Спящие красавицы Кинг Стивен

41. Ненасытна. Круглосуточно. Бесплатно

Наконец-то Людмила Сергеевна будет в порядке! Наконец у нее появятся новые благотворные впечатления и навсегда из ее гинекологический карты вычеркнут фразу «угрожаема по эррозии»!

А спасители – Георгий и Степан!

Скелетон и Ксения принимают дорогих гостей за накрытым столом.

Степан вальяжен, заканчивая обмен любезностями и приступая к делу:

– Хорошо-хорошо… М-да… А где же предмет… жаждущий наслаждения, так сказать…

– Она спит, – отвечает Ксения.

Георгий немножко не понял:

– Спит… Почему же она спит, если она, как Вы изволили выразиться в объявлении, ненасытна?

– Она спит 24 часа в сутки, – поясняет Скелетон.

Георгий все понял:

– Так она летаргик?

Степана это не смутило:

– Ну, нас этим не прошибешь. Мы – пацаны правильные.

Они перешептываются.

Георгий бодро заявляет:

– Знаем, знаем, наслышаны…

Снова перешептываются. Ишь, какие шуршуны.

Георгий заявляет:

– Это меняет дело, милые дамы. Это уже стоит денег. Это не любовь к искусству.

Ксения говорит с презрением:

– Она чертовски красива и сексуальна, в отличие от вас.

Братья снова шушукаются.

– Нет, это невозможно. Как бы она ни была сексуальна, но ведь это некоторым образом… хм… мертвец, если быть точным до конца.

Степан тоже непоколебим:

– Нет, это не можно. Мы с трупаками ни-ни. Кроме того, по закону, это порнография. Благодарим за чай.

Они встают и надменно расхаживают в ожидании нового предложения.

– Да вы сами порнография! – начинает сердиться Скелетон. – На себя посмотрите, клещи!

Георгий строго одергивает бабульку:

– Бабушка, Вы конечно еще та красотка в Ваши девяносто. Но как говорят у нас на Текстилях, Вас не спрашивали, между прочим.

Степан печален и несколько философичен:

– Нам всю жизнь говорят, что мы порнография. Однако это не мешает нам…

Он указывает на свой пах.

– Вы знаете сколько женщин перепробовали это?

Потом показывает на пах брата:

– А это? И там, и тут ровно по 24 сантиметра. Бог видит кого обидит.

– Баба, фас! – рычит Ксения.

– Киай!

Нога Скелетон взлетает и наносит удар Степану в грудь. Тот беззвучно валится в угол. На него сверху летят книги.

Георгий пятится:

– Это меняет разговор, только успокойтесь, не взлетайте так высоко, Вы же не орел в конце концов.

Степан вежливо выползает из-под книг.

– Итак… Итак, что мы имеем? Она образована. Умна. Но ей не хватает… как бы это выразиться…

Скелетон уточняет:

– … общения. Она готова разговаривать круглые сутки. А вы?

Ксения рыдает за все свои прошлые годы:

– Баба, фас! Фас, я сказала! Мама, ты что не видишь? Те же яйца, только сбоку! Мама, тебе мало, что я с 12 лет знаю всю эту помойку?

Скелетон вдохновенно взлетает, круша братьев.

– Киай! Киай!

Ксения безутешно рыдает:

– Чтобы я! Допустила! До родной мамочки! Это? Мама, да лучше эрозия, чем это! Мама, да лучше смерть, но только не это!

42. У меня чудовищная овуляция!

В небольшой фотогалерее в тихом московском переулке прохладно и чисто. Некоторые посетители расхаживают по полу просто босиком. Две девушки разносят бокалы с холодным шампанским, у столика с мороженым довольно людно… Это фотовыставка матери Яны – седовласой дамы за 50.

Лидия Петровна – в окружении восторженных гостей.

Тем временем в туалетное помещение спускаются какой-то парень и Ксюша (ака Синица). Оглянувшись, поворачивают в мужской зал. Захлопывается туалетная кабина.

Парень возится с дешифратором. Надо снять старый чип и поставить новый. Парень быстро проделывает эту операцию. Разговаривают шепотом.

Синица спрашивает:

– Их программисты идут за нами след в след?

– Да, – отвечает Влад. – Дешифратор слишком часто стал «простреливать». Еще неделька – и они вычислят алгоритм его работы.

– Умные там сидят перцы … – вздыхает Синица.

– Новый не будет постреливать как минимум два месяца. За это время я еще чего-нибудь придумаю.

Заходит охранник, прислушивается, внимательно смотрит на нижнюю щель. Синица сбрасывает на пол лифчик, притворно стонет, парень притворно пыхтит, изображая необычайное наслаждение…

Синица возвращается, Влад бесследно исчез.

Яна и Синица разглядывают одну из фоторабот, непроизвольно взявшись за руки.

Лидия Петровна, оставив круг гостей, подходит к паре и протискивается между ними, чтобы разбить этот слишком крепкий и подозрительный союз рук. Ей не нравятся эти лесбийские игры.

– Девочки, ну и как вы оцениваете все это? – спрашивает Лидия Петровна.

– Мама, как всегда много новых находок, – рассеянно отвечает Яна. – Это этап. Серьезный этап.

– Ну, не лукавь… По крайней мере твоей глухонемой подруге нравится?

Синица поспешно кивает.

– Она не глухая, а немая – уточняет Яна.

Молодые снова автоматически берутся за руки. Матери это не нравится; она отходит, раздраженная.

– Я ужасно хочу в туалет. – Синица прижимает ладонями пах. – У меня чудовищная эрекция.

– Я тоже. У меня чудовищная овуляция.

Влюбленные предаются нахлынувшей страсти в кабине женского туалета.…

Вдруг Яна обмякает в руках Синицы. Синица испуганно ее тормошит.

– Яна… Подожди… Не здесь… Ты не вовремя…

Он испуганно выскакивает из кабины, набирает в пригоршню воды, бросает в лицо Яны. Яна неподвижна.

– Яна… Не спи… Не засыпай… Ну, любимая… Постарайся проснуться… Мы еще не все сказали…

Дверь за его спиной защелкивается. Синица испуганно оборачивается. Это вошла Лидия Петровна. Она поднимает с пола лифчик и набрасывает его на грудь дочери.

– Что с ней?

Синица испуганно вытягивается в струнку. Мама приподнимает парик.

Синица от неожиданности почему-то оправдывается:

– Я – немая.

Женщина гладит Синицу по голове, нежно проводит по щекам.

– Почему ты так плохо бреешься, немая? Ты будешь ее любить всегда?

В ее глазах нечаянные слезы недобабушки.

– Она хорошая… Но немного невезучая… Я вижу, что она любит тебя, милый мальчик…

– Я тоже люблю.

Мать светло произносит:

– У вас будут дети? Я хочу, чтобы больше двух…

Она показывает свои руки.

– Ты видишь, как они соскучились по этим… милым головкам… пузикам… спинкам… по клизмочкам…

Она качает воображаемого младенца:

– У-а… У-а…

Строго переспрашивает:

– Сколько у вас будет детей?

– Больше двух…

– Мало. Ты только что клялся, что больше трех…

Синица от возмущения вдруг начинает говорить женским голосом:

– Когда я такое говорила? Я не слышала!

– Я слышала. Если ты немая, то не думай, что вокруг глухие.

…Синица несет Яну к машине.

Его провожает мать Яны и некоторые гости.

– Что с Яной, Лида?

– Лидия Петровна, что с ней?

Синица замечает в зеркало, что к машине приближаются двое в штатском. Синица бьет по газам.

Он говорит сам себе:

– Ах, мама! Я забыл сказать, что сегодня, кажется, Вы слышали голос дочери в последний раз…

Он добавляет после молчания:

– Я тоже, кажется…

Он целует спящую.

– Кажется она больше уже не проснется никогда.

Двое в штатском медленно приближаются и заходят вслед за матерью Яны в помещение фотогалереи.

43. В кластере D00 X 0000000000000011

Вася на кухне, с раздражением тычет в кнопки пульта ДУ, прихлебывая сок. Митя упрямо твердит свое:

– Я держу мамин кулончик, не выпуская и чувствую…

– Отстань, хватит молоть всякую чепуху!

– Я чувствую, что моя рука становится другой. Смотри…

– Я ничего не вижу.

Митя кладет свою руку на руку брата.

– Чувствуешь? Она теплая и живая.

– Остань, бредятина это все!

– Ну потрогай получше. Мы превращаемся в людей!

– Смешно.

Он берет нож.

– Дай руку!

– Нет. Она живая!

– Дай! Никакая она не живая! Мы – мертвые!

Он пытается притянуть руку брата к себе, завязывается борьба. Васе наконец удалось прижать руку братишки к столу. Он приставляет нож к руке и режет. Идет кровь.

– Больно, пусти!

– Тебе не может быть больно, – как заклинание твердит старший брат. – Ты мертвец!

Митя вырывается и в ужасе выбегает из кухни, Вася с ножом – за ним. На него нападает настоящая злость, – оттого, что он не может объяснить очевидное.

– Дай руку, я сказал! Дурачок! Я докажу, что ты труп, слышишь!

Мите удается закрыться в комнате. Через какое время в щель протискивается длинный тонкий нож. Мальчик забивается в угол.

Вася кричит за дверью, неистово и с отчаянием:

– Сейчас я тебе устрою самый настоящий слэшер! И ты навсегда поймешь, что ты всего лишь нереализованный сценарий!

Митя плачет и бормочет:

– Мама, спаси меня… Мама, спаси… Мама, я твой… Видишь, у меня настоящая человеческая рука, мама…

Увы, мамы пока нет.

…Ослепительно белый день. Собственно, это не день, а вечное сияние золотого вечного дня. В его свете угадываются призрачные фигуры в белом, они как бы идут.

Это самопишущиеся скриптрайтеры Е1204 (отдаленно по форме – мужчина) и Е1205 (женщина). Они держат за руку детей – Митю и Васю. Рука Мити, наспех кем-то перебинтованная, материальна.

– Я все-таки не понимаю, почему некоторые сущности стремятся стать формой? – говорит одна фигура. – Ведь они никогда не обретут ее. Эти мальчики – вечно мертвы, как они этого не понимают?

– Мне жалко этих детей. – отвечает вторая фигура.

Она наклоняется и целует каждого.

– Они так хотят жить… Родиться и жить… Особенно маленький…

– Зачем? Их желание очень скоро обернется тупиком. Посмотри еще раз в эту точку.

И тот, что больше похож на мужчину, взмахивает рукой и возникают какие-то малопонятные записи, напоминающие язык программирования. Скриптрайтер указывает на одну из точек.

– Значение энергии здесь равно нулю, то есть, здесь вечная смерть. Мальчиков это не страшит?

– Они так хотят побыть с мамой… Нам незнакомо это чувство, но я их немного понимаю, кажется…

Фигура гладит каждого по голове.

– Хорошо все-таки иногда чувствовать себя земной женщиной и любить своих детей…

– И все-таки надо объяснить детям, что они никогда не дождутся мамы. У них ее нет. Их самих тоже нет – их не существует. И никогда не будет. Митя, ты меня слышишь?

Митя слышит.

– Вы врете! Еще немного – и я стану живым! И за мной придет мама! Я не мертвый, а живой!

Вася более рассудителен:

– Ну, покажи еще раз свою руку, дурачок…

– Смотрите!

Скриптрайтер снова указывает на одну из точек в малопонятной записи.

– Это кратковременное несущественное ответвление от сценария. Некоторая малозначащая игра, которая произошла в FF00101FF0 году 11FF00 тысячелетия от начала создания скрипта FF00-0004-00000000-FF11-0001 в тупиковом кластере D00 X 0000000000000011.

Митя не верит в это:

– Вы ошибаетесь! Вы просто ничего не понимаете! Мы встретимся с мамой – и я останусь с ней навсегда!

А что – может быть, не ошибается Митя?

Вот же она, мама, здесь!

…Яна бережно отдирает повязку от порезанной Митиной руки, надо наложить новую.

Старший брат насмешливо и злобно наблюдает за ними.

– Больно было? – спрашивает Яна.

– Нет, мама… Зато я доказал им, что ты есть.

– Надо хорошо обработать рану. Пойдем сначала пополощем водой… Потом хорошенько продезинфицируем…

Они удаляются в ванную.

Дверь распахивается, показывается Вася с ножом.

– Это неправда все! Это сказки для маленьких! Нет никакой живой руки! И ты не мама, ты фантом! Ты просто пришелец откуда-то!

– Вася, убери нож!

– Ты не мама – ты фантом! Я докажу вам, что это все бредни и сказки!

– Нет, это не сказка!

– Не сказка? Эх ты дурачок! Может быть у тебя и сердце есть? И живот есть?

Он замахивается ножом, но Яна успевает подставить руку. Из раны сочится кровь. Вася изумленно смотрит на руку матери.

Яна поспешно перевязывает свою руку.

– Вася, ну хорошо… Ты доказал… Бредни все это… Сказки… Может быть ты прав…

Как остановить эти несуразные скачки времени, чтобы что-то понять, осмыслить? Как взять его в руки и почувствовать логику: ты живешь, живешь, живешь!

Ответа нет. Все в этом мире получается как-то внезапно, нелогично, без последовательности…

…Ночь опять взялась ниоткуда и нипочему.