Забытый сад Мортон Кейт

— Конечно не нужна, — ответил Кристиан. — Но в те времена этого не знали, такие выдержки были обычным делом.

— Видимо, решили, что если за пятнадцать минут получается нормальный снимок, то за час получится блестящий, — предположила Руби.

— Об опасности тогда никто не подозревал. Рентгеновские лучи открыли только в тысяча восемьсот девяносто пятом, так что доктор Мэтьюс был среди первых, кто их использовал. Вообще-то поначалу люди считали их полезными для здоровья, надеялись вылечить ими рак, кожные болезни и другие расстройства. Их даже использовали в салонах красоты. Понадобился не один год, чтобы проявились отрицательные последствия, ожоги и инфекции, опухоли и рак.

— Так вот что за отметины были у Розы, — сказала Кассандра. — Ожоги.

Кристиан кивнул.

— Рентгеновское излучение не только поджарило ее яичники. Несомненно, оно сожгло и кожу.

Порыв ветра шумно зачертил тонкими ветками узоры по оконным стеклам. Свет свечей моргнул, когда холодная лента воздуха проскользнула вдоль плинтуса. Руби поставила пустую тарелку в тарелку Кассандры и провела салфеткой по рту.

— Но если Роза была бесплодна, то кто родил Нелл?

— Я знаю кто, — сказала Кассандра.

— Правда?

Она кивнула.

— Все есть в альбомах. По правде говоря, я считаю, что именно об этом Клара и хочет мне рассказать.

— Кто такая Клара? — спросил Кристиан.

Руби вздохнула.

— Ты считаешь, что Нелл — ребенок Мэри.

— Кто такая Мэри? — Кристиан переводил взгляд с одной на другую.

— Подруга Элизы, — ответила Кассандра. — Мама Клары. Служанка в Чёренгорбе, которую уволили в начале тысяча девятьсот девятого, когда Роза обнаружила, что беременна.

— Роза уволила ее?

Кассандра кивнула.

— Она пишет в альбоме, как невыносима мысль о том, что у кого-то столь недостойного будет ребенок, в то время как ей в нем безнадежно отказано.

Руби сделала глоток вина.

— Но почему Мэри отдала ребенка Розе?

— Сомневаюсь, что она отдала просто так.

— Думаешь, Роза купила дитя?

— Всякое бывает, верно? Люди совершали и худшие поступки, чтобы обрести ребенка.

— По-твоему, Элиза все знала? — спросила Руби.

— Хуже того, — сказала Кассандра. — Думаю, она помогала. Думаю, именно поэтому она и уехала.

— Вина?

— Точно. Она помогла Розе воспользоваться ее высоким положением, чтобы отобрать ребенка у женщины, которая нуждалась в деньгах. Позднее Элиза не смогла с этим смириться. Они с Мэри были близки, Роза пишет об этом.

— Ты предполагаешь, что Мэри хотела ребенка, — сказала Руби. — Не желала отказываться от него.

— Я предполагаю, что нельзя бескорыстно отказаться от ребенка. Возможно, Мэри нуждалась в деньгах, ребенок мог мешать ей, она даже могла считать, что дитя обретет лучший дом. И все равно я считаю, что эта потеря опустошила ее.

Руби подняла брови.

— А Элиза помогла Розе.

— И потом уехала. Вот почему я думаю, что дитя отдали неохотно. Наверное, Элиза уехала, потому что не в силах была оставаться и смотреть на Розу с дочкой Мэри. Расставание матери с ребенком оказалось непростым и камнем легло на совесть Элизы.

Руби медленно кивнула.

— Это объясняет, почему Роза перестала часто видеться с Элизой после рождения Айвори, почему они отдалились друг от друга. Роза, возможно, догадывалась, как Элиза себя чувствует, и боялась, что та каким-нибудь поступком омрачит ее новообретенное счастье.

— Например, заберет Айвори, — сказал Кристиан.

— Что она в конце концов и сделала.

— Да, — согласилась Руби, — что она в конце концов и сделала. — Руби подняла брови, глядя на Кассандру. — Так когда ты отправишься к Кларе?

— Она пригласила навестить ее завтра в одиннадцать часов.

— Черт. Я уезжаю около девяти. Проклятая работа. Я бы с удовольствием тебя подбросила.

— Я подброшу, — отозвался Кристиан.

Он крутил ручки на обогревателе, стараясь установить максимальный режим. Сильно пахло керосином.

Кассандра постаралась не заметить усмешку Руби.

— Правда? Ты уверен?

Он улыбнулся, встретился с ней глазами и отвел их через мгновение.

— Ты же меня знаешь. Всегда рад помочь.

Кассандра улыбнулась в ответ, разглядывая стол, ее щеки горели. Из-за Кристиана ей словно снова стало тринадцать. Такое юное, ностальгическое чувство — перемещение в то время и пространство, когда вся жизнь еще впереди, — что ей не хотелось с ним расставаться. Хотелось отогнать ощущение вины, словно, наслаждаясь обществом Кристиана, она предает память Ника и Лео.

— И почему, по-вашему, Элиза ждала до тысяча девятьсот тринадцатого? — Кристиан перевел взгляд с Руби на Кассандру. — В смысле, чтобы забрать Нелл. Почему не раньше?

Кассандра легонько провела рукой по столу, любуясь игрой свечного света на коже.

— Думаю, потому, что Роза и Натаниэль погибли в железнодорожной катастрофе. Мне кажется, что, несмотря на смятенные чувства, Элиза не хотела вмешиваться, пока Роза была счастлива.

— Но как только Роза умерла…

— Именно. — Кассандра встретила взгляд Кристиана. Его лицо было странно серьезным, и у нее холодок пробежал по спине. — Как только Роза умерла, Элиза не в силах была смириться, что Айвори осталась жить в Чёренгорбе. Думаю, она забрала девочку, чтобы вернуть ее Мэри.

— Так почему не вернула? Почему посадила на корабль в Австралию?

Кассандра выдохнула, и пламя соседней свечи затрепетало.

— Этого я пока не продумала.

Загадкой было и то, многое ли знал Уильям Мартин, когда встретился с Нелл в тысяча девятьсот семьдесят пятом. Мэри была его сестрой, разве он не узнал бы, если бы она забеременела? Если бы родила ребенка, но не стала его воспитывать? И конечно, если Уильям знал, что Мэри беременна, он знал и о роли, которую Элиза играла в неофициальном удочерении. Он, несомненно, сказал бы обо всем Нелл. В конце концов, если Мэри была матерью Нелл, Уильям был ее дядей. Кассандра не могла вообразить, что он промолчал, когда давно потерянная племянница возникла на его пороге.

И все же в тетради Нелл не было ни слова, что Уильям ее узнал. Кассандра изучала страницы в поисках намеков, которые могла пропустить. Уильям не сказал и не сделал ничего, что позволило бы предположить его родственную связь с Нелл.

Возможно, конечно, Уильям не замечал, что Мэри беременна. Кассандра знала о таких случаях из журналов и американских ток-шоу. Женщины скрывали свою беременность все девять месяцев. Мэри вполне могла поступить так же, чтобы обмен состоялся. Роза могла настоять на секретности. Она же не хотела, чтобы вся деревушка знала о происхождении ребенка.

Но разве возможно, что девушка забеременеет, заключит помолвку, потеряет работу, отдаст ребенка, вернется к прежней жизни и никто ничего не узнает? Не было сомнений, что Кассандра что-то упустила.

— Похоже на сказку Элизы, правда?

Кассандра взглянула на Кристиана.

— Что именно?

— Да все: Роза, Элиза, Мэри, ребенок. Разве не похоже на «Золотое яйцо»?

Кассандра покачала головой. Название было ей незнакомо.

— Это из «Волшебных сказок для девочек и мальчиков».

— В моей книге нет этого, наверное, у нас разные издания.

— Было всего одно издание. Потому-то книга такая редкая.

Кассандра пожала плечами.

— Я никогда ее не видела.

Руби хлопнула ладонью.

— Довольно! Чихать я хотела, сколько было изданий. Расскажи нам о сказке, Кристиан. Почему ты думаешь, что она о Мэри и ребенке?

— Вообще-то «Золотое яйцо» — довольно странная сказка, мне всегда так казалось. Не такая, как другие, более грустная, с сомнительной моралью. Она о злой королеве, которая вынуждает юную девушку отдать волшебное золотое яйцо, чтобы излечить больную принцессу. Девушка сначала сопротивляется, так как сохранить яйцо — цель всей ее жизни, право, данное с рождения, кажется, так она объясняет. Но королева изводит ее, и в конце концов девушка соглашается, потому что убеждена, что, если не отдаст яйцо, принцесса будет вечно страдать и королевство будет обречено на вечную зиму. В сказке есть персонаж, который играет роль посредника, — служанка. Она работает на принцессу и королеву, но в итоге пытается уговорить девушку не расставаться с яйцом. По-видимому, служанка понимает, что яйцо — это часть девушки и без него у девушки не будет ни цели, ни смысла жизни. Собственно, это и происходит, девушка отдает яйцо и гибнет.

— Ты думаешь, служанка — Элиза? — спросила Кассандра.

— Все сходится, верно?

Руби оперлась подбородком на кулак.

— Дай-ка я уточню, ты утверждаешь, что яйцо — это ребенок? Нелл?

— Да.

— И Элиза написала сказку, чтобы облегчить свою вину?

Кристиан покачал головой.

— Не вину. В сказке не чувствуется вины. Скорее, печаль. Она грустит о себе, о Мэри. И о Розе тоже. Все герои сказки поступают, как считают правильным, но хранительницу яйца не ждет счастливый конец.

Кассандра задумчиво прикусила губу.

— Ты правда считаешь, что сказка, написанная для детей, может быть автобиографичной?

— Не вполне автобиографичной, не в буквальном смысле. Если только с автором не случались весьма странные вещи. — Он поднял брови. — Я только думаю, что Элиза могла превращать истории из своей собственной жизни в сказки. Разве не так поступают писатели?

— Не знаю. А разве так?

— Завтра я принесу «Золотое яйцо», — пообещал Кристиан. — Сможешь сама решить. — Теплый желтоватый свет свечей подчеркивал его скулы, подсвечивал кожу. Он робко улыбнулся. — Волшебные сказки Элизы — единственный голос, который у нее остался. Кто знает, что еще она пытается нам сказать?

Когда Кристиан уехал в деревню, Руби и Кассандра уложили спальные мешки на синтепоновые матрасы, которые он им привез. Они решили устроиться внизу, чтобы погреться у плиты, и отодвинули стол, чтобы освободить место. Ветер с моря тихо задувал в трещины под дверью, в щели между половицами. Дом пах влажной землей сильнее, чем в дневное время.

— А сейчас пора рассказывать истории о привидениях, — прошептала Руби, грузно повернувшись лицом к Кассандре. Она усмехнулась, по ее лицу пробежали тени и отблески света. — До чего забавно! Я говорила, как тебе повезло заполучить дом с привидениями на краю морского утеса?

— Пару раз.

Руби дерзко улыбнулась.

— А как тебе повезло заполучить «друга» вроде Кристиана — красивого, умного и доброго?

Кассандра сосредоточилась на молнии своего спального мешка, застегивая ее слишком внимательно для столь несложной задачи.

— «Друга», который явно считает тебя венцом творения.

— Ах, Руби. — Кассандра покачала головой. — Вовсе нет. Ему просто нравится помогать мне в саду.

Руби весело подняла брови.

— Конечно, ему нравится сад. И потому битых две недели он работает даром.

— Я правду говорю!

— Конечно.

Кассандра спрятала улыбку и продолжила с оттенком негодования:

— Веришь или нет, но тайный сад очень важен для Кристиана. Он играл в нем ребенком.

— И пылкая страсть к саду объясняет, почему он завтра везет тебя в Полперро.

— Простая любезность. Он добрый человек. Я тут ни при чем, никаких особых чувств он ко мне не питает. Я ему вовсе не нравлюсь.

Руби глубокомысленно кивнула.

— Конечно, ты права. В смысле, было бы чему нравиться.

Кассандра глянула в сторону, невольно улыбаясь.

— Так, — она прикусила нижнюю губу, — по-твоему, он красив?

Руби усмехнулась.

— Сладких снов, Кассандра.

— Спокойной ночи, Руби.

Кассандра задула свечу, но полная луна не дала комнате погрузиться в темноту. Серебристая пленка, гладкая и тусклая, как застывший воск, разлилась по всем поверхностям. Кассандра лежала в полумраке и мысленно перебирала фрагменты головоломки: Элиза, Мэри, Роза и, время от времени, совсем не к месту, Кристиан, который поймал ее взгляд прежде чем отвернуться.

Через пару минут Руби тихо засопела. Кассандра улыбнулась. Могла бы и догадаться, что Руби легко засыпает. Она закрыла глаза, ее веки отяжелели.

Море бурлило у подножия утеса, деревья шептали на полночном ветру, Кассандра тоже скользнула в сон…

…Она была в тайном саду, сидела под яблоней на мягчайшей траве. День был очень теплым. Пчела прогудела в яблочном цвету, зависла и уплыла прочь с ветерком.

Она испытывала жажду, хотела пить, хотя бы воды, но рядом ничего не было. Она протянула руку, пытаясь встать, но не смогла. Ее живот был большим и раздутым, кожа под платьем натянулась и чесалась.

Она была беременна.

Как только она это поняла, ощущение стало знакомым. Она чувствовала, как тяжело бьется сердце, чувствовала тепло кожи, а потом ребенок начал пинаться…

— Касс.

…пинаться так сильно, что ее живот съехал в сторону, и она положила руку на его выпуклость, пытаясь поймать маленькую пяточку…

— Касс.

Она открыла глаза, увидела лунный свет на стенах, услышала потрескивание плиты.

Руби, опираясь на локоть, похлопывала ее по плечу.

— Все в порядке? Ты стонала.

— Все нормально. — Кассандра села и пощупала живот. — О господи. Мне приснился престранный сон. Я была беременна, на очень позднем сроке. Мой живот был огромным и тугим, и все было таким ярким. — Она потерла глаза. Я сидела в огороженном саду, и ребенок пинался.

— Это все наши разговоры о ребенке Мэри, о Розе, о золотых яйцах, все перемешалось.

— Не говоря уже о вине. — Кассандра зевнула. — Но сон был таким реальным, совсем как наяву, мне было ужасно неудобно и жарко, а когда ребенок начал пинаться, еще и очень больно.

— Прелестная картина беременности, — заметила Руби. — Хорошо, что я никогда не пробовала.

Кассандра улыбнулась.

— В последние месяцы не слишком весело, зато потом воздается сторицей. В тот миг, когда на твоих руках оказывается новая крошечная жизнь.

Ник плакал в родильном зале, а Кассандра не плакала. Она слишком принадлежала настоящему, была частью удивительного мгновения. Слезы — это выход на второй уровень чувств, способность выйти за рамки событий и посмотреть на них со стороны. Для этого опыт Кассандры был слишком свежим. Она горела от головокружительного ликования. Словно стала лучше слышать, лучше видеть, чем когда-либо прежде. Она слышала, как бьется ее пульс, как гудят лампы над головой, как дышит ее дитя.

— Вообще-то я однажды была беременна, — сказала Руби. — Но всего минут пять.

— Ах, Руби. — Кассандру охватила жалость. — Ты потеряла ребенка?

— Можно и так сказать. Я была молода, мы совершили ошибку и пришли к выводу, что рано через это проходить. Я решила, что впереди полно времени, чтобы наверстать. — Она пожала плечами, разглаживая спальный мешок на ногах. — Вот только когда я стала готова, в моем распоряжении больше не было необходимого компонента.

Кассандра склонила голову набок.

— Спермы, моя дорогая. Не знаю, может, лет до сорока меня мучил непрерывный ПМС, но почему-то мне никак не удавалось найти общий язык ни с одним из множества живущих на свете мужчин. Когда я встретила парня, с которым смогла жить, поезд уже ушел. Мы какое-то время пытались, но, — она пожала плечами, — что ж, с природой не поспоришь.

— Мне очень жаль, Руби.

— Зря. Я прекрасно справляюсь. У меня есть любимая работа и добрые друзья. — Она подмигнула. — К тому же ты видела мою квартиру. Так что мне повезло. Там кошке негде повернуться — правда, кошки у меня нет.

Кассандра улыбнулась.

— Надо строить жизнь из того, что есть, а не из того, чего не хватает. — Руби снова легла и поудобнее устроилась в спальном мешке, натянув его на плечи. — Бай-бай.

Кассандра еще немного посидела, глядя, как тени танцуют на стенах, и размышляя о словах Руби. О жизни, которую она, Кассандра, построила из тех, кого ей не хватало. Нелл поступила так же? Бросила жизнь и семью, которые у нее были, чтобы сосредоточиться на людях, которых у нее не было? Кассандра легла и закрыла глаза, позволив ночным звукам заглушить беспокойные мысли. Дыхание океана, волны, разбивающиеся об огромную черную скалу, животные на крыше, верхушки деревьев, шелестящие на ветру…

Коттедж — уединенное место, изолированное днем, еще больше — с наступлением темноты. Дорога не доходит до самого верха утеса, ворота в тайный сад закрыты, а за ними лежит лабиринт, через который непросто пройти. В таком месте можно годами не видеть ни одной живой души.

От внезапной мысли Кассандра задохнулась и села.

— Руби, — прошептала она, затем сказала громче: — Руби!

— Я сплю, — донесся неразборчивый отклик.

— Но до меня только что дошло.

— Все равно сплю.

— Я знаю, зачем они построили стену, зачем Элиза уехала. Вот почему мне приснился сон — подсознание все поняло и попыталось мне объяснить.

Вздохнув, Руби перекатилась на другой бок и оперлась на согнутую руку.

— Твоя взяла, я проснулась, только что.

— Здесь жила Мэри, когда была беременна Айвори. Здесь, в коттедже. Вот почему Уильям не знал, что она беременна. — Кассандра наклонилась к Руби. — Вот почему Элиза уехала: Мэри заняла ее место. Служанку спрятали в коттедже и построили стену, чтобы никто ее случайно не увидел.

Руби потерла глаза и села.

— Коттедж был клеткой до тех пор, пока не родился ребенок и Роза не стала матерью.