Путешествия Тафа (сборник) Мартин Джордж

1

Это было не хобби, а скорее просто привычка, приобретенная случайно, без какого-то умысла. Но все же факт оставался фактом: Хэвиланд Таф коллекционировал космические корабли.

Пожалуй, точнее было бы сказать — подбирал. Места для них у него хватало. Когда Таф впервые вступил на борт «Ковчега», он обнаружил там пять элегантных черных челноков с треугольными крыльями, выпотрошенный корпус от рианского торгового корабля и три чужих звездолета: хруунский боевой корабль с мощным вооружением и два неизвестных корабля — кто и зачем их создавал, так и осталось загадкой. Эту разнородную коллекцию пополнил поврежденный торговый корабль Тафа — «Рог изобилия отборных товаров По низким ценам».

Это было только начало. Во время путешествий Тафу попадались другие корабли, которые скапливались у него на причальной палубе так же, как под консолью компьютера собираются комочки пыли, а на столе у бюрократа растут горы бумаг.

На Фрихейвене одноместный курьерский катер, на котором на «Ковчег» летел торговый посредник, при прорыве блокады получил такие тяжелые повреждения, что Тафу пришлось отправить посредника обратно — разумеется, после того, как договор был заключен, — на челноке «Мантикора». Так он приобрел курьерский катер.

На Гонеше жили слонопочитатели, которые никогда живых слонов не видали. Таф клонировал им несколько стад, добавив для разнообразия пару мастодонтов, лохматого мамонта и зеленого тригийского кабана-трубача. Гонешцы, не желавшие общаться с остальным человечеством, в качестве гонорара подарили ему целую флотилию ветхих звездолетов, на которых прибыли на планету их предки-колонизаторы. Два из них Тафу удалось продать в музей, остальные он отправил на слом, но один решил оставить себе на память.

На Каралео Тафу случилось принять участие в состязании, кто больше выпьет, с Повелителем Блестящего Золотого Прайда. Таф выиграл и получил в награду роскошный львинолет. Правда, проигравший, прежде чем отдать корабль, снял с него почти все украшения из чистого золота.

Мастера Мура, непомерно гордившиеся своим искусством, так обрадовались умным дракончикам, которых Таф клонировал им для борьбы с их бичом — летучими крысами, что подарили ему челнок из железа и серебра в форме дракона с огромными крыльями, как у летучей мыши.

Рыцари на Св. Христофоре — прекрасной планете, много терявшей в своем очаровании из-за ящеров, которых местные жители звали драконами (отчасти чтобы произвести впечатление, отчасти из-за отсутствия воображения), — были не менее довольны, когда Таф дал им джорджей — маленьких ящериц, больше всего на свете любивших полакомиться драконьими яйцами. Рыцари тоже подарили ему корабль. Он был похож на яйцо — яйцо из камня и дерева. Внутри были мягкие кресла, обитые лоснящейся драконьей кожей, не меньше сотни вычурных латунных рукояток и мозаика из витражного стекла на том месте, где должен быть смотровой экран. Деревянные стены были завешены роскошными гобеленами ручной работы с изображением рыцарских подвигов. Корабль, конечно же, не летал: латунные рукоятки не работали, на смотровом экране нельзя было ничего рассмотреть, а системы жизнеобеспечения ничего не обеспечивали. И все-таки Таф его взял.

Так и шло — корабль отсюда, корабль оттуда, и в конце концов причальная палуба «Ковчега» стала похожа на межзвездную свалку. Так что, когда Хэвиланд Таф принял решение вернуться на Сатлэм, в его распоряжении имелся большой выбор кораблей.

Он уже давно пришел к выводу, что возвращаться туда на самом «Ковчеге» было бы неразумно. Ведь когда он покидал Сатлэм, за ним по пятам гналась Флотилия планетарной обороны, намереваясь конфисковать биозвездолет. Сатлэмцы — высокоразвитая нация, и за те пять стандарт-лет, что Таф у них не был, они наверняка создали более быстроходные и смертоносные корабли. Поэтому для начала необходимо было слетать на разведку. К счастью, Таф считал себя мастером в маскировке.

Он остановил «Ковчег» в холодной пустынной темноте межзвездного пространства на расстоянии одного светового года от звезды С’алстар и спустился на причальную палубу, чтобы осмотреть свой флот. В конце концов он выбрал львинолет. Это был большой и быстроходный корабль с действующими системами звездной навигаций и жизнеобеспечения, а Каралео находился достаточно далеко от Сатлэма, так что две планеты вряд ли общались между собой. Следовательно, изъяны в его маскировке скорее всего замечены не будут. Перед отлетом Хэвиланд Таф придал своей молочно-белой коже темно-бронзовый цвет, на крупную лысую голову надел лохматый парик, наклеил золотисто-рыжую бороду и густые брови, задрапировал свое внушительных размеров тело с изрядным брюшком в меха (синтетические) всевозможных ярких оттенков и увешался золотыми цепями (на самом деле — с искусственной позолотой); Теперь он выглядел в точности как достойный представитель знати Каралео. Почти все кошки оставались в безопасности на «Ковчеге», только Дакс, черный котенок-телепат со светящимися глазами, сопровождал Тафа, уютно устроившись в его глубоком кармане. Таф придумал своему кораблю подходящее название, запасся сублимированной грибной тушенкой и двумя бочонками густого коричневого христофорского пива, ввел в компьютер несколько своих любимых игр и отправился в путь.

Когда корабль Тафа вышел на сатлэмскую орбиту, где располагались гигантские причальные доки, ему сразу же послали запрос. На широком телеэкране капитанской рубки — он имел форму большого глаза, еще одна причуда львинцев — появилось изображение маленького худощавого мужчины с усталыми глазами.

— Говорит диспетчерская «Паучьего гнезда», — представился он. — Мы видим вас. Назовитесь, пожалуйста.

Хэвиланд Таф включил связь.

— Это «Свирепый Степной Ревун», — сказал он ровным, бесстрастным голосом. — Я хочу получить разрешение на посадку.

— Очень свирепый? — саркастически усмехнулся диспетчер с усталостью и скукой в голосе. — Причал четыре-тридцать семь. Конец связи.

Лицо диспетчера на экране сменила схема расположения названного причала. Затем передача прекратилась.

После посадки на корабль взошли таможенники. Одна из женщин осмотрела пустые трюмы, бегло проверила корабль на предмет безопасности — необходимо было убедиться, что это странное сооружение не взорвется, не расплавится или как-то иначе не повредит «паутину». Затем она проверила, нет ли на нем вредителей. Ее коллега подвергла Тафа длительному допросу: откуда он, куда направляется, с какой целью прибыл на Сатлэм и еще многое другое. Его вымышленные ответы она вводила в портативный компьютер.

Они уже почти закончили, как вдруг из кармана Тафа высунулся сонный Дакс и уставился на инспектора.

— Что это за… — недоговорила она, испугавшись. Потом поднялась так резко, что чуть не уронила свой компьютер.

У котенка — да, он был уже почти взрослым, но все же самым юным из любимцев Тафа — была длинная шелковистая шерсть, черная, как космос, яркие золотисто-желтые глаза и на удивление ленивые движения. Таф достал его из кармана, усадил на руку и погладил.

— Это Дакс, — сказал он. Сатлэмцы имели неприятную привычку считать всех животных вредителями, и он хотел предотвратить поспешные меры, которые могли бы предпринять служащие таможни. — Это домашнее животное, мадам, и совершенно безвредное.

— Я знаю, — резко ответила женщина. — Держите его подальше от меня. Если он вцепится мне в горло, у вас будут большие неприятности.

— Несомненно, так, — сказал Таф. — Я приложу все усилия, чтобы сдержать его ярость.

Женщина вздохнула, похоже, с облегчением.

— Это ведь всего лишь маленькая кошка, да? Котенок, так, кажется, называют детенышей кошки?

— Ваше знание зоологии вызывает восхищение, — ответил Таф.

— В зоологии я ничего не смыслю, — сказала инспекторша, усаживаясь на свое место. — Просто иногда смотрю фильмы.

— Очевидно, вы смотрите научно-популярные фильмы, — заметил Таф.

— Да нет, мне больше нравятся про любовь и приключения.

— Понятно, — сказал Хэвиланд Таф. — И в одной из таких мелодрам главным героем, я полагаю, была кошка.

Женщина кивнула, и в это время из трюма вышла ее спутница.

— Все в порядке, — сказала она и вдруг заметила Дакса, сидевшего на руках у Тафа — Кошка — вредитель! — радостно воскликнула она. — Смешно, да?

— Смешного ничего нет, — предостерегла ее первая инспекторша. — Они, конечно, мягкие и пушистые, но могут разодрать тебе горло, не успеешь и глазом моргнуть.

— Да он для этого слишком маленький, — сказала ее напарница.

— Ха! Вспомни-ка кинофильм «Таф и Мьюн».

— «Таф и Мьюн», — ровным голосом повторил Хэвиланд Таф.

Вторая инспекторша села рядом с первой.

— Я видела «Пират и Начальник порта», — сказала она.

— Он был жестоким повелителем жизни и смерти и летал на корабле, огромном, как солнце. Она была королевой порта и разрывалась между любовью и долгом. Вместе они изменили мир, — добавила первая.

— Если вам нравятся такие фильмы, вы можете взять его посмотреть в «Паучьем гнезде», — посоветовала ему вторая. — Там есть про кошку.

— Несомненно, так, — моргнув, сказал Хэвиланд Таф.

Дакс замурлыкал.

2

Место стоянки находилось в пяти километрах от портового центра, поэтому Таф поехал туда на пневматическом трубоходе.

В вагоне не было сидячих мест. Тафа толкали со всех сторон. В ребра уткнулся чей-то острый локоть, в миллиметрах от его лица качалась металлопластовая маска кибера, а всякий раз, когда трубоход сбавлял скорость, о спину терся скользкий панцирь какого-то инопланетянина. На остановке поезд словно бы решил изрыгнуть обратно тот избыток человеческого племени, который он поглотил. На платформе толкались толпы людей. Было очень шумно, вокруг Тафа топтались прохожие. Вдруг на его меха положила руку невысокая молодая женщина с такими заостренными чертами, словно у нее было не лицо, а лезвие кинжала. Она попыталась заманить Тафа в секс-салон. Не успел он от нее отделаться, как перед ним предстал репортер с камерой «третий глаз» и обворожительной улыбкой. Репортер сказал, что снимает материал о новых «мухах» (так здесь звали чужаков) и хочет взять у него интервью. Таф рванулся мимо него к киоску, купил щиток уединения и прикрепил его к поясу. Это хоть немного, но помогло. Увидев этот щиток, сатлэмцы вежливо отводили глаза, выполняя его пожелание, и он мог двигаться в толпе более или менее спокойно.

Наконец он остановился в видеокомплексе. Таф занял отдельную комнату с кушеткой, заказал бутылку жиденького сатлэмского пива и фильм «Таф и Мьюн».

Затем он направился в портовое управление.

— Сэр, — обратился он к человеку за конторкой, — у меня к вам вопрос. Начальником сатлэмского порта все еще работает Толли Мьюн?

Секретарь осмотрел его с ног до головы и вздохнул.

— Ах, эти «мухи», — сказал он. — Конечно. Кто же еще?

— Действительно, кто же еще, — заметил Хэвиланд Таф. — Мне необходимо немедленно ее увидеть.

— Да? Вас тут тысячи ходят. Имя?

— Уимовет, я прилетел с Каралео на собственном корабле «Свирепый Степной Ревун».

Секретарь поморщился, ввел информацию в компьютер и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать ответа. Наконец он покачал головой.

— Извините, Уимовет, — сказал он, — Мьюн занята, а ее компьютеру ничего не известно ни о вас, ни о вашем корабле, ни о вашей планете. Я могу записать вас на прием на следующую неделю, если вы изложите ваше дело.

— Это меня не устраивает. У меня к ней дело личного характера, и я хотел бы видеть Начальника порта немедленно.

Секретарь пожал плечами.

— Ничем не могу помочь. Освободите помещение.

Хэвиланд Таф минуту подумал, потом встал, взял за краешек свою искусственную гриву и стянул ее с головы. Раздался треск, словно раздирали ткань.

— Смотрите! — воскликнул он. — Я не Уимовет, я Хэвиланд Таф. Это у меня маскировка. — Он бросил свой парик и бороду на конторку.

— Хэвиланд Таф? — переспросил секретарь.

— Именно так.

Секретарь рассмеялся.

— Видел я этот фильм, «муха». Если вы Таф, то я в таком случае Стивен Кобальт Нортстар.

— Стивен Кобальт Нортстар умер тысячу лет назад. А я все же Хэвиланд Таф.

— Вы ни капли на него не похожи, — сказал секретарь.

— Я путешествую инкогнито, под видом знатного львинца.

— Ах да, я и забыл.

— У вас плохая память. Так вы скажете Начальнику порта Мьюн, что Хэвиланд Таф вернулся на Сатлэм и хочет немедленно с ней поговорить?

— Нет, — стоял на своем секретарь. — Но вечером я уж точно расскажу об этом ребятам.

— Я хочу заплатить ей шестнадцать миллионов пятьсот тысяч стандартов, — сказал Таф.

На секретаря эта сумма произвела впечатление.

— Шестнадцать миллионов пятьсот тысяч стандартов? — переспросил он. — Это большие деньги.

— Вы чрезвычайно сообразительны, — бесстрастно заметил Таф. — Я обнаружил, что профессия инженера-эколога достаточно прибыльна.

— Я рад за вас, — сказал, секретарь и подвинулся к пульту. — Ну ладно, Таф, или Уимовет, или как вас там, все это очень смешно, но мне надо работать. Если вы через несколько секунд не возьмете свою шевелюру и не уберетесь отсюда, я вызову охрану.

Он был готов развить эту тему, как вдруг раздался звонок.

— Да, — сказал он, нахмурясь, в свой микрофон. — А, да. Конечно, Мьюн. Ну, высокий, очень высокий, два с половиной метра. Живот есть, и приличный. Хм-м… Нет, много волос, по крайней мере было, пока он не сдернул их и не бросил на мой пульт. Нет. Говорит, что у него для вас миллионы стандартов.

— Шестнадцать миллионов пятьсот тысяч, — уточнил Таф.

Секретарь проглотил слюну.

— Конечно, прямо сейчас, Мьюн.

Закончив разговор, он в изумлении уставился на Тафа.

— Она хочет поговорить с вами. В эту дверь, — показал он. — Осторожно, у нее в кабинете невесомость.

— Мне известно отвращение Начальника порта к гравитации, — сказал Хэвиланд Таф. Он взял свой парик, сунул его под мышку и, исполненный достоинства и решимости, направился к двери, открывшейся при его приближении.

3

Она ждала его во внутреннем кабинете, паря, скрестив ноги, посреди полного хаоса. Длинные волосы цвета серебра и стали лениво покачивались вокруг ее худого, открытого, простого лица, словно кольцо дыма.

— Значит, вы вернулись, — сказала она, увидев вплывающего в кабинет Тафа.

Хэвиланд Таф не любил невесомость. Он добрался до кресла для посетителей, надежно привинтил его к тому, что, как ему показалось, должно было быть полом, пристегнулся ремнями и уютно сложил руки на животе. Забытый парик дрейфовал, повинуясь воздушным потокам.

— Ваш секретарь отказался передать мои слова. Как вы догадались, что это я?

Толли Мьюн улыбнулась.

— Ну кто же еще может назвать свой корабль «Свирепый Степной Ревун»? — сказала она. — И потом, прошло почти точно пять лет. Я почему-то была убеждена, что вы будете пунктуальны, Таф.

— Понятно, — ответил Хэвиланд Таф. С гордым видом он сунул руку под свои искусственные меха, сломал пломбу на внутреннем кармане и извлек из него бумажник с рядами информационных кристалликов в крошечных кармашках. — Итак, мадам, имею честь предложить вам шестнадцать миллионов пятьсот тысяч стандартов в оплату первой половины моего долга сатлэмскому порту за ремонт «Ковчега». Деньги находятся в надежных хранилищах на Осирисе, Шан-Диллоре, Старом Посейдоне, Птоле, Лиссе и Новом Будапеште. Эти кристаллы откроют к ним доступ.

— Спасибо, — сказала Мьюн. Она взяла бумажник, открыла, быстро взглянула внутрь и выпустила его из рук. Бумажник поплыл по направлению к парику. — Я так и знала, что вы найдете деньги, Таф.

— Ваша вера в мои деловые качества обнадеживает, — заметил Хэвиланд Таф. — А теперь расскажите-ка мне об этом фильме.

— «Таф и Мьюн»? Значит, вы его видели?

— Несомненно, так.

— Черт возьми! — воскликнула она, криво ухмыляясь. — И что вы о нем думаете?

— Я вынужден признать, что он возбудил во мне некие неадекватные эмоции, впрочем, по вполне понятным причинам. Не могу отрицать, идея этой картины льстит моему тщеславию, но игра актеров оставляет желать лучшего.

Толли Мьюн рассмеялась.

— Что вам не понравилось больше всего?

Таф поднял вверх длинный палец.

— Если говорить одним словом — неточность.

Она кивнула.

— Да, в фильме Таф весит в два раза меньше вас, лицо у него гораздо подвижнее, говорит он совсем не так высокопарно, как вы, у него мускулатура «паучка» и координация движений акробата, но все-таки ему побрили голову ради сходства.

— У него усы, — сказал Таф. — Я их не ношу.

— Они решили, что так будет больше похоже на искателя приключений. И потом, посмотрите, что они сделали со мной. Я не против того, что я там лет на пятьдесят моложе, я не против того, что они сделали из меня чуть ли не вандинскую красавицу принцессу, но эта жуткая грудь!

— Несомненно, они хотели подчеркнуть определенность вашего развития в этой области, — сказал Таф. — Это можно считать незначительным изменением, сделанным в интересах эстетики. Что же касается безответственной вольности, с которой они подошли к моим философским взглядам, то это гораздо серьезнее. Особенно мне не понравилась моя речь в финале, где я заявляю, что гениальность эволюционирующего человечества может и должна решить все проблемы и что экоинженерия позволит сатлэмцам размножаться без страха и ограничений и, таким образом, достичь величия и стать подобными богам. Это определенно противоречит тем взглядам, которые я в то время вам высказывал. Если вы помните наши беседы, я недвусмысленно говорил вам, что любое решение вашей продовольственной проблемы, будь то технологическое или экологическое, окажется только временной мерой, если ваше население не покончит с практикой неограниченного воспроизводства себе подобных.

— Вы же были героем, — сказала Толли Мьюн. — Не могли же они допустить, чтобы вы проповедовали антижизнь.

— В сюжете есть и другие неточности. Те несчастные, кому выпало на долю посмотреть этот фильм, получили крайне искаженное представление о событиях, которые произошли пять лет назад. Паника — хотя и живая, но безобидная кошка, ее предки были приручены на самой заре истории человечества. И, насколько я помню, когда вы предательски захватили ее, пытаясь шантажом выманить у меня «Ковчег», мы с ней капитулировали без сопротивления. Она не разодрала когтями ни одного охранника, не говоря уже о шестерых, как это показано в фильме.

— Она оцарапала мне руку, — возразила Толли Мьюн. — Еще что?

— Я ничего не имею против политики и действий Джозена Раэла и Высшего Совета Сатлэма, — продолжал Таф. — Правда, они, и особенно Первый Советник Раэл, действовали неэтично и беспринципно. Тем не менее я должен признать, что Джозен Раэл не подвергал меня пыткам и не убил ни одной из моих кошек, пытаясь подчинить меня своей воле.

— Да и не потел он так, — вставила Толли Мьюн, — и никогда не порол чепуху. В общем-то он был честным парнем. Бедный Джозен, — вздохнула она.

— И наконец мы подходим к кульминации. Кульминация — странное слово, когда его произносишь, но сейчас оно вполне уместно. Кульминация, Начальник порта Мьюн, это наше пари. Когда я привел спасенный «Ковчег» на ремонт, ваш Высший Совет решил заполучить его. Я отказался продать корабль, и тогда, поскольку у вас не было законного предлога для захвата корабля, вы конфисковали Панику как вредителя и грозились ее уничтожить, если я не соглашусь отдать «Ковчег». Это правильно в общих чертах?

— По-моему, правильно, — мягко произнесла Толли Мьюн.

— Мы вышли из тупика, заключив пари. Я должен был разрешить продовольственный кризис с помощью экоинженерии, предотвратив тем самым грозивший вам голод. Если бы мне это не удалось, «Ковчег» был бы ваш. Если бы я сумел это сделать, вы должны были вернуть мне Панику и, кроме того, отремонтировать корабль и дать мне десятилетнюю отсрочку для оплаты счета за ремонт.

— Все правильно, — подтвердила она.

— Насколько я помню, Начальник порта Мьюн, интимная связь с вами не входила в условия. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение храбрость, которую вы проявили в трудный момент, когда Высший Совет закрыл туннели и блокировал все доки. Рискуя жизнью и карьерой, вы разбили металлопластовое окно, пролетели несколько километров в полном вакууме, одетая лишь в тоненький скафандр и двигаясь при помощи одних только аэроускорителей. При этом вы ускользнули от охраны, а под конец едва не попали под удар своей собственной Флотилии планетарной обороны. Даже такой простой и грубый человек, как я, не может отрицать, что в этих поступках есть героизм, даже, я бы сказал, романтика. В древности об этом сложили бы легенду. Однако этот хотя и мелодраматический, но бесстрашный полет имел целью вернуть мне Панику, а отнюдь не предать ваше тело моей, — он моргнул, — похоти. Более того, тогда вы совершенно ясно дали понять, что ваши действия мотивированы понятиями чести и опасением, что «Ковчег» может оказать пагубное влияние на ваших лидеров. Насколько мне помнится, ни физическое влечение, ни романтические чувства не имели никакого места в ваших расчетах.

Толли Мьюн улыбнулась.

— Посмотрите на нас, Таф. Хороша же парочка межзвездных любовников, нечего сказать. Но вы должны признать, что для зрителя такое развитие сюжета было бы интереснее.

По лицу Тафа ничего нельзя было прочитать.

— Надеюсь, вы не защищаете этот фильм? — сказал он ровным голосом.

Начальник порта снова рассмеялась.

— Защищаю? Черт возьми, да это же я написала сценарий!

Хэвиланд Таф моргнул шесть раз.

Прежде чем он успел сформулировать ответ, наружная дверь открылась, и в кабинет с шумом ворвались десятка два репортеров. Во лбу у каждого жужжал и мигал «третий глаз».

— Сюда, Таффер. Улыбнитесь!

— У вас есть с собой кошки?

— Как насчет брачного договора, Начальник порта?

— Где сейчас «Ковчег»?

— Эй, давай обнимемся!

— Когда это ты стал таким коричневым?

— Где ваши усы?

— Что вы думаете о фильме «Таф и Мьюн», гражданин Таф?

Пристегнутый к своему креслу, Таф осмотрелся вокруг, едва заметно поворачивая голову, моргнул и ничего не сказал. Поток вопросов прекратился только тогда, когда Толли Мьюн легко проплыла через толпу репортеров, раздвигая их обеими руками, и устроилась рядом с Тафом. Она взяла его под руку и поцеловала в щеку.

— Слушайте, вы! Выключите свои дурацкие камеры. Человек только что прилетел. — Она подняла руку. — Извините, вопросов не надо. Я прошу оставить нас одних. Мы же пять лет не виделись. Дайте нам время привыкнуть друг к другу.

— Вы полетите вместе на «Ковчег»? — спросила самая назойливая из репортеров. Она парила в полуметре от Тафа, камера ее жужжала.

— Конечно, — ответила Толли Мьюн. — Куда же еще?

4

Только дождавшись, когда «Свирепый Степной Ревун» оставит «паутину» далеко позади и направится к «Ковчегу», Хэвиланд Таф соизволил зайти в каюту, которую он предоставил Толли Мьюн. Он только что принял душ, смыв последние следы маскировки. Его длинное безволосое тело было белым, словно чистый лист бумаги. На нем был простой серый комбинезон, не скрывавший солидного живота, а лысину прикрывала зеленая фуражка с большим козырьком и большой буквой «тэта», эмблемой экоинженеров. На широком плече сидел Дакс.

Толли Мьюн, откинувшись на спинку кресла, поглощала христофорское пиво. Увидев его, она ухмыльнулась.

— Мне ужасно здесь нравится, — сказала она. — А это кто? Это не Паника.

— Паника осталась на «Ковчеге» со своим котом и котятами, хотя их едва ли уже можно назвать котятами. Кошачье население «Ковчега» со времени моего последнего визита на Сатлэм несколько увеличилось, хотя и не так значительно, как человеческое население Сатлэма. — Таф неловко опустился в кресло. — Это Дакс. Хотя в каждой кошке есть что-то особенное, Дакса без преувеличения можно назвать выдающимся котенком. Все кошки немного умеют угадывать мысли, это общеизвестно. Попав в необычные обстоятельства на планете Намория, я начал выполнять программу по усилению этого врожденного качества кошек. Дакс — ее конечный результат, мадам. У нас с ним есть определенное взаимопонимание, и могу сказать, что Дакс одарен этой способностью в полной мере.

— Короче говоря, вы клонировали себе кота, читающего мысли, — сказала Толли Мьюн.

— Вы не утратили проницательность, Начальник порта, — ответил Таф, сложив руки. — Нам нужно о многом поговорить. Будьте так любезны, объясните мне, пожалуйста, почему вы попросили привести «Ковчег» на Сатлэм, почему вы захотели непременно сопровождать меня и, самое главное, почему вы впутали меня в этот странный, хотя и не лишенный приятности обман и даже позволили себе некоторые вольности по отношению к моей персоне.

Толли Мьюн вздохнула.

— Таф, вы помните, как все было пять лет назад, когда мы расстались?

— Память у меня не ослабла, — ответил Таф.

— Прекрасно. Тогда, может быть, вы вспомните, что оставили меня просто в жутком положении.

— Вы ожидали немедленного отстранения от должности, ареста и суда по обвинению в государственной измене, а затем и приговора к исправительным работам на Кладовых, — сказал Таф. — Тем не менее вы отказались от моего предложения бесплатно доставить вас в любую другую систему по вашему выбору, предпочтя вместо этого вернуться на свою планету и обречь себя на арест и бесчестие.

— Что бы там ни было, я все-таки сатлэмка, — сказала она. — Это мой народ, Таф. Иногда они ведут себя просто по-идиотски, но все же это мой народ, черт возьми!

— Ваш патриотизм, несомненно, достоин похвалы. Но поскольку вы все еще являетесь Начальником порта, я должен предположить, что обстоятельства изменились.

— Это я их изменила.

— Несомненно, так.

— Я была вынуждена, иначе мне пришлось бы остаток жизни полоть сорняки на исправительной ферме, мучаясь от гравитации. — Она состроила недовольную гримасу. — Как только я вернулась в порт, меня схватила служба безопасности за то, что я не повиновалась Высшему Совету, нарушила законы, нанесла ущерб собственности и помогла вам бежать на корабле, который они хотели конфисковать. Кошмар, не правда ли?

— Мое мнение не имеет отношения к делу.

— Нужно было преподнести им это как неслыханное преступление или как неслыханный героизм. Джозен очень страдал. Мы с ним давно друг друга знали, и он вовсе не был плохим человеком, я вам говорила. Но он был Первым Советником и знал, что должен делать. Он должен был судить меня за предательство. Но я тоже не дура, Таф. И я знала, что мне делать. — Она наклонилась вперед. — Меня тоже не устраивало, какие мне выпали карты, но мне нужно было или делать ход, или сдаваться. Чтобы спасти свою тощую задницу, я должна была уничтожить Джозена — скомпрометировать его и большинство членов Вьющего Совета. Я должна была сделать из себя героиню, а из него — злодея, и причем так, чтобы это дошло до любого выжившего из ума оборванца в подземном городе.

— Понимаю, — сказал Таф. Дакс мурлыкал. Начальник порта говорила правду. — Отсюда и появилась эта напыщенная мелодрама под названием «Таф и Мьюн».

— Мне нужны были деньги на адвокатов, — сказала она. — Много денег. И я решила написать сценарий для одной из крупнейших видеокомпаний, в котором изложила свою версию событий. Я немножко, скажем так, оживила эту историю. Всем настолько понравился мой сюжет, что они решили показать инсценировку сразу же после программы новостей, посвященной этим событиям. Сценарий для фильма я писала, конечно, не сама. Тут надо быть специалистом, а я не сильна в драматургии. Мне дали помощника, и я изложила ему свой сюжет. Джозен так и не понял, что произошло. Он не был таким мудрым политиком, как ему казалось, и душой он был далек от всего этого. Отстоять мое доброе имя мне тоже помогли.

— Кто? — поинтересовался Таф.

— Один молодой человек, Крегор Блэксон.

— Я ничего о нем не слышал.

— Он был членом Высшего Совета. Советник по сельскому хозяйству. Это очень важный пост, Таф, и Блэксон был самым молодым из всех, кто его когда-либо занимал. И в Совете он был самым молодым. Думаете, он должен был быть доволен?

— Я так не думаю, мадам. Я нахожу, что человек вообще редко бывает чем-то доволен.

— Крегор Блэксон очень честолюбив. Он входил в администрацию Джозена. Оба они были технократами, но Блэксон имел виды на место Первого Советника, и именно на этом-то Джозен и погорел.

— Его мотивы мне понятны.

— Блэксон стал моим союзником. На него произвело большое впечатление то, что вы нам дали, — омнизерно, рыба, планктон, илистая плесень, все эти чертовы грибы. И он понял, что происходит. Он сделал все, чтобы остановить биоиспытания и посеять все это на полях. Всех торопил. Громил каждого идиота, пытавшегося замедлить внедрение. Джозен Раэл был слишком занят и ничего не замечал.

— Умелый и энергичный политик — такая порода людей практически неизвестна в галактике, — заметил Хэвиланд Таф. — Видимо, Крегор Блэксон — счастливое исключение. Может быть, мне стоит взять у него соскреб для клеточного фонда «Ковчега».

— Вы опережаете события.

— Конец этой истории ясен. Хотя здесь и вмешался фактор тщеславия, я рискну предположить, что мои скромные усилия в области экоинженерии принесли плоды, а энергичная реализация моих предложений Крегором Блэксоном положительно сказалась на его репутации.

— Он назвал это Тафовым Расцветом, — сказала Толли Мьюн, скептически скривив рот. — Репортеры подхватили этот термин. Тафов Расцвет, новая золотая эра Сатлэма. В скором времени на стенах канализационных систем у нас уже росли съедобные грибы. Мы открыли огромные грибные фермы во всех подземных городах. Ковры из нептуновой шали покрыли моря, рыба размножалась с бешеной скоростью. Вместо неотравы и нанопшеницы мы посеяли ваше омнизерно, и первый же урожай дал нам почти втрое больше калорий, чем мы получали обычно. Вы сделали для нас первоклассную работу, Таф.

— Принимаю ваш комплимент с должной признательностью, — отозвался Таф.

— К счастью для меня, Расцвет уже был в полном разгаре, когда показали фильм «Таф и Мьюн». Это случилось задолго до того, как я предстала перед судом. Крег каждый день превозносил вашу гениальность в программах новостей, заявляя миллиардам людей, что с нашим продовольственным кризисом покончено навсегда. — Начальник порта пожала плечами. — Так что он сделал из вас героя в своих собственных интересах. Иначе он бы не сумел занять место Джозена. В результате из меня тоже сделали героиню. Все это сплелось в один огромный идиотский узел — ничего подобного вы наверняка не видели. Я не буду вдаваться в подробности. В итоге Толли Мьюн была оправдана и с триумфом восстановлена в должности. Джозен Раэл был опозорен, осужден всеми политиками и вынужден уйти в отставку. Вместе с ним ушли больше половины членов Высшего Совета. Крегор Блэксон стал новым лидером технократов и вскоре победил на выборах. Сейчас он Первый Советник. Бедняга Джозен два года назад умер. А о нас с вами слагают легенды, Таф, мы теперь знамениты, черт возьми, не меньше, чем все эти романтические пары древности — ну, вы же знаете, Ромео и Джульетта, Самсон и Далила, Содом и Гоморра, Маркс и Энгельс.

Дакс, устроившийся на плече Тафа, испуганно зарычал. Крохотные коготки проткнули ткань его комбинезона и вцепились в кожу. Хэвиланд Таф моргнул, поднял руку и погладил котенка, успокаивая.

— Начальник порта Мьюн, вы улыбаетесь, в вашей истории, похоже, должен быть хотя и банальный, но все же вечно популярный счастливый конец. Однако же Дакс встревожился, как будто внутри у вас все кипит, несмотря на внешнее спокойствие. Может быть, вы опустили какую-то важную часть своей истории?

— Помните, я назвала вам срок — двадцать семь лет.

— Помню. Перед тем, как я начал проводить свою экоинженерную программу, ваши расчеты предсказывали, что через двадцать семь стандарт-лет на Сатлэме наступит массовый голод из-за быстрого роста населения и истощения продовольственных ресурсов.

— Это было пять лет назад, — сказала Толли Мьюн.

— Несомненно, так.

— Двадцать семь минус пять?

— Двадцать два, — ответил Таф. — Полагаю, эти упражнения в элементарной математике имеют какой-то смысл?

— Осталось двадцать два года, — сказала Начальник порта.

— Да, но это было до «Ковчега», до того, как гениальный экоинженер Таф и бесстрашная «паучиха» Мьюн накормили народ, до того, как отважный Крегор Блэксон провозгласил Тафов Расцвет.

Хэвиланд Таф посмотрел на котенка, сидевшего у него на плече.

— Я слышу в ее голосе саркастические нотки, — сказал он Даксу.

Толли Мьюн, вздохнув, достала из кармана коробочку с информационными кристаллами.

— Вот вам, любовь моя, — сказала она и бросила ее в Тафа.

Таф поймал коробочку своей большой белой ладонью. И ничего не сказал.

— Здесь все, что вам нужно. Прямо из банка данных Совета. Совершенно секретные документы, разумеется. Все сообщения, все прогнозы, все анализы, и это только для вас. Понимаете? Вот почему я вела себя так необычно и вот почему мы возвращаемся на «Ковчег». Крег и Высший Совет решили, что наш роман — самое удобное прикрытие. Пусть миллиарды зрителей информационных программ думают, что мы занимаемся сексом. Пока они представляют себе соблазнительные картины нашей любви, им в голову не придет задуматься над тем, чем мы занимаемся на самом деле. И мы все проделаем тихо. Нам опять нужны хлеба и рыбы, Таф, но на этот раз на блюдечке, понимаете? Такие у меня инструкции.

— О чем говорит самый последний прогноз? — спросил Таф ровным, бесстрастным голосом.

Дакс поднялся, испуганно зашипев.

Толли Мьюн отпила глоток пива и откинулась в кресле, закрыв глаза.

— До голода нам осталось восемнадцать лет, — сказала она. Сейчас Толли Мьюн выглядела на все свои сто лет (обычно ей давали не больше шестидесяти), и в голосе ее звучала бесконечная усталость. — Восемнадцать лет, — уныло повторила она, — и отсчет уже идет.