Самка человека, или Конец жары Айская Вероника

Она лежала в комнате родительского дома. Одна, в большой и темной комнате. В деревенской, мягко беззвучной ночи. Было так тихо, что она слышала как, смыкаясь, стучат ее ресницы.

Изнутри разрасталась гудящая напряженностью плотно сжатая пустота… Пустота разносила и распирала всю её в шар, с угрозой лопнуть, но не лопающийся. Казалось странным, что она вмещается в кровать, в комнату, в дом. Все это оказывалось внутри «шара», но тот оставался пуст – невозможно, невероятно непереносимо пуст. Ее томила и давила эта невыносимая легкость пустоты. Она ждала, чем и когда это закончится, слушая надоевшую непривычность этого процесса, и, как всегда, не представляя, что же делать…

Пора бы уже заснуть. Но, днем прилежно забытое одиночество, нагло скуля, как деревенский пес, которого никто и не трогал, хотя никто и не снял с цепи, теперь распластало, расплющило ее по кровати.

Совсем некстати: утром рано вставать! – Ну, и что? И кого ты убеждаешь?

«…Ну, приди уже, пожалуйста!.. Сколько мне еще ждать?.. Как пусто Господи! Ну, тяжело это, Господи, а! Терпеть это! Миленький! Ну, нет больше сил уже! Ну, пошли мне мужчину, Господи!.. Или не Ты этим заведуешь?.. Или кого мне просить? Господи? Ведь я всего лишь женщина, я не могу уже одна! Совсем не могу!..»

И, как всегда, из неподвластной этому шару, где-то оставшейся территории себя, вытянув отчаянье, она разрыдалась, колебля раздувающуюся в никуда пустоту… Та стала медленно смягчаться, сокращаться и нехотя оседать, как хорошо подошедшее дрожжевое тесто от толчка лопатки…

***

Он детально измерил ее взглядом, словно бы между прочим, но не таясь.

– С удовольствием бы вас подвез, но, извините, дела! – элегантно развернулся в противоположную сторону, и уехал.

Она стояла на краю районного села, из которого теперь нужно добраться до областного города. А там до другого районного села. Всего км 180, не больше. Только автобус в область один, и в него уже не влезть: вчера была «Родительская», и толпы горожан стремились покинуть могилы предков.

Странно… увидев эту роскошную иссиня-черную машину, явно нездешнего места обитания, у дома недалеко от трассы, она была абсолютно уверена, что это – ура-ура! – Мироздание приготовило сюрприз! – для нее… Она пожала плечами.

Ей было комфортно – она оделась удачно по погоде. Весна холодная, сухая, с ветром, без дождя. Деревья и поля скучно голые, будто забыли, что зима позади, а не впереди. Но сегодня безветренно. И легкая, еле уловимая влажность. «Облачно, без прояснений». Абсолютно серая погода, когда затянувшееся предвосходное утро внезапно сменяется ночью, так и не побыв ни днем, ни вечером. Когда-то ее почти единственная любимая погода. Сейчас она и солнцу, впрочем, рада…. Но – хорошо. Еще бы дождя. Это – снаружи. Внутри – глубоко-наплевательское спокойствие, где-то даже нагловатое, и внешний дорожный мандраж придавал ощущение приключения.

Прополз туго набитый автобус. Прошли две женщины, посоветовали голосовать за АЗС, там лучше берут. Мимо проезжали переполненные попутки, все реже и реже. Походив туда-сюда, дошла до АЗС. Изредка проезжавшие селяне махали руками: едут не туда, куда-то в поле, – добрый знак заботы и сочувствия: «мы бы взяли…» – точная примета, что кто-то всё-таки подберёт.

– Ну, и вот! – усмехнулась она.

– Видно, мне придется-таки вас подвезти.

– Придется-придется, – она радостная открывала заднюю дверцу, – а куда вы едете? – спросила она для порядку.

– Я еду далеко, – подчеркнул он, как ей услышалось, со снисходительной иронией: мол, куда бы ты, девочка, по этим сельским просторам не ехала, мне все равно дальше.

– А куда? Мне до областного.

– Ну, значит, со мной вы доедете до N-ска, – менее самоуверенно назвал он город в 120 км отсюда.

(Ха-ха! «1:О» в мою пользу!).

От N-ска в область множество маршруток. Задача доехать решена, осталась еще одна важная – найти ночлег. Но времени теперь будет предостаточно. Можно расслабиться. Машина уютная и свежая. Может, даже удастся вздремнуть? Она нехотя припомнила минувшую полубессонную ночь, отзывавшуюся излишним сердцебиением и зябкостью…

Но… – можно было не смотреть и не говорить: их тела уже стянуло восьмеркой взаимного желания. Позабытое (а когда такое было-то? а было ли вообще?..) ощущение сладкой волной поднялось в ней сразу, еще в тот его изящный разворот, и теперь накатывало, растекалось по телу, заполняло, журчало в крови, смывая мягко уверенно все остальные впечатления.

Она смотрела в окно. Он задавал вопросы, обычные в подобной ситуации. В город – по делам или домой? По делам. С кем живете? С родителями. Родились здесь или приезжая? Приехали, лет 9 назад. Откуда? С Урала. Почему? Так, обстоятельства семейные…

Глаза в ироническом прищуре, губы в полуулыбке, как у Чичикова: хочешь, считай одобрительной, а можно – и презрительной. Тон покровительственно-приветливый. На левой ладони – многозначительно небрежно висят четки. Проезжая мимо церкви, он перекрестился будто совсем привычным движением. Она улыбалась про себя, наблюдая его игру в настолько успешного, что даже обогащенного глубиной и разнообразием внутренней жизни, человека.

Подробность его вопросов, перешедшая формальную вежливость, не совпадала с односложностью ее ответов.

В одном из сел он вышел у здания то ли ВД, то ли суда. Здесь уже была другая погода. Сквозь неплотные облака просвечивало солнце. Дальше березово-степная гладь переходила в большие острова ее любимых сосен, череду сопок и речек. Он вернулся в машину со словами:

– …Ваши голубые глаза, – начало она пропустила. Подумала, что у него самого голубые глаза. А ее сегодня и впрямь сияют лазурью – она отметила утром в зеркале – словно вопреки серому небу. Так обычно бывает после бани: ее пухлые щеки утоньшаются, глаза становятся больше, а после разового недосыпа приобретают особый глубокий блеск.

– Ну-с, и что же вы молчите? Рассказывайте что-нибудь.

– А что же вам рассказать? Может, вы тему предложите, завяжется беседа?

– Ну, мне сложно с вами беседовать, не видя вашего лица. – Он остановил машину. – Вы меня не поняли? – голос звучал властно. – Пересядьте вперед. – Ему явно хотелось повелевать. Ей, с каким-то наслаждением – подчиняться.

Она пересела. Однако беседы он не завел.

– Ну-с, я жду.

– Я так не могу: в одни ворота играть. Почему бы вам тоже что-нибудь не рассказать? …Если поговорить охота… – она хотела сказать, что диалог все же приятнее…

– Я не понимаю, кто кого везет? Я вас везу – вы должны рассказывать.

– А-а, извините, теперь поняла. – («Приоритеты расставлены») – …Стихи вам, что ли почитать?

– Почитайте стихи.

Она посмотрела на него, он не шутил. Даже ничуть.

– Выхожу один я на дорогу… – логично вспомнила она. Когда-то это стихотворение она помнила постоянно: оно было лейтмотивом ее состояния. Однако, видимо, ей неплохо удалось его изменить: порядком переврала все стихотворение, переместив в нем почти все двустишья. От удивления она то убыстряла темп, то останавливалась перед очередной строфой, не решаясь врать дальше. – …Ну, вот, в целом где-то так… – смущенно пробормотала она.

Он терпеливо и даже сосредоточенно слушал, словно она находилась на вступительном экзамене в театральное училище.

– Ну, хорошо. Только вот, с дикцией у вас что?

– С чем?! – она не знала, то ли смеяться, то ли плакать. На ее счастье, он опять остановился и вышел. Вскоре вернулся.

– Ну-с, и что дальше?

– Дальше чего?

– Что вы мне еще расскажете?

Ага, понятно. Действительно, скучать в машине он мог и один. С ее стороны требуется что? Развлекать по полной программе. «И чтец, и жнец, и на дуде игрец». Картинки из сельской жизни она ему рассказала, стихи худо-бедно, хоть и без дикции, прочитала. А вот дуды у нее нет.

– Может, вам сплясать? Только машину придется остановить, тут негде.

– Мне некогда.

Он замолчал. Как показала практика, скорее всего ненадолго. Она решила, что нужно «повернуться к нему лицом». Но для этого не играть в предложенную им игру. Может быть, человеку хочется общаться, но он не умеет по-другому. Она перестала глядеть в окно и развернулась к нему. Прямо, без иронии посмотрела в его прищуренные глаза, давая понять, что готова поддержать, и это ничем ему не угрожает.

– Давайте познакомимся, что ли? Вы уже час со мной едете, – предложил он, – Олег.

– «Ну, вы только минуту как до меня приспустились». Женя.

– Евгения, значит?

– Не Евгения, – она с привычным маленьким удовольствием дала ему паузу удивиться.

– …А кто?

– Жания. У меня мама – татарка, – сразу пояснила она.

– Да? А совсем не похожи. А папа? Русский?

– Русский. Он по родителям из казаков, уральских и донских.

– Интересная смесь получилась.

– Обыкновенная. Не знаю, как здесь, а на Урал столько всякого народа понаприсылали. Обычный винегрет. Только я, как раз таки один в один похожа на деда, вернее на его сестер – маминого папы, – не преминула подчеркнуть Жания. Он взглянул на неё повнимательнее, но ничего, видимо, не нашел, что по его мнению должно было подтвердить ее сходство с ее двоюродными татарскими бабушками.

– А мы здешние, сибиряки, крестьяне – сказал он с подчеркнутым достоинством: дескать, мы из простых и гордимся этим. – Бабушка немка, правда. Сибирская немка. Это было первое, что он в свою очередь сообщил о себе, кроме «Олега».

Так звали ее позапрошлую любовь… Все же, имена чем-то своим наделяют людей. Этим чем-то они были похожи.

– Вы почему не были замужем? – после паузы спросил он.

– Как-то не случилось…

– А что должно было случиться?

– Любовь, наверное.

– А что вы называете любовью?

– «Ну, дает!» …Расшифровывать этот термин считаю делом безнадежным. А позвольте встречный вопрос, вы женаты?

– Сейчас… – он запнулся – и взглядом тоже, и быстро поправился, однако она еще быстрее заметила. – Я свободен.

«Сейчас я свободен, – все понятно», – подумала она, что уже точно романтики из этого не получится… а так хорошо все начиналось.

– И что вы ни разу даже не пробовали?

– А что вы называете словом «пробовать»?

– Люди сходятся, не получается, расходятся.

– Не знаю… по-моему, человек не пирог…

– Так вы, наверное, просто не хотите замуж? Вы феминистка, может быть?

– О! – усмехнулась Женя, – Ну, уж нет, увольте! Я вообще никакая не «-истка» принципиально причем. Нет, почему же, я – за единство и гармонию двух начал – тоже принципиально, причем. И даже признаю, что у каждого начала – свои разные роли. И я хочу замуж, – во всяком случае, в этот момент она так искренно думала. В юности и очень долго Женя и правда не хотела замуж, но последние несколько лет она гордилась, тем достижением своего внутреннего развития, что она этого хочет, и даже может вот так откровенно это заявить.

– Ну, если б вы хотели, вы хотя бы пробовали.

– А как подолгу вы пробуете?

– Года по 2—3… По-разному. По полгода

– И что же, сколько вы еще предполагаете пробовать?

– Пока не встречу ту, которая полностью меня устраивает.

– Я не вижу, чем ваш вариант поиска лучше моего.

– Я прикладываю усилия составить семью, ячейку общества.

– А почему же расходитесь? Если прикладываете усилия?

– Женщины меня не устраивают. Не удовлетворяют моим требованиям как жены.

– А, ну, да, понятно, – кивнула она, – А если не секрет, какие у вас требования?

– Ну, как?.. Человек живет, у него само собой есть нормальные требования. Если женщина их не выполняет, я не могу с ней жить.

– Ну, понятно, что они, наверное, нормальные. А ваша женщина о них знает?

Он помолчал и пожал плечами.

– То есть, вы когда 2—3 года живете с женщиной, вы пробуете, пока пробуете, их как-то ей озвучивать?..

– Ну… – недоуменно пожал он плечами.

– Я имею в виду, вдруг она их просто не знает?

– И так понятно… – неуверенно добавил он.

– Кому понятно? Это вам понятно.

– Ну, как это? Понятно и все, – он снова пожал плечами.

– Они же для вас – само собой нормальное явление?.. А потом, может быть… Ваши требования все действительно такие жизненно-необходимые для вас? Может, из-за чего-то и не стоило расставаться? Может, на какой-нибудь ерунде не сходитесь?

– Может быть… – он совсем посерьезнел. – Но живешь на бегу, разобраться некогда…

– Но если уже столько пробуете безрезультатно… Может быть, оно того стоит – разобраться?

– … – он молчал. – …И вообще, большинство женщин коварно.

– Ой! Да, что вы?

– Ну, да.

– Ну, слушайте, как удачно я вас встретила! Какая прелесть! Мне всегда хотелось узнать про женское коварство. А вдруг, я коварная, и не знаю? Расскажете?

– …Ну, например, беременеет без моей воли.

– А! Да, что вы! Без вашей воли? – ей стало смешно. Хоть бы слово другое подобрал, что ли. – А как это – без вашей?

– Ну, как… я не хочу, а она беременеет, чтобы меня к себе привязать.

– А-а!.. А от кого беременеет-то?

– Ну, от меня, конечно… – как-то уже не уверенно произнес он.

– А! Я уж думала от Духа Святого! – ей правда было смешно.

– Я не хочу…

– Да, я слышу… То есть вы лежите, спите. Вообще ее в первый раз… – даже не видите, а она вас связала – и беременеет против вашей воли.

– Вы все переворачиваете.

– С головы на ноги, – кивнула она. – Вы что же, не знаете, что занимаетесь именно тем, от чего бывают дети? Она коварная, беременеет без вашей воли, уже бы сказали, без участия. Иосиф, понимаете, такой…

– Какой Иосиф?

– Не важно. Проехали, – вспомнила, как по пути он перекрестился на церковь. То есть вы – не поклонник Экзюпери, и не считаете, что в ответе за тех, кого приручили?..

– … – он опять замолчал, пытаясь найти возражения.

– Ну, вот! Поэтому, я и не пробую. Все очень просто. Я же тоже человек, а не пирог, не нужно меня пробовать. И мне мои взгляды на жизнь… да и на людей не позволяют просто пробовать другого человека.

– Но что ж теперь, не пробовать? А как же понять, хочу я с ней составить семью или нет?

– А как-то вначале – непонятно? Как вы начинаете отношения, откуда я знаю? Как там, в «Маленьком Принце»? «Нужно соблюдать ритуал…» Не помните? Вы читали?

– Не помню… может и читал, в детстве…

– Но это для взрослых сказка… А то, я попробовал 2—3 года… мне не нравится, я ухожу. Я хороший, у меня нормальные требования, а она их не исполняет, да еще и коварная. Это – не проба, это вы уже полпирога съели.

– Но я сразу говорю, что ничего не обещаю.

– Ну, удобно, удобно. И что это меняет по существу?

– Что не надо надеяться…

– Ага! Ну, то есть, в итоге, надеяться – это и есть коварство?.. А вы всерьез полагаете, что можно 2—3 года жить вместе и не надеяться?

– Ну, а что?

– Да, ничего, – ей стремительно становилось опять как Лермонтову: и скучно, и грустно, и даже некому руку подать… И вообще, она не выспалась, и ей снова сильно захотелось спать.

– …Ну, скажите, как вы думаете.

– …Вот интересно, «коварство». Вспомнила мужчину одного. Он был сотрудник моей мамы. Мы в одно время были на их институтской турбазе. И как-то, ходили вместе в соседнюю деревню… Ему 28 лет было, а мне 15, и я ему нравилась – было заметно. Ну, я по праву еще ребенка прикидывалась, что не замечаю. Он был совсем не в моем вкусе… – она вовремя остановилась, не договорив мысль: «Похоже, вообще, из тех, кто редким женщинам нравится… И в сексе он был, скорее всего, совсем никак… ни тебе чета…», – Он добрый такой, хороший, открытый, такой весь непосредственный. На эту его непосредственность не откликнуться было невозможно, как на ребенка… А он влюбчивый, видимо… – она задумалась, вспомнив, как тот на неё влюблено смотрел, – И, видно, всерьез семьи хотел, детей, – («Он же, кажется, потом ушел в детскую спортивную школу преподавать?»). – Ну, и, наверное, скорее всего, пострадал от кого-то на этом несовпадении. И вот, он произнес с таким сердцем: «А женщины – коварные»… я тогда и запомнила это слово, и все хотела понять. Да, похоже вы с ним о разном, даже о противоположном. Вот вам и слово. Слово одно, а люди – разные.

– Ну… не знаю, – пожал Олег плечами.

Они оба замолчали. Он ей – как ей – был уже не интересен. Хотя тело еще не успокоилось. Но это ничего не значило.

– Ну, ладно… А что же делать, если женщина разонравилась?..

– Ну, это знаете… Как у вас вообще отношения складывались?.. Слишком у нас с вами разный подход и к отношениям, и сексу с самого начала… Два-три года – конец химии, и ждем другую, потом еще другую… Вам сколько лет? Извините, вы не дама.

– 35.

– Сколько вы уже перепробовали? Всех в радости после своих проб оставили?

У нее внутри звучало длинное: «Фи». Тема затронута напрасно, но он сам в нее втянул. Она молчала.

Ей становилось все скучнее и грустнее. Нет, конечно, она и раньше слыхала о подобном взгляде на жизнь и отношения, но встретиться в лоб с носителем этой идеи – довелось впервые. Едва она успела из зябкой ночи перескочить через бодрящее дорожное настроение – в волнующее с явным запахом романтики дорожное приключение – как уже стало понятно, что ничего такого не будет. То есть, конец был очевиден, хотя по сюжету только-только разгоралось начало. Даже непонятно, зачем смотреть это кино…

– Чего вы молчите?

– А о чем говорить?

– Как по-вашему тогда пробовать?

– Ну, не знаю… как-то по-другому… Ну, вот с чувством ответственности к человеку, к отношениям…

– Скажите мне ваше мнение на эту тему. Какие у вас взгляды?..

– Мы с вами о разных вещах говорим. О разных уровнях этих вещей.

– Ну, скажите, как вы думаете.

Вот, как раз после такой ночи – такой разговор больше всего и мечтала вести… Хотелось – вообще другого. А тут заново сплошная сублимация. Хотя, впрочем… А вдруг, какие-то неожиданные ходы? Ну, хорошо, давайте поговорим, вздохнула она, усмехаясь над собой.

– Вы сказали: «Я прикладываю усилия составить семью». В чем ваше усилие?

– Ну, вот, в том, что я пробую жить вместе. Два-три года.

– 2—3 года – это химическая реакция, всем известно, вам нет?

– Ну, допустим… – кивнул он.

– Она случилась – вы сошлись, она закончилась – вы разошлись. При чем тут вы? В чем ваше усилие? Вам за это время даже ребенка сделать в лом…

Он насуплено и упрямо смотрел вперед.

– …А что, она дырки в презервативах делает втихаря? Вы себя не считаете коварным, что живя с женщиной – по 2—3 года! – уже даете ей надежду, не считаете, что ее к себе привязали, и уходите…

– Я же предупреждаю, чтоб не надеялась…

– Ну, что за нафиг?! – рассердилась она, – тогда о каком коварстве речь? У вас свое удовольствие, у нее свое.

– Ну, вы не сердитесь…

Она молчала.

– Расскажите мне, как вы на все это смотрите, – он серьезно-просяще взглядывал на неё, вытаскивая ее из молчания. Они встретились взглядами. – Может, я что-то пойму…

– Как я на все это смотрю… – она вздохнула. – Я считаю, секс сам по себе дает надежду, – медленно начала она, не решив, стоит ли углубляться в эту тему, но он с ожиданием в лице оглядывался на нее, а у неё другой не родилось. – Ну, и между прочим, не только женщинам… У меня, например, была история с парнем, вот как раз почти три года тянулось это – история его любви. А я его не любила. У меня до него уже были мужчины, в смысле секс был. И по тогдашнему своему к этому отношению, я могла бы с ним просто так побыть. Но для него это было бы – все: уже пара, семья, единое-целое – все, что хотите. И если бы я потом ушла, это для него была бы реальная трагедия. И наверняка, он бы тоже переживал это как коварство. Вот вам и «здрасьте». И смысл был бы – да? – уж точно прямо противоположный вашему.

– И у вас ничего не было, вы хотите сказать? За три года?

– У нас было общение. Типа дружба. И сейчас мы типа дружим. Больше, правда, с его женой. Он женился, слава Богу. Я у них бываю, когда приезжаю на родину.

– Ну, таких мужчин все равно меньше.

– Каких таких?

– Однолюбов.

– Так вы считали, что ли? Это вам так спокойнее себя считать большинством. Подводите идеологическую базу под свое поведение. А есть другие мужчины. И я их вовсе и немало встречала.

– А что же вы за них замуж не вышли?

– За всех сразу?

– За одного кого-нибудь.

– Ну, потому что хотелось бы не просто порядочного мужчину, но и любимого. Я это вам говорю не о своих личных отношениях, а вообще о таких мужчинах, – она вспомнила опять его тёзку и вздохнула. «И вот в этом месте ваше как раз большое отличие».

– Ну, скажите мне, как вы считаете, – он уже перестал щурить глаза, и был искренно сосредоточено серьезен.

– Я считаю, что если секс – изначально для рождения, то это и вообще акт творения и созидания. Примерно так.

– А для удовольствия?

– Безусловно, удовольствие очень не помешает при этом. Удовольствие в контексте созидания, само по себе созидательно, конечно. Я – за осознанность. Человек был один, а стал частью целого, творящего, созидающего целого… Вот, вы чем занимаетесь по жизни?

– Бизнесмен, – пожал он плечами.

– Деньги зарабатываете?.. Деньги – вещь безликая, они ничего вашего не несут… Честно говоря, я вообще не понимаю: если такое уважение трепетное к тому, что вы же сами считаете своим достоинством, ассоциируете себя с ним! – к его желанию – никак нельзя пропустить, да? – что ж такое пренебрежение и забывчивость-то к его содержимому? Оно вылетело из тебя и, вдруг, стало целым человеком. Судьба не плюнула и не растерла эти миллионы тебя – дала кому-то жить. А вам обидно, да? Какое коварство! Может статься, пройдет время, и вы поймете, что это единственное, что вы создали.

Он посмотрел на нее затуманенным взором. «Так, ага, поехало. Смысл он, может, не ухватил, зато образ – подействовал. Ты поосторожнее со словами-то, Жень…»

– Ну… – он кивнул, – но я так глобально не думал, конечно.

– «А ну, ладно, может, что-то ухватил», – А почему «конечно»? А вы подумайте. На то мы и люди…

– Я подумаю, – он серьезно кивнул. – Конечно, нужно, наверное, разобраться. …А может, вы мне поможете?

– Мы уже подъезжаем к N- ску.

– У меня здесь дело минут на 40, если вы подождете, я вас довезу. Вам куда там?

– Мне дальше еще, до Зеленого Лога, знаете?

– А что там?

– Врач. Мануальщик.

– Мануалист, – уверенно поправил он, – а вам зачем к нему?

– Надо. Сеанс в 8, времени полно. Хотите – поговорим.

– Надо поговорить.

«Вот, интересно, как повернется эта дискуссия: конечно он будет разбираться или наверное?» Она сидела в машине. Они заехали на какую-то производственную территорию. Он сначала рядом разговаривал с подошедшими мужчинами. Она смотрела на него из окна. Он оборачивался на нее. Потом они все ушли.

Номер, который ей дали друзья, где можно недорого остановиться в областном, упорно был занят. Еще ей обещали, если что, сдать комнату в доме самого мануальщика.

Они быстро доехали до областного, он опять куда-то зашел.

– Давайте я довезу вас до Зеленого Лога, вдруг, вы раньше попадете?

– Давайте. Мне еще нужно про ночлег договориться.

– А что, у вас сложности?.. Может, мне вас приютить? – Он повернулся к ней на несколько секунд… – И поговорим спокойно. Мне действительно нужно что-то понять.

– … – она тоже посмотрела ему в глаза, – «Ну, насиловать он меня не будет. А остальное, если что, – его проблемы. Обещала же поговорить». – Не знаю, как получится.

Она подумала, что, все же, любой человек в какой-то момент может захотеть быть искренним с собой. И часто нужен другой человек. Ничто человеческое никому не чуждо, в конце концов. Почему нет?

Через 20 минут как они подъехали к мануальщику, оказался освободившийся сеанс. А вот, комната – наоборот, уже занята. Забавно. Вариантов-то и нет, гостиница не по карману. Она вышла к нему. Он сидел в машине и явно ждал, надеясь. «Как в кино, однако», – оценила она сюжет и сцену. Сказала, что освободится через час двадцать.

Мануальщик был местной знаменитостью. Попасть к нему было вообще большой удачей. Записываться нужно было за полгода. Диагностировал руками и глазами, после рентген 100% подтверждал диагноз. Её зимой привезли друзья – мебельных дел мастера. Они делали заказ для мануальщика. У врача уже было все занято на до-июля, однако из восхищения ее друзьями-мастерами он записал её дополнительным сеансом на май аж на 8 вечера.

…Два года назад она сорвала-таки позвоночник на их в 40 соток огороде.