Художественные таланты и психологи: стороны душевного родства и профессиональной близости Хавин Александр
Совершённое Мерсо убийство, следовательно, не такая уж случайность. Тогда возникает вопрос, не дискредитируется ли само понятие «абсурдный человек», когда Сартр безоговорочно причисляет этого персонажа к абсурдным людям. Как ни парадоксально, примитивный Мерсо, чьё поведение определяется сиюминутным настроением, живущий без всякой надежды, по базовым характеристикам удивительно схож с абсурдными персонажами Камю из «Мифа о Сизифе. Эссе об абсурде», поступки которых определяются сложной идеологией. Получается, чтобы попасть в категорию абсурдных людей, необходимо либо философски мыслить, либо быть совсем примитивным существом, достаточно жить, ни с кем не считаясь и ни о чём не задумываясь. Попробуем разобраться в этой странной альтернативе, что поможет раскрыть подоплёку загадочной повести «Посторонний», её магического очарования.
Следует иметь в виду, что по образованию Камю – философ. Можно, пожалуй, согласиться с теми читателями, кто образ Мерсо рассматривает как образ-концепцию. Этот образ во многом отражает мировоззрение, которое ещё в XYIII веке наиболее ясно выразил выдающийся французский философ и писатель Жан Жак Руссо (17121778), провозгласивший лозунг «Назад к природе!». Руссо в своих трактатах «Рассуждение о науках и искусствах» (1750) и «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми» (1755) восхищался так называемым природным человеком, призывал к возвращению человека в «естественное состояние». С его точки зрения, развитие культуры и просвещение породили лицемерие и ханжество, когда под маской вежливости и хвалёной учтивости скрывается вероломство, а добрые дела заменяются бесполезными знаниями и вместо нравственности навязывается этикет. По мнению Руссо, естественный человек (дикарь) был гораздо более искренен и сердечен в своих проявлениях, чем современник. Великий русский писатель Л.Н. Толстой тоже предостерегал от поиска смысла жизни в науке и искусстве («всё это баловство»), призывал к опрощению, следованию народной жизни («Исповедь»,1882).
Читатели повести «Посторонний», расхваливающие и оправдывающие Мерсо, не случайно обрушиваются на лицемерие общества. Содержание повести утончённо провоцирует подобную реакцию, активируя определённые бессознательные процессы. Индивидуализм человека постиндустриального общества (постмодерна) зачастую с трудом уживается с уважением к соблюдению социальных норм. Отождествление с образом Мерсо позволяет излить гнев на нравственные предписания, освободиться от накопившегося асоциального напряжения и испытать катарсис. В повести узнаётся заклинание о том, что «надо быть проще», тогда жизненные проблемы разрешатся, и почувствуешь себя счастливым. Возникает естественный позыв отстаивать эту формулу. Прочитать повесть, правда, можно и иначе: будешь бесчувственным эгоистом, не будешь соблюдать нравственные нормы – погибнешь.
Образ Мерсо, тем не менее, больше склоняет к первому варианту прочтения. Истоки этого образа, как и учения Ж.Ж. Руссо, имеют глубинный генезис, прослеживаются к индийской философии, особенно буддизму. Так что и смерть не страшна. Сам Л.Н. Толстой, например, в последние годы жизни находился под влиянием буддизма. Цель всех живых существ, согласно философии буддизма – избавление от сансары (жизненного круговорота), что достигается погружением в нирвану, освобождением от всех желаний, страданий и привязанностей. Ещё при жизни человек, преодолевший вожделения и гнев, не беспокоящийся о смерти, обретает, по убеждению буддистов, счастье. Буддийская философия, понятное дело, способствует полному преодолению страха смерти. Буквально по её канонам получает развитие образ Мерсо в завершение повести. Он испытывает очищение от гнева на священника, избавляется от надежды на помилование, уже не боится смерти. Он счастлив, чувствует своё родство с природой, готов к воссоединению с ней. Нельзя, конечно, утверждать, что при написании повести Камю непременно руководствовался философией буддизма, но влияние подобного мировоззрения на создание образа Мерсо, не вполне реального, не вызывает сомнения. Показателен в этом отношении мажорный вариант заглавия произведения – «Счастливый человек».
Ну, а что же герои «Мифа о Сизифе. Эссе об абсурде»? Ведь они исповедуют противоположную идеологию. Стремятся к полноте чувственных переживаний, к полному исчерпанию жизни. Мировоззрение этих персонажей явно восходит к эпикурейству, философскому учению древнегреческого мыслителя Эпикура, провозгласившего высшей ценностью наслаждение жизнью. На воротах школы Эпикура была надпись: «Гость, тебе здесь будет хорошо, здесь удовольствие – высшее благо». Необходимым условием достижения блаженства и счастья, по Эпикуру, являлось избавление от боли и страданий, освобождение от страхов перед богами и смертью, что достигается познанием: жить следует, руководствуясь разумом, с ясностью ума. Эпикурейством проникнуты произведения древнегреческого поэта Горация, много писавшего о неудержимом беге времени, необходимости ловить мгновенье и жить сегодняшним днём, порицавшим гнев как кратковременное безумие. Камю наверняка был знаком с творчеством знаменитого поэта.
Герои «Мифа о Сизифе. Эссе об абсурде», особенно Дон Жуан и Актёр, живут по Эпикуру, с ясностью ума наслаждаются сегодняшним днём, помня о смерти и преодолев страх перед ней. Дон Жуан находится в состоянии постоянной влюблённости, Актёр наслаждается многообразием чувственного опыта от проживания жизни других людей. В понимании донжуанства и актёрства сказалось также преклонение Камю перед Фридрихом Ницше как человеком и философом, известным множеством парадоксальных высказываний о жизни и смерти, о счастье и злоключениях: «Лучше обезуметь от счастья, чем от неудач, лучше неуклюже танцевать, чем ходить прихрамывая».
Объединяет героев «Мифа о Сизифе. Эссе об абсурде» и «Постороннего» успешное преодоление страха смерти, что предстаёт залогом счастливой жизни. Достигается избавление от страха смерти либо отказом от своих влечений и апатией, либо полным исчерпанием влечений. Противоположности обретают единство. Здесь необходимо дополнительное разъяснение: интерпретация Камю образов Дон Жуана и Актёра всё же весьма неординарна, если не сказать искусственна. Он интерпретировал этих персонажей исключительно в угоду своей концепции, как и создал образ Мерсо. Относительно любвеобильности большинство мыслителей придерживаются мнения, общий смысл которого таков: любить всех – значит быть равнодушным, никого не любить по-настоящему (Л.Н.Толстой, О.Уайльд). И Дон Жуан во многих психологических типологиях предстаёт как психопатическая личность. Актёры же, по заключению психологов, просто не способны быть самими собой и своими перевоплощениями компенсируют тревогу и внутреннюю пустоту. С философско-психологических позиций глубинное сходство между Мерсо и героями «Мифа о Сизифе. Эссе об абсурде» очевидно. В подтверждение упомянем, что Дон Жуан, согласно Камю, выбирает «Ничто», а Актёр стремится быть «Ничем», потому и говорится о них с пафосом как носителях свободы, положительных персонажах.
В конечном итоге абсурдность существования, по Камю, состоит в умении жить счастливо перед близостью смерти. В своих произведениях он настойчиво ищет способ преодоления страха смерти, когда над человеком занесен дамоклов меч. Высказанные им идеи о путях избавления от призрака смерти органично вписываются в классические философские системы. В то же время истоки творческой направленности Камю, его озабоченности проблемой жизни и смерти обнаруживаются в его биографии.
Борьба Альбера Камю с жизненными невзгодами
Альбер Камю родился в 1913 году. Его семья, жившая в Алжире, бедствовала. Альбер не достиг ещё и двух лет, когда его отец погиб на фронте. Мать-инвалид, малограмотная женщина, страдала глухотой. В детстве Камю был лишён задушевного общения с любящими родителями. Он обладал незаурядными способностями. С отличием окончил школу и получил государственный грант на обучение в университете. Обожал футбол и в качестве вратаря университетской футбольной команды прославился на всю страну. Спорт сделался для него, как для многих юношей из бедных семей, способом самоутверждения. И неожиданно в 17-летнем возрасте при кашле он обнаружил кровотечение. Выяснилось, что его правое лёгкое поражено туберкулёзом, в те годы мало кто от этого заболевания излечивался. Камю сразу превратился в изгоя, оставил университет, впал в глубокую депрессию. После возвращения из больницы он поселился у дяди, посоветовавшего ему отвлечься от грустных мыслей с помощью чтения. Камю начал много читать, вскоре обратился к чтению серьёзных книг и возобновил учёбу в университете. Там он под влиянием молодого, прогрессивно настроенного преподавателя Жана Гренье увлёкся философией. Его любимыми мыслителями стали философы А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, писатель Ф.М. Достоевский. В 19-летнем возрасте Камю при поддержке того же Гренье приобщился к литературному творчеству. Между тем болезнь прогрессировала, к 21-летнему возрасту туберкулёз поразил левое лёгкое. Камю к тому времени всё больше руководствовался принципом «писать или умереть» и в дневнике записал: «Надо жить и творить». В 24-летнем возрасте он окончил университет со степенью магистра и теперь осмысливал проблему жизни и смерти в философском аспекте. Всё творчество, вся философия и даже стиль жизни превратились для него в бунт против смерти. В Бога Камю не верил. Если Ж.-П. Сартру смерть угрожала в качестве навязчивой идеи, то Камю совершенно реально в любой момент мог расстаться с жизнью. Всю жизнь он отчаянно сопротивлялся болезни, превратившейся для него в стимулирующее средство, а творчество стало методом психотерапии: «Ничто так не воодушевляет, как осознание собственного безнадёжного положения», – писал Камю. Творчеству он отдавался с упоением, и большинство самых значительных произведений написал до 30-летнего возраста («Калигула», «Посторонний», «Миф о Сизифе»). Писательство, обожание театра (драматургия и постановка пьес) спасали Камю от погибели и обеспечивали полноту переживаний. Одновременно ему хотелось сильнее насладиться земными радостями, ведь смерть могла настигнуть его в любой момент. В погоне за впечатлениями и удовольствиями он, вопреки рекомендациям врачей, злоупотреблял алкоголем, был заядлым курильщиком, ночи напролёт проводил в творческих спорах. Вечно жаждал любви, дефицит которой ощущал с детства, был неразборчив в связях с женщинами. Жил, как в последний день перед смертью. Биографы Камю высказывают сомнение относительно его способности разбираться в людях, в частности в представительницах противоположного пола. Первая жена Камю была наркоманкой, склонной к скандальным выходкам, вторая его жена отличалась порядочностью, но он отнюдь не хранил ей супружескую верность. Уподоблялся Дон Жуану. Нередко был вспыльчив, конфликтовал с коллегами, поссорился с Сартром. «Без несовершенства неощутимо и счастье!» – ещё одно высказывание Камю.
В поисках примирения со смертью Камю любил посещать кладбища и вглядываться в надписи на могильных памятниках. Он также находил умиротворение в сопоставлении своей жизни и творчества с жизнью рано умерших знаменитостей: Франца Кафки, умершего от туберкулёза в 40 лет, Фридриха Ницше, умершего в 44 года. Предсмертная фотография Ницше постоянно стояла у Камю на столе, и ему нравилось разглядывать поверженного болезнью великого философа. В 1957 году Камю удостоили Нобелевской премии по литературе. А через два года, уже смертельно больной туберкулёзом, он погиб в автомобильной катастрофе.
Философ С.Л. Франк о русской ментальности
Наиболее убедительно обосновал органичную связь философии и литературы в русской культуре видный отечественный философ С.Л. Франк (1877-1950) в статье «Русское мировоззрение» (1925).
Франк исходит из того, что национальный дух существует, и его своеобразие проявляется в творчестве. Специфика русского типа мышления состоит, по его мнению, в том, что оно изначально основывается на интуиции. Систематичный и понятийный подход к познанию представляется русской ментальности хотя и важным, но неадекватным для полноценного познания жизненной истины. Франк различает философию в узком смысле как научную методологию и в широком смысле как мировоззрение. Русская философия, по его убеждению, представляет по своей исконной сути интуитивное мировоззрение. Свою мысль он поясняет сопоставлением понимания опыта в философии английской и русской. Для английского эмпиризма опыт означает чувственную очевидность и раскладывается на комплекс данных чувственного восприятия. Познание связано с чем-то внешним, доступным чувственному восприятию. В русском понимании опыт означает «приобщение к чему-то посредством внутреннего осознания и сопереживания, постижения чего-то внутреннего и обладание им во всей полноте его жизненных проявлений». Франк пишет: «В данном случае опыт означает, следуя логике, не внешнее познание предмета, как это происходит посредством чувственного восприятия, а освоение человеческим духом полной действительности самого предмета в его целостности». Именно в силу своего интуитивизма, с точки зрения Франка, русское философское творчество нашло выражение в литературных произведениях как интуитивном постижении жизни.
На взгляды Франка, несомненно, повлиял философский интуитивизм Анри Бергсона, его философско-эстетическое учение, противопоставляющее интуицию как единственно достоверное средство философского познания рассудочному мышлению. Бергсон полагал, что интуиция, представляющая инстинктивный стимул к художественному творчеству, особенно развита у людей искусства, погружающихся в минуты вдохновения в жизнь и воспринимающих её во всей полноте.
Другой предпосылкой выражения философско-психологических идей в художественной литературе Франк считает связанный с интуицией онтологизм (целостное вхождение познающего человека в существование) русской философской мысли. Он кардинальным образом противопоставляет жизнеощущение западноевропейского и русского человека. В качестве образца жизнеощущения западного человека приводится формула Декарта «cogito ergo sum» (я мыслю, следовательно, я существую). То есть европеец не чувствует себя укоренённым в бытии, он как бы разведён с бытием и приближается к нему окольным путём. Путь русского духа, по Франку, противоположен, от бытия к мышлению. Он пишет: «Нет необходимости прежде что-то “познать”, осуществить познание, чтобы проникнуть в бытие; напротив, чтобы что-то познать, необходимо сначала уже быть. Именно через совершенно непосредственное и первичное бытие и постижимо, наконец, всякое познание. <…> Тот факт, что нечто вообще существует и, таким образом существует бытие, как таковое, намного более очевиден, нежели тот, что мы обладаем сознанием». В нашем индивидуальном бытии и через него непосредственно, полагает Франк, мы связаны с всё охватывающим бытием, бытием каждого отдельного предмета, и обладаем бытием «непосредственно – не через познающее сознание, а через первичное переживание». Он утверждает: «…чувство глубинного нашего бытия, которое одновременно объективно, надындивидуально и самоочевидно, составляет суть типично русского онтологизма».
Онтологизм русской философии отражается, по Франку, и в русской религиозности. Он отмечает, что в отличие от католицизма и протестантизма религиозное русское сознание никогда не спрашивает, приходит ли человек к спасению через внутренний образ мыслей и веру или внешнее действие. «Ни субъективный внутренний настрой на религиозность, ни какие-либо действия, – заявляет Франк, – недостаточны для того, чтобы установить внешнюю связь с Богом; только сам Бог, и Он один, по мере того, как он завладевает человеком, если тот погружается в Него, может спасти его. <…> Не стремление к Богу, а бытие в Боге составляет суть этого религиозного онтологизма». Свою мысль об абсолютном, всеобъемлющем онтологизме наш философ поясняет цитатой из Гёте: «Ничего внутри, ничего снаружи – потому что внутри то, что и снаружи».
В сущности, своими рассуждениями Франк указывает на экзистенциальные корни русской философии. Он собственно затрагивает категорию экзистенции, подразумевающую нерасчленённую целостность субъекта и объекта, недоступную рациональному мышлению, исходящему из противопоставления субъекта объекту. Действительно, труды русских философов начала ХХ века, самого С.Л. Франка, Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского, содержат идеи религиозного экзистенциализма. И в русле проблемы выражения философско-психологических идей в художественных произведениях следует подчеркнуть, что именно философам-экзистенциалистам наиболее близка такая форма философствования. Не случайно выдающиеся философы-экзистенциалисты Ж.-П. Сартр и А. Камю были одновременно писателями.
В связи с онтологической природой русского мировоззрения Франк прогнозирует становление совершенно иной психологической науки. Так, проблематика русской психологии определяется, по его мнению, общим философским мировоззрением, охватывающим область психического, а не специальными психологическими исследованиями, находящимися под влиянием западной науки. Указывая на рассмотрение новой психологией душевных явлений «изнутри вовне», наш философ, безусловно, имел в виду и модное в то время психологическое учение В. Дильтея.
Ощущение всеобъемлющего бытия, принадлежности индивидуального бытия мировому бытию, порождает в русском мировоззрении, по убеждению Франка, представление о внутреннем мире человека как целой вселенной, его огромном богатстве. Психологический онтологизм он иллюстрирует творчеством Ф.М. Достоевского и поэта Ф.И. Тютчева. Франк отмечает необыкновенную психологическую проницательность Достоевского, его способность проникать в тёмные бездны человеческой души, что позволило Ф. Ницше назвать этого писателя единственным учителем психологии своего времени. «…Для Достоевского, – пишет Франк, – человеческая душа – не особенная маленькая и производная область; она имеет бесконечные глубины, которыми укореняется в последних безднах бытия и непосредственно связывается с самим Богом – или же с Сатаной, – а в мгновенья истинной страсти затопляется метафизическими силами бытия как такового». Франк приводит строфы из стихотворений поэта-философа Тютчева, показывает, что поэт ощущает тождественность человеческой души безднам хаотической природы и очеловечивает природу. Доводы Франка об онтологическом понимании души в русской философской психологии находят, на наш взгляд, убедительное подтверждение и в художественных произведениях Л.Н. Толстого. Великий писатель был постоянно озабочен проблемами предназначения человека, смысла жизни, смерти и бессмертия, веры и неверия («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресенье», «Смерть Ивана Ильича»).
Но даже и в онтологическом варианте, по мнению Франка, психология не является областью русского духовного творчества. Наш философ объясняет свою далеко не бесспорную позицию следующим образом: «Именно потому, что его интерес (духовного творчества – А.Б.) направлен на глубочайшие онтологические истоки жизни души, это творчество имеет тенденцию очень скоро перешагивать область собственно психического и достигать сфер последнего, всеобъемлющего бытия. А с другой стороны, представление об индивидуальной личностной сфере, заключённой в себе самой, совершенно чуждо русскому мышлению».
На онтологическом понимании души основывается, по Франку, антропологизм русской философии, человек представляет в ней центральную мировоззренческую категорию. Русские мыслители, отмечает Франк, никогда не были нацелены на «чистое познание», их занимало улучшение мира, мировое благо. Они искали истину, которая не только объяснит мир, но одновременно станет основой справедливой жизни, откроет путь к спасению в религиозном смысле. Отсюда, по его мнению, слово «правда», непереводимое на другие языки.
Главным содержанием типично русского философского мышления Франк считает религиозную этику. Поскольку «благо» для русской религиозной этики не просто моральная проповедь, а живая онтологическая сущность, возникает готовность человека ради всеобщего блага пожертвовать собой. В то же время наш философ не упускает из вида, что религиозная страстность в познании чревата пренебрежением истиной, легко может привести к социально-этическим грёзам.
Русский дух, по убеждению Франка, глубоко религиозен, и религиозность охватывает все сферы жизни. Он пишет: «Русский дух не знает середины: либо всё, либо ничего – вот его девиз. Либо русский дух обладает истинным “страхом Божьим”, истинной религиозностью, просветлённостью – тогда он временами охватывает истины удивительной глубины, чистоты и святости; либо он чистый нигилист, ничего не ценит, не верит больше ни во что, считает, что всё дозволено, и в этом случае готов к ужасным злодеяниям и глупостям». И далее следует разъяснение извращённой религиозности: «Русский нигилизм не простое неверие в смысле религиозного сомнения или индифферентности, он, если можно так выразиться, есть вера в неверие, религия отрицания». Приведенные суждения непосредственно отправляют к образам художественной литературы и трудам литературных критиков, дают ключ к анализу образов известных художественных произведений. Франк подмечает, что даже социально-политические и историко-философские взгляды атеистов А.И. Герцена и В.Г. Белинского не лишены религиозных устремлений.
Наряду с особым пониманием жизненного опыта и онтологической основой русского мировоззрения Франк выделяет в нём неприятие индивидуализма и приверженность духовному коллективизму. Русская философия, по его мнению, это «мы-философия» в противоположность «я-философии» Запада. Он подчёркивает, что данное положение не имеет ничего общего с экономическим и социально-политическим коммунизмом. Ссылаясь на терминологию, введённую Освальдом Шпенглером в «Закате Европы» (1923), Франк называет русское мировоззрение «магическим», как основывающемся на восприятии реального присутствия всеобщего духа в сообществе. Он полагает: «Каждое “я” не только содержится в “мы”, с ним связано и к нему относится, но и в каждом “я” внутренне содержится “мы”, так как оно и является последней опорой, глубочайшим корнем и живым носителем “я”». В подтверждение русского «мы-мировоззрения» Франк указывает на церковное понятие «соборность» – «внутреннюю гармонию между личной душевностью и надындивидуальным единством». Он неоднократно оговаривается относительно того, что «мы-мировоззрение» никак не враждебно личной свободе. Для пояснения использует аналогию, сравнивает индивидуальности с листьями на дереве, связанными общим корнем, но соприкасающимися лишь случайно. Франк убеждён, что в русском мировоззрении “я” в своём своеобразии не только не отрицается, а, напротив, «из связи с целым получает это своеобразие и свободу, напитывается жизненными соками из надындивидуальной общности человечества».
При рассмотрении данного положения сразу вспоминается в качестве его иллюстрации эпизод из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Родион Раскольников, совершивший убийство, признаётся Соне Мармеладовой в своих переживаниях: «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!»
Философия постмодерна
Философы постмодерна и их воззрения
С 70-х годов ХХ века до настоящего времени во всех сферах культуры происходят существенные изменения, текущий исторический период получил название эпохи постмодерна. В осмыслении этого периода в философии, главным образом французскими философами, доминирует установка на восприятие мира как хаоса, на осознание его фрагментарности, что обозначается термином «постмодернистская чувствительность».
Знакомство с положениями философских концепций Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Делёза, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяра, М. Фуко, Р. Барта значительно облегчает понимание творчества художников-постмодернистов. В концепциях этих философов активно обсуждается крушение того, что они называют мета-нарративами, большими проектами, объединявшими людей и открывавшими перед ними перспективу будущего (Ж.-Ф. Лиотар). Имеются в виду христианство, безоговорочная вера в прогресс в эпоху Просвещения, коммунистическая идеология.
Понятие «нарратив» (повествование) философы-постмодернисты используют в самом широком смысле. Весь мир они воспринимают как текст, словно следуя библейскому представлению о мире как книге Бога (Ж.Деррида). Действительно, мышление, порождающее культуру, осуществляется в речевой форме, можно сказать, носит текстовый характер. Поэтому рассмотрение культуры в качестве совокупности текстов в какой-то мере оправдано, как и сведение к частным текстам самосознания индивида. Принципиально в этом свете утверждение философов, что никакой текст не имеет жёсткой структуры и единого метода прочтения. Каждый может прочесть его по-своему, в собственном контексте, и подразумевается бесконечное множество интерпретаций текста (Ж. Делёз). Этому, однако, препятствуют, что подчёркивается, мета-нарративы, которые настолько пронизывают наши понятия и всю систему мышления, что даже при своём распаде продолжают ограничивать свободу самовыражения. Поэтому философы постмодерна видят важнейшую задачу в деконструкции тоталитарной идеологической целостности, в развенчании авторитетов (Ж.Деррида). Знание в условиях тоталитарной целостности обладает, по их убеждению, властной силой над нами самими в большей мере, чем направлено на поиск истины (М. Фуко).
Вообще, относительно возможности получения достоверного и объективного знания высказывается сомнение. Базовые понятия (справедливость, истина, прогресс, мораль, любовь) объявляются неопределёнными и ничего толком не означающими, допускающими совершенно разные трактовки. Особенно пошатнулась в философии постмодерна вера в прогресс.
Некоторые философы-постмодернисты усматривают в многообразии возможных интерпретаций хаотичного мира негативный аспект (Ж. Бодрийяр). Они сосредоточиваются на том, что при крахе тотальных идеологий рушится иерархия общепринятых ценностей. Стирается грань между различными видами деятельности, между профессионалами и непрофессионалами, между искусством и не искусством. Так, например, киноактёры, эстрадные певцы прибегают к саморекламе, танцуя на льду, вместо демонстрации своего таланта в избранной сфере, спортивные звёзды снимаются в кинофильмах.
Знаки (слова и тексты) утрачивают отношение к реальности, образуя виртуальную (искусственную) реальность, чему всячески способствуют СМИ, особенно в период развития компьютерных технологий. В философской литературе появляется термин «симулякр» – «копия» объекта, не существующего в действительности (Ж. Бодрийяр). Некий заурядный эстрадный певец, распевающий собственные примитивные стихи под заимствованную, чуть изменённую мелодию, объявляется ведущими концерта как исполнитель, поэт и композитор. Тем самым понятия «поэт» и «композитор» утрачивают свою определённость, само имя исполнителя превращается в симулякр, который навязчиво воспроизводится в СМИ. Естественно, этот исполнитель всё хуже понимает, кто он такой, какова его идентичность, подлинное лицо.
Весьма показательны феномены постмодерна в политике. В Великобритании, например, должность министра обороны некоторое время занимал Г. Уильямсон, человек, не имеющий военного образования, в прошлом директор компании по производству каминов. На Украине президентом был избран артист-комик, прежде не занимавшийся политикой, но удачно сыгравший роль президента в сериале «Слуга народа». То есть различия между тем, что значит быть президентом в реальной жизни и исполнять роль президента в фильме, для большинства избирателей уже не существует, реальная жизнь под влиянием компьютерных технологий смешалась с виртуальным миром.
Крупный французский философ Жиль Делёз (1926-1995) и психоаналитик Феликс Гваттари (1930-1992) написали двухтомный трактат «Капитализм и шизофрения». В первом томе «Анти-Эдип» (1972) резкой критике подвергается психоаналитическое учение Фрейда в качестве тотального мировоззрения. Фрейд, по мнению авторов, ошибочно ставит сознание на вершину субъективности и романтически заблуждается в том, что осознание лечит. На мир и историю, согласно этим авторам, не следует смотреть как на уходящую вглубь корневую систему и мучиться в её распознании. Мир представляет, с их точки зрения, скорее ризому, корневую систему, стелющуюся по поверхности и дающую всё новые всходы, у неё нельзя выделить ни начало, ни конец, ни центр, ни «генетическую ось» (монография «Ризома»,1976). Свою аналогию авторы используют, разъясняя достоинство множественных неиерархических интерпретаций текстов.
В мире, полагает Делёз, царствуют два начала: шизоидное начало творческого становления и параноидное начало удушающего порядка. В основном труде Делёза и Гваттари одно из центральных понятий – шизоанализ, что свидетельствует о переплетении философии постмодерна и психиатрии. В интерпретации культурных феноменов авторы напрямую обращаются к психическим нарушениям. Они, уподобляясь российским психиатрам начала ХХ века, называют художников клиницистами цивилизации. Бодрийяр откровенно призывает почитателей искусства не искать смысла в художественных произведениях постмодерна, потому что смысл их в бессмыслице.
Резюме
• Философия жизни, интуитивизм, религиозный и светский экзистенциализм сконцентрированы на духовной жизни человека, его переживаниях, поиске человеком смысла жизни. Все эти философские учения исходят из иррациональности человеческой жизни, основываются на субъективности времени, устремлении человека в будущее, переживании человеком конечности своего существования. Предназначение искусства и генезис психопатологии в каждом из этих учений трактуется в связи с представлением о подлинности человеческого существования.
• Взгляды интуитивиста Бергсона и экзистенциалиста Хайдеггера на предназначение искусства во многом совпадают. Искусство в их понимании – способ возвращения к подлинному бытию. Шопенгауэр и Сартр трактуют предназначение искусства принципиально иным образом, как отстранение от реальности и погружение в грёзы, что способствует преодолению страданий.
• Психические заболевания, по Сартру – безуспешная попытка освободиться от бремени бытия, ограничение пространства свободы и утрата человеческой сущности. Сартр разделяет мнение Хайдеггера о недоступности понимания внутреннего мира человека окружающими, принципиальном одиночестве людей, их чуждости друг другу.
• В учении Ясперса одно из центральных понятий
– пограничная ситуация. При сильнейших страданиях через ощущение соприкосновения с чем-то потусторонним обостряется ощущение подлинности бытия, внутренний мир наполняется новыми смыслами. Просветление бытия возможно также в интимно-личностном общении. Предназначение искусства, по Ясперсу, в этическом воздействии, углубляющем переживание подлинности существования. Психические заболевания Ясперс рассматривает, в отличие от Сартра, как борьбу за индивидуальность, подлинность существования.
• Философские взгляды Камю предвосхищают философию постмодерна. Чувство абсурдности в качестве изначального мироощущения соответствует понятию «постмодернистская чувствительность». Свободу получает тот, кто сознаёт бессмысленность всего сущего. Основное понятие философской системы Камю – абсурдный человек. Единственная ценность такого человека – ясность видения абсурдности жизни, потому он стремится к полноте переживаний. Предназначение искусства, по Камю, состоит в приумножении опыта, а его компенсаторная роль – в бунте творца против смерти, искусство не должно пробуждать у человека надежду.
• Философские постулаты и литературные произведения Сартра и Камю теснейшим образом связаны с их биографиями. С детства Сартр постоянно подыгрывал взрослым, так зародился его постулат о невозможности быть самим собой. Навязчивый страх смерти сосредоточил его на проблеме «бытия-небытия». Дефицит общения в детстве послужил основанием постулата о принципиальном одиночестве человека. Камю с юности жил, словно в последний день перед смертью. Этим во многом объясняется его представление об абсурдности всего сущего и стремление максимально исчерпать жизнь в самозабвенном творчестве и земных утехах, желание выйти из жизни победителем. Оба философа свои личные проблемы блистательно осмыслили в философском плане как общечеловеческие, скрупулёзно описали переживания, свойственные многим художественным талантам и лицам с повышенной рефлексией.
• Франк убедительно объяснил органичную связь русской литературы и философии особенностями русской ментальности, преобладанием в познавательной сфере русского человека интуитивного начала. Он указал на экзистенциально-гуманистическую трактовку бытия и опыта в русской философии. Онтологическая природа русского мировоззрения сказывается в русской религиозности: бытие в Боге, а не стремление к Богу. Религиозность, по убеждению Франка, охватывает все сферы жизни русского человека, даже богохульство и нигилизм русских есть вера в неверие, религия отрицания. Франк прогнозировал решающую роль в проблематике отечественной психологии философского мировоззрения, а не конкретных эмпирических исследований, как в европейской науке.
• Философы-постмодернисты воспринимают современный мир как хаос и активно обсуждают крушение мета-нарративов: христианства, коммунистической идеологии, безоговорочной веры в прогресс. Они сомневаются в познаваемости мира и акцентируют неопределённость базовых понятий: истина, прогресс, мораль, разумность, любовь. Одни из этих философов усматривают в бесконечном многообразии возможных интерпретаций хаотичного мира негативный аспект, утрату иерархии общепризнанных ценностей и неизбежное разрушение культуры. Другие восхваляют бесконечную свободу, призывают перестать искать в происходящем глубинный смысл. В интерпретации культурных феноменов они напрямую обращаются к психопатологии, шизоидное начало считают основой творческого становления.
Список литературы
1. Бергсон Анри. Смех/Анри Бергсон. – М.: Искусство, 1992. – 128 с.
2. Бергсон Анри. Два источника морали и религии/Анри Бергсон. – М.: Канон, 1994. – 384 с.
3. Бергсон Анри. Творческая эволюция/Анри Бергсон. – М.: Академический проект, 2015. – 320 с.
4. Бодрийяр Жан. Симулякры и симуляция/Жан Бодрийяр. – М.: Постум, 2018. – 240 с.
5. Бодрийяр Жан. Совершенное преступление. Заговор искусства/Ж. Бодрийяр. – М.: Рипол-классик, 2019. – 347 с.
6. Воронский А. Избранные статьи о литературе/А. Воронский. – М.: Художественная литература, 1982. – 528 с.
7. Воронский А. Искусство видеть мир/ А. Воронский. – М.: Советский писатель, 1987. – 702 с.
8. Делёз Жиль. Анти-Эдип/Жиль Делёз, Феликс Гваттари. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007. – 672 с.
9. Демченко Л.М. Особенности соотношения экзистенции и трансценденции в философии Карла Ясперса/Л.М. Демченко, Е.В. Карпова, Ю.С. Осипова// Вестник Оренбургского государственного университета (ОГУ). – 2005. – № 7. – С. 20-28.
10. Деррида Жак. О грамматологии/Жак Деррида. – М.: Ad Marginem, 2000. – 512 с.
11. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде//Альбер Камю. Бунтующий человек: Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1990. – С. 23-92.
12. Камю А. Посторонний. Падение/А. Камю – СПб: Азбука-классика, 2004. – 224 с.
13. Кроче Бенедетто. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика/Бенедетто Кроче. – М.: Intrada, 2000. – 171 с.
14. Лазурский А.Ф. Классификация личностей/А.Ф. Лазурский. – М.: Госиздат, 1923. – 368 с.
15. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна/Ж.-Ф.Леотар. – СПб: Алетейя, 2016. – 160 с.
16. Мальцева С. Философско-эстетическая концепция Бенедетто Кроче. Диалог прошлого с настоящим/С. Мальцева. – СПб: Петербург-ХХ1 век, 1996. – 155 с.
17. Руссо Жан Жак. Трактаты/Жан Жак Руссо. – М.: Наука, 1969. – 710 с.
18. Сартр Жан Поль. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии/Жан Поль Сартр. – М.: Республика, 2000. – 640 с.
19. Сартр Жан Поль. Феноменологическая психология воображения/ Жан Поль Сартр. – СПб: Наука, 2001. – 319 с.
20. Сартр Ж.П. Тошнота//Жан Поль Сартр. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1992. – С. 15-176.
21. Сартр Ж.П. Стена// Жан Поль Сартр. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1992. – С. 177-194.
22. Сартр Ж.П. Слова// Жан Поль Сартр. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1992. – С. 365-479.
23. Сартр Ж. П. Объяснение «Постороннего//Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы ХХ в. – М.: Прогресс, 1986. – С. 92-107.
24. Франк С.Л. Русское мировоззрение// С.Л. Франк. Духовные основы общества. – М.: Республика, 1992. – С. 471-500.
25. Фуко Мишель. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности/ Мишель Фуко. – М.: Касталь, 1996. – 448 с.
26. Хайдеггер Мартин. Время и бытие/Мартин Хайдеггер. – М.: Республика, 1993. – 548 с.
27. Хайдеггер Мартин. Исток художественного творения/ Мартин Хайдеггер. – М.: Академический проект, 2008. – 528 с.
28. Хольцхей-Кунц Алис. Психопатология на философской основе: Людвиг Бинсвангер и Жан-Поль Сартр/Алис Хольцхей-Кунц//Теория и практика психотерапии. – 2015. – №1 (5). – С. 19-28.
29. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление в 2-х томах/А. Шопенгауэр. – М.: Наука, 1993. – 672+672 с.
30. Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы/А. Шопенгауэр. – Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1991. – 288 с.
31. Ясперс Карл. Духовная ситуация времени//Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991. – С. 287-418.
32. Ясперс Карл. Философская вера//Карл Ясперс. Смысл и назначение истории. – М.: Политиздат, 1991. – С. 419-508.
33. Ясперс Карл. Общая психопатология/ Карл Ясперс. – М.: Практика, 1997. – 1054 с.
34. Ясперс К. Разум и экзистенция/К. Ясперс. – М.: Канон +, 2013. – 336 с.
35. Ясперс К. Стриндберг и Ван Гог/К. Ясперс. – М.: Изд-во: Гуманитарное Агентство «Академический проект», 1999. – 238 с.
Глава 3
Классики психоанализа о характерах и творческой деятельности
Основные положения учения Зигмунда Фрейда
Зигмунд Фрейд (1856-1939) рассматривал психопатологию в качестве источника творческих побуждений. Художественному творчеству приписывал положительную роль в относительно благоприятном изживании психических нарушений.
Базовое понятие концепции Фрейда о творческой реализации – «сублимация» (лат. sublime – возвышенное). Впервые он использовал этот латинский термин в своём фундаментальном труде «Толкование сновидений» (1900). В последующих работах («Очерки по психологии сексуальности»,1905; «О психоанализе»,1909) определение сублимации уточняется. Под сублимацией Фрейд понимал преобразование энергии патогенных влечений, неосознаваемых и вызывающих напряжение, в сознательно приемлемые творческие цели. В соответствии со своим учением он имел в виду главным образом влечения периода инфантильной сексуальности. Фрейд считал сублимацию положительным защитным механизмом, поскольку творческая реализация способствует устранению внутренних конфликтов.
Следует отметить, что преобразование в творческие побуждения именно сексуальных влечений вызывает наибольшие возражения оппонентов Фрейда, как и так называемый пансексуализм его учения в целом. Необходимо, однако, напомнить, что подобные взгляды на сублимацию высказывались крупнейшими мыслителями и ранее. Фридрих Ницше, например, говорит о «человеке с сублимированной сексуальностью» («Смешанные мнения и изречения»,1879) и ссылается на Платона, полагавшего, что любовь к познанию и философия есть сублимированный половой инстинкт. Действительно, высказывание древнегреческого философа хорошо известно: «Настоящего мудреца влечёт к философии не сухая, рациональная тяга к мёртвому, абстрактному знанию, а любовное влечение (Эрос) к высочайшему умственному благу». Сам Ницше в монографии «По ту сторону добра и зла» (1886) высказывает суждение, полностью совпадающее с позицией Фрейда: «Степень и характер сексуальности человека проникает всё его существо до последней вершины духа». В другом труде («К генеалогии морали»,1887) он пишет: «Даже при наступлении эстетического состояния чувственность не исчезает, но лишь трансформируется». При этом Ницше подчёркивал, что при модификации грубый инстинкт получает новое имя и блеск, а его источник представляется почти испарившимся. Фрейд, таким образом, оказывается в ряду весьма достойных предшественников. И его концепция сублимации заслуживает рассмотрения как органичный фрагмент психоаналитического учения.
Человек, согласно учению Фрейда, с самого рождения представляет собой сексуальное существо, он наделён сексуальной энергией, реализуемой в разнообразных проявлениях. Для обозначения этой энергии Фрейд использовал термин «либидо» (лат. libido – половое влечение). Собственно психическое развитие ребёнка он понимал как психосексуальное развитие, что означает основное влияние на развитие сексуального инстинкта. В свою очередь, сексуальный инстинкт Фрейд трактует широко, в качестве Эроса – бессознательного влечения к жизни, а не только средства размножения. Достижению зрелой сексуальности, по Фрейду, предшествует несколько стадий инфантильной сексуальности: оральная, анальная, фаллическая и латентная стадии. Важно ещё подчеркнуть, что по психоаналитической теории вся деятельность человека подчинена принципу удовольствия (впоследствии Фрейд значительно усложнил своё учение, ввёл понятие «Танатос» – инстинкт смерти).
На оральной стадии развития, до полутора лет, ребёнок получает удовольствие не только от материнского молока, но от самого акта сосания. Последнее утверждение Фрейд доказывал успокоением ребёнка при сосании соски («непитательное сосание»), его привычкой к сосанию пальца и т. п. Эрогенной зоной на оральной стадии развития является слизистая оболочка рта. Ротовая полость служит органом принятия пищи и одновременно сексуальным органом.
От полутора до трёх лет, в период обучения ребёнка правилам туалета, главной эрогенной зоной становится анальная область. Ребёнок получает удовольствие от умения контролировать сфинктеры при опорожнении кишечника, что представляет важнейший фактор самостоятельности.
На фаллической стадии психосексуального развития, в возрасте от трёх до шести лет, эрогенная чувствительность смещается в область гениталий. Дети этого возраста испытывают интерес к половым органам, склонны к их демонстрации и мастурбации, от чего испытывают удовольствие. На латентной стадии (6-12 лет), перед началом полового созревания, психика ребёнка относительно стабилизируется, и его интересы смещаются на получение знаний, интеллектуальные задачи.
В период полового созревания (от 12 до 18 лет) происходят значительные анатомо-физиологические сдвиги в организме, и при благополучном исходе психосексуального развития объектом сексуального интереса становится лицо противоположного пола, а не сам субъект, как на стадиях инфантильной сексуальности (аутоэротизма). Сексуальной целью становится соединение гениталий в нормальном половом акте, а не стимуляция собственных эрогенных зон. Проявления инфантильной сексуальности в своём исходном виде полностью забываются, в терминологии Фрейда, подлежат вытеснению.
Психосексуальное развитие подвержено, однако, всяческим перипетиям вследствие, как полагал Фрейд, необычайной пластичности и подвижности сексуального инстинкта, его способности менять объекты и цели, в том числе смещаться в область культуры, служить источником создания произведений литературы и искусства. В случаях психопатологии возможна выраженная фиксация либидо на одной или нескольких инфантильных стадиях. Тогда у индивида возникают неврозы или перверсии. В качестве сексуального объекта при перверсиях могут выступать дети, лица того же пола, животные, части тела и предметы одежды любимого лица (фетишизм). Сексуальной целью становятся собственные гениталии, ротовая полость, анальная область.
Неврозы представляют, по Фрейду, негатив перверсий. Нелепые страхи и ритуалы, нарушения двигательной сферы и расстройства чувствительности, не имеющие органической основы, – завуалированные перверсии. Об этом не знает сам невротик. Психический аппарат благодаря механизму сопротивления явным перверсиям спасает индивида от социальных санкций, но расплачиваться ему приходится психоневрозом. Скрытый смысл невротических симптомов Фрейд обнаружил в процессе психоанализа. В «Очерках по психологии сексуальности» (1905) он пишет: «У невротиков можно доказать на уровне бессознательного, в качестве образующих симптомы факторов, различные склонности к переходу анатомических границ, и среди них такие, которые возлагают роль гениталий на слизистую оболочку рта и заднего прохода».
При относительно нормальном развитии и достижении сексуальной зрелости инфантильная сексуальность всё же никогда не преодолевается полностью и рвётся наружу. Она проявляется в особенностях характера индивида, в его фантазиях и сновидениях, в творческой направленности. Выделение стадий психосексуального развития позволило Фрейду и его ближайшим ученикам разобраться в сложных трансформациях либидо, разработать типологию характеров, окончательно сформулировать понятие «сублимация».
У лиц, чьи матери нарушали режим кормления грудью, формируется, согласно представлениям психоаналитиков, оральный характер. Как известно, некоторые матери предпочитают любое беспокойство ребёнка устранять посредством кормления грудью, другие, наоборот, при отсутствии молока или из желания сохранить форму груди избегают самостоятельного кормления. Чрезмерная или недостаточная стимуляция оральной зоны в младенчестве приводит к фиксации (задержке) либидо на оральной стадии.
Различают орально-зависимый характер и орально-агрессивный характер. При орально-зависимом характере индивид ожидает от окружающих «материнского отношения» к себе. Проявляет пассивность и излишнюю доверчивость. Очень любит подарки и испытывает потребность в постоянном одобрении. Нередко становится знатоком изысканных блюд. В сексуальных играх активно использует оральную зону. Мечтает о неожиданном обогащении, получении всяческих благ без особых усилий.
При орально-агрессивном характере преобладает склонность добиваться благ от окружающих наступательным путём. Такой тип любит иронизировать, славится саркастичными и циничными высказываниями. Он как бы символически покусывает окружающих и готов их поглотить. В подобных случаях, по мнению психоаналитиков, фрустрация (крушение желаний) в кормлении материнской грудью пришлась на время прорезывания зубов и даже выражалась в покусах материнской груди. В перечисленных чертах характера либидо, которое зафиксировалось в завершение оральной стадии, находит символическое удовлетворение, компенсируя его дефицит в младенчестве.
Следует иметь в виду, что, по утверждению Фрейда, существуют индивидуальные различия в количестве либидозной энергии и у каждого индивида количество либидо ограничено. Если фиксация либидо произошла на ранней стадии, то вероятность успешного прохождения остальных стадий снижается и достижение сексуальной зрелости проблематично. При жизненных невзгодах обычно происходит регрессия либидо к стадии, на которой произошла фиксация, и соответствующая этой стадии инфантильная сексуальность усиливает свои проявления. В частности, считается, что оральный тип реагирует на стресс перееданием или, наоборот, отказом от пищи, употреблением алкоголя, усиленным курением. Для снятия беспокойства прибегает к жевательной резинке. Вообще, в условиях стресса он легко впадает в депрессивное состояние. Если фиксация на оральной стадии слишком сильна, возникает предрасположенность к циклотимии, маниакально-депрессивному психозу (биполярному аффективному расстройству), наркомании, а из соматических заболеваний – к язве желудка, бронхиальной астме. Детские страхи быть съеденным и фантазии о поглощении окружающих тоже дериваты оральной сексуальности. Отсутствие же вытеснения оральной сексуальности при фиксации на оральной стадии чревато, с точки зрения психоаналитиков, такими ужасными перверсиями, как каннибализм и вампиризм.
Сублимируется оральная сексуальность посредством поэтического творчества, вокального искусства, любви к декламации. Среди лиц с оральной фиксацией немало умелых кулинаров. Нетрудно догадаться, что анекдоты и пародии, произведения писателей-сатириков, с психоаналитических позиций, представляют собой культурно приемлемую трансформацию агрессивного варианта оральной сексуальности, её положительное преодоление. Показательна шутка знаменитого российского поэта, нобелевского лауреата Иосифа Бродского: «Обезьяна взяла палку и стала человеком, человек взял сигарету и стал поэтом!» Бродский был заядлым курильщиком, выкуривал до пяти пачек сигарет в день.
Фиксации либидо на анальной стадии и формированию анального характера способствуют завышенные и непоследовательные требования в обучении ребёнка правилам туалета и жёсткие наказания его за нечистоплотность. Основные черты анального характера, по Фрейду: бережливость, аккуратность, упрямство. Происхождение этих черт Фрейд выводит из конфликтов родителей с ребёнком при обучении ребёнка культуре опорожнения кишечника. Бережливость восходит к анальной привычке задерживания, что приносит ребёнку эротическое наслаждение, сопряжённое с контролируемыми болевыми ощущениями. Тем самым ему открывается возможность мазохистского удовлетворения. Одновременно у него возникает страх утраты собственности, поскольку фекалии представляются ему частью тела. В возрасте от полутора до трёх лет важнейшим обретением ребёнка является его автономия, относительная независимость от матери, которую он постоянно декларирует словами «я сам». Упрямство закрепляется у ребёнка как черта, знаменующая отстаивание своей позиции. Эта черта представляет собой пассивную агрессию, но ребёнок может оказывать сопротивление давлению родителей и в открытой форме, проявляя вспышки гнева. При неправильном обучении туалету упрямство фокусируется вокруг акта дефекации. Наряду с задерживанием ребёнок испытывает в акте дефекации эротическое наслаждение от деструкции, тем самым закладывается основа садистских побуждений, и разрушительные тенденции в фантазиях первоначально направляются на ближайшее окружение.
Перечисленные феномены позволили некоторым психоаналитикам различать два варианта анального характера: анально-удерживающий и анально-выталкивающий. В первом варианте этого характера преобладающие черты – упрямство, скупость, методичность и любовь к порядку, во втором – неожиданные вспышки гнева, жестокость и склонность к разрушению в самом широком смысле слова. Нередко у анального типа оба вида черт сочетаются. Аккуратность проявляется у индивида с анальным характером в утрированном виде. Такие люди исключительно чистоплотны, пунктуальны, порядочны во всех своих проявлениях. Они подчинились культурным требованиям, с трудом преодолев противоположные тенденции, и опасаются прорыва с бессознательного уровня вытесненных анальных побуждений к беспорядку и пачканью. И действительно, у безукоризненно опрятного человека в некоторых сферах может обнаружиться необычайный беспорядок, например, оказывается грязным нижнее бельё или он вдруг опаздывает на важнейшее мероприятие.
Интегральная особенность анального типа, связанная с интенсивной борьбой за автономию в детском возрасте, отгороженность от окружающих, склонность к изоляции. Таких людей сравнивают с крепостью, не допускающей вторжения на свою территорию и не отпускающей за свои пределы. В деловых и любовных отношениях такой человек воспринимает партнёров как объект обладания и удержания, нередко с элементами агрессии и даже садизма. Он стремится манипулировать окружающими, как в далёком детстве взрослые манипулировали им самим. С другой стороны, ему обычно свойственен моральный мазохизм. Он провоцирует окружающих на несправедливость, чтобы почувствовать моральное превосходство над ними. На бессознательном уровне садизм и мазохизм, с точки зрения психоаналитиков, интегрируются в садомазохизм. Мазохизм, по общепринятому определению, это садизм, направленный против самого себя. Индивид с анальным характером становится жертвой, чтобы испытать мазохистское наслаждение, и одновременно проявляет садизм к обидчику, заставляет его испытывать чувство вины и страдать.
Анальный тип любит предстать борцом за справедливость, отстаивающим свободу и независимость всех обиженных. При фрустрации лица с анальным характером регрессируют на анальную стадию. У них обостряются анальные черты и возникают соответствующие соматические заболевания, например, неспецифический язвенный колит. Из психических заболеваний анальный тип предрасположен к неврозу навязчивых состояний. В сексуальных играх, предваряющих сексуальный акт, предпочтение отдаётся анальной области и всяческим садомазохистским причудам. Если инфантильная сексуальность анальной стадии психического развития не вытесняется, возможны перверсии в форме садизма и мазохизма.
Анальные черты и садомазохистские склонности сублимируются в определённых профессиях. Так, историки, архивно-библиотечные работники, составители словарей и каталогов испытывают желание и обладают умением сберечь и упорядочить собранный материал, от них требуется упорство, переходящее в упрямство. Сотрудники правоохранительных органов должны строго соблюдать (оберегать) законность, быть готовы применить насилие и пострадать в борьбе за справедливость. В профессии хирурга садистские побуждения, как полагают психоаналитики, преобразуются во благо. Субъекты с анальной эротикой успешно трудятся в банковской сфере, среди них немало заядлых коллекционеров. При меньшей образованности лица с анальной эротикой узнаются в профессиях мясника, уборщицы и т. п. Анальным характером обладает и большинство искусных ювелиров. Работа с драгоценными металлами и ювелирными камнями требует необычайной бережности, скрупулёзности и упорства. Сам выбор материала обработки порой имеет символическое значение. Бессознательная склонность к пачканью может сублимироваться во влечении к живописи. Романы, кинокартины с обилием сцен насилия и страданий выдают анальный характер их создателей, сублимировавших в своих творениях садомазохистские побуждения.
При фиксации либидо на фаллической стадии формируется фаллический характер. Когда гениталии становятся наиболее чувствительной эротической зоной, ребёнок начинает дифференцировать окружающих по признаку пола, и у него возникает интерес к сексуальным отношениям взрослых. Бурно развивается фантазия, которая находит воплощение в ролевых играх. Дети в этот возрастной период чрезвычайно активны и любопытны. Особенно их занимают интимные отношения родителей, они строят свои догадки и стремятся подсмотреть «первичную сцену». Фрейд полагал, что представление детей дошкольного возраста о сексуальных отношениях взрослых гораздо адекватнее, чем думают родители. Дети, по утверждению психоаналитиков, не только испытывают потребность подсматривать, но и сами любят демонстративно обнажаться, а также склонны мастурбировать.
Основной конфликт на фаллической стадии Фрейд обозначил как комплекс Эдипа, позаимствовав имя персонажа в древнегреческой мифологии. Мальчик, получавший весь предшествующий период жизни удовлетворение от матери, ревнует её к отцу. В фантазиях он даже готов убить отца. Одновременно испытывает страх перед отцом (страх кастрации), способным разоблачить его фантазии и осуществить наказание. При гармоничных отношениях между отцом и матерью мальчик идентифицируется с отцом, усваивает моральные запреты на инцест. Если взаимоотношения родителей ребёнка дисгармоничны, его мать явно доминирует в семье, унижает супруга и чрезмерно восхищается сыном или, напротив, отец ребёнка проявляет жестокость, комплекс Эдипа не находит нормального разрешения. Тогда у индивида формируется фаллический характер с выраженным соревновательным компонентом или, наоборот, он становится пассивным и женственным.
У девочки аналогичным образом основной конфликт фаллической стадии – комплекс Электры, тоже персонажа древнегреческой мифологии, возненавидевшей свою мать, предавшую отца. Девочка в таких случаях, по мнению психоаналитиков, борется с матерью за внимание отца, обидевшись на мать, обделившую её «заветным органом». Если отец оказывает дочери повышенное внимание, задаривает её и отношения между родителями неблагополучны, девочка может зафиксироваться на фаллической стадии. Вместо необходимой идентификации с матерью у неё закрепляется ряд мужских черт и возникает склонность к конкуренции с другими женщинами и стремление бороться за социальный статус. Поскольку и для девочки мать представляет изначальный источник удовлетворения, отношение девочки к ней на пике конфликта не столь негативно, как у мальчика к отцу. В силу этого при успешном разрешении комплекса Электры, моральные нормы женщин, согласно Фрейду, менее однозначны, чем у мужчин.
Фаллический характер представляет собой проявление рассмотренных комплексов, вытесненных на бессознательный уровень и дающих о себе знать в завуалированной (символической) форме. Индивиды с фаллическим характером отличаются демонстративным поведением. Мужчины всячески подчёркивают своё превосходство над окружающими, они хвастливы и авантюрны, обычно преувеличивают свои успехи. Особенно любят выставлять напоказ свою мужественность, часто мнимую, стараются доказать самим себе и окружающим собственную неотразимость в глазах противоположного пола, строят поведение по типу Дон Жуана.
У женщин, по утверждению Фрейда, превалирует желание постоянно флиртовать и обольщать, они считают престижным иметь множество поклонников. При этом не собственно сексуальная близость, а именно флирт доставляет им наибольшее эротическое наслаждение. В своём непредсказуемом и вызывающем поведении они зачастую предпочитают заручиться покровительством мужчины, старшего по возрасту и обладающего высоким социальным статусом.
Неразрешённые конфликты на фаллической стадии причиняют, как считал Фрейд, многие психические и соматические расстройства. Среди них, прежде всего, истерическое расстройство личности, нарушения сексуальной сферы в форме импотенции и фригидности. Мужчины с комплексом Эдипа склонны влюбляться в замужних женщин и иметь многочисленные сексуальные связи (комплекс Дон Жуана). В поисках идеальной женщины они бессознательно ищут мать и, понятно, никогда её не находят. С другой стороны, к любимым женщинам, кого они бессознательно идентифицируют с матерью, у них ослаблено сексуальное влечение, ведь на инцест налагается запрет. Сексуально их влечёт к женщинам лёгкого поведения, не вызывающим ни малейшего уважения («предпочтение проститутки»). Фрейд назвал этот феномен унижением любовной жизни в результате её расщепления на два компонента: нежный и чувственный. У некоторых мужчин с фаллической фиксацией обнаруживается явная идентификация с матерью и гомосексуальные наклонности. Женщины с фаллическим характером склонны к занятию проституцией. Проститутки нередко одновременно и лесбиянки.
Комплекс Эдипа, согласно Фрейду, проявляется также в предрасположенности к сексу втроём (триолизм: двое мужчин и женщина при гомосексуальных склонностях мужчины; две женщины и мужчина – при лесбийских склонностях женщины). Латентную форму триолизма с позиций психоанализа представляет и навязчивая привязанность мужчины к некой семейной паре, его постоянное проживание совместно с этой семьёй. Патологическую ревность мужчины психоаналитики тоже объясняют неизжитым комплексом Эдипа, а женщины – комплексом Электры. Вуайеризм и эксгибиционизм – перверсии при недостаточном вытеснении фаллической сексуальности. Вуайеризм, как известно – сексуальное удовлетворение при подглядывании за людьми, занимающимися сексом или «интимными» процедурами; эксгибиционизм – сексуальное удовлетворение при демонстрации обнажённого тела или половых органов. На бессознательном уровне вуайеризм и эксгибиционизм – взаимосвязанные влечения, наподобие садизма и мазохизма.
Особы с фаллическим характером нередко избирают профессию в сфере искусства, а также предпочитают заниматься определёнными видами спорта. Сфера искусства, предполагающая нахождение на виду, в первую очередь артистическая деятельность, позволяет успешно сублимировать сексуальность фаллической стадии. В статье «О психоанализе» (1909) Фрейд пишет: «От активной страсти к подглядыванию впоследствии ответвляется страсть к познанию, от пассивной пары (эксгибиционизма – А.Б.) – стремление к положению художника и артиста». Так, например, художник, изображающий обнажённую натуру, сублимирует страсть к подглядыванию и в более скрытой форме страсть к обнажению, выставляя своё полотно перед публикой. В литературных произведениях авторы с фаллическим характером смакуют сцены адюльтера, супружеские измены составляют стержень многих известных романов. В статье «Достоевский и отцеубийство» (1928), шедевре патографического исследования, Фрейд блистательно анализирует роман «Братья Карамазовы» как сублимацию великим писателем комплекса Эдипа. С психоаналитической точки зрения, журналистские расследования и «горячие» новости с внедрением в интимную жизнь обывателей и особенно знаменитостей – тоже сублимация инфантильной сексуальности и свидетельствуют о фаллическом характере заинтересованных лиц.
В норме к восемнадцати годам достигается сексуальная зрелость и формируется генитальный характер. Человек становится полностью ответственным за свою судьбу, не ждёт поблажек от окружающих, не надеется, что его потребность в любви, безопасности и социальных благах будет удовлетворяться безвозмездно, как было в детстве. В реальности, однако, у каждого индивида сохраняются те или иные элементы инфантильной сексуальности.
Важнейшей составляющей учения Фрейда является его концепция механизмов психологической защиты, которую он разрабатывал, начиная с 1894 года. Защитный механизм – это неосознаваемый психический процесс, уменьшающий отрицательные переживания. Защитные механизмы способствуют снижению уровня тревоги и сохранению самоуважения путём искажения восприятия реальности и неосознаваемого самообмана. В качестве базового защитного механизма Фрейд выделил вытеснение – забывание мыслей, конфликтов, вызывающих тревогу. Другие важные защитные механизмы: смещение, проекция, реактивное образование, рационализация, регрессия. При смещении агрессивная реакция на значимое, авторитетное лицо смещается на людей, кто не способен дать отпор. Механизм проекции состоит в приписывании окружающим собственных негативных мыслей и желаний, которые не сознаются, поскольку снижают самоуважение и вызывают тревогу. Механизм реактивного образования преобразует бессознательные побуждения, вызывающие тревогу, в образцы поведения противоположного свойства. Например, в подсознании человека, демонстрирующего утрированную вежливость, могут присутствовать неосознаваемые им агрессивные намерения. Механизм регрессии задействуется, когда субъект допускает серьёзную профессиональную ошибку или совершает безнравственный поступок. В таких случаях нередко демонстрируется, особенно женщинами, детская непосредственность, что снижает угрозу наказания. Механизм рационализации состоит в оправдании всяческих промахов и асоциального поведения вполне разумными, социально приемлемыми доводами. Следует подчеркнуть отличие механизма рационализации от осознанной лжи: субъект при рационализации сам убеждён в справедливости своих ложных доводов. Совсем примитивный защитный механизм – отрицание. Например, фанат какого-нибудь артиста или спортсмена не верит в его смерть, считает, что имела место инсценировка.
Представление о механизмах психологической защиты совершенно необходимо для понимания жизненных явлений, интерпретации художественных образов. Обычно у субъекта в целях психологической защиты задействуются сразу несколько защитных механизмов. В настоящее время выделено множество защитных механизмов и разработаны разные их классификации, само понятие «защитный механизм» прочно вошло в психологический обиход. К защитным механизмам относят и фантазирование как избегание проблем, изолирование себя от реальности.
Вернёмся теперь к понятию «сублимация», которую Фрейд определял в качестве положительного защитного механизма, с позиций целостного представления о его учении. Универсальное значение в положительном изживании инфантильной сексуальности он придавал литературе и искусству. Многие люди склонны к мечтаниям о неземной любви, мировой славе, несметных богатствах – фантазиям, укоренённым в вытесненных инфантильных желаниях. Для обывателя, по мнению Фрейда, возможность получения наслаждения от фантазий ограничена, истинный же художник в отличие от простых смертных способен посредством своих фантазий вернуться к реальности. Создавая произведения искусства, он воплощает свои мечтания: завоёвывает любовь, славу и материальные блага. В одной из «Лекций по введению в психоанализ», изданных впервые в 1917 году, Фрейд перечисляет качества, составляющие мастерство подлинного художника: «Во-первых, он умеет так обработать свои грёзы, что они теряют всё излишне личное, отталкивающее постороннего, и становятся доступными для наслаждения других. Он умеет также настолько смягчить их, что нелегко догадаться об их происхождении из запретных источников. Далее, он обладает таинственной способностью придавать определённому материалу форму, пока тот не станет верным отображением его фантастического представления, и затем он умеет связать с этим изображением своей бессознательной фантазии получение такого большого наслаждения, что благодаря этому вытеснения, по крайней мере, временно преодолеваются и устраняются. Если он всё это может совершить, то даёт и другим возможность снова черпать утешение и облегчение из источников наслаждения их собственного бессознательного, ставших недоступными, получая их благодарность и восхищение и достигая благодаря своей фантазии то, что сначала имел только в фантазии: почести, власть и любовь женщин» (с. 240-241). Приведенный пассаж удачно иллюстрирует психоаналитическое понимание творческого процесса и предназначения его продукта:
1. Художественное творчество – бегство от внутренних конфликтов, способ облегчения душевных страданий.
2. Творческий продукт образуется по тем же механизмам, что и невротический симптом, сновидение, острота, и подлежит психоаналитической интерпретации.
3. Дар художника состоит в умении создать творение, служащее относительно универсальным психотерапевтическим средством, помогающим людям со схожим страданием получить облегчение.
Психоаналитическая интерпретация художественных произведений способствует, следовательно, прояснению природы общечеловеческих страданий. Не случайно Фрейд в «Новых лекциях по введению в психоанализ» (1932) в окончательное определение сублимации, её объекта и цели, ввёл социальную оценку.
Таким образом, согласно концепции Фрейда, у человека, наделённого художественным талантом, непременно нарушено психосексуальное развитие и вытесненные на бессознательный уровень конфликты служат мотивирующим фактором творческого процесса. При психоаналитической интерпретации художественных произведений нередко обнаруживается фиксация либидо их автора на нескольких стадиях психосексуального развития, поскольку фиксация либидо на одной (ранней) стадии затрудняет благоприятное прохождение остальных стадий. Художественное творчество отнюдь не избавляет полностью от психических нарушений и перверсий. Тот факт, что творческие личности предрасположены к психическим заболеваниям и у них часто встречаются сексуальные отклонения, косвенно подтверждает психоаналитические воззрения.
Важнейший аспект научного мировоззрения Фрейда, кардинально противопоставляющий его учение экзистенциализму – это отношение основателя психоанализа к поиску смысла и ценности жизни. На этот счёт обычно приводится множество цитат из разных его произведений. В частности, своей ученице Мари Бонапарт, талантливой писательнице и основательнице психоанализа во Франции, Фрейд писал: «В тот момент, когда человек начинает задумываться о смысле и ценности жизни, можно считать его больным». Постановка проблемы о смысле жизни допустима, с его точки зрения, только в религиозном аспекте.
Фрейд о художественных шедеврах
Психоанализ творчества Ф.М. Достоевского
Интерес Фрейда к творчеству Ф.М. Достоевского закономерен. Литературоведы относят Достоевского к предтечам модернизма, писателям, отошедшим от романа-повествования и создававшим художественные образы в качестве иллюстрации своих философских, психологических и религиозных идей. Отношение литературных критиков, современников Достоевского, к его творчеству было неоднозначным, некоторым критикам образы, созданные знаменитым писателем, представлялись искусственными (Д.И. Писарев, Г.З. Елисеев, Н.К. Михайловский). В статье «Жестокий талант» (1882) литературовед и социолог Н.К. Михайловский писал, что Достоевский, реализуя собственные психологические комплексы, изображает болезненный внутренний мир личностей, которые бесцельно и беспричинно мучают себя и других.
Фрейд в работе «Достоевский и отцеубийство» (1928) пишет о соблазне причислить великого писателя к потенциальным преступникам. Основывается Фрейд на выборе Достоевским сюжетов произведений, где главными персонажами являются насильники и убийцы, эгоцентрические личности, а также на патологическом пристрастии писателя к азартным играм. По мнению Фрейда, в своём творчестве Достоевский сублимировал деструктивные тенденции. Кроме того, у писателя эти тенденции были направлены на самого себя и выразились в сильнейшем мазохизме и чувстве вины. Достоевскому, как считает основатель психоанализа, были свойственны и садистские черты: раздражительность, нетерпимость даже к любимым людям, несмотря на его добродушие и готовность каждому помочь. Игра, вернее частые проигрыши в игре, служили Достоевскому, по убеждению Фрейда, способом самонаказания, удовлетворения мазохистских позывов. Своим пристрастием к игре он доводил себя и жену до бедственного положения. Потом каялся перед ней, просил презирать себя, клялся больше не играть и в тот же день играл снова. Его жена заметила, что писательство Достоевского лучше всего продвигается, когда он теряет всё, закладывает последнее имущество. Фрейд, основываясь на своих взглядах, объясняет усиление творческой активности писателя тем, что в такие моменты его чувство вины было полностью удовлетворено наказанием, к которому писатель сам себя приговаривал, и не препятствовало работе.
Главная же цель статьи «Достоевский и отцеубийство» состоит в выяснении происхождения мучительного для Достоевского чувства вины, из-за которого немало преступников жаждут наказания. По утверждению великого психоаналитика, Достоевский так никогда и не освободился от угрызений совести в связи с намерением убить отца, то есть был явно отягощён комплексом Эдипа, стержневым фактором, согласно психоанализу, ряда психопатологических феноменов.
Фрейд в своей работе пишет, что Достоевский выводил образ преступника во многих произведениях и, наконец, на исходе жизни обратился к первопреступнику, отцеубийце. Нобелевский лауреат писатель Томас Манн в статье «Достоевский – но в меру» (1946) пишет: «Мне представляется совершенно невозможно говорить о гении Достоевского, не произнося слово “преступник”». Роман «Братья Карамазовы», считает Фрейд, убедительно доказывает наличие у Достоевского комплекса Эдипа. Три сына Фёдора Карамазова в душе желают смерти отца. Цинично настроенный Иван Карамазов в своём рассуждении даже приходит к обобщению: «Кто не желает смерти отца?» Высказывание Ивана буквально подтверждает фрейдистские постулаты. Убийство совершает Павел Смердяков, незаконнорожденный сын, кого Достоевский наделяет собственной болезнью, эпилепсией. В классическом варианте комплекса Эдипа убийство должен был бы совершить Дмитрий, соперничавший с отцом из-за женщины, но в процессе написания романа у Достоевского, по открытым психоаналитиками закономерностям, произошло смещение. Фрейд обращает внимание, что Достоевский чрезмерно сочувствует Смердякову, относится к нему как спасителю, взявшему на себя вину.
В доказательство правильности сделанной интерпретации в статье приводятся сведения из жизненного анамнеза писателя. В подростковом возрасте Достоевский впадал в летаргический сон, боялся умереть и перед сном оставлял записку не хоронить его раньше чем через пять дней. В процессе своей клинической практики Фрейд открыл, что у мальчиков с враждебным отношением к отцу такой летаргический сон представляет истерический симптом. Как в любом истерическом симптоме, в нём находят компромисс противоречивые тенденции: «Ты хотел убить отца и занять его место, и вот ты занял его место, идентифицировался с ним, но ты убитый отец». Рассматривая летаргический сон писателя в качестве истерического симптома, Фрейд тем самым лишний раз проиллюстрировал сложные взаимоотношения между «Я» и «Сверх-Я», раскрытые в его классической работе «Я и Оно» (1923). Сложное отношение Достоевского к своему отцу общеизвестно. Его отец Михаил Андреевич Достоевский обладал нелёгким характером: был жесток, скуп, муштровал своих сыновей. Погиб он при странных обстоятельствах от рук крепостных. Тогда, по некоторым сведениям, с Достоевским и случился первый эпилептический припадок. Фрейд допускает, что убийство отца могло затронуть скрытые криминальные мотивы самого Достоевского, и припадок, как и последующие приступы писателя, случился в самонаказание. Эпилепсию Достоевского в своей нозологии Фрейд считал аффективной эпилепсией, представляющей в отличие от органической эпилепсии скорее тяжёлую форму истерии.
Психоанализ портрета «Мона Лиза»
В связи с личностью художника Фрейд рассматривал и произведения живописи. В статье «Леонардо да Винчи. Воспоминания детства» (1910) анализируется портрет Моны Лизы, исходя из особенностей детства великого художника эпохи Возрождения. Портрет считается воплощением женской красоты, и искусствоведы затратили немало усилий, чтобы объяснить магическое воздействие на зрителей таинственной улыбки Моны Лизы. Фрейд приводит в своей статье ряд цитат, свидетельствующих, что многие исследователи сходились во мнении о сочетании в этой улыбке противоречий, свойственных женской любви. Указывалось на сдержанность и обольстительность, на полную преданности нежность и требовательную чувственность, желание поработить мужчину. Наряду с добротой, состраданием и нежностью в загадочной улыбке усматривали порок, нечто нечестивое и запретное. Модель настолько поработила Леонардо, затронула сокровенные струны его души, что улыбкой Моны Лизы он стал наделять свои последующие персонажи, даже мужские образы. Улыбка стала известна как «леонардовская». Фрейд ссылается и на критика, утверждавшего, что Леонардо в Моне Лизе встретил самого себя, внёс много своего в образ модели. Суммируя высказывания специалистов о портрете, Фрейд предполагает, что улыбка модели произвела на Леонардо сильнейшее впечатление, потому что бессознательно пробудила в нём воспоминания о матери ранних лет его жизни. Леонардо в написанном портрете, по утверждению Фрейда, синтезировал историю своего детства.
Пытаясь постичь таинственную улыбку Моны Лизы, Фрейд в соответствии со своей методологией углубляется в младенческий возраст художника. Леонардо был внебрачным ребёнком покинутой женщины, а такие особы, по имеющимся наблюдениям, всю свою страсть изливают в материнской любви, вознаграждая тем самым себя за отсутствие мужа. Безграничная нежность матери представляла для будущего художника зловещую угрозу. Неудовлетворённые женщины, считает Фрейд, заменяют мужа маленьким сыном, чем похищают у него часть мужественности слишком ранним эротическим развитием. Нежность матери стала для Леонардо роковой. Отсюда, согласно гипотезе Фрейда, двойной смысл улыбки Моны Лизы. Кроме того, в клинических исследованиях Фрейд выяснил, что чрезмерно нежное отношение матери к сыну в раннем детстве приводит к идентификации с ней, к женским чертам характера у мужчины. Действительно, по биографическим данным, Леонардо избегал интимных отношений с лицами противоположного пола. В ученики брал только очень красивых мальчиков и юношей, не придавал должного значения талантливости. Правда, ни в чём предосудительном замечен не был. Об учениках по-матерински заботился, они любили его за доброту и снисходительность. Леонардо, безусловно, обладал женственным характером. Предположение, что в образе Моны Лизы художник передал собственные черты, также соответствует теоретическим положениям психоанализа. Недаром современные шутники на репродукциях портрета флорентийской красавицы пририсовывают ей усы.
Последователи Фрейда
Наиболее известны ближайшие соратники Фрейда, объединившиеся с 1902 года в «Психоаналитическое общество»: О. Ранк, К. Абрахам, А. Брилл, Э. Джонс, Ш. Ференци. К ним, несомненно, следует причислить Анну Фрейд, младшую дочь Фрейда, одну из основателей детского психоанализа, значительно расширившую представление о защитных механизмах. Карен Хорни, Эрих Фромм, Эрик Эриксон именуются неофрейдистами. Они пересмотрели учение Фрейда с позиций социологии и межличностных отношений.
Карен Хорни (1885-1952) соглашалась с Фрейдом в том, что предрасположенность к невротическому поведению закладывается в раннем детстве, но отрицала универсальные стадии психосексуального развития. Причина неврозов, с её точки зрения – отсутствие в детском возрасте подлинной родительской любви, необходимой для возникновения чувства безопасности. В объяснении генезиса неврозов Хорни использовала термин «базальная тревога». В целях преодолеть тревогу и завоевать любовь ребёнок из неблагополучной семьи становится либо утрированно послушным и проявляет подобострастие к старшим, либо стремится превзойти остальных детей и казаться лучшим, либо по возможности отстраняется от всяческих отношений даже с близкими людьми, превращается в тихоню. Впоследствии выработанный в детстве невротичный стиль поведения практикуется со всеми людьми и в любых ситуациях, в то время как психически нормальный человек гибко сочетает разные стили поведения в зависимости от обстоятельств. При этом следует иметь в виду, что за любым односторонним поведением всегда скрывается неосознаваемая враждебность и страх перед окружающими.
В монографии «Наши внутренние конфликты» (1945) Хорни на основании своих доводов приводит три стратегии поведения, направленные на преодоление тревоги и достижение безопасной жизни, и предлагает соответствующую типологию личностей: ориентация на людей (уступчивый тип), ориентация против людей (враждебный тип), ориентация от людей (обособленный тип). Не вполне осознанная жизненная установка уступчивого типа: «Следует уступать, и тогда меня не тронут». Враждебный тип руководствуется противоположной установкой: «Жизнь – это борьба, люди агрессивны и недобросовестны. Следует завоевать власть, и тогда буду в полной безопасности». Установка обособленного типа: «Не буду ни во что вмешиваться, и тогда меня оставят в покое. Мне в конечном итоге всё безразлично».
В аспекте нашей проблематики существенно, что в представленной типологии обособленному типу приписывается наибольший творческий потенциал. Бегство от реальности, по мнению Хорни, сводит к минимуму её искажение. Несмотря на отсутствие склонности к выражению собственных чувств такой человек бывает очень восприимчив к чувствам других. Среди обособленных людей она обнаруживает много писателей, художников, философов и других созерцателей жизни, освободившихся от социальных стереотипов, с уникальным видением действительности.
Эрих Фромм (1900-1980) – создатель теории гуманистического психоанализа, синтезировал основные положения психоанализа и экзистенциально-гуманистической психологии. В отличие от других последователей Фрейда он был философом и социологом, а не врачом, хотя и занимался психотерапевтической практикой.
В период Новой истории, начиная с конца ХV века, происходит, согласно Фромму, всё большее освобождение человека, но наряду с личной свободой человек испытывает отчуждение от социума и гнетущее одиночество, его охватывает сильнейшее беспокойство. Причина этого, по Фромму, в том, что у человека имеются экзистенциальные потребности. Ему присуща потребность в установлении социальных связей; потребность в корнях (связи с родиной); потребность в идентичности, единстве с самим собой и непохожести на других. Ещё две потребности выражаются в попытках выработать определённое мировоззрение, систему взглядов, упорядочивающих мир, и в стремлении к созиданию, желание стать творчески активным существом. Преодоление беспокойства, полагает Фромм, может осуществляться продуктивным путём и непродуктивными способами. При непродуктивных способах, представляющих собой «бегство от свободы», собственно человеческие потребности подавляются.
В обобщающем труде, монографии «Иметь или быть», опубликованной в 1976 году, Фромм утверждает, что изначально человек предрасположен к реализации одной из двух возможностей: «обладание» и «бытие». При существовании по принципу обладания отношение к миру выражается в стремлении сделать его объектом владения, всё и всех превратить в свою собственность. Признаками такого способа существования Фромм считал невосприимчивость человека к новому, стереотипность, поверхностность. В зависимости от социально-экономических условий направленность на обладание, по его мнению, принимает разные формы.
В монографии «Человек для самого себя» (1947) Фромм описал четыре непродуктивных социальных характера: рецептивный, эксплуататорский, накопительский и рыночный. Рецептивный тип готов к полному подчинению ради получения жизненных благ, угодлив и льстив перед господствующими лицами и напоминает субъекта с орально-зависимым характером в типологии Фрейда. Эксплуататорский тип намеренно демонстрирует своё превосходство над окружающими и вымогает жизненные блага путём обмана и насилия. Оба этих типа, полагает Фромм, наиболее распространены в эпоху феодализма. В период раннего капитализма, согласно его концепции, преобладающим становится накопительский тип. Этот тип старается завладеть как можно большим количеством материальных благ и сохранить их, отгораживаясь от окружающих, во многом напоминая субъекта с анально-удерживающим характером в типологии Фрейда. В эпоху развитого капитализма распространяется так называемый рыночный тип, человек без черт, который обладает способностью обретать свойства характера, наиболее выигрышные в конкретной ситуации. Ради получения жизненных благ он, талантливый конформист, торгует собой, как товаром. Формула его приспособления: «Буду тем, кем вы хотите, если мне это выгодно». Фромм подчёркивает, что приобретение неких материальных благ необходимо для самосохранения человека, его выживания как биологического существа, но когда принцип обладания становится самоцелью, нивелируется собственно природа человека как существа духовного.
Продуктивная ориентация человека заключается в том, что он удовлетворяет свои экзистенциальные потребности, сохраняя при этом индивидуальность и свободу. При близости с другими сохраняет независимость, в единении с сообществом сохраняет индивидуальность. В бытии как способе существования проявляется жизнелюбие и причастность миру природы. В качестве основной характеристики этого модуса существования Фромм выделяет активность в использовании своих дарований, заинтересованность миром. Счастье при установке на бытие состоит в проявлениях любви и заботе о других, самопожертвовании. Он мечтает о построении гуманистического общества, в котором будут преобладать люди с продуктивной ориентацией, хотя небольшое их количество присутствует во все времена.
На примерах из разных жизненных сфер Фромм сопоставляет поведение людей с установкой на обладание и бытие. Например, студенты, ориентированные на обладание, стараются дословно записать лекцию, затем вызубрить конспект, чтобы сдать экзамен. Студенты с установкой на бытие и прежде размышляли над проблемами, поднятыми в лекции. Они не «пассивное вместилище» для преподнесенного материала. Лекция стимулирует их размышления и у них возникают новые вопросы и идеи.
В монографии «Кризис психоанализа. Дзэн-буддизм и психоанализ» (1960) Фромм перечислил качества творческой личности. Это в первую очередь способность входить в состояние, когда мир воспринимается на уровне интуиции и наступает как бы озарение, способность удивляться подобно ребёнку и допускать невероятное. Творческий человек воспринимает окружающее не поверхностно сквозь призму слов-понятий (дерево, цветок, учитель), а в каждом из других людей и явлениях природы отмечает своеобразие и неповторимость. Вторая отличительная черта творческой личности, согласно Фромму – умение сосредоточиться на деле, которым занимаешься в данный момент, как самом важном. Не менее существенное свойство творческой личности, по его мнению – способность к самопознанию. Утрата личной идентичности, полагает он, грозит безумием. Творческая личность, в представлении Фромма, не избегает конфликтов, для неё конфликты служат источником самосовершенствования. Кроме того, творческая личность категорически против уподобления женщин мужчинам, такое уподобление рассматривает как путь превращения человека в вещь. Перечень свойств, присущих творческой личности, Фромм завершает определением: «Быть творческой личностью – значит рассматривать свою жизнь как непрерывный процесс рождения и не считать законченным ни один из его этапов. Большинство людей умирает, так и не родившись. Под творчеством как раз и следует понимать способность человека родиться прежде, чем наступит смерть». Таким образом, в каждом следующем труде Фромм всё больше отходил от психоанализа и склонялся к экзистенциально-гуманистическому направлению в психологии.
Эрик Эриксон (1902-1994), по мнению экспертов, тоже относится к неофрейдистам, хотя он считал себя верным последователем Фрейда. Новаторство Эриксона состоит в первую очередь в том, что он придавал гораздо меньшее значение, чем Фрейд, влиянию на развитие личности бессознательных факторов и, напротив, акцентировал роль факторов социокультурных. Рассматривал эго как относительно автономную систему, потому разработанная им теория личности известна как «Эго-психология». Свои взгляды на психическое развитие личности Эриксон подробно изложил в монографии «Детство и общество» (1963).
Эриксон, как и Фрейд, полагал, что стадии развития личности и возрастные периоды прохождения этих стадий заданы изначально. Количество стадий он увеличил с четырёх, выделенных основателем психоанализа, до восьми: развитие человека, с его точки зрения, происходит в течение всей жизни. В развитии ребёнка Эриксон различает те же стадии, что и его учитель. Признаёт и существование комплексов Эдипа и Электры, интерпретирует, правда, эти комплексы в социально-психологическом ключе. Дополнительно Эриксон чётко очертил подростковую стадию развития (от 12 до 19 лет), стадию ранней зрелости (от 20 до 25 лет), стадию средней зрелости (от 26 до 64 лет) и стадию поздней зрелости (от 65 лет до смерти). Для суждения об успешности прохождения индивидом подросткового периода и каждого из периодов зрелости он представил следующие шкалы: эго-идентичность – ролевое смешение; интимность – изоляция; продуктивность – инертность; эго-интеграция – отчаяние.
Более всего Эриксона занимал подростковый период развития личности, когда происходит самоопределение и формируется эго-идентичность. Этому периоду он посвятил отдельный труд «Идентичность: кризис юности» (1968). Юношеский возраст и период ранней зрелости крайне важны в изучении художественно одарённых личностей, потому соображения видного психолога представляют большой интерес в аспекте психологии художественного творчества.
Эго-идентичность определяется, согласно Эриксону, интеграцией разных социальных ролей (сына, брата, учащегося, любителя музыки, спортсмена и т. д.) в единое представление о себе, я-концепцию. Существенным критерием успешности процесса ролевой интеграции служит, по Эриксону, совпадение представления молодого человека о себе с оценкой его окружающими. Юношам, успешно преодолевшим возрастной кризис, свойственна верность. Под верностью Эриксон понимает способность следовать определённой идеологии, соблюдать нормы морали, сдерживать свои обещания. Юноши с неустойчивой эго-идентичностью (ролевым смешением) затрудняются, по его наблюдениям, в выборе профессии, их бросает со стороны в сторону, они не ладят с родителями, склонны к правонарушениям. Формированию эго-идентичности порой препятствуют кумиры подростков: их идентификация со звёздами шоу-бизнеса, известными спортсменами, имеющими неоднозначный моральный облик.
Если молодой человек плохо представляет, кто он такой и к чему стремится, установление интимных отношений с другими людьми, убеждён Эриксон, невозможно. Такой тип не способен к верной дружбе, искренней любви, даже к своим родственникам относится пренебрежительно. Человек с неустойчивой эго-идентичностью стремится использовать других людей в целях идентификации с ними, либо чтобы они приняли его в очередной роли, которая ему самому вскоре наскучит. С другой стороны, он склонен к изоляции, из-за неустойчивости собственного образа у него возникает опасение быть поглощённым другими людьми при сближении с ними. Дожидаться от подобных людей заботы и преданности, по мнению Эриксона, совершенно бесполезно.
Альфред Адлер (1870-1937), выдающийся психолог, начинал свою научную деятельность в сотрудничестве с Фрейдом, но с 1912 года активно развивал собственную психологическую теорию, получившую название «Индивидуальная психология». Со временем отношения между Фрейдом и Адлером приняли неприязненный характер, сближало их только то, что оба они придавали решающее значение в развитии личности детскому возрасту. Поэтому считать Адлера последователем Фрейда можно чисто условно.
Мировоззрение и научные взгляды Адлера с годами существенно эволюционировали, в социально-политическом плане он постепенно склонялся от дарвинизма и ницшеанства к социалистическим убеждениям. Первоначально Адлер полагал, что источником мотивации человека к саморазвитию служит исключительно чувство неполноценности, связанное с наличием физического дефекта или дефекта психологического, реального или мнимого. Каждый стремится в саморазвитии к преодолению своих дефектов. Так, заикающийся Демосфен стал великим оратором, человек с патологией дыхательной системы может стать чемпионом в лыжных гонках.
На следующем этапе своих научных изысканий, вероятно, под влиянием ницшеанства, Адлер пришёл к выводу, что человек руководствуется главным образом агрессивными побуждениями и «стремлением к власти». Окончательно Адлер определил основную мотивацию человека как врождённое стремление к превосходству и совершенству. Эти устремления, с его точки зрения, составляют суть человеческой природы, реализацию человеческой жизни. В данном контексте он использовал понятие «творческое “Я”», утверждая, что люди изначально обладают творческой силой. Рассуждения о реализации человеком заложенных в нём возможностей, его творческой силе позволяют экспертам с полным основанием причислить Адлера к родоначальникам гуманистической психологии.
Стержневые понятия в теоретической системе Адлера также «стиль жизни» и «социальный интерес». Стиль жизни – это уникальный способ адаптации индивидуума, объединяющий в единое целое все его психические процессы: восприятие, память, мышление, чувства. Формируется стиль жизни в детстве, в процессе активного преодоления комплекса неполноценности и, сформировавшись, сохраняется, как полагал Адлер, у взрослого, изменяется только форма его проявления. Понятие «стиль жизни», пожалуй, наилучшим образом разъясняет название психологического учения Адлера как сторонника идеографического подхода к изучению личности. Ведь значение слова «индивидуум» – самостоятельное существо, отдельный человек, а слова «индивидуальность» – человек как обладающий неповторимой совокупностью психических свойств.
Понятие «социальный интерес» Адлер ввёл в свой научный лексикон на позднем этапе теоретических построений. Он разграничил социально-полезные способы достижения превосходства от способов вредных, даже преступных и просто бесполезных, порой болезненных. Суть его личностной теории в том, что каждый человек стремится хоть в чём-то ощутить свою неповторимость и превосходство над окружающими: самый богатый, самый несчастный, самый мужественный, настоящий праведник – все это, по Адлеру, способы в разной степени осознанного самоопределения.
Любое творчество, согласно Адлеру, представляет собой стремление к превосходству. Особенно показательны результаты анализа автобиографий с позиций индивидуальной психологии. Деятели искусства, в первую очередь поп-звёзды, обожают рассказывать о своём происхождении из бедных семей, трудном детстве, необычайных препятствиях на пути к славе. Многое в этих повествованиях, как правило, вымысел, зато тем самым у публики повышается оценка их талантливости. О подлинных рычагах восхождения такие особы обычно умалчивают, сами зачастую начинают верить в свои россказни. Какой-нибудь вчерашний выпускник театрального вуза, получив главную роль в фильме известного режиссёра, непременно намекнёт на собственную одарённость, а заодно упомянет о конфликте со своим отцом, знаменитостью в мире киноискусства. В других случаях бесконечно упоминаются заслуги именитых предков, тогда в стремлении к превосходству ставка делается на высокое происхождение.
В теоретических построениях Адлера имеется ещё одна важная концепция – «фикционный финализм». Сущность этой концепции в том, что поведение индивидуума в основном определяется целями, которые он ставит, его отношением к будущему. Сами же цели обусловливаются его убеждениями, сугубо субъективными, не всегда поддающимися эмпирической проверке. Например, девушка, которая убеждена, что благополучие жизни зависит главным образом от выбора супруга, будет вести себя иначе, чем девушка, считающая залогом счастливой жизни хорошее образование. И каждая из них права по-своему. Американский психолог Джордж Келли (1905-1966) создал когнитивную теорию личности, в которой представление о моделях действительности и личных конструктах близко по содержанию концепции фикционного финализма. В свою очередь, поздние теоретические построения Адлера родственны философским идеям Хайдеггера, его пониманию человека как «проекта будущего».
Альфред Адлер высказал, следовательно, немало продуктивных идей, составивших основу последующих теорий личности. Его собственная теория личности представляется, тем не менее, слишком пространной.
Карл Юнг о психологии искусства и создании художественных произведений
Карл Юнг (1875-1961), основатель аналитической психологии, в своих воззрениях на психологию искусства определяет предмет этой области психологии, выражает своё понимание художественного творчества и личности художника, собственно значения искусства.
Психологическому исследованию, с позиций Юнга, должен быть подвергнут процесс создания художественного произведения, в котором личностные качества художника априори играют второстепенную роль. Он сравнивает эти качества с почвой, на которой произрастают растения. Растение, по его словам, не просто продукт почвы, а самостоятельный, животворящий процесс, сущность которого никак не связана с особенностями почвы. Значимость подлинного произведения искусства, согласно Юнгу, в том, что оно вырывается за пределы личностных ограничений и оказывается вне досягаемости личностного влияния создателя, существует само по себе подобно природному явлению. Юнг проводит классификацию творческого процесса. В одних случаях автор художественного произведения ощущает полное единение с творческим процессом. В других случаях автору представляется, что творческий процесс сделал его только своим инструментом, он может лишь подчиниться явно чуждому внутреннему импульсу, произведение как бы больше его самого и обладает силой, которая ему не подвластна. «Мы не ошибёмся, – утверждает Юнг, – относительно второй разновидности творческого процесса, – если будем рассматривать творческий процесс как живое существо, имплантированное в человеческую психику». Интровертированное отношение к творческому процессу, в терминологии Юнга, имеет место тогда, когда автор в своём творчестве следует сознательным целям и организует материал в соответствии с сознательными намерениями. Экстравертированное отношение к творческому процессу проявляется, когда автор ощущает полное подчинение своему творчеству, материал овладевает автором. И экстраверт, и интроверт могут в одно время творить по интровертированному типу, в другое – по экстравертированному типу. Юнг приводит в пример отточенные афоризмы Фридриха Ницше как творение по интровертированному типу, а его произведение «Так говорил Заратустра», представляющее неудержимый поток, как творение по экстравертированному типу. На том же основании он противопоставляет пьесы Ф. Шиллера его философским сочинениям, первую часть гётевского «Фауста» – второй части этой трагедии. Юнг, правда, оговаривается, что художник не всегда сознаёт, по какому типу осуществляется процесс его творчества.
Согласно этой концепции, лишь в творчестве, осуществляемом под влиянием бессознательного императива, можно встретить нечто сверхличное, то, что выходит за пределы обыденного понимания. Источник бессознательного императива – коллективное бессознательное, предполагающее возможность проживания опыта предшествующих поколений. Структурные компоненты коллективного бессознательного в аналитической психологии носят название архетипов, иногда их называют мифологическими образами или изначальными образами. Коллективное бессознательное содержит множество архетипов: мудрого старца, героя, волшебника, Бога, матери-земли и т. д. Воздействие архетипа состоит в том, что он трансмутирует нашу личную судьбу в судьбу человечества и будит в нас силы, которые всегда помогали человечеству спастись от любой опасности. В этом и состоит, по Юнгу, предназначение великого искусства и его воздействия на нас. В творческом же процессе происходит активация архетипических образов и их перевод на язык настоящего, что помогает нам воспользоваться опытом предков. Неудовлетворённому художнику являются первобытные образы (архетипы), которые лучше всего компенсируют несоответствие и однобокость настоящего. Художник преобразует образы из глубин бессознательной психики так, чтобы они могли быть восприняты современниками. При возникновении архетипических ситуаций человек внезапно испытывает огромное облегчение, словно утрачивает индивидуальность и становится составляющей огромной силы.
В соответствии со своей классификацией творческого процесса Юнг выделяет психологический вид творчества и провидческий (визионерский) вид творчества. Психологический вид творчества имеет дело с драматическим материалом, почерпнутым из сознательной жизни. Сюда относятся любовные романы, детективы, дидактическая поэзия. Визионерское творчество исполнено символического значения, зачастую не напоминает о повседневности. Его завораживающий материал как бы приходит из глубин безвременья, напоминает загадочные сны.
Юнг соглашается с представителями школы Фрейда в том, что художники, как правило, являются инфантильными личностями с аутоэротическими проявлениями. Такое утверждение, по его мнению, справедливо по отношению к художнику как человеку, но не к человеку как художнику. Подлинный художник, с точки зрения Юнга, бесчеловечен или сверхчеловечен: он в большей мере не человеческое существо, а творческий процесс, своё собственное произведение. Искусство, согласно этой концепции, вид врождённой системы, которая овладевает индивидом и делает его своим инструментом. Юнг даёт творцам искусства исчерпывающую характеристику: «Художник не является личностью доброй воли, следующей своим целям, но личностью, позволяющей искусству реализовать его цели посредством себя… Он коллективный человек, двигатель и кузнец бессознательной жизни человечества. Это его бессознательная маска, и она иногда так тяжела, что художник вынужден жертвовать своим счастьем и всем тем, что составляет смысл жизни обычных людей». Художник обладает даром во времена беспорядков и роковых ошибок общества донести до него опыт, хранящийся в коллективном бессознательном, но за божественный дар приходится дорого платить. Страсть к творчеству нередко заходит так далеко, что подавляет все остальные побуждения. С другой стороны, именно неспособность адаптироваться, внутренняя инфернальность и открывает, по словам Юнга, лучший доступ художнику к коллективному бессознательному. Чтобы объяснить личностные дефекты великих художников, Юнг метафорически допускает, что человек от рождения обладает ограниченным запасом энергии. Если почти вся энергия расходуется в творческой активности, то личностное эго может функционировать лишь на примитивном уровне, неизбежно приводя к развитию жестокости, эгоизма (аутоэротизма), тщеславия и прочих инфантильных черт.
Резюме
• Представление Фрейда о художественном творчестве как способе преодоления страданий совпадает с позицией Шопенгауэра. Художественное произведение, по Фрейду, результат преобразования болезненных побуждений инфантильной сексуальности в положительную энергию творческого процесса. Создание художественных произведений и их созерцание имеет, согласно Фрейду, психотерапевтическое значение. Он установил зависимость между характером человека и его художественными склонностями. Вопреки сторонникам экзистенциализма Фрейд считал поиск смысла жизни и размышления о ценности жизни проявлением психического заболевания.
• Хорни усматривала причину невротических расстройств в дефиците родительской любви в детстве. Она разработала собственную классификацию личностей на уступчивый, враждебный и обособленный типы. Проявлению творческих способностей, согласно Хорни, сопутствует свойственное обособленному типу отстранение от социальных связей, его склонность к одиночеству.
• Фромм, как и философы-интуитивисты, решающее значение в творческой деятельности придавал интуиции. Он, наподобие экзистенциалиста Хайдеггера, категорически противопоставляет существование по принципу обладания подлинному бытию. Творческую личность Фромм характеризует в русле философии Сартра как воспринимающую свою жизнь в непрерывном процессе рождения. Творческий человек приравнивает стирание гендерных различий к утрате одушевлённости.
• Эриксон большое значение в становлении личности придавал подростковому периоду, когда формируется эго-идентичность. При успешном прохождении этого периода происходит интеграция разных социальных ролей в единое представление о себе. Самооценка такого субъекта совпадает с мнением о нём окружающих, он следует определённой идеологии, соблюдает моральные нормы и сдерживает свои обещания. Затруднительные обстоятельства во взрослении подростка приводят к ролевому смешению. Субъект с неопределённым представлением о себе непоследователен, испытывает трудности в межличностных отношениях, склонен к противоправным поступкам.
• Основной мотивацией человека Адлер считал врождённое стремление к превосходству и совершенству. Каждый человек, согласно его концепции, обладает творческой силой и неповторимым стилем поведения. Стремление к превосходству над окружающими, согласно Адлеру, бывает социально полезным и социально вредным, даже болезненным и преступным. Адлер, в отличие от Фрейда, основное значение в характеристике личности придавал не прошлому её опыту, а поставленным ею целям, её отношению к будущему. Он высказал немало ценных идей, предвосхитивших становление гуманистической психологии.
• Подлинное искусство, согласно Юнгу – продукт коллективного бессознательного, которое транслирует в символической форме опыт человечества, необходимый в роковые времена. Художник лишь инструмент коллективного бессознательного, его индивидуальные качества играют второстепенную роль. Создание шедевров искусства опустошает личность художника, низводит её до примитивного уровня. Страсть к творчеству подавляет остальные побуждения. Поэтому в обыденной жизни создатели художественных ценностей нередко предстают жестокими, тщеславными и эгоистичными людьми, а то и страдают психической патологией.
Список литературы
1. Адлер Альфред. Наука жить/Альфред Адлер. – Киев: Port-Royal, 1997. – 288 с.
2. Адлер Альфред. Понять природу человека/Альфред Адлер. СПб: Академический проект, 1997. – 256 с.
3. Блюм Джералд. Психоаналитические теории личности/ Джералд Блюм; пер. с англ. и вступ. статья А.Б. Хавина. – М.: Академический проект, 1999. – 222 с.
4. Брилл А. Лекции по психоаналитической психиатрии/ А. Брилл; пер. с англ. и вступ. статья А.Б. Хавина. – Екатеринбург, Деловая книга, 1998. – 336 с.
5. Ницше Фридрих. По ту сторону добра и зла/Фридрих Ницше. – М.: Эксмо, 2018. – 512 с.
6. Першин Ю.Ю. Феномен сублимации: опыт философско-антропологического исследования/Ю.Ю.Першин. – Омск: СИБИТ, 2007. – 148 с.
7. Фенихель Отто. Психоаналитическая теория неврозов/ Отто Фенихель; пер. с англ. и вступ. статья А.Б. Хавина. – М.: Академический проект, 2004. – 848 с.
8. Фрейд Анна. Эго и механизмы защиты/Анна Фрейд. – М.: Эксмо, 2003. – 254 с.
9. Фрейд Зигмунд. Введение в психоанализ. Лекции/ Зигмунд Фрейд. – М.: Наука, 1989. – 456 с.
10. Фрейд Зигмунд. О психоанализе//Зигмунд Фрейд. Психоаналитические этюды. – Минск: Беларусь, 1991. – С. 5-47.
11. Фрейд Зигмунд. Очерки по психологии сексуальности// Зигмунд Фрейд. Труды разных лет в двух книгах. – Тбилиси: Мерани, 1991. – Книга 2. – С. 5-174.
12. Фрейд З. Достоевский и отцеубийство//Зигмунд Фрейд. Труды разных лет в двух книгах. – Тбилиси: Мерани, 1991. – Книга 2. – С. 407-426.
13. Фрейд З. Леонардо да Винчи. Воспоминания детства// Зигмунд Фрейд. Психоаналитические этюды: Избранные произведения. – Минск: Белорусь, 1991. – С. 370-422.
14. Фромм Эрих. Бегство от свободы/Эрих Фромм. – М.: АСТ, 2017. – 288 с.
15. Фромм Эрих. Человек для самого себя/Эрих Фромм. – М.: АСТ, 2010. – 350 с.
16. Фромм Эрих. Кризис психоанализа. Дзэн-буддизм и психоанализ/Эрих Фромм. – М.: Айрис-Пресс, 2004. – 304 с.
17. Фромм Эрих. Иметь или быть/Эрих Фромм. – М.:АСТ, 2016. – 320 с.
18. Хорни Карен. Наши внутренние конфликты/Карен Хорни. – М.: Эксмо-Пресс, 2002. – 358 с.
19. Эриксон Эрик Г. Детство и общество/Эрик Г. Эриксон. – СПб: Ленато, АСТ, 1996. – 592 с.
20. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис/Э. Эриксон. – М.: Прогресс, 1996. – 344 с.
21. Юнг К.Г. Психоанализ и искусство/К.Г. Юнг, Э. Нойман. – М.: Рефл-бук; Ваклер, 1998. – 302 с.
22. Ясперс Карл. Ницше. Введение в понимание его философствования/ Карл Ясперс. – СПб: Издательский Дом «Владимир Даль», 2003. – 143 с.
Глава 4
От описательной психологии В. Дильтея к психологическим взглядам В.Н. Мясищева
Психологическое учение В. Дильтея и неокантианцы
Большое влияние на развитие психологии, в том числе отечественной психологии, оказали психологические учения Вильгельма Дильтея (1833-1911) и Эдуарда Шпрангера (1882-1963).