сорок? – криво улыбнулся он.

– Насколько я понимаю, этого достаточно, чтобы решить твою самую насущную проблему, – процедил Смит, глядя на него теми же колючими глазами. – Так ведь?

Армстронг не сердился на Змею за такую осведомленность.

«Я о нем знаю не меньше, хотя мне и неизвестно, сколько у него денег и где они спрятаны. Но ведь это без труда можно выяснить, расколоть его, если захочется. Запросто».

– Спасибо за кофе. Давно такого не пил. Пойдем?

Смит неуклюже накинул форменный дождевик поверх ловко пригнанной формы, поправил поудобнее руку на перевязи, надел фуражку, как обычно под лихим углом, и пошел первым. По дороге Армстронг предложил У рассказать о том, что произошло, и что говорил юнец, заявивший, будто он один из Вервольфов, и что наплела старая ама.

– Очень хорошо, У, – одобрил Армстронг, когда молодой человек закончил рассказ. – Наблюдение и расследование проведены отлично. Отлично. Главный инспектор Смит говорит, что ты хочешь служить в Эс-ай?

– Да, сэр.

– Почему?

– Это важный участок, важная часть особого подразделения, сэр. Меня всегда занимала служба безопасности и то, как колония оберегается от врагов. Я думаю, это очень интересно и важно. Мне хотелось бы по мере сил внести свой вклад, сэр.

На какой-то миг их слух сосредоточился на отдаленном завывании пожарных сирен, доносившихся сверху, с холма.

– Еще один тупой ублюдок, наверное, опрокинул печку, – мрачно прокомментировал Смит. – Господи, слава богу, что идет дождь!

– Да, – согласился Армстронг, а потом добавил, обращаясь к У: – Если все окажется именно так, как прозвучало в твоем докладе, я замолвлю за тебя слово в Эс-би или Эс-ай.

Очкарик У не смог сдержать широкой улыбки.

– Да, сэр, благодарю вас, сэр. А Там действительно из моей деревни. Да, сэр.

Они свернули в нужный переулок. На них из-под зонтов и брезентовых навесов с угрюмой подозрительностью таращились толпы покупателей, владельцев ларьков и лавок: Смит был гуйлао, которого в Абердине все знали и боялись.

– Вот здесь, сэр, – шепнул У.

Следуя уговору, Смит как ни в чем не бывало остановился у ларька возле входа, якобы для того, чтобы глянуть на овощи, и хозяин палатки тут же пришел в ужас. Армстронг с У прошли мимо входа, потом резко повернули, и уже вместе все трое быстро поднялись по ступенькам. Двое полицейских в форме, которые следовали за ними на безопасном расстоянии, материализовались будто из воздуха и блокировали вход. Как только он оказался под контролем, один из копов быстро проследовал по узкому проулку к задней части дома, убедился, что агент в штатском, охранявший там единственный выход, на месте, и рванулся назад на помощь немногочисленным стражам порядка, что охраняли заграждения перед банком «Виктория».

Внутри многоквартирный дом был таким же блеклым и грязным, как снаружи, на каждой площадке валялся мусор. Шедший впереди Смит остановился на площадке третьего этажа, расстегнул кобуру револьвера и отступил в сторону. Армстронг, ни минуты не колеблясь, навалился на хлипкую дверь и, сломав замок, быстро вошел. Смит тут же последовал за ним, а нервничавший У остался сторожить дверь. В сереньком помещении с потертыми диванами, ветхими стульями и засаленными шторами висел сладковато-кислый запах опиума и растительного масла для жарки. Плотно сложенная матрона среднего возраста уставилась на них, раскрыв рот и уронив газету. Полицейские стали проверять другие помещения. Открыв одну из дверей, Смит обнаружил обшарпанную спальню, за следующей дверью был грязный унитаз и ванна, за третьей – еще одна спальня, куда каким-то чудом втиснули четыре кровати, теперь неубранные. Последнюю дверь распахнул Армстронг. В загроможденной и грязной крошечной кухне А Там склонилась над грудой белья, которое стирала в засаленной раковине. Она подняла на полицейского недоуменный взгляд. За ней виднелась еще одна дверь. Армстронг тут же протиснулся мимо А Там и рывком открыл дверь. Никого. Это была скорее кладовая, чем комната: без окон, с прорезанной в стене вентиляционной отдушиной, и места там хватало лишь для небольшой пружинной кровати без матраца и ломаного комода.

Армстронг прошел назад в гостиную. А Там шаркала за ним. Дышал он ровно, и сердце успокаивалось. Все это заняло считаные секунды, тем временем Смит вынул документы и мило проговорил:

– Извините, что потревожили, мадам, но у нас ордер на обыск.

– Што?

– Переводи, У, – приказал Смит, и юный констебль повторил сказанное, начав, как было условлено, играть роль переводчика при двух тупых полицейских-гуйлао, не говорящих по-кантонски.

У женщины отвисла челюсть.

– Обыск! – взвизгнула она. – Какой обыск? Мы люди законопослушные. Мой муж – правительственный служащий. У него есть важные друзья. А если вы ищете место, где обучают азартным играм, то мы здесь ни при чем. Это на четвертом этаже, в заднем углу. И мы ничего не знаем о вонючих шлюхах из шестнадцатой, что устроили там целое заведение и вкалывают день и ночь, а из-за них мы, циви…

– Довольно! – резко оборвал ее У. – Мы из полиции, и у нас важные дела. Эти господа из полиции – очень важные люди! Ты жена мусорщика Чжуна?

– Да, – угрюмо подтвердила она. – Что вам от нас нужно? Мы не сделали ниче…

– Хватит! – рявкнул по-английски Армстронг с нарочитой надменностью. – Это А Там?

– Эй, ты! Ты А Там?

– А, я? Што? – Старая ама нервно теребила подол фартука. У она не узнала.

– Значит, ты А Там! Ты арестована.

А Там побелела, а ее хозяйка, дама среднего возраста, выругавшись, тут же сказала:

– А, значит, они по твою душу! Ха, мы про нее и знать ничего не знаем. Несколько месяцев назад подобрали на улице, дали ей кров и зара…

– У, скажи, чтобы она заткнулась!

Тот перевел, не выбирая выражений. Мусорщица повиновалась с еще более угрюмым видом.

– Эти господа хотят знать, есть ли здесь кто-нибудь еще.

– Конечно нет! Они что, слепые? Сами ведь ворвались в мою квартиру, словно душегубы какие, и сами все осмотрели, – огрызнулась хозяйка. – А я ничего не знаю и знать не хочу.

– А Там! Эти господа спрашивают, где твоя комната.

Ама пришла в себя, и у нее прорезался голос:

– Что вы от меня хотите, Досточтимый Полицейский? Я ни в чем не виновата. Живу здесь на законных основаниях, у меня бумаги с прошлого года. Я ни в чем не виновата. Я человек законопослушный и цивилизованный и работала всю жи…

– Где твоя комната?

– Там, – показала хозяйка и добавила раздражающе визгливым голосом: – Где еще может быть ее комната? Конечно там, рядом с кухней! Совсем у этих заморских дьяволов соображения нету! Где еще могут жить слуги? А ты, тварь старая! Навлекать беду на честных людей! Что она такое сотворила? Если овощи воровала, я тут ни при чем!

– А ну уймись, или мы сейчас отвезем тебя в Главное управление и судья точно решит, что тебя нужно держать под арестом! Уймись!

Мусорщица начала было ругаться, но прикусила язык.

– Ну так и что… – проговорил Армстронг.

Тут он заметил, что в комнату заглядывают с площадки несколько любопытных китайцев. Суперинтендент тоже уставился на них, а потом вдруг сделал шаг в их сторону. Зевак как ветром сдуло. Он закрыл дверь, скрывая удовольствие.

– Теперь спроси у обеих, что им известно про Вервольфов.

Хозяйка уставилась на У, разинув рот. А Там посерела еще больше.

– Кому, мне? Про Вервольфов? Ничего! Почему я должна что-то знать об этих паршивых похитителях? Какое они имеют ко мне отношение? Ничего, абсолютно ничего!

– А тебе, А Там?

– Мне? Абсолютно ничего, – проворчала старуха. – Я уважаемая ама, выполняю свою работу, и больше ничего!

У перевел их ответы. Армстронг и Смит отметили, что переводит он аккуратно, быстро и без труда. И тот и другой хранили спокойствие, продолжая игру, которую им неоднократно приходилось вести раньше.

– Скажи, пусть рассказывает все как есть, и побыстрее, – сердито глянул на старуху Армстронг.

Он, как и Смит, не испытывал к А Там никакой неприязни. Просто им хотелось узнать правду и выяснить, кто скрывается за кличкой Вервольфы. Чем быстрее этих негодяев вздернут за убийство, тем лучше. Законопослушные граждане, в том числе и они сами, смогут наконец заниматься своими делами, зарабатывать деньги и весело проводить время – ходить на скачки или развлекаться с девочками. «Да, – думал Армстронг, – жаль старуху. Двадцать долларов против сломанной шляпной булавки, что эта мегера, госпожа мусорщица, не знает ничего. Но А Там знает больше, чем когда-нибудь нам расскажет».

– Мне нужна правда. Скажи ей! – распорядился он.

– Правда? Какая правда, Досточтимый Господин? Я старая женщина, и кем мне быть, кроме как…

Армстронг театрально поднял руку.

– Довольно! – Это был еще один заранее согласованный сигнал.

Очкарик У тут же перешел на нинтокский диалект, который, как ему было известно, кроме него с А Там, не понимал никто:

– Старшая Сестра, мой тебе добрый совет: говори быстро и ничего не скрывай. Мы уже все знаем!

А Там уставилась на него, разинув рот и обнаружив два последних кривых зуба.

– Что, Младший Брат? – пролепетала она, застигнутая врасплох, на том же диалекте. – Что ты хочешь от меня?

– Правду! Я все про тебя знаю!

Она всматривалась в него, но не могла признать.

– Какую правду? Я и знать-то тебя не знаю!

– Неужто не помнишь меня? На рынке, ты еще курицу помогла мне купить. Потом мы с тобой чай пили. Вчера дело было. Припоминаешь? Ты говорила о Вервольфах, что они обещали тебе большое вознаграждение…

Все трое заметили промелькнувшую в глазах старухи искру понимания.

– Вервольфы? – запричитала она. – Да быть такого не может! Это был кто-то другой! Напраслину на меня возводишь. Скажи Благородным Господам! Я в глаза не видела…

– А ну уймись, ведьма старая! – резко оборвал ее У и обругал, не стесняясь в выражениях. – Ты работала на У Тинтопа. Твою хозяйку звали Фан-лин. Она умерла три года назад. У них была аптека на перекрестке! Я прекрасно знаю это место!

– Неправда… неправда…

– Она говорит, что все это неправда, сэр.

– Прекрасно. Скажи, что мы отвезем ее в участок. Там она заговорит.

А Там затряслась.

– Пытать? Станете пытать старую женщину? О-хо-хо…

– Когда должен снова прийти этот Вервольф? Сегодня днем?

– О-хо-хо… Не знаю я… Он сказал, что еще встретится со мной, но так и не пришел, ворюга проклятый. Я ему еще пять долларов одолжила, чтобы он мог добраться до дома и…

– Где он живет?

– А? Кто? Ох, он… он сказал, что приходится родней какому-то… Я не помню. Вроде он упоминал Норт-Пойнт… Не помню ничего…

Армстронг терпеливо задавал вопросы, но вскоре стало ясно: старуха мало что знает, хотя она уходила от ответа и врала все затейливей.

– Мы заберем ее в любом случае, – объявил Армстронг.

Смит кивнул:

– Ты справишься, пока я пришлю пару ребят? Думаю, мне на самом деле пора возвращаться.

– Конечно. Спасибо.

Смит ушел. Армстронг велел У скомандовать обеим женщинам, чтобы сидели тихо, пока он проводит обыск. Те, перепуганные, повиновались. Он вышел на кухню и закрыл за собой дверь. А Там тут же дернула себя за длинную жидкую косичку.

– Младший Брат, – зашептала она, зная, что хозяйка не понимает нинтокского диалекта, – я ни в чем не виновна. Только встретила этого молодого черта, как вот тебя. Я ничего дурного не совершила. Односельчане должны держаться вместе, хейя? Такому симпатичному парню, как ты, нужны деньги – на девочек или на жену. Ты женат, Досточтимый Младший Брат?

– Нет, Старшая Сестра, – вежливо ответил У, стараясь разговорить ее, как ему было приказано.

Армстронг стоял в дверном проеме крохотной комнатушки А Там и в миллионный раз задавался вопросом, почему китайцы так плохо обращаются со слугами, почему те должны работать в таких нищенских, жутких условиях, верно служить всю жизнь взамен на жалкие подачки, не удостаиваясь в награду ни уважения, ни любви.

Он вспомнил, как задал этот вопрос своему наставнику. Старый полицейский сказал тогда: «Не знаю, парнишка. Думаю, это из-за того, что слуги становятся частью семьи. Обычно они нанимаются на всю жизнь. Их собственная семья становится частью хозяйской семьи. Слуга делается своим, и хаочу – преимуществ – в таком порядке вещей немало. Само собой разумеется, что слуги имеют определенный процент со всех денег, выделяемых на ведение хозяйства, со всех продуктов, всех напитков, всего, что требуется для уборки, и прочего. Неважно, у богатых они работают или у бедных. И конечно, все это происходит с полного ведома и одобрения хозяев, если не выбивается за привчные пределы. Иначе кто возьмется работать за такую мизерную плату, не имея возможности приварить на стороне?»

«Может, это и есть ответ на мой вопрос, – думал Армстронг. – Действительно, прежде чем взяться за работу, каждый китаец очень тщательно взвешивает все хаочу, и то, во что эти хаочу выливаются, всегда определяет решение».

В комнатушке стояла вонь, и он старался зажимать нос, чтобы не чувствовать ее. Из вентиляционной отдушины разлетались капли дождя, который хлестал по-прежнему. Вся стена была покрыта плесенью и потеками от тысячи других ливней. Армстронг продолжал искать методично и тщательно, на это были нацелены все его чувства. Что-то спрятать в каморке было почти что негде. Кровать и постельное белье относительно чистые, хотя в углах спального места множество клопов. Под кроватью ничего, кроме вонючего ночного горшка с отбитыми краями и пустого чемодана. В нескольких старых кошелках и хозяйственной сумке – ничего. В ящиках комода немного одежды, дешевые украшения, нефритовый браслет сомнительного качества. Под одеждой спрятана вышитая дамская сумочка, довольно изысканная. В ней несколько старых писем. Вырезка из газеты. И две фотографии.

И тут сердце замерло.

Через секунду Армстронг прошел в кухню, где света было побольше, и снова стал всматриваться в фотографии: нет, он не ошибся. Суперинтендент читал вырезку из газеты, а голова его шла кругом. На вырезке и на одной из фотографий были проставлены даты.

А Там сидела на табурете посреди просторной звукоизолированной комнаты в разбитом на ячейки подвале Главного управления полиции. Ярко освещенная комната была сплошь белой: белые стены и потолок, белый пол и одностворчатая белая дверь заподлицо, почти незаметная на фоне стены. Даже табурет был белого цвета. Она сидела в комнате одна, окаменев от страха, и говорила теперь более охотно.

– Что тебе известно о варваре на заднем плане этой фотографии? – донесся из скрытого динамика ровный металлический голос У, изъяснявшегося на нинтоке.

– Я уже говорила и говорила, и нету… Я не знаю, Господин, – хныкала она. – Я хочу домой… Я уже говорила, что толком этого заморского дьявола и не видела… Насколько я знаю, он только в тот раз и приезжал к нам, Господин. Я не помню, это было так давно. О, можно я пойду… Я уже рассказала вам все, все…

Армстронг наблюдал за ней через установленное под углом зеркало из погруженной в полумрак комнаты наблюдателей. У сидел рядом. Лица у обоих были напряженные и взволнованные. Хотя кондиционер работал исправно, навевая приятную прохладу, на лбу У выступили капли пота. Бесшумно крутились бобины магнитофона. За их спинами были размещены микрофоны и комплект электронного оборудования.

– Думаю, она сказала все, что нам нужно, – проговорил Армстронг, которому было жаль старуху.

– Да, сэр. – У старался не выдать нервозности. Впервые в жизни он присутствовал при допросе в Эс-ай. Очкарик испытывал страх и возбуждение, болела голова.

– Спроси еще раз, откуда у нее эта сумочка.

У выполнил приказание. Голос его звучал спокойно и повелительно.

– Но я же рассказывала про это. И не один раз, – скулила старуха. – Пожалуйста, можно я по…

– Скажи еще раз, и тогда можешь идти.

– Хорошо… хорошо… я скажу еще раз… Это была сумочка моей хозяйки. Она подарила мне ее, когда умирала. Она подарила ее мне, клянусь, и…

– Последний раз ты сказала, что она подарила ее тебе за день до смерти. Так что же правда?

А Там в волнении вертела в руках свою похожую на крысиный хвост косичку.

– Я… я не помню, Господин. Она была у нее… Это было, когда она умерла… Я не помню. – Рот старухи раскрывался, но никаких звуков из него не вылетало, и тут она выпалила в раздражении: – Я взяла ее и спрятала после того, как она умерла, и там были эти старые фотографии… У меня нет фотографии моей хозяйки, так что я взяла их тоже. И еще там был один серебряный таэль. Его мне хватило, чтобы оплатить часть пути в Гонконг во время голода. Я взяла все это, потому что никто из ее гнусных детей и остальных членов семьи, которые ненавидели ее и ненавидели меня, не дал бы мне ничего. Так что я взяла сумочку, когда никого не было… Она подарила мне ее перед смертью, и я ее просто спрятала. Она моя, хозяйка подарила ее мне…

Они слушали, старуха не умолкала, и они давали ей выговориться. Часы на стене показывали 13:45. Допрос продолжался уже полчаса.

– Пока хватит, У. Через три часа допросим ее снова на всякий случай, но думаю, что она рассказала нам все. – Суперинтендент устало поднял трубку и набрал номер. – Армстронг. Можете отвести ее обратно в камеру, – сказал он в трубку. – Проследите, чтобы ей было комфортно, чтобы о ней позаботились, и пусть ее осмотрит доктор. – В Эс-ай было принято осматривать задержанных до и после каждого допроса. Доктор сказал, что у А Там сердце и давление двадцатилетней.

Через какое-то время белая, почти невидимая дверь открылась и одетая в форму сотрудница Эс-ай доброжелательно позвала А Там. Та, ковыляя, вышла. Армстронг приглушил свет и переключил магнитофон на перемотку. У вытер лоб.

– Ты сработал очень хорошо, У. Схватываешь на лету.

– Благодарю вас, сэр.

Магнитофон перематывал пленку со все нарастающим визгом. Армстронг, который так и не оправился от потрясения, молча смотрел на него. Звук прекратился, и здоровяк вынул бобину.

– Мы всегда отмечаем дату, точное время и точную продолжительность допроса и присваиваем каждому подозреваемому отдельный код. Для надежности и секретности. – Он справился в книге, пометил номер на пленке, а потом стал заполнять бланк. – Проверяем при помощи этого бланка. Мы подписываем его, как проводившие допрос, и ставим вот здесь код А Там – V-11-3. Этот код совершенно секретный и хранится в сейфе. – Взгляд Армстронга стал очень жестким, У еле выдержал его. – Повторяю: тебе лучше запомнить, что в закрытый рот мухи не залетают и что все, в чем тебе сегодня пришлось участвовать, совершенно секретно.

– Да, сэр. Да, вы можете положиться на меня, сэр.

– Тебе также лучше запомнить, что правила для Эс-ай устанавливает только сама Эс-ай, губернатор и министр в Лондоне. И все. Старые добрые английские законы, честная игра, полицейские уставы, хабеас корпус[19], открытое разбирательство и обжалование приговора к особому подразделению или Эс-ай неприменимы. Эс-ай не передает дел в суд, ее действия не подлежат обжалованию, она просто отдает приказ о депортации в КНР или на Тайвань – не знаю, что хуже. Понятно?

– Да, сэр. Я хочу стать частью Эс-ай, сэр, так что вы можете мне верить. Я не из тех, кто утоляет жажду ядом, – заверил У. От переполнявшей душу надежды у него даже голова кружилась.

– Хорошо. Ближайшие несколько дней ты будешь находиться здесь, в Главном управлении.

У разинул рот:

– Но, сэр, мой… Есть, сэр.

Армстронг вышел первым, выпустил Очкарика и закрыл за ним дверь. Ключ и бланк он передал агенту Эс-ай, дежурившему за столом.

– Пленку я пока оставил у себя. Вот расписка.

– Есть, сэр.

– Вы не позаботитесь о констебле У? Он погостит у нас пару дней. Начните собирать его данные – он был очень и очень полезен. Я буду рекомендовать его в Эс-ай.

– Есть, сэр.

Поднявшись в лифте на свой этаж, Армстронг ощутил во рту тошнотворный кисло-сладкий привкус дурного предчувствия. Допросы в Эс-ай были для него просто проклятием. Он терпеть их не мог, хотя проводил их быстро и с неизменным успехом. Ему больше нравилось старомодное состязание умов, требующее терпения, а не всех этих новомодных психологических приемов.

– Это все чертовски опасно, вот что я вам скажу, – бормотал он себе под нос, шагая по коридору.

Он вдыхал еле ощутимый затхлый запах Главного управления, ненавидя Кросса, и Эс-ай, и все, что за этим стоит, ненавидя сведения, до которых докопался. Дверь его кабинета была открыта.

– О, привет, Брайан, – пробурчал он, закрывая за собой дверь.

Брайан Квок сидел, положив ноги на стол, и лениво листал утренние коммунистические газеты на китайском языке. По окну за его спиной бежали струйки дождя.

– Что нового?

– Довольно большой материал про Иран, – сказал Брайан, погруженный в чтение. – Здесь говорится, что «капиталистические правители ЦРУ вместе с тираном шахом подавили народную революционную войну в Азербайджане», «тысячи убитых» и так далее. Во все это я не верю, но похоже, что ЦРУ и Девяносто вторая аэромобильная дивизия сняли напряженность в регионе, и это первый раз, когда янки поступили правильно.

– Добра от этого будет хоть отбавляй!

Брайан Квок поднял на него глаза. Улыбка погасла.

– Что случилось?

– Настроение паршивое. – Армстронг помолчал. – Я попросил принести пару пива, а потом съедим ланч. Как насчет карри? Не против?

– Хорошо, но, если настроение у тебя паршивое, давай обойдемся без ланча.

– Нет, оно не настолько паршивое. Я… я просто терпеть не могу «белые» допросы… Меня от них в дрожь бросает.

Брайан Квок широко открыл глаза:

– Ты допрашивал там старую ама? За каким дьяволом?

– Кросс приказал. Ублюдок!

Брайан Квок отложил газету.

– Да, это точно. Уверен, что не ошибаюсь насчет него, – негромко проговорил он.

– Только не сейчас, Брайан. Может, за ланчем, но не сейчас. Господи, как хочется выпить! Чертов Кросс и проклятая Эс-ай! Я здесь давно не работаю, а он ведет себя так, словно я один из его людей.

– Вот как? Но ты же сегодня вечером выходишь на «шестнадцать дробь два». Я понял, что тебя временно прикомандировали.

– Он об этом ничего не говорил. А что такое?

– Если он ничего не сказал, то я тоже лучше помолчу.

– Хорошо. – В Эс-ай подобное было в порядке вещей: для безопасности, чтобы свести к минимуму утечки, всех фактов не сообщали даже самым надежным агентам, которые работали по одному и тому же заданию. – Не хочу я, черт побери, чтобы меня куда-то прикомандировывали, – проворчал Армстронг, зная, что никуда не денется, если это приказ Кросса. – Этот перехват имеет отношение к «Севрину»?

– Не знаю. Надеюсь. – Брайан Квок изучающе посмотрел на него и улыбнулся. – Не вешай нос, Роберт. У меня есть для тебя кое-какие хорошие новости.

Армстронг в который уже раз обратил внимание, как красив его друг: крепкие белые зубы, золотистая кожа, твердый подбородок, живые глаза и эта исходящая от него залихватская уверенность.

– Превосходно выглядишь, мерзавец, – сказал он. – Что за хорошие новости? Ты надавил на друга Одноногого в ресторане «Пара» и он выдал тебе имена первых четырех победителей в субботу?

– Мечтай, мечтай! Нет, это насчет тех папок, что ты утащил вчера из офиса Зубастика Ло и передал в департамент по борьбе с коррупцией. Помнишь? От Фотографа Энга?

– Вот как? О да.

– Похоже, наш ненадежный американо-китайский гость Томас К. К. Лим, который пропадает «где-то в Южной Америке», довольно примечательная личность. Его папкам цены нет. Они просто золотые! К тому же на английском, так что наши борцы с коррупцией промчались по ним как в туалет после слабительного. Ты откопал целое сокровище!

– Он связан с Цу-янем? – Мысли Армстронга сразу заработали в другом направлении.

– Да. И со многими другими людьми. Очень важными людьми, оче…

– С Банастасио?

Брайан Квок улыбнулся одним ртом:

– С самим Винченцо Банастасио. А это прекрасно увязывает Джона Чэня, винтовки, Цу-яня, Банастасио и теоретические выкладки Питера Марлоу.

– Бартлетт?

– Его пока нет. Но Марлоу знаком с кем-то, кто знает слишком много из того, чего не знаем мы. Думаю, нам стоит им заняться. Как ты?

– О да. Что еще в этих бумагах?

– Томас К. К. Лим – католик, американец в третьем поколении. Он как сорока: собирает самую разную взрывоопасную корреспонденцию, письма, записки, меморандумы и тому подобное. – Брайан Квок снова улыбнулся безрадостной улыбкой. – Наши друзья янки оказались еще хуже, чем мы о них думали.

– Например?

– Например, некая очень известная и обладающая широкими связями семья в Новой Англии вместе с некоторыми генералами, американскими и вьетнамскими, занимается строительством очень крупных и абсолютно ненужных американским ВВС баз во Вьетнаме с большой выгодой – для себя.

– Боже правый! Есть имена?

– Имена, звания и личные номера. Если наверху узнают, что друг Томас все это задокументировал, то и Галерея славы[20], и Пентагон, и самые различные дорогие прокуренные кабинеты содрогнутся от ужаса.

– Он что, посредник? – хмыкнул Армстронг.

– Называет себя предпринимателем. О, он в очень хороших отношениях со многими известными людьми. Американцами, итальянцами, вьетнамцами, китайцами, и с той и с другой стороны. Эти бумаги – документальное подтверждение всех махинаций. По другой схеме миллионные средства из американского бюджета направляются на липовую программу помощи Вьетнаму. Восемь миллионов, если быть точным. Один миллион уже выплачен. Друг Лим даже обсуждал, как переправить в Швейцарию сян ю с этого миллиона.

– Можем ли мы сделать так, чтобы у них это дело не выгорело?

– О да, если мы поймаем Томаса К. К. Лима и если захотим, чтобы у них это дело не выгорело. Я спрашивал у Кросса, но он лишь пожал плечами. Мол, это не наше дело, если янки хотят обманывать свое правительство, то пусть их. – Брайан Квок улыбнулся, но глаза его не улыбались. – Это мощная информация, Роберт. Если даже часть ее станет достоянием общественности, поднимется такая страшная вонь, что дойдет до самых верхов.

– Он не собирается передать ее Роузмонту? Организовать утечку?

– Не знаю. Не думаю. В каком-то смысле он прав. К нам это не имеет никакого отношения. Но ужасно глупо все это замалчивать! Глупо! Они заслуживают того, чтобы получить по первое число! Будет минутка, почитай эти бумаги, просто пальчики оближешь.

– А есть ли связь между Лимом и другими мерзавцами? Зубастиком Ло и еще одним? Они воруют средства КЭР?

– О да, наверняка так и есть, но их папки на китайском, поэтому, чтобы их прищучить, понадобится больше времени. – Потом Брайан Квок добавил каким-то странным голосом: – Любопытно, как Кросс об этом пронюхал. Ну словно знал, что будет такая связь. – Он понизил голос. – Я уверен, что прав насчет него.

Молчание затянулось. Во рту у Армстронга все пересохло и держался тот же отвратительный привкус. Оторвав взгляд от дождя, он взглянул на Брайана Квока.

– Ну что там у тебя?

– Ты знаешь американского вице-консула – гомосека, что продает визы?

– Ну и при чем здесь он?

– В прошлом месяце Кросс с ним ужинал. На его квартире.

Армстронг нервно потер лицо:

– Это ничего не доказывает. Слушай, завтра, завтра мы получим эти папки. Завтра Синд…

– Возможно, нам не придется их прочитать.

– Мне лично наплевать. Это дело Эс-ай, а я работаю в департаменте уголовного розыска, и поэ…

В дверь постучали, и он осекся. Дверь отворилась. Белозубо улыбаясь, вошел официант-китаец с подносом и двумя кружками холодного пива.

– Добрый день, сэр.

Предложив одну кружку Брайану Квоку, а другую – Армстронгу, он вышел.

– Удачи, – проговорил Армстронг, ненавидя себя. Он сделал большой глоток и пошел к сейфу, чтобы запереть кассету.

Брайан Квок изучающе смотрел на него.

– Ты уверен, что с тобой все нормально, старина?

– Да-да, конечно.

– А что сказала старуха?