Кайноzой Лукьяненко Сергей
Со стороны, наверное, выглядело так, будто мы собираемся сесть именно в восьмой вагон.
Бедные курсанты.
– Но это, полагаю, снимает с меня все подозрения? – спросил я. – Можешь передать вашим питерским дружинникам, что я – как цесарка.
– Что? – Бедренец не понял.
– Как жена Цезаря. Вне подозрений.
– Обычно, когда тебе тоскливо, ты довольно удачно остришь, – сказал Михаил. – Но сейчас не получилось.
Я кивнул.
– Понимаю. Можете ещё Сашу допросить.
– Ты про Александру Фадееву, которую упомянул в рапорте товарищ Симонов, папа Александра? – спросил Михаил небрежно.
Пару секунд я обдумывал его слова.
Потом беззвучно выматерился.
– Полагаю, она импровизировала на ходу, – продолжал Бедренец. – Имя взяла твоего сына, потому что это подсознательно вызывало у тебя доверие. Фамилию – другого писателя тех лет. Нагло, но сработало.
– То есть её не было в поезде? – уточнил я.
– Женщина была, её видели. Скорее всего, билет она покупала под именем Ольга Чехова. Скорее всего, тайно вышла из поезда на границе Питера, когда отцепляли восьмой вагон. Ехала она одна, никакого мужа и дочери с ней не было.
– Я ведь даже проснулся, – заметил я. – Вышел в тамбур… с проводником пообщался.
– Не было похоже на то, что в купе кто-то заглядывал в твоё отсутствие? – спросил Михаил.
Я вздрогнул, глядя на Найда. Тот пожал плечами.
– Не знаю, – сказал я. – Как-то и в голову не пришло… Ольга Чехова… Чем-то знакомое имя.
– Старая русско-немецкая актриса первой половины двадцатого века. Гитлер её очень любил, несмотря на русское происхождение. Ещё, говорят, была агентом НКВД. Спроси Маркина, он точно скажет.
– Ну, ты же не хочешь сказать…
Бедренец вздохнул.
– Нет, конечно. Та Чехова давным-давно умерла, шансов восстать у неё не больше, чем у Наполеона. Но если фальшивое имя выбрано не случайно, то это интересный штрих. Любит литературу, однако.
Я подумал немного и кивнул. Перед глазами стояла Ольга Чехова, она же Александра Фадеева. Блин, красивая женщина. Такие не должны быть убийцами. Ладно, такие имеют право из ревности застрелить соперницу или мужа-обманщика! Но уж никак не отравить вагон мальчишек-курсантов!
– Как у тебя-то? – спросил Бедренец мягче.
– Всё нормально, – ответил я.
– Как Настя?
– А что Настя? Тоже нормально. Днюет и ночует на работе. Ты же понимаешь.
– Она хороший, увлечённый сотрудник, но мне казалось, что любовь к тебе для неё важнее, – осторожно сказал Бедренец. – Может быть, это для неё единственная возможность быть рядом с тобой?
Я улыбнулся.
– Если бы даже и так? Неужели ты думаешь, Михаил, что я стал бы жить с мёртвой женщиной, которую когда-то любил?
Старый кваzи посмотрел мне в глаза. Потом покачал головой.
– Нет, Денис. Ты бы не стал.
Глава вторая. Мёртвые и живые
Санкт-Петербург – город с тяжёлой судьбой. Сколько людей положил в сырую невскую землю Пётр I, одержимый идеей построить в России европейский город, – никто не знает, но считается, что не меньше ста тысяч. Для тех времён цифра чудовищная.
Потом был 1905 год и Кровавое воскресенье.
После была революция и десятки тысяч погибших.
Затем – фашистская блокада и полтора миллиона умерших от голода и холода.
Так что столицей кваzи Санкт-Петербург стал удивительно естественно. Нельзя сказать, что во время катастрофы он особенно сильно пострадал. Не Киев, в конце концов, где людей осталось процентов двадцать от населения. Но кваzи стали стекаться в него со всей страны, а живые – уезжать. Без конфликтов, без ссор. Как-то очень спокойно и буднично, будто город ждал этого момента.
– Ну, так зачем ты меня вызвал? – спросил я.
Мы с Михаилом стояли на Банковском мосту, как на мой взгляд – самом красивом в Питере. Мимо шли люди и кваzи, редкие туристы фотографировались у крылатых львов, традиционно обзывая их грифонами. Львы не обижались, они привыкли.
Мы были одни. Найд ушёл. Убежал к своим знакомым-приятелям, унёсся как ветер, едва ли не вприпрыжку. Его ждали друзья живые и мёртвые, а меня – один лишь только Драный Лис.
– У меня большие проблемы, – сказал Михаил. – Да, в общем-то, у всех нас… – Он замолчал на миг. – Полгода назад мы предотвратили войну между живыми и кваzи. Спасибо тебе. Ты наш друг.
Я вздохнул. Полгода назад я позволил Михаилу забрать смертоносный вирусный штамм, способный выборочно уничтожить всё взрослое население мира. Нет, вру. Не позволил забрать. Сам отдал оружие, созданное сумасшедшим гением, профессором Виктором Томилиным. Сохранил, так сказать, баланс между живыми и мёртвыми.
– Когда ты умираешь, – сказал я, – то ты этого не чувствуешь, плохо всем вокруг. Примерно то же самое, когда ты тупой.
Михаил несколько мгновений помолчал, глядя на холодную воду канала. Когда кваzи напряжённо размышляют, то даже самые способные перестают выглядеть живыми. Михаил хотя бы дышал, а некоторые забывают – им не надо делать это так часто, как людям.
– Это смешно, – решил он наконец-то. – Ты хочешь сказать, что, называя тебя другом, я повёл себя как идиот.
– Да.
– Но мы работали вместе. И ты отдал мне вирус, хотя я не стал драться за него.
– Да, – сказал я, глядя в мутноватую от стужи воду.
– Ты вёл себя как друг.
– Я вёл себя как разумный человек. Я вообще чемпион мира по разумным поступкам. Мне не нравится то, каким стал мир. Но и люди, и кваzи нужны друг другу. Если бы вы все вымерли – мы остались бы наедине с восставшими. На них «чёрная плесень» действует?
Вообще-то я знал ответ. Михаил, полагаю, тоже, но ответил он уклончиво:
– Биологически кваzи и восставшие почти идентичны.
– Хорошо, остались бы только люди. Но в разрушенном мире, где всё равно постоянно восставали бы покойники. А к тому, что сейчас происходит, мы приспособились.
– Работает – не трогай, – кивнул Михаил. – Разумный вывод. Но ты всё равно наш друг. Мой друг!
Я вздохнул. Если кваzи что-то себе вбил в голову – то лишить его этого убеждения можно только вместе с головой.
– Так что случилось? – спросил я. – Ты принёс Представителю вирус. Ты должен быть на коне. А у меня сложилось ощущение, что ты… не в фаворе.
– Этот вопрос я проясню позже, – ответил Михаил. – Основная проблема в другом.
Ну вот. Никуда не денешься, я согласился приехать, я встретился с Михаилом, я позволил ему втянуть себя в разговор.
Глупо теперь затыкать уши и напевать «ла-ла-ла».
– И в чём же? – покорно спросил я.
– Появились атипичные восставшие и атипичные кваzи, – сказал Михаил. – С первыми ты уже знаком.
– Встали слишком быстро, сразу рванулись на охоту, – кивнул я. – А кваzи?
– За последние две недели зафиксировано четыре случая нападения кваzи на людей, – сказал Бедренец.
– Удивил, – фыркнул я. – Вот только не надо делать вид, что среди кваzи не встречаются убийцы.
– Да, – согласился Михаил. – Бывают. Но, видишь ли, раньше не встречалось кваzи, которые были бы способны… терзать жертву.
Я посмотрел на него. Вопросительно поднял бровь.
Михаил откровенно мялся. Он вдруг даже снял шляпу и пригладил волосы ладонью. И отводил глаза.
– Терзать можно по-разному, – сказал я. – Вот ты сейчас меня терзаешь своими экивоками. Но мне кажется, что ты имел в виду…
– Да, – сказал Михаил.
– Зубы? – безжалостно уточнил я.
Михаил кивнул.
– Ты хочешь сказать, что какие-то кваzи нападали на людей и… рвали их зубами… – сказал я. – Верно?
Бедренец опять кивнул.
– И?
– Они… ели, – тихо сказал Михаил.
– Как восставшие? Пожирали людей?
– Не совсем, – пробормотал Михаил. – Они даже не ставили своей целью убить. Две жертвы из трёх выжили… их просто искусали… частично погрызли… шрамы останутся.
– Но каждый раз ваши замечательные вегетарианцы не упускали случая проглотить кусок человеческой плоти.
Михаил кивнул.
В голове у меня мешались отвращение, злость и любопытство. Наверное, мой моральный облик достоин сожаления – любопытства было больше.
Все кваzи были когда-то кровожадными тупыми восставшими. Все кваzи возвысились, обрели разум, убив человека и сожрав хотя бы часть его мозга. Это жуткая правда, которую знают немногие.
Но есть вещь, которую знают все, – кваzи вегетарианцы. Очень строгие, они даже молоко пить не могут. Это действительно правда.
И это то, что позволяет нам сосуществовать с живыми покойниками.
Если выяснится, что кваzи способны пожирать людей, подобно своим неразумным предшественникам, то начнётся война.
– Рассказывай, – сказал я. – Только давай уйдём куда-нибудь в тепло. Я живой, я озяб.
У кваzи температура тела выше человеческой. Но холода они не чувствуют. Как сказал однажды Михаил: «Своё отмёрзли».
– Пошли, – кивнул Михаил.
Идти пришлось недалеко. Мы прошли по набережной вдоль канала и на углу с Москательным переулком вошли в дверь старого четырёхэтажного здания. Вроде как в здании располагались университетские корпуса, но за дверью была совершенно не учебная атмосфера – подтянутый вооружённый вахтёр (человек, не кваzи) за столом, казённая, лишённая уюта атмосфера, белый свет ламп (я уже замечал, что кваzи больше любят холодный спектр освещения). Здесь Михаила знали, здесь Михаила уважали. Даже вахтёр, при взгляде на которого хотелось остановиться и отдать честь, не стал меня останавливать – протянул было руку за документами, но Бедренец покачал головой и вахтёр не стал спорить.
– Научный центр, – сказал Бедренец. – Небольшой.
– Твой персональный, – добавил я, озираясь, пока мы шли узкими высокими коридорами. Штукатурка потемнела и кое-где отставала, сказывалась близость воды, вечная питерская сырость. Под вытертым линолеумом поскрипывал старый деревянный пол.
– Практически, – не стал спорить Михаил.
Мы зашли в дверь, за которой оказался кабинет – чуть более обжитой, чем остальное помещение. Тут хотя бы нашлось место для двух орхидей на подоконнике, усыпанных такими яркими цветами, что они казались пластиковыми. Рядом с окном стоял молодой мужчина-кваzи, даже не повернувшийся в нашу сторону. Сотрудник, наверное.
– Настоящие, – сказал Михаил, заметив мой взгляд. – Я всем кваzи советую держать дома орхидеи.
– Потому что они паразиты? – ляпнул я.
– Заблуждение, – ответил Михаил. – Орхидеи – эпифиты. Они используют дерево как опору, а не паразитируют на нём.
Он грузно уселся в кресло, кивнул мне на диванчик, стоящий сбоку от стола, рядом с кулером для воды. Вздохнул:
– Но ход мысли у тебя правильный. Именно поэтому. Я пытаюсь донести до всех кваzи простую мысль – без живых людей мы вымрем… Аркадий!
Мужчина неторопливо повернулся. При жизни он был молод, не старше двадцати с небольшим. Лицо костлявое, лоб низко скошен, глаза чуть асимметричные, курносый, при этом ухи какие-то не по размеру мелкие и оттопыренные. В общем – после смерти он стал выглядеть лучше.
– Аркадий работает аналитиком, – сказал Михаил, не поясняя, аналитиком чего. – Поговорите с ним.
– Рассказывайте, Аркадий, – сказал я, устраиваясь на диванчике поудобнее. Аркадий садиться не стал, просто сделал несколько шагов, вышел на середину комнаты, как ребёнок, готовящийся читать стишок Деду Морозу.
– Пострадавшая – Нелли Селиванова, шестнадцать с половиной лет, – сказал он. – Инцидент произошёл четыре дня назад. Мы не были знакомы. Девушка после школы подрабатывала курьером, она доставила нам почту. Я вышел на вахту, подошёл к ней, забрал конверты, стал расписываться в квитанции. И тут меня… – он запнулся. – Тут со мной что-то произошло. Я наклонился, вероятно, она решила, что я хочу поцеловать руку, но я укусил её в район запястья…
– Стоп! – заорал я. Аркадий послушно замолчал. – Михаил, что за… Что он говорит? Он твой аналитик?
– И по совместительству – одна из жертв, – сказал Михаил.
– Жертва, которая напала на девочку?
Михаил отвёл взгляд. Но ответил твёрдо:
– Он жертва непонятного заболевания. Аркадий, продолжай.
– Я вырвал зубами фрагмент кожи и мышечной ткани, – продолжал Аркадий. – И начал жевать. Мне… мне было вкусно. Я совершенно ни о чём не думал, просто жевал. Девушка стала кричать, бросилась к двери, я её не удерживал. Она выскочила на улицу и упала. Не потеряла сознание, просто растерялась, была в шоке. Я смотрел на неё и жевал, она смотрела на меня и молчала. Прошло две-три секунды, не больше. Потом меня стошнило. Я стал говорить, успокаивать её, извиняться. Побежал за аптечкой. Девочке стал помогать вахтер, Александр, человек. И Зинаида, сотрудница, кваzи. Вместе мы перевязали рану. Я проверил оторванный фрагмент мышцы, надеялся, что в больнице смогут пришить, но там всё было разорвано и раздавлено. Мы вызвали скорую помощь. И полицию. Девушку госпитализировали. С меня после допроса взяли подписку о невыезде. Жизнь девушки вне опасности, врачи обещают полное сохранение функциональности конечности. Но останется некрасивый шрам. Я пытался навестить её в больнице, она отказывается от встречи. Это все имеющиеся факты.
Я перевёл взгляд на Михаила. Потом снова посмотрел на Аркадия. Оба кваzи молчали.
– Зачем ты это сделал? – спросил я.
– Не знаю. В тот момент это показалось мне правильным и естественным. Это походило на кошмарный сон. Или на кратковременное помутнение сознания. Я многократно обдумывал произошедшее, у меня нет никакой рабочей версии.
– Прямо-таки совсем никакой? – уточнил я.
– Признаков отравления или болезни у меня нет, – сказал Аркадий. – Я не находился под чьим-то влиянием, к тому же нет достоверных сведений о гипнабельности кваzи или возможности психопрограммирования. Никаких разумных, логических доводов к нападению у меня не было. Я не испытывал голода. Тем более что в дальнейшем у меня не возникло стремления есть продукты животного происхождения и, судя по реакции организма, – они по-прежнему являются для меня вредными. Единственное, что я могу предположить… – он заколебался, но всё же продолжил. – Я один из первых кваzи. Возможно, с течением времени в наших организмах происходит какой-то сбой, который приводит к немотивированной агрессии. В таком случае я лишь первая ласточка.
– Скажи-ка, ласточка, сексуального подтекста в твоём нападении не было? – спросил я. – Молоденькая девушка, расцветающий… э… цветок… агрессия и секс часто связаны.
– Невозможно, – ответил Аркадий. – Я обдумывал этот вариант, но проблема в том, что мне не нравятся женщины. Я гей. Вот вы мне кажетесь очень привлекательным мужчиной.
Я поперхнулся и закашлялся.
Я, кажется, даже покраснел.
Вот уж чего не доводилось слышать!
– Но у меня уже есть постоянный партнёр, кваzи, – огорчил меня Аркадий. – И сексуальное влечение у нас проявляется куда слабее, чем у людей, – он покачал головой. – Нет, у нас с вами ничего бы не вышло.
– Да твою ж… – простонал я. – Ты ещё что-то можешь сказать?
Аркадий подумал немного.
– Да. Я очень сожалею. Я больше не буду. Если, конечно, это не болезнь.
– А если болезнь?
– Тогда меня необходимо изолировать или уничтожить.
Я снова глянул на Михаила. Тот кивнул Аркадию.
– Спасибо. Ты можешь вернуться к работе. Спасибо за откровенный рассказ.
– Спасибо за доверие, Михаил Иванович, – ответил Аркадий. – До свидания. Я буду у себя в кабинете. До свидания, господин Симонов.
– До свидания… – выдавил я.
А когда дверь за парнем закрылась, уставился на Михаила.
– Что? – спросил тот.
– С ума сошёл? У тебя в помещении разгуливает кровожадный кваzи!
– Атипичный. Он в норме.
– Сейчас в норме! А когда его снова… накроет?
– Если накроет.
– Исходить надо из «если»!
– Так мне и сказали, когда я не дал его арестовать, – кивнул Михаил. – Но я в ответе за своих сотрудников.
– Поэтому ты и в опале, – сообразил я.
– Да, – признался Михаил. – Мы изучаем проблему, и вдруг мой сотрудник набрасывается на человека. А я же его защищаю. Это не добавило мне популярности.
– Кто ещё нападал на людей? – спросил я.
– Пенсионер, бывший скрипач в оркестре. Там всё печальнее, он напал на собственного правнука, ребёнок скончался. Нападавшего попытался убить его внук, но кваzи его опередил.
– В каком смысле?
– Взял нож и отрезал себе голову. Мы крепче людей. Мы на такое способны.
Я отметил этот удивительный факт – у людей, если я не ошибаюсь, подобный фокус лишь однажды проделал пьяный поляк. Но он воспользовался бензопилой.
Однако больше меня насторожило другое.
– Что дед самовыпилился – это молодец. Но… снова ребёнок! Третья жертва?
– Взрослый. Там был небольшой конфликт между человеком, туристом с Дальнего Востока, и кваzи, работавшей в Эрмитаже. Совершенно рядовой конфликт. Турист сфоткал картину со вспышкой. Кваzи сделала замечание, турист начал оправдываться, что забыл отключить вспышку, инцидент был практически исчерпан… и тут кваzи на туриста напала. Три укуса в мягкие части ноги.
– В задницу, короче.
– В задницу, – признал Михаил. – Порвала брюки, вырвала клок мышцы… Кваzи под домашним арестом, турист в больнице, опасности для жизни нет. Видимо помутнение сознания длится недолго.
– Четвёртый случай?
– Шедший мимо кафе кваzи остановился и укусил за руку девушку, пьющую кофе на открытой террасе.
– Миша, вы все в… мягких частях, – сказал я. – Да и мы тоже. Есть какая-то связь между всеми агрессивными кваzи?
– Никакой, – твёрдо сказал Михаил. – Живут в разных местах, не знакомы, никак не связаны. Молодой мужчина-гей, старик, женщина нормальной ориентации, мужчина средних лет нормальной ориентации. Возраст, национальность, профессия, место рождения, время восстания и возвышения – всё разное.
– Признаки воздействия? В первую очередь химия?
– Аркадий же сказал – нет. Покончивший с собой кваzи был подвергнут всем возможным анализам. Никаких следов.
– Где-то в мире ещё происходило подобное?
Я очень надеялся услышать твёрдое «нет». Это позволило бы свести ситуацию к локальной аномалии. Ну мало ли, Питер… место такое.
– Подтверждённой информации нет, – ответил Михаил. – Европейские и американские коллеги неофициальными путями интересовались примерно тем же самым, что и мы: не было ли последнее время зафиксировано необычных конфликтов между кваzи и людьми. Либо у них происходит то же самое, либо они получили информацию и пытаются понять, что у нас происходит.
– Лучше уж второе, – резюмировал я. – Если по всему миру кваzи принялись нападать на людей, то это конец. Но даже если проблема локальна, долго вы информацию в тайне не удержите.
Михаил обречённо кивнул.
– А что про атипичных восставших? – спросил я.
– Отмечаются случаи ускоренного перехода умерших людей в состояние восставших. В одной из больниц восставший поднялся через три минуты после смерти. Во всех случаях восставшие очень быстро переходят в стадию охоты. Ну и… ещё ряд странностей.
– У тебя есть что выпить? – только и сказал я.
К моему удивлению, Михаил открыл ящик стола, достал початую бутылку какого-то незнакомого виски, два стакана. В один плеснул виски, двинулся ко мне.
Я поймал себя на том, что чуть подтянул ноги, готовясь вскочить.
– Я не кусаюсь, – сказал Бедренец.
– Это пока, – едко ответил я, принимая стакан.
Себе Михаил налил воды из кулера. Мы молча чокнулись. Я сделал глоток. Виски был шикарный.
– Да ты разбираешься в напитках, – сказал я, косясь на бутылку. – Зачем он тебе?
– Таких как ты угощать, – Михаил грузно сел рядом. – Денис, я боюсь. Происходит что-то чудовищное.
– То, что ты давно мёртв, но ходишь и разговариваешь – не чудовищно?
– Я не мёртв, – терпеливо произнёс Бедренец. – Я перешёл в иную форму человеческого существования. Мёртв – тот дедушка, что отрезал себе голову, когда понял, что натворил. Мёртв его годовалый правнук. А мы пока живы.
Говорить «надолго ли» я не стал. Меня пронзила другая мысль.
– Найд! Михаил, он же один в городе!
– У нас не расхаживают толпы атипичных кваzи, – сказал Михаил. – Найд прекрасно знает, что среди нас тоже могут быть убийцы, маньяки, сексуальные насильники, он не испытывает к каждому встречному кваzи безоговорочного доверия.
– А он знает, что его давнишний приятель-кваzи может вцепиться в него?
Михаил не ответил.
– Я должен буду предупредить Найда, – сказал я. – Уж извини, но плевать на секретность, ему я это скажу… Михаил, зачем ты меня вызвал? Чем я могу тут помочь?
– Почему ты зовёшь сына Найдом? – внезапно спросил Михаил.
– Я зову его Сашей.
– При нём. А без него называешь Найдом.
– Потому что я не знаю, действительно ли он мой сын, – сказал я. – Ты мог меня обмануть.
– Хорошо, ты мне не веришь, – кивнул Михаил без всякого раздражения или смущения. – Это разумно. Но ты ведь можешь проверить сам…
– Нет.
– Почему?
Вот как объяснить? Тем более что вначале пришлось бы объяснять самому себе. Но я честно подумал и сказал:
– Если я стану выяснять, это будет предательство.
– А может быть, ты боишься узнать, что я действительно тебя обманул, – предположил Михаил.
– Может быть. – Я не стал спорить.
– Поэтому я тебя и вызвал, – сказал кваzи. – Ты не предатель. Даже если подозреваешь предательство, сам в ответ не предаёшь. И ты хороший полицейский. Ты чуешь. Когда не хватает информации – доверяешься интуиции и не ошибаешься.
Я вздохнул, провёл ладонью по лицу. Надо бы побриться.
– Хорошо, Михаил. Я постараюсь помочь. Я на девяносто девять процентов уверен, что мы не удержим ситуацию. Дрожжи уже попали в сортир, скоро оттуда повалят дурнопахнущие субстанции… Но я буду стараться. С одним условием.
Михаил серьёзно кивнул.
– Ты расскажешь мне всё. Действительно всё, что вы знаете о себе, о восставших, о катастрофе. Во-первых, это надо для дела.
– Бесспорно. Договорились.
– А во-вторых, я хочу понять, кто же вы такие.
Михаил сочувственно поглядел мне в глаза.
– Люди, Денис. Мы обычные люди, только мёртвые. В этом и вся беда.
– Хорошие слова, чтобы закончить разговор, – кивнул я. – Давай, всё-таки, я позвоню Найду и попрошу его быть аккуратнее. А потом займёмся вагоном с курсантами.
– Считаешь, это как-то связано?
– Враги у меня есть, – я пожал плечами. – Но такие, чтобы ради меня убить толпу молодых ребят? Это либо ради того, чтобы не пустить меня в Питер…