Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря Мельтюхов Михаил
Маршрут – Вильно, Свенцяны, м. Мелегяны, Видзы, Дрисвяты.
4. 39 тбр после разгрузки выйти в район сосредоточения – Г.Дв. Нов[ый] Двур, Межаны, Сюлки, Лушнево, Гирчаны.
Штабриг – Гирчаны.
5. 267 ап к исходу дня 28.9.39 сосредоточиться в районе Кякшты, Лукьяны, оз. Секлы.
Маршрут движения: Свенцяны, Мелегяны, Видзы. М. Видзы хвостом колонны пройти не позднее 12.00 28.9.39.
6. 205 ап – к исходу дня 28.9 сосредоточиться в районе Анджеевка, Шульги, Мелегяны.
7. 16 зад к 14.00 28.9.39 перейти в район Усяны, Дрисвяты, Опса и прикрыть сосредоточение частей корпуса.
8. Штакор – с 12.00 28.9 – Опса»[214]. В связи с передислокацией войск 4-го стрелкового корпуса между 13 и 22 часами 27 сентября командиры 5-й, 10-й и 126-й стрелковых и 24-й кавалерийской дивизий издали соответствующие приказы[215].
Тем временем в 20.54 26 сентября Военный совет ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № 1/149: «Распоряжением Командующего войсками БОВО в районе – Друя, Дрисвяты, Опса к 28.9.39 сосредоточатся: 4 ск в составе 10 сд, 126 сд и 163 сд, 39 тб и 24 кд, этот корпус в полном составе с утра 29.9.39 переходит в Ваше подчинение.
С 26.9 в район ст. Свольна, Борковичи начнет прибывать 84 сд, которая имеет задачу сосредоточиться распоряжением Командующего войсками БОВО в районе Свольна, где и останется в моем резерве.
4 ск распоряжением Командующего войсками БОВО прикрывается одним истребительным полком.
В районе Голодаево к 28.9.39 будет перебазирован истребительный полк, включая в это число две эскадрильи, уже дислоцированные в районе Голодаево. Район – Полоцк, Орша, Витебск перебазируется два авиаполка скоростных бомбардировщиков. Вся перечисленная авиация выше, с утра 29.9.39 входит в Ваше подчинение. Разграничительная линия между БОВО и 7[-й] Армией Невель, Полоцк, Дисна, Видзы, Дукшты все для 7[-й] Армии, кроме Полоцка, который остается для совместного пользования.
Необходимо принять меры организации связи с указанными частями. Представьте соображения по организации устройства тыла. Получение и принятие мер донести»[216].
26 сентября в район Полоцк – Свольна стали прибывать по железной дороге 163-я, 84-я стрелковые дивизии и 39-я танковая бригада из МВО[217]. Согласно изданному в тот же день приказу Военного совета Белорусского фронта № 07 39-я танковая бригада с 11.00 29 сентября подчинялась 4-му стрелковому корпусу и должна была сосредоточиться севернее Опсы. 28 сентября начальник штаба Белорусского фронта своей телеграммой № 00075/ш приказал сосредоточить севернее Опсы 84-ю стрелковую дивизию и с 11.00 29 сентября включить ее в состав 4-го стрелкового корпуса, а 163-ю стрелковую дивизию сосредоточить в районе Свольны и передать в подчинение Военного совета ЛВО[218]. Соответственно, в 3.33 28 сентября начальник штаба ЛВО направил командующему 7-й армии шифротелеграмму № оп/12:
«1) 4 ск переходит в Ваше подчинение не 29.9.1939, а с утра 28.9.39 г.
2) В состав 4 ск взамен 163 сд, включается 84 сд, которая разгружается в сборном пункте 4 ск маршами, отдельными полками, не ожидая всей дивизии.
3) 163 сд сосредоточиться в районе Свольна [в] мой резерв.
4) 13[-й] танковый батальон, прибывающий из Старицы, [и] 14[-й] танковый батальон сосредоточить в районе 4 ск.
Об исполнении донести»[219].
27 сентября Разведотдел ЛВО сообщал о военных приготовлениях в Латвии, что «21.9.39 5[-й] и 6[-й] пех[отные] полки и один дивизион артполка 2-й Видземской дивизии были отправлены из Риги в Даугавпилс (Двинск)», а 7-й пехотный полк переброшен в район Карсава[220]. 29 сентября разведка доложила, что «установлено выдвижение передовых частей 9[-го] п[ехотного] п[олка] на линию Зилупе, м. Посина». Правда, основные силы 9-го пехотного полка оставались в пункте постоянной дислокации – Резекне[221].
На основании директивы наркома обороны № 043/оп от 26 сентября Военный совет ЛВО в 1.00 29 сентября направил командующему 7-й армии комкору В.И. Болдину приказ № 4414/сс/ов:
«1. Сосредоточение войск 7[-й] Армии к Латвийской границе на фронте Красный, Себеж, оз. Освейское, Придруйск закончить к исходу 29.9.39, имея их в полной боевой готовности и следующей группировке:
2 ск – 155 сд в районе Габаны [Гобаня], Нивки, Посадница [Посадницы]; 67, 48 сд, 34[-я] танковая бригада – Меженцы, Грошево, Себеж;
47 ск – 138, 163 сд – Воронина [Воронино], Жуково, Медведева [Медведево]; 4 ск – 10, 126, 84 сд, 24 кд, 39[-я] танковая бригада – Придруйск, Дрисвяты, Иказнь.
2. Задача 7[-й] Армии [ – ] прикрыть операции ЛВО против Эстонии со стороны Латвийской границы.
В случае выступления или помощи Латвийской армии Эстонским частям, 7[-й] Армии, по особому приказу быстрым и решительным ударом по обоим берегам р. Западная Двина, наступать в общем направлении на Рига.
3. Действия армии должны быть решительными, поэтому войска не должны ввязываться в фронтальный бой на укрепленных позициях противника, а оставляя заслоны с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу.
4. Авиационная группа армии:
Командует авиацией 7[-й] Армии командующий ВВС Калининского военного округа комбриг [С.К.] Горюнов.
Состав: два полка истребительных и два полка СБ. Граница для действий авиации армии Верро [Выру], оз. Лубань, Двинск [Даугавпилс].
Задача: непосредственная поддержка и прикрытие войск армии. Не допускать авиацию противника на направление Опочка, Идрица, Полоцк. В случае выступления Латвии, по особому приказу уничтожить авиацию противника на аэродроме Реезекне и ж[елезно]д[орожный] узел Реезекне.
5. Соседи: справа 8[-я] Армия (штарм Псков), по получении особого приказа переходит в наступление с задачей разбить Изборско-Печерскую группировку противника и, наступая на Юрьев (Тарту), совместно с отдельным Кингисеппским стрелковым корпусом овладеть Таллин, Пернов [Пярну].
Левый фланг 8[-й] Армии в сторону Валк [Валга] обеспечивается 1[-й] танковой бригадой и 25 кд, усиленных двумя с[трелковыми] п[олками] на автомашинах, которые в случае выступления или помощи Латвийских воинских частей Эстонской армии, действуют [в] направлении Рига.
Граница с ней (все пункты для 8[-й] Армии): Новоржев, Лагунина (40 км южнее Остров). Слева части БОВО.
Граница с ними Невель, Полоцк (пункт общего пользования), Друя.
6. Устройство тыла и материальное обеспечение организует Штаб 7[-й] Армии. На проведение операции Вам отпускается 5 боекомплектов огнеприпасов, 5 заправок горючего для боевых машин и 6 заправок для транспортных машин.
В войсках иметь: огнеприпасов 1 1/2 боекомплекта, 3 заправки горючего и 4 суточных дачи продфуража. Кроме того, на головные склады к исходу 29.9.39 завести 2 боекомплекта огнеприпасов, 2 заправки горючего и 2 суточные дачи продфуража.
7. О времени перехода в наступление будет дана особая директива, до получения которой с настоящей директивой должен быть ознакомлены лишь Военный Совет армии, начальник штаба, НО-1, командиры, комиссары и начальники штабов корпусов.
8. Всю подготовку и занятие исходного положения провести скрытно, в исходном положении войска должны быть замаскированы.
9. Иметь надежную связь с войсками.
10. Штаб округа [ – ] Ленинград. Командный пункт [ – ] Псков. Связь со штармом непосредственная, телеграф и радио.
11. Получение подтвердить. План операции представить [в] 20.00 час[ов] 29.09.39 нарочным»[222].
29 сентября управление 7-й армии прибыло в Идрицу, а соединения армии к исходу дня завершили сосредоточение в предназначенных районах[223]. Соответственно, войска 4-го стрелкового корпуса, сосредоточение которых несколько задержалось, были переданы в оперативное подчинение Военного совета 7-й армии с утра 30 сентября, а командование корпуса было «вызвано в Идрицу [в] штаб армии Болдина для получения задач»[224]. Передислоцированные войска на литовской границе были сменены заставами от частей 5-й стрелковой дивизии. 30 сентября командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников и полковник Н.И. Гусев направили командующему войсками БОВО, а также Военным советам 7-й армии и ЛВО директиву № 065 с приказом наркома обороны: «Перебазирование авиационных полков в район 7[-й] Армии до особого распоряжения не производить»[225]. В 23.10 того же дня начальник Генштаба РККА направил командованию ЛВО сообщение: «Народный Комиссар Обороны приказал 1 октября, не затрагивая эстонской территории, произвести разведку латвийской территории. Разведку вести на глубину Люцын [Лудза] – Режица [Резекне]. Вести так, чтобы не попасть под огонь, лучше всего истребителями 9-ми или эскадрильями, можно и СБ, но с больших высот». После выполнения этой задачи 1 октября было приказано в дальнейшем разведывательные полеты производить только по особому указанию Генштаба[226]. С 20 часов 1 октября 4-му стрелковому корпусу был подчинен 14-й понтонный батальон[227].
После достижения договоренности с Эстонией советское руководство решило уточнить группировку войск на границе с Латвией, и в 23.15 30 сентября начальник Генштаба Красной армии направил командующему войсками ЛВО приказ № 074: «В связи с изменившейся обстановкой во изменение директивы от 26.9.39 г. за № 043/оп Народный Комиссар приказал:
1. 8[-й] армии в составе 56[-й], 75[-й], 49[-й], 136[-й] стрелковых дивизий, бригады 25[-й] кавдивизии, 10[-го] танкового корпуса (без 18[-й] танковой бригады), 1[-й] танковой бригады и 2 полков артиллерии, оставив одну стрелковую дивизию на эстонской границе, иметь главную группировку южнее реки Кудеб в районе Заполье, Остров, Черская.
2. Продолжать сосредоточение частей 7[-й] армии и 4[-го] стрелкового корпуса согласно директивы № 043/оп»[228].
2 октября штабу 7-й армии было сообщено, что по распоряжению наркома обороны должны прибыть 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Ржева в Великие Луки, 39-й скоростной бомбардировочный авиаполк из Быхова в Уллу, 15-й истребительный авиаполк из Уллы в Полоцк, 20-й истребительный авиаполк из Смоленска в Голодаево и управление 18-й авиабригады из Орши в Полоцк[229].
Развернувшиеся со 2 октября в 7-й армии учебные занятия по боевой и политической подготовке привели к возникновению в войсках армии мощного боевого порыва. Так, механик-водитель танкового батальона 48-го стрелковой дивизии говорил: «Скорей бы пойти в бой, где мы покажем латвийским помещикам силу и мощь СССР». «Давали бы приказ о наступлении поскорей, – считал красноармеец 56-го стрелкового полка Чупкин, – получить надо первое боевое крещение». Младший командир 179-го мотострелкового батальона 34-й танковой бригады Лавренюк заявил: «Я жду с нетерпением, когда командование прикажет выступить, я готов отдать жизнь за родину, если это потребуется». Красноармеец 2-й пулеметной роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии Юраш на митинге обещал, что «если придется воевать с “айсаргами” – мой пулемет всегда будет работать безотказно». Однако недостаточная организованность привела к тому, что «в 328[-м] с[трелковом] п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] красноармеец Хренов в ночь с 29 на 30 сентября, заблудившись, перешел латвийскую границу. С латвийской стороны Хренов вернулся сам через 20 минут. В настоящее время он находится на погранзаставе, где ведется расследование. В 14[-м] г[аубичном] а[рт]п[олку] 48[-й] с[трелковой] д[ивизии] в ту же ночь несколько красноармейцев-разведчиков, потеряв ориентировку, перешли латвийскую границу, но, узнав об этом, немедленно вернулись обратно». Чтобы не допускать самовольного перехода бойцами границы, политработники организовали беседы с личным составом частей, была также усилена служба наблюдения и охранения[230].
Вместе с тем, проводимая политработа породила среди военнослужащих 7-й армии и ряд «нездоровых» высказываний. Например, по мнению красноармейца 3-й роты 281-го стрелкового полка 67-й стрелковой дивизии члена ВКП(б) М.И. Иванова, «если мы будем занимать Латвию, то это будет неверно. Политика Советской власти и нашей партии – не занимать чужой территории». В 295-м артполку 138-й стрелковой дивизии красноармейцы 3-го батальона А.И. Иванов и П.Н. Мигачев заявили: «Зачем мы хотим напасть на Латвию, ведь она нас не трогает. Говорим, что чужой земли не хотим, а готовимся убивать рабочий класс, да и дети наши пропадут»[231]. Как полагал заместитель политрука 2-го танкового батальона 1-й танковой бригады Крючков: «Мне никак непонятно, почему Советское правительство перед народом демонстрирует нейтралитет, а само концентрирует свои войска к границе мирных государств. Что из себя представляют Эстония и Латвия, если имеют 100 тыс. войск, – два дня и это будет значить захват чужих границ». По мнению младшего командира 18-й танковой бригады Романовского, «теперь ясно, что Советский Союз сосредотачивает свои войска у границы для того, чтобы разгромить прибалтийские государства и поживиться за их счет»[232].
2 октября Разведотдел ЛВО издал очередной бюллетень № 69, в котором относительно Латвии отмечалось, что «в Зилупе и Пасине солдаты [7-й роты 9-го пехотного полка] заявляют, что драться против Красной армии не будут и в случае военных действий они перейдут на сторону красных»[233]. По данным разведывательного бюллетеня № 73 от 4 октября, Латвия переживала экономические трудности, связанные с нехваткой сырья, ростом безработицы, проблемами с продовольствием и горючим. «Большая часть рабочих и бедняцкая часть сельского населения по отношению к Советскому Союзу настроена положительно. Многие говорят, что неплохо было бы, если СССР взял бы под свою защиту и Латвию»[234].
В итоге на границе Латвии была развернута группировка войск Красной армии (см. схему 2), боевой состав и численность которой показаны в таблицах 6 и 7. Внушительной была и группировка ВВС. Как уже указывалось, в южной части ЛВО дислоцировалось порядка 1 420 самолетов, а ВВС 7-й армии состояли из управления 18-й авиабригады, 15-го, 20-го истребительных, 16-го, 31-го, 39-го скоростных бомбардировочных полков и 10-й истребительной эскадрильи, в которых насчитывалось 310 самолетов[235].
Таблица 6. Советская группировка на границе Латвии к 3 октября 1939 г.[236]
Таблица 7. Численность и вооружение войск на 3 октября 1939 г.
Схема 2. Группировка советских войск на границе с Латвией. 4 октября 1939 г.
Тем временем латвийское руководство, заинтересованное в расширении экономических отношений с СССР, внимательно изучало эстонский опыт и, учитывая рост советского влияния в Восточной Европе, было согласно договориться на условиях, аналогичных эстонским. 30 сентября министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс и военный министр генерал Я. Балодис заявили советскому полпреду в Риге о готовности начать 8–9 октября торговые переговоры и о том, что «дальнейшее развитие политической линии Латвии должно идти в направлении большого политического и экономического сотрудничества с СССР». При этом латвийская сторона отметила, что «считает совершенно приемлемыми основу и форму договора с Эстонией для Латвии. Одобряют ведущуюся политику СССР, и на условиях с Эстонией латыши согласны разговаривать». Сообщая об этом, полпред предлагал «поставить, в духе их пожеланий и нашей заинтересованности, наряду с экономическими вопросами и политические»[237]. 1 октября Москва сообщила Риге о готовности к экономическим переговорам, и правительство Латвии приняло решение о визите министра иностранных дел в СССР[238]. В тот же день латвийская сторона уведомила германского посланника в Риге о том, что в ночь на 1 октября латвийскому посланнику в Москве было заявлено, что советское правительство желает немедленно начать переговоры с латвийским правительством, правда, тема предстоящих переговоров названа не была. Являясь партнером Германии по договору о ненападении, латвийское правительство информировало, что 2 октября Мунтерс вылетает в Москву. Сообщение об этом было передано по радио, а завтра будет напечатано в утренней прессе[239].
2 октября Латвийское телеграфное агентство сообщило, что «Латвия должна приступить к пересмотру своих внешних отношений, в первую очередь с СССР. Правительство поручило министру иностранных дел Мунтерсу немедленно направиться в Москву, чтобы войти в прямой контакт с правительством СССР». В тот же день в 21.30 в Кремле началась первая беседа В. Мунтерса с советским руководством, от имени которого В.М. Молотов предложил упорядочить советско-латвийские отношения, поскольку «нам нужны базы у незамерзающего моря». Его поддержал И.В. Сталин, заявивший, что «прошло 20 лет, мы стали сильнее и вы тоже. Мы хотим говорить о тех же аэродромах и о военной защите. Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией. Кроме того, если мы достигнем согласия, то для торгово-экономических дел имеются очень хорошие предпосылки». Обосновывая необходимость усиления безопасности СССР, Молотов указал, что «то, что было решено в 1920 г., не может оставаться на вечные времена. Еще Петр Великий заботился о выходе к морю. В настоящее время мы не имеем выхода и находимся в том нынешнем положении, в каком больше оставаться нельзя. Поэтому хотим гарантировать себе использование портов, путей к этим портам и их защиту».
Попытки В. Мунтерса отклонить советские претензии ссылками на нормализацию советско-германских отношений вызвали довольно откровенную реплику И.В. Сталина: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся… если не мы, то немцы могут вас оккупировать. Но мы не желаем злоупотреблять… Нам нужны Лиепая и Вентспилс…» Советская сторона настаивала на получении права на размещение военных баз и ввод 50-тысячного контингента войск. Естественно, латвийская сторона настаивала на сокращении численности войск и отказалась от размещения советских частей в Риге. В ходе дискуссии Сталин пообещал, что «гарнизоны останутся только на время нынешней войны, а когда она окончится – выведем», и снизил численность войск до 30 тысяч. В 24 часа стороны решили сделать перерыв до следующего дня. В ходе следующего раунда переговоров, начавшегося в 18 часов 3 октября, латвийская сторона предложила ограничиться советской базой в Вентспилсе и настаивала на сокращении численности вводимых гарнизонов до 20 тысяч человек. В.М. Молотов постарался добиться уступок в духе советского предложения, но Мунтерс стоял на своем. Тогда слово взял Сталин: «Вы нам не доверяете, и мы вам тоже немного не доверяем. Вы полагаете, что мы хотим вас захватить. Мы могли бы это сделать прямо сейчас, но мы этого не делаем». Советский руководитель настаивал на получении баз в Вентспилсе и Лиепае, а также на сооружении береговой батареи на мысе Питрагс. Когда Мунтерс вновь попытался отстоять свои предложения, Сталин прямо указал, что «немцы могут напасть. В течение 6 лет немецкие фашисты и коммунисты ругали друг друга. Сейчас произошел неожиданный поворот вопреки истории, но уповать на него нельзя. Нам загодя надо готовиться. Другие, кто не был готов, за это поплатились»[240]. Выработка условий договора проходила при настойчивом давлении советской стороны и медленных уступках латвийской делегации.
3 и 4 октября Латвия сообщала Германии о ходе советско-латвийский переговоров и содержании выдвинутых советской стороной предложений[241]. Однако выяснилось, что Берлин занял позицию стороннего наблюдателя, и 3 октября в Риге было решено, что «правительство одобряет действия Мунтерса и поручает ему достичь соглашения с Москвой на основе принципов эстонского соглашения, пытаясь достичь, насколько это возможно позитивных результатов». Министру иностранных дел было поручено «делать все необходимое, чтобы улучшить текст уже подписанного советско-эстонского соглашения, пытаясь достичь более благоприятных условий для соглашения с Латвией»[242]. В итоге советско-латвийских переговоров 5 октября был подписан договор о взаимопомощи сроком на 10 лет, предусматривавший ввод в Латвию 25-тысячного контингента советских войск. Советские базы должны были разместиться в Лиепае, Вентспилсе и других местах, которые будут определены по взаимному соглашению. Для охраны Ирбенского пролива СССР получал право соорудить базу береговой артиллерии на побережье. Стороны взяли на себя обязательство не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой стороны. Советский Союз брал на себя обязательство оказывать помощь латвийской армии вооружением и военными материалами на льготных условиях. В договоре специально оговаривалось, что его выполнение не должно затрагивать суверенные права сторон, в частности их экономической системы и государственного устройства. Для проведения договора в жизнь создавалась Смешанная комиссия на паритетных началах. Договор был ратифицирован СССР 8 октября, Латвией – 10 октября и вступил в силу 11 октября после обмена ратификационными грамотами в Риге. 12 октября в Москву прибыла латвийская торговая делегация во главе с председателем Латвийской торгово-промышленной камеры А. Берзиньшем, в результате переговоров с которой 18 октября было подписано советско-латвийское торговое соглашение на период с 1 ноября 1939 г. по 31 декабря 1940 г., установившее торговый оборот в 60 млн латов[243].
Договор о взаимопомощи с Литвой
Если в отношении Эстонии и Латвии, отнесенных к его сфере интересов, Советский Союз мог действовать более уверенно, то в отношении Литвы Москва занимала осторожную позицию. Зная о занятии Вильно Красной армией, литовское руководство было заинтересовано в выяснении вопроса о будущем города. Уже в 13.30 19 сентября литовский посланник в Москве Л. Наткевичус, выполняя задание своего правительства, попытался выяснить у В.М. Молотова «как советское правительство очерчивает границы Западной Белоруссии, учитывая, что коренная литовская столица и некоторые населенные литовские районы находятся вне современной Литвы». На осторожный вопрос был получен столь же осторожный ответ. Молотов заявил, что «ему известны все проблемы, и он хорошо помнит и виленскую. Однако он считает, что недостаточная выясненность общего положения не дает возможности подойти к этой теме конкретно и поэтому следует набраться терпения и повременить»[244].
Учитывая, что Литва была отнесена к сфере интересов Германии, германское руководство рассматривало разные варианты реализации новых возможностей. 20 сентября в Берлине был составлен проект германо-литовского «договора об обороне», согласно которому Литва отдавала себя под опеку Германского Рейха, стороны должны были заключить военную конвенцию и начать переговоры по экономическим вопросам[245]. В ходе подготовки к этим переговорам И. фон Риббентроп, учитывая занятие Вильно советскими войсками, дал 21 сентября задание Ф. фон дер Шуленбургу в дружественной форме напомнить В.М. Молотову и И.В. Сталину о том, что Германия и СССР признали права Литвы на Виленскую область[246]. В ответ Молотов заявил 22 сентября, что в Виленском вопросе советское правительство придерживается заключенного соглашения, но не думает, что настал момент для уточнения деталей. Примерно в этом смысле он проинформировал и литовского посланника, добавив, что Советский Союз не забудет Литву. Молотов намекнул, что Виленский вопрос относится ко всему комплексу прибалтийских вопросов и это должно приниматься во внимание при окончательном урегулировании[247]. В итоге запланированные на 23 сентября германо-литовские переговоры были вечером 22 сентября по инициативе германской стороны отложены на неопределенное время[248]. 25 сентября А. Гитлер подписал директиву ОКВ № 4, согласно которой следовало «держать в Восточной Пруссии наготове силы, достаточные для того, чтобы быстро захватить Литву, даже в случае ее вооруженного сопротивления»[249]. В тот же день в ходе начавшихся советско-германских контактов об урегулировании польской проблемы СССР предложил обменять территорию Варшавского и Люблинского воеводств на Литву и сообщил о желании заняться решением проблем Прибалтики[250].
27 сентября в Москве параллельно с советско-эстонскими переговорами в 22 часа начались переговоры с Германией, на которых затрагивались и прибалтийские проблемы. Министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп, зная от германского посланника в Таллине о советских предложениях Эстонии и полагая, что «это, очевидно, следует понимать как первый шаг для реализации прибалтийского вопроса», просил советское правительство сообщить, «как и когда оно собирается решить весь комплекс этих вопросов». Выслушав заявление И.В. Сталина о намерении СССР создать военные базы в Эстонии «под прикрытием договора о взаимной помощи», Риббентроп спросил, «предполагает ли тем самым Советское правительство осуществить медленное проникновение в Эстонию, а возможно и в Латвию, Сталин ответил положительно, добавив, что, тем не менее, временно будут оставлены нынешняя правительственная система в Эстонии, министерства и так далее. Что касается Латвии, Сталин заявил, что Советское правительство предполагает сделать ей аналогичные предложения. Если же Латвия будет противодействовать предложению пакта о взаимопомощи на таких же условиях, как и Эстония, то Советская Армия в кратчайший срок «разнесет» Латвию. Что касается Литвы, то Сталин заявил, что Советский Союз включит в свой состав Литву в том случае, если будет достигнуто соответствующее соглашение с Германией об «обмене» территориями». Оценивая позицию стран Прибалтики, Сталин полагал, что «с их стороны в настоящее время не предвидятся никакие эскапады, потому что все они изрядно напуганы»[251].
В итоге переговоров польская и литовская проблемы были решены на основе взаимных уступок сторон. Согласно подписанному 28 сентября советско-германскому договору о дружбе и границе устанавливалась «граница между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства». Кроме того, в соответствии с секретным дополнительным протоколом к советско-германскому договору Литва была передана в сферу интересов СССР. Правда, предусматривалось, что «как только Правительство СССР предпримет на литовской территории особые меры для охраны своих интересов, то с целью естественного и простого проведения границы настоящая германо-литовская граница исправляется так, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указанной на карте, отходит к Германии. Далее констатируется, что находящиеся в силе хозяйственные соглашения между Германией и Литвой не должны быть нарушены вышеуказанными мероприятиями Советского Союза»[252]. Проведенная на приложенной к протоколу карте линия проходила через Науместис, Вилкавишкис, Мариамполь, Людвинавас, Симнас, Сейрияй, Лейпалингис, Капчяместис (см. схему 3). В тот же день литовский посланник в Берлине попытался выяснить в беседе с Э. Вёрманом, велись ли в Москве переговоры о Литве и, вообще, о прибалтийских государствах. Конечно, литовского дипломата, прежде всего, интересовал Виленский вопрос, относительно которого, как мы видели, германская сторона делала Литве обнадеживающие намеки. Он также напомнил о готовности литовского министра иностранных дел в скором времени прибыть по приглашению в Берлин. Однако германский дипломат ответил, что ему не известно, говорилось ли в Москве о Литве. Тем более что Германия не вмешивалась в советско-эстонские переговоры[253].
Схема 3. «Кусочек» территории Литвы, оставшийся в сфере интересов Германии по советско-германскому протоколу от 28 сентября 1939 г.
Как только СССР и Германия договорились о передаче Литвы в сферу советских интересов, В.М. Молотов в 21 час 29 сентября вызвал литовского посланника в Москве и заявил ему, что следовало бы начать прямые переговоры о внешнеполитической ориентации Литвы, тем более что «Литва политически почти на 100 процентов зависит от Советского Союза и Германия не будет возражать против того, о чем Советский Союз договориться с Литвой». Л. Наткевичус напомнил о Виленской проблеме и постарался выяснить, какие именно вопросы интересуют советское правительство. Молотов ответил, что «территориальные вопросы могли бы быть решены благоприятно для Литвы, но сначала надо знать» насколько Литва расположена в отношении СССР. При этом он «несколько раз подчеркнул, что они не собираются советизировать Литву, что не будут создавать на занятых территориях второй Советской Литвы». Как отметил в своем донесении в Каунас литовский посланник, «советские представители склонны отдать нам литовские области, а возвращение Вильнюса обусловят некоторыми условиями», как минимум придется «заранее связать себя определенными узами с Советами не в пользу теперешнего абсолютного нейтралитета. […] Тон разговора и вся обстановка не носили характера какого-либо давления, были сделаны лишь многозначительные намеки»[254]. Уже 1 октября литовское правительство согласилось делегировать в Москву министра иностранных дел Ю. Урбшиса[255].
Тем временем 30 сентября А. Гитлер подписал директиву ОКВ № 5, которая отменяла предыдущее распоряжение о развертывании в Восточной Пруссии группировки войск для захвата Литвы[256]. В 14 часов 3 октября В.М. Молотов вызвал германского посла в Москве и сообщил ему о том, что советская сторона намеревается заявить литовскому министру иностранных дел, с которым сегодня должны начаться переговоры, что СССР готов передать Литве город Вильно с окрестностями, но она должна будет передать хорошо известную часть своей территории Германии. Молотов предлагал одновременно подписать советско-литовский протокол о Вильно и германо-литовский протокол о передаче Германии полосы литовской территории. В ответ Ф. фон дер Шуленбург предложил, чтобы советская сторона обменяла Вильно на юго-западную полосу литовской территории и передала бы ее Германии. Советская сторона просила сообщить ей мнение Берлина по этому вопросу к 12 часам следующего дня[257].
На начавшихся в 22.30 3 октября переговорах В.М. Молотов заявил Ю. Урбшису, что в условиях начавшейся войны «Советскому Союзу приходится обеспечивать свою полную безопасность». Поскольку Германия согласилась с вхождением Литвы «в зону влияния СССР», то Москва «стремится заключить и с Литвой пакт о взаимопомощи». Далее слово взял И.В. Сталин, который сообщил, что СССР пришлось договориться с Германией о передаче ей Сувалкского выступа и части прилегающей литовской территории. Естественно, Урбшис попытался отказаться от выработки договора о ненападении, ссылаясь на строгий нейтралитет Литвы и возможное укрепление ее армии. Обосновывая необходимость заключения договора о взаимопомощи, Молотов отметил, что сейчас, «когда происходят значительные события в Европе, может случиться так, что Советский Союз, будучи вынужденным вмешаться в них, будет принужден не считаться с провозглашенным сейчас Литвой нейтралитетом». При этом советская сторона подчеркивала отсутствие у нее посягательств на внутренний строй Литвы, а также указала, какие именно территории могут быть возвращены Литве. По поводу территориальных проблем литовская делегация постаралась уточнить, остается ли в силе граница, установленная Московским договором 1920 г., а также выразила озабоченность германскими притязаниями. В конце концов, Урбшис заявил, что должен проконсультироваться со своим правительством.
В 2 часа ночи 4 октября в ходе нового раунда переговоров литовской делегации были переданы советские проекты договоров о передаче Литве Вильно и Виленского края и о взаимопомощи между СССР и Литвой, который предусматривал ввод 50-тысячного советского контингента. Узнав, что предполагается создание военных баз Красной армии, Ю. Урбшис заявил, «но ведь это оккупация Литвы». Советские руководители усмехнулись и сказали, что вначале похоже рассуждала и Эстония. Советский Союз не намерен угрожать независимости Литвы. Наоборот, вводимые советские войска будут подлинной гарантией для Литвы, что Советский Союз защитит ее в случае нападения, так что войска послужат безопасности самой Литвы. Кроме того, советская сторона ссылалась на то, что подобный договор уже подписан Эстонией, а вскоре будет подписан и Латвией. Неужели Литва хотела бы нарушить всю советскую оборонительную систему? И.В. Сталин согласился сократить численность войск до 35 тысяч и не размещать их в Каунасе и Вильно. Кроме того, было заявлено, что этот вопрос можно будет обсудить подробнее. Протест Урбшиса приглушался желанием получить Вильно, который советская сторона предложила как приманку в обмен на договор о взаимопомощи. Беседа завершилась в 4.30 утра и Урбшис в тот же день вылетел в Каунас[258].
Получив соответствующее указание из Берлина, Ф. фон дер Шуленбург до полудня 4 октября передал в НКИД СССР письмо, в котором сообщалось, что И. фон Риббентроп просит в переговорах с Литвой «не упоминать секретного соглашения между Германией и СССР от 28 сентября 1939 года относительно уступки Германии части литовской территории». Кроме того, германский посол должен был добиться, чтобы советское правительство взяло на себя обязательство в случае вероятного размещения в Литве советских войск оставить эту полосу литовской территории не занятой войсками и предоставить Германии право самой назначить срок, когда будет формально произведена передача этой территории. Соответствующую договоренность следовало оформить секретным обменом письмами между Шуленбургом и Молотовым. Однако в ходе состоявшейся в 17 часов беседы с германским послом В.М. Молотов заявил, что, «к сожалению, ему вчера пришлось информировать министра иностранных дел Литвы об этой договоренности, поскольку, несмотря на свою лояльность по отношению к нам, он не мог поступить иначе». Чтобы «подсластить пилюлю» Молотов, напомнив высказанное в ходе последнего визита в Москву Риббентропом пожелание устроить в Мурманске ремонтную базу для немецких кораблей и подводных лодок, заявил, что «Мурманск недостаточно изолирован для этой цели», и предложил взамен бухту Териберка, расположенную восточнее Мурманска. В 18 часов Молотов сообщил Шуленбургу, что «Сталин обратился к германскому правительству с настоятельной личной просьбой пока не настаивать на передаче полосы литовской территории». В ответ германский дипломат заявил, что этот вопрос является не актуальным[259].
В конце сентября 1939 г. на границе с Литвой находились войска 3-й армии Белорусского фронта, в состав которой входили 5-я стрелковая дивизия, 25-я танковая бригада, 108-й гаубичный артполк РГК, 21-й, 208-й и 209-й зенитные артдивизионы, 8-й дивизион бронепоездов, 13-й понтонный батальон, 70-я легкая бомбардировочная бригада и 15-й истребительный авиаполк, а также тыловые и вспомогательные части. На 1 октября в этих войсках насчитывалось 41 209 человек, 6 445 лошадей, 26 651 винтовка, 1 312 пулеметов, 211 орудий, 301 танк, 35 бронемашин, 3 350 автомашин, 364 трактора и 215 самолетов[260]. В 20.30 30 сентября нарком обороны и начальник Генштаба направили командующему Белорусского фронта директиву № 072:
«В связи с установлением окончательной границы между СССР и Германией приказываю:
1. Во изменение указаний моей директивы № 011, войска Белорусского фронта после отхода иметь в следующей группировке – 3[-я] армия – (без 4[-го] стр[елкового] корпуса – 10, 126 сд, 24 кд) в составе 5 стр[елковых] дивизий, 3-го кав[алерийского] корпуса (2 кавдивизии), танкового корпуса, одной танкбригады – в районе Рымшаны, Марцинканцы, Вилейка.
3-й кавкорпус и танк[овый] корпус иметь в районе Ораны, Лида.
Сосредоточение войск 3[-й] армии и особенно 3[-го] кавалерийского и танкового корпусов провести срочным порядком и закончить к 5 октября 1939 г., поэтому 3-й кавкорпус сменить на фронте другими частями и направить его в новый район сосредоточения.
[…]
3. Надежно прикрыть с воздуха войска в новых районах, расположив их укрыто.
4. С выходом войск в новые районы сосредоточения, выбрать и возвести на границе полевые оборонительные позиции, установить охранение и наблюдение на границе.
5. Обеспечить прочную связь со всеми частями и особенно конницей, танковыми частями и авиацией.
6. В связи с наступлением холодов, сохраняя полную боевую готовность, принять меры к устройству войск в теплых помещениях, используя для этого имеющиеся казармы, помещичьи усадьбы и населенные пункты.
Привести в порядок всю материальную часть и вооружение и приступить к учебным занятиям»[261].
Соответственно, в 7.00 2 октября командующий 3-й армии получил оперативный приказ Военного совета Белорусского фронта № 08 от 1 октября, согласно которому изменялся состав 3-й и 11-й армий:
«1. 3[-я] армия. Состав: упр[авления] 10 ск и 3 ск; 5, 50, 115, 139 и 150 сд; упр[авление] 3 кк, 7 и 36 кд; 15 тк и 25 тбр; 108 ап РГК.
Задача – к 7.10.39 закончить развертывание армии в следующей группировке:
а) на границе с Литвой иметь три дивизии (139, 115 и 50 сд), в резерве армии две сд (одну в районе Вильно и одну – в районе Солы, Слободка, Ошмяна). 139 сд перебросить из района Лида, Неман по ж[елезной] д[ороге] в район Свенцяны; 115 сд – направить из района Лида в Вильно и 50 сд – из района Гродно в Олькеники.
б) к 5.10 сосредоточить: 3 кк в районе Олькеники, Орана, (иск.) Нача; 15 тк – в районе Эйшишки, Радунь, Вороново.
Штаб армии иметь в Вильно.
Граница слева: Вилейка, Жирмуны, (иск.) Друскеники [Друскининкай].
2. 11[-я] армия. Состав: упр[авление] 16 ск; 100, 2, 164 и 27 сд; 22 тбр, 376 и 402 ап РГК.
Задача – закрепиться на границе с Литвой и Германией, имея основную группировку сил в районе Гродно, Августов, Соколка. К исходу 1.10 сменить передовые части 3 кк на рубеже Сейны, Сувалки и к исходу 2.10 3 кк вывести в район Гродно для передачи в состав 3[-й] армии. 50 сд 1.10 отправить походом на Олькеники. Полки РГК сосредоточить в районе Лида»[262]. Получив этот приказ, командующий 3-й армией комкор В.И. Кузнецов в тот же день отдал всем этим частям частные распоряжения о сосредоточении[263], а 3 октября на основе этих распоряжений он подписал боевой приказ № 15/оп:
«Во исполнение приказа Белфронта от 1-го октября [19]39 г. № 08, 3[-я] армия имеет задачей к 7.10.39 г. закончить полностью развертывание в следующей группировке:
1. 3 ск в составе:
а) 139 сд сосредоточиться в районе Нов[ые] Свенцяны, Свенцяны.
Штадив – Свенцяны.
б) 150 сд к исходу 5.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе Слободка, Ошмяны, Солы, составляя армейский резерв.
Штадив – Ошмяны.
в) Штакору-3 к исходу 5.10.39 г. сосредоточиться Подбродзе.
2. 10 ск в составе:
а) 115 сд к 5.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе: Подберезье, Мейшагола, Корве.
Штадив – Мейшагола.
б) 50 сд к исходу 3.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе Олькеники, Варишки, Бутвиданцы, оз. Мижаны.
Штадив – Олькеники.
в) 5 сд не позднее 6.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе Вильно. Охрану и наблюдение на Литовской границе передать 84 и 85 погранотрядам.
Штадив – Вильно.
Штакор – Вильно.
3. 15 тк к исходу 4.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе (иск.) Эйшишки, Радунь, Вороново.
Штакор – Бол[ьшие] Солечники.
4. 3 кк к 5.10.39 г. полностью сосредоточиться в районе: Юргишки (12 км юго-зап[аднее] Олькеники) иск., Ораны, Нача, Эйшишки.
Штакор – Эйшишки.
5. 108 ап РГК исходу 4.10.39 г. сосредоточиться [в] районе Вильно.
6. 84[-му] и 85[-му] погранотрядами принять охрану и наблюдение на Литовской границе от частей 5 сд.
а) 84 ПО – на участке Дукшты, Данилишки.
Штаб [ – ] Нов. Свенцяны.
б) 85 ПО – на участке Данилишки, Друскеники.
Штаб [ – ] ст. Ораны.
7. 25 тбр по-прежнему оставаться Вильно.
8. Разграничительные линии для 3[-й] армии:
Справа [с] 4 ск [ – ] Полоцк (совместного пользования), Видзы, Дукшты.
Слева с 11[-й] армией – Вилейка, Друскеники.
9. С выходом частей в район сосредоточения, район расположения привести в оборонительное состояние. Установить охрану и наблюдение. Схему полевых оборонительных позиций, охранения и наблюдения представить в штарм-3.
10. В связи с наступлением холодов, сохраняя полную боевую готовность, устроить войска в теплых помещениях, используя для этого казармы, помещичьи усадьбы и населенные пункты. Привести в порядок всю материальную часть, вооружение и приступить к учебным занятиям»[264].
Не зная точного расположения всех этих частей, штаб 3-й армии не смог наметить для них маршруты движения, что привело к перекрещиванию колонн и создании пробок на дорогах. Тем не менее, 3–6 октября сосредоточение всех этих войск завершилось. Кроме того, в состав 3-й армии с 12.00 6 октября был вновь включен и 4-й стрелковый корпус[265]. В новых районах (см. схему 4) «части приводили в порядок имущество, материальную часть. И приступили к боевой и политической подготовке. Основная забота командиров соединений в этот период сводилась к наиболее удобному размещению войск для перехода к нормальной жизни и учебе». На 6 октября в составе 3-й армии (см. таблицу 8) насчитывалось 193 859 человек, 54 863 лошади, 4 672 ручных и 1 984 станковых и зенитных пулемета, 1 387 орудий, 1 078 танков, 197 бронемашин, 827 тракторов, 9 011 автомашин и 76 самолетов. Однако никаких оперативных задач армии так и не было поставлено.
Таблица 8. Советская группировка на границе Литвы к 6 октября 1939 г.[266]
Схема 4. Группировка советских войск на границе с Литвой. 8 октября 1939 г.
Тем временем еще 4 октября нарком обороны направил в Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР докладную записку № 81122/сс с просьбой «утвердить сокращение войск, находящихся на Белорусском и Украинском фронтах, и частичное увольнение призванных из запаса красноармейцев». Предлагалось сократить численность стрелковых дивизий и рассредоточить войска по всей территории округов. Кавалерийские дивизии и танковые бригады следовало оставить в штатах военного времени и вместе с 14-тыс. стрелковыми дивизиями дислоцировать в приграничной полосе. Стрелковые дивизии 9-тыс. штата перевести «в казармы передовых кадровых дивизий» округов по линии Полоцк, Минск, Слуцк, Бобруйск, Овруч, Коростень, Новоград-Волынск, Шепетовка, Старо-Константинов и Проскуров, а 6-тыс. дивизии передислоцировать в более глубокий тыл. В результате должна была возникнуть следующая группировка войск Белорусского и Украинского фронтов:
«а) непосредственно на фронте – 26 стрелковых дивизий по 14 000 человек, 11 кав[алерийских] дивизий, 2 танковых корпуса, 12 отдельных танковых бригад, 8 арт[иллерийских] полков РГК.
Авиация фронта будет перебазирована – истребительные полки на передовые аэродромы и полки СБ на освобождающиеся аэродромы истребительных частей.
б) 15 стр[елковых] дивизий по 9 000 человек и 10 арт[иллерийских] полков РГК – в казармах передовых дивизий Белорусского и Киевского военных округов.
в) 15 стр[елковых] дивизий по 6 000 человек, расположенных в тыловых казармах округов». Кроме того, Ворошилов предлагал уволить из стрелковых дивизий, артиллерийских полков РГК, укрепленных районов, запасных частей авиации и тыловых учреждений 560 тыс. человек, призванных из запаса. Поскольку Политбюро ЦК ВКП(б) в тот же день приняло решение «утвердить предложения тов. Ворошилова о сокращении войск, находящихся на Белорусском и Украинском фронтах и о частичном увольнении призванных из запаса красноармейцев»[267], нарком обороны и начальник Генерального штаба сразу же направили командующим войсками фронтов соответствующие директивы №№ 098 и 097[268].
Так, направленная командующему войсками Белорусского фронта директива № 098 устанавливала новую дислокацию войск и требовала «немедленно приступить к сокращению войск, находящихся на фронте, и к частичному увольнению призванных из запаса красноармейцев». В частности, в состав 3-й армии включались «управления 4 ск и 3 кк, 5[-я], 10[-я], 50[-я] и 115[-я] стрелковые дивизии, 15[-й] танковый корпус, 7[-я] и 24[-я] кав[алерийские] дивизии, 25 тбр и 108 ап РГК, разместив 5[-ю] и 50[-ю] стрелковые дивизии по 14 000 человек, 7[-ю] кав[алерийскую] дивизию, 15[-й] танковый корпус и 108 ап РГК в районе Вильно, Нов[ые] Троки, Ошмяны; 24[-ю] кав[алерийскую] дивизию, 25 тбр в районе Свенцяны, Поставы; 10 сд в составе 14 000 человек в районе Рымшаны, Видзы, Опса; 115 сд в составе 14 000 человек в районе Вилейка, Молодечно, Городок. Штарм – Вильно»[269]. 6 октября Военный совет Белорусского фронта направил в штаб 3-й армии соответствующую директиву № 43/оп, согласно которой следовало с 9 октября начать рассредоточение войск по зимним квартирам[270].
Выполняя полученное распоряжение, командующий 3-й армии в 6.00 8 октября издал приказ № 16/оп: «На основании директивы Военного совета Белфронта от 6.10.39 г. за № 43/оп войскам 3[-й] армии приступить к размещению на зимние квартиры, перейти на новую штатную организацию и частичному увольнению призванных из запаса красноармейцев.
1. Состав 3[-й] армии: управление 4 ск, управление 3 кк, 5, 10, 50, 115 сд (каждая по 14 000 чел.), 7 и 24 кд, 25 тбр, 108 гап РГК, 15[-й] танковый корпус.
2. Район дислоцирования частей армии с севера и северо-запада определяется границами с Латвией и Литвой и на юге – Гродек (южнее Молодечно), Олькеники.
Тыловая граница – бывш[ая] госграница.
3. Частям сосредоточиться для расквартирования в районах:
а) управление 4 ск с корпусными частями (в штатах военного времени) к исходу 12.10.39 г. в Вильно и районе Вильно.
Основной маршрут движения: Опса, Видзы, Свенцяны, Подбродзе, Вильно.
б) 10 сд (численностью 14 000 чел.) к исходу 9.10 – Рымшаны, Видзы, Опса.
в) 50 сд к исходу 10.10 – Василюны, Нов[ые] Троки, Стар[ые] Троки, Гурали.
Маршрут движения: Олькеники, Гопшта, Ландворово.
г) 5 сд оставаться в районе Вильно.
д) 115 сд к исходу 12.10 сосредоточиться в районе Куренец, Молодечно, Гродек.
Маршрут движения: Мейшагола, Неменчин, Буйвидзы, Ворняны, Вилейка.
е) управление 3 кк (штат военного времени) к исходу 12.10 – Свенцяны.
Маршрут движения: Эйшишки, Бол[ьшие] Солечники, Медники, Островец, Михалишки, Свенцяны.
Начало движения 12.00 9.10.39 г.
ж) 7[-й] кав[алерийской] дивизи[и] (штат военного времени) к исходу 12.10 сосредоточиться – Островец, Медники, иск. Таборишки, Ошмяны.
Основной маршрут движения: Нача, Эйшишки, Бол[ьшие] Солечники, Таборишки.
Начало движения [с] утра 11.10.39 г. по прохождении управления 3 кк.
з) 24 кд (штат военного времени) к исходу 10.10 сосредоточиться – Н[овые] Свенцяны, Свенцяны.
Основной маршрут движения: Рымшаны, Стар[ые] Давгелишки, Свенцяны.
и) 15 тк:
1. Штаб корпуса (штат военного времени) к исходу 9.10 – Вильно.
Основной маршрут движения: Бол[ьшие] Солечники, Вильно. Дорогу Бол[ьшие] Солечники – Яшуны освободить к 9.00 9.10.39 г.
2. 27 и 2 тбр (штат военного времени) к исходу 9.10 – Вильно, Рудомино, ст. Кена.
Маршрут движения: Вороново, Яшуны, Вильно.
Дорогу Бол[ьшие] Солечники – Яшуны освободить к 18.00 9.10.39 г.
3. 20 мбр (штат военного времени) к исходу 12.10 сосредоточиться в районе: Яшуны, Бол[ьшие] Солечники, Каменка.
Основной маршрут движения – Вороново, Бол[ьшие] Солечники.
Начало движения с утра 12.10.39 г.
к) 25 тбр (штат военного времени) к 12.00 9.10 сосредоточиться в районе Поставы.
Основной маршрут движения: Вильно, Михалишки, Кабыльники, Поставы.
л) 108 гап РГК оставаться в районе Н[овая] Вилейка.
м) 208 и 209 зад – оставаться в занимаемых районах.
4. Указание о сроках и порядке роспуска излишков личного состава запаса, приписного конского состава, гужевого и автотранспорта призванного из народного хозяйства будут даны отдельной директивой.
5. Армейские инж[енерные] части и части связи сосредотачиваются в районах и в сроки, указанные отдельными распоряжениями.
6. 139, 126, 84 и 150 сд, управления 3 ск и 10 ск выходят из подчинения 3[-й] армии и сосредотачиваются в районах и в сроки, указанные в отдельных распоряжениях.
7. Приказ по тылу – дополнительно»[271].
С утра 8 октября войска армии начали перегруппировку к местам новой дислокации. Одновременно заставы 10-й, 126-й, 5-й и 115-й стрелковых дивизий на латвийской и литовской границах были сменены подразделениями 83-го, 84-го и 85-го пограничных отрядов[272]. Военная разведка продолжала собирать сведения о настроениях литовского населения. Так, утренняя разведсводка № 45 штаба 3-й армии от 8 октября сообщала, что «население и солдаты Литвы ждут прихода Красной Армии, заявляя: “Лучше пусть Красная Армия, чем немцы в Литве. Воевать с Красной Армией не будем, скажите, когда будете переходить границу, стрелять не будем”»[273]. В утренней сводке от 10 октября указывалось, что литовское население заявляет: «Пусть лучше приходит Красная Армия, чем немцы. Мы знаем, в каком тяжелом положении оказались наши граждане в захваченной Германией Клайпедской области»[274].
Тем временем 5 октября И. фон Риббентроп поручил германскому посланнику в Каунасе конфиденциально уведомить литовскую сторону о следующем. «Уже при подписании советско-германского договора о ненападении от 23 августа, во избежание осложнений в Восточной Европе между нами и советским правительством состоялись переговоры о разграничении германской и советской сфер интересов. При этом я выступал за то, чтобы возвратить Литве Виленскую область, на что советское правительство дало мне свое согласие. На переговорах о договоре о дружбе и границе от 28 сентября, как видно из опубликованного проведения советско-германской границы, вдающийся между Германией и Литвой уголок территории вокруг Сувалок, отошел к Германии. Поскольку в этом месте возникла сложная и непрактичная граница, я зарезервировал за Германией право на исправление границы, в соответствии с которым узкая полоса литовской территории отходит к Германии. Передача Литве Вильно также было обеспечено на этих переговорах. Вы уполномочены теперь проинформировать литовское правительство, что имперское правительство не считает в данный момент актуальным вопрос о таком изменении границы. При этом, однако, мы ставим условием, что литовское правительство будет рассматривать этот вопрос как строго секретный». Кроме того, германскому послу в Москве напоминалось о необходимости достичь договоренности с СССР относительно полосы литовской территории[275].
Выполняя полученную директиву, германский посланник в Каунасе 5 октября явился к заместителю министра иностранных дел К. Бизаускасу, который сообщил, что Ю. Урбшис был в Москве проинформирован о том, что Германия претендует на полосу литовской территории на юго-западе страны, что произвело в Литве глубокое и мучительное впечатление. В ответ Э. Цехлин изложил поручение Берлина, подчеркнув, что германское правительство «не считает актуальным вопрос» об изменении германо-литовской границы. Бизаускас воспринял это заявление «с заметным облегчением и просил его передать имперскому правительству благодарность литовского правительства за это». Сообщая об этой беседе в Берлин, Цехлин отметил, что «после ставшего известным прохождения германо-советской границы здешние политические круги лелеют сильные надежды на получение от Германии территории с центром в Сувалки»[276]. В тот же день литовский посланник в Берлине сообщил германскому МИДу о советских требованиях к Литве и попытался выяснить возможную реакцию Германии. Однако в ответ германские дипломаты сослались на договоренность с Москвой, подтвердив неактуальность для Третьего рейха вопроса о границе с Литвой[277]. В тот же день в Москве Ф. фон дер Шуленбург передал В.М. Молотову новое германское предложение по вопросу о полосе литовской территории, который обещал доложить его советскому правительству. В итоге 8 октября германский посол и нарком иностранных дел СССР обменялись секретными письмами, в которых подтверждалось, что «упомянутая в протоколе и обозначенная на приложенной к нему карте литовская территория в случае ввода войск РККА в Литву не будет ими занята» и «за Германией остается право определить момент осуществления договоренности относительно перехода вышеупомянутой литовской территории Германии»[278].
В этой ситуации, обсудив советское предложение, литовское правительство решило продолжать переговоры с СССР, на которых следовало отказаться от размещения советских войск, но выразить готовность иметь тесное сотрудничество с Москвой в военной области. 7 октября в Москву прибыла литовская делегация в составе министра иностранных дел Ю. Урбшиса, заместителя председателя Совета министров К. Бизаускаса и командующего литовской армией генерала С. Раштикиса. В ходе начавшихся в 22 часа советско-литовских переговоров литовская делегация постаралась добиться согласия Москвы на обмен военными миссиями и трехкратное увеличение литовской армии, которая сама могла бы решать те задачи, которые предполагалось возложить на советские гарнизоны. Однако В.М. Молотов подчеркнул, что «для Советского Союза Литва важнее, чем латыши и эстонцы», поскольку она имеет протяженную границу с Германией, которая, «сжав зубы, согласилась отдать Литву в сферу влияния Советского Союза, однако настойчиво просила более чем 1/3 Литвы уступить Германии и, в конце концов, согласилась только на тот южный угол, о котором и шла речь еще в прошлый раз. Кроме того, Литве не следует забывать, что она получает Вильнюс и Вильнюсскую область». Литовские представители обратили внимание Молотова на то, что, по заявлениям германских дипломатов, проблема юго-западной территории не актуальна. В ходе второго раунда переговоров, начавшегося в 17.30 8 октября, выяснилось, что советская сторона настаивает на размещении войск, хотя готова сократить этот контингент до 20 тыс. человек. Когда стало ясно, что попытки литовской делегации уклониться от размещения советских гарнизонов не удались, Урбшис заявил, что «она не имеет полномочий принять предложение Советского Союза и обязана снестись с правительством». Перед литовским правительством встал вопрос: подписать требуемый СССР договор с размещением гарнизонов и получить Вильно и Виленскую область или не подписывать договор, не получить Вильно и вступить в конфликт с СССР[279].
Тем временем, начиная с 18 сентября, Литва зондировала позицию Англии и Франции по Виленскому вопросу, однако какого-либо однозначного ответа со стороны западных союзников получено так и не было[280]. Максимум чего удалось добиться литовскому посланнику в Англии, так это получить 10 октября в неофициальной беседе указание на то, что «может случиться так, что Британское правительство позже сделает заявление, что оно не признает никаких осуществленных или будущих изменений территории Польши», но если Москва принудит Каунас принять от нее территорию Виленского края, Лондон будет вынужден лишь констатировать происшедшее. Если же и будет сделан протест, то лишь для проформы[281]