След кроманьонца Щепетов Сергей

Чьи-то невидимые руки отодвинули в сторону тяжелый занавес с пришитыми к нему кругами и треугольниками из желтого металла, и в дальней стене за троном открылся широкий проход. Люди потянулись туда, но не толпой, а как бы соблюдая очередность — непонятную, но строгую. В какой-то момент возникла пауза: оставшиеся (жрецы, сановники?) явно ждали Сеймона, чтобы выйти после него, но тот с места не сдвинулся. Вар-ка тоже остался стоять, передвинувшись так, чтобы не слишком высовываться из-за широкой спины своего спутника.

— Как же я устал, Великие Боги!

Человек на троне откинулся на спинку и закрыл глаза. Его обнаженное до пояса тело с неразвитой мускулатурой безвольно обмякло. В голосе Сеймона прозвучала явная насмешка:

— Разве устают Солнцеликие и Богоподобные?

— Молчи!!

В зал бесшумно вошли две девицы. Обе голые, но обвешанные украшениями с головы до пят. Различались они, пожалуй, только цветом волос и кожи — одна темненькая, другая светленькая. Двигались девицы плавно и быстро, как тени, только брякали браслеты и кольца: загасили светильники и дымокуры в мисках, длинными палочками открыли маленькие окошки под потолком — оказывается, на улице день еще в разгаре. Откуда-то из-за трона они извлекли два разукрашенных сосуда. Один, смахивающий на флягу, брюнетка поднесла к губам правителя, а блондинка, подняв покрывало, пристроила между его ног посудину, похожую на разрезанную вдоль большую грушу. И замерла, слушая тихое журчание. Когда одна емкость опустела, а другая наполнилась, девицы, все так же молча, двинулись к выходу, держа драгоценные сосуды перед собой.

— Полегчало? — с притворным сочувствием спросил Сеймон.

— Пошел ты к Тиву, дурак! — беззлобно буркнул правитель.

Его кожа блестела от пота, живот заметно раздулся. Вар-ка тоже с удовольствием попил бы, да и помочиться бы не помешало, но, увы, ему не предложили — придется терпеть.

— Зачем ты пришел, Сеймон? Тебя звали?! И опять со своими штучками! Я что, должен теперь казнить всех, кто испугался твоей змеи? Хоть бы новое что придумал — крокодила какого-нибудь или скорпиона.

— А ты и так не сможешь!

— Я?!

Тонкие пальцы разжались, и полосатый жезл в виде загогулины с ручкой упал на пол. Вар-ка чуть не отдернул ногу, когда пестрая змейка почти коснулась ее.

— Умеешь, умеешь — не забыл еще! — усмехнулся Сеймон.

— То-то! Лучше выбери сам, чтобы я не мучился: тебя сжечь целиком, как требуют люди Ара, или по кусочкам, как хотят жрецы Тога? Кого ты привел? Я не знаю его!

— Это мой… брат. Он ниспослан мне…

— Брат?! А я-то всегда думал, что если у тебя и есть брат, то это…

— Нет!! Ты не можешь быть моим братом!

— Конечно! У нас же с тобой похожи только норы! Давай-давай, расскажи про корзинку в камышах, которую слуги нашли и принесли моей матери! Ты же седой уже, Сеймон! Сам, небось, наплодил кучу детей — законных и незаконных, тайных и явных! И при этом все еще веришь в прекрасного младенца, которого моя солнцеликая мать вдруг решила выкормить и вырастить вместе с собственным сыном?! Что за причуда такая странная, а?

— Тебя же тогда еще не было! Она боялась, что не сможет сама родить и…

— Ну-ну, рассказывай! Жалко, что она сошла в царство Вечной Жизни и не сказала… А могла бы шепнуть!

— Не оскверняй память родившей тебя!

— Прекрати, Сей! Вдруг у нас с тобой все-таки один отец? И это вовсе не…

— Замолчи!!!

— Ха-ха! Молчу! Но ты уже выбрал? Целиком или по кусочкам? А твой новый брат будет охранять пепел в гробнице!

— Ты не сделаешь так.

— Это почему же? Может быть, тогда прекратится наконец ваша бесконечная свара!

— Ты не сделаешь так… Тиул!

— Ага, еще не забыл прошлое имя Богоподобного! Конечно, мне это будет неприятно, Сей, но ты же знаешь, что творится в стране! Я просто не вижу другого выхода!

— Я же предупреждал тебя! Предупреждал! Я ушел, исчез, меня не было — и стало еще хуже!

— Ты сбежал! Напакостил и сбежал, как мальчишка!

— Я не убивал!!

— Ладно… В конце концов, это неважно: я-то знаю, что ты и муху не в состоянии обидеть.

Правитель тяжело поднялся со своего неудобного кресла, снял и бросил на сиденье высокую рогатую шапку и стал потирать потную лысую голову. От его величия не осталось и следа: пожилой, низкорослый, усталый человечек с тонкими ручками и заметным животиком.

— Делать-то что, Сей? Год за годом, год за годом! И все сразу: малая вода, недород, саранча, мор, зараза эта красная, лягушки… Тьфу! Это кончится когда-нибудь?! Что говорит твой Единый и Всесильный?

— Ну… Ты же знаешь, Тиул… Через каждые три-четыре поколения так бывает. Тебе просто не повезло, что приходится править как раз в такое время.

— Конечно, не повезло! Я, между прочим, перечитал, как и ты, кучу старых свитков. И знаешь, что обнаружил? Время бедствий почти всегда совпадает с войной богов, точнее, с войной храмов. Ведь это так? Я не ошибся? Что здесь причина, а что следствие? Ради того, чтобы погубить тебя, жрецы готовы прекратить борьбу друг с другом. Может быть, тогда все наладится? Согласись, что это будет не слишком высокая плата. Или ты предложишь истребить несколько тысяч жрецов и разрушить храмы Ара и Тога?

Сеймон тяжело вздохнул, поднял лицо к потолку:

— Я много раз говорил и повторю снова: и лучезарный Ар — повелитель света, и великий Тог — владыка тьмы — суть лики одного Бога, чьи пути неисповедимы, а власть безмерна!

— Хорошо, хорошо, пусть — так! Все это не ново. Этой идее уже не одна сотня лет. Ее принесли, наверное, еще иревы, что живут в Дельте. Тоже, между прочим, проблема…

— А что иревы?

— Ты не знаешь? А они-то считают тебя своим! И очень верят в сказочку про подброшенного младенца! Правда, не знаешь?! Ну-у-у! Ты же читал записи о том, как отец, еще в начале правления, пытался ограничить рождаемость? И что из этого вышло?

— Ничего путного из этого не вышло.

— Конечно! Но именно тогда иревы и подбросили жене правителя красивого ребеночка: спасли младенца, рожденного сверх установленной нормы. Смеешься?! А у тебя, между прочим, в Дельте полно родственников! Они-то точно знают, кто твой отец, мать, дед и так далее. Кстати: неспроста ты так возлюбил именно их племенного бога, а?

— Что ты такое говоришь, Тиул?!

— А что? У них свой резон: с тех пор как их человек стал жить во дворце Богоподобного, они, иревы, так размножились, что почти вытеснили местных из Дельты!

— Наверное, местные просто исполняют указы, а с иревами так и не смогли справиться.

— А что, нужно было приставить воина к каждой повитухе? Или, для верности, даже двоих?! Если помнишь, в голодные годы при Пятой династии их пустили жить в Дельту. Они обещали пасти скот и подчиняться законам страны. И что получилось? Вновь настало время бедствий, а эта публика, занимая лучшие земли, даже себя прокормить не может! Чиновникам приходится придумывать для твоих иревов работу и платить за нее из государственных запасов!

— Они не мои…

— Не твои? Не твои, говоришь?! А ты знаешь, что они кричат на всех углах? Что это ИХ бог наказывает страну! За то, что мы все тут в него не верим! Только один великий Сеймон — оплот и надежда народа! Удивляюсь, как ты вообще добрался сюда живым. На месте жрецов я бы…

— Они пытались, но…

— Но Всевышний сохранил тебя, да?

Сеймон кивнул, а Вар-ка вспомнил безобразную сцену на пустынной дороге: бог его сохранил, как же!

Шестеро оборванцев показали путникам два бронзовых ножа и велели отдать все ценное, включая одежду. На Вар-ка ничего ценного не оказалось, а Сеймон остался почти голым. Потом грабители долго ругались и спорили, решая философский вопрос: «он» это или не «он»? Они так ни до чего и не договорились, но решили, на всякий случай, зарезать обоих. Вот уж этот вариант Вар-ка никак не устраивал! Разбойники были довольно заморенные, и могучий Сеймон вполне мог бы отоварить их сам — вместе с их примитивными ножиками. Мог бы, но почему-то не захотел этого делать. Под конец, правда, не удержался и врезал одному посохом… А потом до вечера молчал и хлюпал носом, будто не он, а ему меж ушей засветили!

Правитель смахнул на пол свой головной убор, уселся на трон и скрестил на груди руки:

— Так зачем же ты пришел, Сеймон? Чего от меня хочешь?

— Дай мне возможность явить миру силу Единого! Собери жрецов и слуг их перед лицом своим. Пусть они…

— Опять заговорил как на площади! Еще один диспут?! Тебе все мало? А ты знаешь, что пока тебя не было, храмы и Ара, и Тога почти опустели? Люди несли туда жертвы тысячи лет, а теперь начинают молиться Единому Богу! Тому, который не живет в храмах! Ты знаешь это? Ты знаешь, что жрецы требуют гонений?! Огня и меча требуют!! Не знаешь… Кончились, кончились ваши диспуты!

Вар-ка давно уже забыл и про свою жажду, и про все остальное: этот человек, правитель, не врал и не притворялся — он излучал такую безнадежную тоску, круто замешанную на усталости и боли, что находиться рядом было почти невыносимо. Но вот, кажется, блеснула, вспыхнула какая-то маленькая радость: он что-то придумал?

— Знаешь что, Сей? Есть идея, и она должна тебе понравиться!

Правитель оживился, азартно потер ладони:

— Слушай и не перебивай! Значит, так: ты желаешь привести всех к истинному Богу, да? Но чтоб без насилия и крови, да? Вот и веди! Веди!! Как? Очень просто: ты становишься великим вождем и пророком народа иревов! Да-да, и вождем, и пророком, и главным жрецом Единого Бога! Того, который из всех народов больше всего почему-то возлюбил иревов. Для этого не надо почти никаких усилий — ты и так для них и вождь, и пророк, только еще сам об этом не знаешь.

— И… что дальше? Зачем?

— А дальше совсем просто: ты поднимаешь свой народ и дня на три отправляешься, скажем, на восток, чтобы в пустыне принести жертвы вашему богу — ради избавления страны от бед и несчастий. Кстати, для укрепления своего авторитета можешь сказать людям, что я долго не хотел отпускать их, но ты меня заставил.

— Поднять весь народ?! Но надо же оставить часть людей присматривать за детьми и скотом, за посевами…

— Ты не понял меня, Сей! Присматривать не надо. Вы уйдете все: со скотом и детьми. И не вернетесь.

Тишина… Только бьется под потолком толстая черная муха. Вар-ка прекрасно чувствует состояние Сеймона: то восторг, то отчаяние.

— Куда же мне вести их, Тиул?

— А куда хочешь! Думаю, что Всевышний тебе укажет. Ведь не покинет же Он тебя… в трудную минуту, а?

— Не покинет…

— А мы, наверное, неплохо смотримся снизу, Сеймон?

Они стояли на краю невысокого обрыва и действительно выглядели забавно: высокий широкоплечий Сеймон в богатых одеждах вельможи и худой низкорослый Вар-ка в одежде то ли раба из знатного дома, то ли свободного, но бедного ремесленника из города. У одного белоснежная борода и такие же волосы до плеч, у другого — немытые слипшиеся патлы и невнятная растительность вокруг рта. Оба, правда, были одинаково заляпаны грязью по пояс, но это — детали. Перед ними внизу колыхался камыш. Точнее не камыш, а какое-то водно-болотное растение выше человеческого роста. Вся толпа иревов два дня стояла лагерем на том берегу, а сегодня утром Сеймон дал команду начать переправу. Оно и правильно: воды, вместе с грязью, не выше колена, и кто знает, завтра утром ее будет больше или меньше? К вечеру вода, как всегда, поднимется на пару метров, но великий народ иревов, кажется, вполне успевает: овец всех уже перегнали, осталась последняя сотня ослов с поклажей.

— Слушай, Сеймон, а ведь не бедный он, этот твой народ! Смотри, сколько груза с собой тащит! Он что, собирается питаться в пустыне серебром и дорогими тряпками? Ну прямо цыганское кочевье! Хотя про цыган ты не знаешь… И буйные они у тебя какие-то: все время орут, визжат, что-то делят. Может, я и ошибаюсь, но, похоже, они это делают на разных языках! Ты извини меня, конечно, но (между нами — вождями!) не похожи они на единый народ. И на племя, честно говоря, не похожи. Прямо сборная солянка, винегрет какой-то!

— Сброд, сброд!

— Ну я бы так не сказал! Люди как люди, и ничто человеческое… Я же, наверное, правильно понял ситуацию: лет пятьсот назад поселилось в культурной стране полудикое племя. Местами ассимилировалось, местами само ассимилировало туземцев: смешанные браки, общая коммерция и все такое — жизнь есть жизнь. А теперь, когда стало неуютно и голодно, объявился великий вождь и пророк, который…

Вар-ка вдруг почувствовал, что собеседник перестал его слушать.

— Ты чего, Сей? Не переживай: вода скоро пойдет, но люди успеют…

— Ты не понимаешь, Вар! Не понимаешь!

— Это чего же я не понимаю? Ну пыль вдали клубится — едет, наверное, кто-то. И что? Только не говори, что это погоня! Мы, между прочим, не из плена сбежали! Я бы сказал (извини, конечно!), что тебя с твоим народом просто выгнали. Какая погоня?!

Закаменев лицом, Сеймон всматривался в горизонт, а Вар-ка лихорадочно пытался разобраться в его эмоциях и чувствах, которые буквально хлестали наружу. Он пытался, но не мог! То есть все было понятно и знакомо, но… совершенно не к месту!

Да, не к месту! Вот такой же — один к одному — эмоциональный фон он ощущал вокруг пятилетнего ребенка, когда тот без разрешения съел полкоробки конфет и надеялся (всей душой надеялся!), что взрослые не заметят, но они заметили, и теперь… Но то был ребенок, а этот чего?

— Сеймо-о-он!! Ты что?!

— Это колесницы Рофара!

— Сам вижу, что колесницы! Ясно, что Рофара! А нам-то что? И кто такой Рофар?

— Это случилось, Вар-ка! Это случилось!

Сеймон закрыл лицо руками, сник, скукожился — и это было совсем не смешно. Это было… страшно!

— Э, ты чего, мужик? Давай говори! Объясняй!!

— О Боже Всесильный! Прости раба недостойного!..

— Потом будешь молиться! А сейчас ты мне скажешь! Слышишь? МНЕ скажешь, в чем тут дело! Или я дам тебе в лоб, а потом буду бить ногами на виду у твоего народа! Слышишь?! Ну!!!

— Это гвардия, наемники. Их не посылают за рабами. Они не берут пленных — не умеют!

— А при чем тут мы? Вы же договорились?!

— О Великий Творец, о Владыка всего сущего! Не отринь! Услышь! Положи глаз свой на муки мои!!! Взывает к Тебе раб ничтожный, червь, что копошится в пыли у ног Твоих…

«Бр-р-р! — потряс головой Вар-ка, пытаясь обрести верх и низ в этом мире. — От толпы на берегу накатывает вал положительных эмоций: люди рады, что выбрались из топкой хляби на твердую землю. На той стороне лимана от горизонта по пустыне приближается какое-то войско. Сеймон, похоже, понимает, кто и зачем сюда едет, и от этого понимания пребывает в истерике.

Сейчас что, будет резня? Но почему?! А вот потому!! Я же здесь новенький и вполне мог не уловить каких-то тонкостей. Вполне мог! Ну, скажем, Богоподобный правитель отправил в пустыню народ иревов именно для того, чтобы уничтожить его там физически — аккуратно и быстро! До последнего человека вместе с их вождем-пророком. Это, наверное, можно было сделать и на месте, но так удобнее: все верующие в Единого Бога собрались вместе и вышли в пустыню — прямо под мечи. Не надо никого искать, ловить, вытряхивать из шатров и лачуг… Ай да Богоподобный! Столько проблем одним махом: и ереси в стране больше не будет, и земля освободится! Ай да Тиул!»

— Сеймон! Послушай меня, Сеймон!! Считай, что Бог посылает спасение, но ты должен помочь ему! Слышишь? Нужно отправить назад, в болото, хотя бы сотню мужчин! У вас есть оружие? Они погибнут, но, может быть, смогут задержать колесницы — хоть немного! А там и вода начнет подниматься — им будет не пройти! Слышишь, Сеймон! Их надо задержать!!

Вар-ка всмотрелся в огромную толпу на берегу — кое-кто уже начал готовить еду — и отчетливо понял, что никакого заградительного отряда организовать не удастся. И не только прямо сейчас, но и… «Вон те делят что-то блестящее (посуду?), вот эти ссорятся из-за места для палатки — кричат, машут руками… Это не воины, они никогда не держали в руках оружия, они веками приучены падать ниц перед вооруженным человеком. Это только в мире Николая — в смешных фильмах — пастух или крестьянин может переть с топором на солдат или рыцарей. Так не бывает! А бывает…

Вместе с детьми и бабами тут, наверное, тысяч пятнадцать — двадцать народу — вон какую дорогу протоптали через камыши! Что такое два десятка тысяч безоружных людей для могучего государства с древней историей? Мелкий эпизод, недостойный упоминания в летописях! Были они, и нет их! Что же делать? Что?! А-а… вот то!!!»

— Куда ты, Вар-ка?! Не покидай, не покидай меня!!!

— Отстань! Молись дальше… твою мать!!!

Вар-ка спустился с обрывчика, прошел сквозь боязливо притихшую толпу и шагнул в болото. Взбаламученная тысячами ног, перемешанная с овечьим навозом грязь доходила почти до колен…

Метров через двести он оглянулся и не увидел ничего, кроме широкой полосы растоптанной грязи и камыша вокруг, гнущегося под горячим ветром. Впрочем, не камыш это, а какой-то тростник, может быть, даже папирус. Ничего в нем не видно: люди шли сквозь заросли наугад и гнали впереди ослов — те, наверное, сами выбирали, где помельче и посуше. Так и брели, пока не вышли на берег.

Солнце печет, все тело зудит, ноги вязнут — вперед, Вар-ка, вперед! Они тебе не родственники, не друзья! Если честно, то и симпатий особых не вызывают, но… Но ты же не хочешь быть свидетелем бойни? И пускай это всего лишь мелкий эпизод в истории одного из государств в одном из миров — пускай! Ты не станешь, не будешь слушать, как визжат под мечами чумазые дети иревов, как хрустят кости их женщин!

Он сорвал и бросил в грязь кусок ткани, заменяющий рубашку, — стало еще хуже. И тихо… «Ветер? Ветер стихает? Уже?! — удивился Вар-ка. — Эти, которые на колесницах, наверное, тоже знают, что лиман совсем обмелел. И про ветер знают: ночью и утром он дует с юга, отгоняет воду, а потом стихает, и вода опять начинает прибывать — иногда быстро, иногда медленно. А боевые колесницы я видел возле дворца Богоподобного и позже, в Дельте: два колеса, метра по полтора в диаметре, ось, площадка для пассажиров. Все деревянное, обитое бронзой, никаких рессор. Запрягают двух лошадей, ездят втроем стоя».

Он почувствовал их раньше, чем услышал крики — тугой клубок из ярости, страха, гнева и усталости. Еще метров пятьдесят до поворота, и… вот они! Это, наверное, передовой отряд.

Низкорослые черноволосые крепыши, на одежде внахлест нашиты толстые металлические (медь? бронза?) бляхи и полосы, луки лежат в колесницах, мечи болтаются на поясах и мешают. Все в грязи, толкают колесницы, орут на лошадей и друг на друга. На колеснице стоит только один — тоже кричит, хлопает кнутом — главный, наверное. Язык непонятный, но ясно, что торопятся, боятся, что пойдет вода, что догонят задние. А двигаются медленно, со скоростью пешехода. Здесь этих повозок штук двадцать, остальные, наверное, дальше. Вон одна съехала с тропы и совсем завязла — там глубоко…

План Вар-ка был самоубийственно прост — они сами подсказали его. Главное, чтобы сил хватило и чтобы не убили… сразу.

Он вывалился из зарослей — грязный, согнутый в позе раба, ожидающего наказания, скулящий о пощаде. И тут же полетел в грязь от удара в ухо. Его начали бить ногами, но быстро перестали. Оно и понятно: как только воины оставили колеса, повозку перекосило.

Кто-то схватил Вар-ка за волосы, рывком поднял на ноги, сильно толкнул в спину — чуть опять не упал… «Ага: тащат вперед, к главному», — сообразил он.

Удар по ребрам, по шее, в зубы…

— Говори или умрешь! Иревы прошли здесь? Или опять тупик? Говори!!

Опять удар, и еще…

— Н-не знаю! Не убивай! Не убивай, господин!

По ребрам, в пах, в голову…

— Хватит. Говори!!!

— Не убивай, не убивай! Они прошли, прошли здесь! Я отстал, потерялся! Не бей меня, господин!!

И сам — в грязь, вниз лицом. Поднимают, опять бьют…

— A-a-a!! He надо!! Я буду служить тебе! Не надо!! Они там, там!! Они ушли, все ушли! Не убивай!! Я буду работать, работать!!

«Теперь к колесу: руками за обод, навалиться и толкать! Больше не бьют, не бьют… Даже не смотрят… Ч-черт, ребро сломали? И зубы шатаются!»

Вар-ка плохо понимал, сколько это продолжалось. Он не поднимал головы, с нее капала кровь, пот и грязь. Воды становилось все больше и больше — уже выше колен, а колесо проворачивалось все медленнее, все тяжелее…

«Кажется, что-то изменилось — шум, крики. Это, наверное, подошли сзади основные силы. Кричат, ругаются, командуют… Им страшно… Кого-то бьют, лошади храпят… Это почти истерика… Наверное, пора: только чуть-чуть добавить паники, и они тут окончательно застрянут».

— Господин! Мой господин!!

Командир замахнулся кнутом, но не ударил. Вар-ка упал на колени (вода по грудь), протянул руки:

— Послушай, господин! Послушай!!

— Чего хочешь, раб?

— Пусть все слушают! Сделай тихо, господин!! Сделай тихо!!!

Оплетенная ремнями рука поднята вверх, отрывистая команда: гав-гав! И… тихо — почти тихо. По крайней мере, рядом: все смотрят, все ждут.

Вар-ка тяжело поднялся с колен, расширенными от страха глазами обвел воинов и уставился на стену тростника. Показал туда же дрожащей рукой. Медленно втянул воздух…

— И-Е-ЕХ-Х!!!

В этот вопль, в этот ужас он, колдун-недоучка, вложился весь — без остатка. И началось…

От тростника остались только верхушки, среди которых слабо покачивались обломки повозок и трупы лошадей и людей.

«…Людей совсем мало. Они, наверное, не умели плавать. Впрочем, с таким количеством металла на одежде любой пловец утонет. А лошади запутались в сбруе… Но я-то почему жив?! Ведь, кажется, вырубился? Как только лошади начали вставать на дыбы и крушить колесницы, так и отключился — ничего не помню! И не утонул?! Ну да: я-то плавать умею! Да еще в такой соленой воде… Но без сознания?! М-да-а, будем считать, что это сработал инстинкт самосохранения — все равно спросить не у кого. Сколько же их было? Издалека казалось — не одна тысяча. И что, все на дне?! То-то иревы, наверное, радуются: покарала врагов десница Господня! Ладно, надо плыть: до берега, кажется, километра два, а к вечеру, как всегда, поднимется ветер — успеть бы!» — думал Вар-ка рассматривая окрестности.

Чувствовал он себя, в целом, неплохо: теплая соленая вода снимала боль от побоев, держаться на ней было легко, только солнце лупило в многострадальную голову, но с этим приходилось мириться.

«Сколько же трупов я понаделал? Но, с другой стороны, они же были воинами! Если бы… Ладно, назад уже не отыграть: что было, то было.

А это что там такое? Живой, что ли?! Точно, живой: из воды торчит верхушка здоровенного побега тростника, и он за нее держится! Голова бритая — не воин, а скорее всего жрец, который сопровождал карательную экспедицию. Живучий!»

Без одежды и обуви плыть было легко, даже приятно. Когда Вар-ка приблизился, лысая голова открыла глаза, от удивления хлебнула воды и закашлялась.

— Спокойно! А то сломаешь свою соломинку и утонешь. Плавать ты, конечно, не умеешь, да?

Вместо ответа человек забормотал что-то о духах зла и черных демонах.

— Точно — жрец! Ты служишь Ару или Тогу?

— Сгинь, посланец тьмы!

— Я-то сгину, не сомневайся! А вот ты без меня утонешь! Ты бы тряпки-то свои снял, неудобно же! Или ты руки отпустить не можешь? Помочь?

— Да пребудет со мной лучезарная сила!

— Что-то плохо вам помогла лучезарная сила. Не победила она.

— Победила! Велика мудрость могучего Ара!

— В чем мудрость-то? Вон, потонули все.

— Так даже лучше…

— Это почему же?!

— Не понимаешь, отродье демона? Под рукой Богоподобного больше никто не вознесет молитвы вашему богу!

— Как это не вознесет? Иревы, допустим, ушли, но и без них уже полстраны перешло в новую веру.

— Как перешло, так и вернется! Несокрушима мощь великого Ара!

«Ну и улыбочка у этого лысого! Полуживой, а злобы в нем! Прямо фанатик какой-то! И смерти совсем не боится… Но он, кажется, действительно чем-то доволен?!»

— Конечно, несокрушима, только бог иревов оказался сильнее. Чему же ты радуешься?

— О мертвых иревах можно было бы придумать легенды, сочинить сказки — народ любит красивые сказки… О живых ворах легенды не будет!

— Э, человек! Ты чего? О каких ворах?!

— Ты не знаешь?! Ты не слышал? Не смеши меня, я же видел тебя с Сеймоном!

— Та-а-ак! Интересно… Послушай, жрец, или как там тебя… Ты ведь скоро помрешь, да? Доставь себе удовольствие: расскажи мне все толком! Может быть, я пойму и с горя сам утоплюсь рядом с тобой!

— Это вам уже не поможет! Вы ограбили всех, кто склонился к вашему богу! Всех, кто поверил, но не смог пойти с вами! Богатые и бедные отдали одежду, драгоценности… Все хотели, чтобы за них молились, чтобы за них принесли жертву, а вы… Женщины иревов ходили и просили в долг для праздника, для жертвы… Те, кто не верил, тоже давали — на всякий случай… Не дать страшно: а вдруг! Вы же шли не на праздник своего бога! Вы просто решили сбежать с чужим добром! Но мы узнали! Ничто не укроется от ока лучезарного Ара!

— Значит, Богоподобный не собирался с самого начала истреблять народ иревов? А потом узнал… и послал свои колесницы?

— Вы не оставили ему выбора! Иначе — бунт, мятеж.

— Он послал воинов, чтобы отнять драгоценности и вернуть хозяевам? Да? Я сейчас точно утоплюсь!

— Вернуть?! Зачем? Мы привезли бы головы… Много голов! Народ любит справедливость… больше, чем богатство.

В задумчивости и смятении Вар-ка сделал круг возле торчащей из воды головы: «Если все это правда, то иревы выглядят, прямо скажем, не лучшим образом: они-то понимали, что не вернутся. Может быть… даже скорее всего, что Сеймон и не знал? Или знал, но ничего не смог поделать со „своими“ людьми? А может, это все специально было подстроено?»

— Послушай, служитель великого Ара: поплыли-ка мы с тобой на берег! Устрою вам там очную ставку с Сеймоном. Не знаю, правда, как я тебя дотащу, но не оставлять же здесь. Давай отцепляйся!

Жрец послушно разжал руки, и его голова сразу же ушла под воду. Вар-ка ухватил его за одежду и потянул кверху…

— А-а!! Ч-черт!!! Ты что?! — отпихнул жреца и повис в воде, отгребаясь ногами, а руками держась за пропоротый бок. — Озверел, мужик?! Его спасают, а он!! Гад! Сволочь!

В прозрачной воде расплывалось розовое облако. Вар-ка кое-как прокашлялся и стал изучать рану: «Кажется, неглубокая, и крови совсем немного. Будем надеяться, что без яда… Гад какой! Чего это он?»

Тело жреца всплыло метрах в двух. Спиной кверху. Возле головы вода была розовой. Вар-ка осторожно подплыл, повернул тело на бок и понял, что спасать больше никого не надо — узкий кинжал торчит из шеи как раз там, где расположена сонная артерия.

— Не покидай, не оставляй меня, брат мой! Когда ты рядом, я чувствую уверенность и силу, и уходят сомнения!

— Э, нет, Сеймон! Давай-ка ты уж дальше сам. Ты же сделал свой выбор? Сделал! Ну так действуй! Веди свой народ — они же не столько в Бога Единого верят, сколько в тебя. Вот и веди!

— Но я не виноват, Вар!

— Насчет чужого добра? Согласен: ты не виноват! И потом: мне ли судить?

— Но почему, почему ты уходишь?!

— Потому что не могу оставаться здесь. Не могу! И не знаю даже, как тебе это объяснить. Ладно, считай, что мне просто надо побыть одному и подумать. Может быть, я даже вернусь.

— Я буду ждать тебя!

На самом деле, Вар-ка не сомневался, что еще вернется в эту реальность: в золотом браслете на левом запястье Сеймона тускло поблескивал черный полосатый камешек.

Ни луны, ни звезд в этот раз не было, но это был тот же самый мир — Вар-ка хорошо запомнил его. Правда, знакомый букет запахов почти полностью растворялся в ароматах человеческого жилья: растянувшись широкой дугой вдоль подножия горы, в пустыне горели костры — многие сотни костров. Сверху в темноте они казались плотным созвездием, упавшим на землю. Там было очень много людей. Несмотря на расстояние, они создавали такой плотный эмоциональный фон, что Вар-ка не сразу почувствовал присутствие кого-то здесь — совсем близко.

Где-то тут он, наверное, спускался в прошлый раз. В темноте не разобрать, но где-то здесь, может быть, сохранились еще следы его костра, а вон там, пониже, — жертвенник, построенный Сеймоном.

«Интересно, сколько прошло времени в этой реальности? И что тут творится? Может быть, это Сеймон привел иревов к горе, где когда-то встретил посланца своего бога, и ходит на нее молиться? А вот и близким дымом потянуло! Знакомым таким дымком — пополам с запахом горелого мяса. Неужели Сеймон опять сидит на склоне и жжет на огне очередного козленка-ягненка? Мужского пола и чтоб без изъянов?»

Нет, это не Сеймон. Человек у жертвенного костра значительно моложе и ниже ростом, его темные, чуть вьющиеся волосы лишь тронуты слегка сединой, а борода коротко острижена. Одежда представляет собой довольно сложную конструкцию из широких кусков ткани, покрытой узорами и нашивками, — вряд ли в таком наряде удобно бегать за овцами или лазить по кустам. А он, судя по всему, и не бегает, не лазает: чуть в стороне от жертвенника виднеется какое-то сооружение, вроде шатра или палатки, а рядом с костром сложен целый штабель дров. Причем дрова эти — совсем не ветки кустов, растущих на склоне, а куски стволов толщиной в руку, которых Вар-ка поблизости не видел! Сам жертвенник, наспех сложенный когда-то Сеймоном, превратился в монументальное сооружение высотой больше метра.

Да, сменились декорации, костюм и исполнитель, а сцена разыгрывается все та же. Шипит и воняет горящее мясо, закрыты глаза, воздеты к небу руки: «Великий и Всемогущий, опусти взор свой на раба твоего! Услышь и снизойди до молитвы моей…»

«Нет, больше никаких световых эффектов, — решил Вар-ка. — Может быть, не стоит и вылезать из кустов: будем общаться на расстоянии, благо язык тот же самый».

У него затекло все тело, когда он дождался конца молитвы. На сей раз в ней не чувствовалось исступления человека, срочно нуждающегося в поддержке и помощи. Да и текст, похоже, не был импровизацией, а состоял из пространных блоков, выученных наизусть. Человек совершил поступок или закончил какое-то дело. Сам он почти не сомневается в правомерности и полезности сделанного и просит теперь одобрения Всевышнего.

Прошла, наверное, большая половина ночи, прогорел и остыл жертвенный костер, прежде чем иссяк обращенный к Богу поток слов и мыслей. Вар-ка задремал, сидя в неудобной позе, и чуть было не упустил удобный момент для контакта: их разделял жертвенник, и, пока горел костер, можно было не опасаться, что молящийся разглядит в кустах фигуру полуголого человека. Костра уже нет, и сейчас тот откроет глаза… Пора!

Представив, что имеет дело с одним из тех, кого давно знает и любит, Вар-ка зашептал:

— Приветствую тебя, человек. Как имя твое?

— Ты услышал, услышал меня, недостойного!! — воскликнул незнакомец и немедленно упал ниц, раскинув в стороны руки.

«Ну вот, опять начинается! — расстроился Вар-ка. — Мне, наверное, никогда не понять искреннюю веру этих людей в то, что Творец-Вседержитель может вот так запросто взять и материализоваться из воздуха! Или спуститься с неба и начать давать мелкие бытовые советы. Просто как дети, право! Хотя, с другой стороны… им можно и позавидовать!»

— Отринь свой трепет пред лицом моим! И назови свое имя!

— Творцу ли не знать имен всех тварей, что живут перед ликом его?! Сеймон, мое имя — Сеймон!

— Сеймон, значит… Я не тот, кому предназначена жертва твоя, не тот, кому вознес ты молитву! — попытался Вар-ка подавить панику собеседника. — Я, наверное, лишь простой и грубый инструмент в руке Бога. Но, думаю, Он все-таки знает и любит нас. Если душа твоя чиста, а поступки праведны, чего бояться тебе? Дыши спокойно и говори со мной! Когда-то я приходил уже сюда и познакомился с одним Сеймоном, но это был не ты…

— О-о-о! Я знал, знал, что недостоин!

— Погоди, погоди! Не мельтеши, пожалуйста! С тех пор, как я ушел отсюда, для меня прошло… м-м-м… несколько дней. А здесь, кажется, миновали годы? У вас теперь что, «Сеймон» — это не имя, а должность? Звание? И кто это жжет костры там внизу? Иревов, что ли, стало так много?

— Сеймон — это тот, кто ведет народ Единого Бога. За ним шли отцы и деды наши, он вывел народ из рабства языческого!

— Та-а-ак! Все ясно… почти до половины. Значит, народ иревов вышел из рабства и куда-то идет? И ведет его всегда Сеймон или, точнее, тот, кто ведет, — тот и Сеймон? Правильно? И сейчас эту должность… гм… это место… В общем, сейчас Сеймон — это ты?

— Велика мудрость твоя, о…

— Когда мы говорили тут с первым Сеймоном, он назвал меня Посланником. Это, конечно, для меня слишком круто, но, думаю, для здешних условий сойдет. Так куда ведет народ нынешний Сеймон? И куда вел предыдущий? Впрочем, извини: вы, наверное, всех их считаете одним человеком.

— Сеймон ведет народ свой в страну, завещанную Богом, где реки текут молоком и медом!

— Ну разумеется! Конечно же, не в гости к белым медведям! И как это я сразу не догадался?! Хотя, помнится, у первого Сеймона с этим было как-то не очень… Ладно, все правильно! Давай мы сделаем так: ты сядешь и спокойно расскажешь мне обо всем, что случилось после того, как иревы ушли из… гм… рабства. Хотя нет, давай начнем с того, как воды сомкнулись над колесницами Рофара. Народ возликовал, вознес хвалу и принес жертвы. А что было потом? Если я правильно понял, с тех пор не один раз дети успели стать стариками? Что-то недалеко вы ушли за это время, а? Ты сядь и говори, только, пожалуй, глаза не открывай — дабы не умереть тебе… раньше времени.

Колдовал Вар-ка не напрасно: новый предводитель народа воспринял-таки незатейливый посыл-внушение, слегка расслабился и заговорил.

Смену «Сеймонов» рассказчик не фиксировал — вождь всегда был один и тот же, собственноручные деяния бога переплетались с делами людей, а реальные события с явно вымышленными. Тем не менее это была уже ИСТОРИЯ — собранная воедино память многих поколений. Для Вар-ка что-то осталось непонятным, а что-то пришлось домысливать самому, ведь некоторый опыт у него уже был.

После инцидента на переправе через лиман иревов, кажется, оставили в покое. Они пошли бродить по пустыне, вспоминая полузабытые навыки кочевого скотоводства. Район, который они достаточно быстро освоили, судя по всему, не был совсем уж бесплодной пустыней, но находился вне сферы интересов соседних государств. Здесь обитали мелкие племена и кланы, которые вели кочевой или полуоседлый образ жизни. Кто-то сливался с иревами, кто-то вступал с ними в стычки. Похоже, местные не считали пришельцев такими уж дикарями, а может быть, сами недалеко от них ушли. У иревов же было преимущество: уже с первого-второго поколения они стали воспринимать себя как некую общность, как народ, избранный и возлюбленный Богом, который куда-то идет. Или, точнее, народ ведет Сеймон, непосредственно выполняющий Божью волю. Эти две идеи — о пути и Едином Боге — оказались настолько величественны, что местным служителям многочисленных божков просто нечего было им противопоставить, кроме мелкого колдовства, жалких чудес да буйных оргий, на которые так падки замордованные бытом женщины. В общем, за несколько поколений избранный народ многократно умножился, причем не столько за счет деторождения, сколько путем вбирания в себя местного населения.