Между нами война Чеганова Инна

Пролог

Уже не в первый раз маленькая девочка видит во сне, как она и ее преданная бабушка в длинных бесформенных рубахах идут навстречу полной луне, перекрывающей собой ночной горизонт. От ее бело-голубого света, разливавшегося по округе, ясно, словно днем.

…Вот она – чернявая и хрупкая, тянет свои фарфоровые, почти прозрачные из-за худобы, ручки к серебряной доброй луне, дарящей мир, но между ними высокая каменная стена, не имеющая конца и края. Девочка совсем не обращает на это внимания – она ведома чем-то высшим, невидимым. И вот, всего один шаг, и – преграда тает…

Бабушка остается позади, смотря в недоумении, словно не понимая глубины и смысла происходящего.

А девочка? Она любуется в упор умиротворяющим небесным светилом и парит над землей. Она растворяется в его великолепном озарении. Ей мерещится, что она – одна, особенная, одобренная загадочной Вселенной. Как же это прекрасно!

Девочка просыпается…

Глава первая

…20 марта 1217 год. Regno di Candia – Королевство Кандия. Regnum Create – Королевство Крит.

– Они приближаются. Наконец-то! – воскликнул человек со списками из администрации Венецианских колонизаторов, дав приказ портовым быть готовыми к встрече.

Галеры и парусники Дожа (Дож – правитель Венеции (итал. doge, от лат. dux – «вождь, предводитель, военачальник»; однокоренные слова «дукс», «дюк», «дукат»)), заполненные первой партией из ста тридцати двух рыцарей и сорока восьми сержантов; их специально обученными конями и передовым вооружением причаливали к северо-восточному побережью острова Крит, находящемуся между тремя морями: Эгейским, или Критским – на севере; Ионическим – на западе и Ливийским на юге. Земля находится в восточном бассейне Средиземного моря, на стыковой двух культур – Запада и Востока. Всё это – морская артерия Европы и Азии.

Все хотели покорить этот маленький островок, волею судьбы раскинувшийся здесь. Его немногочисленным мужественным жителям всегда и во все времена приходилось мириться с часто меняющимися хозяевами, продающими их из рук в руки и отбирающими лакомый кусок друг у друга вследствие далеко неспокойной политической обстановки в мире.

Вот и теперь Крит встречает новых хозяев. Византия – наследница Римской Империи была расколота, затем здесь хозяйничали по сути те же византийцы, назвавшие свою новоиспеченную республику Генуэй. Это были хорошо обученные пираты – изверги, бороздящие воды под своим белым флагом с красным крестом. Но они были изгнаны более дерзкой Венецией.

Теперь пришла она – промышлявшая на всём, что продавалось. А виной смены властей на этот раз являлся сентябрьский Декрет, подписанный вождем крестоносцев Маркизом Бонифацием Монффератским, чьим трофеем являлся Крит и Дожем Империи морских торгашей – Джакомо Тьеполо в 1211 году. (Эти исторические сведения, касающиеся истории Крита, Венецианского господства и восстаний, немного переделанные в пользу художественного произведения, взяты из энциклопедии "Вокруг Света".)

Бедные изнеможденные критяне!

Издалека за этой причаливающей морской гегемонией в ужасе и с обреченным видом наблюдали пришедшие ради этого зрелища самые смелые местные жители Хераклиона (Хераклион, Гераклион, Хандак – Хандакас, Кандия – столица острова Крит. Сегодня – Ираклион), теперь уже Кандии, боясь подойти поближе.

– Наконец земля! Мы уже близко. – говорил своему немногим взрослому товарищу юный девятнадцатилетний рыцарь, с рвением гребя галеру длинным веслом, звуки гулкого хлюпанья которого вливались в общий плеск. Его темно-коричневые, почти черные, мелкие упругие кудри, доходившие до середины красной от солнца шеи, забавно пружинили от движений их хозяина.

– Таррос, что ты видишь? – почесав бритую голову, вопрошал его товарищ, своим вопросом желавший узнать мечты лучшего друга.

– Алессандро Армандо, я вижу зеленые холмы и горы. Смотри, как это прекрасно! – потея от усилия и предвкушения перемен, ответил вдохновленный Таррос. Он вдыхал уставшим от соленого морского воздуха носом пьянящий запах приближающихся земель.

– Должно быть, здесь полно древесины для судостроительства. Говорят, что тут есть величественные каштановые леса. – глагольствовал Алессандро, вместо округи разглядывая свежие мозоли на левой руке.

– Да. И не только каштановые. Эта земля, несмотря на её печальную историю, сохранила свой девственный вид. Смотри! – взгляд лазурных глаз Тарроса, кинутый из-под костистой, мужественной надбровной дуги, был направлен на искрящиеся волны, что так послушно превращались в нежную пену, и, ударяясь, разбивались о прибрежные камни.

– Поскорее бы! Устал я уже от этого скользкого весла. У меня копчик болит. – жаловался более прагатичный шутник Алессандро, удивляясь наблюдательности Тарроса. – Что ты ожидаешь от прибытия сюда? – он оглянулся через правое плечо на товарища, сидящего сзади. Его смоляные, с винным отливом глаза, горели внутренней силой и уверенностью в себе. Они смотрели на окружающее с насмешливой иронией.

– Я? Ничего… Буду служить во благо Венеции. Слава великому Дожу! – выкрикнул Таррос, чем вызвал недоумение гребущих по соседству солдат. Ему льстила не столько фанатичная служба, сколько открывающиеся посредством ее пути для романтичной и мятежной натуры.

– Ты смешной, брат! – улыбнулся Алессандро. Но сразу же, немного насупившись, с грустью в голосе, продолжил. – Я уже скучаю по своей Каллисте. – проговорил он, задумчиво вглядываясь в густую зелень острова. В её изумрудных переходах пробивались острые и обтекаемые шапки темных деревьев.

– Надо же, твоя! Не забывайтесь, вы оба, с ней вместе – я все еще ее брат! – дружелюбно засмеялся в ответ Таррос.

Алессандро вновь заулыбался. Молодые люди стали друзьями в раннем детстве, когда отец Тарроса уплыл с Крита из-за семейных распрей. Его тоже звали, только на греческий лад, Александрос. По образованию он был судостроителем.

У Александроса был старший брат – Алексис Каллергис, впавший в обиду на ученого братишку, который долгое время проучился на семейный бюджет обеспеченных землевладельцев в далёких Афинах. Алексиса страшно раздражало то, что Александрос не участвует в их общем деле. Все накопившееся недовольство вскоре выросло в скандал с последующим лишением имущества.

Александрос Каллергис, разочаровавшись в родственниках, удалился в Венецию, что бурно развивалась благодаря морской экспансии. Мужчина уплыл с женой и маленьким сыном, ожидая, что может быть там, в городе богатых морских волков, он станет востребован в своей профессии и самореализуется. Так и случилось.

Маленькая семья поселились в этом невероятном чудо-городе, выбрав среди множества районов различных дельцов рыбацкий квартал. Поначалу они жили довольно-таки скромно. Через год у них родилась пригожая девочка, которую назвали Каллиста.

Однажды Александрос познакомился с Алессандро Армандо, военным инженером – и последний, узнав о его таланте, посчитал, что грешно будет бросить развивать то, чему грек посвятил полжизни. Узнав друг друга лучше, они начали творить вместе.

Из-за бесславных и презираемых властями Империи корней грека, его венецианский друг дал ему свою фамилию, при условии, что тот примет Католицизм и приведет в Папскую веру свою семью. Александрос, будучи не слишком зацикленным на религиозности, согласился.

У Армандо тоже был сын, названный в честь него самого – Алессандро. Два мальчугана быстро нашли общий язык. Они вместе учились, вместе ели и спали, вместе повзрослели и возмужали. Их в один день посвятили в рыцари Ордена Святого Марка. Тогда Тарросу было двенадцать, а Алессандро – пятнадцать лет.

Знатная семья Алессандро Армандо благоволила Каллергисам, несмотря на их эллинское происхождение. Они были очарованы их прекрасным воспитанием и культурными манерами. Это было заметно, и не нужно было особо вглядываться – их редкая аристократическая внешность говорила сама за себя. Жаль только, что век Александроса и его жены не был долгим. Сначала от чахотки умерла мать Тарроса – Целандайн. Видимо, сырой венецианский климат навредил этой милой женщине, выросшей на щедрой земле. Вслед за ней ушёл и его отец от сердечной болезни – сказались переживания и, опять же, мокрота, бьющая по суставам. Но он успел сделать многое для флота Империи.

Маленькие Таррос и Каллиста остались одни. Семья друга не оставила детей на произвол судьбы. Отрока Александроса в возрасте тринадцати лет Армандо отдал в военную часть. В дань уважения отцу сироты, своего сына Алессандро мужчина отправил вместе с Тарросом, чтобы детям было не слишком тяжко. Вдвоём легче было противостоять жестокости казарменной жизни.

Надо отметить, что суровые условия воспитания закалили парней. У каждого был свой талант, дарованный Богом. Алессандро был более облагодетельствованный в учебе, подсчетах и точных науках – его было не обвести. Это могло стать фундаментом как и в архитектуре, так и в экономических и правовых направлениях. Обе ветви были особенно важны для Венеции. Он также замечательно владел грамотой и поэзией, особенно питая любовь к колким стихотворным высмеиваниям людей и их пороков.

Таррос же, в свои юные годы, демонстрировал окружающим исключительную проницательность и наблюдательность, умение просчитывать наперед, ведение тактики. Он был отличный стратег и замечательный, пылкий оратор, умевший словом зажечь глаза и сердца слушателей. Это в будущем и определило его судьбу.

Некоторые, наблюдавшие во время обучения за парнями, пророчили обоим великое будущее.

Алессандро предпочитал решать вопросы на холодную голову. А Таррос был решительным, темпераментным и очень упрямым. Однако, у обоих парней были общие черты – блистательный ум, граничащий с непревзойденной хитростью и конкурентоспособная физическая подготовка. Их приятельские души взаимодополняли друг друга.

Таррос часто конфликтовал со сверстниками, считая, что они сами виноваты. Хотя в большинстве случаях были виноваты его излишняя вспыльчивость и своеволие. Сил у него хватало, несмотря на невысокий рост в метр семьдесят пять сантиметров и сухое телосложение. Он в совершенстве владел мечом, луком, конем, отлично плавал, одерживал верх в борьбе – чем и вызывал зависть в гарнизоне. Но на помощь всегда приходил его верный старший товарищ Алессандро – хотя и знал о минусах характера своего «братишки». Этот парень не отставал в боевых талантах от Тарроса, но и не мог перегнать его. Их боялись и уважали, стремясь подружиться – зная, что разногласия с ними до хорошего не доведут. Парней считали родными братьями – братьями Армандо. Греков в Венеции не любили, и никто не знал тайну их семей.

Алессандро рос, Каллиста тоже. После редких посещений родного дома семьи Армандо, в котором росла осиротевшая приемная дочь, парень тосковал особенно сильно именно по ней. И вот он уже не мог забыть прекрасную златовласую и голубоглазую сестренку Тарроса, иногда проговариваясь другу о чувствах. Но естественно, тот и так всё заметил. Между юношей и девушкой возникла любовь, вылившаяся в помолвку и венчание. Только прошло все по канонам католиков, а не православных греков. Но это не помешало счастью молодых.

И вот, не успев насладиться недавно начавшейся супружеской жизнью, молодой человек, числившийся в рядах крестоносцев, отчалил со своим лучшим другом в свежеотвоеванный Крит для дислокации и становления гарнизонов.

Венецианцы старались поддерживать мир с местной аристократией, ибо сотрудничество опиралось на торговлю. Их интересовало все, что можно было выгодно перепродать. Стройматериалы, пищевые продукты, крепкое и сладкое критское вино – мальвазия; оливковое масло, соль – всё это пересылалось с Востока на Запад. Шелка, ткани, ковры, предметы обихода и, пожалуй, немаловажное – рабы, все это отныне переправлялось, перерабатывалось, собиралось, фасовалось, хранилось, выгружалось и загружалось среди снующих туда-сюда судов здесь, на Крите.

– Пора. Скинуть якорь! – раздался голос капитана на высоком корабле.

– Есть скинуть якорь! – ответили ему.

Огромный парусник, нагруженный военным добром, пришвартовал к голубой гавани Кандии.

Сонмы солдат и людей, подобно трудолюбивым муравьям, как и положено военным – упорядоченно и без суеты, посреди хаоса кипящего порта принялись выгружаться на новую землю.

Таррос и Алессандро сошли на берег из своей длинной галеры уже натруженными, как и остальные. Но работа ждать не будет, и они принялись выводить строем своих прекрасных боевых скакунов с большого корабля на сушу. Таррос, как и окружавшие его рыцари, собравшись на деревянных помостах, надели свои легкие доспехи. Ветерок, такой теплый, пахнущий горными цветами, обдувал сияющую сталь орудий, и приподнятое настроение отвлекало от накопившегося утомления.

Была команда занять положение верхом на лошади. Занемевшие от недостатка движения зевающие скакуны с неохотой приняли своих наездников. На разговоры и осмотр не было времени, и выстроившись в колонну, рыцари медленно направились к границам теперь уже их булоня.

Таррос отвлекся на созерцание неописуемо красивой природы, играющей в лимонных солнечных лучах, показавшейся диковинной его взору – привыкшему к узким, длинным, громким и кривым улочкам, навевающим сказочность и запах плесени. Улочкам, на которых невозможно скрыться от лишних глаз. Он даже не заметил маленькую девочку, выскочившую откуда ни возьмись на его пути, чуть не угодив под копыта огромного коня.

– Таррос, ребенок! – рявкнул Алессандро, резко потянув вожжи друга, отчего на фалангах пальцев последнего загорелась кожа. Таррос опешил, увидев игрушечную фигурку перед его конем. Он остановился, и, не долго думая, резко спрыгнул, вызвав непорядок в строю.

– Девочка, что ты тут делаешь? Где твоя мама? – спросил он миролюбивым голосом, присев перед малышкой, которой на вид было не более трёх лет.

– Балбес, ты чуть не раздавил ребенка! – продолжал кричать на Тарроса Алессандро.

– Да иди ты, я и сам напугался! – ответил Таррос, косо обозрев сослуживца. – Даже если это рабы нашей Республики, они, всё-же, тоже люди. – тихо рассуждал Таррос, разглядывая хрупкую девочку, одетую в мальчишечьи лохмотья.

Он был крайне удивлён – малютка абсолютно не боялась его. Она внимательно, спокойно и смело смотрела на Тарроса своими серо-зелеными глазками, лишь изредка хлопая длинными черными ресницами.

Таррос улыбнулся – уж слишком она походила на беленькую стеклянную куколку их именитых мастеров. Только она была замотана в потрепанную одежонку, совсем не подходящую к миловидной внешности.

Он поправил ее слегка вьющиеся, темно-каштановые волосы. Упругие локоны под раскаленным солнцем красиво отливали медью. Она испуганно шарахнулась назад, подобно дикой кошке.

– Извини, малышка. Я не хотел тебя напугать. – он отдернул руку. – Где же твоя мама? Ты не понимаешь меня? – Таррос захотел ей помочь.

– Не задерживай строй, рыцарь! – крикнул командир.

Таррос кивнул головой и встал, поспешно оглядев округу. Он заметил в толпе стройную женщину средних лет с мальчиком подле, лет шести на вид, вероятно, её сыном. Ее глаза растерянно сновали туда-сюда, кого-то тщетно отыскивая.

– Командир, разрешите отдать ребенка матери?! – спросил Таррос своего старшину.

Командир, нахмуренный и озлобленный, все же проявил снисходительность, увидев прелестного на лицо ребенка.

– Давай, туда и обратно! – грубо выкрикнул он, звеня стременами.

Таррос поднял девочку, которая показалась ему необычайно легонькой. От неё вкусно пахло солнцем и детской чистотой – аромат, который не поддается описанию. Он не сдержал порыв и поцеловал миленькую малышку в щечку. Девочка глядела на него не моргая – удивленно, но не робея. Таррос быстро добежал до той женщины.

– Это ваш ребенок? – спросил он на итальянском, приправленным латынью, с непривычки забыв, что находится среди греков.

– Да, отдай сюда! – выпалила она на греческом. Женщина резко выхватила дитя, в сердцах сделав ей больно, отчего спокойная девочка чуть было не заревела. Её аленькие губки задрожали. Таррос принялся утешать её, развлекая, отчего та сразу успокоилась. Сверля Тарроса своими карими глазами, недовольная мать обратилась к мальчику, ругая его:

– Я же просила посмотреть за ней минутку! – кричала она необычайно громким голосом. Таррос понимал их речь.

Мальчик ответил, смотря на сестренку с пренебрежением и даже, как ему показалось, с отвращением:

– Она такая противная, ты же сама знаешь, вырвалась и убежала. – надменно ответил он.

Таррос не поверил ему. Уж больно ненавистный и лукавый был взгляд его янтарных глаз. К удивлению юноши, мать погладила мальчишку, а девочку, не совсем понимавшую происходящего, хлестко ударила по нежному лицу, отчего на белой коже остались розовые следы от ее ладони.

– Эй, ты что делаешь? Она же маленькая! – по-гречески закричал на нее Таррос. Девочка залилась слезами. Почти молча, отчего ему стало жаль её вдвойне.

Женщина в ответ обругала его на итальянском, очень грубо и непристойно и развернулась, не желая больше видеть этого юношу.

Она насильно отдирала девочку от себя, которая вцепилась в мать, ища утешения. Но та жестко бросила дочь на землю. Малютка не упала – она твёрдо встала на ноги, которые с шуршанием впились в серую прибрежную гальку, смешанную с желтым песком.

"Вот шустрая!" – подумал Таррос, умиленно улыбнувшись.

Но тут его окончательно разозлило поведение незнакомки, отчего улыбка на его юном безбородом лице исчезла. Девочка хваталась за руку горе-матери, но та, вопреки здравому смыслу, только поносила её за излишние нежности, отталкивая ручонки дочки, сетуя на жару и потные ладони малышки. Они поспешно уходили – девчушка маленькими шажками еле догоняла быструю мать и брата, вынужденно забыв о слезах.

Девочка оглянулась. На её светлом личике были белые соляные дорожки от высохших на ветру слёз и горящая от удара красная щёчка. Таррос улыбнулся и помахал ей на прощание. Девочка помахала тоже, но она была преисполнена серьёзности.

"Что за мать? Бессердечная какая. А брат? Убил бы этого змееныша."

Его нахмуренное лицо изменилось при другой мысли:

"Какая смелая и хорошенькая малютка, прямо ангелочек! Как можно её обижать?" – думал Таррос, смотря им вслед, но его оборвал командир.

– Что ты там возишься? Не задерживай остальных! – закричал во всё горло суровый старшина рыцарей.

Таррос, примчавшись вихрем, прыгнул на лошадь, натянув поводья. Послышался бас усатого начальника:

– Ну как, помог? Как она тебя облила, эта баба, по-нашему! – он дразнил его. Алессандро укоризненно помотал головой.

Послышался рокочущий смех.

Обычно импульсивный Таррос на этот раз не обиделся. Он всё ещё думал о маленькой крохе с зелеными глазами, напомнившей ему Каллисту в детстве. Только его сестренку баловали и носили на руках, и её глаза не были такими говорящими и бесстрашными, как у этой бедняжки. А эта девочка, еще мало чего понимая, уже сталкивается с неоправданной злостью и подлостью родных, отчего у правильного Тарроса вспыхнуло чувство негодования.

Закончились обоснование и формальности – военных распределили по отрядам, отправили каждого в отведенные места для казарм и выделенную земельную лень для рыцарей. В свою очередь солдаты, под командованием решительных командиров, раскинули и построили гарнизоны.

Новенькие или грамотно отреставрированные каменные крепости возвещали о том, кто теперь здесь хозяин.

Глава вторая

Щуплая девочка собирала круглые каштаны под раскидистым деревом. Она сидела в тени, проворно отыскивая пальчиками гладкие плоды во влажной, пахучей траве. Она так увлеклась, что не заметила, как сзади к ней подошла женщина.

– Эй, соседская девочка, как там тебя, Эрис!

Эрис вздрогнула. Этот голос был сиплый и громкий, совсем неприятный. Эрис быстро встала, поспешно пряча своё богатство по большим карманам своей нелепой одежонки.

– Отнеси-ка эту пищу моему сыну, он работает с мальчишками в поле. Они косят пшеницу. Мои дочки заняты – они шьют заказы. – смуглая женщина беззастенчиво обращалась к девочке, попутно разглядывая её с ног до головы.

– Сколько тебе лет? Ты совсем мала. А какая худая! Не донесешь, сил не хватит. – подытожила она, передумав. – Нет, дай-ка другого попрошу. – быстро-быстро говорила сама себе противоречивая мамаша, мотая кульком.

– Мне скоро шесть лет. Я справлюсь. – отрезала Эрис. Хрупкая на вид, но крепкая, как мрамор, девочка наблюдала за малознакомой соседкой кротким, диким взглядом серо-зеленых глаз. Услышав последнюю фразу, ее аккуратные, будто нарисованные черные брови вдруг решительно сдвинулись и она резко выпалила, схватив провиант:

– Дайте сюда тетя. Куда нести?

– Там, за пастбищем, где старый Икарус пасет скот, есть пшеничное поле. Найдешь? Персиуса ищи. – грубо ответила она, и речь ее отдавала незнакомым акцентом.

– Ага. Персиус… Персиус. Не забуду. – уже отвернувшись, повторяла про себя Эрис. Встреча с этой тетей осталась неприятным осадком в ее душе.

Эрис шла и повторяла имя. Улицы кончились. За ними – пару рощ. Их теплый запах доносился до девочки.

Земля сменилась прибрежным покрывалом.

– Петрос, Эгиус… Забыла. Ну да ладно, найду. – уверенно подытожила она.

Горячие камни и песок обжигали нежные стопы девочки. Она была обута в сандалии брата, что были большие и болтались, периодически спадая. Раскаленные песчинки забивались между ее вспотевшими пальцами ног.

От жары и птиц не было слышно.

Впереди стали видны деревья. Песок сменился черноземом, густо покрытым низкой, желто-зеленой травой.

А вот и дед Икарус. Эрис спешно прошла и поздоровалась. Накрытый белым ситцем, он спал под деревом, разморившись от зенитного солнца. Его скот лениво, в окружении бесчисленных назойливых мух, бродил и щипал травку неподалеку.

Голову Эрис припекало разошедшееся светило, ее густые, блестящие волосы цвета лесного ореха, собранные в конский хвост, струились и переливались при его лучах.

Обычно бледная, раскрасневшись и запыхавшись, она спустилась с холма, прохладная тень от которого немного взбодрила Эрис. А вот и поле!

Золотое жнивье раскинулось на горизонте. И казалось, нет ему краю. Необъятно для взора, оно отливало всеми оттенками желтого, колыхаясь на стремящемся, летящем ветру.

Подбежав поближе, она не заметила ни звука, кроме стрекотания кузнечиков. Пекло…

– Никого, где ж тебя искать-то? – размышляла девочка.

Пройдя чуть дальше, Эрис подумала, что вблизи не так уж красиво, зато интересней. Она разглядывала тугие колосья. Вот какие-то букашки ползут. А как тут пахнет! Землей и ароматными травами…

Она хотела было пройти чуть дальше, но тут до ее слуха донеслись острые звуки серпа.

– Эй, малявка!

Эрис передернуло.

– Чего потеряла тут? – сердито спросил ушастый пацан Аргос, одетый только лишь в непонятную набедренную повязку. Его хмурое лицо и грубый голос испугали девочку, но она не подала виду.

– Я ищу Персея. – с гонором ответила она, задирая голову в бойком жесте.

– Персей на корабле уплыл. С аргонавтами! – цинично расхохотался он, скаля кривые зубы.

– Что пугаешь козявку? Смотри, сейчас лужу нальет. – издевательски сказал второй мальчик в красном платке, обвязанным вокруг головы, вышедший на голоса.

– Сам нальешь, дурак! – крикнула на него Эрис.

Мальчуган по имени Аннас опешил. Что за непонятное существо, в бесформенной одежде пришло к ним в гости в самое пекло?

– А ты тупица, заткнись! – взъелась на первого Эрис.

– Да дай сказать ей. Чего надо? – на нее спокойно смотрел и наблюдал за происходящим юнец лет двенадцати от роду. Коренастый и самый крепкий среди остальных, что как гусеницы успели выползти на шум из тени колосьев. Он был самый низкий по росту, очень смуглый, какой-то коричневый. Глаза его смотрели уверенно и спокойно. Руки были на поясе и он требовательно вопрошал жестом коротко остриженной головы. Его штаны были натянуты почти до самых подмышек. Сейчас она его узнала – носатый и белозубый неугомонный сосед, который всегда идет впереди своры своих товарищей.

– Я принесла еду для сына одной тети. Соседки. – продолжила она, не спрашивая разрешения говорить.

– Это – Персиус. – тараторил прыгающий вокруг них длинноносый паренек по имени Атрей, тыкая в коричневого мальчика грязным пальцем, за что и получил от Персиуса подзатыльник.

– А это ты живешь в конце улицы? У тебя брат есть, да? Похожий на девчонку. Ха-ха! – рассмеялся он, поставив ладони на драные коленки.

– Я тебе покажу! – бросив кулек на запыленную землю, она накинулась на Персиуса с кулаками. Это было смешно – маленькая девочка в пацанячьем тряпье своими беленькими кулачками запалисто молотит крепыша.

– Перестань! Эй! Всё, я же пошутил! – закричал Персиус, закрываясь от нее руками.

– Это тебе за брата. – ее удары он даже не почувствовал. Эрис, еле дотянувшись, расцарапала его скользкий от жары нос.

– Вот гадюка! – подытожил он, избавясь от ненормальной. Её за руки оттянули мальчики.

Под всеобщий смех, Персиус вытирал окровавленное лицо. Но веселье быстро утихло, так как друзья испугались грозного взгляда мальчугана.

– Вместо спасибо еще и издеваетесь. – буркнула Эрис.

– Ну спасибо так спасибо. – сказал в ответ Персиус, громко сморкнувшись в сторону.

– А давай убьем ее и зажарим на костре! – предложил тот самый, строгий умник в набедренной повязке.

– Хватит уже. Давай поедим. – он спокойно сел на голую землю, обдумывая поступок этой девочки.

Персиус, как главарь этой долговязой семерки, принялся раскрывать провиант. Эрис развернулась и зашагала прочь.

– Эй, девочка! Как тебя зовут? Иди сюда, поешь с нами!

– Меня зовут Никак. Понял?!! – прокричала Эрис, не оборачиваясь. Она уверенно вглядывалась вперед и широко шагала тонкими ножками. Она делала это громко и быстро, выделяя каждый шаг.

– Вот глупая малявка. – начали было ребята, но, увлеченные поглощением обеда, быстро забыли о ней – накормившей юных косарей. Все, кроме Персиуса, ибо расцарапанный девчонкой нос больно щипало от соленого пота.

Эрис возвращалась домой. От негодования ее маленькое сердечко ощутимо колотилось в горле.

– Вот скоро я стану солдатом, и порублю вас всех на мелкие-мелкие кусочки! – бурчала себе под нос обиженная дерзкая девочка.

Когда ей было плохо или одиноко, Эрис вспоминала красивого рыцаря на коне в доспехах, который всплывал в её памяти. Она помнила, как в один день в далёком городе мать забрала их с братом у тётки ненадолго в город. Там её мама куда-то ушла. Эрис помнится, как она смотрела на больших коней со звенящими сбруями. Потом почувствовала сильный толкающий удар брата в спину. И этого прекрасного рыцаря в доспехах. Как он смотрел на неё своими небесными глазами и что-то говорил – только непонятно, что. Она полагала, что легкое и теплое прикосновение его лица – её выдумка. Она никогда не забудет, как солдат поднял её и нёс куда-то… Холодные железные доспехи, их лязганье. Потом опять мать. Всё, на этом воспоминания заканчиваются. Но, как Эрис начала осознавать себя личностью, решила – во что бы то ни стало, стать воином. Красивым, сильным и добрым, готовым помочь нуждающимся в любой момент.

Незаметно для себя, она уже подошла к знакомому дому, спрятанному под изумрудными кронами деревьев и густой стеной кустарников.

Эрис немного спустилась по каменной насыпи вниз и прошла по маленькому деревянному мостику над оросительным каналом, миновав заросли сирени и плодовых деревьев, беспорядочно рассаженных у старых, загнивших ворот. Она хотела постучаться, но её, опередив и открыв их, встретила встревоженная бабушка.

– Где ты пропадала? – строго вопрошала она.

– Соседка попросила меня отнести обед её сыну. – виновато ответила Эрис.

– Какая еще соседка? Я же сказала, не выходить за ворота! – нахмурилась бабушка, страшно выпятив зеленые глаза на внучку, отчего ей стало боязно.

– Бабуля, ты же приказала мне собрать каштаны для твоих ног. Я и сделала. – она вытащила отборные орехи и сложила их на горячий каменный подоконник. – Там, на том конце улицы живут же… Ну… такие, ну… смуглые. И та тетя – болтунья, жуть. – Эрис смешно скривила лицо.

– Ах, ты про персов! Не ходи к ним. Они – враги народа. – так уверенно и просто заключила бабушка.

– А почему? – в недоумении спросила внучка.

– Вырастешь – поймешь. – поспешно ответила бабушка, заведя Эрис домой. – А пока – не спрашивай. Не твоего ума дело.

Эрис не любила, когда говорят загадками. Она ненавидела это. Ей по душе была только прямолинейность. Несмотря на свой возраст, её характер уже полностью сформировался. И сама она говорила только правду, частенько получая за это. Но всё ж, эту волевую девочку нельзя было запугать ни розгами, ни криками. Её крайне раздражали враньё и несправедливость. Иногда она наблюдала за чужими действиями, кажущимися Эрис неправильными. И тогда в ней закипало негодование и неуемное желание все сделать правильно – так, как надо. Но из-за непонимания окружающих, Эрис стала скрытной и не очень разговорчивой.

Только когда дело касалось военного дела, она неугомонно надоедала своими любознательными расспросами.

Некоторым приходился по вкусу нрав девчушки, например, её тете – Татиан Леонтиос Каламис, являвшейся племянницей по бабушкиному покойному брату, который был военным. Ей нравилось отсутствия заискивания Эрис перед старшими.

Но большинство ненавидело эту непризнавание авторитетов и стремление к справедливости.

Особенно это раздражало брата и мать Эрис, которую она, после расставания с отцом, видела очень редко. А брат, родившийся раньше Эрис на три года, с неоправданной жестокостью, и порою – подло поступал с маленькой сестрёнкой.

Эрис замечала плохое отношения матери и брата, но её доброе сердечко всегда старалось оправдать родных ей людей.

Бабушка научила Эрис грамоте, которой, в свою очередь была обучена своим мужем. И одаренная девочка с необычайным рвением обучалась ей. Благо, книг и рукописей в старом доме было более, чем достаточно. Это было наследие её деда, которого она никогда не видала. Он тоже был военным. Потом умер, вернее, был убит своими же, как рассказывала бабушка, вскоре после того, как родилась мать Эрис. Она была единственным ребенком. Пока дед был жив, он всячески старался баловать дочку.

Эрис знала, что её предки по бабушке Эйгл Иеремиас – Каламисы когда-то давно были сосланы правительством из материковой Греции за свою религиозность – они читали Псалтырь Давида, не прикасаясь к Евангелию. И их изгнали только за это, несмотря на заслуги перед Родиной – все ближайшие поколения были солдатами конной пехоты, всегда служившими на смерть у неспокойных границ.

А дедушка Эрис – Микаилус Атромитос Лефкас был из местной аристократии. Земледельцы, владельцы бахчевых культур, горных медовых пасек и виноградных плантаций – его клану не понравилось, когда он изъявил желание породниться с бесславными ссыльными мигрантами, пускай и бравыми, но все же, не их фамилий.

Дед проявил упорство – женился на Эйгл, за что и был отречён. Как говорила бабушка – он пришёл к ней с маленькой сумкой для одежды и привёз с собой огромное количество рукописей и книг. И они трудились вместе, выкупив у знати дом, в котором сейчас живут.

Бабушка очень боялась, что вечно меняющиеся, грабящие и порабощающие народ власти заберут у неё крышу над головой. У подавляющего большинства бедных запуганных людей в неспокойные времена не было и этого.

Три года назад в Кандию пришли рыцари, между которыми разделили плодородные земли, будто б сидящие в Синьории Камерленджии – хозяева жизни. Когда здесь были генуэзцы, – а бабушка их всех считала беззаконными пиратами, – люди боялись выходить на улицу. Эти головорезы средь белого дня могли спокойно увести местных жителей в невольничество.

Забравшие остров венецианцы стремились показать себя деловыми людьми, стремящимися к сотрудничеству. Но это, естественно, была только иллюзия. В общем, было точно также, может даже хуже, просто называлось всё это другими именами.

Постепенно на остров стали стекаться самые разнообразные переселенцы, что вызвало ужасающий прирост разбойничества, произвола и разврата. Бабушка проклинала "этих Франков" за открытия греховных ворот и за преследования отколовшихся от них Православных, вопреки тому, что последние изгнали её предков за Старообрядчество. Но больше всего, пожалуй, бабушка ненавидела отца Эрис, который был из лихих генуэзцев. Эрис знала только то, что он постоянно был в плаваниях и больше ничего. Иногда бабушка очень неприятно высказывалась о маме Эрис – Элин Микаилус Лефкас за эту порочную связь, говоря, что зять её некрещеный иноверец; что дочь её не первая и не единственная его жена; что Божественный союз между ними поддельный. Элин особо не переживала за недовольство матери. Контенто Фортунато: было ли это прозвище отца, либо его имя – Эрис не знает. Её отец был основным табу для разговоров дома. Одним из бесконечно многих запретов.

Наконец мать и множественные подруги общительной Элин добились того, чтобы эта женщина сбежала от ревнивого и изредка появляющегося меж плаваний, мужа, к тому же, любившего распускать руки во время своего недолгого соединения с женой. Любил он не только маму Эрис, но и выпивку – какой же пират без вина? Элин, зная своего суженого, – за душой которого было внушительное количество, один Бог знает, сколько отнятых жизней, – сбежала из их маленькой родной Ситии в нынешнюю Кандию со своей кузиной Татиан, когда решила порвать с ним отношения. Контенто несколько раз появлялся в окружении разбойников, ломившись в ворота Эйгл. Но рано овдовевшая, приходящаяся ему тещей, бабуля, наглухо забаррикадированная в своем ветхом домике, покрывала Контенто и его друзей терпкой руганью и проклятиями, говоря, что "его жена и дети умерли". За пару лет никчемный отец смирился с расставанием. С тех пор его больше никто не видел.

Элин в Кандии пустилась во все тяжкие, оставив сына Евгениуса и дочку Эрис на воспитание Татиан. Тетя была очень строгая, не чуждо ей было и рукоприкладство. Жили они у родственников мужа Татиан – Грегориуса. Её сын – Георгиус был на два года младше Эрис. Татиан видела, какие разные характеры у её приемышей. И ей нравилось, что Эрис терпеливая к голоду и нуждам.