Аратта. Книга 1. Великая Охота Семёнова Мария

Глава 6

Дом Ветра

До скал, называемых Лосиными Рогами, было не так уж и далеко – не больше дня пути. Утром вышли на заре все вместе – Толмай, его сыновья и Кирья с Мазайкой – и направились напрямик через лес, Зеленый Дом, как звали его ингри.

Тропа вилась среди елей, стрелы солнца пронзали колючие ветви, золотыми полосками лежали на хвое. Где-то стучал дятел, пахло грибами – жить да радоваться! Только Мазайке с Кирьей было не до веселья. Братья Учай и Урхо шагали позади, беспечно болтая между собой и заодно приглядывая, чтобы дети не сбежали. У тех и так ноги сами подгибались. Но никто из них и виду не подавал. Кирья шагала, подняв голову и холодно улыбаясь. Насмешник Учай посматривал на нее, скривив губы, – вот каменная девка! И богов не боится! На самом деле Кирье, конечно, было страшно. Одно дело – видеть богов во сне, другое – когда тебя ведут к ним на суд.

Жреца Ашега она видела пару раз в жизни, и то издалека. Не так часто обитатели деревни сталкивались с тем, кто служил одному из великих богов, да еще в его земном доме. По особым случаям к Ашегу обращались с просьбой выбрать жертвенных животных, а в ночь солнцеворота он торжественно возжигал на высоком берегу огромный ежегодный костер. Обычно Ашег вместе с семьей жил в лесу, неподалеку от Лосиных Рогов, где на священной скале стоял Дом Ветра, и в деревне не показывался. Ингри жреца очень уважали и побаивались – ведь только он осмеливался подниматься в дом бога и возвращался оттуда невредимым.

Мазайка, в отличие от подруги, не раз ходил вместе с Дядьками к Лосиным Рогам и видел Дом Ветра – издалека, конечно. Правда, храбрости ему это не прибавляло. Однажды он хотел было подобраться поближе к каменной избе, вознесшейся в небеса на отвесном скалистом выступе, но оттуда вдруг донесся такой пугающий, нечеловеческий вой, что отрок чуть не сверзился с кручи прямо на острые камни. Нет уж, пусть с богами видятся те, кто знает правила и обряды. Немало сказок у ингри о тех, кто ненароком оскорбил богов. Порой боги милостивы, если им угодишь, но могут быть и жестоки. А еще они любят живую кровь и вареное мясо… Видяна предпочитает белых гусей, громовик Шкай раз в год требует бычка, причем непременно рыжего, без единого пятнышка…

Мазайка содрогнулся. Кто знает, чьей кровью кормит Господина Ветра жрец Ашег?

В сыром воздухе потянуло дымом. Жилище Ашега было уже где-то поблизости.

Когда семейство Толмая столпилось перед приземистой избой, упрятанной под плоской наклонившейся скалой, и Мазайку с Кирьей выпихнули вперед, ничего особенно страшного они не увидели. Колдун, по пояс голый, рубил на колоде дрова. Заметив гостей, он выпрямился и махнул им рукой, чтобы подходили ближе. Мазайка удивился, поняв, что колдун еще не так уж стар. Его длинные седеющие волосы были обвязаны пеньковой веревочкой, чтобы не лезли в глаза. Худое тело было покрыто красными и синими узорами, на шее и запястьях – связки оберегов.

– С чем пришли?

Ашег воткнул топор в колоду, выпрямился и окинул острым взглядом гостей. Глаза у него были как у Мазайки – светлые-светлые, прищуренные, слегка раскосые. Сразу ясно – эти глаза богов видали и не зажмурились…

Толмай выступил вперед, поклонился и принялся рассказывать все по порядку: и про паводок, и про плотину, и про обвинения добродеи… Жрец Вармы внимательно слушал, разглядывая Кирью. Та бесстрашно смотрела на него. Ашег почему-то не показался ей столь опасным, как Локша.

– Покажи-ка сойку, – приказал жрец Мазайке.

– Вот, – протянул свистульку мальчик.

Колдун еще подумал, зачем-то подкинул сойку на ладони и сказал Толмаю:

– Пока оставь дочку здесь. Это дело непростое. Если на ней нет порчи – я ее завтра отпущу, сама прибежит домой. Если есть…

– Я с ней останусь, – быстро заявил Мазайка. – Это ведь я ту сойку слепил! И тоже свистел…

– Оставайся, – неожиданно просто согласился Ашег. – А вы ступайте, – кивнул он Толмаю и его сыновьям. – Ну иди сюда, дева.

Кирья и хотела шагнуть, но словно в землю вросла.

– Иди давай, – легко подтолкнул ее отец.

Внутри Кирьи словно невидимая нитка порвалась. Она вздохнула, подошла к Ашегу и встала рядом с ним, глядя себе под ноги.

– Да будут добры к вам боги, – с сочувствием глядя на сестру, пожелал Урхо.

– Что им боги! Как бы эти двое тут бурю не насвистели! – услышала Кирья ехидный ответ Учая. Отец ответил им только глубоким вздохом, и вскоре родичи скрылись среди деревьев.

Дождавшись, когда они отойдут подальше, Ашег неожиданно свистнул по-птичьи. Из-под скалы тут же выскочила босоногая девочка с ковшом, полила ему на руки. Умывшись, колдун проверил, осталась ли в ковше вода, и приказал:

– А теперь принеси яйцо. Сейчас все про вас узнаем, – подмигнул он с недоумением глядящим на него детям.

Когда еще теплое яйцо из-под курицы было принесено, Ашег осторожно разбил его и вылил желток в воду, после чего водрузил ковш Мазайке прямо на макушку.

– И что мне делать? – шепотом спросил мальчик.

– Постоять спокойно.

Мазайка послушно застыл на месте, стараясь даже не дышать. Вскоре Ашег снял у него с головы ковш, поглядел в него и с некоторым разочарованием сказал:

– Ничего! Хоть бы свернулись, что ли… Ну теперь ты, дева!

Ковш с плавающим в нем яйцом оказался на голове Кирьи. В лесу закуковала кукушка, и не в лад ее размеренному кукованию торопливо колотилось ее сердце.

– Ну-ка посмотрим, что там за порча… – пробормотал жрец, снимая ковшик с головы и с любопытством в него заглядывая. – Господин Ветер, это еще что такое?!

Мазайка тоже сунул нос в ковш.

– А где яйцо? – не понял он.

В воде, распустив во все стороны нити-щупальца, плавал непонятный, но зловещий с виду красный шар.

– Хватайся крепче, да не повисай на корнях, тут некоторые деревья сами еле держатся…

Ашег, Мазайка и Кирья поднимались на Лосиные Рога по извилистой и опасной тропинке. Даже и тропой ее сложно было назвать – перебираешься с выступа на выступ, цепляясь за чахлые стволы сосенок, и вниз лучше даже не глядеть. Мазайка, вспоминая, как пытался забраться на эту кручу год назад, все сильнее хотел зажмуриться и на пузе сползти вниз, пока руки сами не разжались. Если сорвешься – катиться будешь долго, пока не рухнешь на камни там, где омывает священную скалу быстрая Вержа.

– Почему желток стал красным? – услышал он голос Кирьи – на удивление спокойный.

– Если бы я знал! – ответил Ашег, слегка задыхаясь от крутизны подъема. – Вот если б не изменился, значит и нет на тебе никаких чар. Распустится белыми нитями во все стороны – кто-то косо на тебя посмотрел, пожелал нехорошего. Свернется яйцо, будто вареное, – некто тебе зла желает. Почернеет – я сам такого не видел, но в старые времена бывало, – тут намеренно наведены темные чары. Но такого, чтобы желток покраснел, я не слыхивал и не видывал…

Ашег подтянулся, взобрался на широкую площадку, от которой тропа уже полого шла на самую вершину скалы, подсадил Кирью, протянул руку Мазайке и выдернул его наверх, как репку.

– Такое удивительное знамение! – повторил он задумчиво. – Теперь я понимаю, почему испугалась добродея… Тут надобно спросить самого Варму!

Мазайка стоял на краю пропасти, перебарывая головокружение и с восхищением глядя вдаль. Озаренная солнцем Холодная Спина пламенела на востоке, словно облитая ало-золотым огнем. Окружающая ее сизая стена туманов казалась облаками, что под собственной тяжестью легли на землю. К северу и югу, куда глаза глядят, голубыми волнами расходились еловые леса. Далеко внизу глухо шумела река.

– Не спи, – поторопил его Ашег. – Я еще должен все подготовить до заката.

Налетел порыв ветра, зашелестели кроны сосен, и вдруг прямо позади Мазайки раздался тот самый вой, который так напугал его в прошлый раз. Таких голосов не было ни у людей, ни у зверей. Даже пение Дядек в полнолуние не звучит так жутко!

Мазайка вскрикнул, чуть не сорвавшись с края скалы, – Ашег еле успел поймать его.

– Что творишь? – сердито закричал он. – Крылья небось пока не отрастил?!

– Она поет! – раздался позади восхищенный голос Кирьи. – Как она это делает?

Мазайка обернулся – прямо у него за спиной раскинула резные крылья птица с хищным клювом и человеческими глазами. Вместо лап у нее были узловатые корни, уходящие в трещины скалы. Перед птицей стоял небольшой каменный жертвенник с остатками подношений. В груди удивительного деревянного существа было просверлено несколько отверстий. Из них-то и раздавался вой.

– Это ветер! – мигом догадался мальчик. – Ветряная дудка! Так вот оно что! А я-то боялся…

– Я тебе дам «дудка», – фыркнул Ашег. – Поклонись стражу Дома Ветра!

Только теперь Мазайка осознал, что наконец он там, куда его давно тянуло любопытство, – у порога дома самого бога Вармы.

Святилище на Лосиных Рогах существовало с незапамятных времен. Вернее, священными почитались сами скалы, гигантскими каменными рогами торчащие в небеса посреди лесистой низины, в которой обитал народ ингри. Сказания утверждали, что эти скалы и есть не что иное, как сброшенные рога первородного Великого Лося, который по велению Вармы сошел с небес, чтобы сразиться в бою за Мать-Лосиху. Она и породила хозяина леса, бога Хирву, от которого пошел род ингри.

«Беда придет с гор, и спасение на горах найдете», – гласило древнее пророчество. Правда, что оно означало, Ашег понятия не имел. Но он делал то, что ему положено, – обустраивал святилище, чтобы Варме было удобно и приятно гостить тут между небом и землей. Иногда жрец приносил жертвы, но нечасто – по пустякам Варму никогда не беспокоили. Для обыденных дел вполне годились керемети – священные рощи.

Поклонившись птице-стражу, Ашег и дети прошли дальше, к небольшой каменной избе на круглой поляне. Мазайка никогда прежде таких домов не видал. Больше всего эта чудная изба напоминала домик предков из Дома Дедов. Но те были без окон и без дверей, а эта наоборот – в каждой стене по узкому окну. Как объяснил Ашег, чтобы Господин Ветер мог влетать с любой стороны, с какой ему вздумается.

– Сейчас его здесь нет, – сказал Ашег, заметив, что мальчик со страхом смотрит на Дом Ветра. – Но я призову его и, если он придет, задам вопрос.

– Про паводок? – спросила Кирья.

– И про яйцо тоже.

Жрец улыбнулся и потрепал ее по кудлатой голове.

– Не бойся.

– Я не боюсь, – решительно ответила девочка. – Чего мне бояться? Я ничего дурного не делала и богов не оскорбляла.

– Ты – нет, – согласился Ашег, а сам мысленно добавил: «Но что-то в тебе вызывает беды и знамения помимо твоей воли…»

Разводя огонь на каменном жертвеннике в центре избы, жрец думал о том, что понять, в чем дело, будет очень непросто. Его с юных лет учили видеть и распознавать знамения, замечать в обыденном жизненном течении знаки богов, понимать, кому и для чего они посылаются. Но сейчас знамения что-то уж очень грозны! Что творится с этой девочкой, которая ни обличьем, ни нравом не похожа на ингри? Какую весть она им несет? Ашег, привыкший жить близ богов и угадывать их намерения, чувствовал – нечто приближается, что-то сдвигается в мире. Зреют, накапливаются перемены и, если не понять, не предотвратить, однажды обрушатся потопом… И тогда будет уже поздно.

Искры посыпались с кресала, затлел сухой мох, вспыхнула береста, и сумрачное нутро каменной избы озарилось теплым светом. Ашег бросил в костер несколько веточек душистого можжевельника, подождал, пока разгорится пламя, достал из принесенного с собой короба большую берестяную баклажку и выдернул пробку. По воздуху поплыл сильный сладкий запах, мешаясь с ароматом можжевельника. Шепча моления Варме, Ашег налил питье в глиняную плошку с длинной ручкой и начал греть на огне.

Под потолком что-то негромко зашелестело. Мазайка, пристроившийся у жертвенника, поднял глаза и увидел, что над его головой плавно кружится деревянная птица. Изба была почти пустой, только по стенкам висела кое-какая утварь и посуда для приношений. А что это там в углу?

– Что это? – спросил мальчик, забыв о страхе. – Можно посмотреть?

Ашег поднялся и снял со стены короб с натянутыми на него струнами.

– Это гусли, – ответил он. – Такие делают на юге, в землях вендов. Эти – священные, как и каждая вещь тут, в божьем доме. На этих гуслях только сам Господь Варма играет. Если он посетит нас, – может быть, сам услышишь.

– Я бы тоже хотел, – признался мальчик.

– Может, когда-нибудь и сыграешь. Варма к певцам и музыкантам благосклонен.

– Нет, – сказала вдруг Кирья.

– Что – нет?

– Я только начала играть на сойке, как по реке поплыли льдины и вода начала подниматься. Значит, моя игра его не порадовала!

– Как знать! – сказал Ашег. – Ты полагаешь, что Варма решил покарать тебя за плохую игру? А может, он, напротив, хотел предупредить вас?

– Нет, – снова сказала Кирья. – Он показал нам Холодную Спину, по которой идут мамонты с избушками на спинах. А еще огромные ледяные пещеры, которые размывает вода. Эта вода и вырвалась на свободу, когда я заиграла…

– Мамонты? Избушки на спинах? – с изумлением повторил Ашег.

– Я их тоже видел, – подтвердил Мазайка. – А пещеры – нет. Только паводок. Но он и так, почитай, каждый год приходит…

Жидкость на огне вскипела и поднялась буро-золотистой пеной. Ашег поставил ее на край жертвенника, чтобы слегка остудить.

– Это морочный мед, – объяснил он. – Сейчас я его вам дам, и вы уснете. Проснетесь только завтра утром. Голова будет болеть очень сильно, но тут уж ничего не поделаешь – придется потерпеть.

– А когда прилетит Господин Ветер? – спросила Кирья, послушно принимаясь за питье.

Первый же глоток жгучего, приторно-сладкого зелья ударил ей в голову, туманя сознание. После второго изба поплыла у нее перед глазами. Но Ашег заставил выпить все до капли. Только после этого он отпустил девочку, которая тут же заснула, где сидела.

Потом Ашег напоил морочным медом Мазайку, уложил на пол и его, а сам сел рядом поудобнее и приготовился ждать. Дело зелья – выпустить дух из тела, как птицу из клетки. Но в полете может случиться все, что угодно. Может быть, дети просто проспят всю ночь, а утром расскажут, что видели. А могут и вовсе не вернуться в тело – и такое порой бывало. Или вернутся, но не одни…

Качнулось пламя.

Затрепетали деревянные перья у небесной птицы.

Ашег склонился перед жертвенником, прижимая к груди ладони.

– Приветствую тебя в твоем доме, Господин Ветер…

Мазайка беспечно посапывал на полу. Ему снился Зеленый Дом и лесной бог Хирва, его владыка и прародитель всех ингри. Косматый великан ласково кивал головой, увенчанной тяжелыми лосиными рогами, – зазывал волчьего пастушка в гости…

А Кирья в беспокойном сне опять летела молнией над выцветшими плоскогорьями Холодной Спины, над ее ледяными обрывами и снежными склонами. Она снова видела сходящие в вечном тумане лавины и невиданных зверей, огромными скачками уходящих от гибели… Они все ближе…

Дикий вопль заставил подскочить на месте задремавшего у очага Ашега.

Жрец схватил Кирью за плечи, приподнял с пола:

– Что?! Что ты видишь?!

Глаза девочки широко распахнулись, по лбу потекли капли пота. Скрюченными пальцами она вцепилась в рукава вышитой жреческой рубахи.

– Зверь! – прохрипела он. – Чудовище!

– Какое чудовище?!

– Оно идет сюда…

Глаза Кирьи закрылись, тело ее тряпкой повисло в руках жреца.

«Это все?» – успел разочарованно подумать Ашег.

Но тут ослабшее тело выгнулось дугой. На этот раз не было ни воплей, ни вытаращенных глаз. Кирья села ровно и спокойным голосом заговорила нараспев:

– Смерть идет в земли ингри. Берегитесь зверя! Но больше всего берегитесь ненависти!

– Какой зверь? О чем ты? – торопливо спрашивал Ашег, хоть и понимал, что девочка его не слышит. Дух ее не здесь, а где – неведомо.

– Чудовище убьет одного, ненависть убьет всех…

Ашег видел, что слова начинают звучать все медленнее, все тяжелее. Нечеловеческое напряжение провидческого сна-яви вот-вот сменится бесконечной усталостью. Сейчас Кирья снова свалится в беспамятстве…

– Какое чудовище идет в земли ингри?

Кирья вяло помотала головой, хотела ответить – и уже не смогла.

Ашег разжал руки, бережно уложил детей у очага, накрыл для таких случаев припасенной в избе волчьей шкурой. Мазайка сопел во сне, Кирья же лежала холодная и неподвижная, как мертвая. Кажется, даже не дышала. Но Ашега это не пугало. Слабость была обычным делом после видений. Завтра она проснется измученной, но ничего не вспомнит.

«Парня я завтра отправлю обратно. Но что же мне с тобой дальше делать? – подумал Ашег, глядя на Кирью. – У себя оставить?»

Похоже, эта дева способна проникать взглядом в мир богов, а может, и заглядывать в Бездну. Значит, ей одна судьба – в ведуньи. Но кто будет учить ее? Каждое новое знамение было страшнее предыдущего. И теперь еще эти предсказания! Что близится некое зло, он и сам чуял. Но какое?

И что еще за зверь? Может, зверь-защитник? В древние времена такие звери были у каждого ведуна. Да и сейчас порой приходили. Но почему тогда Кирья так испугалась? Видно, этот зверь очень страшен и силен. Тогда тем более нельзя отпускать ее, надо учить, пока она сама себе не навредила…

Жрец бога ветра задумчиво посмотрел на берестяную флягу с морочным медом. Потом взял и отпил несколько глотков.

– Господин Варма! – прошептал он, засыпая. – Что увидела Кирья?

Но во сне Ашег увидел только снежную пустыню. Ветер гонит поземку по бескрайней равнине. Глазу не за что зацепиться. Сам он стоит на пороге Дома Вармы, озираясь в недоумении. Где земли ингри, где бескрайние леса, где Холодная Спина? Ничего нет! Ветер сметает снег, но под ним не земля – черный лед… И тут Ашег понимает, что это не равнина, а замерзшая вода – от края до края неба.

Глава 7

Взгляд в спину

Мамонты ступали так плавно и неспешно, что со стороны казались спящими на ходу. Они двигались один за другим вдоль берега Длинной Воды, как мохначи между собой прозвали шумный ручей. Когда Колючие Горбы сменились лесистой равниной, ручей перестал скакать по камням, успокоился, затих и превратился в полноводную речку.

Дорога по берегу была довольно узкой. Местами из земли выпирали покрытые мхом скалы. Порою к берегу подступал густой сосновый лес, доходивший иногда и до самой кромки обрыва. В этом случае мохначам, а заодно и охотникам приходилось спешиваться, валить деревья, а то и устраивать стоянку, прежде чем удавалось расчистить путь.

– За теми скалами – земля лесовиков, – пояснила Хасте мохначка Айха и ткнула пятерней в дикое, поросшее сосняком нагромождение огромных скал впереди. – Они называют это место Лосиное Горло. Вон там – рога. Видишь, скалы торчат? А сам Великий Лось будто пьет из реки.

– Откуда ты знаешь о лесовиках?

– Старые люди говорили.

– А им откуда известно?

– Много ходили. Много знают.

– И что, в тех краях в самом деле хорошая охота?

Мохначка кивнула:

– Мех хороший, мягкий.

– А большой зверь?

– Большой зверь – плохо. – Она погладила ладонью макушку своего шерстистого побратима. – Большой зверь на Айхо прыгал. Пятнистый, клыки вот такие! – Она выпрямила ладонь. – Очень злой!

– Здесь живет? – заинтересовался Хаста.

– Здесь – не знаю. Там. – Она махнула назад, в сторону скальной гряды, с которой они недавно спустились в лесистую долину. Ей очень хотелось рассказать этому волшебному человеку столько всего интересного. Но она знала так мало, что сама себе казалась никчемной тупицей рядом с ним.

– А лесовики, что они за люди?

– Люди? – озадаченно повторила Айха.

Она не знала, что ей ответить. Конечно, жители этих мест ходили и даже бегали на двух ногах. Но были ли они настоящими людьми? Старики рассказывали, что они помесь людей и лесного зверья. Что с ними всегда нужно быть настороже. Однако сама она видела лесовиков лишь издалека.

– Кто их вождь? Ценят ли они бронзу или золото? Какое у них оружие? Какие боги?

Погонщица мамонта поглядела на собеседника с благоговейным трепетом. Разве мог кто-либо из живущих знать так много?

– О чем ты с ней говоришь? – крикнул, высунувшись из закрепленного на спине бредущего следом мамонта шатра, Аюр. – Расспрашивай о нравах народа, в чьи земли мы входим!

Вслед за ним выглянул наружу Ширам.

– Что ты делаешь?! – В голосе начальника телохранителей слышалось неподдельное изумление.

– Разговариваю с ней. Она умная девушка.

В ответ ему послышался хохот.

– Что смешного я сказал? – недовольно оглянулся жрец.

– Это лучшая шутка сегодняшнего дня! Разве не смешно? Мохначка – девушка, да еще и умная! А вот это существо, – Ширам легонько прикоснулся острием лунной косы к холке своего мамонта, – по-твоему, юноша? И тоже явно неглупый…

– Судя по тому, что молчит, вместо того чтобы сотрясать воздух глупыми шутками, – уж точно не дурнее некоторых, – отрезал Хаста.

Накх побледнел от гнева. Наглый простолюдин с длинным языком! Навязанный ему рыжий жрец и так не слишком радовал его своим присутствием. Ширам предпочел бы обходиться и без него, и без шумной пятнистой шавки, перевозимой им в плетеной корзине. Но невзрачного человечка прислали из главного храма Исвархи, и спорить с его жрецами не было никакой возможности. Кроме того, парень приносил пользу. Он был сведущ в лечебных настойках и огненных зельях и очень скоро осваивал новые языки. За время путешествия из Аратты он наловчился болтать с мохначами на их невнятном мычании почти так же ловко, как обученный переводчик Варак.

– Если ты станешь дерзить мне, я спущу с тебя шкуру и натяну на барабан, – посулил Ширам жрецу.

– И тогда ты услышишь правду в его звуках, – ни мгновения не задумываясь, ответил Хаста.

Накх скрипнул зубами. Конечно же, казнить нахала он не смел. Но мало ли какой тяжелый камень может свалиться на голову… Он хотел было крикнуть зарвавшемуся жрецу, чтобы тот помнил свое место, – но вдруг, как это с ним часто бывало, почувствовал мерзкий холодок между лопаток. Кто-то смотрел на него пристально, не сводя глаз. Это Ширам ощущал так же ясно, как видел дневной свет.

Много лет тому назад, когда он едва научился владеть оружием, отец отвел его в горную пещеру, оставил ему немного еды и ушел, завалив камнями выход. Ширам стер пальцы в кровь, пытаясь отвалить камни. Он выбивался из сил, но все без толку. Он не знал, сколько времени провел в непроглядно темной пещере, – но именно тогда он впервые кожей почувствовал обращенный на него голодный, недобрый взгляд. Он быстро обернулся – и сделал это очень вовремя. К корзине с его едой уже тянул лапы страховидный мохнач! Ширам схватил оставленную ему отцом дубину и набросился на пещерного жителя. Тот, не принимая боя, метнулся вглубь пещеры. А мальчик снова принялся разбирать камни. И вновь почувствовал взгляд…

Он не спал и еле держался на ногах, то и дело бросая работу, чтобы отогнать врага от остатков пищи. С каждым днем тот, видя, что мальчик слабеет, становился все наглее. Но в конце концов Ширам дал возможность мохначу дотянуться до оставленной на камне ячменной лепешки и что есть силы ударил его дубиной по затылку. Хруст позвонков прозвучал для него победной песней. Когда же наконец ему удалось проделать лаз и, сдирая кожу на боках, выбраться к солнцу, у входа в пещеру его поджидали отец и дед. Осмотрев место заточения внука, старый накх покачал головой и проговорил неодобрительно:

– Он будет славным воином, но плохим князем.

– Почему? – робко осведомился мальчик.

– Мохнач был вдвое крупнее и втрое сильнее тебя. Ты победил его. Победил, найдя способ заманить его в засаду. Но он не угрожал тебе. Он был просто голоден. Его запустили в пещеру за два дня перед тобой, и с той поры он не съел ни крошки. Ты бы мог дать ему часть еды, и он бы с радостью помог тебе отваливать камни. Ему не меньше твоего хотелось увидеть солнечный свет. Ты не годишься, чтобы быть правителем накхов – саарсаном.

Ширам бросил на деда взгляд исподлобья:

– Дикарь был врагом. Он хотел украсть мою еду!

Старый накх печально взглянул на него:

– Ты увидел врага там, где настоящий правитель увидел бы возможность. Но, убивая одних врагов, ты порождаешь новых. Тебе придется уничтожить всех, чтобы избавиться от недругов. Ни один князь не смог добиться этого. А если не сделаешь этого – всегда жди удара в спину. Потому я и говорю – ты будешь плохим саарсаном.

– Но он еще очень юн, – вступился отец. – Он наберется ума.

Дед покачал головой:

– Пока что можно сказать одно. Он навсегда запомнит обращенный на него взгляд из темноты. Это поможет ему сохранить жизнь. Обо всем остальном поговорим, когда он сможет доказать, что он прав, а я ошибаюсь…

…Сейчас Ширам вдруг почувствовал такой вот взгляд, и колкости рыжего наглеца перестали занимать его. Он обернулся к царевичу:

– Я на время уйду в лес.

Аюр поглядел на него с недоумением:

– Ты что же, вздумал поохотиться без меня?

«Это моя охота», – хотел привычно ответить Ширам. Но тут он вспомнил лицо деда, сухое и хищно-насмешливое. Дед был силен, очень силен. Мог убивать не то что одним ударом – несильным касанием. И его усмешка пугала тех, кто способен был читать по лицам, куда больше, чем любая гримаса ярости. Да, он давно покинул этот мир, но его слова, брошенные тогда у входа в пещеру, по-прежнему звенели в ушах воина.

«Нет, дед все же ошибался, – внезапно подумал Ширам. – И я буду отличным вождем. Лучшим саарсаном из всех, кого помнили летописцы накхов!»

– Пойдем со мной, Аюр, – произнес он.

– Охотиться? – обрадовался тот.

– Не совсем. Я покажу тебе, как надо договариваться.

Урхо опустил ветку, и тяжелые еловые лапы закрыли убежище между камней.

– Ты погляди! На этот раз с восхода идет не только солнце! Ашег-то верно говорил про чудовище…

– Жрец сказал иначе, – перебил брата Учай.

Он был годом младше и намного мельче своего могучего погодка, но не желал уступать ему никогда и ни в чем. Старший брат поглядел на него снисходительно, как обычно смотрит очень сильный человек на любимого родича, который изо всех сил тщится показать свое превосходство. Накануне вечером Толмай отправился обратно в деревню, братья же задержались на Лосиных Рогах, дожидаясь сестру и, главное, решения жреца Господина Ветра. Оказалось – не напрасно ждали…

– Вспомни, что сказал ведун, – продолжил Учай, глядя со скалы на проходящую снизу тропу вдоль реки. – Будьте настороже – дескать, Кирье было видение, что в наши земли идет некое чудовище…

– Так и есть. Разве они не чудовища?

– Кто, мохряки?

– Да я про их зверей…

Урхо ткнул пальцем в медленно ступающих мамонтов. Они были еще далеко, но, несомненно, направлялись как раз в их сторону.

– Я однажды видел, как один такой потерял своего погонщика. Мохряки пригнали их пастись в предгорья Холодной Спины на молодых травах, как всегда делают по весне, а мы следили за ними со скал. Один из пастухов тогда помер – то ли от болезни, то ли просто от старости. И его мамонт будто взбесился. Он мчался не разбирая дороги и крушил все на своем пути, покуда не завяз в болоте. Вот тебе и чудовище.

Учай мотнул головой, не желая признавать за братом правоту.

– Ты погляди, на спинах мамонтов какие-то шатры. Уж не собрались ли мохряки перебраться сюда насовсем?!

– Пойди спроси у них, – усмехнулся старший брат и с удовольствием рассмеялся, заметив брезгливую гримасу на лице Учая. Конечно же, спрашивать о чем-либо мохряков было плохой мыслью. Во-первых, их рычание и мычание с трудом можно было назвать осмысленной речью. А во-вторых, кому же хочется, чтоб его убили и сожрали?

Между тем мамонты все ближе подходили к отвесным скалам Лосиных Рогов. Шатры на их спинах можно было разглядеть, не особо напрягая глаза.