Как жаль, что мои родители об этом не знали (и как повезло моим детям, что теперь об этом знаю я) Перри Филиппа

Ничто так не способствует распознаванию чувств, как появление ребенка, неспособного пока размышлять и выражать свои мысли. Младенцы и дети – это в первую очередь чувства. То, как вы отвечаете на них, очень важно, потому живому существу – большому или маленькому, вам и мне – необходимо, чтобы его чувства заметили и поняли значимые для него люди.

Малыши – это чистое чувство, точнее, если хотите, букет чувств. Мы не всегда понимаем, что они испытывают. Бывает, у нас уходит много времени на то, чтобы успокоить их. Но только вкладывая огромное количество любви и труда, возможно заложить основание эмоционального здоровья младенца. Если вы принимали его чувства всерьез в первые несколько лет его жизни, малыш понимает: сейчас ему плохо, но станет лучше, потому что есть кто-то сочувствующий, способный разделить с ним его переживания.

Если вы чутко реагируете на чувства вашего ребенка, он научится управлять своими эмоциями, какими бы они ни были: от крайностей вроде ярости и горя до ощущения покоя и расслабленности и до высот радости и щедрости. Это база хорошего психического здоровья, и потому этот раздел, пожалуй, самый важный в книге.

Научиться контейнировать чувства[3]

Важность валидации чувств[4]

Наши эмоции влияют на все, что мы делаем, на все решения, которые принимаем. Наше умение справляться с чувствами накладывает отпечаток на то, как ребенок учится управлять своими. Эмоции и инстинкты тесно связаны, и если мы отрицаем чувства ребенка, то рискуем притупить и его инстинкты. А инстинкты ребенка его охраняют. Например, в превосходной книге «Как говорить, чтобы дети слушали, и как слушать, чтобы дети говорили»[5] авторы рассказывают историю о девочке, которая отправилась с друзьями в бассейн, но сразу вернулась домой. «Почему ты так быстро пришла обратно?» – спросила мама. Дочь объяснила, что в бассейне им встретился мальчик постарше, который предложил поиграть в собачку и хотел облизать ей ноги. Ее друзьям это показалось забавным, но она посчитала такое поведение мерзким.

Я почти уверена, что друзья девочки привыкли не реагировать на определенные вещи, потому что их родители постоянно говорили: «Что за глупости, не устраивай трагедии на пустом месте», вместо того чтобы отнестись к их чувствам серьезно. Если так и было, то это поставило под угрозу их безопасность. Очень легко отмахнуться, например, от страха ребенка перед новой едой. Но если мы прикажем детям не глупить, вместо того чтобы их выслушать, в следующий раз перед лицом реальной опасности они решат, что их чувства – это глупости, хотя на самом деле может быть и не так.

Боже мой, возможно, подумаете вы, разве мало у меня хлопот с тем, чтобы обеспечить ребенку безопасность, питание и гигиену? Мне нужно еще и чувствовать вместе с ним? Как бы я не ненавидела «советы» и «лайфхаки», есть один полезный совет: не затевайте борьбу с чувствами ребенка. Ваш восьмилетка может сказать: «Я не хочу идти в школу». У вас тут же вырвется: «Ты идешь, и без разговоров», ведь вы торопитесь и у вас полно собственных дел. Но если вы скажете: «Тебе совсем не хочется сейчас идти в школу, да?», ребенку легче будет вас услышать. Эта реплика откроет диалог, а не положит ему конец.

На самом деле редко получается сэкономить время, отрицая чувства ребенка. Например, мы часто в спешке хватаем малыша, чтобы натянуть на него куртку, даже если он этого не хочет. Позже мы требуем, чтобы он одевался сам, но он уже решительно не желает этого делать. Как видите, лучше было бы потратить больше времени, проявив уважение и понимание его чувств. Это означает – не хватать его, а предупредить, что пора надевать куртку, и затем понаблюдать, выслушать и отреагировать на то, что он чувствует по этому поводу. Если он откажется одеваться, можно сказать: «Тебе не нравится потеть в теплой куртке, поэтому ты не хочешь ее надевать. Хорошо, наденем ее на улице, когда тебе станет холодно». Если вы всегда торопитесь по утрам, вставайте раньше, чтобы приспособиться к более медленному темпу ребенка и понять, что он чувствует. Тогда жизнь станет меньше похожа на битву.

Одна мама, Кейт, рассказала мне, что, когда ее сын Пьер был маленьким, что-то его постоянно выводило из себя, и он плакал несколько раз за день.

Часто мне казалось, что это совершенный пустяк. Например, пошел дождь или он споткнулся, или я сказала, что плавать с пингвинами в зоопарке не разрешают. Я старалась проявить понимание, поскольку осознавала, что то, что мне кажется ерундой, для малыша выглядит как катастрофа. Но когда ему исполнилось четыре, а приступы плача не прекратились, я решила, что Пьер никогда не научится сопротивляться внешним воздействиям. Я стала думать, что, возможно, веду себя слишком мягко и, может быть, пора ему сказать, что он устраивает трагедии на пустом месте. Остановили меня воспоминания о том, как ужасно я чувствовала себя, когда мои родители выговаривали мне за то, что я веду себя глупо и пора повзрослеть.

Сейчас Пьеру шесть, и все чаще выпадают дни, когда он не роняет ни одной слезинки. Неприятности, которые раньше сопровождались потоками слез, теперь не расстраивают его так сильно. Он может сказать: «Ничего, мамочка, мы что-нибудь придумаем». Или: «Пообнимай меня, пока коленка болит. Через минутку пройдет». Перемены происходили постепенно и незаметно. Я так рада, что не перестала принимать его чувства и утешать его.

Несмотря на значительные затраты времени, Кейт выбрала самый короткий путь. Когда мы ругаем детей за то, что они чувствуют себя плохо, мы даем им сразу две причины для слез: та, что изначально их расстроила, и сознание, что родители на них сердятся, а им все так же плохо. Примите для себя такую стратегию: слезы вытирать, чувства разделять, а не разделываться с ними. Серьезно относясь к эмоциям детей и утешая их, когда они в этом нуждаются, вы поможете им научиться искать утешение внутри себя и, в конце концов, справляться самостоятельно.

Если в детстве вас осуждали за неудобные эмоции, вам очень легко применить ту же модель со своими детьми. От совершения этой ошибки может удержать воспоминание о том, как вас заставляли чувствовать себя плохим из-за того, что вам грустно, как это получилось у Кейт. Грусть – это часть жизни. Но если внутри вас, уже взрослого человека, жива память о том, как вас ругали за то, что вы грустите, в один прекрасный день вы начнете извиняться за слезы, вызванные чем-то по-настоящему ужасным.

Для вас может оказаться непросто принять эмоции вашего ребенка, вместо того чтобы отругать его за их выражение, если ваши родители, как в случае Кейт, отрицали ваши чувства. Для вас это как прыжок в неизвестность. Так оно и есть – вы разрываете связи в эмоциональной цепи, идущей от предков. Но помните: вы закладываете фундамент для крепкого психического здоровья вашего ребенка. Кстати, огрехи с недооценкой или чрезмерной реакцией, если их вовремя исправить, не испортят ему жизнь.

Почувствовав себя комфортно в своих эмоциональных состояниях, какими бы сильными они ни были, вы сможете сдерживать и успокаивать эмоции своего ребенка. Если вы игнорируете собственные чувства как неважные, то не сумеете адекватно контейнировать и чувства малыша. Если вы впадаете в истерики и не в состоянии сдержать даже свои эмоции, оставьте в покое чувства ребенка.

Вам нужно освоить практику обращения с собственными эмоциями, чтобы не подавлять их, не биться в истерике, а осознавать, как вы себя чувствуете, и находить способ утешиться или принять помощь от тех, кто может помочь. Один из способов – давать характеристику своему чувству, а не себе самому. Это подойдет и для вашего ребенка. Вместо того чтобы сказать: «Я грустный» или «Ты грустный», скажите: «Я чувствую грусть» или «Похоже, тебе грустно». Используя эти слова, вы даете определение своему чувству, не идентифицируя себя с ним. Такая мелочь имеет большое значение.

Еще важно завести привычку говорить о чувствах, как ваших, так и ребенка. По мере взросления часть мозга, отвечающая за логическое мышление, становится все более доминирующей. Это вовсе не означает, что ребенок будет руководствоваться исключительно логическим мышлением – человек всегда остается эмоциональным, – но он научится использовать изображения, рисунки и язык, чтобы понимать и говорить о том, что он чувствует. В этом случае он перестанет быть рабом своих чувств, они начнут работать на него. Выражая свои эмоции посредством слов или картинок, можно привести их в порядок и лучше их понять.

Ничего не стоит сказать: «Похоже, тебе это очень нравится». Куда труднее иметь дело со сложными чувствами или с теми, которые вы не хотели бы видеть у своего ребенка. Когда он плачет от того, что вы отказались покупать ему мороженое перед обедом, признать его трудные чувства вовсе не означает сдаться и дать ему мороженое, больше никогда не водить его в детский сад или потакать во всем, лишь бы он не расстроился. Это означает всего лишь, что вы серьезно относитесь к его чувствам, учитываете их при принятии решения и помогаете с ними справиться, не делаете вид, что их нет, и не переключаете внимание ребенка. Вы понимаете его, не оставляете его с ними один на один, убегая или отгораживаясь от его эмоций.

Поначалу может показаться опасным признавать чувства, которые ребенок лучше бы вообще не испытывал – ненависть к брату или сестре, нежелание навещать бабушку. Но если он уверен, что его слышат и понимают, у него на один повод меньше для протеста и скандала.

В книге «Дети-одуванчики и дети-орхидеи»[6] доктор Том Бойс рассказывает, как он с коллегами собирал данные о влиянии стресса от начала учебы в школе на иммунную систему детей. Это исследование было прервано калифорнийским землетрясением 1989 года. Сначала ученые пришли в ужас, ведь дополнительный фактор стресса нарушал достоверность полученных результатов, но потом решили воспользоваться случаем и изучить влияние этого землетрясения на иммунную систему детей. Всем участникам выдали пачку фломастеров и бумагу и попросили «нарисовать землетрясение». Некоторые дети рисовали веселую, жизнерадостную картинку стихийного бедствия, в то время как в работах других проявилось больше душевного страдания – они изобразили ужасающие последствия землетрясения. Как вы думаете, какая группа продемонстрировала лучшие показатели физического состояния после катастрофы? Дети, изобразившие оптимистичную картину землетрясения, перенесли значительно больше респираторных заболеваний, чем те, кто рисовал страх, огонь, смерть и бедствия. Доктор Бойс истолковал это так: проходящее сквозь века стремление человека выразить себя с помощью слов или произведений искусства – это способ совладать с тем, что нас пугает. Чем больше мы высказываемся на эту тему, тем менее страшным нам это кажется (не сразу, постепенно). Мы выражаем свою грусть, даже если это больно, потому что каждый раз, когда мы говорим о том, что нас печалит, грусть так или иначе уходит.

В своей книге доктор Бойс говорит о том, что некоторые дети сверхчувствительны и окружающая среда накладывает на них огромный отпечаток. Таких детей он называет орхидеями. Другие дети от природы крепче – их он назвал одуванчиками. Нельзя с точностью сказать, одуванчик у вас или орхидея, но и те и другие выигрывают, если к их чувствам прислушиваются. Жизненно важно, чтобы родители проявляли внимание к переживаниям орхидей, но все мы извлекаем пользу, когда наши эмоции видят, признают и понимают, даже если в подобных обстоятельствах мы сами отреагировали бы по-другому.

Следующий случай, который мы рассмотрим, касается Лукаса, ребенка-орхидеи, чьи родители, как и в большинстве современных семей, вынуждены работать. В наши дни мало семей могут позволить себе роскошь постоянно быть дома хотя одному из родителей. К тому же не у всех темперамент соответствует домашней жизни – многие чувствуют себя несостоявшимися. Для ребенка лучше, когда его родители счастливы, а не приносят себя в жертву. Поэтому я не призываю родителей бросать работу, а просто предлагаю позволить ребенку иметь свои собственные чувства в отношении окружающего мира и домашней обстановки, а не отрицать их существование. Это даст ему больше возможностей быть счастливым, поскольку ему позволяют проявлять чувства, даже неудобные.

Если доктор Бойс правильно интерпретировал результаты исследования, связанного с землетрясением 1989 года, то, выражая свои чувства и получая в ответ внимание и понимание, дети укрепляют свою иммунную систему. Мы так отчаянно хотим счастья нашим детям, мы их так сильно любим, что рискуем попасть в ловушку, отрицая то, что они испытывают. Я надеюсь, что исследование доктора Бойса и история, которую я приведу ниже, помогут вам понять, что это не лучший путь.

Опасность непризнания чувств. Анализ из практики

Эннис и Джон – добрые и сердечные люди, преданные друг другу и своему сыну Лукасу, десяти лет. У них свой небольшой бизнес, и они приложили много усилий, чтобы заработать репутацию и создать клиентскую базу. Пара купила квартиру и радовалась, что эта инвестиция придает им уверенность в будущем, но все же не чувствовала себя в финансовой безопасности.

Лукас начал ходить в ясли, когда был еще совсем маленьким, но так и не адаптировался. Его родители сменили несколько нянь. В своей финансовой ситуации они не видели другого выхода, кроме посторонней помощи по уходу за ребенком. Няня отводила Лукаса в школу, забирала его и была с ним во время школьных каникул. В перерывах между нянями семье помогали друзья и бабушка Лукаса. Эннис и Джон обязательно проводили выходные вместе, всей семьей, и, казалось, Лукас вполне счастлив. Оба родителя никогда не забывали о нем: проявляли любовь и заботу, с нетерпением ждали встречи с сыном, хотя к тому времени, как они добирались домой, он часто уже спал. Если Лукас просил, чтобы они бывали с ним больше, ему обещали взять его куда-нибудь в интересное место на выходных. Похоже, мальчика все устраивало.

Да, казалось, что с Лукасом все в порядке, пока в 10 лет он не попытался выпрыгнуть из окна на шестом этаже. Трагедии не произошло только потому, что Джон что-то забыл, вернулся в квартиру и успел втащить ребенка обратно. Няня мыла посуду на кухне. Я понимаю, что это звучит страшно, и мне хотелось бы подчеркнуть, что для ребенка в относительно благоприятных обстоятельствах, вроде тех, в каких находился Лукас, попытка самоубийства – крайне необычное поведение.

Родители Лукаса отложили работу, чтобы побыть с ним, поскольку понимали, что это экстренная ситуация. Им даже в голову не приходило, что он так сильно страдал. «Мне кажется, – говорил мне Джон, – мы видели только то, что хотели увидеть». Вдобавок Джон не был уверен в правильности назначения антидепрессантов, прописанных педиатром. Что-то глубоко внутри него подсказывало, что заглушать эмоции Лукаса лекарствами неправильно. Он отвел сына к частному врачу. Лукас ходил к нему один либо с кем-то из родителей.

Он рассказал терапевту о том, как в каникулы кочевал из одного дома друзей в другой, потом к бабушке и домой, к няне. Он чувствовал, что создает неудобства, когда слышал, как родители по телефону пытаются пристроить его кому-нибудь. С одной стороны, он знал, что родители его любят, потому что они говорили ему об этом, но ему нелегко было почувствовать их любовь. «Бывали дни, – рассказал мальчик, – когда мне казалось, что я сверток, который передают из рук в руки».

Еще он поделился с врачом тем, что не успевал привыкнуть к одной няне, как она уходила и появлялась другая. Он чувствовал себя плохим, потому что забывал некоторых из них, хотя они ему нравились, и делал вывод, что они его тоже забывали.

Он не мог вспомнить, когда начал испытывать грусть. Он даже не понял, что ему было грустно. Когда он пытался поделиться своими чувствами с Эннис и Джоном, им тяжело было это слушать, поэтому они старались его отвлечь, подбодрить или убедить в том, что все совсем не так.

Как родители, мы больше всего на свете хотим счастья своим детям. И если у них что-то не получается, мы пытаемся доказать им, и себе тоже, что на самом деле они счастливы. На какое-то время нам становится лучше, но нашим детям кажется, что их не слышат и не видят, и они одиноки.

Джон: Раньше, если Лукас говорил или показывал, что он несчастен, я мог обронить что-то вроде: «Не грусти, ведь в субботу мы пойдем в зоопарк» или «Я куплю тебе новую игровую приставку». Прорабатывая ситуацию с психотерапевтом, мы обнаружили, что сын воспринимал мои слова как обвинение. Я хотел возразить: «Ничего подобного!», но врач мягко остановил меня и попросил признать за Лукасом право так считать.

Казалось, если я соглашусь с тем, что, скажем, Лукасу грустно, когда, возвращаясь домой, он не встречает там меня, – то ему станет еще хуже. Это было тяжело. Но поскольку нас сильно встряхнуло то, что произошло, не оставалось ничего другого, как внести изменения в свою жизнь. Поэтому мы поступили так, как советовал врач.

Теперь, когда Лукас говорит, что ему грустно, я научился спрашивать, на что это похоже, где именно концентрируется это чувство, знает ли он причину своей печали. После того как мы приняли его эмоции, он понял, что его слушают, а не отталкивают, и, к моему удивлению, ему стало лучше.

Еще мы поняли, что недостаточно просто говорить сыну, что мы его любим. Необходимо показывать ему, что для нас нет ничего важнее. А так оно и есть, именно поэтому мы так много работаем. Нужно демонстрировать ему нашу любовь, находясь рядом с ним, а не только желать ему доброй ночи по Скайпу или развлекать в выходные.

Я получил ссуду и смог провести месяц дома с Лукасом. Мы обнимались, смотрели мультфильмы, посещали психотерапевта. Лукас не очень много говорил, но когда он говорил, я его слушал. Врач посоветовал мне слушать, не пытаясь немедленно все исправить, и я попробовал внедрить эту практику за тот месяц.

Сейчас Лукас снова ходит в школу. Мы устроили все так, чтобы один из нас возвращался домой до шести часов. Таким образом, каждый вечер в его распоряжении минимум два часа полного внимания кого-нибудь из родителей. Мы вместе ужинаем, играем или просто смотрим телевизор. Хотелось бы сказать, что за эти два часа я не прикасаюсь к телефону, но, по крайней мере, я стараюсь этого не делать.

Для Эннис все оказалось гораздо тяжелее. Ей было очень плохо от мысли, что они рисковали потерять сына или он мог серьезно пострадать, что она даже не понимала, насколько ужасно чувствовал себя Лукас.

Испытываемое родителями чувство вины не помогает ни им, ни детям. Помогает осознание своих ошибок и их исправление. Я не устану подчеркивать на протяжении всей книги: никто из нас не идеален, все мы ошибаемся. Но не ошибки имеют первостепенное значение, а те изменения, которые мы вносим, поняв их. Разлад с детьми может привести к трудностям в отношениях с ними и нанести вред их душевному здоровью только в том случае, если мы его не загладили.

Еще мне хотелось бы привлечь ваше внимание к тому, что выяснили психотерапевт и Лукас: проблема состояла не в том, что родители ходили на работу, а в том, что ему не с кем было разделить свои чувства. То же самое произошло с детьми, пережившими землетрясение: не стихийное бедствие послужило причиной болезни некоторых из них. Но у тех детей, которые полностью выразили то, что они чувствовали, иммунная система сработала лучше.

Я подозреваю, что угрызения совести Эннис связаны с традиционными гендерными ролями. Она чувствовала, что на ней больше ответственности за Лукаса, чем на Джоне. Конечно, родители несут одинаковую ответственность за своих детей, но трудно не принимать во внимание традиции, сложившиеся на протяжении поколений. Это не означает, что их следует отбросить. Если такое решение принимается, оно требует обязательного обсуждения, чтобы не выяснилось, что члены семьи подразумевали совершенно разные вещи.

Надеюсь, Эннис со временем почувствует себя лучше, потому что и она, и Джон поняли, каким образом они способствовали тому, что произошло с Лукасом, и исправили это. Они оба научились признавать право на чувства и разный опыт, и теперь отлично справляются, не важно, касается ли это Лукаса, их самих или отношений между ними.

К счастью, большинство детей не предпринимают суицидальных попыток. Но не ждите тревожных звоночков вроде неприятностей в школе, вспышек гнева, нанесения себе повреждений, депрессий или тревожных состояний. Начните каждый день показывать ребенку, что вы о нем помните и готовы принимать всерьез его переживания. Поощряйте детей, когда они рисуют, как они себя чувствуют, или рассказывают вам об этом. Важно показать, что их эмоции важны.

Но одних слов недостаточно, нужно подкреплять их делами. Нельзя делегировать свою любовь. Часть забот о ребенке можно возложить на других людей, а вот любовь нельзя. Не получится и отложить выражение своей любви на потом: она не сможет подождать до выходных. Ребенку нужно получать внимание как минимум одного из родителей каждый день.

Детский психоаналитик и психиатр Дональд Винникотт, наблюдая за играми детей в прятки, заметил, сколько радости им доставляет прятаться и какая трагедия, если тебя никто не нашел. Для реальной жизни это тоже верно. И взрослым, и детям нравятся секреты, но если нас никто по-настоящему не видит, не принимает такими как есть, там, где мы есть и когда мы этого хотим, это может привести к катастрофе.

Разлад, восстановление и чувства

Думая о чувствах, не забывайте про разлад и восстановление. Я не буду отрицать, что иногда резко говорила со своим ребенком; бывало, ставила свои чувства выше ее. Я это делала, как и любой другой родитель до меня. Но разница между тем, как растили меня и как я воспитывала мою дочь, состоит в том, что мои родители никогда не признавали, что поступали несправедливо или неправильно. Даже когда я уже выросла, родители не извинялись, если наказывали меня необоснованно или оказывалось, что они в чем-то ошиблись. Я помню, как мне это не нравилось, поэтому приняла осознанное решение не повторять их ошибок.

Несмотря на мои благие намерения, иногда я вела себя так, что потом сожалела. Когда я ловила себя на этом или понимала, что была не права, позже я всегда просила прощения и старалась изменить свой образ мыслей или поведения по этому поводу. Мы вместе с отцом моей дочери меняли план действий, если он не приносил пользы, и признавались дочери, что оступились. Я не знала, как это на нее влияет. Это был эксперимент – создать новое звено в эмоциональной цепи семьи. Но я достаточно быстро все поняла.

Однажды днем, когда Фло было четыре года, она сидела на кухне и ела печенье. Закончив, она сказала: «Прости, я плохо себя вела в машине, я была голодна. А сейчас все в порядке». Она извинялась. Она взглянула на свое поведение и попыталась загладить конфликт, осознав его. Я была потрясена. Я никак не ожидала, что, принимая ответственность за свое собственное поведение, не придумывая себе оправданий и не обвиняя кого-то еще, я научу ее делать то же самое.

Но это произошло. Дети, да и большинство из нас, чаще всего поступают так, как поступали с ними. Обращать внимание на чужие чувства и стараться восстановить отношения после разлада всегда лучше, чем отчужденность, военные действия и выяснение кто победил, а кто проиграл.

Я помню другой раз, когда я была приятно удивлена, впервые услышав от дочери: «Я вот-вот разозлюсь». Вместо того чтобы проявить свой гнев в действии, она облекла его в слова. Я смогла вымолвить: «Да, досадно, правда?» Она научилась и дальше говорить о своих чувствах, а не выходить из себя.

Разделять, а не разделываться

Дэйва, отца четырехлетней Новы, ужасно раздражало, что она строго следовала заведенному шаблону. Он терпеть не мог, когда она устраивала полномасштабную истерику, не получив желаемого, – например, если не могла занять свое любимое место в машине. Отец спорил с ней или пытался умаслить, чтобы она проявила больше гибкости, но обычно все заканчивалось взаимным недовольством.

Дэйв попросил у меня совета, как помочь Нове научиться легче приспосабливаться к новым обстоятельствам, и я рассказала ему о важности валидации ее чувств. Он решил попробовать.

Нужно было подвезти племянников, и один из них нечаянно сел там, где привыкла ездить Нова. Дочка заплакала. Обычно в таких случаях я говорил: «Не раздувай из мухи слона, просто займи другое место» или просил ее двоюродного брата передвинуться. Но на этот раз я присел, чтобы оказаться на одном с ней уровне, и мягко сказал: «Тебе неприятно видеть Макса на твоем месте. Тебе хочется сидеть там самой, да?» Ее рыдания стихли, и она посмотрела на меня. Я ей на самом деле посочувствовал – она прочла это по моему лицу. Я пообещал, что в следующий раз она сядет там, где привыкла. Затем спросил: «Где бы ты хотела сесть сейчас: у окна или в детском кресле на переднем сиденье?» К моему огромному удивлению, она сама забралась в детское кресло, пристегнула ремень и принялась болтать, довольная и счастливая.

Пока Нову ругали и уговаривали, она становилась только упрямее. Как только она поняла, что отец разделяет ее чувства, необходимость упираться исчезла. Дэйв подтвердил ее право на эмоции. Как при заносе на скользкой дороге: не нужно крутить руль в противоположную сторону, автомобиль все равно продолжит движение. А вот если вы повернете руль в сторону заноса и выровняете траекторию, то вернете контроль и выйдете из заноса.

Труднее всего признать чувства детей, если они отличаются от наших. Например, ваш семилетка грустно вздыхает и изрекает что-нибудь вроде: «Мы никогда никуда не ходим». Вам хочется возразить: «Да мы же только на прошлой неделе были в Леголенде!» или «Мы постоянно куда-нибудь ходим». Возможно, вас разозлит, что ваши усилия и деньги, потраченные на то, чтобы сводить ненаглядное чадо в тематический парк, никто не оценил.

С отрицания чувств вашего ребенка начинается охлаждение отношений с человеком, которого вы любите и чье счастье вас действительно волнует. Ваша интуиция, возможно, будет протестовать против изменений, но подумайте о том, что всем становится лучше, когда их понимают, а не оспаривают их чувства, и дети вовсе не исключение. Поймите, что ваш ребенок всего лишь пытается донести до вас то, что он в этот момент испытывает, и используйте эту возможность, чтобы наладить с ним контакт, поговорить о его эмоциях, вместо того чтобы отвергать их.

Закрывая глаза на то, что ваш ребенок несчастен, вы ему не поможете, а лишь глубже загоните это ощущение. Давайте вернемся к нашему примеру.

Ребенок: Мы никогда никуда не ходим.

Взрослый: Похоже, тебе скучно и все надоело.

Ребенок: Да, мы весь день сидим дома.

Взрослый: И правда. Чем бы тебе хотелось заняться?

Ребенок: Хорошо бы снова сходить в Леголенд.

Взрослый: Там было весело, правда?

Ребенок: О да-а-а…

После такого разговора ребенок скорее почувствует себя довольным и не станет продолжать спор. Дети не глупы, они понимают, что нельзя каждый день ходить в Леголенд. Им нужно, чтобы взрослый понимал, что они хотят быть с ним вместе и разделять с ним свои чувства. Успокаивая свои эмоции, дети усваивают неприятный урок о том, что не все в этой жизни идет так, как им хочется.

И это верно для всех, и детей, и взрослых. Когда нам плохо, нам не нужны поучения. Мы хотим, чтобы кто-нибудь разделил наши чувства, а не разделался с проблемой. Нам нужен тот, кто поймет, что мы испытываем, чтобы не переживать это в одиночестве.

Моя дочь Фло, теперь уже взрослая, однажды сказала мне: «Мне так стыдно, что я не сдала вождение». Никому не хочется видеть страдания своего ребенка, и легче легкого совершить ошибку, кинувшись все исправлять. «Ты не должна испытывать стыд за это», – заявила я, изо всех сил пытаясь вернуть ей хорошее настроение. «Нет, – ответила она, – просто обними меня».

Каждый может поскользнуться, и я тоже время от времени ошибаюсь, но если мы стараемся сочувствовать нашему ребенку вместо того, чтобы отталкивать его чувства, он поймет, чего ему не хватает, и сможет попросить об этом.

Не нужно ждать, пока ребенок научится говорить, чтобы признать его право на чувства и принимать его всерьез. Вы можете сделать это, считывая ситуацию, представляя, что переживает в данный момент ваш малыш, и облекая это в слова. Даже научившись говорить, дети еще не способны так хорошо выражать свои эмоции словами, как умеете это вы. Поэтому в примере, приведенном выше, ребенок описал их словами: «Мы никогда никуда не ходим», хотя в реальности хотел сказать: «Мне чего-то хочется, я не знаю чем заняться, мне душно взаперти». Родитель облекает в слова его чувства, это находит отклик и приводит к моменту единения, когда он отвечает: «О да-а-а…»

Монстры под кроватью

Малыши часто боятся привидений или монстров под кроватью. Не так важно, что они рассказывают и чем объясняют свои страхи. Обратите внимание на их переживания. Вместо того чтобы убеждать, что никаких страшилищ под кроватью нет, дайте определение чувствам, которые, по-видимому, олицетворяют монстры. «Похоже, тебе страшно, расскажи-ка мне поподробнее». Или: «Давай сочиним историю об этих монстрах. Как их зовут?»

Поступая так, вы сможете победить чудовищ. Делайте это в своем обычном стиле: важны не столько слова, сколько наше присутствие рядом с детьми. Они должны ощущать, что их утешают и успокаивают, а не отмахиваются, считая их самих и их страхи глупыми. Например, эти пугала могут возникнуть в ответ на ваше нетерпеливое желание быстрее уложить ребенка, чтобы заняться своими делами, или на что-то еще, слишком сложное для того, чтобы ребенок мог это сформулировать. Даже когда невозможно отследить источник эмоции, это не означает, что ее не существует. Ее по-прежнему требуется валидировать.

Заставляя малыша чувствовать себя несмышленым, говоря ему: «Не глупи, ты же знаешь, что чудовищ не бывает», вы вряд ли его успокоите.

Важно держать открытыми каналы коммуникации. Если вы отмахнетесь от ребенка, заявив, что все это чушь, то в конце концов он закроется и перестанет общаться с вами, в том числе и на темы, которые вам уже не покажутся чушью.

Для нас отличие «глупостей» от «не глупостей» настолько очевидно, что мы автоматически считаем: наши дети тоже это понимают. Вот только ни у кого не получается перестать что-то чувствовать только потому, что другие считают это глупым.

Вы хотите быть тем человеком, с которым ваш ребенок всегда может поговорить. Если вы назовете чушью то, что ему не нравится замечательное бабушкино рагу из чечевицы, он не расскажет вам, что противный учитель музыки во время занятий кладет руку ему на колени. Для нас разница между этими двумя ситуациями вопиюще отчетлива, а для ребенка и то и другое одинаково «мерзко». А если какие-то из мерзких вещей вы посчитали недостойными вашего внимания, то ребенок, весьма вероятно, сочтет, что незачем подвергаться унижению, делясь с вами другими подобными вещами.

Вам может показаться, что я преувеличиваю, ведь неправильно сравнивать бабушкино рагу и учителя, который гладит ребенка по ноге. Но ваш ребенок еще не жил в этом мире столько, сколько вы, у него нет вашего опыта, он не читал тех книг, что прочли вы, он еще не имеет представления о сексуальности. Он не научился настораживаться от того, что к нему прикасаются неподобающим образом, как это бывает, когда ему предлагают съесть что-то невкусное. Для него и то и другое – покушение на чувственное восприятие. Когда вы говорите ребенку, чтобы он не глупил, вы перекрываете канал коммуникации с ним, а это может оказаться опасным.

Важность принятия любого настроения

Если вас спросят, чего вы желаете своему ребенку, вы, скорее всего, ответите: «Я хочу, чтобы он был счастлив». Нет ничего плохого в том, чтобы стремиться привить детям умение быть счастливыми. Но не привязываем ли мы идею счастья к нашей идеальной картинке семьи, которая отлично проводит время, скача по заливным лугам и устраивая пикник в окружении полевых цветов?

Ощущение счастья, так же как другие чувства, приходит и уходит. На самом деле, если вы все время в приподнятом настроении, оно вам вообще не знакомо, потому что его не с чем сравнивать. А для детей счастье в том, что родители принимают все их эмоциональные состояния, все аспекты их познания мира. И это большей частью не похоже на пикник.

Полностью принимая и любя ребенка вне зависимости от того, какие чувства его в данный момент обуревают, вы увеличиваете его способность быть счастливым. На вас это правило тоже распространяется. Нужно принимать себя и все свои настроения.

Я помню, как один из друзей моих родителей спросил меня, двенадцатилетнюю, счастливое ли у меня было детство. Я ответила: «Нет, не очень. Чаще всего я не чувствовала себя счастливой». Мой отец случайно услышал мои слова и сердито возразил: «Что за ерунда! Да у тебя была просто идиллическая жизнь, абсолютно счастливое детство. Какой вздор ты несешь!» Поскольку это говорил мой обожаемый, хоть и внушающий страх отец, я решила, что ошибаюсь. Я запуталась и не была уверена даже в том, что сама чувствовала.

Родители часто считают: то, что приносит им счастье, по определению делает счастливыми и их детей. Но не всегда так бывает, и вы, скорее всего, уже имели возможность в этом убедиться. Если ребенок кажется несчастным, родитель воспринимает это как личное фиаско. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства, он может, как это сделал мой отец, попытаться укорами добиться, чтобы ребенок стал счастливее.

Если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, я лучше разобралась бы в своих чувствах, когда мой отец возразил мне. Но в то время у меня в голове стоял беспросветный обескураживающий туман. Я и сейчас ощущаю эту муть, когда кто-нибудь для меня значимый утверждает, что я не испытываю ту эмоцию, которую на самом деле испытываю. А еще примешивается стыд от того, что я в чем-то в очередной раз провинилась – но так и не смогла четко сформулировать, в чем.

Мой отец не воспользовался возможностью укрепить наши отношения. Пусть момент был неподходящим, но ничто не мешало сделать это, после того как его гость ушел. Он мог бы спросить у меня, что я чувствую, и не воспринимать мой ответ, каким бы он ни был, как атаку против него. Он мог бы помочь мне озвучить это и попытаться увидеть мир так, как видела его я. Нет, я не хочу сказать, что ему следовало изменить свой взгляд на жизнь, но он мог бы постараться понять, что моя точка зрения – тоже вполне подходящий способ отношения к происходящему и к себе самой.

Если вы относитесь к грусти, злости, страхам своего ребенка не как к негативу, который нужно исправить, а как к возможности узнать его лучше и укрепить с ним связь, то ваши отношения станут теплее. И тогда, по всей вероятности, вы увеличите его способность испытывать счастье.

Представьте, что вы пришли домой и говорите своему партнеру: «У меня сегодня был ужасный день», а он отвечает: «Да брось, не так уж все и плохо». Вы вряд ли ощутите радость от того, что вас выслушали, поняли и благожелательно приняли. Скорее вы решите, что вас отфутболили. И если это реакция, которую вы обычно получаете, то рано или поздно вы перестанете доверяться этому человеку.

Если же ваш партнер скажет: «Давай, рассказывай», и вы поведаете ему, как несправедливо поступила ваша начальница, как вам дважды пришлось переделывать работу из-за ее небрежности; если выслушав он скажет: «Ничего удивительного, что тебе этот день кажется ужасным», вам, возможно, станет немного легче.

Если же ваш партнер в ответ заявляет что-нибудь вроде: «Знаешь, тебе следовало…» и дает вам советы, скорее всего вы чувствуете себя только хуже. Когда собеседник реагирует на ваши жалобы словами: «Смотри, какая прелестная белочка за окном», вы, наверное, перестанете говорить о работе, потому что в этом нет никакого смысла. Зачем продолжать? Белочка, вероятно, поможет вам на время забыть о своем огорчении, но чувства, которые вы не проработали, обязательно вернутся.

Помните: когда ваш малыш, ребенок, взрослый ребенок или партнер делится с вами своей болью, то, даже если вам кажется, что вы делаете только хуже, признавая ее существование, – на самом деле вы помогаете ему преодолеть эти эмоции и почувствовать себя лучше.

Достаточно легко проявить сочувствие, когда у ребенка был неудачный день в школе. А если вам не нравится то, что он говорит? Например: «Мне не нужен новый братик. Я хочу, чтобы ты отвезла его обратно в роддом». Здесь еще важнее выслушать, постараться понять и признать за ним право на чувства. Скажите: «Ты скучаешь по тому времени, когда были только ты и я. Ничего удивительного, что ты хочешь вернуть малыша в больницу». Или: «Несправедливо, что все гости воркуют с маленьким, а на тебя никто не обращает внимания». Или даже: «Что ты чувствуешь теперь, когда стал старшим братом?» Какой бы ответ вы ни получили, примите его. Нельзя приказать детям полюбить младшего члена семьи. Они точно знают, что чувствуют, и им нужен надежный человек, который контейнирует эти их чувства.

Требование счастья

Психоаналитик Адам Филипс говорит, что желание непременно быть счастливыми портит нам жизнь. На любом жизненном пути перемежаются боль и удовольствие, и если мы пытаемся изгнать боль, утопить ее в удовольствиях или еще каким-то образом притупить ее, отвлечься самим или отвлечь от нее другого, то мы никогда не научимся принимать и трансформировать ее.

Люди часто ставят перед собой жизненные цели и полагают, что достижение этих целей сделает их «счастливыми». Иногда так и происходит, но часто наши представления о том, что нам нужно, ошибочны. Мы неосознанно поддаемся влиянию иллюстраций, на которых привлекательные люди улыбаются или смеются в окружении прекрасных зданий, сияющих машин и красивых предметов. Такие картинки заставляют нас предполагать, хоть и не облекая это в слова, что именно этого мы хотим. Я не видела ни одной рекламы, демонстрирующей обычных людей, которые борются со своими демонами, учатся принимать неизбежную боль и таким образом добиваются спонтанности и радости существования.

Эта истина должна стать универсальным знанием: когда вы блокируете «негативное» чувство, вы также избавляетесь и от позитивных эмоций. По меткому выражению психотерапевта Джерри Хайда, «у эмоций нет микшера, они всегда включены на полную мощность. Нельзя притушить грусть и боль и добавить радость и счастье. Выключаете что-то одно – и гаснут все».

До того как наши малыши знакомятся с культурой, в которой удовольствие получают с помощью материальных вещей, они прекрасно знают, что их радует. Это единение, понимание и принятие родителями или опекунами, это обретение смысла в окружающей среде и ощущение себя ее частью. Чтобы ребенок понимал, что его «приняли», нам нужно мириться с любыми его эмоциями: злостью, страхом, грустью и радостью. Мы окажемся неподготовленными к этой задаче, если потеряли связь со своими собственными чувствами.

Если вы желаете своему ребенку счастья, то, вопреки тому, что боги потребления вбили в наши головы, это не обладание вещами и не перспектива стать самым умным, богатым, высоким, блестящим и еще невесть каким. Это качество отношений с другими людьми.

То, как мы учимся общаться с родителями, братьями и сестрами, формирует образ действий, кальку для наших дальнейших отношений. Если мы попадаем в колею, где обязаны всегда быть правы, всегда быть самыми лучшими, обладать материальными вещами, прятать наши истинные чувства, мириться с тем, что возникающие у нас мысли и эмоции не принимают окружающие, то такое поведение мешает близости и способности радоваться жизни. Напротив, признание чувств вашего ребенка укрепляет связь между вами.

Хилари – мать-одиночка, у нее собственная парикмахерская.

Таши исполнилось три года, когда родился Нэтам. Я сделала то, что мне советовали, – купила ей подарок от лица новорожденного. Но ее не так легко было одурачить. «У младенца нет денег, и он не может ходить по магазинам», – заявила она. Сначала ей очень льстила мысль превратиться в старшую сестру, и она гордо рассказывала об этом всем гостям. Но вскоре ощущение новизны от того, что в доме малыш, притупилось, и она стала чаще капризничать, меньше помогать и снова начала просыпаться в мокрой постели. Все это время, движимая ошибочными добрыми намерениями, я рассказывала ей, как хорошо быть старшей сестрой. Но она вела себя все хуже и хуже.

Как-то ночью, после того как я вся вымоталась, укладывая ее спать (и честно говоря, это было ужасно), я никак не могла перестать думать обо всей этой ситуации. Я вспомнила время, когда родилась моя младшая сестра, и то, как я ее ненавидела. Я считала себя плохим человеком, потому что не могла перестать ее ненавидеть. Я знала, что я плохая, ведь все вокруг мне так и говорили, когда я делала ей гадости, – но ничего не могла изменить. Мне казалось, что вопрос стоит так: я или она. Сказать по правде, я до сих пор иногда испытываю по отношению к сестре необъяснимую и необоснованную злость.

Я поняла, что заставить Таши полюбить Нэтама не проще, чем это было у меня с сестрой. Мне стало ее жаль. Я решила, что попытаюсь по-настоящему понять ее чувства и проговорить их вместе с ней. Я буду делать это столько времени, сколько понадобится, чтобы восстановить с ней связь, потому что я чувствовала, что мы отдаляемся.

На следующее утро я сказала: «Тебе совсем не нравится, что у нас появился Нэтам, правда?» Она ничего не ответила. Я продолжала: «Я помню, когда родилась твоя тетя, мне это тоже ужасно не понравилось». И так же, как и тебе, мне говорили, что я должна любить ее. А я не любила. Мне жаль, Таши, что тебе пришлось так тяжело».

В тот день, когда она начала дразнить малыша, я не отругала ее, а продолжала гнуть свою линию: «Тебе не нравится, что мне приходится кормить маленького, вместо того чтобы играть с тобой. Извини, Таши». Каждый раз, когда ей приходилось меня делить с ним, ждать своей очереди или испытывать другие неудобства, я описывала то, что, мне казалось, она чувствует.

Нельзя сказать, что Таши сразу повеселела, но к полднику ее поведение улучшилось. Мы снова почувствовали близость, потому что я не боролась с ее эмоциями, я шла с ними параллельно. Было здорово снова вернуть ее желание взаимодействовать. Она даже начала помогать: приносить подгузники, передавать салфетки, звать меня, услышав, что Нэтам проснулся. В ту ночь ее постель осталась сухой впервые после рождения Нэтама.

Урок, который я усвоила: не важно насколько неудобны чувства, испытываемые ребенком, не важно насколько мне хочется, чтобы их не было. Я должна назвать эти чувства, убедиться, что я все поняла правильно, и признать за ребенком право на их существование.

На днях мы гуляли в парке с Нэтамом, которому сейчас три года, и уже собирались уходить, когда ему захотелось еще раз пробежаться под струями фонтана, хотя я только что его высушила. Это означало, что в машине с него будет просто течь. Бабушка попыталась убедить его, что ему не понравится сидеть мокрым в машине, но он на это не купился. Я прервала ее и сказала Нэтаму: «Тебе очень хочется снова в воду, правда? Мне так жаль, что приходится огорчать тебя». Моя мама была потрясена тем, как легко он это принял.

Еще я рада сообщить, что, несмотря на мелкие ссоры между Нэтамом и Таши, большую часть времени они играют либо вместе, либо раздельно, но без враждебности, просто потому что так хотят.

Упражнение: поставьте себя на место другого

Если вы учились ставить себя на место другого, вам это может пригодиться, когда возникнет реальная ситуация. Подумайте о человеке или группе людей, которые пришли к мнению, отличному от вашего, по какому-либо поводу. Скажем, они голосовали за другого кандидата. Вместо того чтобы считать их глупыми, подумайте, какие обстоятельства привели их к подобному решению, подумайте об их надеждах, страхах. Влезьте в их шкуру и попытайтесь понять, почему они думают иначе. Прочувствуйте вместе с ними то, что чувствуют они.

Эмпатия требует куда больше усилий, чем может показаться. Речь не о том, чтобы отказаться от собственной точки зрения, а о том, чтобы искренне увидеть и понять, почему люди испытывают эти чувства, и, что самое важное, разделить эти чувства с ними.

Переключение внимания с чувств

Переключение внимания – любимая тактика родителей, когда они хотят помешать ребенку совершать какие-то действия. Она используется широко, но редко по назначению. Дело в том, что отвлечение внимания – это трюк, а в долговременной перспективе манипулирование ребенком вряд ли развивает его способность быть счастливым.

Взгляните в глаза ребенку. Вы увидите в них только искренность. Я верю, что наши дети в любом возрасте не заслуживают от нас в ответ ничего другого. Отвлечение не характеризует родителя как искреннего человека – это попытка манипулировать ребенком. Тем самым он оскорбляет сообразительность своего малыша.

Какое сообщение заложено в попытке отвлечь внимание? Представьте, что вы упали и содрали кожу на колене. Каково вам будет, если ваш партнер, вместо того чтобы проявить участие, покажет на белку или пообещает, что даст вам поиграть в любимую видеоигру.

Нет, я не призываю совсем не использовать переключение внимания, я лишь против него как манипулятивной тактики. Например, когда вашему ребенку предстоит медицинская процедура, совсем не плохо будет его отвлечь, чтобы он не думал об уколе, а сосредоточился на ваших пальцах, поглаживающих его по голове. Здесь нет никаких трюков – он знает, что сейчас произойдет, а вы переключаете его внимание, чтобы успокоить.

Дети склонны вести себя с нами так, как мы ведем себя с ними. Вам тоже не понравится, если, вместо того чтобы обсудить с вами свой табель с оценками, ребенок ткнет пальцем в окно и скажет: «Смотри! Белка!»

Полезно предупредить воспитателей в детском саду или яслях о том, что вы предпочитаете, чтобы чувствам ребенка сопереживали, а не отвлекали его от них. Переключив внимание ребенка с чужой игрушки, чтобы избежать конфликта, вы не научите его договариваться – он просто ничего не поймет. Избегая тяжелых чувств, никогда не научишься с ними справляться.

Кроме того, в случаях, когда вы не хотите давать ребенку какие-то предметы, которыми ему хочется завладеть (например, ключи от машины), будет лучше, если он поймет, что получить их нельзя, чем переключится на другие. Пусть он услышит, что вы не хотите, чтобы он играл вашими ключами, а не слова вроде: «О, смотри какая куколка!» Вы можете помочь ему справиться с разочарованием, вместо того чтобы отвлекать от него, если скажете: «Ты злишься, что я не могу дать тебе ключи. Да, я слышу, ты в бешенстве».

Если вы сохраняете спокойствие и контейнируете чувства ребенка, то и он научится сдерживать их. С первого взгляда кажется, что времени на это уходит куда больше, чем просто на переключение внимания, но это время потрачено на усвоение важного навыка.

Постоянно отвлекая ребенка от того, что он чувствует или делает, вы невольно наносите урон его способности концентрироваться. Подумайте об этом так: ваш ребенок ударился, кто-то обидел его, он не получил желаемое, но вы переключаете его внимание с чувств, которые он испытывает, вместо того чтобы помочь ему проработать их. Таким образом вы отучаете его преодолевать сложные ситуации. А ведь вам не хотелось бы, чтобы он легко сдавался при первых трудностях.

Но самый большой вред от нежелательного переключения внимания в том, что оно мешает хорошим, открытым, близким отношениям.

Одна из причин, из-за которых у вас возникает соблазн легкомысленно отнестись к тому, через что проходит ваш ребенок, отвлечь его или сделать вид, что он не чувствует того, что чувствует, – нежелание посмотреть на ситуацию его глазами.

Например, если вы, взрослый человек, не сможете пойти на работу вместе с мамой, то никакого конца света не случится. А вот для младенца ощущение именно такое. Мы испытываем чувство вины за его огорчения, поэтому нам куда комфортнее отрицать их существование.

Итак, что делать, если родителю нужно уходить на работу, а малыша, кажется, совершенно невозможно утешить по этому поводу? Если вы уходите, делайте это уверенно. Куда вероятнее, что ребенок почувствует себя в безопасности, когда вы спокойны, тверды и оптимистичны. Не пытайтесь улизнуть незаметно, а проявите заботу и доброжелательность. Если при мысли о том, что нужно оставить малыша, вас охватывает паника, легко скатиться в излишнюю драматичность, что не пойдет на пользу ребенку. Но и проигнорировав его боль, вы не станете для него тем зеркалом, каким должны стать. Поймите, что он чувствует, обнимите его и скажите что-нибудь ласковое, вроде: «Ты не хочешь, чтобы я уходил на работу. Ну ничего, я вернусь к чаю».

Если вы остаетесь с ребенком, нужно быть с ним эмоционально, признать то, что с ним происходит: «Ты не хочешь, чтобы мама уходила. Тебе грустно». Ведь совершенно естественно испытывать грусть от того, что тот, кого вы любите, вас покидает. Можно уточнить, когда она вернется: «К чаю мама уже придет». Не следует преуменьшать время, когда она будет отсутствовать. Тем самым вы либо исказите представления ребенка о времени, либо подорвете его веру в ваши слова.