Воды спят Кук Глен
— Тобо!
Мой голос покатился вдаль и вернулся обратно раскатами эха, в которых, казалось, звучали отголоски отчаяния.
Парень не отвечал, но он явно двигался. Или что-то другое двигалось. На расстоянии меньше двадцати футов был отчетливо слышен шелест.
— Гоблин. Скажи, что ты обо всем этом думаешь.
— Мы ослеплены. С помощью колдовства. Тут есть свет. Я стараюсь вернуть нам способность видеть. Дай руку. Давай держаться вместе.
Ворона пробормотала:
— Сестра, сестра, Иди прямо вперед. Смелее. Тьма скоро кончится.
Ее дикция существенно улучшилась в последнее время. Может быть, потому, что теперь мы находились совсем рядом с силой, которая ею управляла.
Я начала ощупывать темноту вокруг в поисках Гоблина, нашла его, схватила, потянула к себе, уронила знамя, подняла его и потянула Гоблина снова.
— Порядок. Я готова.
Ворона знала, о чем говорила. Сделав не больше полудюжины шагов, мы оказались в освещенной ледяной пещере. Ну, относительно освещенной, скажем так. Тусклый серо-голубой свет сочился сквозь полупрозрачные ледяные стены, как будто по ту их сторону просто был белый день. Гораздо больше света излучало все, что окружало женщину, спящую в гробу посреди просторной комнаты, размером примерно семьдесят футов на семьдесят. На полпути между нею и нами стоял Тобо, оглядываясь назад с выражением крайнего удивления на лице как при виде нас, так и всего остального, что было вокруг.
— Не двигайся, мальчик, — резко сказал Гоблин. — Даже не дыши глубоко, пока я не скажу, что это безопасно.
Фигура на помосте видна была неясно, как будто она тонула в жарком сиянии. И, несмотря на это, я совершенно точно знала, что лежащая там женщина — самое прекрасное создание на свете. И знала, что люблю ее больше самой жизни, что хочу броситься к ней и прильнуть к этим совершенным губам в страстном поцелуе.
Белая ворона чихнула мне в ухо.
И сбила настроение.
— Где мы видели все это прежде? — В голосе Гоблина явно чувствовалась ирония. — Она, должно быть, ужасно ослабела, иначе выудила бы из наших мозгов что-нибудь получше старой сказки о Спящей Красавице и феях. Где-то к югу от Моря Мук есть замок, похожий на то, что мы видим.
— Замок? Какой еще замок?
Ни в таглианском, ни на джайкури нет слова для обозначения такого понятия, как «замок». Я понимала, что оно означает нечто вроде крепости, только потому, что потратила много времени на изучение Летописей.
— Мы находимся как бы внутри заброшенного замка. Снаружи все это место увито спящими розами и затянуто паутиной. А в центре в открытом гробу лежит прекрасная блондинка. Всем своим существом она молит, чтобы ее поцеловали и таким образом вернули к жизни. Правда, наша нелюбезная хозяйка, похоже, упустила из вида тот факт, что дрянь, являющаяся героиней этой истории, почти наверняка была вампиром.
— А я вижу совсем другое…
Очень тщательно, деталь за деталью, я описала ледяную пещеру и лежащую в гробу женщину, которую при всем желании нельзя было назвать блондинкой. Пока я говорила, Гоблин, в конце концов, наложил на Тобо искусное заклинание, которое не позволяло тому двигаться из-за потери ориентации.
— Ты помнишь свою мать, Дрема?
— Я смутно помню женщину, которая могла ею быть. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Никто не рассказывал мне о ней. Что за необходимость обсуждать все это прямо здесь, прямо сейчас? У нас дел полно. — Я очень надеялась, что он понял, какова моя позиция.
— Давай поспорим — ты видишь идеализированный образ своей матери, отягощенный множеством неудовлетворенных сексуальных фантазий.
Я не стала спорить. Может, он и прав. Ему лучше знать, на какие выдумки способна Тьма. Я продолжала медленно продвигаться вперед, приближаясь к Тобо. Гоблин продолжал рассуждать:
— Все это лишь подтверждает тот факт, что, если Кине приходится действовать быстро, получается не слишком хорошо, потому что у нее отсутствует реальная связь с внешним миром. — Два десятилетия назад стало ясно, что в реальном времени Кина и соображает, и действует плохо, и что у нее получается лучше, если есть возможность оказывать воздействие на протяжении лет, а не минут. — Я слишком стар, чтобы угодить в ловушку плоти, а ты ничего не представляешь собой в сексуальном плане, и твои желания, если они и есть, слишком расплывчаты. — Он еле заметно усмехнулся. — С другой стороны, наш парень — как раз то, что нужно. Готов пожертвовать палец или даже два, лишь бы увидеть то, что видит он. Все! — Он взмахнул рукой, и Тобо рухнул, точно подкошенный. — Дрема, возьми молот. Держи его крепко. Не подходи к ней ближе, чем сейчас, без крайней необходимости. Оттащи Тобо назад, ко входу.
— Что происходит, Гоблин? Объясни мне. — Это был не тот случай, когда нужно умалчивать об опасности.
— Мы столкнулись с величайшей манипуляторшей, которая уродовала наши жизни на протяжении двадцати пяти лет. Она очень медлительна, но гораздо более опасна, чем все, с кем мы имели дело до сих пор.
— Понятно, — ответила я почти ликующе.
Душа моя воспарила. Все тайные сомнения, скрываемые столь тщательно и столь долго, сейчас казались мелочными, даже глупыми. Это прекрасное создание не было богом. Во всяком случае, не в том смысле, в каком Богом был мой Бог. Прости мне мои слабости и сомнения, Отец Небесный. Тьма — везде, и внутри нас тоже. Прости меня сейчас, в этот миг, когда смерть смотрит мне в лицо.
В Прощении Своем Он Подобен Земле.
Я схватила Тобо за руку и рванула вверх. Вцепилась в него с такой же силой, как и в знамя. Ему не удастся вырваться без борьбы. Утратив ориентацию, он не сопротивлялся, когда я потащила его прочь от спящей красавицы.
— Отдай мне кирку, Тобо.
Я попыталась не думать о том, зачем именно мне понадобилось дьявольское орудие. На таком расстоянии Кина была способна выудить эти мысли из моего сознания.
Замедленными движениями Тобо вытащил кирку из-под рубашки и протянул мне.
— Она у меня! — крикнула я Гоблину.
— Тогда иди сюда!
Однако не успела я сделать и шагу, как, задыхаясь и отфыркиваясь, ввалились Суврин и Сантараксита. Оба замерли, увидев Кину. Голосом, в котором звучал благоговейный ужас, Суврин еле слышно прошептал:
— Вот дерьмо! До чего же хороша.
Господин Сантараксита молча стоял, словно ничего не соображая.
Неся всякую чушь, Суврин бросился вперед. Я стукнула его по мягкому месту тупым концом кирки. В результате мне удалось не только привлечь его внимание, но и погасить все затмевающий интерес к Кине.
— Мать Обманников, — объяснила я ему. — Госпожа Иллюзий. Кругом, марш! Отведи мальчишку наверх, к матери. Сри, не заставляйте меня и к вам применять силу.
Что-то, похожее на клочок тумана, поднялось изо рта спящей женщины и воспарило над ним. В первые мгновения это нечто выглядело бесформенным, напомнив мне об афритах, несчастных душах убитых людей. В распоряжении Кины наверняка имелись миллионы и миллионы их.
— Беги, черт возьми! — сказал Гоблин.
— Беги, — прокаркала мне ворона.
Я не побежала. Я вцепилась в Сантаракситу и потянула его за собой.
Гоблин пробормотал себе под нос что-то вроде — дескать, жаль, что у него не хватило ума украсть у Одноглазого копье, зная, во что он может вляпаться.
— Гоблин!
Я высоко подняла знамя. В мои намерения не входило делать это, но оно внезапно само выпрямилось, подскочило пару раз на своем древке, наклонилось вперед и упало прямо в жаждущие руки маленького колдуна. И как только он повернулся с ним к Кине, окружающие ее иллюзии исчезли.
90
Если Кина когда-то была человеком, если любой из бессчетных мифов о ее создании хоть в какой-то степени отражал реальные факты, то наверняка было затрачено немало труда, чтобы сделать ее такой большой и безобразной.
Она — Мать Обманников, Дрема. Мать Обманников. Это огромное отвратительное тело, покрытое гноящимися прыщами вроде тех, которые высыпают на лицах юнцов, вполне могло быть еще одной иллюзией и отражать подлинный облик Кины не больше, чем недавняя спящая красавица.
Зловоние древней смерти стало почти нестерпимым.
Я смотрела на тело, теперь лежащее просто на ледяном полу. Пурпурно-черное, оно очень напоминало ту, которая вторгалась в мои сны, только вот рядом с ним Шиветай казался бы карликом. Оно было обнажено. Его совершенные женские пропорции портили десять тысяч шрамов, покрывающих кожу. Оно не двигалось и даже не дышало.
Новый клочок тумана поднялся из одной огромной ноздри.
— Убирайтесь к чертям отсюда! — завопил Гоблин.
Внезапно он резко дернулся вправо и нанес Копьем Страсти удар по чему-то, чего я не могла видеть. Наконечник Копья вспыхнул, точно облитый горящим спиртом.
Душераздирающий, беззвучный вопль ворвался в мое сознание. Суврин и господин Сантараксита застонали, Тобо пронзительно завизжал. Белая ворона, точно отбросив всякую сдержанность, разразилась потоком непристойностей. Пинками и тычками подталкивая остальных к выходу, я почувствовала, что горло у меня болезненно перехватило.
Гоблин отклонился влево и пронзил обрывок тумана, совсем недавно выползший из ноздри Кины.
И снова бледно-голубой огонь охватил наконечник Копья. На этот раз, прежде чем погаснуть, он пробежал по древку почти на фут, а на концах Копья возникло темно-рубиновое свечение.
Из носа Кины появилась новая эманация ее существа.
Сейчас тьма и туман в узком проходе, ведущем к лестнице, исчезли — внимание Кины было сосредоточено в другом месте. Суврин и Сантараксита уже поднимались, тратя впустую дыхание на жаркое обсуждение того, что им довелось увидеть. Я влепила Тобо по затылку со всей силой, на которую была способна.
— Убирайся отсюда!
Он открыл рот, собираясь возразить, и я врезала ему снова. Я не хотела слышать то, что он собирался сказать. Я не хотела слышать ничего. Даже Божественного откровения. Даже оно могло подождать.
— Гоблин! Уноси свою тощую задницу! Мы уходим.
Наконечник Копья пронзил третий сгусток тумана. На этот раз огонь охватил пять ярдов древка, хотя, казалось, никакого прямого действия на дерево он не оказывал. Однако наконечник так сильно раскалился, что часть древка, соприкасающаяся с ним, начала дымиться.
Гоблин попятился, но следующий клок тумана, двигаясь быстрее старого колдуна, завис на полпути между ним и лестницей. Гоблин несколько раз ткнул в него Копьем, но проклятый сгусток все время уходил от соприкосновения, продолжая отрезать ему путь к отступлению.
Я колдуньей не была. Проведя жизнь в окружении колдунов, женщин-ведьм и прочих «специалистов» в том же духе, я, тем не менее, понятия не имела, как работают их мозги. Поэтому для меня всегда оставался тайной мыслительный процесс, который приводил Гоблина к принятию того или иного решения. Однако, зная этого человека на протяжении большей части своей жизни, я давно пришла к выводу — он делает то, что делают, руководствуясь соображениями наибольшей эффективности.
Понимая, что ему не пронзить сгусток тумана, и заметив второй, который начал обходить его с противоположной стороны, маленький, похожий на жабу человечек просто увернулся, наклонил наконечник Копья и атаковал саму Кину. Он испустил яростный рев и вонзил свое оружие в плоть предплечья и дальше, под правую грудь богини. За мгновение до того, как Копье сделало свое дело, взлетел еще один сгусток тумана и, рванувшись вперед, попытался заблокировать удар. Тщетно. Наконечник Копья вспыхнул и проткнул демоническую плоть.
Гоблина охватило пламя, когда сгусток тумана коснулся его.
Даже вопя от боли и крича мне, чтобы мы уходили, Гоблин продолжал давить на Копье, всаживая его все глубже в плоть Кины, возможно, в какой-то безумной, неистовой надежде добраться до ее черного сердца.
Голубое пламя пожирало тело Гоблина. В конце концов он выпустил Копье и бросился на ледяной пол, яростно катаясь по нему и охлопывая себя ладонями. Бесполезно. Он начал истаивать, словно перегретая свеча.
И при этом кричал, и кричал, и кричал.
На том психическом уровне, на котором я ощущала ее совсем недавно, Кина тоже кричала, и кричала, и кричала. Вопили Суврин и Сантараксита. Вопил Тобо. Я вопила, отступая к лестнице, несмотря на то, что некая обезумевшая часть меня рвалась вернуться обратно и попытаться помочь Гоблину. Это было бы самым безумным поступком изо всех возможных. Разрушительница была заточена в этой пещере, но правила в ней она.
Гоблин нанес удар со всей возможной яростью и силой, но, по правде говоря, для нее он значил не больше, чем укус волчонка для дремлющего тигра. Мне это было совершенно ясно. Так же, как и то, что волчонок, поняв, что ему не вырваться, пытается выиграть время для своей стаи.
Тяжело дыша, я сказала:
— Тобо, поднимайся как можно быстрее. Расскажи остальным. — Он был моложе, он был шустрее, он доберется наверх гораздо быстрее меня.
Он — наше будущее.
А я пойду замыкающей и, если понадобится, постараюсь не пропустить никого наверх.
Вопли внизу продолжались, из обоих источников. Гоблин не желал сдаваться; такого упрямства он никогда не проявлял даже с Одноглазым.
Скорость нашего подъема была ограничена возможностями господина Сантаракситы. Я была готова в любой момент повернуть обратно и преградить дорогу нашим преследователям — кто бы или что бы они ни были — с помощью золотой кирки. Меня не покидала уверенность, что сила этого талисмана защитит нас.
Тьма на лестнице исчезла. Видимость была настолько хорошей, что, если бы не лестничные клетки, можно было бы видеть лестницу не меньше чем на милю вверх.
Дышать становилось все труднее, ноги начало сводить судорогой, и тут крики внизу смолкли. Суврина уже прежде вывернуло наизнанку. Как ни странно, самым стойким среди нас оказался господин Сантараксита. Ни единой жалобы, хотя он так сильно побледнел, что я опасалась, как бы его не подвело сердце.
С трудом пытаясь восстановить дыхание, я замерла, прислушиваясь к зловещей тишине внизу.
— Господи Всемогущий… Уф… Нет Бога, кроме Бога… Уф… Он Милосерден Как Сама Земля… Уф… Он Не Оставляет Нас Во Все Дни Жизни Нашей… Уф… О, Владыка Всего Сущего, я знаю, я — Твое Дитя.
Господину Сантараксите хватило дыхания, чтобы проворчать:
— Как ты не понимаешь, Дораби? Ему надоело, и он нашел себе другое занятие.
— Как это? Уф… Пытается излечить себя!
— Нет, лучше. Гораздо лучше. Суврин! Пошли.
Белая ворона стрелой взлетела вверх по лестнице и опустилась мне на плечо, едва не сбив с ног. Я тоже внесла свой вклад в ситуацию, испуганно отшатнувшись. Крылья хлестнули меня по лицу.
— Иди наверх, — сказала она. — Медленно, без паники. Ровным шагом. Я посмотрю, что там внизу.
Казалось, путь наверх занял пять дней. Или, может быть, все десять. От страха и недосыпа мне то и дело мерещилось то, чего там на самом деле не было. Я боялась оглянуться, — а вдруг увижу чудовище, догоняющее нас? Мы шли все медленнее и медленнее по мере того, как иссякали энергия, воля и способность восстанавливать силы. Только бы добраться до следующей площадки… а потом до следующей… и так без конца. Потом мы начали отдыхать между площадками, и инициатором были не Суврин, и не Сантараксита.
Ворона сказала мне:
— Нужно остановиться и поспать.
Никто не возражал. Ужас, конечно, способен загнать человека очень далеко, заставить его преодолеть небывалые трудности, но всему есть пределы. Мы свои исчерпали. Я рухнула так быстро, что, как утверждала позднее, услышала свой храп, еще не ударившись о каменную площадку. Последнее, что сохранилось в памяти — ворона, снова улетающая вниз, во тьму.
91
— Дрема!
Душа подталкивала меня вскочить, озираясь в ужасе, однако плоть отнеслась к ее призывам с полным безразличием. Измученное, окостеневшее тело утратило способность шевелиться. Голова, однако, пока еще работала. Мысли проносились в ней с быстротой горного потока.
— А? — Я продолжала сражаться с затекшими мышцами.
— Спокойно. Это я, Лебедь. Просто открой глаза. Ты в безопасности.
— Что ты делаешь здесь, внизу?
— В каком смысле внизу?
— Ну…
— Вы не дошли до пещеры древних всего один лестничный марш.
Я попыталась встать. Постепенно, мышца за мышцей, тело начало подчиняться моей воле. Оглянулась по сторонам, видя все как в тумане. Суврин и Сантараксита все еще спали. Лебедь сказал:
— Они совершенно вымотались. Твой храп можно было слышать даже в пещере.
Всплеск страха.
— Где Тобо?
— Наверху. Все ушли. Я заставил их уйти, а сам остался на случай… Ворона рассказала мне, что произошло внизу. Тут всего один марш. Дойдешь? Я не в состоянии никого нести, сам на ногах еле стою.
— Мне нужно сходить в ту дальнюю пещеру. На большее я пока не способна.
— В пещеру?
— Там у меня остались кое-какие незаконченные дела.
— Ты уверена, что в твоем теперешнем состоянии стоит туда тащиться?
— Уверена, Лебедь. — Я могла бы сказать даже, что это вопрос жизни или смерти. Для всего мира. Или, не исключено, для множества миров. Но не хотелось быть излишне мелодраматичной. — Можешь ты привести этих двоих в чувство и заставить идти? Подниматься на поверхность, я имею в виду? — Не думаю, что Сантараксита будет в состоянии вынести зрелище того, что я собиралась сделать.
— Попробую. Но я пойду с тобой.
— В этом нет необходимости.
— Не думаю. Ты вряд ли сможешь даже стоять.
— Я справлюсь.
— Ты будешь идти впереди и рассказывать. Это снимет спазм с твоего горла. Но я остаюсь.
Я посмотрела на него долгим взглядом. Нет, он не отступится. И не выдаст своих истинных мотивов, прикрываясь заботой обо мне просто как об одной из наших, у которой, правда, слегка крыша поехала. Я на полминуты закрыла глаза, а открыв их, перевела взгляд вниз, во тьму, куда уходила лестница.
— Богу виднее…
Лебедь трудился над Суврином. Наконец, наш доблестный офицер-тенеземец открыл глаза, но казался неспособным двигаться.
— Похоже, я жив, — пробормотал он. — Иначе у меня все так не болело бы. — Огонь паники зажегся в его глазах. — Мы выбрались?
— Выбираемся, — ответила я. — Впереди еще долгий подъем.
— Гоблин мертв, — сказал Лебедь. — Ворона сообщила мне об этом, когда прилетела наверх, чтобы перекусить.
— Где она?
— Опять внизу. Наблюдает.
У меня мурашки побежали по телу — очередной приступ паранойи. Между Госпожой и Киной существовала связь еще с тех пор, как Нарайан Сингх и Кина использовали Госпожу в качестве сосуда для создания Дочери Ночи. Именно тогда между ними возникла эта связь, связь, которой позже не позволяла оборваться уже Госпожа, потому что она позволяла ей безо всяких ограничений черпать мощь богини.
— Прости меня, Господи. Помоги мне избавиться от этих недостойных мыслей.
— Что? — спросил Лебедь.
— Ничего, просто продолжение бесконечного диалога между мной и моим Богом. Суврин! Конфетка! Ты готов к новым подвигам?
Суврин бросил на меня сердитый, я бы даже сказала, угрожающий взгляд.
— Шлепни ее, Лебедь. Шутить в такие времена, как сейчас? Это идет вразрез со всеми законами земными и небесными.
— Подожди, через минуту у тебя тоже будет хорошее настроение. Как только до тебя дойдет, что ты все еще жив.
— Гм!
Он принялся помогать Лебедю будить господина Сантаракситу, я же сделала несколько несложных расслабляющих упражнений.
— Ах, Дораби, — негромко сказал Сантараксита. — Вот я и пережил с тобой еще одно приключение.
— С нами Бог.
— Превосходно. Постарайся, чтобы так было и дальше. Не думаю, что буду с состоянии пережить следующее приключение без Божественного вмешательства.
— Вы еще меня переживете, Сри.
— Может быть. Скорее всего, если выберусь отсюда и не стану искушать судьбу снова. Тебе же, судя по всему, без танцев с кобрами и, жизнь не в жизнь.
— Сри?
— Я принял решение. Хватит с меня приключений, Дораби. Я слишком стар для них. Пора снова окунуться в уют моей библиотеки. Я просто чуть живой. О! Молодой человек…
Лебедь усмехнулся. Он был ненамного моложе библиотекаря.
— Поднимайся, долгожитель. Пока ты валяешься тут, какое-нибудь приключение подкрадется и затянет тебя снова.
Возможность подобного поворота событий оказалась прекрасным побудительным мотивом для всех нас.
Когда мы, в конце концов, двинулись дальше, я снова замыкала шествие. Лебедь пререкался с моими спутниками. Я с такой силой сжимала золотую кирку, что заболели костяшки пальцев.
Гоблин мертв.
Это казалось немыслимым, невозможным.
Гоблин был неизменной принадлежностью жизни. Ее краеугольным камнем. Без Гоблина, может, и Черного Отряда не станет… Не сходи с ума, Дрема. Наше содружество не прекратит свое существование только потому, что один из нас неожиданно пал жертвой злой судьбы. Жизнь будет продолжаться, несмотря на отсутствие в ней Гоблина. Просто она станет значительно труднее. Казалось, я слышу его шепот:
— Он — наше будущее.
— Дрема, все.
— Что?
— Мы уже в пещере, — сказал Лебедь. — Вы, двое, продолжайте подниматься. Мы вас догоним.
Суврин открыл было рот, чтобы задать вопрос, но я покачала головой и указала пальцем вверх.
— Идите. Сейчас же. И не оглядывайтесь назад. — Я подождала, пока Суврин провел господина Сантаракситу через камни и дальше, к лестнице. — Мы вас догоним.
— Что это? — спросил Лебедь, приложив к уху согнутую ладонь.
— Я ничего не слышу.
Он пожал плечами.
— Сейчас прошло. Что-то в верхней части лестницы.
Мы вошли в пещеру древних. Все вокруг было изрядно истоптано отрядными ордами. Чудо еще, что они ухитрились не причинить вреда никому из спящих. Удивительно, как это им удалось, учитывая, что почти вся чудесная ледяная паутина и коконы оказались разрушены. С потолка попадало множество сталактитов.
— Что здесь произошло?
Лебедь нахмурился.
— Землетрясение.
— Землетрясение? Какое землетрясение?
— Ты не… Тут был сущий ад, так все тряслось. Не могу точно сказать, как давно. Вероятно, когда ты еще спускалась вниз. Здесь трудно определять время.
— Не лги. О, черт!
До меня дошло, почему белая ворона обладала такой потрясающей энергией. Пищей ей служил один из моих мертвых братьев.
Злой голосок у меня в голове прошептал, что я могла бы последовать примеру птицы. Другой тут же поинтересовался, — а что случится, если Ворчун узнает об этом? Этот человек был одержим идеей святости отрядного братства.
— Никогда не знаешь, что будешь делать, пока не окажешься один на один с быком на ринге.
— Что?
— Поговорка такая. Означает, что встреча с реальностью всегда отличается от того, как ее себе представляешь. Никогда не знаешь, что на самом деле будешь делать, пока не окунешься во все с головой.
Я прошла мимо остальных Плененных. У всех глаза были закрыты. Интересно, могли ли они слышать? Вряд ли. Мы говорили так тихо, что даже я с трудом разбирала слова. Пещера начала сужаться. Когда настало время ползти, я поползла.
— Может быть, это в конечном счете хорошо, что ты здесь, — сказала я Лебедю. — У меня начинает немного кружиться голова.
— Ты ничего не слышишь?
Я прислушалась, и на этот раз до меня тоже долетели странные звуки.
— Как будто кто-то поет. Походная песня? Что-то вроде «О-хо-хо».
Какого черта?
— Здесь, внизу? Разве еще существуют карлики?
— Карлики?
— Мистические создания. Похожи на людей маленького роста с большими бородами и неизменно скверным характером. Живут под землей, как наги, занимаются горным делом и работают по металлу. Если они когда-либо и существовали, то вымерли много лет назад.
Пение зазвучало громче.
92
Пессимист в моей душе не верил, что я смогу сделать то, что задумала. Землетрясение, о котором упоминал Лебедь, каким-то образом могло преградить доступ в несвятую комнату с нечистыми книгами. Если этого не произошло, я могла угодить в единственную смертельную ловушку, которую проглядел Гоблин. Если Гоблин не проглядел ни одной ловушки, то кирка могла оказаться не «отмычкой», а пусковым устройством, способным пробудить к жизни тысячи маленьких «неожиданностей», с помощью которых колдуны защитили свои книги.
— Дрема, ты знаешь, что разговариваешь сама с собой, когда тебя что-то беспокоит?
— Что?
— Ты ползешь и все время бубнишь что-то о всяких ужасах, которые могут произойти. Продолжай в том же духе, и я поверю, что так и будет.
Опять то же самое. Нужно взять это под контроль. Раньше со мной такого не случалось.
На вид в комнате, где лежали Книги Мертвых, ничего не изменилось. Однако пессимист в моей душе не сдавался, усиленно пытаясь заметить разницу.
В конце концов, Лебедь спросил:
— Так и будешь таращиться, пока мы не умрем с голоду? Или все же перейдешь к делу?
— Планировать у меня всегда получалось лучше, чем делать, Лебедь. — Я вдохнула побольше ледяного воздуха, достала из-за пояса кирку и произнесла нараспев: — о, Хозяин Небес и Земли, сделай так, чтобы эта штука и впрямь оказалась пропуском.
— Я за тобой, командир. — Лебедь в шутку слегка подтолкнул меня сзади. — Сейчас уже поздно бояться.
Конечно. К тому же, это значило бы умалить значимость жертвы Гоблина.
Дойдя до того места, откуда господин Сантараксита отправился в полет, я почувствовала, что дыхание мое стало частым и поверхностным. Кирку я держала перед собой обеими руками — ужас, до чего она была тяжелая! — сжимая ее с такой силой, что, наверно, отпечатки моих пальцев останутся на ней навсегда.
Ладони ощутили покалывание. Оно ползло вверх, к предплечьям, по мере того, как я продвигалась вперед. Мурашки побежали по телу, вся я покрылась «гусиной» кожей.
Лебедь положил руки мне на плечи за мгновение до того, как покалывание охватило все тело. Я задрожала. Меня знобило и трясло, как во время осенней простуды.
— Ого! — сказал Лебедь. — Это что-то сверхъестественное?
— Смотри, заразишься, — пообещала я. — У меня лихорадка, которая передается.
— О-о… Да. Я тоже ощущаю это. И боль в суставах. Вперед. Давай поскорее разожжем огонь, тогда хоть согреемся.
Читать бесплатно другие книги:
