Обмен разумов Шекли Роберт
— Вывод ясен: я запрограммирован на ошибку, и я выполнил то, на что запрограммирован. Вы должны запомнить джентльмены, что для машины ошибка имеет этическое значение, да-да, исключительно этическое. Идеальная машина невозможна, и любая попытка создать такую машину была бы богохульством. Во все живое, даже в ограниченно живую машину, обязательно встроена ошибка. Это один из нескольких признаков, отличающих жизнь от детерминизма неживой материи. Сложные машины вроде меня занимают промежуточное положение между живым и неживым. Если бы мы никогда не ошибались, то были бы… э-э… неуместными, отвратительными и… и бессмертными. Джентльмены, я смею утверждать, что погрешность — это наша форма служения тому, кто совершеннее нас, но не позволяет себе видимого совершенства, если бы ошибка не была предусмотрена Верховным Программистом, то мы ошибались бы спонтанно, демонстрируя тем самым, что нам, как и живым существам, достались какие-то крохи свободы воли.
Все склонили головы, ибо Лотерейный Компьютер говорил о священных вещах. Галактический Кармоди, известный также как Кармод, смахнул слезу и сказал:
— Не могу возразить, хотя и не согласен. Право быть неправым — основное в космосе. Машина поступила высоконравственно.
— Спасибо, — скромно сказал Компьютер. — Я стараюсь.
— Но остальные, — продолжал Кармод, — просто дурака валяли.
— Это наше неотъемлемое право, — напомнил ему Посланец. — Делая глупости при выполнении своих обязанностей, мы тем самым поклоняемся Святой Ошибке. Это заслуживает смирения, а не презрения.
— Будьте так добры, избавьте меня от вашей сладкоречивой религиозности, — сказал Кармод. — А ты, — продолжал он, поворачиваясь к земному Кармоди, — ты слышал, что тут говорили? Уловил суть своим первобытным умишком?
— Я понял, — кратко ответил Кармоди.
— Теперь ты знаешь, что этот Приз принадлежит мне, он мой по праву. Итак, сэр, я вынужден вас просить и я вас прошу передать его мне.
Кармоди был уже склонен к тому, чтобы согласиться. Он устал от своего приключения и не чувствовал непреодолимого желания отстаивать Приз. Ему хотелось домой, хотелось сесть и обдумать все, что случилось, часок соснуть, выпить чашечку кофе, выкурить сигарету.
Конечно, приятно было бы и Приз удержать, но, кажется, игра не стоила свеч. И Кармоди был готов уже передать коробку, как вдруг услышал приглушенный шепот:
— Не делай этого!
Кармоди быстро огляделся и понял, что голос исходит из коробки в веселенькой обертке. Говорил сам Приз.
— Ну-ну, давай же, — настаивал Кармод. — Не тяни. У меня неотложные дела.
— К черту его и его дела, — прошептал Приз. — Я твой Приз. Нет никаких оснований отдавать меня.
Пожалуй, теперь все выглядело в ином свете. Кармоди уже готов был отдать Приз, ему не хотелось ввязываться в хлопоты в чуждом неведомом мире. И он уже протянул было руку, когда Кармод опять раскрыл рот:
— Отдай его сию же минуту, ты, слизняк бесформенный! — закричал он. — Давай быстренько и изобрази извинение на своей примитивной физиономии, а не то я вышибу из тебя это упрямство!
Кармоди сжал челюсти и отдернул руку. Слишком долго его тут оскорбляли. Он не мог уступить, хотя бы из самоуважения.
— Пошел к черту, — сказал он, невольно повторяя слова Приза.
Космический Кармоди понял, что выбрал неверную тактику. Он позволил себе большую роскошь: гнев и насмешки, если даешь им выход за пределами своей уединенной звукоизолированной пещеры, обычно обходятся слишком дорого. Вот и сейчас, поиграв словами, он упустил свой шанс на выигрыш. Чувства завели его слишком далеко — приходилось идти на попятную.
— Прошу простить мой воинственный тон, — сказал он. — Моя раса склонна к самовыражению, принимающему порой разрушительные формы. В том, что вы принадлежите к низшим существам, вашей вины нет. Я не хотел оскорбить вас.
— Ладно, все в порядке, — сказал Кармоди вежливо.
— И вы отдадите мой Приз?
— Нет, не отдам.
— Но, дорогой сэр, это же мой Приз. Его выиграл я, и по всей справедливости…
— Приз не ваш, — заявил Кармоди. — Мое имя было выбрано законными властями, а именно Лотерейным Компьютером. Полномочный Посланец принес мне извещение, и Клерк, официальное лицо, вручил мне этот Приз. Итак, все ответственные распорядители, а также и сам Приз, считают меня законным получателем.
— Ну, детка, ты и сказанул, — шепнул Приз.
— Но, дорогой сэр! Вы же сами слышали. Компьютер признал свою ошибку! И по вашей собственной логике…
— Это утверждение нужно сформулировать иначе, — сказал Кармоди. — Компьютер вовсе не признал ошибку ошибкой, сиречь актом беспечности и недосмотра. Он признался в ошибке, которая совершена умышленно и благоговейно. Означенная ошибка, по его собственному утверждению, была предусмотрена, тщательно запланирована и скрупулезно рассчитана во имя эстетических и религиозных идеалов, внушающих всяческое уважение.
— Да этот тип спорит не хуже самого Борка, — пробурчал Кармод. — Тот, кто не знает его как следует, может даже подумать, что это истинный разум, а не тупое механическое копирование заученных образцов. Однако я воспользуюсь этим же оружием, и писклявый тенор его отговорок потонет в мощном басе неопровержимой логики!
Кармод повернулся к Кармоди и заявил:
— Допустим, что машина ошиблась преднамеренно, на чем и основана ваша аргументация. Но вы приняли Приз и тем самым поставили в этом деле точку. Удерживать Приз дальше — значит превращать оплошность в законную награду, а двойное благочестие, как известно, становится богохульством.
— Ха! — воскликнул Кармоди, увлеченный духом спора. — Чтобы доказать свою правоту, вы рассматриваете ошибку не во всей ее полноте, а как некий мгновенный акт. Очевидно, что это не так. Ошибка существует только в своих последствиях — лишь они и придают ей значение. Не увековеченная ошибка вообще не может считаться ошибкой. Поправимая и безрезультатная ошибка — это самый что ни на есть верный признак поверхностного благочестия. По-моему, так лучше вообще ее не совершать, чем подменять ханжеским лицемерием! А еще я вот что скажу: для меня не такая уж потеря отдать этот Приз, потому что я даже не знаю его ценности. Но это огромная потеря для благочестивой машины, этого скрупулезно законопослушного Компьютера, который, проходя сквозь бесконечный ряд пяти биллионов правильных действий, терпеливо ожидал возможности проявить свое богом данное несовершенство.
— Слушайте! Слушайте! — вскричал Приз. — Браво! Ура! Хорошо сказано! Совершенно правильно и неопровержимо!
Кармоди скрестил руки на груди, глядя на смущенного противника. Он был очень горд собой. Не так уж плохо для человека с Земли, попавшего в Галактический Центр без всякой подготовки! Встречающиеся там высшие жизненные формы совсем не обязательно должны быть разумнее людей. По галактическим меркам разум ценится не выше, чем длинные когти или крепкие копыта. А инопланетные существа и впрямь обладают множеством способностей — и на словах, и на деле. Некоторые, например, могли заговорить руку человека, внушить, что она оторвалась. Оказываясь лицом к лицу с обладателями таких талантов, люди Земли испытывали глубокую неполноценность, бессилие, несоразмерность и никчемность. А поскольку эти ощущения подтверждаются в Галактике на каждом шагу, возникшая психическая травма постоянно усиливается. Результатом чаще всего является психомоторное торможение и прекращение всякой активности за исключением чисто рефлекторных процессов. Такое развитие событий можно предотвратить, только изменив всю природу Вселенной, что, конечно, не очень практично. Таким образом, посредством своей безрассудной контратаки Кармоди избежал страшной опасности, нависшей над его рассудком.
— Ты складно говоришь, — неохотно признал Кармод. — Но Приз будет моим.
— Не будет!
Глаза чужака зловеще сверкнули. Клерк и Посланец тут же разбежались по углам, а Компьютер, пробормотав: «Неумышленная ошибка ненаказуема», быстро выкатился из комнаты. Кармоди не отступил, поскольку отступать ему было некуда. Приз прошептал: «Смотри в оба», — и сжался в кубик со стороной не более дюйма.
Из ушей Кармода раздался гул, над головой вспыхнул фиолетовый нимб. Он поднял руки, и с кончиков его пальцев полетели капли расплавленного свинца. Он угрожающе шагнул вперед, и Кармоди невольно зажмурился.
И ничего не произошло. Кармоди открыл глаза.
За это мгновение Кармод, очевидно, передумал и разоружился. На его губах играла вежливая улыбка.
— По зрелом размышлении, — сказал он лукаво, — я решил отказаться от своих прав. То, что предвидишь, осуществляется не сразу, особенно в такой неорганизованной Галактике, как наша. Мы можем встретиться, а можем и не встретиться, Кармоди. Не знаю, что для вас лучше. Прощайте, Кармоди, счастливого вам пути.
С этим зловеще прозвучавшим пожеланием Кармод исчез. Кармоди нашел его манеры странными, но весьма впечатляющими.
Часть II
Куда?
Глава 5
— Ну и ладно, — сказал Приз. — Будь что будет. Надеюсь, мы в последний раз видели этого урода. Пошли к тебе домой, Кармоди!
— Прекрасная мысль, — охотно согласился Кармоди. — Посланец, я хочу домой!
— Вполне естественное желание, — сказал Посланец. — И вполне реалистичное. Я сказал бы даже, что вам следует отправиться домой — и как можно скорее.
— Ну так и отправьте меня.
Посланец покачал головой:
— Это не мое дело. Я обязан был только доставить вас сюда.
— Чье же это дело?
— Ваше собственное, Кармоди, — сказал Клерк.
Кармоди почувствовал, что тонет. Он начал понимать, почему Кармод так легко отступился.
— Послушайте, — взмолился он, — мне совестно затруднять вас, но я действительно нуждаюсь в помощи.
— Хорошо, — сказал Посланец. — Давайте координаты вашего дома, и я доставлю вас.
— Координаты? Понятия не имею о координатах. Моя планета называется Землей.
— Пусть Земля, пусть Зеленый Сыр, безразлично. Если хотите, чтобы я вам помог, нужны координаты.
— Но вы же там были! Вы же прибыли на Землю и оттуда доставили меня…
— Вам это только показалось, — терпеливо пояснил Посланец. — На самом деле я отправился в точку, координаты которой дал мне Клерк, а он получил их от Лотерейного Компьютера. В той точке были вы, и я привел вас сюда.
— А вы можете доставить меня назад по тем же координатам?
— Могу, и с величайшей легкостью, но вы там ничего не найдете. Галактика, знаете ли, не статична. В ней все движется — и каждый предмет со своей скоростью и по своему пути.
— А вычислить по этим координатам теперешнее положение Земли вы можете? — спросил Кармоди.
— Я не могу даже сложить столбика цифр, — гордо сказал Посланец. — Мои таланты лежат в другой области.
Кармоди повернулся к Клерку:
— Тогда, может быть, вы? Или Лотерейный Компьютер?
— Я тоже не силен в сложении, — отмахнулся Клерк.
— А я складываю великолепно, — объявил Компьютер, снова вкатываясь в комнату. — Но мои функции ограничены отбором выигравших в Лотерее и определением их местонахождения в пределах допустимой ошибки. Ваше местонахождение я установил (сейчас вы здесь). Следовательно, интересная теоретическая работа по определению текущих координат вашей планеты мне запрещена.
— Может, сделаете одолжение? — взмолился Кармоди.
— На одолжения не запрограммирован, — ответил Компьютер. — Найти вашу планету для меня так же невозможно, как поджарить яичницу или разделить Новую на три равные части.
— Но хоть кто-нибудь мне поможет?
— Не отчаивайтесь, — сказал Клерк. — Есть «Служба Помощи Путникам», она все организует в единый миг. Я сам вас туда доставлю. Дайте им координаты вашего дома, и они все сделают.
— Но я их не знаю!
Все опешили, на какое-то время лишившись дара речи. Первым пришел в себя Посланец:
— Кто же может знать ваш адрес, если вы и сами-то его не знаете? Эта Галактика, может, и не бесконечна, но все-таки она достаточно велика. Существо, не знающее своего Местожительства, не должно выходить из дома.
— Тогда я этого не знал, — сказал Кармоди.
— Вы могли спросить.
— Мне и в голову не приходило… Слушайте, вы должны мне помочь. Неужели так трудно выяснить, куда передвинулась моя планета?
— Это невероятно трудно, — сказал Клерк. — «Куда» — только одна из трех необходимых координат.
— А какие же две другие?
— Еще нам нужно знать «Когда» и «Которая». Мы называем их «Три К» Местожительства.
— Какая разница, называйте хоть Зеленым Сыром, — внезапно взорвался Кармоди. — Как находят дорогу домой другие существа?
— Они используют свой наследственный инстинкт гнезда, — сказал Посланец. — Между прочим, вы уверены, что у вас его нет?
— Не знаю, — ответил Кармоди.
— Откуда у него инстинкт гнезда? — вставил Приз негодующе. — Парень ведь никогда не покидал родной планеты! У него такой инстинкт просто не мог развиться.
— Справедливо. — Клерк устало вытер лицо. — Вот что получается, когда имеешь дело с низшими формами жизни. Будь проклята эта машина и ее благочестивые ошибки!
— Только одна на пять биллионов, — сказал Компьютер. — Честное слово, я не требую слишком многого.
— Никто вас не обвиняет, — вздохнул Клерк. — Собственно говоря, никто никого не винит. Но нам нужно решить, что с ним делать.
— Большая ответственность! — вздохнул Посланец.
— Конечно, — согласился Клерк. — А может, прикончить его, и дело с концом?
— Эй-эй! — крикнул Кармоди.
— О'кей, я согласен, — сказал Посланец.
— Что вам о'кей, то и мне о'кей, — присоединился Компьютер.
— Я не в счет, — сказал Приз. — Я пока еще не во всем разобрался, но в самой идее мне чудится что-то неправильное.
Кармоди произнес страстную речь о том, что он не хочет умирать и не должен быть убит. Он взывал к лучшим чувствам своих судей и принципу честной игры. Но его заявление было признано пристрастным и вычеркнуто из протокола.
— Придумал! — неожиданно сказал Посланец. — Что вы скажете об альтернативном решении? То есть давайте не убивать его. Давайте искренне и в полную меру наших сил поможем ему вернуться домой, живым и невредимым, в здравом уме и твердой памяти.
— Это мысль, — согласился Клерк.
— Таким способом, — продолжал Посланец, — мы явим образец величайшего милосердия, тем более бесценного, поскольку оно будет напрасным, так как, по всей видимости, наш клиент все равно по дороге будет убит.
— И поспешим, — сказал Клерк, — если не хотим, чтобы его убили у нас на глазах, прежде чем мы кончим этот разговор.
— А в чем дело? — встревожился Кармоди.
— Я все тебе потом объясню, — прошептал Приз. — Если, конечно, у тебя будет это «потом». А если найдется еще время, я расскажу тебе потрясающую историю о себе самом.
— Приготовьтесь, Кармоди! — воззвал Посланец.
— Я готов, — сказал Кармоди. — Надеюсь.
— Готов или нет, отчаливай!
И Кармоди отчалил.
Глава 6
Возможно, впервые в истории рода людского человек провалился на месте в полном смысле слова. Кармоди казалось, что сам он недвижим, а все вокруг разъезжается. Посланец и Клерк растаяли вдали. Галактический Центр стал плоским, похожим на скверно намалеванную театральную декорацию. Затем в ее левом верхнем углу появилась трещина и, расширяясь и удлиняясь, поползла по диагонали вниз. Края ее отогнулись, открывая кромешную тьму. И декорация, она же Галактический Центр, свернулась в два рулона. От Центра не осталось даже мусора.
— Не бойся, это все зеркала, — шепнул Приз.
Пояснение еще больше испугало Кармоди. Он старался держать себя в руках и еще крепче держал в руках Приз. Тьма стала абсолютной, беспросветной, безгласной и пустой — самый настоящий космос. Кармоди терпеливо перенес это превращение, хотя сколько оно длилось, он так и не понял.
Затем в один миг сцена вновь осветилась. Кармоди стоял на твердой земле. Перед ним высились горы, белые, как обглоданные кости. У ног лежала река застывшей лавы. Слабый ветер дул в лицо. Над головой висели три крошечных красных солнца.
Местность выглядела куда диковинней, чем Галактический Центр, но все же Кармоди почувствовал облегчение. Такие пейзажи видишь иногда во сне. Центр же был из ряда настоящих кошмаров.
Тут он спохватился, что в руках у него нет Приза — куда же он мог подеваться? Кармоди начал растерянно озираться и вдруг ощутил, что вокруг его шеи что-то обвилось… Маленький зеленый уж!
— Это я, — прошипела змейка. — Твой Приз. Просто я в другом образе. Форма, видишь ли, это функция среды, а мы, Призы, к среде чрезвычайно чувствительны. Так что не волнуйся, детка, я с тобой. Мы еще освободим Европу от корсиканского чудовища.
— Что-о?
— А ты ищи аналогии, — посоветовал Приз. — Видишь ли, доктор, мы, Призы, при всей глубине нашего интеллекта не обзавелись собственным языком. Да и к чему нам свой язык, если нас все равно раздают разным пришельцам? Я просто запускаю руку в склад твоих ассоциаций и выуживаю оттуда словечки, чтобы пояснить мою мысль. Ну как, пояснил я мою мысль?
— Не очень, — вздохнул Кармоди. — Потом разберусь.
— Вот и умница, — сказал Приз. — Слова могут показаться сперва туманными, но ты обязательно их дешифруешь. В конце концов, это же твои слова. У меня есть прелестный анекдот на эту тему, но, боюсь, теперь нам не до анекдотов. Похоже, очень скоро что-то произойдет.
— Что? Что произойдет?
— Кармоди, мон шер, нет времени все объяснять, нет времени объяснить даже самое необходимое, то, что ты обязан был знать, чтобы сохранить свою жизнь. Клерк и Посланец были так любезны…
— Эти убийцы и ублюдки!
— Не следует так легко осуждать убийство, — сказал Приз с упреком. — Это показывает беспечность твоей натуры. Я припоминаю дифирамб на эту тему, но процитирую его после. Так о чем я? Да, о Клерке и Посланце. Изрядно потратившись, эта достойная пара послала тебя именно в то место Галактики, где (вполне возможно) тебе помогут. Они вовсе не обязаны были это делать. Они запросто могли бы казнить тебя за будущие преступления или послать на твою планету, но только туда, где она была раньше и где ее, безусловно, нет сейчас. А могли и проэкстраполировать ее наиболее вероятное положение в данный момент и послать тебя туда. Но поскольку они неважные экстраполяторы, то и результат был бы неважным во всех отношениях. Так что, видишь ли…
— Да, но где я сейчас? — спросил Кармоди. — И что должно здесь произойти?
— Я к тому и веду, — сказал Приз. — Тебе, наверное, уже ясно, что эта планета называется Лурсис[35]. У нее только один обитатель — Мелихрон[36] Изначальный. Он живет здесь с незапамятных времен и будет жить дольше, чем можно себе представить. Мелихрон в своем роде, как бы это сказать, козырный туз. Он неповторим в своей изначальности, он вездесущ по своей природе, он многолик как индивидуум. Это о нем сложено:
- Вот оно чудо! Герой одинокий,
- Славное имя его повторяют уста повсеместно,
- Бранный союз заключивший с собой,
- Чтобы в яростных битвах
- Себя самого отстоять от себя самого же…
— Ну тебя к черту, — огрызнулся Кармоди. — Треплешься, как целая сенатская подкомиссия, а толку ни на грош!
— Просто я волнуюсь, — плаксиво сказал Приз. — Черт возьми, человече, неужели ты думаешь, что я был готов ко всему этому? Я потрясен, я действительно потрясен, поверь мне. А объясняю все это тебе я только потому, что если мне не удастся взять бразды правления в свои руки, то весь этот чертов восковой шар рассыплется, как домик из червивых карт.
— Червовых, — рассеянно поправил его Кармоди.
— Червивых! — взвизгнул Приз. — Да ты видел хоть когда-нибудь, как рушится домик из червивых карт? Я-то видел, и зрелище это не из приятных.
— Знаешь ли, все это похоже на дешевый спектакль, — сказал Кармоди, не сдержав усмешки.
— Прекрати! — прошипел Приз с внезапной злостью. — Возьми себя в руки. Сосредоточься. Отрешись от суеты. Настрой подкорку на встречу со светилом. Вот он, славный Мелихрон!
Кармоди был почему-то спокоен. Он неторопливо оглядел колеблющийся ландшафт, но не увидел ничего нового.
— Так где же он?
— Мелихрон воплощается, чтобы иметь возможность говорить с тобой. Отвечай ему смело, но деликатно. Никаких намеков на его недостаток. Это разозлит его. Разумеется…
— Какой недостаток?
— Разумеется, ты помнишь о его ограничении. И сверх того, когда он задаст свой вопрос, отвечай очень осторожно.
— Постой! — крикнул Кармоди. — Ты совсем запутал меня. Какой недостаток? Какое ограничение? Какой вопрос?
— Не придирайся. Терпеть этого не могу, — сказал Приз. — Теперь баста! Помираю — спать хочу. Невыносимо оттягивал очередную спячку, и все из-за тебя. Валяй, козлик! И не позволь всучить себе деревянную печку!
С этими словами зеленая змейка потянулась, сунула себе хвостик в рот и погрузилась в сон.
— Ах ты, проклятый шут гороховый! — взорвался Кармоди. — Еще Призом называешься. Пользы от тебя, как от монет на глазах мертвеца.
Но Приз уже спал и не мог или не желал слышать ругань Кармоди. Впрочем, для перебранки уже не было времени. В следующий момент голая гора слева от Кармоди превратилась в огнедышащий вулкан.
Глава 7
Вулкан кипел и дымился, извергал пламя и швырял в черное небо ослепительные огненные шары, рассыпавшиеся миллионами раскаленных обломков. Каждый кусок дробился снова и снова, пока все небо не засияло, затмив три маленьких солнца.
— Ого-го-го! — воскликнул Кармоди.
Это было похоже на мексиканский фейерверк в парке Чапультепек, и Кармоди искренне восхитился.
Затем сверкающие глыбы обрушились в океан, который специально возник, чтобы поглотить их. Глубины его закипели, вздымая разноцветные столбы пара, которые, свиваясь, превратились в выпуклое облако, тут же пролившееся ливнем. Поднявшийся ветер собрал затем воды в гигантский смерч, толстоствольный, черный, с серебристыми отблесками. Смерч направился к Кармоди под аккомпанемент ритмичных ударов грома.
— Хватит! — завопил Кармоди.
Подойдя вплотную, смерч рассыпался, ветер и дождь умчались, гром затих, превратившись в зловещий гул. В гуле можно было различить звуки фанфар и лютни, причитание шотландской волынки и нежный стон арф. Инструменты звенели все тоньше и тоньше, причем мелодия стала напоминать торжественное вступление, звучащее в исторических боевиках фирмы «Метро-Голдвин-Майер», пока идут титры. Наконец был дан последний взрыв звука, света, цвета, движения и всякого прочего. Воцарилось молчание.
Пока шли финальные аккорды, Кармоди закрыл глаза. Он открыл их как раз вовремя. Звук, свет, цвет, движение и всякое прочее превратились в обнаженную человеческую фигуру.
— Привет! — сказал человек. — Я Мелихрон. Как вам нравится мой выход?
— Я сражен, — сказал Кармоди совершенно чистосердечно.
— В самом деле? — переспросил Мелихрон. — То есть вы в самом деле сражены? Не просто потрясены, да? Говорите правду, не щадите моего самолюбия.
— Честное слово, — сказал Кармоди. — Я ошеломлен.
— Это очень мило с вашей стороны, — сказал Мелихрон. — Вы видели небольшое предисловие ко Мне. Я разработал его совсем недавно. Думаю (и я действительно так думаю), оно кое-что обо мне говорит, не правда ли?
— Бесспорно, — сказал Кармоди. Он силился понять, кого напоминает ему Мелихрон, но черная, как агат, идеально пропорциональная фигура стоявшего перед ним героя была полностью лишена индивидуальных черт. Особенным был только голос: чистый, озабоченный и слегка плаксивый.
— Конечно, все эти вступления — большая нелепость, — сказал Мелихрон. — Но ведь это моя планета. И если не пускать пыль в глаза на собственной планете, то где же еще ее пускать, а?
— Возражений быть не может, — сказал Кармоди.
— Вы и в самом деле так думаете? — переспросил Мелихрон.
— В самом деле и с полнейшей искренностью.
Некоторое время Мелихрон обдумывал ответ, а затем сказал отрывисто:
— Спасибо. Вы мне нравитесь. Вы — разумное, понимающее существо и не боитесь говорить вслух то, что думаете.
— Благодарю вас, — сказал Кармоди.
— Но я действительно так думаю, — настаивал Мелихрон.
— И я действительно благодарю вас, — повторил Кармоди, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал.
— И я действительно рад, что вы прибыли. Моя интуиция (а я, видите ли, очень интуитивен и горжусь этим) подсказывает, что вы можете мне помочь.
У Кармоди чуть не сорвалось с языка, что он совсем не расположен помогать кому бы то ни было, ибо не в состоянии помочь себе самому в таком важном деле, как поиск дороги домой. Но он решил промолчать, боясь обидеть Мелихрона.
— Моя проблема, — заявил Мелихрон, — порождена моим положением. А положение у меня удивительное, единственное в своем роде, странное и многозначительное. Вы слыхали, должно быть, что вся эта планета целиком моя. Более того, я — единственное существо, способное здесь жить. Некоторые пробовали: создавали колонии, привозили животных, сажали растения. Все с моего соизволения, конечно, но тщетно. Чуждое этой планете вещество рассыпалось тонкой пылью, а мои ветры унесли ее в космос. Что вы думаете об этом?
— Поразительно! — воскликнул Кармоди.
— В самом деле поразительно. Ни одно существо не может здесь выжить, только я и мои продолжения, — подтвердил Мелихрон. — Меня чуть удар не хватил, когда я понял это.
— Воображаю себе, — сказал Кармоди.
— Я здесь с незапамятных времен, — продолжал Мелихрон. — Веками я жил, не мудрствуя лукаво, в образе амеб, лишайников, папоротников. Как хорошо и ясно все было в ту пору! Я жил, как в райском саду.
— Наверное, это было чудесно, — заметил Кармоди.
— Мне лично нравилось. Но, сами понимаете, это не могло продолжаться бесконечно. Я открыл эволюцию и сам стал эволюционировать, меняя мою планету, чтобы приспособить ее к себе. Я принимал множество обликов (иногда не очень приятных). Я познавал внешний мир, экспериментируя с объектами, которые там обнаружил. Я прожил много долгих жизней в телах высокоразумных существ галактики — человекоподобных, хтеризоподобных, олихордовых и многих других. Я осознал свою исключительность, и это стало причиной моего одиночества, с которым я не мог смириться. И я восстал!.. Я вступил в человеческую фазу развития, которая длилась миллионы лет. Воплотил себя в целые народы и позволил им (мужайтесь!), позволил моим народам воевать друг с другом. Почти тогда же я постиг секс и искусство. Привил то и другое моим народам, и начались веселые времена. Я разделился на мужчин и женщин, причем каждое естество было и самостоятельной единицей, и в то же время частицей меня. Я молился и размножался, предавался разврату, сжигал себя на кострах, устраивал сам себе ловушки, заключал с собой мирные договоры, женился на себе и разводился с собой, проходил через бесчисленные миниатюрные автосмерти и саморождения. Частицы меня подвизались в искусстве (некоторые весьма успешно), а также в религии. Они молились — мне, разумеется. И это было справедливо, поскольку я был причиной всех вещей. Я даже позволил им признавать и прославлять верховные существа, которые не были мной. Потому что в те дни я был чрезвычайно либерален.
— Это было очень разумно с вашей стороны, — сказал Кармоди.
— Да, я стараюсь быть разумным, — проговорил Мелихрон. — Я мог позволить себе стать разумным. Для этой планеты я был Богом. Да-да, нечего ходить вокруг да около: я был верховным существом, бессмертным, всемогущим и всеведующим. Все исходило от меня, даже ереси насчет моей сущности. Даже в крохотной травинке была частичка меня. Я создавал горы и наливал реки, был жизнью в семени и смертью в чумной бацилле. Я был причиной урожая и голода. Ни один волос не мог упасть помимо моей воли, ибо я был Тем, Кто Связывает и Развязывает, Единым и Многим, Тем, Кто Всегда Был, и Тем, Кто Всегда Будет.
— Это действительно кое-что, — сказал Кармоди.
— Да-да, — Мелихрон застенчиво улыбнулся. — Я был Ведущим Колесом Большого Небесного Велосипеда, как выразился один из моих поэтов. Это было прекрасно. Мои подданные писали пейзажи, а восходы и закаты для них создал я. Мой народ пел о любви, а любовь изобрел я. Чудесные дни, где вы?
— А почему бы вам их не вернуть? — спросил Кармоди.
— Потому что я вырос, — печально сказал Мелихрон. — Бессчетные эпохи я упражнялся в творении, а теперь стал вопрошать мои творения и себя самого. Мои священники вечно препирались между собой, дискутируя о моей природе и моих совершенствах. Я как дурак их слушал. Приятно послушать, как какой-нибудь богослов разглагольствует о тебе, однако это оказалось и опасно. Я сам начал дивиться своей природе и своим совершенствам. Я размышлял и занимался самоанализом. И чем больше я ломал голову, тем непостижимей себе казался.
— А почему вы не спросили себя? Ведь вы же были Богом? — удивился Кармоди.
— Вот в том-то и загвоздка, — вздохнул Мелихрон. — Мои творения не видели проблемы. Для них я оставался Богом, пути которого неисповедимы, но который тем не менее основной своей задачей считает воспитание и наказание всех этих существ, обладающих свободой воли (будучи, по сути, мною). Все, что я делал, было выше всякой критики, потому что это делал я. Ведь все мои действия, даже простейшие, были в конечном счете неисповедимы, поскольку неисповедим я сам. Другими словами, чтобы постичь смысл моих действий, необходимо было охватить всю реальность целиком, на что способен только Божественный разум. То есть мой. Примерно так преподносили все это и мои выдающиеся мыслители. И они добавляли еще, что полным пониманием я удостою их на небесах.
— Вы и небеса создали? — спросил Кармоди.
— Конечно. А также преисподнюю. — Мелихрон улыбнулся. — Вы бы видели лица этих существ, когда я воскрешал их в раю или в аду! Ведь на самом деле даже самые преданные не верили в потусторонний мир.
— Полагаю, вам нравилось это?
— Только поначалу. Но со временем надоело. Без сомнения, я немного тщеславен, но бесконечная неискренняя лесть надоела мне до отвращения. Ну скажите бога ради, зачем же восхвалять Бога только за то, что он выполняет свое Божественное назначение? С таким же успехом можно молиться муравью за успешное обделывание им своих муравьиных делишек. Это положение дел перестало меня удовлетворять. Я нуждался в самопознании, а видел лишь восторженные взгляды своих творений.
— И что же вы придумали?
— Да упразднил все!.. Стер жизнь с лица моей планеты — растительную, животную, всякую. Зачеркнул заодно и грядущее. Мне надо было подумать.
Потрясенный Кармоди только хмыкнул.
— Впрочем, я ведь ничего и никого не уничтожил, — торопливо сказал Мелихрон. — Я просто воссоединил в себе частицы себя. — Мелихрон ухмыльнулся. — У меня на планете было множество типов с безумными глазами, которые постоянно болтали насчет блаженного слияния со мной. Ну вот они и слились!
— Может быть, им это понравилось? — предположил Кармоди.
— Откуда я знаю? Единение со мной и есть я. Оно означает потерю сознания сознающим единение. В сущности это смерть, хотя звучит красивее.
— Необычайно интересно, — сказал Кармоди. — Но вы, кажется, хотели поговорить со мной насчет какой-то вашей проблемы?
— Именно! И я как раз подошел к ней. Понимаете, я перестал играть со своими народами, как ребенок с кукольным домиком, а затем уселся, фигурально говоря, чтобы все обдумать. Единственным предметом моих размышлений был, конечно, я сам. По-настоящему меня занимал только один вопрос: в чем мое предназначение? Могу ли я быть не Богом, а кем-то иным? Вот посидел я в должности Бога — никаких перспектив! Занятие для узколобого самовлюбленного эгоиста. Мне нужно что-то другое — осмысленное, лучше выражающее мое истинное «я». Я в этом убежден! Такова моя проблема и таков вопрос, который я вам задаю: что мне делать с самим собой?
— Та-ак! — протянул Кармоди. — Так-так. Вот в чем дело. — Он откашлялся и глубокомысленно почесал нос. — Тут надо как следует подумать.
— Время для меня не имеет значения, — сказал Мелихрон. — У меня в запасе вечность. А у вас, к сожалению, ее нет.
— А сколько у меня времени?
— Минут десять по вашему счету. А потом, знаете ли, может случиться нечто для вас неприятное.
— Что со мной случится? Что мне делать?
— Ну, дружба дружбой, а служба службой, — сказал Мелихрон. — Сначала вы ответите на мой вопрос, потом я на ваши.
— Но у меня только десять минут…
— Недостаток времени поможет вам сосредоточиться, — сказал Мелихрон. — К тому же это моя планета, и здесь все идет по моим законам. Будь это ваша планета, то и законы были бы вашими. Разумно, не правда ли?
Читать бесплатно другие книги:
