Хозяйка Дома Риверсов Грегори Филиппа

— Она как будто сейчас в Шотландии, — отозвался торговец, неторопливо раскладывая передо мною товар. — Вот и слава Богу. Пусть там и остается, я так считаю. Не желаете ли купить перца? У меня и перец есть, и мускатный орех, да такой свежий, что его прямо так есть можно.

— Значит, она в Шотландии?

— Да, — подтвердил торговец. — Говорят, королева Маргарита вместе с шотландской королевой собираются бросить против нас целую армию тамошних гарпий! Целая армия женщин — только представьте себе, какой ужас! А вот хорошенькое полированное зеркальце, не хотите? Или вот, посмотрите, сетки для волос из золоченых нитей. Ей-богу, это настоящее золото!

Рождество мы справляли в Графтоне. В гости к нам приехала Элизабет вместе со своим мужем сэром Джоном и двумя сыновьями. Томасу уже исполнилось пять, а Ричарду — только два. И когда все мои дети собрались под нашей крышей на целых двенадцать дней праздников, дом прямо-таки ожил от их болтовни, пения, танцев и бесконечной игры в догонялки, которую они устраивали на старой деревянной лестнице. У шестерых младших детей — двухлетней Кэтрин, которая едва поспевала вразвалку за своими старшими братьями и сестрами и постоянно требовала, чтобы ее не бросали, Эдуарда, Маргарет, Лионеля, Элеоноры и десятилетней Марты, самой старшей из них, — появление старших братьев и сестер вызвало бурю восторга. Ричард и Джон, которым было, соответственно, четырнадцать и пятнадцать, не расставались ни на минуту; Жакетта и Мэри, которых мы в эти трудные времена отослали на воспитание в дома наших соседей, превратились в очаровательных задумчивых юных девиц. Энтони и Анна после Элизабет были самыми старшими, и Анне, пожалуй, следовало бы уже выйти замуж, но что я могла сделать, если вся страна перевернулась с ног на голову, и в ней не существовало даже нормального королевского двора, куда ее можно было бы отправить в качестве фрейлины? И как могла я найти Энтони невесту, которой он был бы достоин? Ведь невозможно было поручиться, что кто-кто из нас уже через месяц не лишится своего состояния. И по-прежнему будет пользоваться расположением короля. А уж о том, что может случиться с нами через десять лет, вообще лучше было не думать. Правда, Энтони был раньше помолвлен с дочерью лорда Скейлза, однако лорд Скейлз погиб, а его семья, как и наша, была лишена всех милостей и опозорена. И наконец — это, кстати, было для меня самой большой загадкой, — кого попросить подыскать для моих детей подходящую партию? В какой знатный дом следовало поместить того или другого из них, дабы они обрели необходимые знания и умения? Как я могла теперь понять, кто из аристократов сохранит верность Ланкастерам, если Дом Ланкастеров представлял король Генрих, насильственно помещенный в покои своей жены, беглой королевы? Да и королевы в стране не было — она скрылась вместе с семилетним принцем. Но для себя я пока что не видела ни малейшей возможности вступить в союз с теми, кто согласился служить предателям Йоркам.

Я решила оставить всех своих детей дома, в Графтоне, до весны, а может, и дольше. При дворе для нас с Ричардом теперь не было места, отныне это был двор Йорка; все должности занимали сторонники Йорка, в совете и парламенте заседали назначенные им люди. И, по всей видимости, вскоре у него должны были появиться настоящие придворные, а у его жены, Сесилии Невилл, — фрейлины. Герцогиня Йоркская, высоко взлетевшая на колесе Фортуны, теперь спала в покоях короля под расшитыми золотом одеялами и, наверное, считала себя королевой; а может, полагала, что отныне у нас каждый день — праздник Рождества. В общем, мне было совершенно ясно: служить при дворе Йорка мы никогда не будем. И потом, рассуждала я, вряд ли кто-то из нас троих сумеет забыть или простить то унижение, которое мы испытали в большом зале крепости Кале. Возможно, мы свыкнемся с ролью изгнанников в собственной стране. Возможно, мне теперь — в сорок пять лет, когда мой младший ребенок еще только учится говорить, — придется жить в стране, которая стала удивительно похожа на ту, где прошло мое детство: где один король распоряжался на севере, а другой — на юге; где каждому приходилось выбирать, кого из королей считать истинным правителем; где каждый знал, кто его враг, и искал возможности этому врагу отомстить.

Однако меня действительно приводила в отчаяние невозможность устроить будущее детей в этом неустойчивом мире, и единственное утешение я находила в усовершенствовании наших владений. Я, например, разработала план относительно расширения фруктового сада, и даже сама ходила на ферму близ Нортгемптона, где можно было купить хорошие саженцы. Ричард говорил, что моря стали безопасными для плавания, а значит, ему в этом году удастся выручить гораздо больше за шерсть наших овец, которую он отправит на рынок в Кале. Да и дороги, ведущие в Лондон, тоже стали почти безопасными; герцог Йоркский по всей стране восстанавливал власть шерифов, приказывая им неукоснительно следить за соблюдением законов и справедливости. И графства, хоть и медленно, освобождались от засилья бандитов и воров. Мы, правда, даже друг другу в этом не признавались, но, если честно, перемены к лучшему и впрямь были весьма значительными. Мы уже начинали надеяться, хоть и не высказывали этого вслух, что, может, нам все же удастся пожить в мирной стране в качестве обыкновенных сельских помещиков. Может, мы сможем без опаски выращивать фрукты и овощи, пасти овец, воспитывать детей и смотреть, как они взрослеют, не испытывая постоянного страха перед предательствами и войнами. Может, герцог Йоркский, хоть он и лишил нас высокого положения при дворе, даст Англии мир и покой и позволит нам тихо жить в нашем сельском поместье?

Как-то уже в конце января я заметила, как по дороге мчатся, проламывая тонкий ледок и разбрызгивая лужи, трое всадников. Я увидела их из окна детской, куда зашла проследить, заснула ли маленькая Кэтрин, и сразу поняла: эти люди принесли нам дурные вести. Итак, холодные зимние месяцы покоя и оцепенелого ожидания закончились, но, увы, отнюдь не заключением мира, а началом очередной военной кампании, и было ясно, что эта война так и будет продолжаться бесконечно, пока не погибнут все. На какой-то краткий миг у меня в голове даже мелькнула мысль: а если закрыть ставни, остаться в детской и притвориться, что меня нет дома? Ведь я вовсе не обязана отвечать на стук в дверь. Но я, конечно, быстро подавила это желание спрятаться, понимая, что, если меня пригласят ко двору, я должна поехать. Я служила Ланкастерам всю жизнь и теперь не могу подвести их.

Склонившись над кроваткой, я поцеловала Кэтрин в теплый мягкий лобик и покинула детскую, тихо затворив за собой дверь. Медленно спускаясь по лестнице, я посмотрела поверх деревянных перил; там Ричард, накинув на плечи плащ и захватив с собой меч, шел навстречу нежданным гостям. Я осталась в нашей просторной гостиной, внимательно прислушиваясь к голосам на крыльце.

— Сэр Ричард Вудвилл, лорд Риверс? — осведомился гонец.

— Кому он понадобился?

Гонец понизил голос:

— Королеве Англии. Вы ответите на ее призыв? Вы все еще верны ей?

— Да, — кратко произнес Ричард.

— У меня для вас письмо, — сообщил гонец.

Я выглянула в приоткрытую дверь и увидела, как гонец протянул послание, и Ричард взял его.

— Ступайте за дом, на конюшню, — предложил мой муж гонцу, — и оставьте там своих коней. Мои люди о них позаботятся и велят слугам накормить вас и принести вам эля. День сегодня холодный, так что войдите в дом и отдохните в тепле. Не бойтесь — это надежный дом; но, пожалуй, не стоит даже здесь каждому докладывать, от кого вы сюда прибыли.

Гонец отсалютовал ему в знак благодарности, и Ричард быстро вернулся в дом, на ходу ломая печать.

— «Приветствую вас… дорогие-любимые…» — начал он быстро читать, а потом вдруг умолк. — Стандартное письмо. Она, наверно, сотнями такие рассылала. Меня призывают.

— На войну?

Я прямо-таки чувствовала во рту привкус страха.

— Да, меня и Энтони. Нам предстоит ехать в Йорк, королева там собирает войско.

— И ты поедешь? — спросила я; больше всего мне хотелось молить его остаться.

— Я должен. А для нее это, возможно, последний шанс. — Он прочитал письмо до конца и протяжно присвистнул. — Господи! Ее люди захватили Ричарда Йоркского и убили его! — Он посмотрел на меня, сжимая письмо в кулаке. — Кто бы мог такое вообразить? Лорд-протектор мертв! Маргарита выиграла!

— Как? — Я просто поверить не могла, столь неожиданным был этот ее рывок к победе. — Что ты такое говоришь?

— Она пишет только, что герцог выехал из своего замка — наверное, замка Сэндал, и я не понимаю, зачем ему понадобилось его покидать, ведь этот замок можно удерживать месяцами! — и они тут же отрезали ему путь к отступлению, а потом и прикончили. Боже мой, я просто поверить не могу! Жакетта, ведь это конец всей кампании Йорка. Это конец самих Йорков! Ричард Йорк мертв! И его сын тоже.

У меня перехватило дыхание, словно смерть этого юноши была для меня страшной потерей.

— Неужели юный Эдуард погиб? Эдуард Марч?

— Нет, другой его сын, Эдмунд. Эдуард Марч сейчас где-то в Уэльсе. Только теперь, после гибели отца, и он ничего сделать не сможет. С ними покончено. Йорки повержены. — Ричард перевернул страницу письма. — О, я и не заметил, она в самом конце еще кое-что добавила. Она пишет: «Дорогой сэр Ричард, приезжайте немедленно, мы сейчас на подъеме. А голову Ричарда Йорка, украшенную бумажной короной, мы надели на пику и воткнули близ Миклгейта. Скоро нам удастся воткнуть рядом и пику с головой Уорика, и тогда все наконец снова встанет на свое место». — Муж сунул мне письмо. — Но ведь это же действительно все меняет! Да в это почти невозможно поверить! Удивительно: наша королева одержала верх, наш король вновь на троне!

— Значит, Ричард Йорк мертв? — с некоторым удивлением сказала я, перечитывая письмо.

— Да, и я думаю, теперь ей удастся победить и Уорика, — ответил Ричард. — Без поддержки Йорка он — пропащий человек, ведь он потерял регента и лорда-протектора Англии. Нет, на них, разумеется, можно ставить крест. У них просто некому претендовать на английский трон. Вряд ли кто-то допустит, чтобы лордом-протектором стал Уорик, а уж на трон у него и вовсе притязаний быть не может. Король Генрих — вот единственный человек, который снова может стать правителем страны. С Домом Йорков покончено, остался единственный правящий Дом — Ланкастеров. Йорки совершили непростительную ошибку и потеряли все. — Ричард снова присвистнул и забрал у меня письмо. — Вот тебе и колесо Фортуны! Оно же их в мгновение превратило в ничто!

А я, заглянув мужу через плечо, вдруг заметила на полях рядом с четким почерком писца знакомые каракули королевы: «Жакетта, немедленно возвращайся ко мне!» — умоляла она.

— Когда мы тронемся в путь? — спросила я.

Теперь, услышав этот призыв, мне стало стыдно, что я колебалась и не хотела покидать Графтон.

— Немедленно, — решил Ричард.

В Йорк мы ехали по большой северной дороге, почти не сомневаясь в том, что армия королевы двинется на юг, к Лондону, и мы встретимся с нею по пути. Поскольку ночи были по-зимнему холодными, мы останавливались на ночлег в гостиницах, аббатствах или же в домах знатных лордов; повсюду только и обсуждали собранную королевой армию, словно это была армия захватчика, готового вторгнуться на нашу землю. Эта армия для всех служила постоянным источником ужаса, поскольку почти полностью состояла из шотландцев, которые, судя по слухам, спокойно маршируют босиком по камням, в любую непогоду ходят с обнаженной грудью, ни перед чем не знают страха и даже мясо едят сырым — сами ловят в полях скот и прямо голыми руками обдирают у него с боков мясо. Якобы у королевы нет денег заплатить этим шотландцам, и она пообещала, что они смогут присвоить себе все, что унесут, если вместе с ней дойдут до Лондона и вырвут сердце из груди ненавистного ей графа Уорика.

Ходили также упорные слухи, что Маргарита уже пообещала отдать нашу страну французскому королю в уплату за его поддержку. Что он со своим флотом поднимется вверх по Темзе и сначала опустошит Лондон, а затем приберет к рукам и все порты на южном побережье. Что она уже подписала с ним договор насчет Кале, а Бервик и Карлисл продала шотландской королеве. Так что новая граница пройдет теперь близ Ньюкасла, Север навсегда для нас потерян, и Сесилия Невилл, вдова Ричарда Йорка, станет отныне шотландской крестьянкой.

Не было смысла спорить с этими слухами, с этой жуткой мешаниной из ужасных выдумок и полуправды. Королева, надев доспехи, возглавила собственную армию вместе с сыном, которого неведомым образом зачала от спящего мужа; впрочем, всем известно, что она прибегала к помощи алхимиков и, возможно, даже к черной магии; но самое главное — она французская принцесса, заключившая ныне союз с вечными врагами Англии. Уже одно это внушало ужас простым англичанам. А обретя поддержку со стороны шотландцев, она в глазах народа превратилась в этакую Снежную королеву, которая, точно голодная волчица, явилась откуда-то с севера, где царит вечный мрак.

Две ночи мы провели в Гроуби-Холле. Нам очень хотелось повидаться с Элизабет и ее мужем. Наш зять, сэр Джон Грей, уже собрал своих людей и был намерен отправиться на север вместе с нами, а вот Элизабет показалась мне слишком напряженной и несчастной.

— Я не вынесу ожидания! — воскликнула она. — Пошли ко мне гонца, как только сможешь. Мне необходимо постоянно знать, что с вами. Ах, я просто мечтаю, чтобы никому из вас не нужно было снова отправляться на войну!

— И я мечтаю об этом, — ласково промолвила я. — Никогда еще не покидала Графтон с таким тяжелым сердцем. Я устала от бесконечных войн.

— А разве ты не могла попросту отказаться и остаться дома?

— Нет, — покачала я головой. — Маргарита не только моя королева, но и мой друг. Если бы меня не заставило поехать чувство долга, то я поехала бы только из любви к ней. Но как же ты, Элизабет? Может, ты предпочла бы отправиться в Графтон вместе с детьми и пожить там, пока нас не будет?

Она поморщилась и твердо заявила:

— Мое место здесь. Да и леди Грей будет недовольна, если я уеду. Но я почему-то ужасно боюсь за Джона.

Я накрыла рукой ее дрожащие пальцы.

— Ты должна успокоиться. Понимаю, это трудно, но ты должна быть спокойна и надеяться на лучшее. Твой отец десятки раз бывал в сражениях, каждый раз я опасалась самого плохого — и каждый раз он все-таки возвращался домой, ко мне.

Она поймала мою руку, сжала ее и тихо спросила:

— Что ты видишь впереди, мама? Тебе что-нибудь известно о будущем Джона? Именно за него я тревожусь больше всего, куда сильнее, чем за отца или за Энтони.

Я пожала плечами:

— Я не умею предсказывать будущее. Однако у меня такое ощущение, что мне будет явлен некий особый знак, и все мы только и ждем этого знака. Кто бы мог подумать, когда я сама привезла в Англию юную Маргариту Анжуйскую, что она натворит здесь такое?

На марше, весна 1461 года

Мы тронулись в путь небольшим отрядом — мой зять Джон, Ричард, Энтони и я, а также несколько наших арендаторов и слуг. Мы не могли ехать быстрее тех наших спутников, что добирались пешком, да и дороги в некоторых местах были затоплены весенним паводком. Но чем дальше на север мы продвигались, тем чаще шел снег; и я постоянно вспоминала то, что, по сути дела, заставил меня увидеть в магическом зеркале мой покойный супруг, герцог Бедфорд: страшную битву на заснеженной равнине, закончившуюся кровопролитием. И я все гадала, уж не к этому ли сражению ведет нас дорога.

Наконец на третий день наш разведчик, которого Ричард выслал вперед, рысью вернулся назад и сообщил, что жители ближайшей деревни, прикинув, что армия королевы от них всего в дне пути, накрепко закрыли двери и ставни. Ричард приказал всем остановиться на ночлег, и мы решили постучать в господский дом и попросить разрешения переночевать хотя бы в просторном амбаре. Но дом был пуст; хозяева заперли двери и исчезли. Видимо, они считали, что лучше как-то пока перебиться в горах, чем приветствовать английскую королеву с ее армией. В дом мы все-таки вломились и обыскали его, рассчитывая найти там еду; затем мы разожгли огонь в очаге и велели своим людям располагаться в амбаре и на дворе, но ничего не красть. Впрочем, все ценное было уже то ли украдено, то ли тщательно припрятано. Те люди, что жили тут, явно боялись нашей королевы не меньше, чем ночных воров. Они постарались, чтобы ей и ее армии ничего из их имущества не досталось, и наверняка отказались бы за нее сражаться. Судя по всему, Маргарита действительно стала врагом для своего народа.

И уже на рассвете мы сами поняли, почему это так. В дверь кто-то громко забарабанил; вскочив с постели, я увидела за окном чье-то дикое ухмыляющееся лицо, а через секунду крошечное оконце разлетелось вдребезги, и этот жуткий тип оказался в комнате. За ним в окно влез второй бандит, зажав в зубах нож. Я пронзительно позвала: «Ричард!» — и схватила нож, собираясь обороняться.

— Я герцогиня Бедфорд, я друг королевы! — крикнула я.

Первый бандит что-то ответил мне, но я не разобрала ни слова, и снова крикнула:

— Я из Дома Ланкастеров! — Потом решила попробовать объясниться по-французски: — Je suis la duchesse de Bedford.[65]

— Приготовься и по моему сигналу быстро отходи в сторону, — раздался за спиной тихий голос Ричарда. — Просто прыгни вправо, как только я скомандую: «Давай!»

Я сделала, как он велел, и, когда метнулась вправо, Ричард у меня из-за спины стремительно сделал выпад; бандит с каким-то жутким бульканьем согнулся пополам, пронзенный мечом. Изо рта у него ручьем хлынула кровь, он зашатался, протягивая ко мне руки, и с ужасным стоном рухнул на пол. Ричард, поставив ногу ему на живот, выдернул свой меч, и из раны тоже обильно потекла кровь, а раненый пронзительно завыл от боли. Его напарник тем временем исчез тем же способом, что и появился, — через окно. А Ричард, выхватив из-за пояса кинжал, одним движением перерезал раненому горло, словно забивая свинью.

Воцарилась тишина.

— С тобой все в порядке? — спросил Ричард, вытирая меч и кинжал прикроватными занавесями.

Чувствуя, что меня душит тошнота, я поперхнулась, зажала рот ладонью и бросилась к двери.

— Лучше сюда, — указал Ричард на камин. — Не уверен, что в доме безопасно.

Меня вырвало, и запах рвоты смешался с жутким запахом свежей крови. Ричард похлопал меня по спине, пытаясь успокоить, и произнес:

— Пожалуй, посмотрю, что делается снаружи. А ты запри дверь и закрой ставни на засов. Я пришлю кого-нибудь посторожить дверь.

Он ушел, прежде чем я успела начать протестовать. Подойдя к окну, чтобы закрыть и запереть ставни, я заметила в зимнем полумраке три факела возле амбара, где ночевали наши люди, но не смогла понять, кто это. Когда я крепко задвинула все засовы — и на дверях, и на ставнях, — в комнате стало темно, как в колодце. Я по-прежнему отчетливо ощущала запах крови, медленно сочившейся из ран на теле того бандита; перешагнув через него, я ощупью добралась до кровати, хотя и страшно боялась, что он очнется и схватит меня за лодыжку. В общем, хоть я и поступила, как советовал Ричард, я была просто в ужасе, оказавшись в одной комнате с трупом.

Потом снаружи послышались какие-то крики, оглушительный вой трубы, и за дверью раздался голос Ричарда:

— Все, теперь можешь выйти. Королева с армией уже близко. По всей видимости, те двое были ее разведчиками, посланными вперед. Во всяком случае, они на нашей стороне.

Руки мои тряслись, когда я отпирала дверь. В комнату тут же вошел Ричард с факелом в руках, и в мигающем свете факела лицо мужа показалось мне очень мрачным.

— Возьми плащ и перчатки, — сказал он. — Мы присоединяемся к войску Маргариты.

Мне пришлось снова пройти мимо того мертвеца, чтобы взять свой плащ, которым я ночью укрывалась для тепла. На мертвого я старалась не смотреть. Мы так и оставили его там, неупокоенного и даже не завернутого в саван, в луже собственной крови, с распоротым горлом.

— Жакетта! — воскликнула королева.

— Маргарет!

Мы крепко обнялись; прижимаясь щекой к ее теплой щеке, я ощущала в ней кипение радостной энергии и оптимизма; жизнь и воля к победе буквально бурлили в ее хрупком теле. Я уловила запах духов, исходивший от ее волос; ее меховой воротник щекотал мне подбородок.

— Мне довелось пережить такие приключения! — радостно говорила она. — Вы просто не поверите, какие путешествия я совершила! Но вы-то как, вы здоровы?

Тут я почувствовала, что все еще дрожу после пережитого потрясения, и ответила:

— Я цела, но Ричарду пришлось убить одного из ваших людей. Он влез в окно моей спальни.

Она неодобрительно покачала головой и отмахнулась, словно это какой-то пустяк.

— Ах, эти шотландцы совершенно безнадежны! Ни к чему не пригодны, только и умеют людей убивать. Но вы непременно должны поскорее повидать нашего принца! Он у нас стал настоящим мужчиной. Мне совершенно ясно, что он просто рожден для управления страной. И он так храбро себя вел! Нам ведь пришлось верхом скакать в Уэльс, а потом на корабле добираться до Шотландии. Нас ограбили, мы потерпели кораблекрушение. Нет, в это действительно трудно поверить!..

— Маргарет, — прервала ее я, — люди до смерти боятся вашей армии.

— Да, я знаю. Эти шотландцы просто неотразимы. Вот вы увидите. Ах, у нас такие грандиозные планы! — Она сияла, она упивалась властью и была счастлива, что наконец может этой властью распоряжаться так, как хочется ей самой. — У меня в союзниках лорды Сомерсет, Эксетер и Нортумберленд, — продолжала она. — Север Англии наш. Мы двинемся на юг, и когда Уорик выйдет на защиту Лондона, мы сокрушим его.

— Но ведь он в состоянии поднять против вас весь Лондон, — предупредила я. — К тому же ваша армия внушает всей стране ужас; люди вовсе ей не рады.

Королева громко рассмеялась и заявила:

— Я подняла против Уорика шотландцев и северян, так что вряд ли его люди осмелятся хотя бы использовать оружие против меня. Я вхожу в Англию, как волчица! Да, Жакетта, волчица во главе целой стаи волков! Сейчас я на самом верху колеса Фортуны, и моя армия поистине непобедима, никто не решается вступить с ней в бой. Стоит нам приблизиться к селению, и люди попросту убегают куда глаза глядят. Да, меня считают плохой королевой, настоящим бедствием для народа, но, клянусь, эти люди пожалеют, что когда-либо осмелились направить на меня меч или вилы!

И мы вместе с армией королевы устремились на юг. Впереди ехал небольшой отряд королевских гвардейцев, дальше топала пехота, а следом за нашей армией широкой страшной полосой тянулись страх, грабежи и насилие. И мы, прекрасно зная об этом, делали вид, что ничего не замечаем. Порой большие группы солдат, превратившись в настоящие банды, сворачивали куда-то в сторону от основного войска и грабили селения, взламывая амбары и обчищая торговые лавки; они дотла разоряли маленькие фермы, с более крупных деревень требовали выкуп. Еще страшнее были нанятые королевой северяне; эти и вовсе, точно древние викинги, теряли разум, становясь настоящими берсерками и убивая ради жажды крови. Они грабили и поджигали церкви и насиловали женщин; было очевидно, что мы сами принесли в Англию волну террора, стали чумой для собственного народа. Ричард и некоторые другие лорды, стыдясь поведения своего войска, тщетно пытались создать хоть какой-то порядок, остановить грабежи, заставить шотландцев не разбредаться по окрестностям, а следовать в общем строю. Однако же многие другие, в том числе и сама королева, и даже ее маленький сын, с какой-то хищной радостью наказывали собственную страну, которая осмелилась их отвергнуть. Маргарита, судя по всему, чувствовала себя совершенно свободной от уз чести и понимала, что впервые в жизни может поступать так, как ей нравится, не завися от мнения мужа-короля и его придворных, с которыми у нее всегда были довольно натянутые отношения; она больше не обязана была вести себя как благовоспитанная французская принцесса; наконец-то она получила право проявить собственный характер и даже быть порой злой и отвратительной.

На второй день нашего нахождения на марше мы четверо, скакавшие во главе армии, увидели на обочине дороги одинокого всадника, явно поджидавшего нас. Ричард кивком указал на него Энтони и Джону и сказал:

— Ступайте, посмотрите, в чем там дело, но будьте осторожны. Не хотелось бы, что он оказался разведчиком Уорика, если сам Уорик вместе с армией расположился за ближайшим холмом.

Оба мои мальчика неторопливой рысцой направились к этому человеку, взяв поводья в левую руку, а правую опустив и показывая незнакомцу пустую ладонь в знак того, что они безоружны. Он тоже поехал им навстречу, повторив тот же жест; встретившись, они перекинулись парой фраз и вместе поскакали к нам.

И сам незнакомец, и его конь были покрыты дорожной грязью; шкура коня блестела от пота. Меч свой этот воин потерял, на боку у него висел только щит.

— Это гонец, — с поклоном сообщил Энтони королеве, которая напряженно ждала, натянув поводья. — Боюсь, ваша милость, у него плохие новости.

Маргарита продолжала молча ждать с непроницаемым лицом, как и подобает настоящей королеве.

— Эдуард Марч со своей армией вышел из Уэльса, — доложил гонец и воскликнул: — Он был подобен зимнему солнцу! Я сам это видел. А послал меня Джаспер Тюдор, который так и приказал передать вам: «Бойтесь солнца во всем его сияющем великолепии».

— Да не мог он ничего подобного приказать, — вмешался мой муж. — Джаспер Тюдор никогда в жизни ни одного письма не написал и уж точно с высокой поэзией не знаком. Говори, что тебе было велено нам передать, дурачина, да ничего не приукрашивай.

Гонец, одернутый Ричардом, выпрямился в седле.

— Если коротко, то Тюдор велел мне передать следующее: его армия потерпела поражение, а сам он скрывается. Мы проиграли бой войску Йорка под предводительством сэра Уильяма Герберта и Эдуарда Марча. Они пробили оборону уэльсцев и в конном строю проникли прямо в расположение наших войск, и Джаспер Тюдор тут же послал меня предупредить вас; сам он тоже движется вам навстречу, но Эдуард Марч перегородил ему путь и…

Королева кивнула и прервала его:

— Значит, Джаспер Тюдор все-таки намерен к нам присоединиться?

— У него половина войска погибла, ваша милость. Эти Йорки теперь повсюду! Вряд ли ему удастся выбраться. А может, он уже и сам погиб.

Услышав это, Маргарита лишь тихо охнула, но промолчала.

— Там, в небесах, было знамение… — нерешительно прибавил гонец, одним глазом покосившись на Ричарда.

— Только ты это знамение видел? — раздраженно спросил мой муж. — Или еще кто-нибудь? А может, тебе просто почудилось?

— Все его видели! — обиженно вскричал гонец. — Потому-то мы и проиграли это сражение. Когда люди увидели знамение…

— Ну, это неважно, — остановил его Ричард.

— Нет, мне интересно, что это за знамение такое, — возразила королева.

Ричард только вздохнул, закатив глаза, и жестом приказал гонцу продолжать.

— В небе над графом Эдуардом Марчем, только он поднял боевое знамя, вспыхнули сразу три солнца, — сообщил гонец. — Три солнца! И одно, среднее, загорелось прямо над ним. Это напоминало чудо, мы не знали, что бы это могло значить, но все-таки догадались: Господь благословляет его. Вот только неясно было, почему.

— Три солнца, — повторила королева и повернулась ко мне: — Что это значит?

Я отвела глаза, словно опасаясь, что она разглядит в них отражение этих трех солнц — ведь я когда-то уже видела их, ослепительно сияющих над водами Темзы. Да, конечно, это были те самые три солнца, которые я тогда видела! Но я и тогда не поняла, что они означают, и теперь не знала. А гонец произнес:

— Кое-кто считает, что это Святая Троица зажгла их в честь Эдуарда Марча. Но с какой стати Отцу, Сыну и Святому Духу благословлять мятежника? А некоторые восприняли это как знак того, что сам Эдуард и два его брата рождены, чтобы подняться очень высоко.

Королева опять посмотрела на меня, но я только головой покачала и по-прежнему хранила молчание. Ведь тогда, выйдя в холодный рассветный час на берег реки, я собиралась выяснить то время года, когда наш король поправится и вернется к нам, а вместо этого обнаружила три солнца, светившие сквозь речной туман и слепившие мне глаза.

— И все-таки, что бы это могло значить? — пожал плечами гонец и тоже взглянул на меня, словно подозревая, что мне известен ответ.

— Ничего это не значит, — твердо заявил мой муж. — Это значит, что заря была очень яркой, а вы все были попросту смертельно напуганы. Не желаю ничего больше слышать ни о каких видениях. Мне важно, что происходит на расстоянии дня пути отсюда. Как, по-твоему, если Эдуард Марч продолжит и дальше двигаться на запад с максимальной для него скоростью, как быстро его войско доберется до Лондона?

Гонец задумался; он был так измучен долгой дорогой, что даже дни подсчитать не мог.

— Неделю? А может, всего дня три-четыре? — Казалось, он сам себе задает эти вопросы. — Вообще-то он очень стремительный. Самый быстрый из всех боевых командиров, которые мне известны. Кто его знает — может, он уже к завтрашнему дню будет здесь.

Тем вечером мой муж куда-то исчез из лагеря и вернулся лишь глубокой ночью, когда королева, не дождавшись его, хотела уже ложиться спать. Войдя к ней, Ричард сообщил:

— Ваша милость, один мой друг желает присоединиться к нам. Вы разрешите его вам представить?

Маргарита встала.

— Ах, Ричард, вы один из лучших людей, когда-либо мне служивших! Ведь это вы привели ко мне такого замечательного полководца как сэр Эндрю Троллоп, который выиграл для нас битву на Ладфордском мосту, даже не подняв меча. Кого же вы привели ко мне теперь?

— Сначала я должен получить от вас клятвенное обещание, что вы простите его за былую ошибку, — сказал Ричард.

— Я прощаю его, — с легкостью согласилась она.

— Значит, он получает королевское прощение? — уточнил Ричард.

— Да, он получает королевское прощение. А вам я даю свое честное слово.

— Хорошо, — кивнул Ричард. — В таком случае я с удовольствием представляю вам сэра Генри Лавлейса. Уверяю вас, он в высшей степени горд тем, что ему представилась возможность служить вам.

Маргарита протянула Генри Лавлейсу руку, которую тот, выйдя вперед и поклонившись, почтительно поцеловал.

— Однако вы не всегда были моим другом, сэр Генри, — холодно промолвила она.

— Но тогда я не предполагал, что Йорк попытается перехватить корону, — заметил Лавлейс в свое оправдание. — Я присоединился к нему только для того, чтобы обеспечить должную работу королевского совета. Но теперь Йорк мертв. Я понимаю, что поздно решил к вам присоединиться: вам предстоит последнее сражение, в котором вы, конечно, одержите верх. И все же я горд, что хотя бы теперь снова могу служить вам.

Королева улыбнулась ему; все-таки ей по-прежнему было свойственно необыкновенное обаяние, которому почти невозможно было сопротивляться.

— Рада видеть вас среди тех, кто мне служит, — произнесла она. — И вы будете хорошо вознаграждены за верную службу.

— По словам сэра Генри, Уорик занял укрепленные позиции близ Сент-Олбанса, — доложил Ричард. — Мы должны разбить его до того, как Эдуард Марч успеет прийти ему на помощь.

— С какой стати нам бояться девятнадцатилетнего мальчишки? Тем более во главе моей армии Эндрю Троллоп и вы, лорд Риверс. Хорошо, мы сразу же атакуем Уорика, как вы и предлагаете.

— Мы набросаем план наших совместных действий, — продолжал Ричард, — и сэр Генри вернется в армию Уорика. Он останется там до тех пор, пока мы не сойдемся на поле боя. Наше войско будет перемещаться исключительно ночью, в полной темноте. Если нам повезет, мы обрушимся на них, когда им будет казаться, что нам до них еще минимум день пути.

Маргарита улыбнулась ему и ответила просто:

— Отлично. Сейчас я буду готова.

Мы ждали. Королевская армия и шотландцы двигались по темной дороге почти бесшумно. Шотландцы были босиком, и лошадей у них не было, так что они могли в любую минуту буквально раствориться в ночи. Им явно доставляло удовольствие прикончить свою жертву неожиданно, возникнув из ночного мрака, точно сонм призраков. Ричард был во главе войска; Энтони командовал одним из отрядов; Джон возглавлял кавалерию.

В ту ночь мы с Маргаритой дремали, сидя в креслах по обе стороны горящего очага в зале доминиканского братства в Данстейбле; мы обе были в костюмах для верховой езды, готовые вскочить в седло и нестись вперед или назад — в зависимости от удачи в сражении. Принца Маргарита держала при себе, хотя мальчик капризничал и вел себя довольно беспокойно, забавляясь со своей эмблемой лебедя. Он постоянно твердил, что хочет скакать верхом, как все настоящие мужчины, и участвовать в боях, потому что, хотя ему и всего семь лет, но убивать врагов он уже достаточно хорошо научился. Королева только смеялась над его «грозными» фразами, но никогда не одергивала.

Сент-Олбанс, весна 1461 года

Ждать пришлось не только всю ночь, но и весь день. И когда уже спустились сумерки, один из личных слуг королевы примчался верхом из Сент-Олбанса и сообщил нам, что город взят, и эта победа начисто стерла ужасный позор нашего предыдущего поражения. Принц, отшвырнув свою драгоценную эмблему, тут же поспешил за игрушечным мечом, а королева отдала всем приказ сниматься с места и идти на юг. Только мы свернули на дорогу в окружении вооруженной стражи, преисполненные восторгов по поводу одержанной победы, как услышали шум все еще продолжавшейся схватки и беспорядочные залпы артиллерийских орудий, явно стрелявших отсыревшим порохом. Начался мокрый снег; крупные хлопья таяли на плечах, забивали глаза. Время от времени на дороге в снежной круговерти возникали силуэты людей, явно бежавших с поля брани. Сначала они кидались в нашу сторону, но потом, увидев всадников с мечами наголо, прыгали через заборы и растворялись в темных дворах, а иногда, проломившись сквозь густую зеленую изгородь, попросту терялись в полях. Невозможно было понять, чьи это воины — Уорика или наши.

Мы остановились неподалеку от города, и королева отправила вперед двоих разведчиков, которые вскоре вернулись и, ликуя, стали говорить:

— Уорик выстроил своих людей на общинном лугу и оттуда успешно обстреливал наших, но потом сэр Генри Лавлейс увел свой отряд в сторону, и в обороне Уорика образовалась существенная брешь. Вот наша кавалерия и устремилась в эту брешь…

Королева прижала к горлу стиснутый кулак и спросила:

— А затем?

— Затем мы и вовсе сломили их оборону! — крикнул разведчик.

— Ура! — подхватил принц. — Ура!

— Мы сломили оборону Уорика?

— Ну да! Он сам дал сигнал к отступлению. Удирал, как ошпаренный кот! И его люди тоже покидали поле брани или сдавались в плен. Мы победили, ваша милость. Мы победили!

Маргарита смеялась и плакала одновременно, принц был вне себя от счастья. Он выхватил свой маленький меч и вращал его над головой.

— А король? — допытывалась она. — Как мой муж, король?

— Лорд Уорик привез его с собой на эту битву; но бросил и его, и все свое имущество, а сам бежал. Король здесь, ваша милость.

И я заметила, что Маргарита несколько озадачена этой новостью. Они с Генрихом были разлучены уже семь месяцев, и ей почти все это время пришлось провести в пути, или скрываясь, или вместе с армией пребывая на марше. И все это время она жила, точно бродяга, бандит или вор, тогда как Генрих спокойно жил в ее покоях в Вестминстерском дворце или же молился в монастыре, слабый, как девчонка. Конечно же, она боялась, что король вновь утратил разум. Конечно же, она боялась, что стала для него совсем чужой.

— Отведите меня к нему. — Она обернулась ко мне: — Пойдемте со мной, Жакетта.

Когда мы с ней ехали по дороге, многочисленные раненые, а также солдаты побежденного войска, быстро расступались, давая нам путь, и показывали безоружные руки, низко опуская голову и явно опасаясь удара. Возле города поля были буквально завалены мертвыми телами. А на верхних улицах те самые знаменитые лучники Уорика лежали рядом со своими луками, их головы были расколоты ударами боевых топоров, а животы вспороты мечами. Но королева словно не замечала царившего вокруг ужаса, и маленький принц с нею рядом озирался по сторонам и сиял от восторга, гордясь нашей победой и держа перед собой маленький меч.

Лагерь для королевы разбили подальше от города и всех этих страшных картин. Над ее шатром развевался королевский штандарт, внутри жарко горели угли в жаровне, пол был застелен коврами, предохранявшими от сырости и грязи. Первая, более просторная палатка должна была служить ей приемной, а следующая, поменьше, — спальней. Маргарита опустилась в кресло, я заняла место возле нее, а принц встал между нами. Впервые за столько дней мне показалось, что она выглядит неуверенной. Быстро посмотрев на меня, она тихо произнесла:

— Не знаю, какой он сейчас. — И, положив руку принцу на плечо, прибавила: — Уведите мальчика, если его отец окажется нездоров. Не хочу, чтобы он видел…

Приподняв полог палатки, слуги ввели короля, одетого в теплый длинный колет, дорожные сапоги и толстый плащ; капюшон плаща был низко опущен ему на лицо. У него за спиной маячили двое верных придворных, хорошо мне знакомых, — лорд Бонвиль и сэр Томас Кириелл служили еще с моим первым мужем во Франции. Это действительно были честные, порядочные люди, которые, правда, переметнулись к Йорку, но затем постоянно находились при короле, всячески его оберегая.

— О, — невнятно промолвил король, увидев жену и сына, — э-ээ… Маргарита!

Королева явственно вздрогнула: как и все мы, она сразу поняла, что король опять во власти того же недуга. Он с трудом сумел вспомнить ее имя и весьма отстраненно улыбнулся принцу, когда тот преклонил перед отцом колена для благословения. Генрих на миг растерялся, потом рассеянно опустил руку на голову мальчика и сказал:

— Ах, это, кажется… — Но на этот раз ему не удалось отыскать нужное имя в путанице собственных мыслей. — Ах… да-да!

Принц встал с колен и, подняв голову, с удивлением смотрел на отца.

— Это сэр Томас и лорд Бонвиль, — обратился король к жене. — Они были очень добры ко мне… очень.

— И как же они были к вам добры? — презрительно спросила Маргарита.

— Они постоянно меня развлекали, — улыбаясь, пояснил король. — Пока все это продолжалось, знаете ли, пока продолжался весь этот шум. Мы с ними играли в шарики. И я победил! Мне нравилось играть, и я совершенно не замечал весь этот шум.

Не слушая его, королева смотрела прямо на лорда Бонвиля. Он преклонил перед нею колено и тихо сообщил:

— Ваша милость, он очень слаб. Порой он даже забывает, кто он такой. Мы постоянно находились при нем, чтобы он не бродил повсюду и не мог бы нечаянно навредить себе. Знаете, он ведь может легко заблудиться, если за ним не следить, а потом ужасно расстраивается…

Маргарита в бешенстве вскочила на ноги и воскликнула:

— Да как вы смеете? Это король Англии! И он совершенно здоров.

Глаза Бонвиля расширились, и он тут же умолк, однако сэр Томас Кириелл, почти не обращая внимания на королеву и не слушая, о чем они говорят с Бонвилем, продолжал наблюдать за королем и вовремя успел поддержать его, когда тот вдруг зашатался и чуть было не упал. Сэр Томас заботливо усадил короля в кресло, с которого только что встала королева, и мягко возразил:

— Боюсь, ваша милость, наш король все-таки не совсем здоров. — Он помог Генриху устроиться поудобнее и продолжил: — Да ему ворона от сапожной щетки не отличить, ваша милость. Он сейчас очень далеко от нас, храни его Господь!

Королева резко повернулась к сыну, лицо ее побелело от сдерживаемого гнева.

— Эти лорды держали твоего отца, нашего короля, в плену, — ровным тоном сказала она. — Какой смерти ты хочешь для них?

— Смерти? — отозвался потрясенный Бонвиль.

А сэр Томас, по-прежнему державший руку короля, произнес, явно надеясь успокоить своего друга:

— Как же так, ваша милость! Ведь это мы уберегли короля от опасности. Нам было обещано прощение и полная безопасность. Сам король Генрих нам это обещал!

— Какой смерти ты хочешь для этих бунтовщиков? — словно не слыша его, повторила королева. Она не сводила глаз с сына. — Эти люди держали твоего отца в плену и теперь осмеливаются утверждать, что он болен!

Принц с такой яростью схватился за рукоять своего маленького меча, будто ему не терпелось собственными руками прикончить «этих бунтовщиков».

— Если бы это были простолюдины, я бы их повесил, — тоненьким детским голоском ответил он, очень отчетливо и старательно выговаривая каждое слово, как учил его наставник. — Но поскольку они лорды и пэры королевства, их следует обезглавить.

Тогда королева кивнул своим стражникам.

— Делайте, как велел принц.

— Ваша милость! — взмолился сэр Томас, но голос так и не повысил, чтобы не испугать короля, который цеплялся за его руку со словами:

— Не уходите, сэр Томас! Не оставляйте меня здесь одного с…

Генрих внимательно посмотрел на королеву, но так и не смог отыскать ее имя в лабиринтах своего затуманенного разума.

— Мы с вами могли бы снова поиграть, — добавил он, словно искушая своего друга столь увлекательной перспективой. — Вы же любите играть, правда?

— Ваша милость. — Сэр Томас ласково накрыл его ладонь своею, словно в дружеском теплом рукопожатии. — Просто расскажите ее милости королеве, что я заботился о вас. Ведь вы говорили, что нам следует оставаться с вами, и тогда мы будем в полной безопасности. Вы дали нам ваше королевское слово! Вы это помните? Не позволяйте королеве убивать нас.

Король выглядел смущенным.

— Я так говорил? — удивился он. — Ах, да, действительно говорил. Я обещал им, что они будут в безопасности. Э-ээ… Маргарита, вы ведь не причините этим людям вреда, правда?

Лицо Маргариты не дрогнуло, глаза ее были как лед.

— Ну что вы, — успокоила она мужа, — вам совершенно не о чем беспокоиться. — И тут же бросила страже: — Уведите их.

Не выдержав, я наклонилась к ее уху.

— Маргарет… он ведь дал им слово!

— Сразу трое дураков на мою голову, — прошипела она. И снова кивнула стражникам: — Увести.

На ночлег мы остановились в дортуаре аббатства Сент-Олбанс; за окнами виднелся замерзший сад, а вокруг аббатства, на улицах, все еще шло сражение. Раненых старались разместить в монашеских кельях или просто в амбарах; монахини заботились о них, перевязывали им раны, кормили, а монахи выносили тела умерших и хоронили их. Мне удалось устроить для Ричарда некое подобие «ванны», и он с удовольствием отмывался, выливая на себя целые кувшины воды. Он был ранен в правую руку; я промыла рану настойкой тимьяна, захваченной из дома, и хорошенько перевязала. Энтони, слава Богу, был невредим.

— А где же Джон? — поинтересовалась я. — Остался со своими кавалеристами?

Ричард спиной ко мне, чтобы я не видела его лица, вылез из бочки, расплескивая по полу теплую воду, и буркнул:

— Нет, не остался.

— Где же он?

Однако муж молчал, и это встревожило меня.

— Ричард, он что, ранен? Ричард? Он здесь, в аббатстве?

— Нет.

Мне стало страшно.

— Где же он? Он не ранен? Я должна пойти к нему. Я должна послать весточку Элизабет, я обещала ей.

Морщась от боли, Ричард обмотал вокруг талии простыню, сел у нежаркого огня и, еще немного помолчав, признался: