На задворках Солнечной системы Михеев Михаил

– Разновидность пластида. Чрезвычайно мощная, наверное, одна из сильнейших взрывчаток, созданных людьми. Разработана в Альянсе, но это ни о чем не говорит. Взрывчатка старая, еще довоенная, сейчас она на вооружении спецслужб в паре десятков стран. Даже наши не брезгуют… Так что это ни с какой стороны не зацепка. Скорее, подтверждение того, что у нас проблемы.

– Какова была мощность взрыва, посчитали?

– Да. Не очень большая, но нам бы хватило. Как минимум, вырвало бы кусок борта, а может, и силовой набор покорежило. Дальше – в зависимости от точки, могли отделаться серьезной аварией, а могло и всех прихлопнуть, как мух полотенцем.

– Хреново, – резюмировал командир «Седова».

– Я бы выразился куда жестче. А главное, мотивы того, кто это сделал, совершенно мне непонятны.

– Мотивы… – Романов встал, прошелся туда-сюда по каюте. – Знаешь, вы, что хотите, делайте, хоть лопатой яму ройте, но этого умника мне найдите. Подвергать корабль опасности нельзя.

– Сделаю, куда я денусь, – с печалью в голосе махнул рукой контрразведчик.

Когда он вышел, в рубке на некоторое время воцарилось молчание. Наконец Романов вздохнул и спросил:

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Думаю, что ничего хорошего. На корабле есть кто-то… чужой.

– Вот именно. И кого ты подозреваешь?

– Есть варианты. Плохо только, пока их не проверить. Разве что корабль обыскать, но это вряд ли что-то даст. Слишком много закутков, в которых можно обустроить тайник.

– Вот именно. Ладно, будем думать. И знаешь, все-таки осмотрим корабль, хотя бы наскоро. Завтра… точнее, уже сегодня они отправятся на планету, часа три у нас будет. Грешно их не использовать.

– Согласна. Вряд ли, конечно, но… вдруг нам повезет?

– Как знать. Откровенно говоря, их пригласили на этот пикник просто невероятно вовремя.

Марсианский посадочный модуль. Следующее утро

Зачем она во все это ввязалась? Сложно сказать. Она, честно говоря, даже не понимала, почему согласилась. Был бы рутинный полет, а под конец – много работы, денег и очередное признание в научном мире, где она, может статься, достигла бы статуса звезды первой величины. Женщин, конечно, именитые мужи совсем даже не жаловали, но уж она постаралась бы, чтоб они подвинули свои толстые задницы и признали наконец, что рядом с ними не слабый пол, а нечто большее. Сложно было бы, конечно, но вполне решаемо. А тут ей предложили процесс облегчить, и все – взамен на ма-аленькую услугу. И она, дура, согласилась. Теперь это решение уже не казалось ей мудрым.

Вроде бы ничего особенного ей делать не требовалось. Ну… почти ничего. Однако это давило, словно камень, положенный на плечи. Ощущение паршивое. А самое неприятное, что приходилось его постоянно скрывать от других. Попробуйте сделать это в замкнутом пространстве, где невозможно не столкнуться с другими членами коллектива. И чтобы вести себя, как обычно, необходим самоконтроль, постоянный и полный. Не расслабиться нигде, разве что в собственной каюте, а как дверь откроешь – и все, ни чихнуть, ни пукнуть. Такое состояние выматывало, и потому, несмотря на то, что в полете делать было особо нечего, чувствовала она себя по вечерам, словно весь день вагоны разгружала.

Хорошо еще, народ собрался такой, что в душу лишний раз не лез. Разве что доктор – ну да эскулапу это по должности положено, душещипательные беседы вести. Он ведь не только за физическое, но и за психическое здоровье подопечных отвечает. А в остальном товарищи достаточно деликатны, чтобы при первом же намеке отвалить в сторону.

Тем не менее, морально она устала дико. Еще и смерть эта… А потому момента, когда они прибудут на Марс, ждала, как манны небесной. И ведь дождалась! И все бы хорошо, если бы не идиотская выходка их геолога, который заявился с мордой обожравшегося сметаны кота и предложил устроить экскурсию на поверхность Марса.

Откровенно говоря, больше всего хотелось послать его куда подальше, но этот неунывающий умник сообщил о намечающемся мероприятии всем и сразу, и остальные восприняли новость с энтузиазмом. Пришлось быть как все, то есть демонстрировать радость и готовность лететь вот прямо сейчас куда хочешь и на чем хочешь. А ведь хотелось-то уткнуться носом в подушку – и чтоб не кантовали. Черт бы побрал этого энтузазиста!

Результат оказался закономерен. Вначале подъем в шесть утра. Боги! За время полета она отвыкла подрываться в такую рань. Потом легкий завтрак – и бодрой трусцой к внешнему причалу, где как раз неуклюже маневрировал посадочный модуль. По сути, обычный шаттл, вроде того, который возил их на орбиту во время тренировок, разве что заметно меньших размеров.

Приятель их геолога, Ипатов, ждал гостей возле шлюза. Здоровенный, высокий, чуть сутулый, больше всего напоминающий пережравшую стероидов гориллу. Стоял, лыбился на их компанию, а потом махнул рукой в сторону мобильного контейнера и сказал, чтобы выбирали скафандры. А то мало ли.

Скафандры оказались весьма похожи на обычные, космические, только несколько более легкие. Да еще ботинки имели грубую, но весьма удобную подошву, которая позволяла без проблем ходить по грунту, а не только плавать в невесомости. Впрочем, для нее это открытием не являлось, находилась в таких, было дело. Да и не только для нее, Иванов вон тоже облачился на удивление быстро, хотя и похуже, чем женщины. Смешно, в их экипаже женщины, все трое, вообще оказались более подготовленными, чем мужчины. Жалко, Ирина осталась на корабле, но тут уж никуда не денешься, члены основного экипажа сейчас загружены работой по самое не балуй. Кроме, пожалуй, доктора – этот уже проверил свои таблетки и теперь летит вместе с ними. Такой же неуклюжий, как и остальные. Космонавт, блин.

И все равно, жаль, что Ирины нет, а то бы она всем наверняка показала, как надо влезать в этот доспех. Ну, да и ладно, и вдвоем продефилируют. Они будут, хе-хе, смотреться куда выигрышнее мужчин, вначале размещающихся в скафандрах с грацией носорогов, а затем прогуливающихся с героическим видом, переваливаясь, словно утки.

Однако приступ гордости за истинных женщин был, пожалуй, единственным, что пошло на пользу настроению. Зато исходящий от скафандров запах… Ну, а чего вы хотели? Это же «дежурные» скафандры.

Любой человек, постоянно работающий на станции, имеет свой личный, приписанный ему скафандр, который не имеет права надевать никто, кроме хозяина. Он этот скафандр холил и лелеял, чистил после каждого использования, проверял… «Дежурные» же предназначались для таких, как экипаж «Седова», командированных. Нет, они, разумеется, были исправны, за этим следили строго. И размеры имелись практически любые. Только вот стойкий запах раздевалки внутри не перебивался даже дезинфицирующим раствором. Притом, что эта жидкость тоже воняла капитально. И результат соответствующий, амбре жуткое, другого слова не подберешь. Мужики, обоняние которых слабее женского, такого дискомфорта явно не чувствовали, зато женщинам приходилось тяжко.

И вот, преодолевая брезгливость, она забралась сначала в скафандр, а потом и в шаттл, заняла изрядно потертое и неудобное, хотя и редкостно функциональное кресло, и стала ждать, когда их наконец доставят на поверхность Марса. Рядом, недовольно кряхтя, располагались остальные. Садились, пристегивались, ерзали, пытаясь устроиться удобнее. Не слишком-то это у них получалось, откровенно говоря, все же тот, кто проектировал сиденья в шаттле, явно был скрытым садистом и постарался вложить в конструкцию кресел максимум неудобства.

Приятель Басова, имя которого, в отличие от фамилии, она успела благополучно забыть, вошел последним. Внимательно, куда только делись ухмылки и раздолбайство, проверил, как сели пассажиры, и решительно устроился в кресле пилота. От ее внимания не укрылось, что кресло нестандартное, явно переделанное под габариты Ипатова. Стало быть, этот шаттл в его личном пользовании, причем давно. Защелкнул ремни автоматическим движением, не глядя, и отстегнул перчатки. Многие пилоты так делают, считая, что голыми руками лучше чувствуют штурвал. Ничего опасного, в случае нужды натянуть их обратно вопрос двух секунд.

– Укромное, я Лопух. К старту готов.

То ли случайно, то ли из пофигизма Ипатов не отключал трансляцию, и все его слова были слышны пассажирам. Раздались короткие смешки. В ответ вальяжный, ленивый и даже какой-то замедленный баритон произнес:

– Лопух, я Укромное. Старт разрешаю.

Ипатов шевельнул пальцами. Шаттл чуть заметно вздрогнул и медленно, невероятно плавно отделился от стыковочного узла. В правом иллюминаторе мелькнул бугристый, как и положено уважающему себя астероиду, бок станции, левый заполнил величественно красный Марс. Едва заметная дымка атмосферы ничуть не мешала, даже, как будто, терялась. Ипатов вновь шевельнул аккуратный штурвал, и шаттл, развернувшись, скользнул вниз. Еще щелчок – и управление принял на себя автопилот.

Марсианский посадочный модуль. Несколько минут спустя

Шаттл вошел в атмосферу практически незаметно, что, в общем-то, и не удивительно – по сравнению с земной она оказалась более чем разреженной. В результате спуск проходил куда быстрее, чем на родной планете, и при этом не наблюдалось спецэффектов вроде лижущей борта плазмы. Впрочем, Ипатов не торопился и вообще очень быстро перевел машину в горизонтальный полет.

Воспользовавшись моментом, Басов перебрался в кресло второго пилота, установленное, скорее, по традиции – особой нужды в нем не было, да и не особой – тоже. Новые шаттлы, по слухам, им уже не оборудовались, но Ипатову новенькую машину хрен кто даст, так что пилотировал он сейчас откровенное старье. Хорошо отлаженное, вылизанное до блеска, но – старье. Впрочем, незаметно было, чтобы Виктора это хоть как-то напрягало. Кораблем он управлял одной рукой, будто автомобилем, что выдавало огромный опыт при любительской, в общем-то, подготовке. Скорее всего, на планету он спускался так часто, что это уже успело надоесть, но пилот, которого готовили долго и тщательно, никогда не расслабится до такого поведения.

Повернувшись к Басову, пилот ухмыльнулся:

– Как в молодости, любишь смотреть вперед?

– Именно. А ты, смотрю, все не расстаешься с вредными привычками?

Ипатов вновь ухмыльнулся. Челюсть его, словно подтверждая слова однокашника, размеренно двигалась – от пристрастия к жевательной резинке его, похоже, только могила исправит.

– Вредные привычки – это только те, которые вредят тебе. А если окружающим, то нечего было окружать.

– Угу, угу, – покивал головой Басов. – Поостри мне еще. Совсем вы тут, смотрю, вдали от недремлющего ока начальства расслабились. Сплошное ля-ля-ля да хи-хи-хи. Послушаешь – так не передовой отряд исследователей космоса, а взвод юмористов собрался. Вас бы на плац – и маршировать отсюда и до обеда. Что еще за Укромное, Лопух?

– А, это у нас диспетчер полетов развлекается, – Ипатов даже не пытался обижаться. – Делать ему нечего, вот и придумывает ерунду всякую, вроде нестандартных позывных.

– Делать нечего?

– Понимаешь, кораблей мало, шаттлов тоже раз-два и обчелся… В общем, есть такая профессия – на работе сидеть.

– А если и впрямь какой умник прилетит с проверкой да устроит вам разнос за неуставные беседы в эфире?

– Ну, мы все-таки не военные. Прилетали уже одни такие, все в скафандрах с погонами, пробовали нам уставы писать. Мы их послали на хрен – они и пошли. Не подчинены мы им, и все тут. Это своими, которые на службе, они еще могли бы покомандовать, но, что интересно, даже не пытались. Наверное, поняли, что те их тоже пошлют.

– Да уж, дисциплинка…

– Да ладно тебе. Диспетчер может наедать себе пузо и молоть языком, но он профессионал своего дела, и ни единого сбоя при мне не случалось. У меня налету сейчас больше, чем у иного генерала, уже, притом, что к основной работе нареканий ни малейших. Остальные, поверь, такие же.

– Поня-атно, – скептически протянул Басов, но от дальнейших комментариев воздержался.

Шаттл между тем начал заваливать влево – Ипатов скорректировал курс, но получилось у него слишком резко, что еще раз подтвердило мнение Басова о нем, как о пилоте. Воздушный хулиган, вот кто он. Натаскать, конечно, натаскали, но остался Виктор при этом любителем до мозга костей. Впрочем, пускай его, летит уверенно, аварии не допустит. Вот только почему все-таки он пилотирует сам? Разве нет на базе профессиональных летунов?