Хозяйка Дома Риверсов Грегори Филиппа

— Ах да! — смеясь, воскликнула я. — Бароном! Еще бы, любая захочет, чтобы ее муж стал бароном. По-моему, это не такое уж сильное проявление честолюбия. Это же просто… очень понятно.

— Ну да, и я тоже это понимаю, — миролюбиво согласился Ричард. — Но неужели ты бы действительно хотела всегда жить в сельском поместье и никогда не возвращаться ко двору?

Минутку я подумала, вспомнив нашего нервного короля и его юную королеву.

— Мы ведь не можем их бросить, да? Не можем? — с тоской спросила я.

Он покачал головой.

— Это наш долг. Мы призваны служить Дому Ланкастеров. И потом, я просто не представляю, как они будут без нас обходиться. Мне кажется, мы не сможем просто их оставить и удалиться к себе в Графтон. Что они тогда будут делать?

Мы прожили в Графтоне неделю. Это было самое лучшее время года: сады в бело-розовом яблоневом цвету, новорожденные телята, пасущиеся на лугу. Ягнят вместе с матерями уже отправили на верхние пастбища, и они бегали по траве, размахивая своими хвостиками, похожими на толстые шерстяные колбаски. Трава в лугах поднялась уже достаточно и колыхалась на ветру, готовая к косьбе; в полях набирала колос пшеница высотой по колено. Мои старшие дети — Элизабет, Льюис, Анна и Энтони — к тому времени уже жили в домах различных наших родственников, учась там манерам и умению вести себя в обществе, но все они, конечно, приехали домой, чтобы побыть с нами. Четверо младших — Мэри, Жакетта, Джон и Ричард — были вне себя от возбуждения, поскольку наконец-то вся наша большая семья собралась вместе, в том числе их старшие братья и сестры. Мэри, семилетняя, была признанным вожаком этого маленького отряда, а остальные ей преданно служили.

Я была несколько утомлена очередной беременностью. Когда начинало пригревать солнышко, я брала маленького четырехлетнего Дикона[44] на руки и, укачав его, ложилась вместе с ним и дремала в полуденном тепле. А когда малыш засыпал, я порой вытаскивала подаренные бабушкой карты и, переворачивая их одну за другой, рассматривала изображения. Я не перемешивала колоду и даже не пыталась гадать. Я просто изучала знакомые картинки и думала о том, что в будущем подарит мне судьба и мои обожаемые дети.

Днем мой муж выслушивал бесконечные жалобы селян: кто-то передвинул изгородь, кто-то позволил своей скотине беспрепятственно забраться на чужое поле и потравить пшеницу. Ричард был хозяином поместья, так что ему приходилось всем этим заниматься, обеспечивая соблюдение законов и справедливость на наших землях; он выяснял также, берут ли взятки наши соседи, и вместе с судом присяжных решал, какой в каждом конкретном случае вынести приговор. Кроме того, он частенько посещал дома местных джентри, напоминая им, что они должны будут в случае необходимости организовать отряд под его командованием; одновременно он пытался заверить их, что король Генрих вполне способен править страной, его суду и совету можно доверять, а наша казна в целости и сохранности и мы непременно удержим те земли, что у нас еще остались во Франции.

Я подолгу возилась в своей кладовой вместе со старшей дочерью Элизабет, моей преданной ученицей. Мы с ней заливали травы маслом или высушивали их, постоянно проверяя, хорошо ли они высохли, а потом превращали их в порошок и засыпали на хранение в различные закрытые сосуды. Все это я делала в соответствии с расположением звезд, тщательно сверяясь по всем этим вопросам с книгами милорда герцога. Время от времени я находила в доме книги, которых вроде бы раньше не замечала; в них объяснялось, например, как приготовить aqua vitae, «воду жизни», или как устранить нечистоту предмета, слегка омыв его дистиллированной водой. Эти книги приносила из библиотеки Элизабет. Но я, хорошо помня Элеонору Кобэм, томившуюся за холодными стенами Пилкасла, подобные книги у Элизабет всегда отнимала и убирала на самую высокую полку. Я никогда не выращивала и не сушила никаких иных трав, кроме тех, которые известны всякому, умеющему хорошо готовить. Впрочем, наступили такие времена, когда любые знания следовало скрывать как можно тщательнее.

У меня были надежды, что мы еще месяц по крайней мере сможем провести в Графтоне; я не очень хорошо переносила эту беременность, и мне, конечно же, хотелось все лето прожить в деревне. Пусть себе король с королевой продолжают путешествовать по северу, а нас оставят в покое, думала я. Мы с Ричардом иногда выезжали верхом и навещали кое-кого из соседей. И вот однажды мы уже на закате вернулись домой после такой поездки и увидели, что возле колодца нас поджидает королевский гонец. Заметив нас, он вскочил и передал Ричарду письмо, запечатанное печатью короля.

Ричард рывком раскрыл письмо, быстро пробежал его глазами и тут же сообщил:

— Я должен срочно уехать. Мне придется буквально на ходу собирать отряд.

— Что случилось? — спросила я, осторожно спешиваясь.

— В Кенте мятеж. Собственно, любой дурак мог это предсказать. Король требует, чтобы я немедленно мчался к нему и вместе с ним возглавил войско. Он хочет, чтобы именно я нес королевский штандарт.

— Король намерен возглавить войско? И он сам поведет его в Кент?

Я просто ушам своим не верила. Отец нашего короля действительно был замечательным полководцем и еще в ранней молодости проявил это свое качество. А вот нынешний король ни разу и доспехов-то не надевал, разве что во время турниров.

— Он был очень разгневан тем, что случилось с герцогом Саффолком, — напомнил мне муж, — упокой, Господи, его душу, и поклялся отомстить. А королева поклялась, что увидит убийц герцога мертвыми. Теперь эта возможность у них появилась.

— Ты уж будь осторожен. Тебе ведь придется ему советовать…

Взяв мужа за руку, я заглянула ему в лицо. Мы оба, не говоря ни слова, думали об одном и то же: на этот раз командовать армией будет молодой человек, никогда даже близко не видевший войны, никогда даже в отдаленной осаде не участвовавший.

— Ничего, я буду очень осторожен, — грустно усмехнулся мой муж. — И постараюсь, если смогу, конечно, и его избавить от всякой опасности. Кстати, король с королевой велели шерифу Кента превратить это графство в олений парк, изгнав оттуда всех — и взрослых, и детей; вот за это, боюсь, нам действительно придется ответить. В общем, мне надо торопиться: может, удастся каким-то способом привести их в чувства, взывая к их разуму, и убедить короля, что править государством можно, лишь гармонично учитывая и сочетая интересы разных сторон. Они ведь наживают себе врагов каждый раз, как только обращаются к парламенту. Королева ездит по улицам Лондона с таким видом, словно ей ненавистны даже его булыжные мостовые! И все же нам придется служить им, Жакетта. Нам придется им помогать, направлять их, чтобы они следовали тем курсом, который наиболее выгоден для них же. Нам надо каким-то образом возродить в душах людей любовь к этой королевской чете. Это наш долг. И наша главная задача. Именно этого и хотел бы от нас милорд Бедфорд.

В ту ночь я не выпускала Ричарда из объятий, а ранний холодный рассвет и вовсе наполнил мою душу тревогой.

— Значит, ты просто будешь нести королевский штандарт? Ты все время будешь рядом с королем? И вы не станете въезжать в Кент?

— Надеюсь, что в Кент никто въезжать не станет, — мрачно буркнул он.

Быстро позавтракав, он сразу пошел на конюшенный двор, и я потащилась следом, гонимая своими страхами.

— Но скажи: если король соберет значительный отряд и все-таки вздумает наказать жителей Кента, ты будешь вмешиваться?

— И, ворвавшись туда, поджигать тростниковые крыши? Заживо сжигать коров, принадлежащих беднякам? — насмешливо произнес он. — Я на такое уже насмотрелся во Франции, но никогда не думал, что это удачный способ завоевать чью-то преданность. Как считал герцог Бедфорд, единственный способ завоевать сердца людей — это обращаться с ними справедливо, по-человечески, и беречь их от опасностей. Такой же совет и я могу дать каждому, кто у меня его попросит. Но если скомандуют идти в бой именем короля, я буду вынужден подчиниться.

— Я примчусь к тебе сразу же, только дай мне знать, — заверила я; мой голос дрожал от тревожных предчувствий, хотя я и пыталась говорить спокойно.

— Приезжай, я буду с нетерпением тебя ждать, — промолвил он с внезапной теплотой, явно заметив, что я боюсь за него. — Но прежде всего ты должна позаботиться о себе и о ребенке, которого носишь. И не тревожься понапрасну: я всегда буду ждать тебя. Помнишь, я ведь обещал, что тебе никогда не придется напрасно искать меня и не находить.

Я привела дом в порядок и отдала слугам распоряжение подготовиться к моему отъезду. До меня долетали слухи, что король и королева вернулись в Лондон, и король, встав во главе войска, направился усмирять жителей Кента. Затем мне принесли письмо от Ричарда, написанное его собственной рукой:

«Любимая!

Прости, что тревожу тебя. Королева убедила короля, чтобы сам он в Кент ни в коем случае не входил, однако мне он приказал преследовать всех нарушителей закона, возглавив отряд королевской стражи. Ослушаться я не могу. Поверь, со мной все будет хорошо, и вскоре, как только это закончится, я приеду домой, к тебе.

Твой Ричард».

Сунув листок за вырез платья, поближе к сердцу, я пошла на конюшню и обратилась к слуге:

— Седлайте коней. И велите хорошенько подготовить к путешествию мою кобылу. Мы возвращаемся в Лондон.

Лондон, лето 1450 года

В течение всего обратного пути в Лондон у меня на душе просто кошки скребли — таким сильным было ощущение, что Ричард в опасности. Мне представлялось, что он сражается с превосходящими силами противника, что в густых лесах Кента для него устроены засады и ловушки, что там прячутся отряды вооруженных мятежников, которые непременно возьмут его в плен, как Уильяма де ла Поля, и ржавым мечом отрубят ему голову, даже не дав исповедаться…

В молчании выехали мы на лондонскую дорогу, но когда добрались уже до раскинувшихся вокруг столицы фруктовых садов и маленьких молочных ферм, капитан моей стражи вдруг отдал воинам команду сомкнуться и стал как-то особенно внимательно озираться по сторонам, словно нам что-то угрожало.

— В чем дело? — спросила я.

Он покачал головой:

— Не знаю, миледи. Что-то тут не так… — Он помолчал и пробормотал себе под нос: — Что-то уж больно тихо. Даже кур заперли в курятниках, хотя солнце еще не село, да и в домах все ставни закрыты. Нет, что-то тут явно нечисто!

Мне не нужно было повторять дважды. Что-то и правда было нечисто. Мой первый муж, герцог Бедфорд, часто повторял: «Если тебе кажется, будто что-то не так, значит, что-то действительно не так».

— Сомкните ряды, — посоветовала я. — Мы успеем въехать в столицу еще до того, как закроют ворота, и сразу направимся в наш лондонский дом. Прикажите людям быть настороже. Пусть тоже по сторонам посматривают. И давайте прибавим ходу.

Капитан жестом велел людям сомкнуться и перейти на легкий галоп. Мы поскакали к лондонским воротам, но стоило нам миновать Мургейт,[45] как на узких улочках послышался нарастающий гул: веселые крики людей, смех, пение труб и грохот барабанов.

Все это напоминало торжественную Майскую процессию; казалось, радость множества людей наконец-то сорвалась с поводка и выплеснулась на улицы; судя по шуму, там были тысячи лондонцев. Я взглянула на своих сопровождающих — они, особым образом развернув лошадей, ехали теперь совсем близко ко мне оборонительным квадратом.

— Сюда, — указал капитан стражи.

Мы свернули и помчались быстрой рысью по каким-то извилистым улочкам, пока не уткнулись в высокую стену, окружавшую наш лондонский дом. Вот только в гнездах по обе стороны ворот, где обычно ярко горели факелы, было пусто. И сами ворота, которым бы следовало быть либо крепко запертыми на ночь, либо гостеприимно распахнутыми, оказались наполовину отворены. Подъездная дорожка, вымощенная булыжником, была пуста; повсюду валялся какой-то мусор; парадная дверь дома была распахнута. И я прочла в глазах капитана Джорджа Катлера ту же тревогу, какая царила и в моей душе.

— Миледи… — неуверенно произнес он, — может, лучше мне первому войти туда и выяснить, что там творится? Там явно что-то не так, возможно…

Он не успел закончить фразу; какой-то человек, пьяный в дым, отнюдь не из числа моих слуг, вывалился, пошатываясь, из дверей дома и, шаркая ногами, проплелся мимо нас и исчез в темноте. Мы с Катлером снова обменялись взглядами. Я высвободила ноги из стремян и соскочила на землю. Швырнув поводья одному из стражников, я обратилась к Катлеру:

— Мы войдем туда вместе, капитан. Держите ваш меч наготове, и пусть двое ваших людей прикрывают нас с тыла.

Они последовали за мной, когда я двинулась по булыжной дорожке к моему лондонскому дому, которым я когда-то так гордилась и с таким наслаждением его обставляла. Одна из входных дверей была сорвана с петель, повсюду витал запах дыма. Когда я рывком отворила следующую дверь и шагнула через порог, то увидела, что по комнатам будто смерч прошел: унесено было все, что могло показаться грабителям хоть сколько-нибудь ценным. На стенах виднелись бледные прямоугольники — там раньше висели мои роскошные гобелены, купленные еще герцогом Бедфордом. Огромный деревянный буфет, вынести который, естественно, не получилось, лишился всей хранившейся в нем оловянной посуды, и его резные дверцы так и остались распахнутыми настежь. Я пересекла парадный зал. Все подносы, кувшины для вина, разнообразные бокалы и кубки исчезли, но, как ни странно, огромный прекрасный гобелен, украшавший стену за парадным столом, по-прежнему был на месте.

— Мои книги! — в ужасе воскликнула я.

Взбежав на возвышение, где стоял парадный стол, я нырнула в маленькую потайную дверку, за которой узкая лесенка вела на верхний этаж. Выбравшись на галерею, заваленную осколками драгоценных витражей, я остановилась и огляделась.

Они забрали бронзовые решетки с книжных полок, забрали бронзовые цепи, которыми книги прикреплялись к столам. Они унесли даже перья и чернильницы с чернилами. Но книги остались нетронутыми, книги уцелели! Они украли все, что было сделано из металла, но не тронули ничего, сделанного из бумаги. Я вытащила небольшой томик и прижала к щеке.

— Сделайте все, чтобы это сохранить, — велела я Катлеру. — Скажите вашим людям, чтобы снесли книги в подвал и хорошенько спрятали. И непременно поставьте стражу. Эти книги для меня гораздо ценнее, чем все бронзовые решетки и дорогие гобелены. Если нам удастся их спасти, я смогу открыто посмотреть в глаза своему покойному мужу в день Страшного суда. Это были его главные сокровища, и он доверил их мне.

Капитан кивнул и ответил:

— Мне очень жаль, что со всем остальным так получилось…

Он обвел рукой разоренный дом, где даже деревянные ступени лестниц были покрыты шрамами, слово от ударов меча. Кто-то буквально изрубил резной стержень винтовой лестницы — будто в отместку за то, что не удалось обезглавить меня. Расписные потолочные балки и потолок покрывала черная копоть. Кто-то явно пытался поджечь дом. Я содрогнулась, почувствовав вонь горелой штукатурки.

— Ничего, раз целы мои книги и мой муж, то все можно начать заново, — бодро заявила я. — Прошу вас, Катлер, соберите эти книги и хорошенько их спрячьте. И тот большой гобелен тоже снимите и спрячьте, и вообще все ценности, какие сумеете найти. Слава Богу, самые любимые и лучшие вещи мы взяли с собой в Графтон!

— Что же вы теперь будете делать? — спросил капитан. — Ваш супруг наверняка захочет, чтобы вы незамедлительно уехали в безопасное пристанище. И я, разумеется, ни на минуту вас не оставлю.

— Отправлюсь во дворец, — решила я. — В Вестминстер. Там мы с вами и встретимся.

— Возьмите с собой двух стражников, — посоветовал он. — А я постараюсь восстановить здесь порядок и безопасность и вскоре последую за вами. — Он поколебался и прибавил: — Я видел зрелища и похуже. Такое ощущение, словно они по чьей-то неведомой прихоти явились в дом и прихватили все ценное. Но это явно не было спланировано заранее. Вряд ли вам стоит бояться этих людей: их действия не были направлены против вас. Их просто довела до отчаяния нищета, а также страх, который внушают им лорды. Они не такие уж плохие, эти люди, просто они не могли больше терпеть.

Я оглядела почерневший от дыма зал, стены, где когда-то висели прекрасные гобелены, винтовую лестницу с изрезанным и сломанным центральным столбом.

— Нет, это все было сделано вполне сознательно, — медленно возразила я. — Они поступали именно так, как и хотели. Верно, они не стремились оскорбить именно меня, и это было направлено не против нас с Ричардом, а против всех богатых людей вообще, против лордов, против двора. Эти люди больше не считают, что их участь — ждать господской милости у ворот; они уверены, что способны не только выпрашивать милостыню, однако совсем не уверены, что именно мы вправе распоряжаться их жизнью. Когда я еще совсем молодой вышла замуж за герцога Бедфорда и поселилась в Париже, то сразу почувствовала, до чего нас ненавидит все население города. Да и все жители Франции вообще. И мы, и они прекрасно это понимали, но никому из них даже в голову не приходило, что можно снести ворота и двери нашего дома, ворваться туда и уничтожить наше имущество. Видно, теперь в Лондоне простой народ решил, что именно так и следует поступать, и больше не желает подчиняться своим хозяевам. Кто знает, до чего в скором времени дойдет?

Покинув дом, я увидела, что один из наших стражников уже держит мою лошадь наготове, а поблизости собралась небольшая толпа, и над ней витает недовольный ропот.

— Вы двое поедете со мной, — распорядилась я, — остальные пусть идут в дом и попытаются навести там хоть какой-то порядок.

Я щелкнула пальцами и, пока один из стражников помогал мне садиться в седло, наклонилась и еле слышно ему шепнула:

— Быстро в седло. И вперед.

Мы с ним мгновенно оказались вдали от дома — никто из собравшихся на улице и понять ничего не успел. Я не оборачивалась, но хорошо помню, что все то время, пока мы скакали во дворец, в ноздрях у меня стоял запах дыма, и я видела перед собой черный закопченный потолок нашего прекрасного парадного зала. Меня не покидало ужасное ощущение полного бессилия: ведь эти незнакомые люди вломились в мой дом, украли мое имущество да еще и вполне сознательно напакостили там.

Теперь мне уже хотелось поскорее оказаться среди прочих придворных за крепкими стенами Вестминстерского дворца, под защитой королевской стражи. Лондон больше не казался мне безопасным. Я чувствовала, что начинаю походить на королеву Маргариту, которой в Англии всегда было не по себе, даже в собственном дворце.

Свернув за угол, мы вдруг очутились в водовороте густой толпы; люди танцевали, смеялись, что-то радостно кричали, точно празднуя Майский день. Кто-то схватил мою лошадь за уздечку, и я крепче стиснула в руке хлыст, но женское лицо, поднятое ко мне, прямо-таки лучилось от счастья.

— Спокойно! — быстро бросила я стражнику, ехавшему рядом со мной, поскольку он уже готов был пришпорить коня и с мечом в руке за меня биться.

— Слава Богу, теперь у нас есть настоящий защитник! Он идет, наш герой! — Женщина, державшая мою лошадь, явно делилась со мной доброй новостью. — Идет и вскоре за нас заступится, храни его Господь! И тогда снова начнутся хорошие времена!

— Ура! — тут же раздался рядом рев полудюжины мужских глоток, и я невольно улыбнулась, хотя совершенно не понимала, что тут происходит.

— Добрая женщина, — произнесла я, — отпусти меня, мне нужно проехать, чтобы увидеться с мужем. Отпусти меня, пожалуйста.

Кто-то засмеялся и громко ответил:

— Никуда ты не поедешь, пока он не придет! Да там и проехать-то невозможно — улицы забиты людьми, как бочки сардинами. Ни проехать, ни пройти.

— А ты разве не хочешь на него посмотреть, госпожа моя? — спросила женщина. — Он сейчас проедет через мост.

— Давайте скорей! — крикнул еще кто-то. — Вы такого больше никогда не увидите! Нельзя пропустить самое великое событие в нашей жизни!

Я осмотрелась, ища глазами своих провожатых, однако ни тому, ни другому удержаться со мною рядом явно не удалось. Толпа увлекла их за собой, и теперь между нами было по крайней мере человек десять весельчаков. Я махнула стражникам рукой и велела:

— Ступайте куда хотите! Мне здесь ничто не грозит. Встретимся там, где условились.

Мне было ясно: сопротивляться толпе не имеет никакого смысла, и безопаснее всего к ней присоединиться. Один из моих слуг все же спрыгнул с коня и, расталкивая народ, двинулся ко мне.

— Эй, ты, потише! — недовольно проворчал кто-то. — Не толкайся! А что это на тебе за ливрея? Говори, кто твой господин?

— Уходите, — быстро шепнула ему я, — оставьте меня. Не стоит их дразнить. Встретимся позже. Вы знаете, где.

Мне было понятно, что это наиболее безопасный вариант, но бравому парню явно стоило немалых усилий подчиниться моему приказу и оставить меня без охраны.

— Видно, хозяин у него — человек богатый и знатный. Как раз таких нам и надо скинуть! — послышалось в толпе.

— Ты не из королевских? — дернул моего слугу за рукав кто-то еще. — Думаешь небось, что сам хорошо устроился, а на бедняков наплевать?

Мой бедный провожатый наконец взял себя в руки и с притворным весельем воскликнул:

— Да из каких там королевских! Я из самого обычного дома — куда вы, туда и я!

Я одобрительно ему кивнула, и толпа тут же разнесла нас в разные стороны. По-прежнему сидя на лошади, я будто плыла в этой людской реке. Какая-то женщина, фамильярно положив руку на шею моей Мерри, оперлась о ее круп, и я миролюбиво обратилась к незнакомке:

— Ну, и куда мы теперь?

— К мосту, конечно. Все движутся туда, чтобы видеть, как он поедет через мост! — возбужденно отозвалась она. — Вы вроде настоящая дама, но и вам не зазорно показаться в компании его друзей. За ним ведь пошли и джентри, и сквайры, и рыцари, и даже знатные лорды! Вот это настоящий мужчина! Настоящий правитель для нашего народа, для всех его сословий!

— А что он намерен сделать, когда прибудет сюда?

— А вы не знаете? Где же вы были все это время?

Улыбаясь, я покачала головой.

— В деревне. И все это так неожиданно для меня.

— Ну, тогда в столицу-то вы как раз вовремя вернулись! Это самый радостный для всех нас день. Наконец-то он за нас заступится! Наконец-то доложит королю, что нам такие налоги платить не под силу, что жирные лорды скоро всех нас попросту изничтожат. Давно бы нашему королю надо было плюнуть на свою французскую потаскушку и последовать тем добрым советам, которые дает ему наш добрый герцог.

— Наш добрый герцог? — повторила я. — А кого вы теперь называете «добрым герцогом»?

— Ричарда, герцога Йоркского, конечно! Уж он-то потребует, чтобы король лег наконец в постель со своей никчемной женой да заделал нам сына и наследника. А потом отобрал бы наши земли у французов и отослал от себя прочь тех мерзавцев, что лишь казну разворовывают, а сами ничего не делают. Только свой кошелек набивают да друг с другом дерутся. Уж он-то сумеет сделать молодого короля таким же великим, как и его покойный отец, наш предыдущий король, и мы снова заживем счастливо.

— Да может ли один человек сделать все это? — спросила я.

— Может! Он уже успел и армию собрать, и королевское войско разбить, — радостно сообщила она. — Они попытались устроить на него охоту в Семи Дубах, так он не только все их атаки отбил, но и сам нанес им сокрушительное поражение! Вот он какой, наш герой, наш защитник! А теперь он и столицу захватит.

Острая боль стиснула мне виски.

— Он разбил королевскую армию?

— Ну да, наголову разбил, — подтвердила женщина. — Половина, правда, сбежала, а половина на его сторону перешла. Он наш герой!

— А что же те лорды, что возглавляли королевское войско?

— Погибли! Все погибли!

«Ричард!» — подумала я, но не проронила ни слова. Разумеется, ни он, ни я не играли столь важной роли, чтобы специально на Ричарда устраивал засаду какой-то предводитель деревенских оборванцев, вооруженных вилами, но что, если мой муж действительно убит возле какого-то неведомого мне селения под названием Семь Дубов? Хотя я не сомневалась: если бы Ричард действительно был ранен или убит, я бы узнала об этом. Я бы услышала пение Мелюзины, почувствовала бы, как небесные сферы кружатся в своем печальном танце, оплакивая его. И он, человек, которого я страстно любила всю свою взрослую жизнь, — я ведь даже не предполагала раньше, что можно так сильно любить мужчину, — никак не мог сейчас лежать мертвым в какой-то придорожной канаве графства Кент! Иначе мне уже было бы об этом известно.

— Вам плохо, госпожа моя? — раздался голос той женщины. — Вы прямо-таки белей простыни.

— Кто командовал королевским войском? — осведомилась я, хоть и была уверена, что это Ричард.

Кого еще могли послать, кроме него? Кто был столь же опытен? На кого еще можно было положиться в трудную минуту? Кто был вернее и благороднее моего мужа? Нет, они могли выбрать только его, моего любимого!

— Ах, да разве ж я помню! — весело ответила женщина. — Только теперь-то он уж точно мертв. Да вы никак больны?

— Нет, нет, я здорова, — произнесла я помертвевшими губами; вряд ли я смогла бы прибавить что-то еще.

Несшая меня толпа вливалась в узкие улочки, и мне было совершенно ясно, что уж теперь-то я точно никуда отсюда не выберусь; даже если б я и смогла вывести лошадь на свободное место, я все равно дальше не двинулась бы. Страшные мысли терзали меня, и я едва способна была держать в руках поводья. Затем мы оказались почти у самого моста; здесь толпа стала еще теснее, и меня со всех сторон так толкали, что моя лошадка занервничала, начала прядать ушами, переступать с ноги на ногу, но вскоре даже и это ей стало трудно делать в такой толчее. О том, чтобы мне спешиться, и речи быть не могло. Впереди я заметила столичного мэра; он влез на мильный камень и, с трудом удерживаясь на нем, обращался к толпе, для равновесия опираясь рукой о широкое плечо городского стражника:

— Насколько я понял, все вы изъявили желание впустить в столицу капитана Мортимера и его людей?

— Да-а! — проревела толпа. — Открывайте ворота!

Я наблюдала, как один из олдерменов заспорил с мэром, и мэр жестом велел оттащить того в сторону. Стражники распахнули ворота, и мы увидели, что по ту сторону моста, на южном берегу реки, стоит и ждет маленькая армия со свернутыми флагами. Воины услышали ободряющий рев толпы, заметили открытые ворота и красное одеяние мэра, они развернули боевые знамена, построились и решительно двинулись по мосту. С верхних этажей домов им бросали цветы, размахивали разноцветными флажками и радостно гомонили: это был настоящий парад героев. Разводной мост с грохотом упал перед ними, и грохот этот прозвучал точно звон приветственных цимбал. Затем возглавлявший войско капитан снова вернулся к мосту и, взмахнув тяжелым мечом, перерубил канаты в знак того, что этот мост никогда уж больше не поднимут при его приближении. Все вокруг меня что-то громко и радостно выкрикивали, женщины визжали и посылали воинам воздушные поцелуи. Капитан Мортимер торжественно вышагивал впереди, держа под мышкой шлем; на сапогах у него поблескивали золоченые шпоры, а с плеч струился красивый бархатный плащ глубокого синего цвета; доспехи под плащом так и сияли. Перед ним шел его оруженосец, неся огромный тяжелый меч — казалось, это сам король вступает в пределы своего королевства.

А я вовсе не была уверена, что этот меч не принадлежал раньше моему Ричарду; я вовсе не была уверена, не надел ли этот человек шпоры моего мужа, испытанные в бесконечных боях и странствиях. Я даже глаза закрыла, ощущая, что на лбу под чепцом выступил холодный пот. Неужели Ричард мог погибнуть, а я так и не узнала об этом? Что, если, когда я доберусь до дворца, королева начнет меня утешать? Очередную придворную вдову вроде Алисы де ла Поль!

Лорд-мэр шагнул вперед и, склонив голову перед победителем, подал ему на алой подушке ключи от столицы. Со всех сторон к воротам города стекались толпы людей, лондонцы смешались с рядами солдат, а те приветствовали горожан, дружески хлопая их по спинам; горожане в одном строю с победителями шли через мост, махали девицам, улыбались и весело кричали — казалось, в город наконец-то явилась освободительная армия.

Народ рекой следовал за войском Мортимера. Клянусь, если бы он двинулся на Вестминстер во главе такой армии, то запросто мог бы уже сидеть на королевском мраморном троне:[46] в данный момент вся столица была в руках у этого человека. Но он держал путь на Кэндлвик-стрит, где гордо высится Лондонский камень,[47] то есть метил в самое сердце столицы. Мортимер ударил по камню мечом, и камень зазвенел, а толпа завыла от возбуждения.

— Теперь Мортимер — хозяин этого города! — провозгласил предводитель войска, стоя у коронационного камня и держа в одной руке щит, а в другой — меч, высоко поднятый над головой.

Толпа ответила ему восторженным гулом.

— Обедать! — объявил он.

И все, разом развернувшись, устремились к ратуше, где лорд-мэр уже велел накрыть для Мортимера и его офицеров обеденные столы. Слегка отстав от толпы, текущей следом за военными в надежде получить обрезки говядины и добраться до корзин со сломанными ломтями хлеба, я спрыгнула с лошади, взяла ее под уздцы и стала осторожно выбираться оттуда, надеясь улизнуть незамеченной.

Я долго брела по каким-то переулкам и в итоге поняла, что заблудилась. Взобравшись на чье-то крыльцо, я все же села в седло и свернула на восток, решив, что эта идущая под уклон улочка выведет меня к реке. В голове у меня крутилась сцена из прошлого о том, как когда-то юной девушкой я потерялась в лесу — меня тогда как раз везли в Англию, — и Ричард нашел меня. Я просто поверить не могла, что он и сейчас не отыщет меня. Казалось невероятным, что наше расставание окажется последним, что мне в последний раз следовало тогда обнять и поцеловать его. А теперь я не могла даже вспомнить, каковы были мои последние слова, обращенные к нему. Но по крайней мере я была уверена: мы расстались с любовью. Да, я не могла припомнить слов, которые мы говорили, и того, как мы выглядели, но я твердо знала, что попрощались мы с нежностью, потому что так было всегда. Мы всегда целовали друг друга перед сном, мы всегда целовали друг друга утром, перед завтраком. Ричард относился ко мне с любовью, даже когда ему было лучше вообще обо мне думать как о женщине — только как о своей госпоже, хозяйке дома. Даже когда я поймала его в ловушку, забеременев нашей старшей дочерью, и настояла на нашем тайном браке. В течение четырнадцати лет он был мне любовником и мужем, и теперь я страшно боялась, что потеряла его навсегда.

Отпустив поводья, я позволила лошади выбирать путь в лабиринте грязных улочек. Ей и самой было достаточно хорошо известно, где находятся конюшни Вестминстерского дворца, а мне было все равно. Когда я размышляла о том, что где-то в графстве Кент Ричард, возможно, валяется мертвым в канаве, мне хотелось и самой умереть. Лечь в ближайшую сточную канаву и умереть. Я приложила руку к животу и подумала о своем будущем ребенке — о той дочери, которая никогда не увидит отца. Но разве это возможно, чтобы я не смогла показать Ричарду его дочь?

Уже темнело, когда мы наконец очутились у одних из задних ворот огромного Вестминстерского дворца. Меня очень удивило, что у ворот никого нет. Скорее уж можно было предположить, что ворота будут крепко заперты, а возле них поставлена двойная стража. Впрочем, чего и ожидать от нашего беспечного молодого короля? А без моего мужа вряд ли кто-то позаботился бы о дополнительной охране ворот.

— Эй! — крикнула я, подъезжая ближе. — Эй, вы там! Открывайте ворота!

Молчание было мне ответом. Молчание там, где всегда течет река людей? Молчание там, где на любого может посыпаться град наглых выкриков стражи? Я вспомнила фразу Бедфорда: «Если тебе кажется, будто что-то не так, значит, что-то действительно не так».

— Да откройте же, ради Бога! — повторила я, вполне готовая в случае внезапного нападения пришпорить лошадь и мчаться прочь. — Открывайте! Я герцогиня Бедфорд!

В гигантской створке ворот вдруг приотворилась маленькая дверца, и оттуда испуганно выглянул какой-то парень, явно с конюшни.

— Герцогиня Бедфорд?

Тогда я сбросила с головы капюшон плаща, чтобы он мог узнать меня.

— Да, это я собственной персоной, — подтвердила я. — А где же все?

— Все бежали, — сообщил он. — Все, кроме меня. Я не мог бежать вместе со всеми только потому, что мой пес заболел и мне не хотелось его оставлять. Может, мне лучше с вами пойти?

— Куда же все бежали?

Он пожал плечами:

— Они бежали от капитана Мортимера и его армии. Некоторые собрались к нему присоединяться, а некоторые просто решили убраться подальше отсюда.

Я тряхнула головой. Я не в силах была этого понять.

— А где же король? И королева?

— Они тоже убежали, — сказал конюх.

— Боже милосердный! Куда?

— В Кенилуорт, — шепотом поведал он, — только мне велено хранить это в секрете.

Мое сердце от волнения готово было выпрыгнуть из груди; я вцепилась ледяными пальцами в гриву Мерри.

— Как это — бежали? Они что же, оставили столицу?

— Они послали войско в Кент, чтобы изловить этого Мортимера, а тот взял да и пошел против них. И здорово их побил: погибли все королевские полководцы, и почти вся армия бежала обратно в Лондон, если не считать тех, кто переметнулся к Мортимеру. Если честно, так половина королевского войска к нему присоединилась. Нет, надо было мне все-таки еще тогда уходить!

— А кого из полководцев убили? — осторожно осведомилась я, очень стараясь, чтобы голос мой звучал ровно.

Он пожал плечами.

— Да я не знаю… По-моему, всех королевских лордов: лорда Нортумберленда, барона Риверса…

— И все они действительно погибли?

— Во всяком случае, назад никто не вернулся.

— А король?

— Куда нашему королю в войне участвовать! — с презрением обронил конюх. — Он, правда, выехал со своим боевым штандартом на поле боя, но в самом сражении участия не принимал. Да еще и половину войска при себе держал, а остальных во главе с лордами отправил сражаться. А когда те, что сумели в живых остаться, назад прибежали и доложили, что битва проиграна, король с королевой сразу убрались в Кенилуорт, и с ними Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет. А лорд Скейлз тут же поскакал в Тауэр.

— Так Скейлз теперь в Тауэре? Он достаточно хорошо там закрепился?

Конюх пожал плечами и проныл:

— Да не знаю я. А со мной-то что теперь будет?

Я посмотрела на него; наверное, и мое лицо было не менее унылым.

— Вот уж понятия не имею, — ответила я. — Ты уж постарайся как-нибудь сам о себе позаботиться.

И, развернув лошадь, я устремилась прочь: оставаться в Вестминстере было явно небезопасно. «Хорошо бы до наступления темноты добраться до Тауэра», — подумала я. Моя лошадка держалась бодро, но мы с ней обе страшно устали. К тому же я была голодна, а почти на каждом углу горели костры, и люди жарили мясо, пили эль и громко клялись друг другу, что теперь-то уж хорошие времена не за горами. Нынче советы королю будет давать Мортимер, так что больше не будет повышения налогов, бедняков перестанут обманывать. А всех плохих советников Мортимер, разумеется, прогонит. Многие приглашали меня к ним присоединиться, однако стоило мне отрицательно покачать головой, как вслед мне сыпалась брань. А один раз, уже под конец пути, мне даже пришлось бросить этим людям монету и пожелать всего наилучшего. И дальше я уже ехала, низко надвинув на лицо капюшон плаща и пригнувшись к шее лошади — в общем, кралась по улицам собственного города, как тать в ночи.

Наконец я увидела ворота Тауэра и множество часовых на стенах. Едва я подъехала ближе, как они закричали:

— Стой! Кто идет? Эй ты, стой, где стоишь!

— Я — герцогиня Бедфорд! — крикнула я, открывая лицо. — Впустите меня.

— Господи, миледи, ваш муж, барон Риверс, весь вечер вас искал! — воскликнул молодой стражник, впуская меня внутрь. Взяв лошадь под уздцы, он помог мне спешиться и сказал: — Ваши люди сюда приехали и повинились, что потеряли вас в толпе. Вот барон и опасался, что чернь взяла вас в плен. Он пообещал всех повесить за измену, если у вас хоть один волосок с головы упадет. Он так их ругал! Я даже слов таких никогда не слышал.

— Мой муж? — переспросила я, и надежда вспыхнула в моей душе с такой силой, что у меня закружилась голова. — Значит, мой муж искал меня?

— Как сумасшедший…

Он умолк, обернулся и прислушался, и мы оба услыхали громкий стук копыт по мостовой. Стражник сразу провозгласил:

— Конная атака! Скорей заприте ворота!

И мы с ним едва успели вбежать внутрь, как тяжелые ворота со скрипом закрылись. И вдруг за воротами раздался знакомый голос:

— Это я, Риверс! Откройте!

Створки ворот тут же снова распахнулись, и в них, как ураган, влетел Ричард с маленьким отрядом сопровождения. Увидев меня, он птицей слетел с коня, схватил меня в объятия и стал целовать так, словно мы опять были обычным сквайром и его славной женушкой. Ричард ни за что не хотел меня отпускать и, задыхаясь, говорил:

— Боже мой! Ведь я весь Лондон объехал, надеясь тебя найти! Я так боялся, что они захватили тебя в плен! Катлер, стороживший наш дом, сообщил мне, что ты направилась в Вестминстер, но парнишка там и вовсе ничего не сумел толком объяснить.

Я покачала головой; я и смеялась, и плакала; слезы так и текли у меня по щекам, но я была счастлива.

— Со мной все в порядке, все хорошо! Я застряла в толпе, и мою охрану попросту унесло от меня потоком людей. Господи, Ричард, я ведь думала, что ты мертв! Я думала, что тебя убили в Кенте во время того ужасного столкновения с мятежниками!

— Как видишь, я цел и невредим. А вот бедный Стаффорд погиб, и его брат тоже. А ты-то как себя чувствуешь? Как ты сюда доехала?

— Выбралась из той толпы, что сперва чуть не поглотила меня. Я была свидетельницей, как он входил в Лондон.

— Джек Кейд?

— Разве его так зовут? Да нет, того капитана зовут Джон Мортимер!

— Его имя Джек Кейд, но он представляется Джоном Мортимером Избавителем и разными подобными именами. Имя Джона Мортимера обеспечило ему поддержку сторонников Ричарда Йорка, ведь Мортимеры — его близкие родственники. Кейд просто позаимствовал это имя. Или, что еще хуже, сам герцог мог ему одолжить его. Так или иначе, это сулит новые несчастья. Где ты видела его?

— Сначала он торжественно проехал по мосту, потом ему вручили ключи от города.

— Вручили ключи? — ошеломленно отозвался мой муж.

— Да, и народ приветствовал его как героя — и простые люди, и лорд-мэр, и олдермены. И одет он был как благородный господин, а держался так, словно уже готов править королевством.

Ричард присвистнул.

— Боже, храни нашего короля! Тебе придется все это рассказать лорду Скейлзу, он командует Тауэром.

Муж подхватил меня под локоть и повел к Белой башне.[48]

— Ты не устала, любимая? — спросил он на ходу.

— Немного.

— Ты действительно хорошо себя чувствуешь? А ребенок как?

— По-моему, все нормально. Да, все нормально.

— Ты испугалась?

— Немножко. Любимый мой, я ведь боялась, что ты умер.

— Я не мог умереть — только не я!

И все-таки я задала этот вопрос:

— Ты видел наш дом?

— Ничего страшного. Мы все там исправим, как только закончится эта заваруха.

Я быстро на него взглянула.

— Но они так легко вошли туда! Просто открыли двери и забрали все, что пожелали. Такое трудно исправить.

Он кивнул.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, однако мы непременно все исправим. А теперь давай поскорее разыщем Скейлза, и потом я сразу принесу тебе вина и мяса. Скейлзу необходимо знать, где сегодня может оказаться Кейд.

— По-моему, он сегодня обедает у лорд-мэра.

Мой муж даже остановился, совершенно ошеломленный.

— Человек, который привел из Кента целое войско и разгромил королевскую армию, только что получил ключи от Лондона и теперь обедает со столичным мэром?

— Ну да, — подтвердила я, — и люди приветствовали его так, словно он освобождает их от тирана. Лорд-мэр, и все олдермены тоже. Все они так радовались, когда он, как герой, въезжал в столицу.