Мессия Дюны. Дети Дюны (сборник) Герберт Фрэнк
Девочка внезапно почувствовала прилив желчи. Он убил моего брата!
Она силой заставила себя успокоиться. Палимбаша убьет и ее, если она попытается проскользнуть мимо него по проходу. Теперь стало ясно, почему столь нагло попран старинный фрименский обычай и проход освещен, как ярмарка. В этом свете Палимбаша надеялся увидеть, не избежал ли кто-то из жертв смерти. Должно быть, это самые ужасные часы в их жизни, подумала Ганима. Теперь девочка могла объяснить движения мужчины – он периодически со злостью нажимал на кнопки прибора.
Присутствие этой парочки многое сказало Ганиме. Видимо, такие наблюдатели были выставлены во всех потайных проходах в сиетч.
В ноздри попала пыль, и Ганима почесала нос. Боль пульсировала в раненой ноге и в руке. Пальцы онемели и по-прежнему ничего не чувствовали. Если придется пустить в ход нож, то надо будет работать левой рукой.
Ганима подумала о пистолете, но характерный звук выстрела может привлечь нежелательных свидетелей. Надо искать другой выход.
Палимбаша снова отвернулся, его силуэт чернел на фоне яркого света. Женщина что-то говорила, внимательно осматривая ночную Пустыню. В женщине чувствовалась сноровка и умение наблюдать ночь, пользуясь боковым зрением. Это был не просто полезный инструмент, она тоже была частью обширного заговора.
Ганима вспомнила и то, что Палимбаша прочили на пост правителя при регенте. Теперь ясно, что план заговорщиков просто грандиозен. У них масса сторонников даже здесь, в Табре. Ганима попыталась понять суть возникших проблем. Если удастся захватить живым хотя бы одного из этих двоих, то поплатятся и остальные.
Посвистывание маленького ночного животного, подошедшего напиться к каналу, привлекло внимание Ганимы. Естественный звук, естественное явление. Память преодолела некий барьер молчания, и перед мысленным взором девочки возник образ жрицы Иовафа, плененной ассирийским царем Сеннахерибом. Память этой жрицы подсказала Ганиме, что надо делать. Палимбаша и эта женщина – просто дети, капризные и опасные. Они ничего не ведают об Иовафе и даже о той планете, на которой и Сеннахериб, и жрица давно обратились в прах. Если бы пришлось объяснять этой паре заговорщиков, что именно с ними произойдет, то пришлось бы говорить о том, что все началось здесь.
И здесь же кончится.
Перевернувшись на бок, Ганима извлекла из корзины фримпакет, достала из него трубку, из которой удалила длинный тонкий фильтр. Теперь это была тонкая полая трубка. Из набора Ганима достала иглу подходящего диаметра, вытащила из ножен отравленный клинок и погрузила острие иглы в тонкое отверстие на лезвии, куда был налит яд. Боль в правой руке тормозила работу. Ганима достала из набора марлевый шарик и воткнула в него основание иглы. Полученный снаряд она вставила в трубку. Получилось древнее оружие.
Держа его на весу, Ганима осторожно подползла поближе к проходу, стараясь не шевелить стебли люцерны. Присмотревшись, девочка увидела, что вокруг парочки вьются сливовые мухи, большие охотники до человеческой плоти. Отравленная игла ударит незаметно, ее примут за укусившую муху. Осталось принять решение: кого из этих двоих убить – мужчину или женщину?
Мюриз. Имя всплыло в памяти невольно и словно ниоткуда. Так звали эту женщину. Вспомнила Ганима и то, что о ней говорили. Это была одна из многочисленных дам, которые увивались вокруг Палимбаши, словно мухи вокруг свечи. С ней легко справиться, она слаба.
Что ж, очень хорошо. Палимбаша выбрал себе сегодня неудачную компанию.
Ганима набрала в легкие побольше воздуха, вставила трубку в рот и изо всех сил дунула, вызвав в памяти ощущения достославной жрицы Иовафа.
Палимбаша ударил себя по щеке, на ладони осталось пятнышко крови. Иглы не было видно, Палимбаша отбросил ее движением руки.
Женщина что-то сказала, и Палимбаша рассмеялся. Он все еще смеялся, когда ноги его стали подкашиваться, а сам он грузно повалился на пытавшуюся удержать его женщину. Она, все еще дрожа от напряжения, не давала упасть телу мужчины, когда рядом с ней появилась Ганима и приставила кончик ножа к спине женщины.
– Не делай резких движений, Мюриз. Нож отравлен. Можешь отпустить Палимбашу – он мертв, – произнесла Ганима, не повышая голоса.
Внутри всех главных общественных сил вы найдете глубинные течения, которые можно усилить, чтобы поддержать власть, пользуясь словами. Это касается всех – от шарлатана-знахаря и священника до бюрократа. Управляемая масса должна быть обработана таким образом, чтобы она воспринимала слова, как нечто реальное, то есть перепутала систему символов с истинной материальной вселенной. Для поддержания такой структуры власти определенные символы должны быть выведены за пределы общего понимания – например, это касается символов, предназначенных для экономического манипулирования массой, или символов, определяющих критерии ясного мышления. Таинственность символических форм такого рода приводит к формированию фрагментарных подъязыков. Каждый такой подъязык является сигналом того, что его пользователь обладает той или иной формой власти. Если взглянуть на природу власти под таким углом зрения, то нашим Силам Имперской Безопасности надо быть готовыми к разработке и внедрению в массовое сознание таких подъязыков.
(Из лекции принцессы Ирулан в Арракинском военном училище)
– Возможно, нет никакой необходимости напоминать вам об этом, – сказал принц Фарад’н, – но во избежание недоразумений я объявляю вам, что вы оба будете немедленно убиты, как только вздумаете начать заниматься колдовством.
Впрочем, он не ждал, что его слова окажут какое-то воздействие на стоявших перед ним людей, и госпожа Джессика, и Айдахо вполне оправдали его ожидания.
Фарад’н преднамеренно выбрал для первой проверочной беседы с этими людьми старый Зал Аудиенций Шаддама. Недостаток величественности в помещении компенсировала необычность положения. За стенами был зимний вечер, но в лишенном окон зале царило вечное лето. Палаты были залиты золотистым светом хрустальных иксианских ламп.
Последние вести с Арракиса наполняли Фарад’на бурной радостью. Лето, один из близнецов, – мертв, его убил специально выдрессированный лазанский тигр. Ганима – его сестра – находится под опекой тетки и содержится как пленница. Эти подробные донесения вполне объясняли присутствие здесь Айдахо и госпожи Джессики. Они просили убежища. Шпионы Коррино докладывали, что на Арракисе наступило недолгое и непрочное затишье – затишье перед бурей. Алия согласилась предстать перед Судом Одержимых. Цель проведения такого суда оставалась пока не вполне ясной. Однако дата заседания трибунала не была определена, и двое разведчиков доложили, что, возможно, суд так и не состоится. Одно было более или менее ясно: между фрименами Пустыни и Фрименской Имперской гвардией состоялась битва, которая временно парализовала правительство. В настоящее время после обмена пленными Стилгар сохраняет нейтралитет и является посредником между конфликтующими сторонами. Видимо, Ганима является одной из таких пленниц, хотя в конкретных действиях сторон еще предстояло разобраться.
Джессика и Айдахо были доставлены на аудиенцию связанными по рукам и ногам в специальных креслах, к которым пленники были привязаны шиговой проволокой, которая способна разрезать плоть до костей при малейшей попытке освободиться от пут. Два сардаукара, которые привезли пришельцев, молча проверили вязки и тихо удалились.
Так что предупреждение было излишним. Джессика увидела у стены глухонемого ветерана, вооруженного легким, но вполне способным убить человека стрелковым оружием. Немного расслабившись, Джессика позволила себе окинуть взором экзотическое убранство зала. Широкие листья редкого железного кустарника, украшенные крупными жемчужинами, полукругом сплетались в центре сводчатого потолка. Пол был в шахматном порядке выложен плитами из бриллиантового дерева и раковин кабуцзу, окантованных костью пассакета. Кости были обработаны лазером и отполированы до немыслимого блеска. Отборные прочные материалы украшали стены орнаментом в виде ломаных линий, на фоне которых были помещены фигуры львов из самородного золота – герб наследников покойного Шаддама Четвертого.
Фарад’н принял своих пленников стоя. На нем был надет простой костюм – шорты и легкий золотистый френч с открытым воротом. Единственным украшением были королевские звезды Дома Коррино на левой стороне френча. Принца сопровождал башар в форме сардаукара с тяжелым пистолетом в поясной кобуре. Это был Тиеканик, она знала о его суровом виде из донесений, поступавших в Бене Гессерит. Башар стоял в трех шагах левее и чуть позади принца. Возле стены помещался один трон из темного дерева, стоявший прямо на полу.
– Итак, – произнес Фарад’н, обращаясь к Джессике, – хотите ли вы мне что-нибудь сказать?
– Хотелось бы поинтересоваться, по какой причине нас связали?
– Мы только сейчас получили некоторые сообщения с Арракиса, которые объясняют ваше присутствие здесь, – ответил принц. – Возможно, сейчас вас развяжут, – он улыбнулся. – Если вы… – Фарад’н осекся на полуслове, увидев вошедшую в зал мать.
Венсиция поспешно прошла мимо Джессики и Айдахо, не удостоив их даже взглядом, и протянула Фарад’ну кубик с посланием. С горящим лицом принц прочитал послание, лицо его потемнело. Он вернул кубик матери, жестом приказав ей передать кубик Тиеканику. Сделав это, он хмуро воззрился на Джессику.
Забрав послание у башара, Венсиция встала по правую руку сына.
Джессика повернула голову и взглянула на Айдахо, но тот отвел глаза.
– Бене Гессерит недовольны мной, – сказал Фарад’н. – Они полагают, что я несу ответственность за смерть вашего внука.
Лицо Джессики осталось бесстрастным. В историю Ганимы поверили, если только… – подумала она. Ей не нравилась подозрительная неизвестность.
Айдахо закрыл глаза, открыл и посмотрел на Джессику. Та продолжала сверлить взглядом Фарад’на. Айдахо уже говорил ей об этом Взгляде Раджи, но Джессику, казалось, ничто не волновало, и он не понимал причину такой бесстрастности. Очевидно, она что-то знает, но не хочет открыть.
– Таково положение, – начал Фарад’н и изложил все, что он знал о последних событиях на Арракисе, не упустив ни одной мелочи. – Ваша внучка жива и находится под опекой своей тетки, госпожи Алии. Эта новость должна вас в какой-то степени порадовать.
– Так это вы убили моего внука? – спросила Джессика.
– Нет, не я. Недавно я узнал о заговоре, но не я был его инициатором, – со всей искренностью ответил принц.
Джессика взглянула на Венсицию, увидела злорадное выражение на ее лице и подумала: Это ее проделки! Львица задумала возвысить своего детеныша. О своих играх эта львица будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
Она снова обратилась к Фарад’ну и сказала:
– Но Община Сестер думает, что это сделали именно вы.
Принц обернулся к матери.
– Покажи ей послание.
Венсиция заколебалась, и Фарад’н повысил голос едва ли не до окрика.
– Я сказал – покажи ей послание.
Побледнев, Венсиция приблизила лицевую сторону кубика к глазам Джессики. Отвечая на движения ее глаз, по лицевой поверхности побежали слова: «Совет Бене Гессерит на основании законов Валлаха Девятого заявляет протест по отношению действий Дома Коррино за убийство Лето Второго Атрейдеса. Доводы и свидетельства представлены в Комиссию Внутренней безопасности Совета Земель. Будет избрано место проведения суда и назначены судьи, удовлетворяющие обе стороны. Требуется ваш немедленный ответ. От имени Совета Земель Сабит Рекуш».
Венсиция обернулась к сыну.
– Как вы намерены ответить? – поинтересовалась Джессика.
Вместо Фарад’на заговорила Венсиция.
– Поскольку мой сын формально еще не является главой Дома Коррино, то отвечать буду я. Куда ты идешь? – Этот вопрос был обращен к сыну, который действительно направился к выходу из зала мимо немого ветерана.
– Я возвращаюсь к моим книгам и другим занятиям, которые представляют для меня гораздо больший интерес.
– Как ты смеешь? – рассвирепела Венсиция, лицо и шея ее стремительно покрылись красными пятнами.
– От своего имени я смею делать очень немногое, – ответил Фарад’н. – От моего имени вы приняли решение, которое я нахожу отвратительным. Либо с этого момента я один буду принимать решения, либо вы наймете для этого кого-нибудь другого.
Джессика быстро переводила взгляд с сына на мать и обратно. От нее не укрылась искренность гнева Фарад’на. Башар стоял на своем прежнем месте и старательно делал вид, что он ничего не видит и не слышит. Венсиция была на грани неуправляемой ярости и была готова разразиться бранью. Фарад’н решился положиться на брошенный им жребий. Спокойствие Фарад’на восхитило Джессику, и она подумала о том, какую ценность это может иметь для нее. Казалось вполне вероятным, что решение послать на Арракис тигров-убийц было принято без ведома Фарад’на. Практически не приходилось сомневаться в искренности слов принца о том, что он узнал о заговоре после того, как он был приведен в действие. Не было также никаких сомнений в истинности его гнева, когда он стоял в дверях, готовый к любому решению матери.
Вся дрожа от гнева, Венсиция глубоко вздохнула.
– Ну хорошо, официальная церемония передачи власти состоится завтра. Можешь начинать действовать самостоятельно прямо сегодня. – Она посмотрела на Тиеканика, но тот отвел взгляд.
Сколько будет крика, когда сын и мать выйдут отсюда, подумала Джессика. Но мне кажется, что он победил. Она позволила своим мыслям вернуться к посланию из Совета Земель. Община Сестер тонко выбирала своих курьеров, что делало честь планам Бене Гессерит. Это послание было предназначено для Джессики, хотя формально было направлено Дому Коррино. Сам факт отправки послания говорил о том, что Сестры знают о положении Джессики и очень высоко оценили Фарад’на, рассчитывая, что он с милостью отнесется к своим пленникам.
– Я все же хотела бы получить ответ на свой вопрос, – заговорила Джессика, обращаясь к Фарад’ну.
– Я отвечу Совету Земель, что не имею ничего общего с этим убийством, – ответил принц. – К этому я добавлю, что полностью разделяю с Общиной Сестер мое отвращение к таким методам, хотя и не могу быть недовольным исходом заговора. Я приношу мои извинения за то горе, которое вы испытываете. Судьба всесильна.
Судьба всесильна! – подумала Джессика. То была любимая поговорка ее герцога, и было похоже, что Фарад’н это знал. Она заставила себя игнорировать возможность того, что они и в самом деле убили Лето. Надо допустить, что страх Ганимы обусловлен тем, что план близнецов оказался раскрыт. Контрабандисты устроят встречу Гурни с Лето, а потом туда отправятся машины Общины Сестер. Лето надо испытать. Обязательно надо. Без этого испытания он обречен, как обречена Алия. А Ганима… Что ж, этим придется заняться позже. Нельзя посылать предрожденного без решения Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийам.
Джессика позволила себе глубокий вздох.
– Рано или поздно, – заговорила она, – кому-то придет в голову соединить вас и мою внучку, чтобы объединить наши два Дома и залечить старые раны.
– Такая возможность уже обсуждалась, – ответил Фарад’н, быстро взглянув на мать. – Я ответил, что подожду исхода событий на Арракисе. Сейчас нет необходимости в поспешных решениях.
– Однако вы всегда находили возможность лить воду на мельницу моей дочери, – сказала Джессика.
Фарад’н напрягся.
– Объяснитесь!
– Дела на Арракисе обстоят не совсем так, как вы их себе представляете, – ответила Джессика. – Алия играет свою игру, игру Мерзости. Моя внучка будет постоянно находиться в опасности, если Алия найдет способ ее использовать.
– Вы ждете, что я поверю, будто вы и ваша дочь воюете друг с другом, что Атрейдес выступил против Атрейдеса?
Джессика посмотрела сначала на Венсицию, потом на Фарад’на.
– Однако Коррино может выступить против Коррино.
Кривая усмешка коснулась губ принца.
– Хорошо подмечено. Так каким образом я лью воду на мельницу вашей дочери?
– Тем, что вас вовлекли в убийство моего внука, и тем, что вы участвуете в моем устранении.
– Устране…
– Не верь этой ведьме, – предостерегающе произнесла Венсиция.
– Я сам разберусь, кому мне доверять, – произнес Фарад’н. – Простите, госпожа Джессика, но я не понимаю причин вашего устранения. Единственное, что я понял, так это то, что вы и ваш верный хранитель…
– Который, кстати, муж Алии, – сказала Джессика.
Фарад’н изучающе посмотрел на Айдахо, потом на башара.
– Что ты думаешь по этому поводу, Тиек?
Башар, очевидно, думал именно так, как предвидела Джессика.
– Я думаю, что ваша матушка права. Будьте осторожны!
– Он ментат-гхола, – сказал Фарад’н. – Мы можем замучить его до смерти, но все равно не добьемся никакого ответа.
– Но для нас безопаснее и проще допустить, что с нами разыгрывают трюк, – проговорил Тиеканик.
Джессика поняла, что настало время действовать. Именно теперь, когда печаль и горе Айдахо замкнули его психику в той части сознания, которую он выбрал. Ей не нравилось использовать его таким образом, но ставки были слишком высоки.
– Начнем с того, – заговорила Джессика, – что я прибыла сюда по своему выбору и по своей доброй воле.
– Это интересно, – заметил Фарад’н.
– Вам придется поверить мне и предоставить полную свободу на Салусе Секундус. Я говорю это по доброй воле и без всякого принуждения.
– Нет! – запротестовала Венсиция.
Фарад’н не обратил на ее крик никакого внимания.
– На каком основании вы это утверждаете?
– Я полномочная посланница Общины Сестер и должна заняться здесь вашим образованием.
– Но Община обвиняет меня…
– Это потребует от вас решительных действий, – сказала Джессика.
– Не верь ей! – истерически выкрикнула Венсиция.
Фарад’н посмотрел на мать с убийственной вежливостью.
– Если вы перебьете меня еще раз, то я прикажу Тиеканику выставить вас вон. Он слышал, что вы согласились на расследование. Это передает его в мое распоряжение.
– А я говорю тебе, что она ведьма! – Венсиция бросила выразительный взгляд на немого сардаукара у стены.
Фарад’н заколебался.
– Тиек, что ты думаешь? Я околдован?
– Насколько я могу судить, нет. Она…
– Вы оба околдованы!
– Матушка, – тон сына был ледяным и безапелляционным.
Венсиция, сжав кулаки, попыталась что-то сказать, потом резко повернулась на каблуках и выскочила из зала.
Фарад’н снова обратился к Джессике:
– Согласится ли на это Бене Гессерит?
– Согласится.
Фарад’н оценил скрытый смысл сказанного и натянуто улыбнулся.
– А чего вообще хочет Община Сестер?
– Вашей женитьбы на моей внучке.
Айдахо вопросительно посмотрел на Джессику, словно желая что-то сказать, но промолчал.
– Ты хотел что-то сказать, Дункан? – спросила Джессика.
– Да. Община Сестер хочет того, чего она хотела всегда: чтобы вселенная не мешала их действиям.
– Очевидное допущение, – произнес Фарад’н, – но я не понимаю, почему для этого пришлось присылать сюда вас.
Айдахо был привязан к стулу и поэтому изобразил пожатие плечами движением бровей и обескураженно улыбнулся.
Фарад’н заметил эту усмешку и круто повернулся к Айдахо.
– Я вас забавляю?
– Меня забавляет вся эта ситуация. Кто-то из вас скомпрометировал Космическую Гильдию, использовав их транспорт для доставки на Арракис орудия убийства – орудия, чье назначение невозможно было скрыть. Вы нанесли ущерб Бене Гессерит, убив мужчину, которого они собирались использовать в своей наследственной программе…
– Так ты называешь меня лжецом, гхола?
– Нет, я верю, что ты ничего не знал о заговоре. Но думаю, что ситуацию надо прояснить.
– Не забывайте, что он ментат, – сказала Джессика.
– Именно об этом я сейчас и подумал, – ответил Фарад’н. Он снова повернулся к Джессике. – Давайте решим так: я освобождаю вас, и вы делаете заявление. Это по крайней мере позволит оставить на время вопрос о смерти вашего внука. Ментат прав.
– Эта женщина – ваша мать? – спросила Джессика.
– Мой господин! – предостерегающе воскликнул Тиеканик.
– Все верно, Тиек, – отмахнулся принц. – Что, если это действительно моя мать?
Джессика решила рискнуть всем, поставив на раскол в Доме Коррино.
– Вы должны удалить ее от себя и отправить в изгнание.
– Мой господин, – еще раз предостерег своего повелителя Тиеканик. – Это скорее всего мошенничество в квадрате.
– Это верно, – произнес Айдахо, – но его жертвами стали госпожа Джессика и я.
Фарад’н изо всех сил стиснул зубы.
Не вмешивайся, Дункан! – подумала Джессика. Не сейчас! Но слова Айдахо привели в действие развитую в Бене Гессерит способность Джессики к логическому мышлению. Дункан потряс ее. Неужели Лето и Ганима использовали ее как пешку в своей игре, а она даже не поняла этого… Предрожденные могли мобилизовать себе на помощь опыт бесчисленного количества поколений, гораздо больший, чем могли использовать живые воспитанницы Бене Гессерит. Был и еще один мучивший ее вопрос: были ли Сестры до конца честны с нею? Они могли ей не доверять. Ведь она однажды предала их… ради герцога.
Принц смотрел на Айдахо, озадаченно нахмурившись.
– Ментат, мне надо знать, что для тебя значит этот Проповедник.
– Он организовал пролет сюда. Я… Мы не успели обменяться даже десятком слов. Другие действовали от его имени. Он мог быть… Он мог быть Паулем Атрейдесом, но у меня нет достаточных данных, чтобы утверждать это со всей определенностью. Все, что я могу сказать, – это то, что, когда у меня возникла необходимость уехать, он нашел средства для этого.
– Ты говорил, что тебя обманули, – напомнил Дункану принц.
– Алия ждет, что вы убьете нас и скроете этот факт, – ответил Айдахо. – Избавите ее от госпожи Джессики. Я ей больше не нужен. А госпожа Джессика сделала свое дело для Бене Гессерит и тоже больше не нужна Общине Сестер. Алия захочет посчитаться с Сестрами, но они переиграют ее.
Джессика закрыла глаза и сконцентрировалась. Айдахо прав! Она слышала нотки уверенности в твердом голосе ментата, его безусловную искренность. Все сходилось без сучка и задоринки. Она сделала глубокий вдох, вошла в состояние мнемонического транса, прокачала через сознание все нужные данные, вышла из транса и открыла глаза. Пока она занималась этим, Фарад’н отошел от нее и переместился к Айдахо – теперь принца отделяло от ментата расстояние не больше трех шагов.
– Не говори больше ни слова, Дункан, – произнесла Джессика и вспомнила, как Лето предупреждал ее об опасности обработки жертв Бене Гессерит.
Айдахо, готовый заговорить, закрыл рот.
– Здесь распоряжаюсь я, – произнес Фарад’н. – Говори, ментат.
Айдахо молчал.
Принц повернулся вполоборота и изучающе взглянул на Джессику.
Она стала внимательно смотреть на выбранную точку стены, обдумывая, что получилось из слов Айдахо и пережитого транса. Конечно, люди Бене Гессерит не покинули на произвол судьбы линию Атрейдесов. Но они хотят контролировать Квисатц Хадераха и слишком много вложили в селекционную программу. Они хотят открытого столкновения между Атрейдесами и Коррино, чтобы потом выступить в роли третейских судей. Дункан прав, тысячу раз прав! Они начали с контроля Ганимы и Фарад’на. Это был единственный возможный компромисс. Чудо, что Алия не сумела этого разгадать. Джессика судорожно сглотнула слюну. Алия… Мерзость! Ганима права, жалея свою тетку. Но кто теперь пожалеет саму Ганиму?
– Сестры обещали посадить вас на трон вместе с Ганимой, как вашей супругой, – сказала Джессика.
Фарад’н отшатнулся. Неужели эта ведьма умеет читать чужие мысли?
– Они работали тайно и не через твою мать, – продолжала Джессика. – Они сказали тебе, что я не посвящена в их план.
Джессика прочитала все на лице Фарад’на. Какой он открытый! Но все правда. Айдахо продемонстрировал мастерские способности ментата, увидев всю структуру заговора, имея в своем распоряжении минимум фактов.
– Значит, они вели двойную игру и все сказали и вам, – возразил Фарад’н.
– Об этом они мне ничего не сказали, – запротестовала Джессика. – Дункан был прав: они провели меня, – она кивнула, чтобы подтвердить собственные слова. Это было традиционное для Сестер отлаженное действие – сначала идет правдоподобная история, в которую жертва тем легче верит, чем больше она соответствует ее внутренним мотивам и побуждениям. Но потом Джессика должна была быть устранена, поскольку она запятнана в глазах Сестер своей изменой.
Тиеканик обратился к принцу:
– Мой господин, эти двое слишком опасны, чтобы…
– Подожди, Тиек, – отозвался Фарад’н. – Это колесики в колесиках, – он повернулся к Джессике. – Мы полагали возможным, что Алия предложит себя в качестве моей невесты.
Айдахо непроизвольно рванулся вперед, из разорванной проволокой кожи руки закапала кровь.
Джессика слегка округлила глаза от удивления. Она, которая знала старшего Лето как любовника, отца ее детей и верного друга, видела, как в судорогах Мерзости искажается способность Лето к холодному расчету.
– И вы примете это предложение? – спросил Айдахо.
– Об этом надо будет подумать.
– Дункан, я же просила тебя помолчать, – укоризненно произнесла Джессика. Она снова обратилась к Фарад’ну. – Ее цена – две неоправданные смерти – моя и Дункана.
– Мы подозревали предательство, – сказал Фарад’н. – Не ваш ли сын говаривал: «Предательство рождает предательство»?
– Таким образом, Община Сестер контролирует в настоящий момент как Дом Атрейдес, так и Дом Коррино. Разве это не очевидно? – спросила Джессика.
– Мы обыграем ваши предложения, госпожа Джессика, но Дункана Айдахо мы отправим назад, к его любящей жене.
Боль – это функция нерва, напомнил себе Айдахо. Боль входит в нерв, как свет входит в глаз. Усилие же – функция мышц, а не нервов. Это было старое упражнение ментатов, и Айдахо, повторив его на одном дыхании, повернул кисть правой руки и перерезал артерию.
Тиеканик молниеносно метнулся к креслу и разомкнул проволоку, позвав врачей. Из соседней комнаты в зал влетели медики.
Дункан всегда был немного глуповат, подумала Джессика.
Фарад’н изучал Джессику, пока медики работали с Айдахо.
– Я же не сказал, что приму предложение Алии.
– Он совсем не поэтому перерезал себе артерию, – возразила женщина.
– О! А я думал, что он просто хочет устраниться.
– Вы не настолько глупы. Перестаньте притворяться, принц.
Он улыбнулся.
– Я прекрасно понимаю, что Алия уничтожила бы меня. Думаю, что даже Бене Гессерит не ожидали, что я приму ее предложение.
Размышляя, Джессика смотрела на Фарад’на. Каков он, этот юный отпрыск Дома Коррино? У него плохо получается разыгрывать из себя дурака. Она опять вспомнила слова Лето о том, что ей встретится интересный ученик. Того же хотел и Проповедник, как говорил ей Айдахо. Хотелось бы встретиться с этим Проповедником.
– Вы отправите Венсицию в изгнание? – спросила Джессика.
– Это было бы разумной сделкой, – отозвался Фарад’н.
Джессика взглянула на Айдахо. Медики закончили свое дело, и теперь Дункан возлежал в кресле, фиксированный к своему ложу щадящими повязками.
– Ментаты должны быть больше проникнуты абсолютными истинами, – сказала она.
– Я устал, – откликнулся Айдахо. – Вы не представляете себе, как я устал.
– Если верность долго испытывать и использовать сверх меры, то в конце концов изнашивается даже она, – сказал Фарад’н.
И снова Джессика с интересом взглянула на принца.
Фарад’н посмотрел на женщину и подумал: Со временем она лучше меня узнает, и это может быть очень ценным приобретением. Мой собственный ренегат Бене Гессерит! Такое было у ее сына, но не было у меня. Пусть пока она увидит только намек на мои достоинства. Все остальное она увидит позже.
– Это прекрасный обмен, – сказал принц. – Принимаю ваше предложение на ваших условиях. – Он подал пальцами сигнал немому, стоявшему у стены. Тот кивнул. Фарад’н наклонился к креслу и распустил проволоку.
– Мой господин, вы уверены? – спросил Тиеканик.
– Разве мы не все обсудили? – поинтересовался у него Фарад’н.
– Да, но…
Принц усмехнулся и обратился к Джессике.
– Тиек подозревает, что во всем виноваты мои источники. Но человек узнает из книг только то, что некоторые вещи могут быть сделаны. Настоящее учение наступает тогда, когда эти вещи делаешь сам.
Удивившись этим словам, Джессика встала с кресла. Она думала сейчас о тех знаках, которые подавал Фарад’н немому. Это были сигналы боевого языка Атрейдесов! Это говорило о глубоком анализе. Кто-то здесь сознательно копировал Атрейдесов.
– Это правильно, – сказала Джессика, – и если вы хотите, я могу начать учить вас по методике Бене Гессерит.
Принц посмотрел на женщину, сияя.
– Вот этому предложению я совершенно не в силах противиться, – сказал он.
Пароль мне дал человек, который умер в застенках Арракина. Вот так мне досталось это кольцо в форме черепахи. Перстень лежал в суке недалеко от города, где меня держали мятежники. Пароль? О, он с тех пор много раз менялся. Тогда он был «Упорство», отзыв – «Черепаха». Только благодаря паролю я выбрался оттуда живым и только поэтому купил кольцо – на память.
(Тагир Мохандис, Беседы с другом)
Лето успел отойти довольно далеко от мертвых тигров, которых он присыпал пыльцой Пряности, когда услышал позади звук от передвижения по Пустыне чего-то огромного. То был червь, и это был хороший знак, потому что здесь, в этой части Пустыни, черви стали большой редкостью. Червь оказался не слишком хорошим, но помочь сумел. Теперь Ганиме не придется объяснять, почему на месте происшествия нет мертвого тела.
Лето знал, что к этому времени Ганима уже успела убедить себя в истинности гибели брата. Теперь в ее памяти остался лишь маленький островок, где помещалось истинное воспоминание, и ключом к этому отгороженному от остального сознания островку были слова на древнем языке, на котором был закодирован доступ. Секер нбив. Если Ганима услышит эти слова – Золотой Путь… то только в этом случае она вспомнит, что ее брат в действительности жив. До тех пор он будет для нее мертв.
Теперь Лето почувствовал себя по-настоящему одиноким.
Он шел спокойным шагом, который производил только естественные для Пустыни звуки. Никакой шорох не скажет червю, ползущему сзади, что впереди него идет человек. Эта походка была настолько привычной, что мальчику не приходилось задумываться о том, как ставить ноги – они шли сами. Каждый шорох, каждый звук, производимый Лето, мог быть приписан ветру и падению камня. Никто не мог бы заподозрить, что идет человек.
Когда червь закончил свое дело, Лето взобрался на пологий склон дюны и внимательно оглядел Спутник. Да, он ушел уже достаточно далеко. Лето подозвал червя. Тот подполз на удивление быстро и пролежал на месте ровно столько времени, чтобы Лето успел взобраться на него. Мальчик достал крюк погонщика, открыл чувствительный канал на головном конце червя и погнал безмозглое животное на юго-восток. Червь был небольшой, но очень сильный – это чувствовалось по звуку, который издавало его тело, извиваясь при движениях по песку. Дул ветер, и Лето чувствовал его обжигающее дыхание; червь неутомимо двигался вперед, порождая своими движениями Пряность в своем чреве.
Червь полз вперед, а мысли Лето шли своим чередом. Когда-то, в первое путешествие верхом на черве, Лето взял Стилгар. Мальчик дал волю своей памяти и явственно услышал голос старого наиба, исполненный спокойствия, значительности и куртуазности давно прошедших эпох. То был не тот Стилгар, который угрожал отребью, напившемуся пряной водки. Не громоподобный вождь. Нет – то был Стилгар, исполняющий свою службу, службу воспитателя наследника престола.
– В старые времена птиц называли по их песням. У каждого ветра тоже было свое имя. Шестищелчковый ветер назывался Пастаза, двадцатищелчковый – Куэшма, стощелчковый – Хейнали, ветер-мужеубийца. Был еще ветер демона открытой Пустыни: Хуласкали Вала – ветер, поедающий плоть.
Лето, который прекрасно все это знал, благодарно кивал головой, выражая признательность за такое обучение мудрости.
– В старые времена были еще племена, которые назывались охотники за водой. Их называли Идуали, что означает «водные мухи», потому что те люди, не колеблясь, могли украсть воду у другого фримена. Если они ловили в Пустыне одинокого путника, то не оставляли даже воду его плоти. Было и особое место, где они жили, – сиетч Якуруту. Другие племена объединились и уничтожили племя охотников за водой. Это было давно, еще до Кинеса, при моих прапрапрадедушках. Но с того времени ни один фримен не заходит в Якуруту. Это табу.
Так напомнил себе Лето знания, лежавшие в тайниках его памяти. Это был поучительный урок, как именно работает память. Одной памяти было недостаточно, даже такой памяти, как у него; нет, воспоминание невозможно, если оно не освящено ценностями и суждениями. В Якуруту была вода, ветряные ловушки и все прочие атрибуты фрименского сиетча, плюс несравненная ценность – туда никогда не входят посторонние. Многие молодые люди даже не подозревают о существовании Якуруту. Конечно, они знают, что есть Фондак, но это место, где живут контрабандисты.
Не найти лучшего места, где можно спрятать труп – среди контрабандистов и мертвецов другой эпохи.
Спасибо тебе, Стилгар.