Аратта. Книга 1. Великая Охота Семёнова Мария
Взявшись за руки, дети пошли по тропе среди сосен. Эта тропа была не слишком-то хоженой, хоть и очень древней, – она вела прямиком к Дому Дедов.
Кирья никогда тут прежде не бывала, и теперь ей было не по себе. Именно сюда переселялись старейшие ингри, когда им приходил срок, – в тесные, замшелые бревенчатые избушки без окон и без дверей, поднятые высоко над землей, чтобы лесные звери не могли до них добраться и потревожить покой высыхающих костей. Вот тропа нырнула в темный овраг, сам по себе казавшийся вратами в подземный мир. С обеих сторон тропы топорщились раскидистые, в пол человеческого роста заросли папоротников – это колдовское растение, проросшее прямо из мира костей и корней, звалось у ингри «ложем умершего».
Не просто так ингри хоронят своих мертвецов на деревьях – они возвращают их тела земле и лесу, а души – Мировому Древу. А уж дальше боги сами разберутся, куда пойдет душа. Добрая – в Крону и свет, вкушать золотые яблочки. Злая, дурная – к Корням, в перегной и тьму.
Тропа вынырнула из оврага, пошла вверх. Кирья наконец разглядела в сумраке темные четырехугольные пятна на деревьях, и слева, и справа. Повеяло плесенью и тленом… Вот они, посмертные избы дедов. Страшное, молчаливое место! Даже ветер тут какой-то нездешний – словно дует из темных, полных чудовищ подземных лесов, где светятся во мраке их голодные красные глаза… И папоротники шелестят, слово шепчут злые наговоры…
Ладони Кирьи вспотели, и она крепче сжала пальцы Мазайки.
– Не бойся, – тихо проговорил он. Мальчик не раз и не два ходил ночью этой тропой и знал, что не мертвых следует им нынче опасаться. – Чего ты? Это же наши деды и бабки, они нас оберегают! Чуешь, как они смотрят на нас?
– Да, – содрогнулась Кирья. – Мне кажется, я слышу их. «Ты чужая» – вот что они бормочут. «Зачем ты здесь? Уходи!»
– Как же ты чужая? Опять злых девчонок наслушалась? Не выдумывай, – отмахнулся Мазай, но на всякий случай ускорил шаг.
Вскоре деревья начали редеть. Темные четырехугольники пропали, стало светлее. По земле протянулись белые полосы лунного света. Тропа вышла на гору – круглый холм, озаренный луной. Сердце Кирьи забилось быстрее. Наконец-то она увидит тех, кого призывает манок – звериная голова!
Они поднялись на самую вершину холма. Девочка тихо вскрикнула, чуть не наступив на расколотую бедренную кость. Земля была усеяна ими – звериные черепа, ребра, обглоданные мослы…
– Это щенки игрались, – успокаивающе произнес Мазайка. – Сейчас они уже выросли… Стой здесь и держись ко мне поближе. Будь смелой. Иначе Дядьки почуют твой страх…
– Я не боюсь, – одними губами прошептала окаменевшая от такого подбадривания Кирья.
Мальчик достал из-за пояса вырезанную из кости короткую дудочку и поклонился на три стороны.
– Дед Хирва, отвори врата Зеленого Дома, выпусти своих ночных псов!
И подул в манок. Над лесом полился долгий переливчатый звук, очень похожий на тонкий, заунывный вой.
Зов отзвучал, и стало тихо – куда тише, чем до него. Кирья стояла как каменная, только глаза ее бегали, да сердце колотилось. Откуда придут Дядьки?
И все равно она пропустила миг их появления. Да и никто бы не заметил, как из ночных теней между деревьями, будто клочья тумана, проступили очертания звериных тел. Даже когда Дядьки словно потекли вверх по склонам холма, Кирья сомневалась, привиделись они ей, или это в самом деле пришли древние волки, хранители их рода. Никто никогда не видел их при дневном свете, и мало кто смел упоминать их другое имя – Ночные Гости, – оставшееся с тех времен, когда Дядьки и ингри еще не считали друг друга родней.
Они поднялись беззвучно на холм и один за другим улеглись в нескольких шагах от Мазайки, будто ожидая чего-то. Кирья глядела во все глаза, замерев, стараясь не дрожать от страха. «Я не боюсь, я не боюсь», – крутилось у нее в голове. Порой туда стучалось предательское «а если вдруг?», но она гнала из сердца непрошеные сомнения.
Дядьки были огромны, куда больше самого крупного из обычных волков. Толстые и могучие лапы, широкие челюсти и большие лобастые головы придавали их облику нечто жутковатое и в то же время щенячье. Но рассмотреть их толком было невозможно – их переливчатая шерсть, то непроглядно-черная, то серебристая, окутывала их туманной дымкой. В тени их было не видно вовсе, при свете луны они казались призраками, особенно когда не двигались.
Последним на холм поднялся вожак, матерый самец. Он поглядел на Кирью пристальным взглядом, который показался ей почти человеческим, и чуть приоткрыл зубастую пасть. Его холодные желтые глаза вдруг словно потеплели, когда вожак увидел Мазайку. Он бросился к нему так стремительно, что у Кирьи чуть не подкосились ноги от ужаса. Однако ее спутник явно ждал этого и вовремя подставил руки. Вожак водрузил свои лапы ему на плечи и начал облизывать лицо.
– Здравствуй, здравствуй, дружок! – с трудом удерживая мощного волка, с улыбкой приветствовал его Мазайка. – Она со мной, ее не трожьте!
Вожак уселся рядом и, как показалось Кирье, согласно кивнул.
– Вот, получай свое лакомство!
Мазайка достал из висевшей на боку объемистой сумки довольно крупный пахучий шарик. Волчьи челюсти клацнули, и шарик исчез в пасти.
– Что это? – шепотом спросила девочка. – Охотничья дорожная еда?
– Она самая, – кивнул Мазайка. – Дядьки ее страсть как любят. Там и мясо, и жир, и черника сушеная, и мед… Ну что, еще хочешь, друже?
Волк снова открыл пасть.
– Ну на тебе еще. Только смотри, я на всех принес. Зови длинноухую.
– Длинноухая – это кто?
– Мать-волчица. Она после вожака первая кормится. Так от века повелось. Ты погоди, вот у них волчата пойдут – у меня дел прибавится…
– Какие ж тут дела? – спросила Кирья, глядя, как волки один за другим подходят к мальчику.
Несмотря на явное нетерпение, они строго блюли порядок старшинства.
«Надо же, как у людей за столом – сперва батюшка, потом остальные», – подумалось ей.
– Ясное дело какие. Стая их уму-разуму научит – охотиться, прятаться, по лесу ходить бесшумно, на луну выть – всему, чему положено. А обучить их повиноваться людской воле да манок мой слушать – тут уж мне надо потрудиться. Им же от века это не предписано – стало быть, приучать их надо со щенков. Я ведь тут полстаи на руках носил!
– Волчат?
Мазайка нежно улыбнулся.
– Ты бы их видела, до чего славные! Они пока маленькие – ласковые, ко всем бегут, а чем старше, тем недоверчивее. Зато уже если привязались к тебе в детстве, так на всю жизнь.
Кирья смотрела на друга с восхищением. Страх ее отступил. Конечно, все знают, что Дядьки – лесная родня. Что стая живет рядом с ингри со времен прадедов. И все же, все же! Какая нужна отвага, чтобы водиться с Ночными Гостями, какая воля, чтобы они приходили на зов и слушались. Они ведь умные и гордые звери, страшные в бою и на охоте. Но они делают то, что скажет им волчий пастырь.
– Как так вышло, что Дядьки твою родню слушаются? – спросила Кирья.
– Меня с детства учили. И дед мой Вергиз так делал, и мне так завещано. Волки, они же не псы – их сколько ни корми, они имеют свою волю. Так что надо их приучить, что над их волей моя всегда главнее.
– А с чего началось-то?
– С холодной весны, – ответил мальчик. – Дед рассказывал: как-то один из наших пращуров, чуть ли не сам Хирва, пошел в лес силки проверять. А в том году все никак не теплело, долго снег лежал. Вот он ходил-ходил да и наткнулся на волчье логово. А в нем – волчица и волчата. Большие, головастые, лежат тихо, как невидимки. Пращур их тронул – а они мертвые, только те, кто в середке лежал, еще живы…
– Погоди, а как же волчица?
– Волчица отдала их…
– Да быть того не может!
– Может, – ответил Мазайка. – Ты и не представишь, до чего они умны.
Пращур забрал волчат, отогрел и вырастил… Так и повелось: как весна запаздывает, так люди моего рода забирают волчат в избу. Иначе у Дядек весь помет вымерзнет. Видать, раньше-то в наших краях потеплее было…
– Что ж они не ушли в теплые края? – подумала вслух Кирья.
– Может, другие стаи и ушли. Или погибли. А эти остались, потому что ингри не дают им помереть. Как холода не уходят, так Дядьки сами нам волчат тащат…
Кирья покачала головой. Звучало все это как сказки. Но вот они, Дядьки, – глядят на нее, как будто нарочно взгляд ловят. Один из переярков, разглядывавший гостью и так и этак, в конце концов подтолкнул к ней носом старую кость, и Кирья явственно ощутила исходящий от него вопрос.
«Что он хочет от меня? Угощает, что ли?»
Молодой волк посмотрел чуть ли не лукаво, склонил голову набок, и сразу стало ясно – играть!
– Понемногу приучали волчат к манку. А потом, как подрастали, в лес их выпускали, – продолжал свой рассказ Мазайка. – И тут уже другое дело – от селения их отвадить. Шутка ли – прямо за околицей ночами бродят такие страшилища! Их ведь долго нечистью считали, сродни древним зверям из Лесной Избы, – да я думаю, в этом много правды…
Черные волки один за другим подходили к Мазайке, и для каждого из них у него находилось угощение и почесывание за ухом. У Кирьи уже руки так и тянулись прикоснуться к густой волчьей шерсти. В лунном свете казалось, что она легкая и нежная, словно пух. Но она не осмеливалась. Кто ж не знает, как волки добычу режут? А этакий хищник, пожалуй, одним движением руку отхватит!
– Но Дядьки – понятливые. Больше они в деревню не ходили, а только сюда, на гору, – закончил Мазайка. – А уж потом стая разрослась, тут-то и выяснилось, что они и в охоте помогают, и от других лютых зверей селение берегут. Да не только от зверей. Видеть-то их никто не видел, но наслышаны все. Какой злодей к нам полезет, зная, что тут Ночные Гости покой стерегут?
Наконец, прихрамывая на заднюю лапу, к Мазайке подошел самый старый волк. Внук Вергиза скормил ему остатки угощения. Зверь ткнулся ему носом в ладонь, выказывая благодарность и спрашивая, нет ли еще немножко еды.
– Мало ему осталось, – вздохнул Мазайка, глядя на тощие и облезлые бока старого волка. – Когда дед меня первый раз привел, клыкач ох как силен был! А потом беда приключилась – деревом ему лапу придавило. Мы с дедом лапу ему выправили, но не до конца – вишь, ковыляет? С той поры он не охотится, за молодняком следит… Он ведь и нынешнего вожака научил меня слушаться. Он хорошо помнит и деда, и голос манка. Порой боюсь: вот придет новый молодой и дерзкий да и откажется меня слушаться. Даже и не знаю, что делать буду…
Вдруг Дядьки подняли головы и все, как один, повернулись в сторону оврага. Кирья увидела, как приподнялась верхняя губа у вожака, обнажая ярко белеющие в лунном свете клыки.
Мазайка, прищурившись, поглядел в сторону оврага и с досадой воскликнул:
– Да зачем же они сюда-то заявились? С огнем еще!
Теперь и девочка заметила – среди деревьев вдалеке двигались огоньки.
– Сюда же нельзя… – Мазайка быстро поднес к губам манок и издал короткую трель.
Дядек как ветром сдуло. Миг – и на пригорке никого.
Огни приближались. Стали слышны голоса.
– Сколько там народу!.. – пробормотал с тревогой Мазайка. – Нехорошее дело…
Наверх, на холм, однако, старшие не пошли, почтительно остановились внизу.
– Кирья! – раздался издалека зычный голос.
– Батюшка? – пробормотала она с удивлением.
– А ну иди сюда! Тут до тебя дело есть!
Среди людей, толпившихся близ холма, обнаружилось чуть ли не половину родичей. И не только родичей. При виде женщины, стоящей впереди всех, сразу стало ясно, кто осмелился привести ингри на запретный холм, пренебрегая всеми обычаями.
Ее прозвище было Высокая Локша. Немолодая женщина с прямой спиной, огненным взглядом и сурово сжатыми губами. Длинные полуседые волосы распущены по спине, на голове – расшитая речным жемчугом повязка, у висков покачивались подвески-уточки. Поверх длинной, богато вышитой рубахи Высокая Локша не носила юбки-поневы, как все женщины, только душегрейку и пояс с подвешенным к нему ножом, однако не только не выглядела нелепой, а напротив, все вокруг казались оробевшими в ее присутствии.
Высокая Локша была добродея – знающая женщина, настолько угодная речным богам, что достойна кормить их вареным мясом и теплой кровью. Еще она устраивала моления, лечила живых и провожала души в Дом Дедов. В деревне она бывала редко и только когда случалось что-то очень важное.
Резким движением Локша ткнула пальцем, указывая на Кирью:
– Вот она!
Борода Толмая, вождя рода Хирвы, уже поседела, но широкие плечи и зоркий взгляд говорили о могучей жизненой силе, которой далеко еще до истощения. Лучше его охотника не было в селении.
Весь прошедший день до заката ингри провозились в медленно отступающей ледяной воде, пытаясь спасти то, что могло уцелеть, огорченно глядели на вывороченные бревна городни и бранились между собой. Все ли было сделано как следует? Старший сын Толмая, силач Урхо, сокрушался, что бревна надо было вбивать глубже. Младший, дерзкий Учайка, спорил с ним, намекая на колдовство и порчу. Глава рода помалкивал, задумчиво глядя поверх голов на речку и темнеющий на дальнем мысу лес. Он ждал оттуда неприятностей – и дождался.
– А я первый сказал, что богов прогневили, – приглушенно прозвучал в толпе голос Учая.
– Так и есть, – громко произнесла в тишине Высокая Локша. – Нельзя призывать богов тому, кто ими не избран! Они за дерзость весь род карают.
Вытянутый палец ее взметнулся и уперся в оторопевшую Кирью.
– Как ты посмела взывать к богам, дева? Или ты посвященная добродея?
– Я не взывала… – начала Кирья и осеклась под пристальным взглядом ведуньи.
– А может, это я виноват? – выступил побледневший Мазайка. – Я глину под плотиной копал…
– Она, она, – уверенно повторила ведунья. – Я вижу. У нее отравленная кровь, или сами не чуете? Да что я спрашиваю, куда вам…
По толпе пронесся ропот. Кирья невольно съежилась под злобными, испуганными и неприязненными взглядами. Да и какие они ей сородичи? Даже Дядьки не смотрели на нее так недобро!
– Погоди-ка, ведунья, – выступил вперед Толмай. – Сейчас я ребят попытаю. Вы были утром на городне, когда нахлынула вода?
– Были, – признался Мазайка.
– И что там делали? Рыбу ловили?
Мальчик помотал головой.
– Я новую сойку лепил. Кирья рядом сидела…
– Просто сидела? – язвительно спросила Высокая Локша. – Не лги, отрок, я рыб спрошу, они мне правду расскажут!
– Это правда!
– Кирья, ты что скажешь? – повернулся к дочери Толмай.
Девочка мрачно промолчала.
– Что ты делала на плотине? – сурово повторил вопрос отец.
– Ничего дурного она не делала! – воскликнул Мазайка. – Только один раз…
Рука его сама дернулась к синей глиняной птичке, висящей на груди на кожаном ремешке.
– А ведь говорят – не свисти у воды, не дразни водяниц! – первым догадался Учай.
– Вот и выяснилось, – удовлетворенно кивнула Локша. – Она насвистела паводок! Верно говорю – на ней порча!
Тут уж все шарахнулись от Кирьи, как от заразной, чтобы ненароком, не приведи боги, не коснуться. Кроме Мазайки, конечно, – тот лишь крепче сжал ее ладонь.
А ведунья, повернувшись к Толмаю, властно сказала:
– Отдай ее нам, большак. Вода под священными ивами все очищает. Даже отравленную кровь…
Кирья попятилась, прижимаясь к Мазайке. Странное дело – еще утром она сама собиралась в кереметь и даже мечтала о том, как ведуньи примут ее к себе как одну из них. Но сейчас даже мысль о том, что добродея заберет ее и будет каким-то колдовством отмывать ее «отравленную» кровь, внушала ей ужас.
– Батюшка, не отдавай меня, – прошептала она, умоляюще взглянув на Толмая.
Вождь рода Хирвы нахмурился. Самоуправство добродеи в его селении не очень-то ему нравилось – пусть у себя в керемети распоряжается! Тем более речь шла о его дочери. Он заметил и быстрый взгляд Мазайки, брошенный в сторону леса, и то, что в руке мальчик все еще держал свой звериный манок… Толмай поднял голову и поглядел на восход, где, скрытые ночной тьмой, высились поросшие соснами крутые Лосиные Рога. День и ночь там, на самой вершине, нездешние голоса поют славу Варме, Господину Ветру…
– Дай-ка мне ту свистульку, – велел он Мазайке.
Тот послушно снял с шеи синюю сойку.
– Посветите мне! – Большак перевернул птичку и указал добродее на знак вихря у нее на брюшке. – Вон оно!
– Что там? – сварливо спросила ведунья.
– Ты была права, знающая. Тут нужно слово богов. Но не в керемети. Водяницы тут ни при чем. Мы отведем детей в Дом Ветра, к Ашегу, жрецу Вармы.
Мазайка переглянулся с Кирьей. Того не легче!
– А сейчас домой пошли оба, – произнес Толмай. – Мазай, у меня заночуешь. А утром вместе пойдем к Лосиным Рогам.
Вскоре все побрели обратно, шушукаясь между собой. Одна Высокая Локша осталась недовольна, однако спорить с Толмаем не стала. Лишь сказала ему:
– Попомни мои слова, большак, в крови этой девы – смертоносная сила, с которой ей самой не совладать! Она еще накличет на нашу землю зло…
Глава 5
Ширам, саарсан накхов
Колючие Горбы – так мохначи называли лесистые предгорья, куда понемногу спускалась тропа с холодных равнин Змеиного Языка. Да и тропы там толком не было. Погонщики выбрали путь вдоль одного из бесчисленных ручьев, сбегающих в долины. Поросшие травами просторы скоро сменились склонами, изборожденными следами осыпей, утыканными обломками скал. Крошечные кривые деревца, стелившиеся по земле, чтобы укрыться от ветра, робко начинали выпрямляться. И вот уже по обеим сторонам ручья во весь рост встали высокие раскидистые ели.
Мохначи прозвали эту местность Колючими Горбами вовсе не в похвалу. Им тут было не по себе. Как можно жить среди стоящих глухой стеной деревьев и громоздящихся повсюду валунов? Ведь всякий миг из-за ближайшей ели может броситься хищник, или вылетит стрела злобного лесовика! Да и за братьев-мамонтов мохначи переживали – ходить по каменным осыпям неудобно и опасно, повредить ногу – легче легкого. Хорошо хоть нашли русло наполовину пересохшего по летней поре ручья, устеленное мелкой, обкатанной галькой. Сам ручей, холодный до ломоты, тихо журчал посередине.
– А хорошо, что сейчас не весна, – проворчал Дакша, переступая через торчащий из земли острый край скалы.
– Почему? – весело спросил Аюр, шагающий рядом налегке. В руках царевич нес лук и поглядывал по сторонам в поисках какой-нибудь случайной добычи – птицы или белки.
– Нас бы попросту снесло потоком. Представляю, что тут творится в сезон таяния! И так-то глянь, господин…
Охотник повел подбородком в одну сторону, потом в другую. Не нравилось ему именно то, что Аюра и прочих ариев восхищало, – водопады! Они грохотали повсюду. Некоторые, вдалеке, падали с огромной высоты, их белые струи с глухим ревом разбивались где-то внизу среди деревьев, и над ними висело облако тумана. Другие сочились прямо из-под ног, убегая по скалам, словно по ступеням вытесанных горными богами лестниц, – звенели, булькали, рокотали…
– До чего же тут красиво! Я назову эту местность – Гремящий край! – торжественно заявил Аюр.
Он был наконец доволен путешествием. Вот это совсем другое дело, не то что надоевшие бесконечные переходы по унылым плоскогорьям!
Старый охотник не был с ним согласен.
– Нехорошее место, – покачал головой он. – Лучше бы нам скорее выбираться отсюда. Вон там, видишь, солнцеликий?
Он указал на юг, где на солнце слепяще сияла острая вершина горы. Вдруг глухой далекий гром прокатился, сотрясая воздух, и целый склон пугающе медленно пополз вниз, обнажая белоснежное нутро горы.
– Ого, там был лед! – воскликнул Аюр, завороженный величественным зрелищем.
– Поднимемся повыше, – приказал Ширам, который сам вырос в горах и знал, чем чреваты подобные оползни.
Они ушли из русла ручья, на случай если оползень вызовет паводок. Но паводок, если и был, прошел стороной.
Ручей внезапно оборвался крутым уступом – пришлось искать обход. Зато с обрыва на запад раскинулся вид до самого края земли – мягкие лесистые холмы, волнистые дали, плавно перетекающие из зеленого в голубой и теряющиеся в дымке на кромке земли и неба.
– Вот и он, Затуманный край! – Дакша покопался в памяти. – Ингри – так зовут себя эти племена. Они считают себя потомками то ли лосей, то ли волков…
– Обычное дело у дикарей, – заметил Джериш, насмешливо поглядев на Ширама. – У них каждый род ведет начало от какого-то зверя.
– А как они называют свою землю, не припомнишь? – спросил охотника Аюр.
– Ингри-маа – Прекрасная мать-земля.
– И они правы! – заключил Джериш, подходя к краю уступа, глубоко вдохнул и заорал во всю мощь:
– Э-ге-гей!
Воины подхватили клич. Над лесным краем полетело, многократно повторяясь, эхо. Позади в горах что-то словно проворчало в ответ.
– Заткнитесь! – резко повернулся к ним Ширам. – Хотите сорвать лавину?
– Откуда тут лавины? Эти горы в разы ниже снежного Накхарана. Бояться нечего, – с насмешкой ответил Джериш.
– А давай еще что-нибудь крикнем? – воскликнул Аюр.
Джериш бросил на накха лукавый взгляд и запел во весь голос:
- Не ходите, девы,
- На реку купаться!
- Змей узнает, где вы, –
- Сможет подобраться!
Голос у начальника Полуденных Жезлоносцев был такой мощный, что о приближении Охоты Силы могли бы услышать и спящие в берлогах медведи.
- Обовьет он ноги
- Да ухватит груди.
- Ой, спасите боги,
- Помогите люди!
Телохранители разом грянули припев. Ширам поморщился от досады.
Ему казалось, что Джериш прекрасно видит, насколько это пение ему не нравится, и потому нарочно дразнит его, стараясь горланить во всю мощь. А почему бы и нет? Ведь царевич Аюр и сам беспечно подхватывает веселые слова не слишком пристойной песенки.
Ширам припомнил их первую встречу – вечером того самого дня, когда повелитель Ардван назначил его руководить Охотой Силы. Тогда он и увидел своего будущего соратника в первый раз. Вернее, в первый раз толком рассмотрел его. Прежде ему доводилось встречать могучего арью во время смены постов – теперь же они сошлись глаза в глаза в караульном помещении дворца правителя. Джериш хлебал из миски пряную похлебку. Увидев в дверях Ширама, он лишь косо глянул на него, не предложив ни войти, ни разделить трапезу.
– Царевич Аюр отправляется на Охоту Силы, – начал Ширам, решив сразу перейти к делу. – Главой охоты назначен я. Это приказ государя.
– Знаю. А сейчас иди, не мешай есть.
«Ах вот как!» – подумал Ширам и сказал:
– Послушай – я знаю, что по праву и обычаю Охотой Силы должен был руководить кто-то из высших ариев. Но не я принимал решение, не я давал советы государю. И ты, и я выполняем его приказы. Надеюсь, мы поладим. Хотя бы чтобы выполнить приказ наилучшим образом.
Джериш молча отодвинул миску, бросил в нее ложку и встал, разводя плечи. Макушка Ширама едва достигала его подбородка.
– Нет, ты послушай, накх. Конечно, ты не даешь советы повелителю, куда уж тебе! Но если ты и впрямь хочешь, чтобы мы поладили, – запомни раз и навсегда. Я командую своими людьми – не ты, а я! А ты, если что-то будет нужно, меня попросишь, и я, может быть, исполню. Ты понял?
Он положил ладони на стол и как бы невзначай сжал кулаки.
– Я и не собираюсь отдавать приказы твоим воинам. Но глава похода – я, и ты будешь повиноваться мне, – нарочито спокойно ответил Ширам. – И твои люди тоже будут повиноваться мне, если у нас возникнут разногласия.
– А если они не захотят?
– Если нет, это будет считаться мятежом против государя. Знаешь ли ты, как накхи поступают с мятежниками?
Джериш на мгновение замер, будто пытаясь понять, насколько серьезен его собеседник. Затем вдруг расхохотался.
– Накх угрожает ариям казнью за мятеж против государя ариев! Давно так не смеялся!
– Накхи, – тихо произнес Ширам, – никогда и никому не угрожают. Я лишь передаю тебе слова нашего общего повелителя. И от себя настоятельно прошу их услышать.
Он повернулся и бросил через плечо:
– Доброй тебе еды. Завтра я жду тебя и прочих жезлоносцев у конюшен.
Та беседа, очевидно, возымела действие – всю дорогу у Ширама не было повода усомниться в Жезлоносцах Полудня. Пожалуй, лишь эти песни да порой ехидные шуточки за спиной намекали на истинный настрой телохранителей царевича. Ширам не обращал на них внимания. Его воля должна была сломить кичливых детей Солнца, и он знал, что не остановится, пока они не признают его право на власть.
Потому что они так и останутся телохранителями. А он – если будет на то воля богов и повелителя Ардвана – пойдет дальше. И насколько высоко – напрямую зависит от Великой Охоты.
Ширам хорошо помнил тот день, когда великий государь неожиданно призвал его к себе. Мог ли он вообразить, что ему желают дать поручение, достойное лучшего воина Аратты! И посулить награду, о которой ни один из накхов и помыслить не мог…
Придворная стража в начищенных до блеска бронзовых доспехах раздвинула копья, пропуская Ширама, сына Гауранга, наследника благородного дома Афайи, под зеленую сень запретного Сада Возвышенных Раздумий. Представители знатнейшего рода накхов были нечастыми гостями тут, в самом сердце Лазурного дворца. Сюда вообще мало кто допускался – и всякий раз с особого разрешения государя.
Но Ширам был не просто знатным вельможей и маханвиром Полуночной Стражи. Накхи всерьез именовали его законным наследником престола своего народа. Уже три сотни лет в разрушенной и опустевшей столице Накхарана селились лишь совы да змеи. Уже давным-давно было объявлено, что из многих разноязыких племен Господь Солнце выплавил единый народ Аратты. А все равно накхи – в своем кругу, конечно, – упорно величали Ширама саарсаном. Впрочем, у государя не было причин беспокоиться. Молодой воин служил в столице не первый год, неизменно являя разумную отвагу и преданность властителю ариев.
И все же стража не спускала с накха глаз. Все знали, насколько они ловки в ближнем бою и как умеют превращать в оружие любые, казалось бы вовсе неподходящие, предметы. Сейчас на приближающегося к государю Ширама с резных беломраморных галерей, окружавших сад, глядело семь пар очень зорких глаз, и семь стрел лежало на тетивах – на случай, если гость вдруг решит нарушить святость сокровенного места.
Ширам чувствовал устремленные на него взгляды и потому шел нарочито медленно, почтительно разведя в стороны руки, словно обращаясь с молитвой к Солнцу.
Сад Возвышенных Раздумий воплощал собой мечту о стране вечной весны, в которой обитают боги. Именно таким он и представлялся Шираму, который вырос в куда более суровых краях. Пьянящий аромат бесчисленных цветов, раскинувшиеся над головой широкие резные листья диковинных растений, вывезенных с далекого юга, тихий плеск воды в фонтанах – все это казалось накху даже чрезмерным для смертных людей. Но государь Аратты, разумеется, к таковым не относился.
Все дорожки в саду сходились к центру, где белела увитая цветущими лианами мраморная беседка. Там-то и ожидал гостя солнцеликий властитель.
Ширам приблизился к ступеням беседки и преклонил колено, не доходя до государя, как заведено, десяти шагов.
Ардван смерил его внимательным изучающим взглядом. Да, Ширам, сын Гауранга, именно таков, как о нем рассказывали. Черные волосы, зеленые глаза – признак прямого происхождения от Первородного Змея, который, согласно верованиям накхов, вылупился из Земного Яйца и стал предком всего живущего. Истинному арию он, пожалуй, чуть выше плеча. Однако не стоит тягаться с ним ни в силе, ни в ловкости. Хрупкость его обманчива, как, впрочем, всегда обманчив вид любого накха.
Повелитель глядел молча, еще раз проверяя свои расчеты. Можно ли довериться ему? Уж точно не менее, чем ближним советникам, замышляющим недоброе за его спиной. Но ими он займется отдельно. Не сейчас, но очень скоро…
– Ты служишь мне верой и правдой уже седьмой год, – начал Ардван, делая саарсану знак подняться с земли. – Мне рассказывали о тебе немало лестного…
Тот встал нарочито медленно, чувствуя, как упираются между лопаток пристальные взгляды лучников.
– Я желаю приблизить тебя.
– Это высокая честь, и я счастлив, если заслужил ее, – негромко промолвил воин.
«Как же, заслужил! – крутилось у него в голове. – Реши я сейчас отмахнуться от мотылька – и вместо острых взглядов в меня воткнутся отточенные стрелы. Уж что-что, а бить из лука арии умеют превосходно… Но государь что-то задумал, это бесспорно. Что и для чего? Будет ли мне от этого какая-то выгода? Или же я буду одной из палок, которые бросают под колесо застрявшей телеги? И тут же забывают, когда колесо, с хрустом переломив ее, катится дальше…»
– Я знаю, что твой род правил землями древнего Накхарана, до того как туда пришли мои предки, – продолжил Ардван. – И знаю, что между ними в те давние годы произошло сражение, решившее участь народов…
Государь смотрел прямо в лицо Шираму, ожидая, что тот выдаст свое отношение к битве, именовавшейся в его народе Битвой Позора. Непобедимые в личной схватке накхи прежде не встречали организованного врага и легко расправлялись со всеми, кто смел им противиться. Однако здесь их ждало нечто прежде невиданное. Тысячи всадников, повиновавшиеся единому слову и единому взмаху руки. Десятки колесниц с косами по бокам, наводящие ужас на пеших воинов, лавиной двигались по их земле. Накхи собрали огромное войско. Все, кто мог держать оружие, выступили под стены Накхарана. Их было в три, а может, и в четыре раза больше, чем пришельцев.
Но то, что произошло дальше, могло именоваться никак не боем, а скорее избиением. Всадники-арии, держась на расстоянии выстрела из лука, обошли фланги стоявшей на поле огромной разрозненной толпы накхов и с радостным улюлюканьем принялись осыпать их стрелами, сгоняя в середину поля, словно псы – овечью отару. Когда же толпа окончательно перестала походить на войско, под низкий рев громогласных труб на потерявших надежду защитников столицы ринулись боевые колесницы.
Афайя, предок Ширама, тогда бегом устремился навстречу передовой колеснице, на которой с луком в руках стоял предок Ардвана. Возница едва успел натянуть вожжи, но царственный арья даже не шелохнулся, будто врос в днище колесницы. А предок Ширама рухнул на колени возле колеса, моля о милости. Там он и принес клятву верности в обмен на сохранение остатков его несчастного народа.
Предок Ардвана был милостив и мудр. Он приблизил к себе Афайю. И хотя так до конца и не доверился ему, но все же держал при себе безотлучно, поручая зачастую весьма ответственные задания.
«Неужели что-то меняется? – думал Ширам, глядя на повелителя. – Что и почему?»
– Я хочу укрепить связь между ариями и накхами, – неспешно говорил тот. – У меня две руки, и, хотя одна из них левая, а другая правая, они дороги мне обе. И если я хочу, чтобы мои стрелы достигали цели, я не стану пользоваться лишь одной рукой.
– Это мудрое решение, мой государь, – по достоинству оценив паузу в речи Ардвана, негромко проговорил саарсан.
– Спасибо, что ты это заметил, – усмехнулся владыка.
Ширам невольно прикусил язык. Но Ардван явно не был настроен гневаться.
– Мне рассказывали о тебе много лестного, – повторил он, – и потому я принял решение, которое, возможно, удивит тебя.
Ширам напрягся, ожидая подвоха.
– Я желаю выдать за тебя свою младшую дочь, царевну Аюну.
Ширам в первое мгновение застыл с открытым ртом. Он ожидал всякого, но не этого. Он сам бы сейчас затруднился ответить, сколько наложниц живет в его древнем дворце-крепости в Накхаране. Не считая шести жен из знатнейших накхских родов, украшающих собой его обиталище. Но дочь повелителя?! Это не просто седьмая жена. Это позволение стать ближним родичем государя!
– Что же ты молчишь?
– Я польщен, – выдавил Ширам.
Он попытался вспомнить, как выглядит царевна Аюна, но, к стыду своему, не смог. Он и видел-то ее изредка на больших приемах и храмовых праздниках, всегда в толпе придворных – тонкая и стройная девушка с гордой осанкой, медово-золотистыми волосами и яркими глазами, увешанная украшениями, словно статуя богини. Его бросило в жар. Какие они, знатнейшие женщины ариев?
– Я онемел от восхищения. Я и помыслить не мог о такой милости ко мне!
– Ты заслужил ее. – Ардван поднял руку в останавливающем жесте. – Но прежде я желаю, чтобы ты сопроводил моего сына Аюра в Великой Охоте Силы. Я верю тебе, а потому поставлю главой всей охоты…
Ширам склонился в поклоне, как будто обрушившаяся на него неслыханная честь пригнула его к земле. Мысли его метались. Ему, накху, – возглавить Охоту Силы?! Но это не только огромная милость, но и величайшая ответственность. И это точно не делается просто так!
– Ты будешь не только руководить походом, но и лично охранять Аюра, – продолжал государь. – Ты станешь его тенью и, если нужно, его щитом.
Он замолчал, проверяя, услышал ли накх его слова. Ширам их услышал и уловил скрытый смысл.
Почему же Ардван не пожелал довериться своим сородичам?
Читать бесплатно другие книги:
