Список заветных желаний Спилман Лори
Сочувственный взгляд мистера Мидара убеждает меня в искренности его слов.
Я промокаю глаза салфеткой. Глубокий вдох. Еще один.
– Извините, – повторяю я, немного придя в себя. – Вы сказали, нам необходимо обсудить… какие-то вопросы.
Мистер Мидар извлекает из кожаного портфеля еще одну папку и кладет ее на стол передо мной:
– Элизабет кое-что задумала для вас.
Он открывает папку и вручает мне пожелтевший от времени листок, вырванный из школьной тетради. Судя по тому, как сильно этот листок изжеван, некогда его смяли в комок.
– Что это?
– Список жизненных целей. Ваш список.
Лишь через несколько секунд я понимаю: да это же мой почерк. Размашистый почерк четырнадцатилетней девчонки. Несомненно, это писала я, хотя, убей бог, не помню, чтобы когда-нибудь составляла подобный список. Около некоторых пунктов – комментарии, написанные маминой рукой.
*1. Родить ребенка, а может, даже двоих.
2. Поцеловать Ника Найкола.
3. Стать членом группы поддержки школьной бейсбольной команды. Поздравляю. Это действительно было так важно?
4. Учиться только на отлично. Возможности переоценены.
5. Покататься на лыжах в Альпах. Мы здорово провели время!
*6. Завести собаку.
7. Отвечать правильно, когда сестра Роуз меня вызывает, а я в это время болтаю с Кэрри.
8. Побывать в Париже. Ах, какие чудные воспоминания!
*9. Сохранить дружбу с Кэрри Ньюсом на всю жизнь!
10. Поступить в Северо-Западный университет. Горжусь моей умницей!
11. Всегда быть приветливой и дружелюбной. Тебе это удается!
*12. Помогать бедным.
*13. Купить шикарный дом.
*14. Завести лошадь.
15. Принять участие в бое быков. Забудь об этом!
16. Выучить французский. Trs bien!
*17. Влюбиться.
*18. Выступить на огромной сцене.
*19. Поддерживать хорошие отношения с папой.
*20. Стать крутой учительницей.
– Хм, – бормочу я, изучив список. – Поцеловать Ника Найкола. Стать членом группы поддержки. – Я улыбаюсь и протягиваю листок мистеру Мидару. – Очень трогательно. Где вы это откопали?
– Мне дала этот список Элизабет. Она хранила его все эти годы.
Удивленно вскидываю голову:
– И… что? Она завещала мне этот список? Вы это хотите сказать?
– Да, что-то в этом роде, – без тени улыбки отвечает мистер Мидар.
– Объясните наконец, что все это означает?
Адвокат придвигается ближе ко мне:
– Дело вот в чем. Много лет назад Элизабет вытащила этот список из мусорной корзины. И потом, когда вы добивались очередной поставленной цели, она вычеркивала соответствующий пункт. – Он указывает на строчку «Выучить французский». – Видите?
Рядом с зачеркнутой строчкой маминой рукой выведено: «Trs bien!»
– Но десять пунктов из двадцати пока не выполнены, – продолжает мистер Мидар.
– Довольно шутить, – пожимаю я плечами. – Все это не имеет никакого отношения к моей сегодняшней жизни.
Мистер Мидар качает головой:
– Элизабет думала иначе. Она считала, эти цели и сейчас сохраняют для вас актуальность.
Я недовольно хмурюсь. Оказывается, мама знала меня вовсе не так хорошо, как мне казалось.
– Она ошибалась, – роняю я.
– Тем не менее она хотела, чтобы вы выполнили этот план полностью.
У меня отвисает челюсть.
– Вы что, издеваетесь?! – Я потрясаю злополучным листком. – Я написала это двадцать лет назад. Я готова выполнить все мамины пожелания, только не эти глупости.
Адвокат вытягивает руки, словно уличный регулировщик:
– Я лишь передаю то, что поручила мне передать ваша мать.
– Простите. – Я тяжело вздыхаю, откидываюсь на спинку стула и потираю лоб. – Не могу понять, что она задумала?
Мистер Мидар, порывшись в папке, извлекает бледно-розовый конверт. Фирма «Крейн», отмечаю я про себя. Мама предпочитала канцелярские товары именно этой фирмы.
– Элизабет написала это письмо и просила прочесть его вам вслух. Не спрашивайте, почему я не могу просто передать его вам. Таково желание Элизабет. – На губах его мелькает озорная улыбка. – Хотя, как я полагаю, вы сами прекрасно умеете читать.
Я делаю над собой усилие, чтобы не улыбнуться в ответ.
– Послушайте, я не представляю, что творилось у мамы в голове. Десять минут назад я не сомневалась: если мама о чем-то просила, значит у нее были на то веские причины. Но сейчас я совершенно обескуражена.
– Тем не менее я уверен, что у Элизабет имелись веские причины поступить именно так, а не иначе.
Он разрывает конверт. Сердце мое сжимается. Выпрямляюсь на стуле и складываю руки на коленях.
Мистер Мидар водружает на нос очки и откашливается:
– «Дорогая Бретт, прежде всего, прости за то, что тебе пришлось выдержать за последние четыре месяца. Ты стала моей поддержкой и опорой, моей душой, и я бесконечно тебе признательна. Мне не хочется тебя покидать. Это так тяжело – расставаться с теми, кого любишь, правда? Но ты сильная, ты выдержишь и, пережив горечь утраты, снова будешь радоваться жизни. Сейчас тебе трудно в это поверить, но я знаю, это так. Конечно, сейчас тебе больно. Но время смягчит твою боль. Как бы мне хотелось быть рядом с тобой. Как бы хотелось помочь тебе пережить эти грустные времена. Я обняла бы тебя так крепко, что у тебя перехватило бы дыхание. Прижала бы тебя к себе, как делала, когда ты была маленькой. А может, я пригласила бы тебя пообедать. Мы отыскали бы тихий столик в ресторане отеля „Дрейк“. Ты рассказала бы мне о своих страхах и горестях, а я гладила бы твою руку, сочувствуя тебе всей душой». – Голос мистера Мидара слегка охрип. Он с тревогой смотрит на меня. – Вы готовы слушать дальше?
Я киваю, не в состоянии вымолвить ни слова. Прежде чем продолжить чтение, он сжимает мою руку повыше локтя:
– «Моя девочка, сегодня ты наверняка пребываешь в полной растерянности. Твои братья получили свою долю наследства, а ты осталась ни с чем. Представляю, как ты разозлилась, узнав, что руководителем компании стала Кэтрин. Поверь мне, я вовсе не сошла с ума. Все, что я делаю, я делаю ради тебя». Ваша мама очень вас любила, – с грустной улыбкой говорит Мидар.
– Знаю, – шепчу я, поддерживая рукой трясущийся подбородок.
– «Однажды, двадцать лет назад, я высыпала мусор из корзины в твоей комнате и обнаружила этот смятый листок. Разумеется, любопытство заставило меня развернуть его и прочесть. Ты не представляешь себе, как я обрадовалась, обнаружив, что это список жизненных целей – твоих жизненных целей. По-моему, список просто замечательный. Не знаю, почему ты решила его выбросить. В тот же день, вечером, я завела разговор об этом списке, помнишь?»
– Нет, – отвечаю я вслух.
– «Ты ответила, что все это – мечты идиота. А ты больше не веришь в пустые мечты. Полагаю, все это было как-то связано с твоим отцом. Он обещал в тот день заехать за тобой. Вы собирались погулять или что-то в этом роде, но он так и не приехал».
Боль сжимает и выкручивает мое сердце, превращая его в тугой узел стыда и злобы. Закусываю нижнюю губу и прищуриваю глаза. Сколько раз отец обманывал мои ожидания? Я давно сбилась со счета. Бросила считать на втором десятке. И все же продолжала верить. Верить в Чарльза Болингера. Я надеялась, настанет день, и он появится, как сказочный Санта-Клаус.
– «Моя дорогая, твои жизненные цели тронули меня до глубины души. Некоторые из них были очень забавны, например номер семь. Другие, напротив, оказались очень зрелыми и говорили о том, что твое юное сердце уже способно к состраданию. Например, номер двенадцать – „Помогать бедным“. Ты всегда была готова отдавать, ничего не требуя взамен, всегда относилась к жизни вдумчиво и серьезно. И мне очень жаль, что многие цели, которые ты поставила себе двадцать лет назад, до сих пор не достигнуты».
– Мама, я изменилась, – говорю я вслух. – И мои жизненные цели изменились тоже.
– «Разумеется, ты изменилась», – продолжает читать Мидар.
– Там и правда так написано? – Я вырываю у него письмо.
– Вот. – Он указывает на соответствующую строку.
У меня волосы встают дыбом.
– Невероятно! Продолжайте.
– «Разумеется, ты изменилась. Но, дорогая, боюсь, ты утратила верное направление. Разве сегодня у тебя есть жизненные цели?»
– Конечно есть, – отвечаю я и отчаянно напрягаю мозг, пытаясь вспомнить хоть одну. – До сегодняшнего дня я собиралась управлять компанией «Болингер косметик».
– «Бизнес – это не твоя стезя».
И не успеваю я вырвать письмо у мистера Мидара, как он снова указывает мне на строку, где это написано.
– Господи боже! Похоже, она меня слышит и отвечает мне.
– Может быть, именно поэтому она просила меня прочесть письмо вслух, – говорит мистер Мидар. – Хотела, чтобы это походило на диалог между вами.
Я промокаю глаза салфеткой:
– У мамы была невероятная интуиция. Если меня что-то тревожило, не было никакой необходимости рассказывать ей об этом. Она сама мне рассказывала о моих пролемах. А когда я пыталась ее убедить, что у меня все прекрасно, она говорила: «Бретт, не забывай, я тебя родила. И уж кого-кого, но меня ты никогда не сможешь обмануть».
– Потрясающе! – восклицает Мидар. – Подобную душевную близость встретишь не часто.
В глазах его снова вспыхивает боль.
– Вы теряли кого-нибудь из родителей? – спрашиваю я.
– Слава богу, оба живы! Живут в Шампейне.
Он не говорит, здоровы ли они, а я не решаюсь спросить.
– «Я очень сожалею о том, что все эти годы тебе приходилось работать в „Болингер косметик“…» – возвращается он к чтению.
– Мама! Мне это нравилось!
– «Работа в сфере рекламы не для таких тонких натур, как ты. Ты прирожденный учитель».
– Учитель? Ну уж нет! Ноги моей больше не будет в школе!
– «Ты никогда толком не пробовала преподавать. Если не считать неудачного опыта в школе Мидоудейл. Ты проработала там целый год, помнишь?»
– Еще бы не помнить. – Я трясу головой. – Это был самый кошмарный год в моей жизни.
– «Когда ты вернулась ко мне, расстроенная, разочарованная, испуганная, я предложила тебе заняться бизнесом и нашла местечко в отделе маркетинга. Мне хотелось стереть следы страха и тревоги с твоего милого личика, и я сделала для этого все, что могла. Позволила тебе забыть о своей мечте. Правда, по моему настоянию ты все эти годы подтверждала свой сертификат учителя. Но при этом занималась спокойной, хорошо оплачиваемой работой, которая совершенно не отвечала твоим способностям и ничуть тебя не увлекала».
– Мне нравилась эта работа, – бормочу я.
– «Боязнь перемен ведет к застою. Но давай вернемся к твоему списку. Пока Брэд читает, посмотри его еще раз».
Мидар кладет смятый листок передо мной, и я вновь начинаю изучать его, на этот раз внимательнее, чем прежде.
– «Из двадцати пунктов я оставила десять и поставила около них звездочки. Мне бы очень хотелось, чтобы ты выполнила эти цели. Начнем с первой – «Родить ребенка, а может, даже двоих».
– Чистой воды безумие! – стону я.
– «Боюсь, если у тебя не будет детей – или хотя бы одного ребенка, – тень печали навсегда омрачит твою жизнь. Я знаю многих женщин, которые не имеют детей и при этом счастливы. Но уверена, ты не из их числа. Моя девочка всегда обожала играть в дочки-матери и не могла дождаться, когда ей исполнится двенадцать, чтобы нянчиться с малышами. Помнишь, как ты заворачивала кота Тоби в детское одеяльце и укладывала его в кресло-качалку? Он вырывался и удирал, а ты плакала. Помнишь, дорогая?»
Я смеюсь и всхлипываю одновременно. Мистер Мидар протягивает мне очередную салфетку.
– Конечно, я люблю детей, но…
Не договорив, я осекаюсь. Иначе пришлось бы упрекать Эндрю, а этого мне не хочется. Слезы вновь застилают глаза. Не представляю, как их остановить. Мидар терпеливо ждет. Наконец я указываю на письмо и делаю ему знак продолжать.
– Вы уверены? – спрашивает он, поглаживая меня по спине.
Я киваю и сморкаюсь в салфетку.
Он смотрит на меня с некоторой опаской, но продолжает:
– «Перейдем к номеру два. Надеюсь, ты поцеловала Ника Найкола и это доставило тебе удовольствие».
– Это было незабываемо! – улыбаюсь я.
Мидар подмигивает. Мы оба продолжаем изучать список.
– «Теперь номер шесть. По-моему, завести собаку – прекрасная идея. Почему бы тебе не купить симпатичного щенка?»
– Щенка? Да с чего мама взяла, что я хочу возиться со щенком? У меня нет времени даже на аквариум с рыбками. – Я поднимаю глаза на Мидара. – А что будет, если я не выполню какой-нибудь пункт?
Он извлекает из папки стопку розовых конвертов, перетянутых резинкой:
– Согласно желанию вашей матери, выполнив очередной пункт, вы будете приходить ко мне и получать один из этих конвертов. А когда будут достигнуты все десять целей, вы получите вот это. – Он указывает на конверт с надписью «Исполнение».
– И что в этом конверте?
– Ваше наследство.
– Прекрасно! – Со вздохом я потираю виски и спрашиваю, пытаясь пробуравить адвоката взглядом: – Вы можете объяснить, зачем все эти выдумки?
Он пожимает плечами:
– Полагаю, ваша мама хотела, чтобы вы кардинальным образом изменили свою жизнь.
– Вот, значит, как? Значит, я должна разбить свою жизнь вдребезги и сложить ее вновь по плану, который придумала четырнадцатилетняя девчонка?
– Боюсь, Бретт, сегодня вы пережили слишком много потрясений. Давайте встретимся в другой раз.
Я встаю:
– Да, вы правы, потрясений слишком много. Я вошла в ваш офис, рассчитывая выйти отсюда исполнительным директором компании «Болингер косметик». Готова была в лепешку разбиться, чтобы поднять семейный бизнес на новую высоту и оправдать мамино доверие. – Комок в горле мешает мне говорить, и я судорожно сглатываю. – Вместо этого я должна заводить щенков и лошадей! – Я быстро моргаю, удерживая слезы, и протягиваю адвокату руку. – Простите, мистер Мидар. Я прекрасно понимаю, что вы тут ни при чем. Но сейчас у меня нет ни малейшего желания играть в подобные игры. Увидимся позже. – Я решительно направляюсь к дверям.
Мидар догоняет меня и вручает список:
– Пусть это будет у вас. На случай, если вдруг передумаете. И помните: время пошло.
Я недоуменно вскидываю голову:
– Что вы имеете в виду?
Мидар, явно смущенный, смотрит на свои часы «Коул Хаан»:
– До конца месяца вы должны выполнить хотя бы один пункт из этого списка. Ровно через год, тринадцатого сентября, все цели должны быть достигнуты.
Глава 3
После трех часов в Аон-центре я выхожу, спотыкаясь. Эмоции то захлестывают меня, то затихают, точно морские волны во время шторма. Потрясение. Отчаяние. Ярость. Печаль. Открываю дверцу «линкольна» и говорю водителю:
– Астор-стрит, тринадцать.
Красная записная книжка. Я должна немедленно прочитать мамин дневник. Сегодня я в состоянии сделать это. Наверняка я найду там объяснение произошедшему. Возможно, это вовсе не дневник, а деловой блокнот, из которого я узнаю, что наш бизнес находится на грани краха и именно по этой причине мама решила не оставлять его мне. Так или иначе, в этой записной книжке кроется разгадка ее невероятного поступка.
Машина останавливается, я выскакиваю, распахиваю железные ворота и бегу к крыльцу. Не тратя времени на то, чтобы снять туфли, взлетаю по лестнице и врываюсь в мамину спальню.
Обшариваю глазами залитую солнцем комнату. На комоде – только лампа и шкатулка с украшениями. Выдвигаю ящики. Пусто. В ящике туалетного столика тоже ничего. Распахиваю дверцы шкафа. Тут красной записной книжки нет тоже. Где же она? На мамином секретере – только визитные карточки, великое множество ручек и печатей. Меня захлестывает паника. Черт возьми, куда подевалась книжка?! Прекрасно помню, что достала ее из шкафа и положила… куда? На кровать? Кажется, да. А может, нет? Раскидываю постель, надеясь обнаружить книжку между простынями. Но ее нет. Сердце мое бешено колотится. Как я могла быть такой беспечной? Хожу по комнате кругами, ероша волосы. Куда, ну куда я могла засунуть мамин дневник? Память отказывает мне в помощи. Неужели я так напилась, что забыла абсолютно все? Стоп! Может, книжка была у меня в руках, когда я свалилась с лестницы? Я выбегаю из комнаты и несусь вниз.
Через два часа, перетряхнув все без исключения диванные подушки, обыскав все полки, ящики и даже мусорные корзины, я прихожу к неутешительному выводу: мамина записная книжка потеряна. На грани истерики я звоню братьям, но они даже не понимают, о чем речь. Я падаю на диван и закрываю лицо ладонями. Господи боже, я потеряла мамин последний подарок! Свою последнюю надежду, свое наследство. Глубину моего падения невозможно измерить.
Когда в среду утром звонит будильник, я просыпаюсь в сладостном убеждении, что все случившееся вчера – не более чем дурной сон. Блаженно потягиваюсь, на ощупь нажимаю кнопку и прекращаю назойливый звон. После того как будильник заткнулся, я поворачиваюсь на спину, наслаждаясь последними мгновениями дремы. И тут вспоминаю все. Кошмарные воспоминания накатывают, как снежная лавина. Накрывают меня, как плотная сеть, из которой нет никакой возможности выбраться. Поднимаю веки.
Мама умерла.
Кэтрин возглавила компанию «Болингер косметик».
Я должна разобрать свою жизнь на части и собрать снова.
На грудь наваливается такая тяжесть, будто на меня сел слон. Я с трудом перевожу дыхание. Как теперь общаться с коллегами и новым боссом? Теперь, когда все знают, что мама мне не доверяла.
С бешено бьющимся сердцем я приподнимаюсь на локтях. В наш лофт проникает бодрящая осенняя прохлада. Еще темно, и я моргаю, привыкая к полумраку. Нет, я не смогу. Не смогу вернуться на работу. По крайней мере, сегодня. Откидываюсь на подушки и погружаюсь в ступор, глядя на металлические трубы под потолком.
Увы, у меня нет выбора. Вчера, когда после встречи с мистером Мидаром я не нашла в себе сил явиться на работу, моя новая начальница позвонила и непререкаемым тоном заявила, что утром мы должны переговорить. Мне бы очень хотелось послать Кэтрин ко всем чертям. Но мама доверяла ей. Именно ее она выбрала своей преемницей. А я, осиротевшая, лишенная наследства, вынуждена зарабатывать себе на жизнь.
Я спускаю ноги с кровати. Стараюсь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить Эндрю. Снимаю с крючка махровый халат и тут замечаю, что Эндрю уже встал.
Еще нет и пяти, а мой бойфренд уже отправился на утреннюю пробежку. Вот что значит железная дисциплина. Я заворачиваюсь в халат, шлепаю босыми ногами по дубовым половицам, спускаюсь по холодной металлической лестнице.
В гостиной, свернувшись калачиком на диване, я пью кофе и одновременно просматриваю «Трибьюн». Очередной скандал в мэрии, коррумпированные чиновники и так далее. В общем, ничего особенного. Интересно, как поведут себя мои коллеги? Начнут выражать сочувствие и говорить, что считают мамино решение несправедливым? Я нахожу в газете кроссворд и шарю вокруг в поисках карандаша. А может, узнав потрясающую новость, офис разразился аплодисментами и криками восторга? Я испускаю сдавленный стон. Так или иначе, я должна держать спину прямо, сохранять на лице непроницаемое выражение и убедить всех в том, что идея назначить Кэтрин главой компании осенила именно меня.
Ах, мама, мама! И почему ты не захотела, чтобы семейным бизнесом руководила твоя дочь?
В горле вспухает ставший привычным комок, но я проталкиваю его внутрь вместе с очередным глотком кофе. Сегодня у меня нет времени предаваться печали. Спасибо за это Кэтрин и ее чертовой встрече. Моя новая начальница наверняка считает, что мне неведомы ее планы, но я вижу ее игру насквозь. Сегодня она предложит мне утешительный приз – должность вице-президента компании, которую прежде занимала сама. Сделает меня вторым человеком в фирме – в обмен на беспрекословное повиновение и лояльность. Но Кэтрин очень ошибается, если думает, что я приму любое ее предложение, не выдвинув никаких требований. Теперь, когда меня лишили наследства, я должна зарабатывать хорошие деньги.
Но вот моя кислая гримаса превращается в улыбку: в гостиную врывается мокрый от пота Эндрю, в голубых шортах и футболке «Чикаго кабс». Он бросает взгляд на часы и хмурится.
Я поднимаюсь ему навстречу:
– Доброе утро, дорогой. Как побегал?
– Полз, как черепаха. – Он снимает бейсболку и проводит руками по мокрым от пота волосам. – А ты опять бездельничаешь?
Чувство вины пронзает меня насквозь.
– Да, – бормочу я. – Ощущаю себя выжатым лимоном.
– После похорон прошло уже пять дней, – говорит Эндрю, развязывая шнурки кроссовок. – Поверь, лучше не тянуть лишком долго.
Он отправляется в ванную, а я – на кухню, готовить ему кофе. Когда я возвращаюсь, стройное худощавое тело Эндрю уже приняло горизонтальное положение на диване. На нем чистая футболка и спортивные штаны. Он сосредоточенно решает кроссворд, в который я успела вписать лишь несколько слов.
– Помочь? – Я подхожу и заглядываю ему через плечо.
Эндрю, всецело поглощенный кроссвордом, берет у меня из рук чашку кофе. Вписывает в клетки слово «быр». Что бы это значило? Я нахожу глазами нужную строчку. Денежная единица Эфиопии. Высокий класс!
– Так, номер четырнадцать по горизонтали, – бормочу я, охваченная желанием продемонстрировать собственную блестящую эрудицию. – Столица «штата сокровищ». Наверное, Хелена!
– Знаю. – Эндрю сосредоточенно постукивает себя карандашом по лбу.
Прежде мы любили разгадывать кроссворды вместе. Устроившись на одной подушке, поочередно вписывали в клетки слова и прихлебывали кофе. Всякий раз, когда мне удавалось дать ответ на особенно заковыристый вопрос, Эндрю целовал меня в макушку и говорил, что у меня золотая голова.
Я направляюсь к дверям, но на полпути оборачиваюсь:
– Эндрю?
– Хм?
– Ты всегда будешь рядом, когда ты мне нужен?
Эндрю наконец поднимает голову:
– Иди сюда. – Он хлопает по местечку на диване рядом с собой.
Я послушно подхожу, и он обнимает меня за плечи:
– Ты все еще сердишься, что я не пришел на поминки?
– Ничего я не сержусь. Я все понимаю. У тебя важный процесс.
Эндрю швыряет карандаш на кофейный столик и улыбается, отчего на его левой щеке появляется очень трогательная ямочка.
– Должен признать, ты говоришь это таким тоном, что даже мне подобное оправдание кажется неубедительным. – Он смотрит мне прямо в глаза, взгляд его становится серьезным. – Что касается твоего вопроса, разумеется, я буду рядом. Тебе не о чем волноваться, детка. – Он поглаживает мою щеку большим пальцем. – Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь и поддержку. Впрочем, с моей помощью или без нее, ты все равно станешь чертовски хорошим исполнительным директором.
Сердце мое начинает бешено колотиться. Минувшим вечером, когда Эндрю явился домой с бутылкой шампанского «Перье Жуэ» и предложил выпить за мое новое назначение, у меня не хватило духу сказать правду. Не хватило духу признаться, что я никогда не буду исполнительным директором «Болингер косметик». Обычно Эндрю скуп на комплименты, но тут его словно подменили. Не будет большого греха, если один-единственный день я позволю ему пребывать в приятном заблуждении. Сегодня вечером я выложу все, но смягчу удар, сообщив, что назначена на должность вице-президента компании.
– Скажите, леди босс, какие у вас планы на сегодняшний день? – Эндрю гладит меня по волосам. – Не собираетесь нанимать в ближайшем будущем нового юриста?
Что? Неужели он думает, что я пойду против воли мамы? Я пытаюсь обратить все в шутку, выдавливая из горла подобие хихиканья.
– Пока нет. Если тебя интересуют мои планы, на сегодняшнее утро у меня назначена встреча с Кэтрин, – говорю я таким тоном, что всякому ясно: встречу назначила именно я. – Нам нужно обсудить несколько важных вопросов.
– Отличное начало. – Эндрю кивает. – И помни, теперь ты ее начальница. Сразу дай ей понять, кто из вас главный.
Чувствуя, как щеки мои вспыхивают румянцем стыда, я встаю с дивана:
– Пойду приму душ.
– Я горжусь тобой, мадам президент.
Надо сказать ему, что мной гордиться нечего. И называть «мадам президент» теперь нужно Кэтрин. И я скажу это. Обязательно.
Но не сейчас. Вечером.
Каблуки мои оглушительно громко стучат по мраморным плитам пола, однако мне удается миновать вестибюль Чейз-тауэр никем не замеченной. В лифте я поднимаюсь на сорок девятый этаж, вхожу в шикарный офис «Болингер косметик», открываю стеклянную дверь и, потупив взор, вхожу в кабинет Кэтрин.
Я заглядываю в комнату, которую совсем недавно занимала мама, и вижу восседающую за столом Кэтрин. Как всегда, она безупречно одета, накрашена и причесана. Кэтрин разговаривает по телефону, но, увидев меня, машет рукой и поднимает указательный палец, давая понять, что освободится через минуту. Пока Кэтрин завершает разговор, я окидываю кабинет взглядом. Любопытно, куда новая владелица дела картины и скульптуры, которые обожала мама. Их место занял книжный шкаф и какие-то грамоты в рамочках. Единственное, что осталось от маминого святилища, – потрясающий вид из окна и табличка с именем на столе. Однако, приглядевшись, я вижу, что имя на ней уже другое. Кэтрин успела заменить табличку. Шрифт в точности такой же, но на латуни, обрамленной мрамором, выгравировано: «Кэтрин Хамфрис-Болингер, президент».
С ума сойти! Похоже, она уже давно знала, что станет маминой преемницей.
– Да-да, прекрасно. Как только получите номера, сообщите их мне. Да, именно так. Supashi-bo[1], Ёси. До свидания. – Кэтрин опускает трубку и поворачивается ко мне. – Токио, – сообщает она и качает головой. – Разница во времени четырнадцать часов. Чертовски неудобно. Чтобы переговорить с японскими партнерами, приходится приезжать в офис затемно. К счастью, они работают допоздна. – Она указывает на пару антикварных кресел эпохи Людовика XIV. – Присаживайся.
Я повинуюсь и провожу рукой по ярко-голубому шелку, пытаясь вспомнить, стояли ли эти кресла в прежнем кабинете Кэтрин.
– Вижу, ты уже обжилась, – говорю я, не в силах совладать с раздражением. – Успела даже табличку переменить. И все за неполные сутки! Удивительно, как быстро ее сделали.
Игнорируя мой сарказм, Кэтрин встает из-за стола и опускается в кресло напротив:
– Бретт, нам всем сейчас тяжело.
– Ах, вам сейчас тяжело? – Слезы застилают мне глаза. – Ты это серьезно? Я потеряла мать и бизнес. Бизнес, который достался тебе. А ты еще пудрила мне мозги. Внушала, что я буду президентом компании. Я из кожи вон лезла, чтобы быть достойной столь высокой чести.
Кэтрин ожидает, пока я не выговорюсь. Вид у нее такой невозмутимый, словно я рассыпаюсь в комплиментах по поводу ее платья. Внутри у меня все кипит, из ноздрей, того и гляди, вырвется огонь. Но продолжать свои обличения я не осмеливаюсь. Так или иначе, Кэтрин – моя невестка. И мой босс, черт ее забодай!
Кэтрин наклоняется вперед, сложив холеные руки на коленях.
– Прости, – говорит она. – Поверь, я не кривлю душой. Вчера я была потрясена не меньше твоего. Я действительно не сомневалась, что ты получишь акции матери и займешь ее должность. Я начала вводить тебя в курс, не посоветовавшись с Элизабет, и это была моя ошибка. Но я не хотела заводить с ней подобный разговор. Если бы я это сделала, она могла расстроиться. Она решила бы, мы все думаем, что она не выкарабкается. – Кэтрин накрывает мою руку своей. – Поверь мне, Бретт, я была готова работать под твоим руководством. И честное слово, не страдала бы от уязвленной гордости. – Она сжимает мою ладонь. – Бретт, я очень тебя уважаю. Ты прекрасно справилась бы с должностью исполнительного директора, в этом у меня нет никаких сомнений.
Вот как? Не слишком понятно, как воспринимать ее слова: как комплимент или как оскорбление. На всякий случай хмурюсь.
– А табличка с именем? – произношу я обвинительным тоном. – Как тебе удалось поменять ее так быстро?
Кэтрин улыбается:
– Табличку заказала Элизабет. Вчера, когда я вошла в кабинет, она уже стояла на столе.
Я пристыженно опускаю голову:
– Да, это поступок в мамином стиле.
– Она была удивительным человеком. – Глаза Кэтрин блестят от слез. – Я и в подметки ей не гожусь. Если я сумею хоть в какой-то степени оправдать ее доверие, то буду безумно горда.
Сердце мое смягчается. Мамин уход, несомненно, стал ударом и для Кэтрин. Они с мамой были идеальными деловыми партнерами, мама – элегантным лицом компании, Кэтрин – ее неутомимым помощником, который держал в руках все невидимые нити. Я окидываю свою невестку взглядом. Кашемировое платье, изящные туфли от «Феррагамо», гладкая кожа цвета слоновой кости, волосы, убранные в строгий пучок. Не могу не признать: мама сделала верный выбор. Кэтрин выглядит именно так, как и положено президенту процветающей компании. И все же меня гложет обида. Неужели мама не верила, что со временем я могу стать такой же?
– Извини, – бормочу я. – Сама не понимаю, с какой стати я на тебя взъелась. Не твоя вина, если мама решила, что я не способна руководить компанией. Уверена, ты добьешься больших успехов.