Воды спят Кук Глен
— Да, Радиша. Ничего хорошего они не говорят. В стене, по-видимому, произошли некоторые внутренние повреждения. Полную оценку мы получим несколько поте. Можно с уверенностью сказать лишь то, что на протяжении некоторого времени стена будет не слишком надежно защищать Дворец. Предлагаем на твое рассмотрение следующее. Обнести область восстановительных работ деревянной стеной-куртиной. И обдумать, не стоит ли ввести туда дополнительное воинское подразделение.
— Солдат? — спросила Протектор. — Зачем нам здесь еще солдаты?
В ее голосе, долгое время остававшемся нейтральным, зазвучали подозрительные нотки. Братья Черного Отряда все как один в разное время и разных ситуациях страдали паранойей, но, когда вообще не имеешь друзей, это тяжкое заболевание практически неизбежно. И не в самой легкой форме.
— Потому что Дворец слишком велик, чтобы защитить его с теми людьми, которые имеются в нашем распоряжении сейчас. Даже если вооружить всех служащих. Врагу вовсе не обязательно для проникновения внутрь использовать только входы. Молено, скажем, перелезть через стену на участке, за которым не ведется наблюдение.
— Во Дворце заплутает любой, у кого нет подробной карты, — вставила Радиша. — Я знала лишь одного человека, передвигавшегося тут совершенно свободно. Копченого, который много лет назад был нашим придворным колдуном. Для этого нужно иметь особое чутье.
Генерал-инспектор заметил:
— Если нападение было организовано кем-то из случайно уцелевших членов Черного Отряда — а огненные шары позволяют усмотреть тут некоторую связь, несмотря на то, что Отряд в целом был уничтожен Протектором, — тогда, возможно, у них есть карты коридоров Дворца, изготовленные в те времена, когда люди Освободителя были расквартированы здесь.
— Карту Дворца составить невозможно, — настаивала Радиша. — Мне точно известно. Я пыталась.
А вот за это, Княгиня, нужно благодарить Гоблина и Одноглазого. Много лет назад Капитан добился, чтобы наши колдуны оплели отдельные участки Дворца паутиной своих заклинаний. Имелись кое-какие вещи, которые, так он считал, Радиша ни в коем случае не должна обнаружить. Среди них были и древние тома Летописей, в которых, как предполагается, объясняется тайна возникновения Отряда. До них пока никто так и не добрался. Только Минх Сабредил знала, где искать эти книги. При малейшей возможности она проникала туда, вырывала несколько страниц и потихоньку выносила для меня. Потом я брала их с собой в библиотеку и, когда никто не видел, переводила понемногу, надеясь когда-нибудь наткнуться на ту единственную фразу, которая поможет нам освободить Плененных.
Сава чистила латунь и серебро. Минх Сабредил скребла пол и мебель. Члены Тайного Совета и их помощники приходили и уходили. Паника понемногу утихала, поскольку никаких новых нападений не происходило. Жаль, что нас слишком мало, чтобы беспокоить их снова и снова через каждые несколько часов.
Душелов все время сохраняла нехарактерное для нее спокойствие. Только Капитан, Гоблин и Одноглазый знали Отряд лучше, чем она, хотя, в отличие от них, она знала его не изнутри. Она понимала — чуяла, — что все не так просто. Нет, отнюдь нет.
Я от всей души надеялась, что она так и не разгадает загадку сегодняшнего нападения, хотя и опасалась, что ей уже многое ясно, потому что она продолжала интересоваться сожженными телами и Лозаном Лебедем. Однако ей ни разу не пришло в голову высказать предположение, что речь идет о похищении. Наверно, это и успокаивало меня.
Закончив с последним подсвечником, я просто осталась сидеть на своем месте, молча, стараясь не глядеть по сторонам. Было легче не думать об опасности, находившейся совсем рядом, когда руки неустанно работали. Я принялась молча молиться — как меня учили, когда я была еще маленькой. Женщине, объясняли мне тогда, это занятие никогда не повредит. Да и Сари не раз повторяла, что молитва помогает не выходить из образа.
Помогло и на этот раз.
Потом вернулся Джауль Барунданди. Под взглядами своих Сиятельств он вел себя с нами как лучший в мире начальник. Сказал Сабредил, что пора уходить. Сабредил энергично встряхнула Саву. Слезая со стола, я жалобно захныкала.
— Что с ней? — спросил Барунданди.
— Она голодна. Мы не ели весь день.
Обычно нас кормили — объедками, конечно. Тоже вид приработка. Сабредил и Сава обычно часть своей доли забирали домой. Все женщины-работницы так делали.
Протектор наклонилась вперед, пристально и настойчиво вглядываясь в наши лица. Чем, хотелось бы знать, были вызваны ее подозрения? Может, ее паранойя была настолько застарелой, что включалась совершенно интуитивно? Или она действительно могла читать мысли, хотя бы отчасти?
— В таком случае, пошли на кухню, — сказал Барунданди. — Сегодня у поваров осталось много лишнего.
Мы потащились за ним. Каждый шаг ощущался как огромный прыжок от зимы к весне, от тьмы к свету. Отойдя на некоторое расстояние от зала заседаний, Барунданди сильно удивил нас. Пробежав рукой по волосам и тяжело отдуваясь, он сказал Сабредил:
— Ох, до чего же хорошо вырваться оттуда! Рядом с этой женщиной мне всегда не по себе.
Мне тоже рядом с ней было не по себе. И только глубочайшее проникновение в образ спасло меня от того, чтобы выдать себя. Надо же! Кто бы мог подумать, что в Джауле Барунданди сохранилось еще что-то человеческое? Я почувствовала, что Сабредил сильно сжала мою руку, и вздрогнула.
Отвечая Барунданди, Сабредил смиренно согласилась, что да, присутствие Протектора нагоняет ужас.
Кухня, обычно не доступная для таких, как мы, случайных работников, была настоящей продуктовой сокровищницей. И даже охранявший ее дракон отсутствовал. Сабредил и Сава наелись до отвала, так что могли передвигаться лишь с трудом, точно откормленные утки. Да и с собой прихватили немало, надеясь, что удастся все это добро вынести. Получили свои жалкие монеты и побыстрее смылись, пока на них не навалили новой работы и до помощников Барунданди не дошло, что отстегиваемая им обычно часть заработка уплывает из рук.
Снаружи у входа стояли вооруженные охранники. Это было что-то новое. Серые, не солдаты. Они не слишком интересовались теми, кто выходил наружу. И не производили обычного беглого досмотра, целью которого было выяснить, не украл ли кто-нибудь из бродяг княжеское серебро.
Жаль, что наши образы не предполагали проявлений излишнего любопытства, тогда я смогла бы получше разглядеть причиненные нами повреждения. Обстроенная лесами деревянная стена-куртина уже приобретала отчетливые очертания. Но даже того, что я успела мельком заметить, было достаточно, чтобы внушить чувство благоговения. До сих пор мне не приходилось видеть собственными глазами, на что способны более поздние варианты оружия, стреляющего огненными шарами. Передняя часть Дворца казалась сделанной из темного воска, в который раз за разом втыкали раскаленный добела железный прут. Камень не только расплавился и потек, но местами просто испарился.
Мы освободились гораздо раньше, чем обычно. Была только середина дня. Я заторопилась, страстно желая поскорее убраться подальше. Сабредил придержала меня. Дворец окружала безмолвная толпа, собравшаяся здесь, чтобы поглазеть на разрушения. Сабредил пробормотала что-то вроде: «..Десять тысяч глаз».
9
Я ошиблась. Люди пришли не просто полюбоваться на результаты нашей ночной работы и подивиться тому, что расправиться с защитниками Протектора оказалось так легко. Их внимание привлекли четыре последова теля Бходи. Один из них взгромоздился аж на молитвенное колесо на одном из мемориальных столбов, установленных неподалеку от разгромленного входа, с наружной стороны быстро растущей стены-куртины. Два других распростерлись на вышитом красно-оранжевом полотне на булыжной мостовой. Четвертый, сияющий обритым наголо черепом, стоял перед Серым, очень молоденьким, лет шестнадцати, не больше. Этот Бходи скрестил на груди руки, глядя как бы сквозь юнца, который неловко переминался с ноги на ногу, не зная, как выполнить приказ помешать этим людям. Протектор запрещает такие выступления.
Происходящее могло заинтересовать даже Минх Сабредил. Она остановилась. Сава вцепилась ей в плечо и вытянула шею, чтобы лучше видеть.
Неприятное ощущение — стоять вот так, на виду, рядом с толпой молчаливых разинь.
Вскоре прибыло подкрепление для юного Серого, в виде мерзкого на вид сержанта-шадарита, который, по-видимому, воображал, что проблема Входи состояла в глухоте.
— Убирайтесь! — завопил он. — Или вас уберут отсюда!
Бходи со скрещенными руками ответил:
— Протектор посылала за мной.
Поскольку мы с Сари еще не получили последнего отчета от Мургена, то понятия не имели, о чем идет речь.
— Чего-чего?
Бходи на молитвенном колесе объявил, что оно готово. Сержант взревел и с силой сбросил его вместе с колесом со столба. Бходи наклонился, поднял колесо и начал снова устанавливать на место. Последователи Бходи никогда не применяли насилия, не оказывали сопротивления, но проявляли исключительное упорство.
Двое распростертых на молитвенном коврике поднялись с таким видом, точно сделали то, что собирались, и сказали что-то человеку со скрещенными руками. Он наклонил голову и тут же посмотрел вверх, стараясь встретиться со взглядом старшего Серого. И провозгласил, голосом громким, но неестественно, напряженно спокойным:
— Раджахарма. Долг Князей. Знай: Княжеский Сан — это доверие. Князь — это облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.
Все свидетели этой сцены никак не прореагировали на сказанное, точно ничего не слышали, а если и слышали, то не поняли.
Бходи, который говорил, опустился на молитвенный коврик, имевший тот же оттенок, что и его одежда.
Распростершись на нем, Бходи, казалось, растворился в чем-то всепоглощающем, необъятном.
Один из двух Бходи протянул ему большой кувшин. Он поднял его, как будто предлагая небу, а потом опрокинул на себя его содержимое. Сержант-шадарит с испуганным выражением лица оглянулся в поисках помощи.
Молитвенное колесо снова стояло на месте. Бходи, который им занимался, привел его в движение и отошел к тем двум, которые прежде лежали распростершись на молитвенном коврике.
Бходи, обливший себя из кувшина, ударил кремнем по огниву и исчез во взрыве пламени. Я ощутила запах керосина. Жар обрушился на нас, точно удар. Оставаясь по-прежнему в образе, я вцепилась в Сабредил обеими руками и испуганно залопотала что-то. Она быстро зашагала прочь, ошеломленная, с широко распахнутыми глазами.
Горящий Бходи не издал ни звука и не сделал ни одного движения до тех пор, пока жизнь не покинула его, оставив лишь обуглившуюся оболочку.
Толпа окружила его, ругаясь на разных языках. Теперь в ней чувствовалось возбуждение совсем иного рода. Последователи Бходи, которые помогали в подготовке ритуального самосожжения, исчезли, воспользовавшись моментом, пока все взгляды были сосредоточены на сгоревшем.
10
— До сих пор не могу поверить, что он действительно сделал это! — сказала я, сдирая с себя вонючие тряпки Савы вместе с ее безумной личностью.
Мы никак не могли успокоиться даже дома. Не хотелось говорить ни о чем, кроме этого самоубийства. Наши собственные ночные труды отошли на второй план. Они были уже пройденным этапом. Тобо, однако, придерживался другого мнения. Он прямо так и заявил нам и все порывался рассказать о том, что его отец видел во Дворце этой ночью. И, конечно, добился своего, для точности все время сверяясь с заметками, которые сделал с помощью Гоблина. Он ужасно гордился проделанной работой и хотел, чтобы мы по достоинству оценили ее.
— Но он даже не поговорил со мной, мама. Только сердился, когда я о чем-нибудь спрашивал. Как будто хотел как можно скорее покончить с делами и убраться отсюда.
— Знаю, дорогой, — сказала Сари. — Знаю. Он и со мной вел себя точно также. Вот, смотри, тут хлеб, который нам удалось вынести. Съешь что-нибудь. Гоблин, как там Лебедь? Здоров?
Одноглазый захихикал.
— Настолько, насколько это возможно для человека со сломанными ребрами. В штаны, правда, не наложил. — Он снова захихикал.
— Сломанные ребра? Объясни.
— А что тут непонятного? — ответил Гоблин. — Кто-то, имеющий зуб против Серых, немного переусердствовал. Нечего из-за этого волноваться. Парня можно извинить за то, что он позволил своим чувствам взять верх.
— Я устала, — сказала Сари. — Мы провели весь день в одной комнате с Душеловом. Я думала, что взорвусь.
— Ты? А я изо всех сил сдерживалась, чтобы не завопить и не выскочить оттуда. Пришлось так сильно сконцентрироваться на Саве, что я пропустила мимо ушей половину того, о чем они говорили.
— То, о чем они не говорили, возможно, даже более важно. Душелов явно заподозрила что-то насчет нашего нападения.
— Говорил я тебе — нужно вцепиться им в глотку! — рявкнул Одноглазый. — Пока они еще не поверили в нас. Убить их всех, и тогда не придется рыскать вокруг, пытаясь вычислить, как вызволить нашего Старика.
— Нас бы просто убили, — сказала Сари. — Душелов уже сейчас выглядела очень обеспокоенной. Все дело, конечно, в Дочери Ночи. Кстати, я хочу, чтобы вы двое поискали ее, и Нарайана тоже.
— Тоже? — спросил Гоблин.
— Душелов наверняка будет охотиться за ними с большим энтузиазмом.
— Кине, должно быть, опять не спится, — заметила я. — Нарайан и девушка не появились бы в Таглиосе, если бы не были уверены, что она их защитит. А это означает также, что красавица снова может начать копировать Книги Мертвых. Сари, скажи Мургену, чтобы он с них глаз не спускал. — Эти жуткие древние книги были похоронены в той же пещере, что и Плененные. — У меня возникла мысль, пока мы были там — после того, как я покончила с подсвечниками и сидела без дела. Прошло уже много времени с тех пор, как я читала Летописи Мургена. Насколько мне помнится, в них нет ничего, что могло бы нам сейчас помочь. Они касаются, в основном, текущих событий. И все же, когда я сидела там, всего в нескольких шагах от Душелова, у меня возникло отчетливое ощущение, как будто я упустила что-то важное. Меня даже в дрожь бросило. Но я уже так давно не заглядывала в них, что не в состоянии сказать, чем именно вызвано это ощущение.
— Теперь у тебя будет время. На несколько дней нам нужно залечь на дно.
— Ты-то собираешься ходить на работу?
— Это будет выглядеть подозрительно, если я именно сейчас исчезну.
— А я собираюсь ходить в библиотеку. Я откопала там кое-какие исторические труды, относящиеся к самым ранним дням Таглиоса.
— Да? — прокаркал Одноглазый, вздрогнув и пробудившись от полудремы. — Тогда выясни для меня, какого черта тут всегда правили только князья. Территории, которые им принадлежат, больше, чем большинство королевств в округе.
— Вопрос, который никогда не приходил мне в голову, — вежливо ответила я. — И, скорее всего, никому из местных жителей тоже. Хорошо, я поищу.
Если не забуду.
Из задней части склада, оттуда, где уже начали сгущаться тени, послышался нервный смех. Лозан Лебедь. Гоблин сказал:
— Он играет в тонк с ребятами, которых знавал в прежние времена.
— Нужно вывезти его из города, — сказала Сари. — Где мы могли бы содержать его?
— Он нужен мне здесь, — возразила я. — Необходимо расспросить его об этой равнине, почему он первый и оказался у нас. Не буду же я мотаться по стране каждый раз, когда, наконец, натолкнусь на что-то нужное в библиотеке, и мне понадобится его помощь.
— А вдруг Душелов пометила его как-то?
— У нас имеются два своих собственных колдуна. Пусть проверят его сверху донизу. Правда, они наполовину с придурью, но, если сложить их вместе, получится как раз один приличный колдунишка.
— Что за язык, Малышка?
— Извини, Одноглазый. Я хотела сказать…
— Дрема дело говорит. Если Душелов пометила его, вы должны быть способны обнаружить это.
Одноглазый заворчал:
— Думай головой! Если бы она пометила его, то уже была бы здесь, а не расспрашивала бы своих прихвостней, не нашли ли еще его кости.
Кряхтя и постанывая, коротышка выкарабкался из своего кресла и зашаркал в полумрак, скопившийся в дальней части склада, но не туда, откуда доносился голос Лебедя.
— Он прав, — согласилась я.
И направилась в ту сторону, где сидел Лебедь. Я не видела его около пятнадцати лет. За моей спиной Тобо принялся донимать мать расспросами о Мургене. Его явно задело безразличие отца.
Свет упал на мое лицо, когда я подошла к столу, где Лебедь играл в карты с братьями Гупта и капралом по имени Слинк. Лозан тут же уставился на меня.
— Дрема, ты? Ничуть не изменился. Что, Гоблин и Одноглазый наложили на тебя заклятье?
— Бог добр к тем, кто чист сердцем. Как твои ребра?
Лебедь пробежал пальцами по остаткам своих волос.
— А, ничего страшного. — Он потрогал бок. — Жить буду.
— Мне нравится, как ты воспринимаешь то, что произошло.
— Я уже давно нуждаюсь в отпуске. Теперь от меня ничего не зависит — прекрасно. Можно расслабиться, пока она не найдет меня снова.
— А она может?
— Ты сейчас Капитан?
— У нас уже есть Капитан. Я просто придумываю разные трюки. Так что, может она найти тебя?
— Ну, сынок, это, как говорится, бабушка надвое сказала. На одной чаше весов Черный Отряд с его четырьмя сотнями лет всяческих напастей и изворотливости. На другой — Душелов с четырьмя столетиями недоступных обычным людям средств и безумия. На кого поставить? По-моему, этот вопрос пока открыт.
— Она никак не пометила тебя?
— Только шрамами.
То, каким тоном он произнес это, заставило меня почувствовать, что он имел в виду.
— Хочешь перейти на нашу сторону?
— Шутишь? Неужели вы затеяли весь этот сыр-бор сегодня утром только ради того, чтобы попросить меня присоединиться к Черному Отряду?
— Мы затеяли весь этот сыр-бор сегодня утром ради того, чтобы показать миру, что мы все еще живы и можем делать, что и когда пожелаем. Что бы там ни вякала Протектор. А заодно и ради того, чтобы захватить тебя. Меня очень интересует все, что ты можешь рассказать о равнине Сияющего Камня.
Он несколько секунд изучающе разглядывал меня, а потом перевел взгляд на свои карты.
— Не ко времени этот разговор.
— Ты твердо собираешься придерживаться этой позиции?
— Это не для твоих ушей. Хотя, черт возьми, готов поспорить на что угодно — на свете нет такой пакости, о чем бы тебе не приходилось слышать. — Он сбросил черного валета.
Слинк покрыл эту карту дамой, сбросил девятку и усмехнулся, обнажив зубы, над которыми давно уже следовало потрудиться Одноглазому.
— Дерьмо! — проворчал Лебедь. — Я проморгал эту партию. Как бы научиться этой игре? Чертовски просто, кажется, но я никогда не встречал таглианца, способного постигнуть эту премудрость.
— Играй почаще с Одноглазым и научишься. Отвали, Син, дай-ка я вместо тебя сяду, а заодно поковыряюсь в мозгах у этого парнишки. — Я подтянула к себе стул, ни на мгновение не спуская с Лебедя взгляда. Кто-кто, а он знал, что это такое — войти в образ. Это был не тот Лозан Лебедь, о котором рассказывал Мурген в своих Анналах, и не тот, которого Сари встречала во Дворце. Я взяла пять карт из следующей сдачи. — Как тебе удается так расслабиться, Лебедь?
— А с какой стати мне сейчас напрягаться? Хуже, чем есть, уже быть не может. У меня нет даже двух карт одинаковой масти.
— Думаешь, больше тебе не из-за чего напрягаться?
— В свете сегодняшних событий мне остается лишь откинуться на спинку стула и ни о чем не думать. Просто играть себе в тонк, дожидаясь, пока моя подружка явится сюда и уведет меня домой.
— А ты не боишься? Судя по тому, что мне известно из Летописей, твое положение даже менее прочно, чем было у Копченого.
Его лицо застыло. Это сравнение ему явно не понравилось.
— Худшее уже произошло, не так ли? Я — в руках врагов. Но все еще цел и невредим.
— Никаких гарантий, что так будет и дальше. Если не станешь сотрудничать с нами. Проклятие! Если так дело пойдет и дальше, мне придется ограбить кого-нибудь, чтобы расплатиться!
Удача так и не вернулась ко мне до конца партии. Я проиграла.
— Я готов петь, точно дрессированная ворона, — сказал Лебедь. — Да что там — точно целая стая ворон. Но тебе будет от меня мало толку. Может, ты думаешь, что я и в самом деле был одним из заправил? Ошибаешься.
— Может быть. — Я пристально наблюдала за его руками, когда он сдавал. Кто его знает, может, попробует смухлевать? Однако, если у него и была такая задумка, он понял, что меня ему не провести, и не стал ничего предпринимать. Не зря я, значит, обучалась игре у Одноглазого. — Но ты должен доказать это. Для начала расскажи, как вам с Душеловом удалось так быстро убраться с равнины?
— Ну, это проще простого. — Он закончил сдачу безо всяких фокусов. — Мы неслись быстрее призраков, гнавшихся за нами. На тех самых черных конях, которых Отряд привел с севера.
Может, он и не врал. Мне самой не раз приходилось скакать на этих колдовских жеребцах. Скорость у них была несравненно выше, чем у обычных, а усталости они, казалось, и вовсе не знали.
— Может быть. Может быть. У нее нет какого-нибудь особого талисмана?
— Никогда ни о чем таком не слышал.
Опять скверные карты. Допрос Лебедя мог дорого мне обойтись. Хотя я вообще-то среди наших не самый сильный игрок в тонк.
— Что случилось с конями?
— Насколько мне известно, погибли. Время, или магия, или раны прикончили их. Что весьма огорчает и эту суку тоже. Она не любит ни ходить, ни летать.
— Летать?
Я так сильно удивилась, что сбросила карту, которую следовало сохранить. Один из братьев Гупта сразу же воспользовался этим и заработал еще пару монет.
— Мне нравится играть с тобой, — заявил Лебедь. — Да. Летать. Она раздобыла пару ковров, которые сделал Ревун. И неплохо управляет ими. Могу подтвердить это из личного опыта. Тебе сдавать. Ровно, гладко, ковер слушается ее как миленький.
Неизвестно откуда возник Одноглазый. Такой же «бодрый», как обычно.
— Есть место еще для одного? — спросил он, дыхнув алкоголем.
— Узнаю этот голос, — проворчал Лебедь. — Дудки. Я разгадал тебя еще двадцать пять лет назад. А мне-то казалось, что тебя послали куда-то в Кадигате. Или, может быть, в Наланду. И ты там сгинул.
— Я скор на ногу.
Слинк сказал:
— Можешь играть, но только если покажешь сначала деньги и согласишься не сдавать.
— И держать руки все время на крышке стола, — добавила я.
— Ты разбиваешь мне сердце, Малышка. Люди могут подумать, будто ты считаешь меня мошенником.
— Вот и отлично. Зачем им терять время и страдать, убеждаясь в этом на собственном опыте?
— Малышка? — спросил Лебедь. Внезапно в его глазах возникло совершенно новое выражение.
— У Одноглазого словесный понос. Садись, старик. Лебедь только что рассказывал нам о магических коврах Душелова и о том, как ей не нравится летать. Как ты думаешь, это нам не может пригодиться?
Лебедь молча переводил взгляд с одного на другого, а я следила за руками Одноглазого, пока он подвигал к себе карты. Он запросто мог «поработать» над этой колодой раньше.
— Малышка?
— У нас что тут, эхо? — спросил Слинк.
— У тебя проблемы? — спросила я.
— Нет! Нет. — Лебедь выставил вперед ладонь свободной руки. — Просто, оказавшись здесь, я столкнулся с массой сюрпризов. К примеру, уже видел четырех человек, которых Душелов считает мертвыми. В том числе некоего поганого колдунишку и женщину нюень бао, которая ведет себя так, точно она тут за старшего.
— Не смей говорить так о Гоблине, — проворчал Одноглазый. — Мы с ним приятели. Я за него горой. — Он захихикал.
Лебедь не обратил на его слова никакого внимания.
— А вот теперь ты. Значит, ты женщина?
Я пожала плечами.
— Не все об этом знают. И это не имеет значения. Я думала, у этого остолопа с повязкой на глазу и в вонючей шляпе хватит ума не распускать язык при постороннем. — Я сердито посмотрела на Одноглазого.
Он усмехнулся, вытянул карту из колоды, посмотрел и сбросил ее.
— Она жуть какая склочная, Лебедь. Но и продувная, черт бы ее побрал. Это она придумала план, как заполучить тебя. И уже начала разрабатывать другой, правда, Малышка?
— Даже несколько. Хотя Сари хочет, чтобы следующим был Генерал-инспектор.
— Гокхейл? А какой нам с него прок?
— Задай этот вопрос ей. Лебедь, тебе известно что-нибудь о Гокхейле? Он случайно не балуется с молоденькими девочками, как Перхюль Кноджи?
Одноглазый бросил на меня злобный взгляд. Лебедь посмотрел… удивленно. На этот раз я явно сболтнула что-то лишнее.
А, ладно. Слово не воробей…
— Ну?
— Да, есть немного. — Лебедь заметно побледнел и делал вид, что полностью сосредоточился на своих картах, но едва сдерживал дрожь в руках. — В их ведомстве многие этим страдают. Общие интересы сближают. Радиша не знает. Точнее, не хочет знать.
Он сбросил вне очереди. Чувствовалось, что игра внезапно утратила для него свою прелесть.
До меня, наконец, дошло, почему. Он подумал, что, раз я говорю при нем так свободно, это может означать одно — ему крышка.
— С тобой все будет хорошо, Лебедь. Пока ты ведешь себя прилично. Пока отвечаешь на наши вопросы. Черт, ты нужен мне живой! И даже не столько мне, сколько тем нашим парням, которые похоронены под Сияющей равниной. Они очень хотели бы послушать твое мнение насчет того, как им выбраться оттуда. — А интересно было бы понаблюдать за его разговором с Мур геном.
— Они все еще живы? — ошеломленно спросил он.
— Еще как живы. Просто заморожены во времени. И с каждой минутой злятся все сильнее.
— Я думал… Великий Бог… Дерьмо!
— Не смей говорить так о Господе! — взвился Слинк.
Он тоже был веднаит, из Джайкури. И гораздо более ревностный, чем я. Молился, по крайней мере, раз в день и несколько раз в месяц посещал храм. Местные веднаиты думали, что он беженец из Деджагора, которого Бонх До Тран нанял, потому что во время осады он оказал нюень бао ряд услуг. Большинство братьев были наемными рабочими и трудились в поте лица. Чтобы не выделяться среди местных и, конечно, чтобы заработать.
Сглотнув, Лебедь сказал:
— Ваши люди вообще-то едят? У меня со вчерашнего дня во рту ни крошки не было.
— Едят, — ответила я. — Но не то, к чему ты привык. Нюень бао и впрямь не едят ничего, кроме рыбьих голов и риса. Восемь дней в неделю.
— А что рыба? Совсем неплохо. Лишь бы брюхо набить.
— Слинк, — сказала я. — Нужно послать команду в Семхи, к Дереву Бходи. Протектор, очень может быть, и впрямь собирается срубить его. Если мы помешаем ей, то можем приобрести друзей. — Я рассказала о Бходи, который сжег себя, и об угрозе Душелова уничтожить Дерево. — Жаль, что я не могу сама отправиться туда. Интересно было бы посмотреть, как в этом случае сработает их этика непротивления. Они что, в самом деле будут просто стоять вокруг и смотреть, как уничтожают их самую почитаемую святыню? Но у меня слишком много дел здесь. — Я отшвырнула карты. — Фактически, я и сейчас не имею права бездельничать.
Я устала, но считала своим долгом почитать Летописи Мургена до того, как лечь спать.
— Черт, откуда ей все это известно? — прошептал Лебедь за моей спиной, когда я выходила. — И еще. Это и в самом деле «она»?
— Никогда не проверял этого лично, — ответил Слинк. — у меня есть жена. Но у Дремы определенно есть кое-какие женские замашки.
Какого дьявола? Хотелось бы мне знать, что он имел в виду. Я — просто один из парней, и все.
11
Дела пошли, дела пошли! Известие о нашей дерзкой вылазке распространилось по всему городу. Интересно, что говорят люди? Мне захотелось поскорее оказаться среди них. Быстро глотая холодный рис, я слушала, что говорил Тобо. Он снова жаловался на то, что отец не уделяет ему никакого внимания.
— Ты считаешь, что я могу тебе в этом как-то помочь, Тобо?
— А?
— Если ты думаешь, что я могу его убедить, чтобы он поговорил со своим ребенком по душам, тогда ты понапрасну тратишь свое время и мое терпение, толкуя об этом. Где твоя мать?
— На работе. Уже давно ушла. Сказала, что могут возникнуть подозрения, если она не придет сегодня.
— Наверняка. Сейчас они ко всему будут относиться настороженно. Тебе не кажется, что вместо бессмысленного нытья лучше подумать о том, что ты будешь делать в следующий раз, когда увидишь отца? И кстати, для меня очень важно, чтобы ты продолжал записывать все, о чем его спрашивают. И ответы, конечно.
Судя по недовольному ворчанию, предложение поработать вызвало у него не больше восторга, чем у любого мальчишки его возраста.
— Мне тоже пора на работу.
Очень подходящий день для того, чтобы оказаться в библиотеке пораньше. Там почти целый день никого не будет, поскольку на сегодня назначено большое собрание бхадралока — группы объединившихся по доброй воле образованных людей, которые не любили Протектора и находили само учреждение Протектората совершенно ненужным и даже вредным для страны. Они в шутку называют себя интеллектуальными террористами. Слово «бхадралок» означает что-то вроде «порядочные люди», и они действительно себя такими считают. Все они образованные Гунни из высшей касты, из чего автоматически следует, что подавляющее большинство таглианцев из низших каст относятся к ним безо всякой симпатии. Самая их большая проблема с Протектором состоит в том, что она относится к их высокомерным претензиям на превосходство с совершеннейшим презрением. Как революционеры и террористы, они гораздо менее пылки, чем другие общественные объединения, которых в городе немало. Очень сомневаюсь, что Душелов приставила к ним своих шпионов. Они и выглядели-то очень смешно, выкрикивая из-за плеча друг друга, что мир катится в ад в запряженной козлами телеге, которой правит демон в черном. Зато каждую неделю или около того библиотека оказывалась почти полностью в моем распоряжении. Я всячески поддерживала их бунтарское рвение.
Покончив с едой, я, наконец, собралась в дорогу. Недалеко от выхода из склада стояли двое наших братьев, обычно выполняющих для До Трана всякую вспомогательную работу. Завидев меня, один из них сделал жест, показывая, что у них есть новости. Вздохнув, я свернула в их сторону.
— В чем дело, Речник?
Так его звали у нас. Настоящее имя этого человека мне, по крайней мере, известно не было.
— В ловушки угодили новые Тени.
— Ох, нет. Проклятие! — Я покачала головой.
— Плохо.
— Очень плохо. Иди, расскажи об этом Гоблину. Я постою тут с Раном, пока ты вернешься, Да не застревай там. Я опаздываю на работу.
Не совсем правда, но таглианцы плохо представляют себе, что значит поторопиться, а такое понятие, как пунктуальность, и вовсе чуждо большинству из них.
В ловушки угодили Тени. Ничего хорошего, без сомнения. Насколько нам было известно, сейчас в распоряжении Душелова имелось не больше двух дюжин послушных ей Теней. Гораздо больше их одичали, сбежали далеко на юг и превратились в ракш асов, то есть демонов или дьяволов, но не совсем таких, с какими в прежние времена сталкивались на севере мои братья. Северные демоны были одинокими существами, каждый из которых сам по себе обладал значительной силой. Ракшасы по отдельности были слишком слабы и поэтому действовали сообща. Очень опасные создания.
Судя по древним мифам, в прошлом они, конечно, обладали гораздо большим могуществом. Колотили друг друга по голове вершинами гор, у каждого на месте отсеченной головы вырастали две новые, а любимым развлечением этих очаровательных тварей было овладевать прекрасными женами королей, которые на самом деле являлись инкарнациями божеств, хотя и не помнили этого. В давние времена, должно быть, жизнь была гораздо увлекательней — даже если все это и не имело особого смысла.
Душелов глаз не спускает со своих Теней. Они — ее наиболее ценный ресурс. Поэтому, посылая их шпионить, она всегда старается точно знать, где находится каждая из них. По моему мнению, единственный разумный подход, если обладаешь невосполнимыми ресурсами. К примеру, я вела себя именно так по отношению к Лозану Лебедю и каждому, кому было поручено его караулить. Знала, куда и каким путем они пошли, когда и как возвращались обратно, а также что происходило между этими двумя моментами. И если бы они, не дай Бог, не вернулись вовремя, я лично отправилась бы на розыски. Точно также, по моим понятиям, должна действовать и Душелов в отношении своих Теней.
В раннем утреннем свете, прихрамывая, появился Гоблин. Ругаясь на чем свет стоит. Одетый в покрывающую его с ног до головы шерстяную коричневую хламиду, которые носят веднаиты-дервиши. Он ненавидел эту экипировку, но что поделаешь? Выходя в город, нужно маскироваться. Я не осуждала его — в шерстяной одежде жарковато. Эти святые люди носили ее, чтобы напомнить себе об аде, которого можно избежать лишь на пути аскетизма и добрых дел.
Читать бесплатно другие книги:
