I am enough. Просто. Ешьте. Еду. Чекмарева Анастасия
Я искала лазейки, чтобы снова есть столько, сколько хочу, но я не могла их найти. Я как будто с лёгкостью смогла всунуть в рот лампочку, повеселиться – ох, как смешно – а вот обратно достать эту лампочку я была уже не в состоянии. Я не могу убрать тревогу: она пришла, но как теперь её устранить?
Я грезила о бинджах в период «разгрузочных» дней – это были такие «сладкие времена» в прямом и переносном смыслах. Мне ничего не нужно было в этой жизни: только бы дождаться дня, когда я смогу съесть всё купленное из отдела с конфетами.
Встаю в 5 часов утра. Сегодня можно есть всё, что видишь, ведь я всю неделю ела слишком мало. Чем раньше встанешь, тем больше ты съешь. Накануне вечером я листала картинки с батончиками и тортами. Я не ела с 3-х часов дня. Нельзя, ради плоского живота нельзя. А вот просто смотреть на еду – можно. В сумке уже валялись подготовленные 100 шоколадок и гора конфет, чтобы начать биндж.
Утро. Нужно сначала умыться, одеться. Холодно. Октябрь. Все ещё спят, но голоса в моей голове уже проснулись.
«Шоколадшоколадшоколад! Иди, съешь его сейчас! Зачем тебе „умыться“ и „одеться“??»
Надеваю штаны.
«Слава богу, сейчас мне можно пойти съесть сладости, я всю неделю так мало ела».
Умываюсь.
«Иди, ешь быстрее. Да быстрее уже, что ты так долго?»
Достаю сумку. Одна плитка. Вторая. Фу, не могу больше.
«И что?? Съешь ещё, сколько влезет!»
Впихиваю до состояния «сейчас меня стошнит».
Я начинаю себя ругать.
«Что я наделала? Зачем я всё это съела? Ты не могла остановиться на паре кубиков шоколадки, безвольная?! Какая же я идиотка, боже! Теперь ходить толстой!!»
Я в слёзы, защипываю кожу на животе. Паника.
«Фууу, ужас… Это же надо быть такой».
С оставшимися шоколадками я ухожу на пары. Перерыв. Ем плитки. Сколько смогу. На завтра уже куплена бутылка кефира: завтра отработка и разгрузочный день. Снова перерыв между парами – я иду в буфет.
«Оно покупается как будто само и естся тем более!»
Я ела и ела плитки шоколада, мне было плевать, кто это увидит.
«Всё равно уже испортила день, так что ешь через «не хочу! Так тебе и надо!!»
Я не могла сама себя выносить. Своё тело, каждую клетку своей кожи.
«Зачем я только живу?!»
Я ходила, будто беременная. Голоса съедали меня.
«Ну, сколько ты съела? 5 тысяч калорий? Или 10? Всё. Завтра никакой еды!»
Пары закончились. Спускаюсь в переход.
«Шоколадки. Купи».
Впихиваю и почти реву.
«Как я так делаю, зачем?!»
Прихожу домой.
«Ну. Что стоишь. Ешь, что есть в холодильнике из того, что ты обычно не ешь».
Круг бинджа № n.
«Твой день – полный отстой, быстро тренироваться пошла, глупая!»
С полным желудком я начинаю отработку.
«Не за чем было столько есть!»
Мне плохо. В животе камень. Просыпается ненависть к себе. Уставшая от самой себя, я засыпаю, не зная, как мне дальше жить.
В цикле «биндж – кефир – биндж» я жила несколько лет. С голосами в голове я жила весь период расстройства.
Конечно, моя жизнь не была только голимой цепочкой «ем-не ем». Я бегала на свидания, гуляла с подружками. Естественно, во все мои отношения просочилась тема с едой. Она просто не могла оставаться в стороне, ведь мне казалось, что «безопасная» еда – это половина моей жизни, если не больше.
Если я шла на встречу с кем-либо, в первые же пару секунд мозг давал мысль: «А что я буду делать, если появится еда?» Не скажу, что мне это мешало жить, я думала совсем иначе: «Настя, ты выбрала жить вот так, это значит, что теперь тебе придётся думать о своём питании очень часто, но ты ведь хочешь всё делать „правильно“ и „как положено“? Поэтому смирись с тем, что мысли о еде могут появиться в любой момент».
2011 год. Я встречалась с Н. Как-то он позвал меня к себе домой на ужин. Он очень расстарался, купил шампанское, шоколад, конфеты, его мама даже блины нам с вареньем передала. Он сам накрыл на стол.
Я пришла. Захожу в комнату. Конечно, я удивилась в первую секунду, но потом расстроилась. Я поняла, что мне придётся есть. Так-то уже был вечер, и все разрешённые калории за день я уже употребила. Естественно, в голове начинает играть «Давай сегодня объедимся». А давай! Шампанское я так и не пила, Н. пил его один, зато от плитки шоколада я отламывала куски только так.
«M&M’s» залетал в мой рот горстями. Парень съел один блин с ложечкой варенья, а я – 3 блина с горой этой малины. Ко мне пришло то самое чувство (которое за все 5 лет приходило ко мне сотни раз), что ты будто выпал из реальности, при этом спрашивая себя: «Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?! Что происходит??» – но ответа нет, а во рту куча еды и внутри тебя тоже.
Все годы расстройства я жила по принципу «Сначала думай о еде и фигуре, а только потом о любых других вещах».
С Н. мои сложности с едой проявлялись гораздо заметнее и чаще, чем обычно. Но я в упор их не видела, я даже ни единой мысли не словила, что со мной что-либо не в порядке. Моя голова была настолько «промыта» режимом, всем «правильным» и полезным, что, когда что-то случалось «не по плану», моим максимумом было себя возненавидеть, но проблемы в этом я всё равно не наблюдала.
Когда я встречалась с Н., как-то раз вечером он позвал меня на свидание, а я этого совсем не планировала, поэтому пошла с отцом в супермаркет, накупила пакет сладкого и начала огромный биндж. А тут вдруг – «давай встретимся». Я не растерялась и попросила отца подвести меня к метро, накидав в сумку недоеденные плитки шоколада. Мы встретились с Н. в кафе, заказали роллы. А потом началось… прямо перед ним.
Я сидела и с видом «нормального» спокойного человека медленно начала есть шоколадки одну за другой. Со стороны всё было очень даже прекрасно: говорю ему что-то, ем, время проводим вместе. На самом деле в голове у меня было очень плохо: я ненавидела себя, ненавидела, что я здесь, а не дома, и приходится притворяться, что всё нормально; ненавидела всё, что окружало меня, ненавидела себя за «безволие и слабость». Я завидовала этому парню, что он не ест, как я. Внутри происходило какое-то адское страдание, но ему я мило улыбалась.
С Н. у меня ничего не вышло, мы встречались несколько месяцев. Воспоминаний о бинджах у меня в этот период достаточно, хотя, наверное, парень их не особо понимал. Он знал, что у меня проблемы с критическими днями, но в остальном для него (и для меня) всё было хорошо.
Осенью у него был, насколько я помню, 22-й день рождения. Он пригласил меня, своих друга и подругу. Стол (конечно же) собирала и оформляла я. Больше, больше еды! И чтобы выглядело всё красиво.
Наконец-то все сели есть. Ели как обычно: вилка там, вилка тут. Я за 10 минут съела всю большую пачку «M&M’s». Когда Н. захотел взять пару драже, он так обалдел: «А где все конфеты?!!» Я всё свалила на друга.
Мне поверили: «Худенькая девочка так много съесть не сможет».
Все играли в какие-то игры на полу, отгадывали шарады. Я же в любую свободную минуту бежала к столу всё съесть. Мне неважно, что это было: сладкое, жирное или солёное. Главное – объесться, потому что завтра снова ПП и спорт. Тарталетки, салаты, бутерброды, шоколад – всё летело ко мне в рот, я практически ничего не жевала, проглатывая еду кусками.
Я очень сильно наелась. На вид я была беременной женщиной. Тут мне поплохело. Тихо прошу Н.: «Мне плохо… Дай мне таблетку». Это видят другие. Подруга вдруг подумала, что я реально в положении и поэтому меня начало тошнить. Все перепугались. Н. дал мне лекарство. Спустя минут 20, стало проще. Что я тогда начала делать? Есть дальше, конечно!
Начали укладываться спать в первом часу ночи. Я не могла лечь на живот – я бы умерла сразу же. Я лежала на боку и дышала, как будто меня гоняли по полю минуту назад. Я еле-еле заснула с мыслями о том, что я самый глупый и слабовольный человек в мире.
На следующий день всё пошло по-старому. 1ХХХ ккл в день и тренировки. Месячных на тот момент не было уже 9 месяцев, но мне было плевать: «Гормональные же прописали? Ну и всё, есть у меня критические дни».
Несколько лет я тренировалась по 1 часу каждый день, что бы ни было. Что. Бы. Ни. Было. «Болеешь и температура 38°? Пошла тренироваться быстро, э? Тошнит? Ноги у тебя отваливаются – прошла много? Иди давай, нытик, лишь бы тебе не заниматься!» Я совсем не знала, что такое кардио-тренировки, силовые – ничего не знала. Просто думала, что «правильные» люди постоянно тренируются, едят правильно и по чуть-чуть.
Я придумывала себе упражнения, потом где-нибудь откапывала новые, а от старых почему-то отказываться боялась, думая: «Нет, если я брошу старые, то у меня „сдуется“ то, что я давно качала, поэтому я просто добавлю к старым упражнениям найденные». Таким образом, со временем моя тренировка увеличилась с 60-ти минут до двух и более часов. Я считала, что нужно выполнять все упражнения, которые я знаю, чтобы тренировать себя со всех сторон.
Я боялась пропустить тренировку, боялась еды, которую начала считать «вредной». Знаете, как люди могут бояться смерти, болезней? А я боялась еды. Я соглашалась прожевать только то, в чём нет сахара и консервантов. Если в составе числилось такое, что мне «нельзя», и оно было даже на последнем месте в составе – я готова была сжечь эту упаковку с едой.
Я могла толком не есть днями и считала это вполне обоснованным действием. Один раз выпало так, что вокруг меня не было «правильной» еды, а только конфеты, печенье, прочие сладости + чай. Весь день только это.
Я позавтракала в 6 часов утра и до 8 часов вечера не съела ничего, кроме как выпила чашку чая. Потому что допустить кусочек конфеты я не могла – это «неправильно», а «полезных» белков, жиров и углеводов рядом не было. Я жутко голодала, желудок «орал», но я стоически терпела: «Что же делать, если нет полезных продуктов рядом, раз люди не думают о здоровой пище?! Терпеть и ждать, когда будет доступ к правильному питанию!» Только в 8 часов вечера, когда я вернулась домой, я съела свой полезный творог, и, довольная собой, легла спать: «Не съела вредную еду, молодец!»
Осенью 2011 я поступила в МГУПС-МИИТ на специальность «Реклама и связи с общественностью». Была ли я рада? Нет, что тут такого? «Поступил и учись себе, вот прямо достижение нашли, чему радоваться. Как я теперь есть-то буду?!»
Первый курс не был для меня большим стрессом, и я и не хотела особо контактировать с окружением. Я только помню, что мои одногруппники все были радостные, весёлые, они знакомились, смеялись, шутили, ходили куда-либо все вместе, а меня не брали. Меня это ни капли не обижало: «Зачем я буду с ними куда-то ходить? Я лучше посижу дома, неспешно правильно поем, выучу все уроки, никто меня не будет трогать». Так что все были довольны.
В сентябре 2011 я взялась за самостоятельное изучение английского языка. Меня не пугали размеры информации, которые мне предстоит выучить и уложить в своей голове. Строгого перфекциониста внутри меня не пугало ничего: ни затраченное время, ни мои способности к языку – всё было неважно. «Ты обязана всё понять и усвоить на все 100%».
Дело было так: в ВУЗе нас определили в 2 группы – английскую и французскую. Тот, кто был полным нулём в английском, шёл во вторую группу, а тот, кто знал английский на среднем уровне, тот мог остаться в «English». Когда я сказала отцу, что пойду «ко французам», так как английского я не знаю вовсе, он сказал: «Насть, ты что?! Какой французский?? Иди в английскую группу! Выучишь там как-нибудь, не нужен тебе этот французский, сначала английский!»
Я вылупила на него глаза, согласилась. В глубине души я и сама не хотела учить французский, но что мне оставалось, если в ВУЗе были поставлены такие условия? Я записалась в группу английского на свой страх и риск, чувствуя себя «зайцем» в трамвае.
Первое занятие было на определение уровня знания языка. Я подчистую всё списала у соседа, который знал английский вполне неплохо. Мне сказали, что по результатам теста у меня «хорошо» и оставили заниматься вместе со всеми.
Второе занятие было уже по учебнику. Это были самые простые задания, для тех, кто находился на среднем уровне или хотя бы что-то знал из азов, но я не могла ответить и на такое. Я ничего не понимала. Как что строится? Тем более, как что говорится?! Всю пару я мычала и ничего не могла сказать.
В конце занятия мне поставили тройку. Тройку! «Я не могу получать тройки, это ужасно, мне была нужна пятёрка!» – моё отношение к учёбе было очень трепетным, даже болезненным. Я не училась на бюджете, так как на моей специальности его просто-напросто не было, и я чувствовала огромную ответственностью перед отцом: он платит немалые деньги, а я тройки получаю. Класс.
В тот день я ехала в метро домой расстроенная и злая на себя: «Всё, Насть, ты будешь учить язык! Чтобы потом приходила на занятия и отвечала, как надо! И не мямлила!!»
Как только я зашла домой, вымыла руки и переоделась, я сразу же откопала на полках самоучитель, по которому занимался отец: «Вот он и подойдёт!» Это был учебник из двух томов5. Я даже не собиралась читать в Интернете отзывы о книге: может, есть другие варианты и так далее. Я просто схватила эти два тома и сказала себе, что я всё пройду и всё выучу, чего бы мне это ни стоило.
В первый день я занималась английским 5 (!) часов без перерыва. Видимо, это было со злости. Потом я уже не помню, как я распределяла время, но у меня была гонка: я учила язык, где угодно.
В 6:45 утра я выходила на трамвайную остановку, чтобы приехать к первой паре в ВУЗ к 8:00. Зима 2011—2012 было ужасно холодной. Учитывая то, что я ещё и кошмарно мёрзла из-за недостатка веса, то мне было особенно плохо. Приезжал трамвай, ледяной внутри. Я садилась, тряслась от холода и… снимала варежки, чтобы страницы самоучителя было легче переворачивать.
Я ехала к метро 20 минут и успевала кое-что прочитать в книге. Потом я спускалась в метро, там я ехала примерно 25 минут, и их я тоже тратила на английский. В ВУЗе я изучала язык на каждой перемене. Каждую свободную минуту я открывала материалы. Мне нужно было всех догнать и всё знать.
Ближе к декабрю 2011 наша преподавательница отметила, что я неплохо знаю английский, причём лучше, чем некоторые люди в нашей группе. Я поняла, что всё это работает и нужно «бежать» дальше. Ни дня без английского: я не отдыхала от него совсем. Мне нужно было взять в голову новое знание. Срочно!
Я учила иностранный язык примерно до 2015 года. После первого курса у меня выработалось расписание заниматься английским 1 час в день, хоть умри. В каждую свободную минуту я им уже не занималась. Я успокоилась, что я догнала свою группу в ВУЗе ещё в 2012 году, и теперь не гналась за остальными, а спокойно всё изучала.
Сейчас я владею разговорным английским и преподаю этот иностранный язык по «Skype». Я ни минуты не жалею, что я тратила всё своё свободное время на то, чтобы «ботанить». Я потратила деньги только на пару новых обучающих книг с упражнениями, когда «прошла» книги авторства Бонк, и ни одной сотни рублей на учителей и курсы – я всё делала на коленках в ВУЗе и транспорте либо за столом дома. К сожалению или нет, школа и ВУЗ не дали мне знания языка – я «взяла» его полностью сама. Я горжусь тем, что сделала это.
В остальном учёба была интересной: новые предметы, преподаватели, обстановка. Я чувствовала себя взрослой и самостоятельной. Ближе к ноябрю 2011 года у меня начались особенно заметные проблемы с едой: пришли бинджи. Они были как вне института, так и в нём.
Одно сильное переедание въелось в память очень хорошо: 3 декабря 2011 года. Это был день, когда мы расстались с Н., а перед встречей с ним и произошёл утренний «зажор». За неделю до этого дня мы с Татьяной решили объесться. Выбрали дату, договорились, что всю неделю будем есть трёхзначное количество калорий в день. По нашей логике, так мы бы избавились от жира, а потом столько же бы и наели, поэтому таким образом мы сохраняли нужный вес и не толстели. Какая ужасная логика.
Наступило 3 декабря, мы договорились встретиться в ТЦ буквально в 9—10 часов утра, чтобы пораньше «накидаться» едой. Я толком не ела всю неделю. Когда я встала на весы в день встречи, они показали мне «потрясающе маленькую цифру». Я подумала: «Это знак, чтобы я ела, пока не лопну».
Каждый накупил разных сладостей. Мы пошли в ресторанный дворик и сели рядом с «Макдональдсом», купили там что-то попить. Достаём на стол батончики, шоколадки, вафли – глаза горят адским пламенем: «Наконец-то». Потом мы начали жадно всё это поглощать.
Две 18-летние девочки сидели на фуд-корте в полупустом ТЦ в буднее утро с пакетами сладкого и стремительно пытались их уничтожить. Они улыбались, потому что были рады, что им можно такое есть, и они, всё-таки, пара «повёрнутых» людей, а не две одиночки – от этого было как-то легче, что ли.
После того, как мы примерно 20—30 минут ели без остановки, пришло осознание, что дальше уже ничего не влезет. Я смотрела на венские вафли с отвращением: «Фу, Татьяна, убери их, я на них даже смотреть не могу!» Мы сидели, обсуждали, естественно, еду, а потом мне нужно было выезжать на встречу, чтобы сказать Н., что я больше не хочу с ним быть и почему.
После того, как мы вышли из ТЦ и пошли к метро, мы остановились в переходе у витрин со сладким. Его никто не продавал, полки были в полумраке. Мы начали рассматривать шоколад за стеклом, как в музее:
– О, смотри, какая шоколадка! Я бы такую съела!
– Ты глянь, а я бы вот эту взяла!
– Тань, смотри, что тут есть!
Мы наперебой показывали друг другу сладости, которые нам нельзя было даже купить, и мечтали поесть то или иное. С Татьяной я простояла у витрин непонятно сколько времени, пока не очнулась: «Блин, мне нужно ехать к Н.! Я сейчас опоздаю!» – я попрощалась с подругой и побежала к поездам.
Прилетев на место, я была в крайне взбудораженном состоянии: я съела очень много, и от этого у меня появилась куча энергии. Я улыбалась, смеялась, рассказывала, что мы с Татьяной только что наелись всего до отвала, но Н. знал, зачем я к нему приехала, и был очень грустным.
Мне было плевать: «Ты только прикинь, мы столько шоколада съели, конфет, ещё подруга вафли приносила. О, у меня осталось печенье! Оно, конечно, странное на вкус, но ты всё равно попробуй!» Н. отвечал мне, что у него совсем нет аппетита, к тому же, он надел чёрную водолазку, и весь его вид говорил «мне очень плохо».
Мы расстались. Он, конечно, забрал моё печенье, я ему начала подкладывать ещё. Это выглядело так нелепо и глупо. Я ничего не видела, кроме еды. Я не испытывала никаких эмоций. Радость возникала только от того, что происходили бинджи после намеренных голоданий.
В ВУЗе у меня часто случались сильные переедания, так как я не выдерживала до дома, где бы меня никто бы не видел, и я могла есть, есть и есть.
Первый курс. Я сидела на холодной скамейке с одногруппником на паре, мы оба были голодными. Он мне говорит: «Через полчаса будет звонок, мы сходим в столовую и что-нибудь купим поесть». У меня в сумке лежали 5 батончиков-мюсли на весь день в универе. Я не выдерживаю, желание объесться возрастает (я голодала особенно сильно на 1—2 курсах), и прямо на занятии достаю коробку с батончиками и начинаю один за другим их есть.
Одногруппник сидит, ничего не понимает. Я жую, говорю: «Будешь?» Он говорит: «Нет, я подожду звонка». Я съела 5 батончиков за несколько минут. Молниеносно. Даже сама не заметила.
Иногда я на пары приходила с полной сумкой сладкого. Я заходила перед занятиями в магазин, просила мне продать по батончику каждого вида, набирала плиток шоколада, иногда покупала печенье/конфеты и шла в университет. Во время пары я сидела и ела шоколадки. Даже не ела – я впихивала их в себе в рот, потому что завтра уже режим.
Самая страшная фраза: «Завтра уже нельзя».
После пары я подходила к мусорному ведру и выбрасывала много бумажек от батончиков, а потом ненавидела себя. Как же тихо я себя проклинала. Оскорбляла, ругала. Но организм просто просил начать есть, а дождался этого только в конце 2015 года. Хочется просить у себя прощения и говорить телу «Спасибо», что смогло выдержать и остаться без необратимых последствий до моего восстановления.
Я, мило улыбаясь, предлагала шоколадки и печенье другим: одногруппники иногда брали немного, иногда отказывались, но в душе я была жутко несчастной. Потому что эти студенты радовались, просто жили, учились, а я сама себя посадила в тюрьму и находилась в ней дни и ночи, месяцы и годы.
Один раз биндж пришёлся на «окно» между парами. В нашей столовой было всё очень дорого, но меня это абсолютно не волновало в период поглощения еды. Я на последние деньги купила 2 плитки «Альпен-Голда» и перед одногруппницей съела всё сразу. Просто так. Сидела и ела одну полоску за другой. Так просто, как будто грызла морковку. Так как она смотрела в свои тетради и телефон, то она этого не видела, а я ела и готова была убить себя за безволие и бесхребетность.
Я страдала от ограничительных расстройств пищевого поведения особенно тяжело в 2011—2012 гг., причём мучилась «про себя» перед другими людьми каждый день, но никто этого не замечал.
Визуально вы не определите, находится ли человек в периоде недоедания. Что ещё страшнее, человек в недоедании может сам не принимать этот факт и говорить, что с ним всё хорошо. И вот тогда этому человеку не поможешь – он не даст: «Со мной всё нормально, не трогай меня».
Нахождение в пищевых ограничениях нельзя определить с первого взгляда на человека. Он может быть худым как щепа, но он будет таким от природы; как и обратная ситуация с полной женщиной, у которой булимия. Мне не раз писали девочки и говорили, что они – булимики, но я бы никогда по фото этого не узнала и не смогла бы угадать. Как-то мне оставляли комментарий: «Я не верю, что вот у такой девушки, как вы – расстройство». Дело ваше. Я не стала объяснять, что оно невидимо.
Отчасти это страшно, но я не помню свой 2012 год. Я училась, мы переехали, стали жить без бабушки – она теперь живёт под Тулой. Но я не помню, что я чувствовала, как я жила, что происходило хотя бы каждые полгода. Наверное, организм включил некую стадию «анабиоза»: по сути я будто «спала» и не была вовлечена в жизнь, но я и не умерла. Что отпечаталось в памяти, так это некоторые бинджи, которые так и происходили время от времени. Вероятно, они запомнились потому, что в момент их течения я ощущала сильнейшую, прожигающую с ног до головы ненависть к себе, и это было одно из тех редких чувств, которые были во мне живы.
2012—2013
Зима 2012. Каникулы. Мой 1-й курс. Кто-то подарил мне коробку конфет «Рафаэлло». Вообще не помню, откуда она у нас появилась, но я прекрасно помню эту белую упаковку. Естественно, я жила с мыслью «Насть, у тебя жизнь без сладкого, так что такая еда совсем не для тебя. Навсегда. Смирись». Я спокойно ходила рядом с этими «Рафаэлло», меня это не трогало.
Как-то утром я встаю, ем свой завтрак – как обычно, каша с какао. Все ещё спят, было довольно-таки рано. Вдруг я набросилась на подаренные сладости. Причём я начала их есть с таким остервенением… Я даже не успевала сказать себе привычное «Стоп-стоп, давай остановимся на двух… трёх… четырёх…». Я просто сметала эти белые шарики в кокосовой обсыпке. Я чувствовала, что мне «жирно» их есть, было неприятно во рту и желудке – это достаточно тяжёлые конфеты для меня – но я ела, ела и ела.
Наступил тот самый момент, когда я доела последнюю конфету, поняла, что больше ничего нет – пустая коробка рядом. Тот момент, когда ты хватаешь коробку и смотришь калорийность, знаешь, что там «слишком много калорий для тебя». Когда ты начинаешь высчитывать съеденное.
Этот момент мне запомнился потому, что меня насквозь пронзило ненавистью к себе. Как будто ко мне в спину прилетело копьё и вылетело спереди. «Что же ты наделала, зачем ты столько съела?? Что теперь тебе делать, ты об этом думала?!»
Я возненавидела себя за несколько секунд. Жуткая ненависть. Сильнейшее уничтожающее чувство. Я готова была себя даже бить, чтобы неповадно было в следующий раз так есть конфеты. Не помню, что было потом, совершенно не помню – туман. Но вспышка ненависти была просто ослепляющей.
Приходили разрывающие голову голоса: продолжать впихивать в себя весь остальной шоколад в доме или терпеть до следующего дня «чистого питания». Чаще всего я сметала в доме всё остальное. Потом всё по кругу: «ненависть – еда – ненависть». Убийственный цикл. Морально он истощил меня до прозрачного состояния за все годы расстройства.
Мне дарили сладкое без всякой негативной мысли – что в этом ужасного? Это же вкусный шоколад, пирожные. Праздник, в конце концов! Но в каждой пачке я видела то, что люди желают мне плохого: «Они что, не в курсе, что я ем только правильное?! Нельзя подарить что-нибудь получше?? Что, думали, так просто подарить мне подарок? Сладкое не прокатит!»
В глубине души я знала, что, если дома будет лежать много конфет и шоколада, рано или поздно произойдёт биндж.
Каждый биндж для меня означал последующие жесточайшие самоненависть, ярость и психоз.
На Новый Год 2012 Татьяна подарила мне небольшую коробку шоколада «Мерси». Не помню, сколько там было шоколадных палочек. Я пришла в большую комнату, где были отец и брат: они были заняты и поэтому не смотрели на меня. Я сажусь на диван, поворачиваюсь в уголок, открываю коробку с шоколадом, и, чтобы громко не шуршало, медленно снимаю прозрачную оболочку.
Медленно ем эти шоколадные палочки. Одна, две, три… Такие вкусные, что не могу остановиться. Четыре… Пять… Вдруг Никита заметил, что я что-то зажала в углу. Естественно, мне пришлось поделиться шоколадом со всеми, и я чувствовала большое разочарование. Я хотела, чтобы сладости достались только мне.
В периоды бинджей я становилась самым жадным человеком в мире.
Примерно в этот период я начала покупать только одну марку творога, который показался мне просто божественным. Я так радовалась, что в своём режиме питания я нашла хоть что-то просто безумно вкусное, так как мне всё уже надоедало, и я ела из принципа «хоть это и невкусно, зато полезно».
Я до того влюбилась в такой творог, что начала вместо одной пачки на ужин скупать себе его партиями и есть брикеты по 2—3 штуки в день. «Творог моей мечты, буду есть до конца жизни!» – думала я.
Однажды, в очередной раз ужиная творогом, я решила спросить у «Google», почему же он такой прекрасный. Ответ поисковика напрочь отбил мне аппетит: «В этом твороге крахмал, кучи жира, не ешьте его никогда!! Именно поэтому он такой вкусный и от него не худеют, а только поправляются!» Вдруг я вспомнила, что такой творог я ела уже примерно 2—3 месяца.
Как же мне стало обидно! Я стала жаловаться отцу: «Па, прикинь, я думаю, почему я правильно питаюсь, тренируюсь, а мой зад всё растёт вширь! А это творог левый, скотина! Я столько его съела!» Отец с меня долго смеялся, точнее, с моего надутого недовольного лица, что я сама на себя обиделась из-за того, что раньше не погуглила про злосчастный брикет. По сей день он мне может вспомнить этот случай.
Меня здесь удивляет то, что я не стала худеть после такой «новости». Я несколько лет говорила себе: «Настя, у тебя нет месячных, поэтому худеть нельзя, а вот правильно питаться – можно». Но примерно ближе к 2015 году я уже стала наплевательски относиться к этому «нельзя»: «КД всё равно не могу вернуть несколько лет, какая разница, что я на ПП, что я худею. Значит, буду худеть».
В конце февраля 2012 я познакомилась с мальчиком из параллельной группы. Сначала мы просто сидели вместе за столом в аудитории, а потом начали встречаться после занятий. Он не знал о том, что у меня проблемы с едой, да я и сама себе даже не говорила, что у меня проблемы: «Я просто хочу питаться правильно!» Он приглашал меня в кино, в кафе, но он даже не представлял, что перед этими походами я устраивала затяжные периоды голодания.
Весной 2012 года я встречалась с парнем с курса. И не ела. Один раз это дошло до абсурда. Я знала, что я пойду на свидание с ним после пар, мы зайдём в кафе: «Там же надо будет что-то есть!» Поэтому, как обычно, я позавтракала в 5 утра и больше ничего не ела, а пары заканчивались примерно в 3—4 часа дня.
Ближе к 14-ти часам я почувствовала, что мне слишком плохо. Вот честно, думала, что я умираю от голода, внутри всё скрутилось так, что всё: либо что-то съешь, либо сдохнешь. Я купила маленькую пачку томатного сока (самое безобидное, как я тогда подумала), выпила, и меня «отпустило». P.S. Перед кафе оказалось, что мы пойдём в кино. У меня был тяжёлый день.
Весна 2012 тоже была вся в бинджах. Я могла выдержать максимум 6 дней на примерном подсчёте калорий и «правильной» еде, а затем снова объедалась шоколадом, печеньем и мучным. Это могло происходить дома, на улице, в ВУЗе, где угодно. Мозг настолько громко просил меня поесть, что я могла устроить биндж в любом месте.
Помню, как я сидела на паре теологии одна на лавке, и, пока вокруг не было одногруппников, я в тетради на последней странице считала, сколько дней у меня нет бинджа и когда можно в следующий раз его устроить. Как это было ужасно! Это длилось несколько лет.
Все смеялись, шутили, писали то, что диктовал преподаватель, а я думала: «Вот уже целых 6 дней я не объедаюсь, какая я молодец». Я никого не слышала. Я только видела даты и плюсы с минусами. Минус считался бинджем.
*
Не помню временной период, но как-то раз я пыталась вызвать рвоту. Мне было так тревожно и плохо, что я подумала, а что будет, если я «достану из себя еду» таким путём? Сама по себе я очень её боюсь. Я не хотела засовывать 2 пальца себе в горло, поэтому начала гуглить, что бы мне противного съесть, чтобы аж блевать захотелось. Гугл сказал, чтобы я выпила кофе с солью.
Чётко помню, что сделала его себе, пошла в туалет и перед раковиной пила. Было даже не так ужасно, я думала, вкус будет противнее. И… ничего не произошло! Я не смогла вырвать. Мне как будто не разрешали. «Не лезет» и всё. Покряхтела над унитазом и ушла. Во все остальные разы, даже если меня тошнило, я не могла вызвать рвоту. Мне «не давали всё обратно».
С одногруппником мы как-то пошли в ресторан. Он считался жутко дорогим и модным. Там я заказала большой кусок мяса – это была свинина. Да, это было вкусно, но и жирно, а от такого меня с детства часто мутило.
В то время я ещё писала одну важную работу в ВУЗе. Я пришла после свидания домой, решила посидеть над проектом. Мне помогал отец. Он сидит, что-то объясняет мне по материалам, а я понимаю, что сейчас из меня всё это жирное вылезет обратно. Он что-то говорит, а я: «Угу, угу», а сама уже ничего не вижу. Понеслась в туалет: хоть бы хны! Страдала тошнотой, но рвоты не было.
Я считаю, что это противоестественно, когда еда по собственному желанию идёт «снизу вверх», а не «сверху вниз». Вероятно, я где-то глубоко внутри себя всё равно запрещала себе «рвать едой», поэтому, к счастью, булимия меня обошла стороной.
Май 2012. Самый большой биндж в моей жизни. Я купила пакет сладостей, который весил килограмм 5. Я спрятала его под кроватью и легла спать, чтобы брат или отец не смогли ничего найти и съесть. Это были батончики, шоколадные плитки, сдобные рулеты – как будто я скупила полмагазина. Я плакала ночью, чтобы не услышал отец, испугавшись своего текущего состояния, я не могла заснуть от того, что знала, что под кроватью у меня сладкое – в прямом смысле я видела шоколад перед глазами. Я наблюдала, как плитка разламывается на расстоянии вытянутой руки, я видела кубики шоколада, фундук, зелёную упаковку, и всё прямо в метре от меня. Я подумала, что схожу с ума – я уже собиралась идти в психбольницу, чтобы меня госпитализировали и лечили.
Когда вам запрещают что-то, желание заполучить это вырастает до огромных размеров. Когда вы запрещаете себе определённый вид пищи, вы начинаете думать о ней со временем всё чаще и чаще. Когда вы смотрите TV, вы фиксируете внимание на том, что едят люди. Если в журнале вы увидите аппетитную картинку с рецептом, в своём воображении вы съедаете это. Вы наблюдаете за тем, что едят люди вокруг вас и в тайне осуждаете их. Если кто-либо ест что-то из того, что вам нельзя есть – вам становится интересно, почему они такое едят и зачем.
Чем больше вы пытаетесь убежать от определённой еды, тем больше вы будете её хотеть.
Если телу чего-либо не хватает, оно будет это просить. Просить долго, много и постоянно. Когда вы хотите пить, желание найти воду будет возрастать каждую минуту. Вероятно, спустя несколько часов жажды, вам не будет интересно ничего вокруг, кроме как утолить её. То же самое с отдыхом. То же самое с едой.
Мне было жаль отца – он так гордился мной: я поступила на первый курс и учусь на «отлично», но моя «крыша едет», а он не знает об этом и думает, что всё хорошо. Если я скрывала что-то серьёзное от папы, я чувствовала, что морально мне становилось стремительно хуже. Моё тело всегда физически откликается на психологическое состояние – это была ужасная ночь. Я голодала, так как не ела ничего после трёх часов дня, и я ждала утра, когда я смогу что-нибудь съесть.
Я сама придумала себе правил и страдала из-за них. Безумно страдала. Тело, прости меня.
Я еле заснула, так как просто не могла этого быстро сделать: я мечтала о еде, сна не было. «Еда, я объемся едой, много еды, которую мне всегда нельзя есть!» Я заснула в 2 или 3 часа ночи, а проснулась часов в 5—6 утра, хотя в ВУЗе пар у меня не было: «Что? Уже утро? Можно есть??»
Я достаю огромный пакет со сладостями и начинаю впихивать в рот всё, что вижу. Чуть позже проснулись отец, брат. Отец собирался на работу, брат – в школу. Я на них смотрела и продолжала бесконечно есть: «Это же так вкусно и всё мне, МНЕ!»
Они ушли, и началось страшное. Я не могла остановиться, меня «несло». Я ела сладости, потом я захотела вообще макароны, еле дождалась, пока они сварятся, залила их кетчупом, нарезала туда «вредной колбасы» и начала это есть. Поняла, что всё, больше мне не надо, тарелку бросила.
Захотела сдобный рулет. Понимаю, что всё, ничего не влезает, но «рулет надо съесть, у меня есть только 1 день на то, чтобы съесть всё!» Я налила стакан молока, сидела на краешке кровати и ела рулет кусок за куском, запивая его. Мне кажется, я нафаршировала себя по самое горло. Физически еда уже не влезала в меня, но я впихивала её дальше и усердно пила молоко.
Мне становится хуже. Я еле дохожу до дивана, сажусь и начинаю задыхаться. Я не могла даже вздохнуть: внутри было очень много. Я так испугалась, что сейчас вообще задохнусь и умру, что начала тихо плакать. Я сидела в утренней полутемноте, телевизор что-то бубнил, никого не было дома, и я плакала от того, что со мной, как мне тяжело и больно: как морально, так и физически. Мне стало жаль себя, как брошенного младенца.
Я потеряла сознание, не знаю, на какое время. Я не посмотрела на часы, когда пришла в себя. Я жутко испугалась: «Такого со мной никогда не было. Настя, что ты делаешь? Ты съедаешь тонны еды, а твой мозг вообще отключается из-за этого ужаса!»
Этот страх был настолько сильным, что я сразу же пресекла бинджи на последующие года 2. Ни крошки сладкого. Совсем. Я боялась, что меня снова «сорвёт» и меня вообще признают психом. Только примерно ближе к концу 2014 я начала себе изредка, со страхом позволять кусочек шоколада. На стевии (сахарозаменитель), конечно же.
Если бы я была другом такого человека, то в тот день я бы не отходила от него, обнимала и успокаивала. Но на тот момент я была одна со своей проблемой – это и было чем-то отчаянно ужасным.
Новый виток. Орторексия. Каждый день я начала есть цельнозерновые хлебцы, несколько ложек мёда, гречку, куриную котлетку, несколько фруктов и пачку творога. Всё. «Это же полезно? Это же правильно?»
Я подумала, что так можно питаться всю жизнь, почему нет? У меня не было ни единой мысли, что это сможет мне надоесть. Главное – что это безопасная еда, от которой «не разнесёт» и я ей не объемся – это же не шоколад. Так как я свято верила, что вышеуказанным набором продуктов я буду питаться годами, то я и закупала эти продукты целыми партиями. А что? Удобно! Всё равно буду всегда есть одно и то же. У меня были стопки «Хлебцов-Молодцов», я покупала куриные котлеты сразу по штук 10—15, брикеты творога у меня лежали тоже в стопках в холодильнике.
Думаю, даже Андрей (муж) прекрасно помнит, как же отвратительно воняли куриные котлеты, когда я их готовила в пароварке. Эта вонь часто стояла столбом на кухне, но все делали вид, что ничего не чувствуют. Попробуй только нос морщить, с моей стороны сразу начиналось: «Чё тебе не так? Чё тебе не нравится?! Ешь всё время свою вредную колбасу, а тут, видишь ли, мои котлеты воняют! Твоя колбаса с сосисками, думаешь, не воняют?! Чё молчишь сразу??»
Последний приступ переедания так меня испугал, что я не брала в рот ни крошки сладкого до 2014 года – я боялась спровоцировать прошлый ужас ещё раз. Я даже не мечтала о сладком. Оно ассоциировалось у меня с тем, что я задыхаюсь и убиваю себя.
«Без сладкого всю жизнь? Да легко. Что в нём такого? Я его не люблю совсем. Ну, раньше любила, да. Но сейчас я знаю, что такое „правильно питаться“ и есть гораздо более вкусные продукты. Я могу заменить вредные шоколадные конфеты на чернослив, вместо печенья риса поесть, вместо шоколада кефир попить».
Поражаюсь себе до сих пор, но я себе сказала, что теперь до конца жизни буду только за ЗОЖ и, поэтому, раз я сделала такой выбор, то сахар мне «не светит» все годы. Причём меня это ни капли не расстраивало, я ни разу не подумала: «Бедный ты человек, ради фигуры не ешь то, что ты раньше обожала. Как же булочки, сладости, как ты теперь без них?» «Выбрала ЗОЖ? Нечего гундеть, значит!» – сказала себе я и ела одно и то же из своих купленных «партий».
По мере того, как я начинала «засиживаться» на страницах правильного питания и тренировок, я стала корректировать «свою здоровую жизнь». Я подумала, что надо изменить свои завтраки, обеды и ужины, правильно составить план физической активности.
Я поняла, что то, что я ела примерно год или даже больше (одно и то же каждый день) – неправильно. Ведь нужно с утра есть овсянку (и туда можно положить всякие орехи и сухофрукты), потом нужен перекус, обед, ещё один перекус, ужин. Можно, оказывается, есть так много раз! И не только хлебцы, куриные котлеты и творог. Я была воодушевлена просто неимоверно.
Сегодня я специально открыла свой тег с завтраками и скопировала то, что я ела 19 июля в 2014 году. Я в шоке: я делала невозможное для меня сейчас.
«Завтрак 19.07.2014. Шоколадный геркулес (70 грамм в сухом виде) на воде с сушёным бразильским орехом и черносливом +1 чайная ложка оливкового масла, 5 хлебцев с фруктовым пюре и ПП-нутеллой, черешня (грамм 40), крыжовник (грамм 70—80), чашка кофе».
Кааак?!! Я думаю, мной руководил страх и слепое следование расстройству: «Так нужно. Так правильно. Потом 3—4 часа нельзя есть. Наедайся». Это приводит меня в шок.
Я сейчас совсем так не ем. Я не смогу физически. Вчера я ела на завтрак 2 яйца и 2 тонких хлебца, всё, дальше фу, не лезло + я знаю, что я могу есть всегда, и мой выбор продуктов не зависит от КБЖУ и временных рамок никоим образом. Я могу поесть 5 раз в день, а могу 10, как получится. Мне всё равно.
Чувствуете голод? Идите и ешьте.
Сегодня утром я ела привычный овсяноблин с арахисовой пастой, а в период режима он бы мне послужил перекусом, но никак не завтраком (овсяноблин – сухие овсяные хлопья, смешанные с сырым яйцом и пожаренные на сковороде).
Мои сигналы голода и насыщения восстановлены и синхронизированы. Я могу в общепринятое «время обеда» съесть что-то по мелочи, зато позже съесть что-то очень сытное и много. Сейчас организм просто не даёт мне объедаться: у меня отторжение от еды, когда я съела достаточно. Телу это не нужно.
Это необъяснимо: я понимаю, что больше мне есть не надо, и я перестаю есть. Нет никаких остаточных мыслей в стиле «может, я не наелась?» Мозг точно даёт мне понять, что съеденной еды достаточно.
Важно! Если в рекавери вы едите одно и то же – меняйте продукты. Даже если вы «привыкли» и «вам так нормально». Это отличный тест, чтобы проверить, «сколько» ещё расстройства в вас осталось.
Я, наверное, полгода каждое утро ела овсяноблин. Быстро, удобно, вкус вполне ничего. Потом я как-то съела яичницу с сосисками. Во мне поднялась тревога, хотя на тот момент я в рекавери была где-то год. Казалось, что «уже всё», ничего «страшного» больше нет, но в голове говорили: «А вдруг этот завтрак более калорийный, чем привычный? Вдруг ты с ним станешь больше?» Это было явным сигналом, что ОРПП всё ещё есть, пусть и в совсем малом количестве.
Сейчас я целенаправленно меняю завтраки, чтобы, если от расстройства во мне что-то и осталось «по углам», его точно можно было «добить».
Ешьте разную еду в разное время. Так вы будто «прощупываете» себя пальцами и ищете то, чего не должно быть в здоровом пищевом поведении.
Я научилась считать калории, сидела и разбиралась с КБЖУ, и мне это так понравилось. Нужно было каждый день играть в игру «набери нужную цифру калорий и вмести в них вот это и вот то». Я питалась на 2ХХХ ккл. Если есть на такое количество только крупы, куриную грудку, немного сухофруктов, яйца и тому подобное, то по объёмам, конечно, выйдет немало: для моего желудка в том числе. Но я всё равно ела – мне же так счётчик «сказал»!
Я выкладывала на синем бамбуковом коврике свои «шедевры»: хлебцы с кабачковой икрой, кашу с мясом, присыпанную зеленью, на десерт у меня была какая-нибудь курага. Положа руку на сердце, я блаженствовала от этого, потому что с 2011 года по 2014 я ела мало, боялась, постоянно чувствовала голод. А тут такие «застолья», на которых можно есть. Почему-то в этот период мне не было страшно, и я радовалась, что я ем много еды, и мне разрешено (мною же) это делать.
Я не люблю тыкву – поняла это буквально дня 2 назад, но в период режима я считала, что обожаю её. Я покупала твёрдый оранжевый кусок, тёрла его себе в кашу, «наслаждалась»: «Ммм, „осенняя“ овсянка». Как же я себя умело обманывала. Сейчас смотрю на неё и думаю: «Зачем она мне нужна? Как я её ела вообще?!» Мне нравилось, что тыква сладкая, а так как это не «промышленная конфета» и мне это «было можно», вот я и «обожала» её есть.
Я начала тратить тысячи на «правильную» еду – батончики без сахара, хлеб без муки (да, такой существует!) и так далее. Я могла полдня сидеть на сайтах с «полезной» едой, вздыхать, какая она дорогая, но всё равно покупать. Я заказывала печенье из кураги за 700 рублей, и считала, что оно стоит того. В магазинах, если я видела продукт без сахара – всё, упакуйте мне ящик. Неважно, сколько стоит, это же без сахара, это же полезно и правильно!
В августе 2012 я познакомилась с будущим мужем – Андреем. Мы сидели спинами друг к другу в офисе, поначалу я не знала, кто он, мы не познакомились, когда он пришёл в офис. Помещение было типа «Open space», все сидели в рядах, и именно за моей спиной сидел Чекмарев. Я так же носила на работу свою «правильную» еду, могла её есть прямо перед компьютером, эта еда воняла (холодные куриные котлеты – это ужасный запах) – не знаю, что об этом думал Андрей, да и остальные тоже. Наверное, ничего хорошего.
Мне было 19, и я работала на ресепшен снова второе лето: принимала звонки и переводила их на добавочные номера. Как-то раз я по ошибке перевела вызов на добавочный номер Андрея – ему пришёл звонок. Он написал мне в рабочий чат: «Привет! Ты неправильно перевела человека, он был не ко мне». С этого началось наше общение. Мы много болтали, смеялись, он провожал меня домой после работы, мы пили кофе в кафешках (и я под столом грызла свои полезные хлебцы, конечно).
Вскоре я осторожно рассказала ему о своих проблемах. Я не знала, что у меня ОРПП где-то до 2015 года. Поэтому я выложила ему только то, что у меня нет критических дней пару лет и я обожаю есть полезную еду. Его это даже не задело: «Ну и ешь, что угодно, мне всё равно, главное, чтобы тебе было хорошо». «И договорились!» – подумала я.
Все годы моего ОРПП Андрей старался не давать мне директив и не заставлял есть «неправильную» еду – он просто смотрел на это всё. Чем дальше я заходила в расстройстве, тем хуже реагировала на его питание: «Муж ест всё и сколько хочет всю жизнь, а мне нельзя».
В ОРПП я всегда говорила Андрею: «Ну как так?! Да если бы мне можно было бы есть всё, что угодно, я бы на твоём месте съедала шоколад тоннами!» Он на меня всегда смотрел удивлённым взглядом и говорил: «Отломи мне пару кубиков от плитки, пожалуйста. Мне хватит».
Я закармливала его. Как-то остался торт «Наполеон». Я, конечно, стоически выдержала эту «пытку», ничего не съела. Уже было где-то 11—12 часов ночи, мы почти легли, как муж говорит: «Что-то я есть хочу». Я сразу же с горящими глазами: «Торт, давай ешь торт!» Он: «Ну… Давай торт». В контейнере было немного торта, и я с ложки чуть ли не впихивала огромные куски мужу в рот, чтобы он всё съел и ничего не оставил.
Наверное, со стороны это романтично, когда ты кормишь любимого человека с ложки тортом и всё такое, но у меня были совершенно иные цели. Мне нужно было всё ему скормить и удовлетвориться, что в нём много калорий, а во мне ни одной. Вот такая романтика.
2013. Иногда Андрей предлагал провести день вместе, а потом остаться у него. Я часто отказывалась, понимая, что мне придётся тогда собирать по граммам всю мою еду, тащить её в пакетиках и баночках, потом всё это доставать, готовить у него. Волокита. Лучше дома посижу. Он не понимал, расстраивался (ещё бы!). В итоге он мне как-то раз сказал: «Насть, я готов отвозить тебя с твоими баулами еды, бери, что угодно, хоть полдома забирай, но я хочу проводить с тобой время, понимаешь?»
Я открывала приложение-счётчик калорий и начинала собираться. 15 грамм какао ссыпала в банку из-под детского пюре, 5 грамм кунжута – в другую банку. Овсянка – 2 приёма – по 60 грамм надо разложить в 2 контейнера. В пакетик – овощи. Если огурец весит не 150 грамм, а 160 – надо, значит, отрезать лишние 10: «Никииит, иди огурец доешь!»
Когда я собирала еду на 1—2 дня, то из всех собранных контейнеров, банок и пакетиков на столе образовывалась огромнейшая гора. Потом всё паковалось в рюкзак, и Андрей всё это вёз к себе домой. Таким образом я соглашалась оставаться с ним: иначе я нервничала, злилась, что нет моей еды и прочее – это портило всё.
Один случай меня ошеломляет по сей день, потому что я смотрю на него другими глазами. Андрей снова предложил провести выходные вместе. Опять мы договорились, что он повезёт баулы с моей едой. Я всё собрала, отмерила, взвесила, мы собрались и пошли в метро. Едем, болтаем. Потом я достаю телефон и понимаю, что он – не мой. У нас с отцом на тот момент были одинаковые модели, только у моего телефона корпус был чёрный, а у его – тёмно-синий, поэтому я не заметила разницы и схватила папин.
Я вытаскиваю телефон из кармана, сначала не понимаю, потом смеюсь: «Ахахах, телефоны перепутали!» Затем мне как ударит в голову: «В твоём телефоне остался счётчик калорий, там написано, что и в какой приём есть, что теперь делать??» Я понимала, что если мне не увидеть, сколько, чего и когда съесть, то я буду голодать и не возьму ни крошки еды в рот. Передо мной дома на столе лежала куча взвешенных продуктов, но мне их нельзя есть без счётчика: какую еду мне нужно есть в определённое время?
У меня была огромная паника. Я чувствовала беспомощность. Набираю отцу. Говорю, что мы перепутали телефоны, и прошу его сделать фото экрана (скриншот) в моём приложении. Он не понимает, как это. Я начала его учить. Вроде он понял. Заскринил, выслал по электронной почте (!). Когда я увидела изображения, у меня будто упала гора с плеч: «Я смогу поесть в эти выходные!» Тревога отступила.
Без приложения я была похожа на грудничка, который не в состоянии питаться самостоятельно: я не умела есть в прямом смысле. Я полностью положилась на программу, причём я не думала, что это плохо. «Правильное питание требует подобного поведения!» – считала я.
Жизнь шла своим чередом, я училась в ВУЗе (причём училась с перфекционистским настроением: «Либо получаешь 5 баллов, либо ты самая тупая») и всегда думала о еде. Мысли о ней пронизывали абсолютно все события, которые происходили со мной. Мои приёмы пищи должны были быть ровно в то время, которое я себе установила: «Хочешь есть в 13:05, а обед в 14:00? Плевать, сиди и жди голодная».
Если какое-либо мероприятие «портило» мне расписание приёма пищи, я очень злилась на весь мир.
В 2012 году у меня был режим «есть 4 раза в день, но очень сытно». Завтрак – пачка хлебцев и мёд. Перекус – такой же. Обед – гречка и 1 куриная котлета на пару. Ужин – фрукты и пачка творога 0% жирности. Так я ела, абсолютно ничего не меняя, больше года. Каждый день. Я считала эту еду безопасной, поэтому, съедая её, я не чувствовала тревоги. Как-то я собиралась на две пары в универе и решила съесть 2 приёма пищи подряд: перекус и обед. Зато с собой ничего не брать.
Когда я пришла в ВУЗ, оказалось, что пар не будет. Все одногруппники с радостью побежали к метро, зато я была расстроена тем, что я зря съела сразу «две еды». Я писала Андрею: «Я могла и не есть так много, если бы знала! Что мне сейчас дома делать?? Я же привыкла приходить домой и снова есть! А тут я приду не к ужину, а часа на 3—4 раньше! Это же надо, две пары отменили! Бесит!»
Меня. Больше. Ничего. Не. Волновало. Либо я ем, либо я жду, когда буду есть.
Я начала замечать, что немного потеряла в весе – это видит и Андрей: «Насть, по-моему, ты похудела…» «Ой, да нет, что ты! – говорила я, – тебе кажется, я ем хорошо!» На самом деле я подумала: «Офигеть! Я похудела! Вот это да! Отлично! Мне всего лишь нужно было узнать о КБЖУ».
2013 год прошёл однообразно, в моей жизни ничего не происходило, я была роботом в человеческом обличии. Я училась, ела по режиму и тренировалась – это основной набор моих действий, который я запомнила. Мне кажется, я не жила в 2013-м, я пропустила его, пока «спала».
Я не чувствовала эмоций. Меня не существовало, как живого человека.
2014
Апрель 2014. Я замечаю страницу одной девушки о правильном питании. Я решила, что тоже заведу такую и буду рассказывать людям о том, как это чудесно. Я просто горела этой идеей, я ещё никогда не хотела так сильно что-то сделать. «Я же уже стооолько знаю о правильном питании, да я научу этому всех лучше, чем кто-либо! Я же с 2011 в этом всём, уже как 3 года!»
Новый виток. Я завожу страницу @pp_vsegda (за несколько лет её существования она успела побыть @pp_ne_vsegda, а затем превратилась в @_i_am_enough_). Андрей, как узнал, что я написала в шапке профиля, полдня ухохатывался. Потом он сообщил это моему отцу – папа тоже смеялся. Сейчас и мне это очень смешно, но тогда я обижалась и не понимала, что я сделала не так. В шапке я написала примерно это: «Аккаунт закоренелой ПП-шки! ПП с 2011 года, учимся есть правильно! Присоединяйтесь!»
Орторексия ужесточается, но, с другой стороны, я вдруг понимаю, что, если я приготовлю какое-либо «запретное» блюдо, но «правильным» путём, то мне это можно будет съесть.
Когда я приходила в магазины с огромными полками фруктов и овощей, я себе говорила: «Я же столько могу съесть! Целые полки растительной еды, которую мне можно! Полки с молочкой до 2% – можно! Полка с хлебцами – можно! Полка с мёдом – можно! Но дома, когда кто-то ел «нельзя-еду» в моей душе переворачивался огромный тяжёлый булыжник.
Наступает период, когда я пытаюсь извернуться. Я готовлю «пэпэ-шарлотку», в которой тесто из отрубей и яйца, публикую фото в соцсети, подписываю: «Ну, наконец-то! Испекла „шарлотку“, которую мне можно!» С каким же счастьем я её ела! Я готовила «пэпэ-торты»: намазывала на круглые хлебцы творог с сахзамом и порошком какао, потом оставляла пропитываться на ночь в холодильнике, и затем с утра я восхищалась, что «я на ПП, но могу есть торты; они прямо как вредный бисквит на вкус!»
Психологически мне было значительно легче, чем в 2011—2013 годах. Я успокоила себя, что любое «вредное» можно превратить в «полезное», «всего лишь приготовив его из других продуктов». К тому же я продолжала есть на 2ХХХ ккл и ела даже не до сытости – я объедалась таким количеством еды. Я доедала каждый приём пищи до конца в любом случае: «Это же всё полезно, так положено по счётчику, значит, надо съесть».
На начальных стадиях ОРПП я начиталась всяких «правильных» рецептов и скупила все виды муки в супермаркете. У меня была и нутовая, и овсяная, и рисовая, разные: прямо целая полка упаковок с мукой. Я так воодушевлённо пекла с ними «пэпэ-печенье» и прочие «прекрасные» вещи. Когда ОРПП усугубилось (я подумала, что мне муку всё-таки не есть есть), то я перестала всё это печь, а мука стояла до тех времён, пока в ней не завелись насекомые. В каждой пачке было израсходовано от силы 20—30 грамм. Практичность – мой конёк.
Помню, Андрей заходит за мной гулять, было лето, а я сижу перед своим обедом – горой «правильной» еды – уже еле впихиваю, но ем до последнего. Он говорит: «Ну, пойдём уже, Насть, доешь потом, ты же наелась». Я: «Андрей, подожди ты 5 минут, мне-то тут осталось!»
Однажды мы с Андреем пошли в парк. Мы решили просто прогуляться, посидеть на траве, подышать свежим воздухом. Естественно, я не могла пойти гулять просто так. Мне нужно было собрать правильный перекус. Сначала я запекла баклажан в духовке, красиво его сфотографировала, потом я порезала овощ на куски и накидала в контейнер. «Ну а что? Сфотографировала, опубликую фото в 17:00, зачем мне теперь эта баклажанная красота нужна?»
Читать бесплатно другие книги:
