Инструктор. Отчаянный воин Воронин Андрей

Глава 1. Заказ

В частной художественной галерее «На Беговой» открылась выставка работ молодых художников. Здесь можно было увидеть картины и авангардистов, и реалистов, и импрессионистов… Словом, посетителям выставки предлагались полотна на любой вкус.

А посетителей в небольшой по размерам галерее собралось немало, и большинство из них имели непосредственное отношение к изобразительному искусству, российской культуре и международному бизнесу.

Полковника ГРУ в отставке Иллариона Забродова встретил сам владелец художественной галереи «На Беговой» – средних лет высокий худощавый мужчина. Андрей Абрамов был весьма рад приходу старинного приятеля, с которым в последнее время виделся очень редко по причине занятости обоих, но особенно своей, так как организация выставок и на родине, и за границей отнимала много времени.

– Илларион, ну слава богу! – обняв товарища, воскликнул Абрамов. – А то я уж начал думать, что ты не придешь!

Статный седовласый мужчина добродушно улыбнулся, сверкнув ровными и белыми зубами.

– Ну, Андрей, я же обещал, – сказал он. – К тому же я теперь на пенсии, времени у меня вагон, так что охотно повышу свой культурный уровень.

– Ладно, Илларион, – кивнул владелец выставки, – ты пока походи посмотри, а на фуршете мы с тобой более плотно пообщаемся.

– Хорошо, – согласился Забродов и тут же спросил: – А Гуреев, Демакин уже здесь?

– Где-то там… – махнул рукой в дальний конец зала Абрамов.

– Понял, – усмехнулся Забродов.

– Ну, ты не скучай, – сказал приятель, – а мне нужно с министром культуры переговорить, пока он еще в хорошем расположении духа.

– Хозяин – барин! – усмехнулся гость.

– Да ладно тебе подкалывать! – добродушно, но с некоторой долей усталости отмахнулся владелец выставки.

Абрамов направился к лысоголовому министру культуры, а седовласый пенсионер стал с интересом рассматривать выставленные на стенах и стендах картины, среди которых обнаружилась и картина его приятеля художника Гуреева.

– Илларион! – раздался знакомый мужской голос. – Привет!

Забродов повернул голову и увидел невысокого плотного мужчину, который, широко раскинув руки, бежал к нему. Следом за ним, расплываясь в добродушной улыбке, спешил бородатый здоровяк.

– Привет, бродяга! – воскликнул первый – известный живописец Вячеслав Демакин.

– Сколько лет, сколько зим! – добавил второй – не менее известный художник Константин Гуреев.

– Привет, мужики! – весело поздоровался с приятелями полковник ГРУ в отставке.

Трое мужчин и в самом деле виделись довольно редко, но если встречались, то разговор, а вернее, доверительное общение за бутылочкой пива или чего-нибудь покрепче затягивалось допоздна.

– Так вы что, тоже выставились? – с некоторым удивлением спросил Забродов.

Гуреев и Демакин дружно кивнули:

– Как видишь…

Забродов удивленно вскинул брови:

– Так это же вроде бы выставка молодых, а вы, господа живописцы, как я вижу, на мальчиков не выглядите.

Художники, переглянувшись, развели руками.

– В нашей профессии, Константинович, да и вообще в любой другой творческой профессии – будь ты писатель или режиссер, – усмехнулся Демакин, – ты и в семьдесят лет будешь молодым.

– В смысле?

Константин Гуреев поддержал своего товарища.

– Ну, разумеется, – сказал бородач, – если ты не родственник высокопоставленного чиновника или если у тебя нет богатого покровителя.

– Ну, ничего, ребята, – улыбнулся Забродов, – я тоже хоть и на пенсии, но себя не ощущаю старым. Вон даже в инструкторах спецназа у себя в ГРУ подвизаюсь.

Друзья рассмеялись и перевели разговор на другую тему.

– А где Ваня Павловец? – поинтересовался полковник.

– Ваньку в последнее время не доискаться, – сказал бородатый художник, – влез в долги, а теперь хватается за любую халтуру.

Демакин поддакнул товарищу:

– Это точно, весь в мыле и в заботах… Совсем помешался на бабках!

Гуреев недовольно скривился и махнул рукой.

– Да ладно тебе, Слава, тоску наводить, – проворчал он и повернулся к Забродову: – Ты не забыл, что у меня вот-вот грядет день рождения?

– Попробуй я забыть… – улыбнулся Забродов. – Ты же потом этим всю жизнь попрекать меня будешь.

– Разумеется! – фыркнул художник.

– Не переживай, Костяныч, непременно приду, – пообещал седовласый полковник, – и подарок принесу.

– На хрена мне твой подарок, Ларик, – нахмурился художник, – ты ведь сам еще тот подарок!

– Понял, Костя, – сказал Забродов, – завернусь в целлофановую обертку или фольгу.

Бородатый здоровяк хмыкнул, а Демакин с Забродовым рассмеялись, чем привлекли к себе недовольные взгляды ценителей прекрасного и высокого…

– Мужики, давайте потише, – слегка смутившись, посоветовал инструктор спецназа ГРУ товарищам, – а то мы как три тополя на Плющихе…

Собеседники Забродова, привыкшие к светским тусовкам, беззаботно махнули рукой.

Любители и ценители прекрасного небольшими группками стояли перед картинами, тихонько их обсуждая, или прохаживались парочками, решая некие, только им известные вопросы. Правда, были и такие, которые больше интересовались не картинами, а посетителями художественной галереи. Высокого бородатого мужчину весьма интересовали двое, спокойно беседовавшие возле одной картины…

– А как ты, Михаил Николаевич, относишься к Гагарину? – поинтересовался коротко стриженный сутулый старик в дорогом голубом костюме у своего собеседника, вытиравшего носовым платком пот с яйцеобразной лысой головы.

– В каком смысле, Сан Саныч? – переспросил старика собеседник.

– В прямом… – усмехнулся старик.

Михаил Николаевич неопределенно дернул плечами и оттопырил толстую нижнюю губу.

– А как прикажешь относиться к первому космонавту? – ответил он вопросом на вопрос. – Молодец, герой – что тут еще можно добавить?..

– Нет, Миша, я не о космонавте Юрии Алексеевиче Гагарине спрашиваю, – улыбнулся старик, – а о Григории Григорьевиче Гагарине, русском художнике… Ты же министр культуры, должен его знать…

– А-а… – протяжно произнес лысый министр культуры. – Это тот, который мастер батальных сцен?

– И не только батальных сцен, – возразил старик, – у него и рисунки интересные есть и другие вещицы, достойные пристального внимания истинных ценителей русской живописи.

– Есть и такое, – согласился с собеседником высокопоставленный чиновник и спросил: – А к чему этот твой вопрос о Гагарине?

Старик, поправив на шее галстук, осторожно огляделся по сторонам.

– Да на Западе, Михаил Николаевич, вдруг к нему воспылали любовью некоторые солидные люди, – тихо сообщил он.

Лысый министр удивленно посмотрел на старика, и в его глазах блеснул бесовский огонек.

– А что именно их интересует? – с нескрываемым любопытством спросил он.

– Да есть кое-что… – неопределенно ответил старик. – Давай-ка отойдем в сторонку и перетрем эту тему…

– С удовольствием!

Двое мужчин не спеша перешли к другой картине, потом к третьей и так далее, пока не оказались в самом конце зала. Все это видел высокий бородач, которому ужас как хотелось узнать, о чем беседовали люди, за которыми он наблюдал…

В небольшой курительной комнате дым стоял коромыслом, однако курильщиков было лишь двое: высокий бородач и широкоплечий парень в спортивном костюме.

– И что интересует Быкова? – поинтересовался бородач у парня.

Тот спокойно ответил:

– Гагарин!

Бородач не сразу понял, о ком идет речь, и переспросил:

– Гагарин?

– Да.

– А при чем здесь космонавт? – недоверчиво спросил бородач? – Ты не перепутал?

– Космонавт тут ни при чем, Геннадий Станиславович, – фыркнул широкоплечий парень, – я говорю о художнике Гагарине Григории Григорьевиче.

– Тьфу ты черт! – слегка смутившись, воскликнул бородач. – Прости, у меня эта фамилия прежде всего с космосом ассоциируется… Так о какой картине идет речь?

– Некоей… – уклончиво ответил парень, не сводя глаз с бородача.

– А именно? – нахмурился Геннадий Станиславович.

– Где бабло? – спокойно ответил вопросом на вопрос информатор.

– Ты что, Эдик, меня разве первый год знаешь? – недовольно пробурчал бородач.

– Не первый, господин Минчинский, – вызывающе ответил молодой человек, – поэтому и спрашиваю: где деньги? Ты же знаешь мой принцип: днем деньги – вечером стулья, вечером деньги – утром стулья, утром деньги – днем…

– Перестань трепаться! – раздраженно воскликнул Минчинский и, выудив из внутреннего кармана светлого пиджака кожаное портмоне, вытащил из него стопку банкнот. – Вот баксы! Так что это за картина и кто ее заказчик?

Парень спокойно взял протянутое и, тщательно пересчитав купюры, изложил высокому бородатому человеку интересующую его информацию. Геннадий Станиславович внимательно выслушал молодого человека и удовлетворенно покачал темноволосой головой. Все складывалось как нельзя лучше для него, и в сознании Геннадия Станиславовича моментально возник план, как провернуть щекотливое дельце, неплохо заработать и оставить с носом конкурентов…

Глава 2. Несостоявшаяся сделка

Прекрасная солнечная погода предлагала всем жителям Балашихи отправиться на природу и насладиться земными радостями. Однако кое у кого из балашихинцев были проблемы, которые прежде следовало решить, чтобы впоследствии познать эти самые радости…

Холеный черноволосый мужчина, сидя на веранде шикарного особняка, листая газеты, курил трубку и иногда посматривал на дорогу, на которой должен был появиться знакомый автомобиль с весьма ценным грузом…

В просторной комнате находились трое мужчин: владелец особняка – коротко стриженный старик, его иностранный темноволосый гость лет сорока и невысокий молодой широкоплечий мужчина в спортивном костюме.

– Так-так, харашо… – немного коверкая русские слова, удовлетворенно прошептал иностранец, рассматривая картину. – Гагарин – ошень харашо!

Пожилой человек, плохо разбиравшийся в живописи, но хорошо – в финансовых документах и огнестрельном оружии, настороженно посмотрел на иностранца.

– А ты уверен в подлинности картины? – спросил он.

Иностранец слегка повел плечами и, вытянув узкие губы в трубочку, склонил чернявую голову.

– Пошти, – ответил он, – но мы будем делать экспертиза.

Владелец особняка одобрительно кивнул стриженой головой и, сев в плетенное из лозы кресло, взял с журнального столика фужер с коктейлем.

– Можете не сомневаться, господа, – уверенно произнес молодой человек, – это подлинник, прямиком из музея.

Старик, смерив юнца снисходительным взглядом, пренебрежительно усмехнулся.

– Доверим, но и проверим, – жестко пообещал он.

Парень развел руками.

– Неужели вы думаете, что в нашем министерстве сидят несерьезные люди? – вежливо улыбнулся он.

Старик махнул рукой:

– Да знаю я твоего Артиста сто лет! Конечно, он не посмеет играть со мной в прятки, но мы должны быть уверены на сто, нет – на двести процентов, что это Гагарин Григорий Григорьевич, а не какой-нибудь Тюпкин Аристарх Никомедович.

– Вы заказчик… – спокойно ответил молодой человек.

– Вот именно, мы платим деньги, – вызывающе произнес стриженый старик и, встав из кресла, подошел к иностранцу, который все еще рассматривал картину. – Ну что, Жан?

Иностранец причмокнул узкими влажными губами.

– Да, это похоша на подлинник… – с облегчением и радостью в голосе произнес он.

Старик удовлетворенно кивнул и повернулся к широкоплечему парню.

– Так, скажешь Артисту, что мы берем товар, – сказал он. – Жду его завтра вечером, тогда обсудим все детали и рассчитаемся.

– Хорошо, – произнес парень и, поклонившись, вышел из просторного зала.

Старик подошел к иностранному гостю и, похлопав его по плечу, сказал:

– А ты не верил мне…

Иностранец вскинул брови.

– Шеловек предполагает, а Бог располагает! – невозмутимо изрек он.

Компаньоны рассмеялись, однако их веселье прервал телефонный звонок.

– Момент, – сказал иностранец и, включив сотовый аппарат, поднес его к уху. – У телефона…

– Господин Кюри? – послышался спокойный мужской голос.

– Да, – ответил иностранец. – Кто это?

– Неважно, господин Кюри, – последовал ответ. – Важно, что то, что вы ищете, находится у меня, а у вас, уважаемый, – лишь искусная копия.

Жан Кюри удивленно посмотрел на картину, потом перевел взгляд на сутулого старика:

– О шем вы говорите?

– О том, что если вы хотите получить оригинал, то назначьте встречу.

Иностранец, помявшись пару секунд, осторожно ответил:

– Я не знаю, о шем идет речь, но мне было бы интэресно встрэтиться с фами.

Из трубки донесся едва слышимый язвительный смешок.

– Хорошо, я вам перезвоню, – пообещал неизвестный.

Связь прервалась, и француз, отключив мобильный телефон, опустился на диван. Владелец особняка настороженно взглянул на иностранца:

– Что случилось?

– Это подделка!

Старик удивленно вскинул густые брови, еще более ссутулился, а на его суровом лице заиграли желваки.

– Твою мать! – воскликнул он. – Ну, я тебе сейчас устрою, клоун лысый, премьеру в цирке Шапито…

Сан Саныч Быков достал сотовый аппарат из кармана халата и, набрав номер телефона главного лицедея страны, раздраженно поднес его к уху…

Яйцеголовый мужчина, разговаривая по сотовой связи, ерзал в кресле и прилежно стирал с огромной лысины выступающий пот. Настроение было окончательно испорчено, и, даже более того, в душу закрадывалось беспокойство, смешанное с чувством опасности и страха.

– Ты что, из меня лоха думал сделать?! – орал по мобильному телефону собеседник. – Ты что мне подсунул, мудила?! Вместо оригинала – фальшивку?!

Высокопоставленный чиновник с трудом проглотил накативший комок и, промокнув лысину уже влажным носовым платком, слегка заикаясь, возразил:

– Как «фальшивку»? Не может быть!

– Может!

– Но картина висела в музее, – оправдывался чиновник.

– Значит, Миша, бардак у тебя в музее творится! – сказал воровской авторитет. – Или кто-то обскакал тебя на повороте, дорогой ты мой! Оказался, так сказать, проворнее и оставил в дураках тебя, а заодно и меня!

Чиновник озадаченно нахмурил густые брови и почесал затылок.

– Хорошо, Сан Саныч, я разберусь! – пообещал он.

– Разберись, Миша, непременно разберись и сделай это в ближайшее время, – с угрозой в голосе произнес собеседник. – И помни: не для того мы вкладывали в тебя такие бабки, чтобы ты балерин щупал и варежкой торговал!

Высокопоставленный чиновник вздохнул.

– Обещаю, Сан Саныч, что непременно разберусь, – заверил он, – вот прямо сейчас и начну!

– Разберись, дорогой, иначе я за это возьмусь, – сухо произнес собеседник, – а мне, Миша, не хотелось бы брать грех на душу!

– Я понял, Сан Саныч…

Однако вор в законе уже не слушал собеседника и отключил мобильный телефон. Михаил Николаевич снова сглотнул набежавшую слюну и принялся тереть мокрым платком раскрасневшуюся лысину, все еще недоумевая, как в музее могла оказаться копия вместо оригинала…

– И на кой хрен я согласился сесть в это кресло?! – раздраженно воскликнул министр культуры и резко встал. – Видишь ли, славы и власти захотелось! Ни славы, ни власти, один геморрой да головная боль…

Покусывая полные губы и почесывая огромную лысину, он нервно зашагал по просторному кабинету.

– Сидел бы я в театре, – бормотал мужчина, – играл бы характерные роли, писал бы детские пьески, статьи в журналы, получал бы свои бабки и не дергался в холодном поту по ночам!

Министр вернулся к столу и, усевшись в кожаное кресло, стал соображать, случилось, что из музея вместо оригинала похитили копию картины…

Глава 3. Иван открыл глаза

В Музее искусств народов Востока на Суворовском бульваре, 12а было в это позднее время суетно и хлопотно. Наутро открывалась выставка молодого, но модного художника-абстракциониста, которую организовывало Министерство культуры Российской Федерации…

Невысокого роста блондин вышел из подвального помещения, где располагалась реставрационная мастерская. Время было позднее, но Иван Павловец, – штатный художник-реставратор, частенько задерживался на рабочем месте. Сегодня он решил пораньше закончить работу и, закрыв мастерскую на ключ, принес его на вахту, где дремал охранник.

– Микола, проснись, – усмехнувшись, громко сказал художник, – сало украли!

Здоровенный усатый парень подскочил и растерянно осмотрелся. Потом провел ногтем по черным усам и, снисходительно посмотрев на усталого весельчака, постучал указательным пальцем себя по лбу.

– Ты шо?! – возмущенно пробурчал он.

– Шо-шо, – передразнил светловолосый мужчина, – спать на посту меньше нужно! Да еще и когда светло на улице.

– Не твое дело, – хриплым со сна голосом ответил хохол. – Ты поразгружай вагоны целый день, тогда я посмотрю на тебя!

Иван усмехнулся и философски заметил:

– Это уж кто на что учился, Микола!

– Не дури голову, Ваня, – сказал хохол, – сдал ключи и топай домой.

Он небрежно махнул рукой и бережно положил свою коротко стриженную голову на скрещенные ладони.

– Ладно, не обижайся, Микола, – добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: – А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?

Хохол поднял голову.

– Почти закончили, – ответил он, – остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.

– Начальство здесь? – поинтересовался художник.

– Директор недавно ушел домой, – сообщил хохол, – а его заместитель где-то здесь бегает.

– Тогда я делаю ноги, – сказал Павловец. – Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.

– Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, – назидательно заметил охранник.

Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.

– А может быть, Микола, ты и прав, – согласился художник-реставратор, – один раз мелькнешь, а помнят целый день.

– Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, – усмехнувшись, изрек хохол.

– Типун тебе на язык! – проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.

Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.

Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.

– Ишь как стараются, – пробурчал реставратор, – видно, устроители выставки немало бабла отвалили.

Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.

– Вот же дерьмо! – прошептал художник-реставратор, качая головой.

Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.

– Нужно вдохнуть свежего воздуха, – сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.

Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.

– Черт подери! – изумленно присвистнул художник-реставратор. – Что это значит? А где оригинал?

Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.

– Что случилось, Ваня? – удивленно спросил Микола.

Павловец махнул рукой:

– Ничего!

Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:

– Варенцов у телефона.

Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:

– Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!

На связи возникла пауза.

– Это кто?

– Это Иван Павловец!

– Так что случилось? – спросил директор музея.

– Это вы мне скажите, что случилось, Вениамин Александрович… – потребовал Павловец. – Почему вместо полотна Гагарина в нашем музее висит моя копия?

Некоторая заминка тут же прервалась вопросом Варенцова:

– Откуда там твоя копия?

Павловец передернул плечами:

– А я почем знаю?

– Так, Ваня, подожди… – попросил Вениамин Александрович, собираясь с мыслями.

Микола, которому надоело слушать о том, что его совершенно не интересовало, вышел на крыльцо и закурил сигарету. Курил он недолго, но, когда вернулся на рабочее место, разговор между Павловцом и Варенцовым уже подошел к концу.

– Хорошо, Вениамин Александрович, надеюсь, что вы разберетесь, – уже более спокойным тоном произнес Павловец и повесил трубку.