Футарк. Третий атт Измайлова Кира

— Вряд ли, — подумав, покачал головой я.

Сигрид, конечно, мне безмерно дорога, однако скорее по сентиментальным соображениям. В остальном же — вполне заурядный кактус, хоть и красивый. Так я и объяснил инспектору, добавив:

— Самые ценные экземпляры остались нетронуты. Discocactus horstii — красивое растение, однако не столь уж редкое.

— Диско… кактус? — повторил Пинкерсон с трудом. — Это что?

— Похищенная, — скорбно сказал я. — Ах, моя красавица Сигрид!

— Сигрид? — не понял он. — Девушка, что ли? Ваша, да? И когда вы успели? Только вернулись же! А говорите, ничего такого не украли…

Глаза инспектора сверкали: еще бы, похищение людей в нашем тихом Блумтауне

— Погодите, погодите, — попросил я и мысленно попросил прощения у своих крошек. — Сигрид — это не девушка, а кактус. Просто, хм, я даю своим питомцам имена. Ну, клички, если угодно. Как собакам.

— Вон оно что… — он мигом остыл. — Ладно, мистер Кин. Простите уж, мне сейчас не до того — у нас тут творится кое-что нехорошее, все заняты именно тем делом. Представляете, как в книжке какой — дама дает брачные объявления, затевает переписку… а потом о помощи просит. Денежной, само собой. Да так ловко все обставляет, что мужчины ей сами деньги привозят. Ну понятно, выбирает одиноких и в годах. А потом — ищи ее свищи! И хитрая какая — ни домовладельцы, ни почтальоны ее так и не вспомнили. Вроде бы они дело имели с совсем другими людьми: то детьми, то старушками. Дама эта от безнаказанности совсем берегов не чует… Недели две назад ее жертву отравленной нашли, а на днях еще один джентльмен в собственном кабинете умер. Правда, с последним делом непонятное что-то — может, сердце, а может и яд…

Я вздрогнул: неужели Ларример мог купиться на такое объявление? Уехал неведомо куда, чтобы обвенчаться с незнакомкой, а она его…

— Ну, — продолжил инспектор, несколько смутившись, — это я так думаю, что там дело в объявлениях. У жертвы дома письма нашли, подписано некой мисс Блэк. А суперинтендант со мной не согласен. Совпадения, говорит!

Подумав, я изложил Пинкерсону историю странного исчезновения Ларримера.

— Интересно, — сказал он, постучав пальцами по столу. — Очень интересно! Неужели ваш дворецкий даже не оставил адреса? Где искать его, куда писать?

— Признаюсь, не в курсе, — вздохнул я. — Я приехал, а на пороге кузен весь в крови…

Пинкерсон схватился за карандаш и уставился на меня, а я поспешил сказать:

— Нет! Никаких преступлений! Просто кухарка рожать начала… Ей, может, Ларример оставил координаты, но, как вы понимаете, всем нам было чуточку не до того.

— А вы «Джеральдтаун Геральд» выписываете? — спросил вдруг инспектор.

— Да, — кивнул я. Эту газету издавали в соседнем городке, и почему-то именно в ней всегда оказывались самые интересные спортивные новости.

— Ага… Объявления дают как раз в нее, — пояснил Пинкерсон. — Но кто, мы выяснить не можем, по телеграфу присылают. А на телеграф кто угодно прийти может… Думаете, ваш Ларример тоже пал жертвой?

— Не дай боже, — искренне произнес я. — Будем надеяться, что нет, он все же рассудительный пожилой мужчина!

Пинкерсон вдруг пошевелил носом.

— Селедка… — мечтательно произнес он. — Любовь моей юности… Пища богов…

Где он научился так выражаться, хотел бы я знать!

— Пинкерсон, — сказал я, чтобы сменить тему, — а правда, что к нам переселились жены погибших шахтеров?

— Угу, — ответил он. — Пока в домах под снос живут, куда их денешь? Девушек в услужение разобрали, тетеньки постарше кто готовит, кто полы драит… Ваша тетушка, кстати, дамский комитет по этому делу возглавляет, в смысле, кумекают, куда их пристроить-то. А мелюзга у них не при деле. Хулиганят, очень даже, особенно по приезду повадились — голодные, воровали здорово, да и сейчас случается. Местные их приструнили, только всех уму-разуму не научишь… А вам зачем?

— Мне мои старые знакомцы сказали, что дети приезжих шалят, — пояснил я. — Может, они окна и побили. Ладно, Пинкерсон, с Сирилом я поговорю… и очень серьезно поговорю. Спасибо, что рассказали мне, а не его матушке.

— Ну так я что, не мужчина, — философски ответил он, и я чуть не уронил стул. — Пошалил, вы его накажете, да и все. Не то миссис Кертис с миссис Вашингтон ему плешь проедят, если узнают.

— Еще раз спасибо, Пинкерсон, — выговорил я. — Всего доброго. Наведаюсь-ка я к Таусенду, пожалуй…

Он помахал мне вслед, я выскочил из участка и перевел дух, потом сел в машину и завел мотор. Пришлось еще подождать, пока протащится груженная всякой всячиной телега, запряженная прихрамывающей лошадью.

Но Сирила я если и не убью, так побью точно!

Суперинтендант встретил меня с распростертыми объятиями, схватил за плечи и радостно потряс.

— Эк вы загорели! — сказал он. — Далеко ездили, поди?

— Только не начинайте домысливать дедуктивным методом, как Пинкерсон, — взмолился я. — Да, был в Мексике по делам, загорел! Кстати, поздравляю с назначением.

— Так вы у него уж побывали? Сочувствую, он меня скоро с ума сведет! И да, спасибо. Идемте в гостиную, сейчас чаю подадут…

— Мне Пинкерсон нравится, — честно сказал я, присаживаясь к столу, но тут же снова вскочил. — Миссис Таусенд, рад видеть! Только отчего у вас такой расстроенный вид?

— Я дала этой чертовой Джилл расчет, — ответила она, швырнув поднос на стол с такой силой, что булочки раскатились, я едва успел спасти парочку от падения на пол. Подобное выражение из ее уст повергло меня в шок, а уж продолжение…

— Проклятая девка воровала все подряд, даже мое нижнее белье! На кой оно ей, она же втрое меньше! Про деньги и продукты я уж молчу… Вечно все забывала, чай заварить толком не умела… А самое ужасное — она залила мои герани! Вы же помните, мистер Кин, как я их люблю, а тут приехали… господи боже! Половина сгнила, другие засыхают! Ах!..

— Ужасно, — согласился я, переведя дух.

Да… за время моего отсутствия многое переменилось.

После чаепития у Таусендов я направился домой: нужно было привести оранжерею и Сирила в порядок. Именно в такой последовательности!

Я сделал верный выбор: кузен храпел так, что будить его смысла не было, так что я занялся оранжереей и едва расслышал стук в заднюю дверь.

Оказалось, это явился Сэм, муж Мэри. Он являл собой зрелище одновременно забавное и трогательное: старший сынишка сбегал к нему на работу сказать, что родились близняшки, по такому поводу хозяин расщедрился и отпустил Сэма почти сразу после обеда, а он, переправив жену с пополнением семейства домой, вновь поспешил ко мне.

— Спасибо, мистер Кин, — бубнил он, комкая в руках кепку. — Оно, конечно, не в первый раз, а все равно боязно. Да и на доктора у нас денег нету, а мало ли что…

— Сэм, перестаньте, не такие это траты! — отмахнулся я грязной рукой (как раз подметал рассыпавшийся грунт).

— Я это, приберусь, сэр! — тут же сказал он, окинув взглядом угвазданную кухню. Если бы тут оказался Пинкерсон, он непременно сочинил бы историю о поваре, который зарезал конкурента (или любовника жены, или кредитора), разделал его, приготовил и подал на ужин. — Что еще сделать надо? Раз уж меня отпустили-то…

— Вы бы лучше жене помогли, — попенял я, хотя от помощи отказываться не стал.

— Там соседка при ней, — сказал Сэм, снимая куртку и засучивая рукава, — она в этом всяко больше меня понимает! А тут дел-то… Может, еще что надо?

— Да, в оранжерее стекло вставить, — кивнул я. — Закончите — поднимайтесь, я буду там.

Пока Сэм отмывал кухню, я собрал осколки стекол, брезгливо выкинул испачканную и отсыревшую подушку (нельзя было картонкой закрыть выбитое окно, что ли?), а потом подумал, да и нацепил на громоотвод носовой платок. Для этого пришлось опасно высунуться из окна, однако я не зря полгода провел в условиях, далеких от оранжерейных. Возраст возрастом, но я все-таки умудрился не вывалиться из окна, с чем себя и поздравил.

Сэм живо закончил внизу, вставил стекло, заодно починил шатающийся стеллаж, передвинул большую подставку с тепличкой для кактусят, словом, очень помог. Я искренне поблагодарил его, вознаградил парой фунтов, как он ни отнекивался, и велел идти к Мэри.

— Сэр! — раздался я его голос снизу. — Тут какие-то попрошайки…

Кажется, я уже когда-то это слышал…

— Какие попрошайки, Сэм?

— Дети, сэр! Говорят, вы их звали! Прикажете прогнать?

— Не вздумай! — отозвался я, спускаясь по лестнице. — Ого…

За порогом сгрудилось десятка полтора ребятишек самого разного возраста. Присмотревшись, я заметил среди них нескольких девочек, хотя они мало отличались от мальчишек: тоже были одеты в мешковатые штаны на лямках, рубашки и носили кепки.

— Здрасьте, сэр, мистер Кин! — сказал явный предводитель, рыжий веснушчатый паренек лет десяти на вид. — Я Фил!

— Очень приятно, Фил, — ответил я. — Это вам Джек сказал, что мне нужны быстрые ноги и зоркие глаза?

— Не, это Ханна с голубятни заметила, — мотнул он головой, и белокурая девочка кивнула.

— Я завсегда в эту сторону смотрю, — сказала она неожиданно хриплым голосом и сплюнула с истинно босяцким шиком. — Думала, брешут, а тут гляжу — о! Платок мотается! Я и сказала…

— Ага, только мы подумали, что Ханна сама брешет, — добавил Фил, — но поглядели, а платок и правда висит, как Джек говорил. Я до него сбегал, он и сказал, что мы вам нужны. Вот мы и пришли!

— Прекрасно, — сказал я. — Вы очень вовремя. Вы, должно быть, знаете, кто я такой?

— Конечно, мистер, — отозвались сразу несколько голосов. — Вы частный сыщик!

— Тише… — попросил я и бдительно оглянулся, будто недоброжелатели и шпионы таились в каждой сточной канаве. — Верно… Так вот, мои юные друзья, пока я был в отъезде, кто-то пытался проникнуть в мой дом через мансарду. Это там, наверху, где стеклянная крыша…

— Циркач, что ли? — удивился Фил, посмотрев вверх. — Как туда забираться-то? Или, может, он ученую обезьяну туда послал?

— А что сперли? — деловито спросила Ханна.

— В том-то и дело: пропала вещь, которая не имеет ценности для посторонних. Она дорога лично мне, — пояснил я. — Украли кактус.

— Это чего такое? — переглянулись дети.

Я подумал и вспомнил о кактусе Мэри, который она не стала забирать домой — там ее малыши могли уколоться или, что хуже, разбить горшок и погубить растение, — взял его с подоконника и показал ребятне.

— Примерно такая вот штука.

— У мистера Кина их полным-полно, и все разные, — пояснил Сэм.

— А-а… — протянула Ханна. — Это как у миссис Таусенд герани? Только те без колючек и цветут красиво…

— Кактусы тоже красиво цветут, — обиделся я, — только не у всякого хозяина. Кстати, откуда вы знаете миссис Таусенд?

— Так она Джилл выкинула пинком под задницу, — непосредственно ответила девочка и поправила кепку на белобрысых косичках. — Та домой приперлась в соплях, мать ей еще и добавила, потому как такое место поди найди, а эта дура даже цветочки поливать не сумела, как было велено! Из-за нее теперь вообще никого из наших туда не возьмут. Тетка-то, поди, всем знакомым рассказала, откуда у нас руки растут…

— Погоди-погоди, — нахмурился я. — Из ваших… Так ты из шахтерского поселка?

— Ага, — подтвердил Фил. — Она, эта Джилл, потом вон Энни, Джейн, Милли, Кэт и Оскар.

— Это я, — сообщила чернявая девочка, чем-то похожая на цыганку. — Мама почему-то решила, что Оскар — это женское имя.

— Они самые нормальные. — заверил Фил. — В смысле, соображают, что в гостях, а в гостях пакостить — себе дороже. Вон как Джилл…

— Миссис Таусенд сказала, что она подворовывала.

— Во-во! А я о чем? Так это, мистер, чего вы хотели-то?

Я поразмыслил, потом сказал:

— Ну-с, раз среди вас есть дети шахтеров, то все упрощается. Во-первых, мне нужно, чтобы вы разузнали, не пытался ли кто-то забраться ко мне в дом. Вряд ли это был взрослый. Вы верно сказали: на чердак разве что циркач залезет. Взрослый вскрыл бы дверь, я полагаю. А форточником вполне может быть ребенок вроде вас.

— Это мы живо разведаем, — солидно кивнул Фил. — А еще что?

— Посмотрите, поспрашивайте, нет ли у кого похожего растения? — попросил я. — Не возьму в толк, зачем его взяли, но мне очень хотелось бы его вернуть! Возможно, даже за вознаграждение…

— Ясно, — сказала Ханна и посмотрела на прочую босоногую гвардию. — А нам вознаграждение?

— Это само собой, — усмехнулся я, вынул из кармана два соверена и отдал Сэму. — Будьте любезны, разменяйте и отдайте им.

— Будет сделано, сэр! — ответил он, принимая деньги. — Ну, пошли! Да не вопите на всю улицу, не у себя дома… Всего доброго, сэр!

Я махнул рукой, запер дверь и выдохнул с облегчением. Казалось бы, с делами на сегодня покончено, но… Оставалось еще одно важное дело, а именно Сирил.

Сказать, что разбудить кузена было сложно, значит, ничего не сказать. Выглядел он омерзительно, и я принялся приводить его в нормальное состояние. От одного лишь вида горячего чая его едва не стошнило, воды в него удалось влить всего стакан, да и тот немедленно попросился наружу, а чего-нибудь вроде квашеной капусты в доме не было. Тогда я проинспектировал кладовую, свои чемоданы и решил воспользоваться народным мексиканским рецептом.

В стакан (рюмки явно было маловато), смазанный оливковым маслом, я вылил пару желтков, залил текилой (вот запас и пригодился!), от души добавил красного и черного перца, немного табаско и выжал лимон. Пить это Сирил отказался наотрез, но, поскольку его организм был измучен чрезмерными возлияниями, а я чувствовал себя бодрым и помолодевшим на несколько лет, то справился с кузеном без особого труда.

Где-то с полчаса после насильственного лечения Сирил не мог разговаривать вообще и только судорожно пил воду, потом чай, потом говяжий бульон, кастрюлю с которым я нашел в кладовой и даже разогрел, снова воду… Краски быстро возвращались на его лицо, а вскоре он обрел и дар членораздельной речи.

— А теперь скажи мне, — произнес я, поняв, что Сирил уже вполне вменяем. — Зачем ты намеревался ограбить банк? Причем на моей машине!

— Ты сам ее мне отдал, — сипло запротестовал он.

— Ты о черном лимузине? Ага… То есть «лайтштерн» ты поцарапал в другой раз?

— Угу… — Сирил хлебнул еще воды. — Когда девушек в Лондоне катал… Но там же почти не видно…

— Да бог с этой царапиной! Зачем тебе понадобился банк?

— Поверишь ли, не помню, — удрученно сказал кузен. — Как ехал и собирался пробить стену машиной, а потом вынести деньги и убежать с добычей по крышам, помню, а дальше провал… И до того тоже провал. На спор, что ли?

— Ну, — мрачно сказал я, — путь к стене тебе преградил столб, а на лбу у тебя шишка. Немудрено, что ты все позабыл, если не врешь, конечно.

Кузен всем своим видом заверил, что не врет, и потянулся к текиле, но я отставил ее подальше.

— Хватит с тебя, — мрачно сказал я. — Ты скоро докатишься до абсолютно непотребного состояния. Провалы в памяти уже налицо, вдобавок тебя не раз арестовывали за езду в пьяном виде, ты неоднократно дебоширил, приставал к дамам, а теперь решил банк ограбить? Думаешь, наутро достаточно состроить умильную рожицу, посмотреть страдальческим взглядом, и тебе все простят? Скажи спасибо, что инспектор Пинкерсон не стал возбуждать дело против тебя, на него-то твои гримасы не действуют!

— Вик, потише… — простонал Сирил, держась за голову, и я сделал ему еще целительного коктейля, а он машинально выпил. — У-ух…

Прокашлявшись, он вдруг замер, потом потерянно сказал:

— Я вспомнил.

— Что?

— Зачем я собирался ограбить банк.

— И зачем же?

— Мирабелла накануне рассказывала, как на Диком Западе и по сию пору грабят дилижансы и даже поезда, — убитым голосом произнес кузен. — Про банки я уж вообще молчу! Ну я и решил…

— Что ты решил? — ужаснулся я. — Стать бандитом? Тебе слава Джесси Джеймса покоя не дает? И это мой кузен, господи…

— Легко тебе говорить! — вспылил Сирил. — Ты наследник! А у меня в кармане ни пенса, только то, что вы с мамой даете… А у Мирабеллы свое состояние!

— Хватит, — поморщился я, — я уже понял, куда завела тебя пьяная логика. Надеюсь, ты хотя бы раскаиваешься? Впрочем, о чем это я…

— Я больше так не буду, — мрачно пообещал кузен. — Дай еще этой гадости, вроде в голове просветлело.

Я соорудил еще коктейль, только текилы налил полглотка, чтобы не пришлось лечить Сирила от похмелья вторично.

Остаток дня я провел вполне плодотворно: съездил на почту, чтобы отправить письмо Фрэнку (на адрес Географического общества, поскольку я не знал, где сейчас носит моего зятя), дать телеграмму в само общество о том, что я жив-здоров и скоро пришлю обработанные записки о путешествии, а заодно сообщить в «Вестник садоводства» о том, что я все-таки раздобыл якобы мифический кактус!

Правда, тут я придержал коней: кто же поверит мне на слово? Нет, следовало тщательнее подготовить эту сногсшибательную новость для публики…

В глубокой задумчивости я вышел с почты и решил прогуляться, благо под вечер погода сделалась изумительно теплой. Не как в Мексике, конечно, но я хотя бы не рисковал отморозить нос.

Я выпил чашку кофе в новом заведении, купил газету у разносчика и уселся на скамью, чтобы просмотреть новости Блумтауна. Порыв ветра едва не вырвал газету у меня из рук, и, складывая ее поудобнее, я наткнулся взглядом на вывеску. «Цветная фотография! Быстро и недорого!» — гласила она.

«Вот что мне нужно!» — сообразил я. Если я сфотографируюсь со своим сокровищем, любой поверит, что я не сочиняю небылицы… Нести кактус в фотоателье я не желал: конечно, Alteya cannabis стойко перенесла трансатлантическое путешествие, но это не повод подвергать ее излишнему риску.

С этой мыслью я и направился в ателье. Фотограф сперва не мог взять толк, чего я от него хочу, потом увидел деньги, и взгляд его прояснился. Ждать до завтра я не собирался, так что мастер вместе со своей громоздкой аппаратурой живо устроился в моем автомобиле, и я двинулся домой.

Как уж устанавливали освещение и выбирали композицию, я лучше умолчу. Скажу лишь, что в итоге я должен был сделаться счастливым обладателем нескольких фотоснимков: Луиза одна, Луиза с Николь (ее историю я собирался поведать отдельно), я с Луизой, я с ними обеими и даже Сирилом. Кузен порывался схватить Луизу, пока я не объяснил, как действует яд этого с виду безобидного растения, присовокупив, что компост из Сирила определенно выйдет скверный, и мне такого удобрения и даром не нужно!

И пусть только кто-нибудь посмеет заявить, будто снимки поддельные! По судам затаскаю, клянусь своим юридическим образованием!

Эти приятные хлопоты занимали меня до темноты. Я перекусил в городе, так что ужинать не собирался, а Сирил, в котором, по-моему, бульон булькал на уровне ушей, — тем более. Конечно, я поделился с ним сэндвичами с ветчиной, которые купил по пути (другие припасы я благоразумно запер в багажнике автомобиля, зная, что Сирил преотменно умеет вскрывать дверь кладовой), но это разве еда? Впрочем, я знал, что выдержит кузен недолго…

Так и есть! Вот я услышал шуршание, скрежет, сдержанное ругательство… кузен покушался на кладовую. Ну-ну, пускай…

Тут к возне Сирила добавился другой звук — кто-то настойчиво барабанил в заднюю дверь.

— Кто там? — бдительно отозвался кузен, выслушал ответ и крикнул мне: — Вик! Тут к тебе какие-то босяки!

— Иду! — отозвался я и живо спустился вниз. Сирил сделал вид, что просто решил выпить чаю… если бы он при этом еще воды в чайник налил, цены бы не было его актерским талантам.

За дверью оказались уже знакомые ребята.

— Мы весь квартал обегали, — шмыгнув носом, сказал Фил. — Чтоб взрослые форточники орудовали — про такое не слыхали.

— Мы уж знаем, кого спрашивать, — добавил другой мальчишка, кудрявый и курносый, как негритенок. Может, правда мулат? Хм, глядишь, и пара тетушкиной Наоби найдется… — Они этак не промышляют. Заметно слишком!

— Во-во, — подтвердил Фил. — И потом, все ваш дом знают. Дураков нету, все в курсе, что вы с полицейскими на короткой ноге.

— Скорее всего, это правда наши, — сказала Ханна, — но они не сознаются.

— Это ясно… — я взялся за подбородок. — А еще что-нибудь узнали?

Ватага дружно развела руками.

— Я видела какой-то цветок, — сказала вдруг Оскар. — На окне в одном доме. Только уже темно, я не разглядела. Но на этот вот похож — не с листьями, а круглый такой…

— Где, где ты его заметила? — вскричал я.

Оскар почесала в затылке, сбив кепку на нос, потом сказала:

— Не, мистер, я так не объясню. Это показывать надо.

— Так покажи!

— Не, сейчас не пойду, — помотала она головой. — Поздно, мамка заругается…

— Я заплачу! Хочешь соверен? — спросил я, и глаза Оскар было вспыхнули, но она тут же повторила:

— Не, мистер. Мамка вломит. Не докажешь, что я по-честному столько заработала, а не… ну, вы знаете, поди.

— Так я ей сам скажу, — удивился я.

— Тогда она точно решит, что вы этот… растлитель, — пояснила Ханна. — Лучше не надо, мистер, а то она и Оскар побьет, и вас на весь город ославит. Мы утречком прибежим. Сейчас все одно ничего не видать, у нас там фонари не горят.

— Утром так утром, — вздохнул я и дал им еще горсть мелочи — осталась после дневной прогулки. — Только приходите пораньше и не стесняйтесь стучать как следует!

И как мне дожить до утра? Я уже приготовился к бессонной ночи, к раздумьям о том, где же моя бедная Сигрид, что с ней, не замерзла ли она, не обожглась ли на солнце, не выбросили ли ее из дома…

Но тут позвонили в парадную дверь.

Открывать поплелся Сирил, споткнулся обо что-то, выругался, потом позвал меня:

— Вик, снова к тебе гости!

Я со вздохом поднялся и пошел вниз (ах, Ларример, на кого вы меня покинули, Сирил даже доложить не умеет!), чтобы недоуменно уставиться на сияющего улыбкой Пинкерсона.

— Добрый вечер, инспектор, — произнес я. — Проходите, пожалуйста.

— Спасибо, мистер Кин! — он стянул шляпу, кинул ее на вешалку и недоуменно уставился на чемоданы, стыдливо задвинутые в угол.

— Простите, у меня не прибрано, — извинился я.

— Это вы меня простите! — воскликнул Пинкерсон. — Я, конечно, не вовремя, поздно, без приглашения и все такое. Но у меня возникла гениальная идея!

Мы устроились в гостиной. Я налил инспектору коньяка из почти иссякших запасов (Сирил изрядно потрудился) и приготовился слушать.

— Я о своем дельце, — начал Пинкерсон. — Наш суперинтендант считает, будто те случаи вообще никак не связаны. И вообще, вовсе необязательно, что та дама их убила! Так-то подобных случаев много было, только без смертоубийства. Может, совпадение, говорит, или намеренно нас на такую мысль наталкивают, чтоб с толку сбить…

— Но вы с ним не согласны?

— Не согласен! — энергично подтвердил он. — Я уж вам говорил, мистер Кин! Думаю, эта Черная Вдова их через объявления завлекает и… того! Ну, вы поняли.

— А я-то причем? — не понял я. — Все, что знал о Ларримере, я вам рассказал.

— Ну… — Пинкерсон засмущался, вскочил и принялся расхаживать по комнате, потом остановился и заявил: — Мистер Кин, я хочу ловить на живца! Объявления, конечно, не в нашей газете печатают, но подают-то их в Блумтауне, это мы точно выяснили!

Соображал я после всех сегодняшних перипетий, конечно, медленно, но на это меня хватило…

— Полагаю, роль живца вы уготовали мне?

— Ну да! Сами посудите, мистер Кин, как-то же та дама жертв выбирает? Узнает об одиноких да обеспеченных… Да и на внешность смотрит, чтоб не вовсе сморчок был: такой на любовь с первой фотокарточки не поведется! Ну вот скажите честно, может она на меня клюнуть?

— Нет, — честно ответил я, взглянув на его грачиный нос и торчащие уши. — Разве что вы ли бы тайным миллионером, и об этом знала вся округа.

— Вот видите! А такой шанс пропадает… Мистер Кин, вам ничего делать и не придется, — заверил Пинкерсон, пылая энтузиазмом. — Я и объявление сам размещу! Телеграммой!

— Какое еще объявление?

— Да брачное же! Для этой… Черной Вдовы! И тогда…

— Погодите! — остановил я. — Давайте по порядку. Вы хотите от моего имени направить объявление о знакомстве?

— Именно! — подтвердил он, извлек из кармана кипу разнокалиберных бумажек и порядком изгрызенный карандаш и уселся в кресло. — Вот, я тут набросал примерно, послушайте-ка… «Образованный и обеспеченный джентльмен сорока семи лет, холостой и бездетный, зовет на счастливый брак даму или девицу приятной наружности. Расстоянием не стесняться. Во избежание излишней переписки желательна фотографическая карточка». Как вам, а?

Голос Пинкерсона звучал гордо.

— Мне еще нет сорока семи, — мрачно сказал я.

— Ничего страшного, — заверил инспектор. — Она постарше выбирает, но я решил, что пятьдесят — это уже многовато, еще немножко — и старик. А вот сорок семь — в самый раз, мужчина в самом расцвете лет, солидный, но не старый… Это человеческая психология, я читал, — гордо добавил он. — Ну и вообще, вы, может, просто хорошо сохранились!

— С этим спорить не стану, — вздохнул я.

Энтузиазм Пинкерсона приспособить бы вместо движителя ротора турбины на электростанции в Кампочите — они бы все окрестные города энергией снабжали…

— Наверно, надо еще и внешность указать, — озаботился он, по-своему поняв мою гнусную ухмылку. — Гхм… как бы это покрасивее… Высокий и стройный джентльмен, блондин с благородной проседью и голубыми глазами ищет ту, что составит его мужское счастье и разделит с ним радости жизни…

Он вдохновенно принялся черкать в своих записях, кажется, уже нисколько не сомневаясь в моем согласии.

С другой стороны, вдруг Ларример и правда угодил в сети этой Черной Вдовы, как высокопарно именовал ее инспектор? Чего только не бывает…

— Вы мне льстите, — заметил я, услышав очередной пассаж Пинкерсона. Что-то о моей спортивной форме, если я правильно понял иносказание.

— Ничуть! — отмахнулся он. — Надо ж вас покрасивее расписать! Чтоб она точно клюнула…

— Вы фантазер, — вздохнул я. — Но что с вами поделаешь…

— Я, мистер Кин, образцы читал, — серьезно сказал Пинкерсон. — Для вдохновения! Сами поглядите, если не верите.

Он протянул мне потрепанный номер «Джеральдтаун Геральд».

— Бедная, но честная девушка двадцати трех лет, — прочитал я первое попавшееся объявление, — красивая и интеллигентная, ищет человека, который бы спас её от нужды и порока, куда её толкает тяжёлая жизнь. Будет благодарная своему будущему мужу.

— Мне там больше другое нравится! — признался Пинкерсон. — Про русалочьи глаза.

— Вот это? Красивая, с русалочьими глазами, вся сотканная из нервов и оригинальности, зовет на праздник жизни интеллигентного, очень богатого господина, способного на сильное яркое чувство… Хм, да вы романтик, инспектор!

— Ну что вы! — смутился он и принялся распихивать по карманам свои записки. — Тут дело такое: объявление денег стоит, чем оно длиннее, тем, стало быть, объект состоятельнее.

— Логично…

— В общем, договорились! — сказал инспектор. — Я прямо сейчас на телеграф. И, как говорится, будем искать женщину!

Хм, а ведь беркану можно трактовать и так. Вдруг повезет?

Окрыленный инспектор улетучился, а я решил что все-таки нужно попытаться вздремнуть хоть часок-другой.

Сирил пропал бесследно, словно растворившись в темных глубинах дома. Может, забился в какой-нибудь угол и, давясь от жадности, пожирает оставшиеся сэндвичи? В желудке у меня подозрительно заурчало…

Ночь я провел как на иголках, встал еще до рассвета, спустился на кухню, чтобы выпить чаю, и с изумлением застал там Сирила. Очевидно, кузен оголодал настолько, что решил приготовить себе завтрак и теперь ругался сквозь зубы, обращаясь к сковородке с полуобгоревшей селедкой. Я прищурился: судя по всему, кузен додумался жарить рыбу нечищеной и без масла!

— Ты что творишь? — осведомился я, зажимая нос и открывая окно.

— Не видишь, готовлю, — огрызнулся он. — То есть пытаюсь…

— Сирил, тебе сколько лет?

— Ну… Тридцать два, — сознался он. — И что?

— То, что пора бы тебе уже повзрослеть, — признаюсь, сил на то, чтобы устроить кузену полноценную выволочку, у меня не было. — Ты до сих пор полагаешь, что булки растут на деревьях? Тебе не хватает ума сообразить, что рыба не сама прыгает на сковородку уже чищеной и разделанной?

— Конечно, опять Сирил дурак, — буркнул он и отправил свою стряпню в мусорное ведро. — Я бы с удовольствием сделал сэндвич, но у тебя в кладовой шаром покати!

— Правильно, меня же не было дома, — кивнул я и сжалился: — Погоди, сейчас принесу из машины…

Когда я вернулся с припасами, Сирил подозрительно принюхался и спросил:

— Это, прости, что такое?

— Мясной пудинг, — сказал я, свалив все на стол, — мясной же пирог. Ветчина, хлеб, сыр — налетай!