Доказательство человечности Басов Николай

ГЛАВА 25

Слух у него обострился настолько, что он слышал легко ссыпающуюся на какой-то плоский камень бесконечную струйку песка. Если бы он не боролся, этот звук оглушил бы его и пришлось бы искать место поспокойней. То есть нужно было бы вставать, куда-то идти, прислушиваться, снова ложиться на новом месте. А ведь он куда-то шел, и совсем недавно. Лотар стал вспоминать и вспомнил если не все, то очень многое. Хорошо, что он был не один. Но по-прежнему ли он не один? Может быть, друзья уже умерли? Он должен подняться, чтобы посмотреть, что с ними стало.

Он открыл глаза и поразился, насколько свежей и привлекательной выглядела эта унылая пещера. Он и не знал, что его зрение, которое в темноте обесцвечивалось, становилось невыразительным, как у примитивной мухи, вдруг примется разрисовывать мир в выдуманные краски, в несуществующие полутона, в размытые, множащиеся контуры, чтобы он любовался им так, словно начал жить заново.

Он рассмеялся, не понимая, почему это произошло и как. Вернее, это было лишь свидетельством чего-то, что произошло с ним немного раньше, когда он спал. Он прислушался к себе. Вероятно, это можно было назвать теплой радостью, возникшей в груди на том месте, где раньше был комок ледяного холода. И он медленно, почти без усилия стал наполняться невероятно приятным чувством силы, энергии, непобедимости.

Вдруг над ним появилось лицо с карими глазами. Он присмотрелся, чтобы понять, кто это. Оказалось – Сухмет. Он не ушел, не умер, он дождался его, Лотара.

– Слава Кроссу, покровителю всех бедных и стремящихся к простоте, – прошептал старик.

Голос его прозвучал непривычно. Лотар повторил про себя эту фразу и лишь тогда понял, что старый раб говорил на языке Северного континента, от которого родные языки Лотара и Рубоса не очень отличались. Только он произносил некоторые слова не так, как привык с детства слышать их Лотар.

Потом рядом зашевелилось что-то очень большое. Но в нем было мало силы, Лотар даже пожалел его, настолько оно было бессильно. И тогда стало ясно, что это Рубос.

– Он очнулся, значит, не умрет?

Гигант уже ни в чем не был уверен. Сухмет кивнул, потом вспомнил, что мирамец не видит в темноте, прибавил:

– Он будет жить.

– Дайте мне воды, – попросил Лотар. Что же, голос у него звучал вполне решительно.

Вода была восхитительной. Только ее оказалось слишком мало. После чего Сухмет дал флягу на пару глотков Рубосу и сам смочил губы, завинтил ее и произнес вслух то, что, вероятно, теперь подумали они оба:

– Теперь, во всяком случае, мы сможем его нести.

Лотар внутренне усмехнулся. Они, кажется, еще не ощущали его растущей силы. Как бы он сам их обоих не понес с этим-то избытком энергии, способным, кажется, раздвинуть даже стены вокруг и вынести их на поверхность, как из глубины морей всплывают иные невиданные рыбы.

Они говорили о пути. Лотар мгновенно сосредоточился и послал вперед тонкий бледно-розовый прут своего исследующего внимания. Он пронесся по нескольким коридорам, раза два уперся в тупики – не забыть бы сказать о них Сухмету! – и вдруг вылетел на довольно хорошо ухоженную дорогу… Что за дорога может пролегать на глубине сотни саженей под землей? Лотар попробовал осмотреться вокруг более внимательно, но не сумел ни остановиться, ни сосредоточиться на деталях. Поэтому так и не понял, что к чему.

Вот огромный зал с удивительным сводчатым потолком, словно бы чьи-то руки потрудились здесь, придавая ему радующую сердце и глаз симметрию. Потом путь стал уже, дорога снова стала едва проходимой, но она неизбежно вела к свободе, к свету и теплу. Лотар улыбнулся, все было правильно. Он оборвал поиск и вернулся в себя.

Сухмет смотрел на него, широко раскрыв глаза.

– Никогда не думал, мой господин, что ты способен на это.

– А что он сделал? – спросил Рубос. – Если ты думаешь, что он готов умереть, то ты ошибаешься. Мы с ним еще…

Но Лотар был слишком взволнован, чтобы дожидаться, пока мирамец поймет, что к чему. Он спросил:

– Ты заметил в том сводчатом зале что-то темное в стороне? Мне показалось… показалось, это ждет нас.

Фраза прозвучала как вопрос. Сухмет потер подбородок, на котором выступила жесткая, редкая щетина.

– Что бы там ни было, постарайся поскорее восстановиться, мой господин.

Лотар блаженно улыбнулся и закрыл глаза.

– Уже скоро, совсем скоро. Потерпите, только не нужно нести меня.

Не договорив, он уснул снова, так и не попытавшись подняться на ноги. А когда проснулся, то был готов к пути.

Ни Рубос, ни Сухмет не спали, они ждали его. Оба сидели в сторонке, и старик чему-то учил мирамца. Лотар подивился, насколько успешным было ученье его друзей, – Рубос уже мог залечить небольшую рану и видеть в темноте. Но одновременно он сочувствовал мирамцу, потому что большую часть умений и мастерства человек по имени Рубос, скорее всего, никогда так и не постигнет.

Лотар беззвучно подошел к ним.

– Надеюсь, я не проспал обед? – спросил он.

Оба вздрогнули. Они были раздосадованы, но и довольны, потому что кончилось долгое ожидание.

Они сжевали по куску сухой, как пустыня, лепешки и тронулись в путь. Оказалось, они провели на этом месте лишь чуть больше суток. И воды у них оставалось суток на двое. Если принять вариант пути Сухмета, а теперь Лотар был почти уверен, что он правильный, они лишь последний, третий день не будут пить. Это пустяки. Правда, неизвестно, что их поджидает на поверхности, но это было уже из проблем по ту сторону горизонта – их следовало решать, когда будет сделано то, что надлежит сделать сейчас.

Лотар прекрасно продержался до первого привала, а потом сумел дотянуть и до ночного. Рубос к тому времени вымотался совершенно. Похоже, умение немного видеть в темноте подвело его, он переусердствовал и быстро скис.

Расположившись на мелких, похожих на округлую морскую гальку камешках, Лотар сжевал свой кусок лепешки и посмотрел в низкий потолок. Тело ныло, как бывает после чересчур напряженных тренировок, но это было хорошо, ибо предвещало, что завтра он будет сильнее, чем сегодня. Цветная аура, которая возникала вокруг каждого предмета, исчезла. Она была вызвана избытком энергии, неожиданно открывшейся в глубине его человеческой и, может быть, звериной, а не драконьей, сущности. Сейчас Лотар был рад, что так все получилось. Голова была ясной, как весеннее небо. Он улыбнулся, он теперь очень часто улыбался и ничего не мог с этим поделать – он выздоравливал.

– Сухмет, – позвал он, – а почему ты не выбрал себе госпожой принцессу?

– Она заносчива, мы не совпадаем характерами. Кроме того, хоть я и был рабом Нахаба, мне не нравилось многое из того, что она… – Он помолчал и добавил: – Собственно, не нравилось все, что она делала.

– Но ведь Нахаб гораздо больший злодей, – подал голос Рубос. Оказывается, он тоже был не прочь поболтать.

– Все несколько сложнее.

– Не понимаю. Нахаб пытается установить зло по всем землям, известным людям, а Мицар – только в Ашмилоне. Казалось бы, даже проводить сравнение невозможно.

Сухмет вздохнул.

– Он не одно зло имеет в виду, когда пытается где-то установить свое господство. Когда-нибудь, господин мой, я расскажу тебе все, что знаю сам, и ты поймешь…

Дальше Лотар не услышал, потому что глубоко внутри, но с удивительной ясностью осознал, что он и в самом деле когда-нибудь поймет, что сейчас хотел сказать Сухмет. И даже, скорее всего, не с его слов. Эта мысль была так сильна и пронзительна, что он вытер пот со лба и усилием воли приказал себе вернуться к тому, что говорит Сухмет. Но тот уже молчал, прислушиваясь, что происходит с Лотаром.

– Я с удовольствием проживу жизнь, не зная Нахаба. Но Мицар, мне показалось, я понял. И хотел бы знать, откуда она такая взялась? Что сделало ее эгоистичной, жестокой, до такой степени умеющей не считаться даже со своими близкими?

– Так было предначертано, господин мой. Когда ее мать похитили…

– Ага, значит, это имеет какое-то отношение к нашей истории? – азартно воскликнул Рубос и перевернулся на бок, чтобы получше слышать.

– Конечно. Ее мать похитили вовсе не потому, что она сама по себе имела какое-то значение…

– Значит, Мицар не дочь Конада? – чувствовалось, что Рубоса распирает от любопытства.

– Почему? – Сухмет даже позволил себе усмехнуться. – Конечно, она дочь Конада. Будь иначе, король Ашмилоны узнал бы об этом раньше всех, на то у него и служит целый полк колдунов и ведуний.

– Но как же так? Зачем похищать, если ей ничего не сделали?

– Сделали, господин. То и сделали, что у нее могла родиться только Мицар, и никто иной. И такая Мицар, какой она была, со всем, что ей было свойственно. – Сухмет внимательно посмотрел на Рубоса, убедился, что тот понял. – Это на самом деле очень старый трюк – завоевывать противника через его детей. Целые империи создавались таким образом.

– Но почему именно Конад стал объектом нападения? – спросил Лотар.

– Когда-то он был великим воином и немало попортил крови своим врагам.

Лотар перевалился на спину и закрыл глаза. Никогда не женюсь, подумал он. К этой опасности я не готов. Да и кто может быть готов?

– Значит, ее использовали, а потом вернули Конаду, когда программа была запущена.

– Именно вернули, господин мой. К тому времени Конад был так слаб, что его могли легко погубить, но кто-то решил, что это уже не нужно. Ему оставили жизнь, чтобы он помог взойти звезде Мицар.

– И все-таки что-то у них не вышло, если она стала своевольничать.

– Да. Она была не очень сильной колдуньей, но возомнила о себе невесть что. Я думаю, это издержки дворцового воспитания. – Сухмет тонко, едва заметно улыбнулся. – Она с ранних лет своевольничала. Когда ей послали инструктора – не дурочку, вроде Сушумлы, а настоящего эксперта, она отдала его под Нуримана, и демон полностью сломал его некогда очень высокое искусство. Ты видел его, это был Коринт.

– Кажется, ты жалеешь даже искусство своих врагов, умение, направленное против людей и против тебя?

– Конечно. Я отдаю дань уважения противнику, если он достоин этого. Только так и положено вести себя с врагом.

Рубос зашуршал камешками под собой.

– Телячьи нежности.

– Попробуй, господин, всего лишь кланяться перед боем. И ты увидишь – это лучший способ мобилизовать свои силы и пробивать броню самоуверенности у самого подготовленного врага.

Они помолчали. Лотар уже хотел было заснуть, но Рубос вдруг снова зашевелился.

– А все-таки кто свел нас в том духане? Кто начал эту игру против нас и почему?

Лотар понял, что вопрос этот, скорее всего, обращен к нему.

– Я не уверен, но думаю, это был обыкновенный магический поводок, который, чтобы я сразу не разобрался, надел на нас кто-то из подручных принцессы. Скорее всего, исполнитель даже не подозревал, ради чего это все делается.

Сухмет опять улыбнулся.

– Они собрались все вместе, все, кому платила Мицар, и работали сообща. Но и их совместной силы не хватало – ты уж очень легко разрывал их приказания. Боюсь, у нее, после того как она отказалась от помощи слуг Нахаба, не осталось ни одного действительно сильного мага.

– Но она знала о моем появлении?

– Наверное, прочитав, что случилось с Гханаши, господин мой.

– И хотела уничтожить меня в отместку за его гибель? – Нет. Она была слишком самоуверенна, я же говорил – дворцовое воспитание. И полагала, что это поднимет ее авторитет в глазах некоторых колдунов, с чьим мнением она считалась. Ты был целью, которую она сочла для себя достижимой.

– А где они, эти другие колдуны? – спросил Рубос.

– О, они довольно далеко, по человеческим меркам. Кроме того, многие из них никогда и не задумывали чем-то вредить роду человеческому, так что с твоей точки зрения они не более опасны, чем мантикоры на южных островах. – Сухмет развел руками для убедительности, хотя мирамец его не видел. – По крайней мере, господин, до тех пор, пока ты не собрался туда путешествовать.

– А это… Ну, то, что кричало отвратительным голосом над королевским дворцом?

– Птица Сроф, – подсказал другу Лотар.

Сухмет кивнул, показывая, что понял.

– Это было не опасно. Сроф придумали не для боя, а как соглядатая. Она всего лишь мелкий шпион с довольно безобразным голосом. Она хорошо умеет видеть сквозь стены, ну и, конечно, умеет доносить на огромное расстояние, иногда даже между разными мирами.

– А кому она доносила на этот раз?

– Наверное, тем, кто продал принцессе Нуримана.

Рубос повернулся к Лотару.

– Скажи, зачем ты стрелял в нее? Это было не очень разумно – привлекло стражу и вообще…

– Главным образом потому, что предполагал удирать из Ашмилоны по воздуху. Мне казалось, она может помешать мне тащить тебя, именно она – ведь больше летающих врагов, если не считать неисправную крылатую лодку Илисара, в Ашмилоне не было. В общем, я думал, что неразумно оставлять в тылу противника с неизвестными возможностями.

Рубос лег на спину и, похоже, закрыл глаза.

– А почему Конад не пустил нас в Звездную башню?

– Ему приказала Мицар. Она стояла рядом с ним в тот момент и могла контролировать не только его решения, но даже частоту его сердцебиения.

Рубос совсем уж сонным голосом спросил, возможно, о последнем, что его беспокоило:

– А зачем он наслал на нас орду своих головорезов?

– Ты еще спроси, почему они его послушали, – удивился Лотар.

Но Сухмет воспринял вопрос Рубоса иначе.

– Очень часто тот, кто кормится магией другого, проникается его силой. Возникает некая форма паразитизма. И как невыносимо острая потеря воспринимается утрата своего господина…

Сухмет неожиданно замолчал. Тогда Рубос вдруг крякнул и рассыпался тяжелым, усталым, но искренним смехом.

– Тебе это хорошо знакомо, верно, Сухмет?

Старик зашевелился, лег, поджал ноги и деланно сонным голосом пробормотал:

– Сон, господин, восстанавливает силы, которых нам сейчас особенно не хватает.

Проснувшись, Лотар почувствовал себя еще лучше, чем вчера. Он был почти так же силен, как обычно. С некоторой опаской он попробовал вытащить Гвинед из ножен и убедился, что это совсем просто.

Воды у них осталось очень мало, но почему-то сейчас их это уже не волновало. Они были вполне готовы обойтись и без воды. Даже Лотар думал об этом без внутреннего содрогания.

Они шли почти весь день. Иногда лениво разговаривали. Но потом путь стал очень тяжелым и было уже не до разговоров. Они ползли по таким узким проходам, что временами Рубосу приходилось снимать свою рубаху, чтобы протиснуться вперед. Один раз пришлось останавливаться и ятаганом мирамца разбивать какой-то пористый камень, перегородивший дорогу так, что даже Сухмет не мог проползти.

Они так увлеклись, что забыли о привале, который обычно делали в середине перехода. Они вспомнили об этом, лишь вывалившись совершенно неожиданно в прекрасный, широкий и такой высокий коридор, что по нему можно было идти даже не пригибая голову.

Лотар смутно припомнил дорогу, которую видел, очнувшись после болезни. Но оказалось, что память, когда пребываешь в том состоянии, способна подвести, и как он ни вспоминал, что же тогда насторожило его, это ни к чему не привело.

Широкий и ровный путь ободрил их. Они стали спокойнее, веселее и немного беспечнее. Они разговаривали громкими голосами, словно уже вышли на поверхность и все опасности остались позади. Они топали по камням, не боясь, что пласт земли рухнет им на головы или впереди окажется тупик и придется возвращаться, чтобы попробовать другой путь у ближайшей развилки.

Неожиданно Рубос произнес, громко цокнув языком:

– Мне кажется или действительно стало светло?

Тогда и Лотар осмотрелся вокруг. Стены, верх, даже камни под ногами были залиты осторожным, вкрадчивым светом, возникающим словно бы из воздуха.

– В самом деле. Это те самые микроорганизмы, что в подземелье Ашмилонского дворца? – спросил он Сухмета.

Но старый раб, который тоже, казалось, только сейчас почувствовал этот свет, с тревогой осматривался по сторонам.

– Здесь не было света, когда я в эфирном теле разведывал этот путь.

– Не было или ты не заметил его? – спросил Рубос.

– Определенно не было.

Лотар сосредоточился, пытаясь вспомнить, что он сам видел тогда.

– Мне почудилось здесь что-то странное, но неопасное. Может быть, это был свет?

– Свет – это хорошо, – сказал Рубос. – Я чувствую, что он совсем не лишний для меня.

Они пошли дальше. Свет стал ярче. Внезапно Лотар услышал звук, к которому уже некоторое время был готов, и даже удивлялся, что его нет, – звон колокольчиков, слышимый только ему одному. Звон был еще еле ощутимым, но настойчивым.

Лотар проверил, как вытаскивается Гвинед из ножен. Рубос перехватил этот жест и большим пальцем левой руки проверил остроту своего ятагана. В этом есть что-то мясницкое, подумал Лотар.

– Сухмет, дай Рубосу свой ремешок.

– Но, господин мой, я не чувствую…

– Не спорь.

Сухмет поспешно выполнил приказ. Пока он повязывал Рубосу эту полоску кожи, Лотар ушел вперед. За ближайшим поворотом он увидел выход из коридора. Он был еще ярче, почти таким, как свет обычного, хотя и пасмурного дня на Северном континенте. Лотар остановился, решив подождать, пока глаза привыкнут к свету после непроглядной темени подземелья, но оказалось, что это не нужно: сила света возрастала в этом лабиринте постепенно, так что глаза не нуждались в привыкании.

Он пошел вперед. Перед выходом из коридора еще раз остановился, проверил, нет ли засады. Нет, он не чувствовал ничего особенного. Лишь свет, упругий, хотя и не настоящий солнечный свет. Лотар и не предполагал раньше, что может воспринимать его как особую, очень насыщенную субстанцию. Сухмет был прав: чтобы правильно воспринимать этот мир, стоило провести некоторое время в пещере.

Он вышел из тоннеля и замер. Вокруг была такая красота, что дух захватывало. Высокие точеные столбы породы, светящейся всеми цветами радуги, уходили в голубое марево, закрывшее потолок этого огромного, почти бесконечного зала. Настоящий каменный лес, с деревьями, кустами, восхитительно яркой голубоватой травой, выросшими из прозрачных или матовых минералов, настоящий лабиринт неповторимой, особенной в каждом образце красоты, неведомой человеческому глазу. Даже колокольчики несколько примолкли.

Сзади зашуршали камешки, это следом за Лотаром вышли Рубос и Сухмет. Мирамец охнул от неожиданности и растерянно опустил меч.

Они ходили от одного дивного творения природы к другому, расслабленные, размагниченные, словно им была обещана вечная жизнь и не существовало в мире угрозы, которая могла бы вторгнуться сюда.

– Как ни жаль, – сказал наконец Сухмет, – а придется идти дальше.

– Да, – кивнул Лотар. – Где здесь выход?

– В той стороне, – старик махнул куда-то вбок.

Все еще восхищаясь и останавливаясь время от времени перед иными потрясающе красивыми образцами этого собрания каменных чудес, они продвигались в направлении, указанном Сухметом.

Вдруг колокольчики взорвались таким оглушительным боем, что Лотар выхватил Гвинед и сделал поворот на месте, чтобы понять, откуда исходит опасность. Вокруг все было спокойно, и все-таки он знал, что сейчас что-то будет.

Его поведение подействовало и на остальных. Они подошли к нему, а Сухмет так даже повернулся спиной, чтобы видеть, что происходит сзади. Но по-прежнему все было тихо. И самое удивительное, что в этом свете, в его разноцветном сиянии Лотар ничего не мог почувствовать, ничего не мог ощутить.

Они снова зашагали вперед. И вот, когда уже и выход из этого зала темным провалом показался за рядом сиреневых колонн, вдруг что-то ощутимо навалилось на них. Лотар поднял голову и на небольшом уступе, рядом с выходом из зала, увидел что-то темное, похожее еще на одну пещеру. Он напряг зрение, но ничего не мог понять в этом обманном, неверном свете.

– Кто ты? – спросил он. – Отзовись.

Пятно легко слетело со стены и размытой кляксой стало приближаться, сгущая сиреневый свет колонн вокруг себя до фиолетовой темноты.

Тогда Сухмет выбросил вперед обе руки, с кончиков его пальцев сорвалась ломаная линия снимающей заклинания энергии. Она упала на пятно перед ними, и с того словно спала завеса.

Лотар, Рубос и Сухмет задохнулись от изумления.

На них спокойно, почти безжизненно смотрело лицо принцессы Мицар. И на этом прекрасном лице яростно горели, затмевая весь блеск зала, красные, пронизывающие до самых глубин человеческой души, демонические глаза Нуримана.

– Вот мы и встретились снова, наемник с севера, – ровно сказала принцесса и раздвинула губы в хищной, ужасающей улыбке. – Ты со своими друзьями пришел вовремя – я и мой повелитель очень голодны.

ГЛАВА 26

– Убирайся обратно в ад, чудовище, – прошептал Рубос. Лотар отчетливо слышал дыхание мирамца. – Мы уже убили тебя один раз.

Принцесса, или то, что теперь выглядело как принцесса, рассмеялось. Нет, подумал Лотар, это все-таки она. Просто с ней произошла жуткая перемена. Если раньше это была колдунья, которая пряталась под личиной юной девушки, то теперь ей не нужна была никакая видимость, и она уже не колдунья. Она жертва, ужасная жертва ужасающей страсти властвовать безраздельно и бесконечно. Возможно, она и сама не знает, что говорит и что делает. Возможно, она теперь и хотела бы умереть, но и умереть уже не властна, ибо ею повелевает тот, кого она впустила в себя.

Рядом зашелестел своим прекрасным клинком Сухмет. Он клацнул зубами, и Лотар понял, что старик тоже боится. «А ведь и мне нужно бояться, – он слабо усмехнулся. – Еще как нужно!» Кто, как не он, понимает, что нет у него ни сил, ни решимости биться. И что он проиграет бой, если… Нет, ни на помощь, ни на чудо рассчитывать нечего, он мертв еще вернее, чем принцесса Мицар.

Лотар успокоился. Это даже неплохо, подумал он. Пожалуй, последний бой имеет свои преимущества – он впервые будет драться совершенно спокойно, совершенно бесстрастно, без малейшей надежды. Он будет постигать весь бой, каким бы он ни был. Лотар вынес из-за спины Гвинед, он был готов.

Брови Мицар дрогнули. Она столкнулась с чем-то, что ее удивило. Но она была уверена в себе, гораздо более уверена, чем даже тогда, в зале, когда Лотар впервые увидел, с каким противником ему предстоит биться.

– Сухмет, – сказала она, – ты можешь отойти в сторону. Твоя жизнь мне еще не нужна.

Старый раб шумно проглотил слюну, но не сделал ни шага.

– Я выбрал себе нового господина. Ты должна понимать, что это значит.

– Хорошо. – Принцесса наморщила лоб, разглядывая Рубоса. – Ты тоже, большой варвар, можешь идти. Я пропускаю тебя в этот выход из моего зала.

– Она лжет, – громко прошептал Сухмет. – Она рассчитывает вселить в тебя Нуримана, как только расправится с Лотаром.

– Мог бы этого и не говорить, – раздельно произнес Рубос. Он попробовал согреть кисти рук, вращая огромный ятаган перед собой.

У него не очень-то ловко получается, решил Лотар. Усталость, слабость и, конечно, отсутствие тренировки в последние дни. Даже без повязки Сухмета, бывало, он крутил меч лучше, чем сейчас.

– Ну ладно, – спокойно, даже лениво согласилась с новой для нее ситуацией Мицар. – Это немного сложнее, но вообще-то задача остается прежней. И как бы вы ни ерепенились, тебе, Сухмет, придется по-прежнему ухаживать за Нуриманом, а тебе, варвар, – быть для него существом, в котором он совьет гнездо.

Лотар снова усмехнулся. Хотя ему и казалось, что он спокоен, ему никак не удавалось подавить эти дурацкие усмешки. Он выступил вперед.

– Ты забыла обо мне, Мицар. Что ждет меня?

– С тобой все просто, Драконий Оборотень. Ты уйдешь в миры, которые населяют самые прекрасные и грозные демоны. Там они быстро разберутся в твоей человеческой сущности, и твоей участи не позавидует даже несчастный Коринт.

– Так плохо мне придется? Неужто моя драконья порода, как сказал однажды Сухмет, не защитит меня?

– Ты слишком недолго был драконом, Желтоголовый.

Лотар подумал, кивнул, выпрямился и встал в прямую боевую стойку.

– За последнее время я узнал о себе много такого, что звучит ужасно, но, по сути, только укрепляет мой дух. Так что я готов, принцесса, начнем.

– Ты слаб, варвар, ты еще не восстановился после Ашмилоны. Тебе еще трудно поднимать этот меч, который, как ни грозно он выглядит, не способен достать меня.

Она мягко присела на точеных, прекрасно различимых под полупрозрачной тканью ногах. В самой их постановке безошибочно читался боец, который никогда не теряет равновесия и устойчивости. Мицар вытянула вперед руки с расслабленными ладонями.

Пытаясь рассмотреть Нуримана, Лотар на мгновение перешел на всепроникающее зрение и поразился. Принцесса была совершенным бойцом. Ее сознание было сейчас отключено, она готова работать на одних рефлексах, которые не тормозились ни единым фактором ее природы, отвлекающим или смягчающим голую, совершенную эффективность. И кроме того, его поразила чудовищная энергонасыщенность этих вытянутых вперед рук, ног, всего идеального тела.

Она могла бы одолеть его даже без Нуримана. А с демоном на плечах вообще неуязвима. Она одна могла сейчас биться против целой армии, и Лотар не сомневался, что она вряд ли получит даже пару царапин при самом неблагоприятном для нее исходе.

Принцесса улыбнулась своей мертвенной улыбкой.

– Правильно, варвар, я готовилась к поединку с тобой. Я так готовилась, что тебе это покажется даже формой уважения. Но сейчас я не жалею.

– Когда она успела? – шепотом спросил сзади Рубос. – Прошло всего лишь несколько дней…

– Она могла уйти в измерения Безвременья, – ответил Сухмет. – Там за эти дни прошли века. На самом деле у нее могло быть море времени.

Принцесса ничего не добавила, лишь кивнула, не переставая улыбаться. Почему-то именно эта улыбка показалась Лотару признаком ее слабости. И тогда он вдруг на мгновение, не больше, но и не меньше, почувствовал, что способен одолеть ее. Он шагнул вперед и быстро начертил Гвинедом в воздухе квадрат, в который принцесса была заключена, как в раму.

– А ты, принцесса, ты чувствуешь холод смерти, который подступает к тебе сейчас? – спросил он. – Что ждет тебя, отравившую свою некогда бессмертную душу враждебной человеку магией? Тебя, впустившую в себя Нуримана, демона, съедающего все, что есть в человеке святого? Тебя, принесшую своим подданным горе, страдания, бесчисленные смерти?.. Тебя уже сейчас проклинают на всех площадях Гурхора, как раньше славили за красоту.

Как ни странно, принцесса дрогнула от его слов.

– Они еще пожалеют обо всем, что говорили обо мне, чужеземец. Когда я вернусь и завоюю себе Ашмилону, они все пожалеют. И Блех, и Илисар, и этот дурак король, который имеет несчастье быть моим отцом.

Вот это и есть самое главное, вот этого знания мне и не хватало, подумал Лотар. Она собирается вернуться. Теперь я хорошо знаю, за что буду биться. И знаю, что проиграть нельзя.

– Ты уверена, что сумеешь вернуться?

– Я вернусь. И все эти собаки, которые были моими подданными, приползут на брюхе облизывать пыль, по которой я ступала.

Теперь гримаса гнева искажала прекрасные черты ее лица.

– Твой гнев подсказывает мне, что ты никогда не увидишь Ашмилоны. И никогда тебе не царствовать среди людей. И никто о тебе больше не вспомнит добрым словом, даже твой отец, который теперь-то отошел от твоей магии и, конечно, более трезво смотрит на все, что произошло с ним. – Лотар подавил внезапную вспышку ярости, он снова становился спокойным, отстраненным бойцом. – Ты навсегда останешься в этом зале.

Принцесса сделала неуловимый жест рукой, и ткань ее одеяния с коротким сухим треском разорвалась от плеча до манжета. Ни у кого Лотар не видел такой резкости и совершенства движений. Принцесса была готова, ей надоело болтать.

Тогда, повинуясь внезапному импульсу, Лотар поклонился церемонным восточным поклоном. Он отдавал этим дань своей сопернице, которая была совершенным воином. Он поклонился не принцессе Мицар даже, а ее силе и, возможно, своей смерти. А смерти-то всегда полезно поклониться, подумал он про себя, снова – в который раз – усмехаясь.

Его усмешка вывела Мицар из себя, и она прыгнула вперед – с места, низко, не выше человеческого торса и почти горизонтально. Никогда раньше Лотар не видел такого прыжка. Да он был и невозможен, никто бы и никогда не смог его повторить.

Удар, которым он попытался встретить ее, пришелся по воздуху, она каким-то образом сложилась, пропустив мимо себя Гвинед. А потом уже оказалось, что она стоит рядом и резко бьет ногой ему в плечо. Этот удар должен был выбить меч у него из рук. Но Лотар только упал на землю и покатился по мелким, светящимся, как самоцветы, камням.

Несколько следующих мгновений Лотар ничего не видел, но, поднявшись на ноги, сразу обнаружил, что она верховым, почти из-за спины, круговым движением бьет Рубоса ногой по голове. Лотар хотел было закричать, но он уже знал, что опоздал. Удар заставил огромного мирамца присесть. Он опустил свой бесполезный ятаган, почти потеряв сознание. Мицар оказалась прямо перед ним и с хищной, ледяной улыбкой молниеносно несколько раз ударила своим крепеньким кулаком ему в лицо. Она знала, что делала. Два удара пришлись сбоку, и мирамец только мотал головой, не в силах сдержать мощь этих атак. А напоследок она хлестко, с большим замахом ударила в прыжке коленом снизу вверх, и Рубос повалился навзничь, раскинув руки, как будто собирался взлететь.

Бесчувственный Рубос еще не упал, а принцесса уже повернулась к Сухмету. Старик тоже пропустил несколько ударов – наверное, из тех, которых Лотар не видел. Из правого глаза по его щеке текла кровь, на правом виске набухала огромная фиолетовая опухоль. Краем сознания Лотар понял, что удар Мицар сломал Сухмету кончик височной кости и сейчас старик испытывает дикую боль. Но он довольно умело выводил боль из своего сознания и готовился биться дальше.

Словно в дурном сне, Лотар увидел, как медленно, словно разом разучившись двигаться, Сухмет поднимает свою роскошную саблю и почти так же медленно опускает ее туда, где принцессы уже не было. А она смеялась, стоя сбоку от старика, почти за его спиной. Неужели она так быстра?

Лотар поднял темп восприятия до предела и почувствовал, что еще немного – и он потеряет контроль над своим телом, не сможет правильно оценить, какие движения следует делать сначала, а какие потом. Он мог сейчас все, но по-прежнему плохо понимал, что и как делает принцесса.

Между тем Сухмет еще пару раз, широко расставив ноги, как пьяный, промахнулся. Мицар заливалась смехом, легко увертывалась от сверкающего круга, который чертила в воздухе сабля старика.

Что-то в ее повадке показалось Лотару очень знакомым. Он даже не стал вмешиваться в этот поединок неуловимой, быстрой как мысль принцессы и оглушенного, почти теряющего сознание старика. Он надеялся, что понимание рисунка боя Мицар, который он сейчас наблюдает, поможет ему… Всего лишь поможет продержаться немного дольше. Потому что победить такого воина Лотар не мог, он сознавал это с ужасающей ясностью.

Принцесса смеялась, и этот смех громким эхом отзывался в призрачном, разноцветном зале. Наконец Лотар понял, что она так же уходит от клинка Сухмета, как уходила от него Освирь, когда он бился с ней. Она неуязвима для стали, она научилась не поддаваться стали, и совершенство, с которым демонстрировала свое умение принцесса, заставляло вспоминать Освирь с презрением.

Лотар пошел вперед. Теперь он знал, что против Мицар его Гвинед бесполезен, но выпускать его из рук все равно не следовало, потому что если Мицар сталь не пугала, то против Нуримана его меч был, может быть, лучшим оружием, когда-либо выкованным людьми.