Разъяренный повар. Как псевдонаука не дает нам нормально поесть Уорнер Энтони

11

Сила древней мудрости

• Я не ведусь на древнюю мудрость.
• Я не верю, что живучесть идеи говорит
• о ее ценности.

Тим Минчин, песня «Белое вино на солнце»(White Wine in the Sun)

Все токсины оседают в виде налета на языке, так и хочется от них избавиться. Я использую скребок для языка. Вы можете купить такие в индийских аюрведических магазинах.

Жасмин Хемсли

Беспомощнее всего велнес-индустрия выглядит, когда цитирует древние мудрости, чтобы что-то доказать. Так, на сайтах, которые посвящены здоровому питанию, для обоснования всевозможных нелепостей часто цитируют Гиппократа, например популярное: «Пусть пища будет твоим лекарством, а лекарство – пищей» и «Все болезни начинаются в кишечнике». В велнес-сообществе высказывания «отца современной медицины» считаются истиной в последней инстанции. Но Гиппократ говорил и следующие замечательные вещи: «Евнух никогда не болеет подагрой и не лысеет» и «Врач, не знающий астрологии, не имеет права называть себя врачом». Просто эпоха была совсем другой, и наше понимание Вселенной здорово развилось со времен Гиппократа. Несмотря на то что его влияние на современную медицину не подлежит сомнению и его работы вывели лечение на новый уровень, Гиппократ многого не знал и во многом ошибался. Любую ерунду можно подкрепить древней цитатой, но это не значит, что такие цитаты имеют отношение к современной медицине. И вот мы подходим к седьмому правилу Разъяренного повара и к теме этой главы: они будут цитировать древние мудрости и ожидать, что вы примете их как факт.

К сожалению, недостаток доказательств не мешает многим древним мудростям оказывать сильное влияние на велнес-индустрию и индустрию здоровья. За исключением цитат Гиппократа, мудрости Древней Греции рассматриваются редко, и многие архаичные системы медицинских убеждений, связанные с христианством и исламом, тоже игнорируются. Как мы видели на примере Роберта Янга и его увлечения плеоморфизмом, многие современные бредни, связанные с питанием, восходят к противоречиям, расколовшим медицинское сообщество на рубеже XIX – XX веков. Более подробно мы поговорим об этом в следующей главе. А сейчас я хочу сосредоточиться на двух гораздо более древних системах убеждений, которые уже долгие годы сильно влияют на сообщества, связанные с альтернативной медициной и питанием. В этой главе мы рассмотрим традиционную китайскую медицину и практики аюрведы, чтобы понять, почему они так живучи и что могут рассказать нам о новых причудах, связанных с питанием.

В великолепной книге «Кухня и империя» Рейчел Лодан в деталях описывает традиционные системы кулинарных убеждений, которые развились после появления сельского хозяйства, и выявляет точки соприкосновения между ними. Христианство, буддизм, иудаизм и ислам радикально трансформировали эти древние системы по всему миру, но не уничтожили их полностью, и на то были причины.

Древние «истины» или то, что от них осталось, передавались из поколения в поколение на словах, устно. Письменных учений сохранилось не много. Из-за древнего и загадочного происхождения этих «истин» велик соблазн посчитать их чем-то органичным и благотворным. Религиозные правила питания редко выходят за пределы веры. Но смутная духовность, лежащая в основе аюрведы и китайской медицины, спокойно вписывается в современную альтернативную культуру, особенно та ее часть, что касается диет.

Эти системы во многом основаны на принципах иерархии: все на земле имеет свое место, занимает свою ступень кулинарной лестницы. Растения питает земля, животные едят сырую плоть или растения, и только люди употребляют в пищу приготовленные зерна и приготовленное мясо.

Контролировать свою пищу – значит отделять себя от животных. Готовка и сельское хозяйство сделали нас цивилизованными, это привело к развитию торговли и появлению городов-государств. В древних религиях во всем мире приготовление пищи на огне зачастую связывалось с очищением: жар – это трансформация, он означает расстояние, которое отделяет нас от дикого мира природы.

В основе большинства древних убеждений, связанных с едой, лежат общие темы, в первую очередь разделение Вселенной на элементы. Во времена Гиппократа говорили, что это воздух, огонь, земля и вода и что они соотносятся с темпераментами, которые определяются жидкостями тела (кровью, желтой желчью, черной желчью и лимфой). Считалось, что преобладание того или иного элемента или темперамента может провоцировать болезнь, определяет характер и другие качества. Потребление еды влияет на уровень жидкостей и темперамент, так что с помощью еды можно лечить или, наоборот, причинять вред. Похожие идеи пронизывают и аюрведические системы в Индии, а также существуют в рамках традиционной китайской медицины.

Во многом близкая убеждениям, принятым в древнегреческой медицине, аюрведа концентрируется на существовании трех дошей, или жизненных сил. Они называются Вата, Питта и Капха, наполняют космос и человеческое тело. Их баланс определяет характеристики каждой части Вселенной. Вата сопряжена с дыханием и воздухом, Питта – с огнем и пищеварением, а Капха – с водой и здоровьем. С дошами связаны три темперамента – Раджас, Саттва и Тамас, на которые влияет потребление различной пищи. Раджас считается активным, горячим и страстным, связанным с кровью, в большом количестве содержится в мясе. Саттва – сбалансированный, холодный и чистый. Он присутствует в теле в обличии молока и спермы, содержится в рисе, масле и сахаре. Тамас – инертный, тяжелый, тупой, темный и злой. Его материальный эквивалент – жир, и он содержится в несвежих продуктах.

В аюрведе широко распространено убеждение, что темперамент человека можно изменить с помощью различной еды. Также считается, что соотношение между дошами определяет твое место в космосе. Эту мысль часто использовали, чтобы укрепить социальную иерархию высокой и низкой кухни. Она также ведет к убеждению, что место, где ты родился, – это место, где баланс твоих темпераментов наиболее соответствует балансу во Вселенной. В древнем мире аюрведы покинуть место своего рождения – физически или социально – считалось очень опасным для здоровья. Бедняки работали на земле, на которой родились, и ели бедную еду, поскольку ошибочно верили, будто перемены сделают их больными.

Легко представить, как эта система эволюционировала, чтобы держать людей в узде, уничтожать амбиции и лишать мобильности, убеждать бедняков оставаться бедняками и сохранять элиту неприкосновенной. Вот она, древняя мудрость, которая оправдывала ксенофобию и классовое деление. Это была культура эссенциализма, в рамках которой диета определяла твои человеческие качества и все аспекты твоего здоровья. Переходить границы, пытаться изменить свою жизнь, поверить во что-то, кроме судьбы, предопределенной с рождения, значило идти против воли Вселенной.

Традиционная китайская медицина тоже связана с убеждениями, принятыми в древнегреческой медицине. Она тоже делит мир на небольшое количество элементов. Правда, тут все немножко сложнее. Система основана на пяти элементах – дереве, огне, земле, металле и воде. Им соответствуют разные вкусы, запахи, цвета и различные органы тела. Во главу системы китайская медицина ставит концепцию баланса противоположных сил – инь и ян.

Считается, что все болезни спровоцированы дисгармонией и дисбалансом элементов, неправильным взаимодействием между телом и окружающей средой. Диагностика запутанна, непонятна, зависит от целого ряда специфических действий. Их сложность определяла статус и доход практиков китайской медицины. Зачастую при схожих состояниях рекомендуется различное лечение – в зависимости от самого пациента и его индивидуального «паттерна дисгармонии». Большинство лекарств готовятся из растений и животных и призваны восстановить утерянный баланс. В этой традиции еда тоже может поддерживать и восстанавливать равновесие различными способами. «Охлаждающие» продукты, такие как яйца, тофу и огурцы, питают инь. Их используют при лихорадке, тревожных расстройствах и реалистичных сновидениях. «Согревающая» еда, такая как цыпленок, имбирь и уксус, питает ян. Все это надо есть, чтобы вылечиться от вялости, вздутия и боли в животе.

Аюрведическая и традиционная китайская медицина развивались в ту пору, когда устройство человеческого организма было малопонятным. Они во многом основаны на ложных допущениях и непонимании сути вопроса. У концепции дошей, темпераментов и элементов нет реального основания, нет настоящей связи с человеческой физиологией. Все эти механизмы и многочисленные способы лечения не что иное, как псевдонаука. И тем не менее эти системы пережили тысячелетия и до сих пор живы – несмотря на отсутствие доказательств их эффективности. Пусть некоторые лечебные средства показали свою бесполезность или даже оказались вредными – это не мешает велнес-гуру постоянно преподносить древние мудрости как истину, как факт.

Аюрведа верит, что токсины оседают на языке и что его надо отшкрябать. Китайская медицина до сих пор перемалывает носорожьи рога, чтобы приготовить лекарство от бесплодия, а мидии, креветки и горчицу советует использовать при расстройствах желудка. Непобедимый шарм этим концепциям обеспечивают весьма похожие темы, идеи баланса и гармонии со своим местом во Вселенной – заманчиво простой взгляд на мир, который так нравится нашему инстинктивному мозгу. Но во многом эти идеи развивались ради власти и подчинения слабых, чтобы держать народ под контролем и предотвращать социальные перемены. Древние «истины» выжили и расцвели благодаря своему мощному посылу, и хотя причины, по которым они эволюционировали, сегодня нам совершенно не близки, им удалось сохраниться, хотя бы фрагментарно, до наших дней.

То, что их приняли многие эзотерические и велнес-движения, можно объяснить и отсутствием четкой связи с конкретными религиями и ощущением чистоты древней мудрости. Они как бы не запятнаны современными корпоративными силами. К сожалению, наука и доказательная медицина ассоциируются с коррупцией, жадностью и пагубным влиянием крупных фармацевтических компаний. Поэтому левым и адептам эзотерических движений древние системы верований кажутся такими привлекательными: в них есть что-то странное, магическое, кажется, будто они возникли до начала времен. Ирония в том, что источник этих убеждений, особенно аюрведических, – в самом грубом социальном элитизме, который только можно себе представить. Следить за древними мудростями имеет смысл, но только если вы не доверяете экспертам.

Ученый, специалист по когнитивной психологии, профессор Стивен Пинкер сказал мне:

«Древность советов – это индикатор, который показывает, что они прошли проверку временем и что они лучше, чем случайный совет какого-то парня, который его придумал на ходу. С появлением науки мы знаем, что древние советы – это зачастую полная чепуха, знаем, потому что у нас есть причина верить научным методам, самоконтролю научного сообщества: оно ведь старается приблизиться к истине. Но когда мы не можем быть в этом уверены, мы ищем любой знак, подтверждающий, что люди знают, о чем говорят. Древность – это лучше, чем ничего».

В таких обстоятельствах древние мудрости приобретают огромную привлекательность и могут выиграть в соревновании с более разумной, но менее прикольной информацией.

Есть и другие причины, по которым в древние мудрости так долго верят. Вот как считает историк питания Рейчел Лодан:

«С информацией о еде и здоровье, которой мы располагаем сегодня, практически невозможно управиться. Зачастую она подается не в наименованиях продуктов, которые мы едим, а в странных названиях сложных микроэлементов. Мы едим пищу – не пищевые пирамиды, а послания из мира науки порой тяжело перевести на язык еды. Китайская и аюрведическая системы более удобны в использовании, их легче применять. Если вы простыли, то вот вам набор простых кухонных правил, которым вы можете следовать. И в этом до сих пор имеется некоторый смысл. Они вдохновляют людей есть всего по чуть-чуть и, пожалуй, никак особо не вредят».

Всегда интересно разобраться – действительно ли приверженность ложным убеждениям имеет значение, действительно ли она вредна. Я считаю, что главная опасность в том, что древняя мудрость – это ворота в мир псевдонауки, а оказавшись в нем, можно пойти по весьма опасным дорожкам. И хотя философия еды, которую я здесь упоминаю, в целом сводится к хитро сформулированным посланиям о балансе и многообразии, в китайской и аюрведической системах существует много специфичных потенциально опасных видов лечения.

Вот, например, аристолохия – растение, которое применяется в традиционной китайской медицине. Во многих странах его запретили, после того как обнаружилась связь между его использованием и болезнью почек, а также злокачественными опухолями мочевыделительной системы.

Или вот еще пример. В аюрведе существует традиционная практика Раса Шастра – добавление металлов в растительные препараты. Считается, что из-за нее во многих аюрведических средствах содержание свинца и ртути повышается до опасных значений.

Моя книга – о питании, а не об альтернативной медицине, так что не буду останавливаться на этом подробно, но существует много примеров того, как люди отказываются от эффективного традиционного лечения ради опасной древней псевдонауки. Также китайская медицина нанесла урон целому ряду исчезающих видов во всем мире – на животных охотились и чуть не истребили ради воображаемых медицинских целей. Похоже, что принятие диетических установок из древних систем может с легкостью подтолкнуть людей к опасным и вредным видам лечения, которые с такими системами тесно связаны.

Эти системы убеждений существуют тысячи лет, и технически называть их придурью нельзя. Они развивались не для того, чтобы маскировать установку на похудение. Даже наделяя продукты несуществующими медицинским свойствами, в целом они не наносят большого вреда, а кроме того, объясняют, как могут развиваться и расти ложные представления о еде.

Все древние системы говорят о загадочных силах, пронизывающих мир, – о балансе, контроле и эссенциализме. Все они рассматривают еду как внешнее проявление нашей сущности, наполнены морализмом и символами статуса. Им всем якобы ведомы причины болезней и доступны простые объяснения любых физических страданий. Все они сваливают вину за плохое здоровье на больного и говорят, что это его грехи стали причиной недугов.

То же самое можно сказать о нынешних диетических культах. Наиболее успешные современные теории объясняют болезни простыми причинами. Все они винят в плохом здоровье самих больных и отгораживаются от случайностей, которыми зачастую обусловлены страдания. Они тоже переполнены статусными символами, возможно, даже тоской по новой «высокой» кухне, где зеленые детокс-соки и щелочная вода отделяют немногих привилегированных от множества бесполезных бедняков.

Идея, согласно которой мы потеряли баланс, привлекательна. Она обозначает чувство, что всё каким-то странным, необъяснимым образом не в порядке. Возможно, это началось не с еды, а с чего-то иного. Мы представляем, что могли бы быть лучше, ощущать себя сильнее, быть более бдительными и более живыми. Нас легко убедить в том, что нам чего-то не хватает, что мы слегка рассинхронизировались с миром. Нам кажется, будто у других людей больше энергии, жизненной силы, и волосы у них более блестящие. Мы хотим раскрыть некий секрет. Древние мудрости и современные причуды, связанные со здоровьем, предлагают восстановить загадочный потерянный баланс. Человек в смятении, он отчаялся понять, почему его жизнь не так совершенна, почему она не отвечает стандартам, заданным медиа.

За связью с современной псевдонаукой стоит кое-что важное, чему неубиваемые древние мудрости могут нас научить. Как отмечает Рейчел Лодан, они транслируют свои послания в привлекательной манере. Они имеют прямое отношение к этому миру, к тому, как люди питаются, связывая еду со здоровьем. Со своими банальными установками и инстинктивной привлекательностью они вписываются в современный образ жизни. Зачастую они транслируют сообщения, которые подталкивают к сбалансированной диете и к многообразию пищи, а не к придурковатым ограничениям, которые сегодня в моде, дают совет, который вписывается в жизнь людей.

Научное понимание мира – лучшая и самая современная мудрость, какая у нас есть, символ поразительного прогресса, который мы совершили. Но несмотря на весь накопленный объем знаний, наука зачастую не может распространять свои послания с такой же четкостью и делать их такими же подходящими для адресата, как древние мудрости. Они не скажут нам ничего полезного о здоровом питании. Но, возможно, научат нас кое-чему из области пиара.

12

История шарлатанства

Древние мудрости китайской медицины и аюрведы, а также представления Гиппократа о темпераментах сегодня могут казаться нам странными. Но в домедицинскую эпоху подобные убеждения считались вполне понятными. Это было лучшее, что доступно людям. Порой лечение приносило больше вреда, чем пользы, но когда болезнь атакует, появляется желание вмешаться, даже если вмешательство в конечном итоге бесполезно. За последние несколько сотен лет развилось много странных, нелогичных убеждений относительно еды и здоровья, и это неудивительно, ведь едой и здоровьем обеспокоено любое общество. Многие ЗОЖ-гуру за это время пришли и ушли, многие исчезли без следа. Но влияние некоторых ощутимо по сей день.

Пожалуй, первый глубоко заблуждавшийся гуру здорового питания, оставивший после себя письменные свидетельства, – это ботаник Уильям Коулс, живший в XVII веке. Большое влияние на него оказали труды немецкого мистика Якоба Бёме. Коулс популяризировал «док трину подписей»: якобы продукты, особенно лекарственные растения, наглядно демонстрируют характеристики, дающие визуальные ключи к их оздоровительным возможностям. Корни этой концепции уходят в религию, в идею о том, что Бог хотел показать человечеству, какую пользу могут принести его дары. Такая вот божественная игра в медицинские угадайки. Считалось, что грецкие орехи должны помочь при заболеваниях мозга, весёлка обыкновенная (Phallus impudicus) избавит от мужского бесплодия, а очанка лекарственная – ее цветки напоминают пару ярких голубых глаз – должна справляться с глазными инфекциями. Коулс объяснял это так:

«Хоть грех и сатана погрузили мир человеческий в пучину немощи, благодать Господня, что наполняет все его творения, сильна. Она позволяет травам расти на горах ради пользы человеческой. Придал им Господь не только очертания определенные, но и обозначил их подписью своей, чтобы каждый сын божий прочитал, как сие растение использовать».

Конечно, это глупо и совершенно неправильно. Интересно, что, пожалуй, громче всех о том, насколько это глупо и неправильно, кричал Самуэль Ганеман, отец-основатель гомеопатии[16]. Он описывал эту теорию как «безумие древних врачей». Когда кронпринц шарлатанов объявляет вас шарлатаном, это значит, что вы, видимо, ступили на зыбкую почву. Однако справедливости ради надо отметить: ряд гомеопатических снадобий основан на растениях, которые использовал Уильям Коулс. То есть использовать экстракт растения сам по себе – это глупо, но Ганеман был уверен, что если развести его так, чтобы ничего, кроме воды, не осталось, эффективность растения можно будет объяснить.

Системы убеждений, похожие на «доктрину подписей», до сих пор существуют во многих культурах. Они считаются реликвиями дописьменной языковой эпохи. Их использовали, чтобы создать визуальные ассоциации, помогающие уяснить медицинское предназначение растений[1]. Эти ассоциации, скорее всего, возникали после того, как были обнаружены некие медицинские свойства, и служили своего рода системой запоминания информации в эпоху, когда еще не было справочников и поисковых систем. Со временем они каким-то образом смешались с эссенциализмом и религиозными убеждениями, и то, что начиналось как простое подспорье в запоминании, стало доказательством божественного промысла.

Забавно, как часто пересекаются еда, здоровье и религия. От идей Уильяма Коулса до наших дней дошло многое: например, мидии и устрицы по сию пору наделяют свойствами афродизиаков, очевидно, потому, что они напоминают женские гениталии. Верится с трудом, но «доктрина подписей» сейчас переживает что-то вроде ренессанса: на множестве сайтов с уклоном в эзотерику и натуропатию лечебные возможности различных продуктов рассматриваются на основе ее принципов.

В георгианскую эпоху (1714–1830) «доктрина подписей» сдала позиции – возможно, в силу распространения продуктов из Нового Света, таких как картофель и кукуруза. В привычную систему убеждений они не вписывались – в конце концов, картофель выглядит просто как картофель. Магическое мировосприятие, вероятно, стало ассоциироваться с ушедшей эпохой – мир начали завоевывать научные идеи. Последним английским монархом, практиковавшим обычай «королевской хвори», основанный на вере в то, что прикосновение к монарху поможет исцелиться от недуга, была королева Анна. Ее смерть в 1714 году ознаменовала зарю эпохи Просвещения и конец древнего мистицизма.

Увы, в георгианскую эпоху началось и увлечение «индивидуальными путешествиями в мир здоровья». Многие дневники того времени фиксируют фанатичный интерес к перистальтике кишечника и весу. В некоторых отношениях с тех пор мало что изменилось, и нам повезло, что интернет-блоги появились лишь недавно.

Величайшим шарлатаном по части диет в то время был бесчестный шотландский доктор Джордж Чейн, которого можно назвать отцом-основателем системы «самолечения с помощью питания». Соотечественник и друг Исаака Ньютона, Чейн, пожалуй, первый человек в истории, который подходит под шаблон ЗОЖ-блогера, запатентованный Разъяренным поваром. В своей популярной книге «Английская болезнь» он писал:

«Приехав в Лондон, я внезапно переменил всю мою манеру жизни… Мое здоровье через несколько лет подверглось величайшему страданию, обусловленному столь внезапными и грубыми переменами. Я стал чрезмерно грузен, одышлив, впал в сонливость и вялость… В то время ноги мои целиком покрылись цинготными язвами. Сочившийся из них гной непрерывно разъедал кожу, и передние части обеих ног были одно сплошное воспаление».

Наслаждаясь жизнью лондонского высшего света, он стал страдать от ожирения и в какой-то момент достиг веса в 32 стоуна[17], но кризис здоровья заставил его переключиться на умеренность и воздержание. Он решительно удалил мясо из своего рациона, весьма существенно похудел и начал проповедовать отказ от мяса своим многочисленным богатым и влиятельным пациентам. Чейн также выпустил об этом целый ряд назидательных книг, язык которых напоминает язык современных блогеров, которые пишут о чистопитании. В своих «Эссе о здоровье и долгожительстве» он отмечает, что его диета «создана для тех, кто в состоянии и хочет воздержаться от всего вредного, отказаться от соблазнов, следовать правилам, соблюдение коих способствует приемлемому уровню здоровья, легкости и свободе духа».

Как и современные проповедники ЗОЖ-причуд, он верил не только в то, что его диета способствует потере веса, но и в то, что она способна отменно лечить от недугов. В «Английской болезни» он наделяет свою «овощную и молочную диету» впечатляющими целительными возможностями. Единственное, что Чейн мог бы перенять у современных блогеров, – это чуть более цепляющее название изобретенной системы питания.

«Есть случаи, при которых овощная и молочная диета решительно необходима, – например, острая и хроническая подагра, ревматические, раковые, проказные и золотушные расстройства, острые нервные колики, эпилепсии, сильные истерические припадки, меланхолии, чахотки и прочие расстройства, упомянутые в предисловии, а также последние стадии всех хронических душевных расстройств. Мне редко доводилось видеть, чтобы при подобных расстройствах такая диета не показала в конце концов хороший результат».

«Английская болезнь», упомянутая в его важнейшем труде, – это не ожирение и не какой-то другой физический недуг, от которого, как он утверждает, может вылечить его диета. Чейн верит, что главная ее сила – в лечении психической болезни и что ожирение происходит от меланхолии, вызванной роскошью и избыточностью современного городского образа жизни. В своих более поздних работах «Естественный метод лечения болезней тела» и «Расстройства ума, зависящие от тела» он пишет, что его диета – «верное и настоящее противоядие и профилактическое средство от головокружения, сбоев и беспорядков в рассудке и действиях, потери мыслительных способностей, памяти и чувств».

Чейн – причудливый и сложный персонаж, до странности напоминающий современного ЗОЖ-гуру (хотя мне ничего не известно о том, чтобы он женился на болезненно-скучной музыкантше и дал своим детям смешные имена). Он был с головой погружен в безбедную, элитарную жизнь и потерял всякую связь с реальностью. Его мысль, что ожирение – главная болезнь эпохи, резко контрастирует с ужасающей нищетой и лишениями, которые вынуждено было терпеть большинство городского населения. Для всех, за исключением редких избранных, мясо было роскошью. О том, чтобы исключать его из рациона ради здоровья или по соображениям этики, нечего было и думать. Настоящей «английской болезнью» были социальное неравенство и антисанитария городской жизни. Размышления Чейна так же смешны и слабо связаны с реальностью, как жалобы инста-селебритис на изнеможение, воображаемую непереносимость и спутанность сознания.

Диета Чейна, похоже, одной из первых потворствует исключению из рациона определенных продуктов якобы ради здоровья. В его время это было возможно только благодаря богатству и роскоши, но интересно посмотреть, какие всходы дала такая идея. Чейн открыто говорит о моральном отвращении к потреблению мяса, плохо скрывая отсылку к религиозной воздержанности и чистоте. Это не похоже на современных ЗОЖ-гуру: они повторяют многие заветы Чейна, но прячут морализаторскую подоплеку. Зато притянутые за уши, выдуманные ЗОЖ-правила остаются во многом такими же, и байки вместо доказательств, и евангелическое рвение, основанное на личном опыте, тоже. Чейн был одним из первых, кто связал пищу и здоровье с моральными ценностями, особенно в вопросах вегетарианства. Все это продолжится в викторианскую эпоху и дойдет до наших дней. Чейн жил привилегированной жизнью, был вдохновлен своим выходом из кризиса здоровья и сигнализировал миру о своих добродетелях с помощью воздержанности и отказа от мяса. Никого не напоминает?

В викторианскую эпоху шарлатанство пошло в массы. Урбанизация, доступность газет и рекламы, а также осознание власти науки и технологий перевели шарлатанство на новый, опасный уровень. Большое влияние получили бренды, продающие противные и опасные сиропы и ликеры. «Ликер Годфри» и «Успокаивающий сироп миссис Уинслоу», оба – детские лекарства на основе опиума. Эти средства называли нянькой для бедных – они были более дешевым и эффективным способом прекратить голодные детские крики, чем еда. Из-за таких снадобий множество детей умерли от голода – этот скандал редко упоминается. Трудно сказать, сколько детей погибло от пристрастия к опиуму, поскольку большинство смертей списывали на голод и недоедание, но в XIX веке использование таких опасных средств было широко распространено.

Популярностью пользовались и другие странные запатентованные лекарства, сопровождаемые дикими утверждениями, будто они могут вылечить от огромного количества всевозможных болезней. Пожалуй, самым продаваемым из этих лекарств был волшебный «Эликсир Даффи», разработанный церковнослужителем Энтони Даффи. По сути, это слабительное, разведенное в джине, но преподносилось оно как многообещающий препарат с невероятной целебной силой, способный воздействовать на широкий спектр болезней, – распространенная тактика шарлатанов, одержимых желанием охватить как можно больше потенциальных покупателей. Эликсир Даффи позиционировался как лекарство от подагры, цинги, колик, душевных расстройств, рахита, газов и многих других недугов. Им повсеместно «лечили» младенцев и маленьких детей – понятно, что они успокаивались, выпив джина.

В то же время в изолированных группах процветало вегетарианство – движение, в основе которого лежали политическая активность и протест против верхушки. Многие религиозные группы, социалисты и феминистски отказывались от новой, второсортной викторианской кухни, выбирая отказ от мяса и вызов традиционному укладу. Во многом это движение развивалось благодаря романтизации доиндустриального прошлого и растущему недоверию к современному индустриальному обществу.

Хотя отказ от мяса был зачастую политическим жестом, ложные ассоциации со здоровьем распространялись тоже. Новые адепты вегетарианства связывали мясо с грязью и болезнями, говорили, что оно наполнено паразитами, разносит инфекции, что его потребление приводит к раку и подагре. Тут мы видим зарождение морализаторской псевдонауки, видим, как неправда используется, чтобы усилить концепцию.

Викторианские вегетарианцы создали целый ряд обществ и регулярно бросали вызов мясоедам на спортивных соревнованиях. Они были одержимы желанием доказать свою силу и энергичность. Разочарованные в урбанистической жизни группы интеллектуалов конца XIX века видели в доиндустриальном, сельском образе жизни свой идеал. Дикую нищету, болезни и недоедание, которые царили в этом потерянном рае, они при этом игнорировали.

Помимо мяса, демонизировали и белый хлеб – в основном по политическим и религиозным причинам. Для многих демократизация белого хлеба, который до недавних пор был доступен только элитам, стала символом того, что мир испортился. Активисты мечтали вернуться к традиционным способам помола, а заодно и к более простому образу жизни, в которой нет места страхам перед современностью.

А бояться тогда было чего. В городах царили антисанитария, холера, брюшной тиф. Широко распространялись желудочно-кишечные заболевания, система продовольственного снабжения была далека от совершенства: продукты могли содержать различные примеси. Муку зачастую подменяли мелом, штукатуркой или квасцами, чтобы только удовлетворить ненасытных потребителей. Пиво и молоко сплошь и рядом разводили водой. Очень частыми были случаи, когда недобросовестные или невежественные производители портили продукты.

В 1858 году кондитер из Бредфорда по имени Джозеф Нил случайно покрыл партию мятных конфет мышьяком, который он купил, думая, что это дешевый пищевой имитатор – гипс. Сотни людей заболели, а двадцать один человек погиб. Начались общественные протесты, стали говорить о том, что необходимо регулировать производства, дабы избежать фальсификации продуктов питания.

В викторианскую эпоху бедные городские жители полностью зависели от пищевой промышленности. Они не могли себе позволить много мяса, так что отказ от любых продуктов был все еще прерогативой богатой интеллектуальной элиты. Загрязнения и связанные с ними страхи привели к созданию хорошо известных брендов, миссия которых заключалась в том, чтобы успокоить все более тревожную публику.

Crosse & Blackwell обещали, что их консервы не загрязнены медью. Чайные бренды типа Tetley гарантировали, что их продукция не подделывается. Компания Nestl развивалась благодаря продажам консервированного молока без примесей. Потребность в безопасности и чистоте обеспечила большим производствам рост на фоне урбанизации викторианской Англии. Странные пуританские ЗОЖ-привычки того времени способствовали появлению многих заметных и стабильных предприятий пищевой индустрии. Социальные реформаторы, которые отвергали традиционную кухню, оказались знатными кулинарными новаторами. Многие шоколадные бренды, как Fry ’s, Cadbury и Rowntree, были основаны британскими квакерами в рамках борьбы за трезвость. Какао продавалось как замена алкогольным напиткам (и заодно как многообещающий продукт без примеси кирпичной пыли).

В США вегетарианцы из движения адвентистов седьмого дня развили производство Kellogg’s Corn Flakes, чтобы популяризовать потребление завтраков, основанных на цельнозерновых. Еще один адвентист седьмого дня, Сильвестр Грэхем основал движение, опиравшееся на вегетарианские убеждения и любовь к цельнозерновым. С его подачи началось производство крекеров Грэхема, которое живо и по сей день. Глядя на то, как теперь относятся к пищевой индустрии, странно думать, что многие крупнейшие бренды и производства родились либо из потребности в чистоте, либо из поучительного отрицания современного мира.

Что касается шарлатанской медицины, в викторианскую эпоху она процветала и породила множество трюков и техник, которые до сих пор находятся на вооружении у псевдонауки, – фальшивые доказательства эффективности, дифирамбы от знаменитостей, дикие уверения в безграничной целебной силе, власть рекламы и медиа.

В 1905 году эту индустрию хорошенько изучил журналист Сэмюэл Хопкинс Адамс. Он опубликовал серию статей в журнале Collier’s Weekly, озаглавленных «Великое американское мошенничество». В своих материалах он блестяще рассказывает о шарлатанской отрасли, описывая связанные с ней опасности и разоблачая грязные трюки, с помощью которых публику сбивают с пути истинного. Влияние Адамса было столь велико, а его статьи оказались такими впечатляющими, что от слов общество перешло к действиям: на следующий год был издан Акт «О чистой пище и лекарствах».

Адамс был, пожалуй, первым великим охотником на шарлатанов. Он продемонстрировал представителям народного здравоохранения и активистам, как велики риски, ратовал за перемены, которые защитили бы людей. Окажись Адамс сейчас с нами, он наверняка с удовольствием поучаствовал бы в нескольких сражениях с шарлатанами. «Великое американское мошенничество» до сих пор остается захватывающим чтением, поскольку в нем описываются практики, знакомые каждому, кто интересуется современным надувательством. Пусть викторианские панацеи и масла из змей исчезли с полок, но тот же язык и те же техники используются сегодня, чтобы продавать книги о диетах, детокс-смузи, травяные «лекарства», гомеопатию и прочие снадобья.

Один из моих любимых отрывков у Адамса:

«Вот „верное лечение“, в двух словах. Не „лекарство“, а вера, возникшая благодаря рекламе и подпитываемая „лекарством“, делает свое дело, ну или так только кажется. Если наркоманка может убедить своего дилера, что она в порядке, значит, она в порядке, но только для его целей. В случае с болезнями, которые обычно проходят сами собой, весь вред от „верного лечения“ сводится к тому, что дурак расстается со своими деньгами».

Но Адамс говорит и об опасностях, с которыми сталкиваются те, кто ищет патентованные лекарства от серьезных болезней:

«Самые дьявольские создания – те, кто разрушают надежду, которая из последних сил борется за существование».

Адамс – настоящий герой битвы с шарлатанами, но, к сожалению, хотя патентованные лекарства эдвардианской эпохи остались в далеком прошлом, многие практики, о которых он рассказывал в «Великом американском мошенничестве», до сих пор актуальны. Регулирующие меры могут сковывать псведонауку и шарлатанство, но те всегда найдут лазейку, трещину в почве, на которой расцветут, если не вырвать их с корнем.

Если мы оглянемся на несколько веков назад, то увидим, как развивались многие придури и глупости, которые все еще существуют. Мы увидим заверения во всеобъемлющих целительных способностях, романтизацию прошлого, убогую классификацию, которая делит еду на плохую и хорошую, символы статуса и наделение диеты медицинскими полномочиями. Несмотря на огромный научный прогресс, мало что изменилось, и мы мало чему научились.

Меры регулирования привели к тому, что порой те, кто раньше втюхивал народу «Эликсир Даффи» или «Настойку Грэхема», теперь продают детокс и диеты, которые якобы могут изменить жизнь. Реформаторы раньше пропихивали свою мораль, призывая есть цельнозерновые, а теперь призывают от цельнозерновых отказаться. От брендов, которые раньше были символом безопасности и чистоты, теперь отказываются, поскольку олицетворением всего самого чистого стали маленькие предприятия. Шарлатаны по-прежнему стремятся к обману, и до тех пор, пока они будут продолжать в том же духе, с ними будут бороться такие, как Адамс.

13

Гений ученого Коломбо

Однажды мы все непременно умрем (очередная милая, согревающая сердце глава). Самое большее, на что мы можем надеяться, – это провести наши последние часы в покое и с достоинством. Надеюсь, что когда мое время придет, ледяная рука смерти протянется ко мне не после долгих дней беспрерывной боли в животе, рвоты, вонючего поноса, галлюцинаций и судорог. В 1849 году именно такая судьба постигла 15 тысяч лондонцев во время очередной и самой ужасной вспышки холеры.

Холера отравляла Лондон – новоявленный мегаполис. Несмотря на огромные промышленные и технологические достижения того времени, средств борьбы с ней было ничтожно мало. Что еще хуже, никто не знал наверняка ее причины и способы предотвратить жуткие эпидемии в будущем. Ущерб людям и экономике был нанесен колоссальный, и когда вспышки болезни участились, урбанизация Лондона оказалась под угрозой. Но то, что произошло там после холерной вспышки 1849 года, наверно, можно назвать одним из величайших проявлений силы Ученого Коломбо, направленной на благо человечества. Действия условного Коломбо, или, правильнее сказать, действия двух ученых мужей, попавших под его влияние, привели к успешной борьбе и практически полной ликвидации эпидемий холеры в развитом мире.

Уильям Фарр считается одним из основателей медицинской статистики и одним из величайших математических умов своего времени. В 1849 году он полностью поверил в выводы, к которым пришли ученые относительно холеры, а выводы эти заключались в том, что она передается через грязный лондонский воздух. В то время город буквально пропитался ужасающим зловонием, особенно сильным в летнее время. Санитарные условия были отчаянно плохими, горы отходов создавали невыносимый запах, порой настолько едкий, что он жег глаза.

Наверно, не было другого варианта, кроме как объяснить жуткую болезнь (самое страшное, с чем мог столкнуться горожанин) зловонием (самым неприятным проявлением повседневной городской жизни). И болезнь, и вонь ассоциировались с грязью, мерзостью и нищетой. Болезнь и вонь появлялись вместе. Запах был сильнейшим, настигал повсюду, его невозможно было избежать – эдакий огромный заяц, сидящий возле кучи отвратных ядовитых яиц, олицетворяющих болезнь.

Важно помнить, что в то время все еще не было микробной теории возникновения болезни, так что в основном работа Фарра сводилась к сбору и интерпретации разных данных. Он дотошно собирал информацию о распространении, преобладании холеры в разных районах, о том, как она разрасталась, как влияла на разные группы населения. Он был скрупулезен и великолепен. Во многих смыслах Фарр создал почву для развития медицинской статистики – научной области, которая будет менять наше понимание болезней и спасет многие миллионы жизней.

Фарр проанализировал беспрецедентный объем данных, просчитал сотни разных переменных. После вспышки холеры 1849 года он выпустил доклад, в котором показал сильную корреляцию между высотой над уровнем моря и вероятностью заражения холерой. Казалось, это подтверждает распространенную теорию о том, что болезнь передается через грязный воздух. Красивое и новаторское исследование, будь оно посвящено другому вопросу, оно дало бы людям долгожданное подтверждение их догадок. Но это мир науки, а там всегда появляется…

Ученый Коломбо: И еще одна вещь, которая меня мучает, мистер Фарр.

Уильям Фарр: Что, Ученый Коломбо?

Ученый Коломбо: Да вот этот другой парень, Джоном Сноу его зовут. У него вроде тоже есть кое-какие данные, но они указывают на водные ресурсы, не на высоту над уровнем моря. Не понимаю, в чем тут дело.

Уильям Фарр: Но у меня данных больше. А Сноу тут ни пришей ни пристегни. Ему вообще никто не верит.

Ученый Коломбо: Может быть. Но я просто не могу выкинуть это из головы.

Еще один специалист по статистике, Джон Сноу, не поверил в теорию грязного воздуха и показал сильную статистическую связь между вспышкой холеры 1849 года и водными ресурсами. Он заявил, что какой-то патоген загрязнял воду, а потом размножался в кишечнике у людей, провоцируя болезнь. В то время предположение Сноу многие отвергали, предпочитая более очевидную теорию грязного воздуха. Но наука работает по своим принципам, и идею Сноу все-таки не торопились окончательно сбросить со счетов. Уильям Фарр, которого многие считали авторитетом в своей области, оказался достаточно мудрым, чтобы допустить вероятность собственной ошибки.

После новой холерной вспышки в 1853 году Сноу предложил более явные доказательства того, что вода из двух разных источников показывает сильную корреляцию с болезнью. Тогда Фарр вместе со всем научным сообществом стал допускать, что загрязненная вода может быть одной из причин эпидемии. В 1866 году, уже после смерти Сноу и после многочисленных исследований, подтвердивших его правоту, Фарр согласился с тем, что водоснабжение, а не вонь, витавшая в воздухе, было причиной распространения холеры. Научный труд подтолкнул к началу канализационных работ, к очистке воды, и вот уже меньше чем через 50 лет холерные вспышки в развитых странах практически прекратились. Понимание причин болезни спасло бесчисленное количество жизней, сделало возможной безопасную урбанизацию по всему миру. Холера до сих пор остается распространенной болезнью и уносит ежегодно по несколько тысяч жизней. Но теперь мы по крайней мере знаем, откуда она берется. Если там, где возникает вспышка, есть ресурсы, можно смягчить последствия эпидемии.

Не стоит воспринимать состязание между теориями Сноу и Фарра, как будто это баттл, соревнование, который из ученых умнее. У теории Сноу есть важное преимущество – она верна, и именно его считают (пожалуй, вполне заслуженно) человеком, который спас миллионы жизней. Но надо отдать должное Фарру – великому специалисту по статистике. Он проявил свои таланты в одной из труднейших интеллектуальных дисциплин – в способности признавать собственные ошибки.

Вот в этом и заключается гений науки. Если бы главенствовавшая поначалу теория была принята и после исследования Фарра, написанного по итогам холерной вспышки 1849 года, огромные силы и средства были бы потрачены на то, чтобы отчистить улицы от грязи, а это могло бы привести к еще большему загрязнению системы водоснабжения, и смертей тоже было бы еще больше. Но этого не произошло, потому что научное сообщество проявило волю, допустило вероятность собственного невежества и продолжило искать доказательства. И вот, благодаря доказательствам и открытости научных умов, истина была установлена. И в дальнейшем наука таким же образом меняла мир, вылечила человечество от многих болезней, усовершенствовала технологии и улучшила наше понимание Вселенной настолько, насколько во времена Сноу и Фарра нельзя было даже мечтать. Вот почему я люблю науку так же, как еду, а может, даже сильнее.

Недавно я прочитал статью Джоанны Блитмен о рекомендациях специалистов по народному здравоохранению. Блитмен жалуется, что ученые нынче пошли не те. Похоже, наука о питании погрузилась во внутренние распри, и публика уже не знает, кому и чему верить. Конечно, такое чтение не повергло меня в шок – о подобных вещах то и дело говорят и пишут. Но мне подумалось, как Ученая Пэлтроу охарактеризовала бы период с 1849 по 1866 год, когда злобная эпидемия холеры унесла тысячи жизней. В специальном викторианском выпуске Goop, наверно, было бы написано:

«Почему эти так называемые эксперты не могут просто прекратить свои споры и включить свою так называемую голову? Очевидно, что эта так называемая холера возникает из-за вони в бедных вонючих частях Лондона. Сходите туда, и вам сразу это станет ясно. Та м пахнет действительно плохо, и вы почувствуете, что заболеваете, просто вдыхая этот отравленный воздух. У меня есть, с позволения сказать, друзья, которые живут в провинции, но они не пахнут так плохо, и ни у кого из них нет холеры, так что это запах ее провоцирует. Пора убирать все эту грязищу. Если бы они просто сбросили ее в Темзу, она утекла бы в море, и запах исчез бы навсегда. Пора прекратить спорить о своей так называемой статистике и взяться за так называемые лопаты».

Если бы появилось предположение, что обработка воды – лучший способ предотвратить эпидемию, дальше текст был бы таким:

«О мой бог! Я просто не могу поверить, что эти так называемые эксперты теперь говорят, что мы должны пить „обработанную“ воду. Каждый знает, что обработанные продукты просто ужасно вредны для нас и кишат злыми ядовитыми химикалиями. Я ни за что не буду пить ничего обработанного и буду верна натуральной необработанной воде, которую пила моя бабушка. Она дожила до 35 лет и ни разу не болела холерой».

Я знаю, что, рисуя образ прошлого, где за науку отвечает все та же Пэлтроу, я делаю ее каким-то бессмертным мегасозданием, но, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Науку не сломить, пока люди друг с другом не соглашаются. Наоборот, несогласие – это очень хороший знак, что она работает.

Думаю, винить нам стоит нашу систему образования. Я вроде до сих пор ее еще ни в чем не обвинял, так что пора. Научное образование обычно крутится вокруг подачи научных фактов. Очень редко оно затрагивает более глубокие и интересные научные аспекты, которые могли бы действительно помочь людям в жизни. В школьные годы большинство из нас очень мало узнают о научном методе, о необходимости принять неопределенность, необходимости искать серьезные доказательства и понимать, что это такое.

Пол Розин, профессор психологии Пенсильванского университета, чья работа сфокусирована на пищевом поведении, всесторонне изучал причины, по которым люди, не страдающие от целиакии, придерживаются безглютеновых диет. Его работа показала, что даже многие магистры недостаточно образованны, чтобы понимать суть научных доказательств. Выяснилось, что большинству достаточно самого слова «доказательство», которое используется направо и налево. Многих участников исследования совершенно не впечатлило, когда им продемонстрировали научную работу, доказывающую, что безглютеновые диеты не принесут им пользы. Они предпочитали верить продавцам, адептам этих диет и рекламе:

«Большинство людей, следующих диетам, невосприимчивы к доказательствам. Многие, кто отказывается от глютена, даже не знают, что это такое. Вот почему всякие мелочи раздуваются до целых диетических программ. Та к было и с овсяными отрубями: к ним примешалось немного науки, доказательства некоторой пользы. Но людям хочется мыслить масштабно, и польза должна быть ощутимой. Люди недостаточно образованны и не приучены к тому, чтобы уважать доказательства».

В школе науку преподают как серию черно-белых фактов, рассматривают только те из них, что считаются достоверными, и пытаются объяснить почему. Холера возникает из-за бактериальной инфекции в тонкой кишке. Энергия и масса всегда сохраняются. Зевание заразительно. Сахар – это углевод. Земля вращается вокруг Солнца. Антиоксиданты борются со свободными радикалами. И тому подобное. Это ценные утверждения, и я большой фанат фактов, но тут мы имеем дело с целым рядом проблем. Нас подталкивают к заключению, что наука все знает, что она производит готовые наборы абсолютных истин, и ее цель сегодня – просто делиться ими и объяснять их публике.

Наука действительно создает много очень интересных фактов. Но у нее есть и обратная, темная сторона, где всегда найдется место неопределенности и сомнениям. Самое интересное в науке начинается со споров, но когда они возникают, публика готова зайти в тупик. СМИ легко подводят нас к мысли о том, что наука сломлена. Сомнения и двойственность оставляют инстинктивный мозг неудовлетворенным, ведь больше всего на свете ему претит неопределенность.

Это правда. Я не был уверен, осталось ли у нас печенье на следующий день. Пришлось пойти проверить.

Эта неопределенность заставляет искать другую, более понятную информацию, даже если при этом приходится довериться ненадежному источнику.

Большая проблема для каждого, кто изучает науку питания, заключается в том, что провести эксперимент и аккуратно проследить все аспекты воздействия диеты на здоровье очень, очень тяжело. Многие эксперименты, в которых рассматривается влияние отдельных питательных веществ на клетки и ткани в лаборатории или влияние питательных веществ на животных, оказываются слишком обобщенными, чтобы дать нам что-то новое. К сожалению, человеческий организм и состав нашей пищи слишком сложны, и, как мы знаем благодаря антиоксидантам, зачастую реальность отказывается играть по правилам, установленным в лаборатории.

Если вы хотите провести эксперимент на добровольцах, тоже возникает целый ряд разных проблем. Во-первых, вам придется контролировать весь их рацион. Теоретически вы могли бы держать их какое-то время в лабораторном плену, тщательно контролируя и мониторя все, что они едят. Но существует лимит по срокам, в течение которых люди могут там находиться. Если вы изучаете специфические изменения за короткие периоды времени, у вас наверняка получится раздобыть действительно надежные данные, но наука о питании больше заинтересована в долгосрочных эффектах. Вы не можете просто взять краткосрочные перемены и предсказать долгосрочные.

Допустим, вы изучаете воздействие свеклы на человеческий организм и хотите провести контролируемое исследование с плацебо. Это невозможно, поскольку никогда у нас не появится плацебо, которое выглядит, как свекла, у которого такой же вкус и которое при этом совершенно никак не влияет на организм. В «свекольной» группе все будут знать, что они едят, и будут восприимчивы к любым эффектам плацебо, которые только могут возникнуть.

Если вы хотите изучить долгосрочные перемены в человеческом организме, связанные с питанием, вы можете попробовать вмешаться в жизнь участников эксперимента – дать им добавку к рациону, попросить их готовить на определенном масле или снабжать их каким-то ингредиентом каждую неделю на протяжении нескольких лет. Но это, скорее всего, будет дорого стоить, и тут могут возникнуть хитрые вмешивающиеся факторы. Например, вам придется считаться с тем, что новый ингредиент пришел на смену какому-то другому, думать о том, изменили ли люди свой образ жизни, узнав, что их будут исследовать. К тому же придется полагаться на их собственные отчеты о потреблении пищи. Поскольку вы не можете наблюдать за людьми все время, вам надо как-то удостовериться, что они не выбрасывают этот новый ингредиент в помойку и не скармливают пищевую добавку собаке.

Еще один вариант – провести детальные эпидемиологические исследования рациона и здоровья по образу и подобию тех, что проводили Сноу и Фарр в 1850-е. Вы можете посмотреть на статистику потребления продуктов и поискать корреляции между различными диетами и последствиями для здоровья. Как мы уже знаем из истории с исследованиями холеры, этот вариант тоже чреват проблемами и недочетами. Придется смотреть в оба за зайцами и искать чибисов.

Такого рода исследования становятся все более изощренными. Технологии заметно упростили сортировку больших данных по сравнению с тем, какой она была 150 лет назад, но проблемы все-таки остались. Многие последствия для здоровья можно вычислить эмпирическим путем, существуют медицинские записи. Но когда дело доходит до того, что люди едят, придется полагаться на их собственные отчеты. К сожалению, достоверными они не будут. Когда нужно рассказать, что мы едим, мы все склонны проявить некоторое творчество, особенно если знаем, что ученые будут анализировать результаты. Каждый, кому врач задавал вопрос: «Сколько алкоголя вы употребляете в неделю?» подтвердит, что креатив может быть уместен («Знаю, что употребил на этой неделе 40 юнитов[18], но я пил и детокс-смузи, и еще немного зеленых соков в воскресенье. Так что скажу 15!»).

По этим и многим другим причинам изучать воздействие различных питательных веществ на здоровье невероятно тяжело, а изучать эффект различных диет еще тяжелее. В данные всегда закрадутся многочисленные случайности, а вместе с ними – вероятность получить необычные результаты.

Профессор статистики Дэвид Спигелхолтер говорит:

«Я не слишком серьезно отношусь к отдельно взятым исследованиям – зачастую это не очень хорошая наука. Их публикуют, потому что они случайно показали удивительные результаты. А удивительные результаты обычно оказываются неправильными».

И вот тут возникает огромная проблема. Интересные результаты в науке о питании всплывают вновь и вновь, но зачастую это происходит из-за неизбежных неточностей. Чем интереснее результат, тем вероятнее ошибка. Но что еще хуже, зачастую только интересные результаты доходят до публики, ведь именно о них охотнее всего рассказывают СМИ. А СМИ подают их публике так же, как школьную науку – как незыблемые факты.

Вот подборка газетных заголовков – это публикации Daily Mail за последние несколько лет, собранные великолепным сайтом «Убей или вылечи» (Kill or Cure). Этот сайт пытается придать смысл попыткам Daily Mail классифицировать «любой неодушевленный предмет, который провоцирует или предотвращает рак».

• Ну, будем здоровы! Теперь нам говорят, что пиво и вино награждают нас раком

• Как пол-литра могут защитить от рака

• Осторожно, волокна! Риск возникновения рака

• Диета с высоким содержанием пищевых волокон побеждает рак

• Избыток чая может утроить риск возникновения рака у женщин

• Три чашки чая в день «снижают риск возникновения рака груди»

• Два бокала вина в день могут УВЕЛИЧИТЬ риск возникновения рака на 168%

• Вино «помогает предотвращать рак»

Всякий раз в газете приводятся заключения из настоящих научных докладов, написанных абсолютно признанными учеными из разных стран. Все это интересные результаты, достойные публикации в национальной прессе. Но совершенно очевидно, что все они не могут быть правдой. Существует немалое количество ложных сообщений, к ним я перейду чуть позже. Основная же проблема заключается в том, что газеты, понятное дело, стараются фокусироваться на интересных кусочках науки, на том, что выходит из ряда вон, на тех вопросах, по которым звучат противоречивые аргументы и вот-вот начнутся разногласия. И при этом особенно велика вероятность ошибки.

А, так это газеты виноваты. Так и знал.

Может быть. В некоторой степени. Никто никогда не возразит вам, если вы во всем обвините журналистов. Но нет ничего удивительного в том, что подобные истории освещаются в прессе так часто. Качество исследований в сфере питания весьма разнообразно, простому человеку и обычному журналисту практически невозможно отличить хорошие исследования от плохих. Вся информация изначально исходит от ученых, которые ее получили, а это люди, которые должны разбираться в своем вопросе лучше других. Но когда ученые подают заявку на финансирование исследования в Систему аттестации качества научных исследований (REF), 10–15 % оценки зависит от того, что называют «влиянием» исследования, проведенного в предыдущие годы. Это понятие очень субъективное, но в основном внимание обращают на то, как предыдущее исследование ученого повлияло на СМИ. Попасть в Daily Mail, которую читают миллионы людей во всем мире, или на национальное телевидение – отличный способ набрать очки и повысить свои шансы на дальнейшее финансирование. Университеты, в каждом из которых есть энергичный пресс-департамент, с удовольствием постараются подать исследование в пресс-релизе таким образом, чтобы оно зацепило прессу.

Кроме того, надо учитывать, что некоторые ученые просто наслаждаются вниманием журналистов. Им тоже хочется преподнести дело своей жизни так, чтобы весь мир был в восторге. В области питания ситуация особенно напряженная. Сейчас огромной и плохо изученной проблемой, связанной со здоровьем, считается ожирение. Это значит, что для тех, кто ее изучает, ставки невероятно высоки. Если найти решение или причину, тебе будет аплодировать весь мир. К тому же, в отличие от многих прочих вопросов, связанных с питанием, вопрос ожирения интересует и экспертов из других научных областей. Специалисты по поведенческой экономике, психологи, генетики, эволюционные генетики, палеонтологи, неврологи, микробиологи, биохимики, молекулярные биологи, эпидемиологи, генетические эпидемиологи, диетологи и многие другие изучают ожирение, и у каждого свой подход. Ученые, особенно узкоспециализированные, тоже могут быть необъективными и могут поверить в концепцию, которая совпадает с их взглядом на мир. В результате картина может получиться запутанная, с виду противоречивые сообщения будут наслаиваться друг на друга.

А, то есть все это дело рук злобных ученых. Это они путают нас своими фактами и исследованиями.

Иногда. Бывает, что научные отчеты оказываются проявлением безответственности. Есть ученые, которые пишут для газет и журналов и умеют составлять очень убедительные статьи, и ученые, которые выступают на телевидении и могут «раскрутить» какой-то кейс из своей области исследований. Зачастую это способно создать перекос в общественном мнении, публика может поверить, что какая-то конкретная научная область знает ответы на все вопросы.

Желание создать простую, яркую историю из набора фактов тоже может привести журналистов и авторов заголовков к искажению правды. Доктор Хавьер Гонзалез изучает питание и обмен веществ в Университете Бата. В 2016 году он опубликовал исследование, которое показало, что потребление сахара (в том числе в жидком виде) уменьшает потерю гликогена в печени во время интенсивных тренировок. Краткое изложение работы было одобрено командой, проводившей исследование, и выпущено пресс-департаментом университета. А вскоре появились сообщения в прессе, и во всех – одно и то же: ученые доказали, что спортивные напитки – это деньги на ветер, можно просто пить сахарную воду, чтобы улучшить спортивные результаты. Вскоре во время интервью на телевидении Хавьера спросили: «Получается, что индустрия спортивных напитков за последние годы просто разводила нас на деньги?»

Хавьер сказал мне:

«Конечно, наше исследование было не об этом. Мы вообще не сравнивали спортивные напитки с сахаром. И спортивные достижения мы не измеряли. Мы просто смотрели на механизмы. Медиа склонны экстраполировать информацию и увлекаться гипотезами ради заголовков. Конечно, приятно рассказать о своей работе широкой публике, но когда видишь, что твое исследование подают в совершенно неправильном ключе, это разочаровывает. Начинаешь беспокоиться о репутации. Хотя, по правде говоря, другие академики все понимают».

Многие представители академических кругов, с которыми я общался, расстроены той ролью, которую играет телевидение, тем, как оно искажает исследования на тему питания. К большинству специалистов, которые работают в этой области, часто обращаются с телевидения, но не для того, чтобы поговорить об их работах, а чтобы они помогли провести в эфире эксперименты с участием маленькой группы. Доктор Гонзалез рассказал мне:

«Недавно я видел одну программу. Та м говорили: „Наука показала, что Икс воздействует на Игрек, но давайте проверим, работает ли это в реальности“. Как будто наука на реальность не смотрит. Потом они стали проводить эксперимент на пятерых людях, чтобы показать, какой эффект протеин оказывает на мышечную массу, и преподнесли это как доказательство».

Телевизионная мода на псевдонаучные эксперименты, зачастую с участием падких на славу исследователей, может создавать опасность: такими темпами публика станет еще хуже понимать, как работает наука.

То есть виноваты все-таки журналисты.

Возможно. Мы все жаждем определенности и хотим, чтобы наука была черно-белой. Журналисты попадают в эту ловушку так же, как и публика. Но надо сказать, что и ученые бывают хороши – некоторые из них помешаны на том, чтобы показать: «Мы знаем ответы на все вопросы». Многие ученые считают себя носителями истины, светочами знаний и обладателями суперинтеллекта. Если бы только мы жили в мире, где ценится более глубокий признак мудрости – способность принять вероятность собственного невежества…

Значит, это вина инстинктивного мозга. Опять.

Немного. К сожалению, мы все с ним живем. Со времен Сноу и Фарра публика стала гораздо более осведомленной и крепче связанной с миром науки. Увы, наше образование, хоть его уровень и возрос, не всегда способствует лучшему пониманию того, как работает наука. Это создает проблемы и, несмотря на огромный и неослабный прогресс, мы зачастую начинаем верить, что наука уже не та. Мы все должны научиться принимать чуть больше неопределенности и сомнений, понимать, что способность науки ошибаться – это ее сильная, а не слабая сторона.

Хорошо. Это мило. Попробую запомнить. Принять неопределенность и сомнения. Наука обычно не права… Погоди-ка.

. . .

Минутку.

Что?

А разве ты не твердишь все время, что мы должны верить диетологам, врачам и зарегистрированным нутриционистам? Они же все ученые. Это что же получается – они все не правы? Надеюсь, что так, а то наш знакомый диетолог велел нам притормозить с печеньем.

Спасибо за вопрос. Конечно, в повседневной жизни нам постоянно нужно принимать решения. Мы не можем просто есть все подряд, обвиняя науку в том, что она никак не соберет мысли в кучку. К сожалению, в этой главе мне пришлось объяснять, что наука полна нерешительности и сомнений, и нам не стоит принимать небольшие отдельные исследования за новую истину в последней инстанции. И следом просто просится вопрос: «Так в чем же смысл науки и как она может помочь нам проживать нашу жизнь?

Ура! Наука ошибается. Передай-ка мне вон те печенюшки с кремом.

Но существуют рекомендации органов общественного здравоохранения. Такие организации, как Общественное здравоохранение Англии, Национальная служба здравоохранения Англии и Британская диетическая ассоциация, выработали довольно последовательные советы относительно того, что нужно есть, чтобы быть здоровым. Невероятно простые рекомендации издают многочисленные благотворительные структуры, правительства, министерства здравоохранения по всему свету, в конце концов, их издает ВОЗ.

Любопытной публике, наверно, кажется загадочным, как они могли добиться такой согласованности, несмотря на огромное количество всяких разных активистов, которые приводят свои «доказательства» против официальных рекомендаций. Если наука по сути своей неопределенна, как могут столько специалистов быть уверенными в том, что нам делать? Дэвид Спигелхолтер понимает кое-что про риск и про общество. Он поясняет:

«Разрабатывая политику общественного здравоохранения, главное – смотреть на совокупность доказательств и использовать систематические обзоры».

Органы общественного здравоохранения готовят свои рекомендации, оценивая все имеющиеся доказательства и объединяя их, чтобы получить картину текущего состояния научных знаний. Тщательно избегая необъективности, высококвалифицированные и умные люди используют методы, недоступные большинству из нас, и оценивают важность и релевантность всех серьезных исследований в области диет и питания. Как я уже говорил, без специальной тренировки трудно оценить качество научных доказательств, особенно если разные исследования дают прямо противоположные результаты.

Лучший из доступных нам способов оценки актуального состояния научных знаний – соединить все данные в систематический обзор. Только с помощью этого метода мы можем решить, как надо жить. И из этого следует, что нельзя есть слишком много печенья.

Ну вооот.

Все это сопряжено с проблемами.

Еще бы! Меньше печенья…

Среди исследований, которые анализируют, составляя систематический обзор, всегда будут попадаться те, что противоречат официальным рекомендациям. Их не включают в обзоры, но люди быстро хватаются за отдельные кусочки информации и верят, что именно это и есть доказанные факты, а советы органов общественного здравоохранения неверны. Это хорошо видно на примере адептов низкоуглеводных диет с высоким содержанием жира, о которых мы уже говорили. Зачастую они подкрепляют свое единственное жалкое доказательство блестящими байками. Если мы чему-то и научились по ходу этой книги, то я надеюсь, это как раз умение различать доказательства и байки и выражать недоверие к тем, кто подменяет первое вторым.

На самом деле это как раз те самые внутренние разногласия, описанные Джоанной Блитмен в статье, что я читал. Она ведь говорила не о благородных научных баталиях, которые привели к обнаружению истинных причин холеры. Речь шла о людях, которые бросают вызов общепринятым рекомендациям по питанию, ссылаясь на отдельные исследования и предвзятые, плохо составленные обзоры. Из-за этого у органов общественного здравоохранения возникает серьезная проблема. Систематические обзоры большие, требуют много времени и практически непостижимы для большинства из нас. Непросто понять, как они устроены, и хотя это лучшие научные доказательства, которые у нас есть, они совершенно непривлекательны для нашего инстинктивного мозга.

В рамках дебатов о диетических рекомендациях громкоголосый борец за диету с высоким содержанием жира доктор Асим Малхотра прокомментировал отдельно взятое испанское исследование такими словами:

«Эта крепкая работа предлагает еще больше доказательств в пользу отказа от обезжиренной и малокалорийной диеты, которая уже превратилось в какую-то мантру. Вместо этого исследование призывает сосредоточиться на здоровых и питательных продуктах с высоким содержанием жира. Средиземноморская диета с высоким содержанием жира, которой я придерживаюсь и которую я рекомендую пациентам, не приводит к набору веса, к тому же эта диетическая схема лучше всего защищает от заболеваний сердеца, рака и деменции».

А вот что говорит доктор Элисон Тедстоун, главный диетолог Департамента здравоохранения Великобритании:

«Наши независимые эксперты изучают все имеющиеся доказательства (порой это тысячи научных публикаций), организуют полноценные и всеобъемлющие консультации и проводят огромную работу, чтобы исключить любую необъективность».

Скукота. Первый парень мне больше понравился. Тот, который говорит, что нам можно есть столько жирного, сколько хочется. Мне нравится жирное.

Вот в том-то и проблема. Работы, которые становятся основой для рекомендаций от органов общественного здравоохранения, невероятно скучны, мало понятны, им не хватает глянца, азарта и внимания СМИ. Когда дебаты ведутся на публике, нас инстинктивно притягивают истории, анекдоты и «интересные исследования». А как мы уже говорили, интересные исследования зачастую оказываются ошибочными.

Дебаты в области науки важны, они жизненно необходимы для прогресса. Они интересны и достойны газетных публикаций. Проблема в том, как они подаются. Отдельные эксперименты нельзя преподносить так, будто это новые правила жизни. Мы должны уважать осознанную неопределенность, которая ведет науку вперед, и, несмотря ни на что, верить лишенным лоска и глянца сообщениям специалистов в области общественного здравоохранения и профессионалам медицинской сферы. Это никогда не будет просто, но если бы в школе вместо зазубривания фактов мы могли уделять больше времени изучению научного метода, нам было бы немного проще. Конечно, в изучении окружающего мира есть своя красота и сила, но истинная красота науки в том, как она работает, как допускает вероятность собственного невежества и неустанно охотится за истиной.