Ловцы звезд Кук Глен

Глава восемнадцатая:

3049 н.э.

Операция «Дрaкoн», перемена

Сколько мог, он не обращал внимания, что его трясут за плечо. Потом буркнул, отказываясь просыпаться:

– Чего тебе?

– Вставай, Мойше. Время работать. Работы, кстати, невпроворот.

Ага. Эми. Слишком по-деловому настроена для девушки, которая должна стать женой. Он приоткрыл глаз и посмотрел на часы.

– Пять часов? Так что же это за отдых? – буркнул он. – И как я сюда попал? Я же был в отделе контакта?

– Прошло одиннадцать часов. Часы отключены для экономии энергии. Тебя принесли на носилках. Я думала, у тебя сожжен разум… – Она бросилась ему на грудь и отчаянно вцепилась в плечи. – Мойше, я так испугалась…

– Ладно, ладно. Я ведь выжил, – проворчал он. Никак не мог привыкнуть к обычаю сейнеров не скрывать эмоций.

Она сунула руку под одеяло и стала его щекотать – Вставай, Ворчун. Работать надо.

Он обхватил ее руками и перекатил на спину, ища губами ее губы.

– Мойше!

Он подавил этот протест поцелуем.

– Уже неделя прошла, миледи.

– Я знаю, но…

– Никаких «но», женщина. Горбатые крокодилы энтропии грызут подбрюшье наше, и я не собираюсь упускать возможности залудить его куском трубы.

– Мойше, что ты себе позволяешь!

– Заткнись.

– Слушаюсь, хозяин.

Потом они поспешно оделись. Эми выбрала свежий комбинезон.

– Так что за спешка? – спросил Мойше.

– Тебе придется вернуться к работе. Мойше… на этот раз мы в отчаянном положении. Мы на нисходящей орбите вокруг Звездного Рубежа. То, что убило сангарийцев, сплавило наши ментопаруса. Если за два дня мы не запустим двигатели, коснемся границы.

– Границы?

– Предела. За которым Звездный Рубеж стреляет по кораблям.

– Отчего же мы тогда живы?

– Его пересекли только сангарийцы. Эта машина воспринимает все буквально. Ладно, в общем, нам через три часа на вахту, а Ярл сначала должен прогнать тебя через несколько тестов.

– А потом нельзя?

– Он сказал сегодня.

– А, все равно. Я уже проснулся. Где Маус?

– В госпитальном отсеке. Поправляется нормально.

До госпитального отсека было пятнадцать километров. Может, и больше, если учесть объезды. Мойше знал, что нужно будет двигаться быстро.

– Сначала мы туда.

– Зачем?

– Навестить Мауса.

– А тесты!

– К чертям тесты. Я хочу видеть Мауса. Ты идешь?

– Да ты что? Эй! Подожди!

Они побежали к скутеру, шутливо поборолись за руль. Мойше победил. Он не верил ей, что она отвезет его туда, куда он хочет.

Он летел по коридору, распугивая ругающихся пешеходов. Ветер в лицо радовал – пока он не вспомнил, что случилось. Память о том, что он сделал, заставила его при входе в госпитальный отсек вести себя тихо.

Враньем и угрозами он пробился мимо сестер, которые считали, что здесь у них монастырь.

Они бродили по отделению, где должен был быть Маус, но его не нашли.

Вдруг откуда-то дальше по коридору разнесся женский смех.

– Как ты думаешь? – спросил Мойше.

– Я бы не стала ставить против, – ответила она. Ее хорошее настроение еще не развеялось.

Мойше пошел на звук смеха в небольшую отдельную палату, где обнаружил Мауса, который охмурял сестру. Бен-Раби задумался, за каким, собственно, чертом он сюда пришел. Кажется, Маусу он не слишком нужен. Потом он понял. Он пришел не по какой-нибудь разумной и солидной причине, а просто потому, что хотел знать, как Маус. И это было глупо. Наземники так себя не ведут.

Излишне говорить, что Маус чувствовал себя отлично.

– Чего ты тут делаешь? – спросил Мойше, чувствуя себя неловко, что прерывает беседу. – Там работа стоит!

Маус усмехнулся и подмигнул:

– Мойше, каждому полагается отпуск. Кроме того, здесь я познакомился с Викки. Дорогая, скажи «здрасьте» моему другу Мойше.

– Здрасьте моему другу Мойше.

– Видишь, какая девушка? Я все хочу выяснить, так ли эти длинные стройные ноги хороши, как обещают. Эта рабочая одежда очень портит вид женщины.

– Как ты, Маус? – спросил бен-Раби.

– Не хуже, чем можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, как сказал человек перед тем, как закрыли его гроб. – Он сдвинул верхнюю простыню. Его рука и плечо были скрыты толстым слоем бинтов и частично – гипса. – Через пару дней они меня отсюда выкинут. Если только я не нашепчу в это красивое ушко чего-нибудь такое, чтобы меня здесь оставили.

Викки хихикнула.

– Ну, что ж. Я просто хотел проверить. Извини, что помешал. Веди себя хорошо.

– Разве когда-нибудь бывало иначе? – Маус коротко рассмеялся. – Слушай, Мойше, загляни, будь другом, в мою каюту и посмотри, чтобы там никто серебряные ложки не спер.

– Сделаю.

– Увидимся через пару дней.

– Ага.

Бен-Раби повернулся и вышел, Эми за ним.

– Черт! – с сердцем сказал он. – Дураком себя чувствую.

– Почему?

Он покачал головой. Это трудно было объяснить. Тем более ей. Сейнеру не понять, что он имел в виду, когда сказал, что они с Маусом миновали ту точку, где был возможен возврат, и стали настоящими друзьями. В биографии Эми не было ничего такого, чтобы она могла понять, что это значит для наземника.

А у нее был беспокойный вид.

– Думаешь, что скажет Ярл на наше опоздание? – спросил он.

– Угу.

Задумчивость не оставляла ее весь путь по стерильным коридорам.

– А что это за тесты?

– Не знаю. Просто какие-то тесты. Он уловил привкус не правды. Ему не полагалось знать их назначение. Всю жизнь он ненавидел тесты, которые ему каждый раз предлагались там, дома: коэффициент интеллекта, эмоциональная устойчивость, индекс предубеждений, социальная ответственность, реакция на обстановку, гибкость, адаптабельность, то, что правительство называло эвфемизмом «Отчет по случайной выборке»…

Агентов Бюро бомбардировали этими тестами в течение периодов инструктажа и отчета. Был даже тест на сопротивляемость тестам. У него она была сильной. Он не любил, чтобы ему залазили внутрь. Слишком он сам это часто делал.

– Это не пресловутые тесты Уорнера? Она не ответила. Он сделал еще пару заходов, отклика не получил и бросил.

Чтобы вернуться к скутеру, пришлось идти в объезд. Дорога, которой они собирались пройти, была забита ранеными с погибшего траулера.

– Плохо дело, Мойше, – сказала Эми, разглядывая длинные ряды носилок. – Их начали нести сразу, как стихла стрельба. Только со всех подбитых их снять не удастся. Они тоже падают на Звездный Рубеж.

– А куда их помещать? В конце концов всем придется спать стоя.

– Что-нибудь найдем.

– Напоминает мне полетную практику на последнем курсе. В то лето у нас тоже были страхи войны. Война на Теневой Линии и сангарийцы. И еще кто-то нашел планету пиратов Мак-Гроу. И все корабли Флота были при деле. Так что астрогационную практику мы проходили на зафрахтованных Академией частных судах.

Воспоминания. Тем летом он порвал с Элис…

– Расскажи, как это было.

– Что? Зачем тебе?

– Потому что я ничего о тебе не знаю. Ты никогда о себе не говоришь. А я хочу знать, кто ты.

– Ну, ладно. Мне достался худший из списка Меня кое-кто не любил. Это был толстозадый купец, который мотался вдоль Границы между Трегоргартом, Большой Сахарной Горой, Карсоном, Сьеррой и Сломанными Крыльями. Всю дорогу дребезжал и разваливался и вез сумасшедших пассажиров. На купцов набивается очень чудной народ. По дороге от Сломанных Крыльев до Карсона мы налетели на пиратов Мак-Гроу. Мой первый бой.

Он на несколько секунд замолчал, и ей пришлось спросить:

– И как это было?

– Полностью внезапно. Обычно Мак-Гроу не трогают торговцев, но их тогда сильно теснил Флот, а мы везли оружие Гнею Шторму…

Зачем он ей это рассказывает? Это совершенно не ее дело. И все же… Разговор отвлекал от предстоящих тестов.

– Говори, Мойше.

Он не сомневался, что инцидент во всех деталях есть в записях Киндервоорта.

– У нашего «Халтурщика» – именно так его и звали – барахлил двигатель. Чуть на волосок от синхронизации. Торговец не может себе позволить его настройку, пока он совсем не выбьется из параметров. Так что Мак-Гроу не могли войти с нами фазу и вытащить в норм. Они пытались дать предупредительный выстрел нам по курсу. А наш двигатель выкинул одно из своих коленец, синхронизировался с ними и вытащил нас обоих прямо во взрыв. Корабль Мак-Гроу погиб, а «Халтурщику» тоже крупно досталось, но одну герметичную секцию мы сохранили. И я там был заперт с сумасшедшей семьей с какой-то планеты Первой Экспансии. Они ненавидели всех, а особенно – землян и пришельцев. А нам – мне и радисту-улантиду – предстояло определить, где мы, и позвать на помощь. Три недели ушло, чтобы состряпать передатчик и еще три месяца, пока кто-то поймал наш сигнал. Жуткое было дело. Мне было тогда девятнадцать, перепуган я был до смерти, и все это лежало на мне… Эй? Где это мы?

Эми виновато сжалась:

– Я заслушалась. Кажется, мы не там повернули. Надо вернуться обратно.

Они повернулись и пошли обратно, пока не нашли коридор, который вел в нужную сторону. Он проходил мимо женского отделения интенсивной терапии. Раненые лежали снаружи, где сестры могли их бегло внешне осмотреть. В отделение, рассчитанное на пятьдесят мест, уже втиснули около трехсот женщин.

– Да, в самом деле плохо.

– Ходячих раненых переводят в жилые отсеки. Вдруг Мойше остановился, как громом пораженный. Лицо последней пациентки, лежащей в противоожоговом баке, он уже никогда больше не думал увидеть.

– Мария!

Она была жива, и в этом своем баке, среди джунглей трубок, была в сознании. Она встретила его взгляд и попыталась выразить свою ненависть. Внутривенный монитор тут же ввел ей дозу нембутала.

– Что случилось, Мойше? Он показал рукой.

– Ты не знал?

– Нет. Я думал, она мертва.

– Она бы и умерла, если бы мы не доставили ее сюда быстро.

– Но…

– Ты стрелял слишком издалека.

– Понимаю.

Она оставила тему, поняв, что развивать ее он не хочет.

Следовало ему понимать, что Мария так легко не уйдет.

Был ли у нее напарник? Ответ был критичен. От него может зависеть его жизнь.

А если он выживет, Мария будет преследовать его на планетах. Пока что битвы выигрывал он, но исход войны был неясен.

Он без энтузиазма ждал следующей с ней встречи.

– Чего ты так вдруг заспешил? – спросила Эми. Он почти бежал.

Киндервоорт не был рад его опозданию, но запустил Мойше в комнату для тестов без выражения недовольства.

– Вот это бен-Раби.

Психологи взялись за привычное дело. На Мойше обрушился знакомый парад идиотских вопросов. Еще с детства он пытался сбить их с толку, давая случайные ответы – потому-то всегда его тесты длились так долго. Компьютерам было нужно много материала, чтобы его прищучить.

Когда психологи закончили, они передали его обыкновенным докторам, и те прогнали его через тщательный физический осмотр. В его голову они просто влюбились. Рассказ о своей мигрени ему пришлось повторить три раза и выдержать дюжину поверхностных и глубоких сканирований черепа.

И еще они хотели знать все о вшитом в него инстеле.

Вот тут у него возникла внезапная немота. Действия Бюро были вне обсуждения.

Когда он уже готов был заорать, его отпустили. Главный инквизитор извинился, что отнял столько времени. В его тоне даже был намек на искренность. И он, и Мойше знали, что потеря времени была на совести Мойше.

Ему было велено перед возвращением на работу как следует выспаться.

Он надеялся, что они ничего не узнали, но боялся, что все-таки узнали. Профильные тесты обмануть тяжело.

Время летело быстро, почти так же быстро, как в сумасшедшей и суматошной культуре планет. Мойше вернулся в отдел контроля повреждений, и рабочее время теперь было невыносимо.

Как-то все же удалось заставить работать двигатели и вывести «Данион» на устойчивую орбиту. Потом началась настоящая работа. Все, кто не был занят на спасательных работах или на жизнеобеспечении корабля, стали готовить его к перелету на Верфи через гипер.

Работа у Мойше оказалась не такой напряженной, как ожидалось. На «Данионе» больше пострадал экипаж, чем оборудование, и больше от нападения акул, чем от сангарийского огня.

Доходили слухи, что более половины людей траулерного флота погибли или все равно что погибли от выжигания мозгов. Его знакомым посчастливилось. Он не знал никого, кто оказался жертвой. Но каждый день на работе он видел новые лица и недосчитывался старых.

Просыпаясь, Мойше каждый раз с удивлением обнаруживал, что он все еще жив. Битва у Звездного Рубежа завершилась и была выиграна, но эта победа поставила траулерный флот на грань катастрофы. Как только удавалось справиться с текущими проблемами, возникали новые.

И акулы тоже пока не отстали. Они тайком следовали за флотом и стадом, и число их росло с каждым днем. Неделя или месяц – и они ударят снова.

Флот вел гонку со временем. Нужно было добраться до Верфей раньше, чем акулы достигнут критической…

Когда внезапная смерть крадется по пятам за завесой времени, это самое время бежит быстро, и каждый прошедший час приближал Мойше к тому моменту, которого он боялся, – моменту возвращения на Карсон и в прежнюю жизнь.

Он не хотел возвращаться.

После битвы «Хочу» уже не сосало кровь его души, и пистолеты тоже не мерещились. Кажется, у него случилась спонтанная ремиссия его психических заболеваний. И недели в этом смысле шли почти безмятежные. А проблемы стали более непосредственными и личными.

Он нашел то, что ему было нужно, сочетание всего, что нужно для ощущения своего места в жизни: женщину, полезную работу и место в обществе, где его не считают просто совокупностью статистических данных, которыми надлежит манипулировать. Он еще не совсем понимал, что случилось и почему, но он знал, что здесь его место. Пусть даже его еще не приняли до конца.

Именно этого он искал, когда покидал Старую Землю. Флот дал ему из этого кое-что, но недостаточно. Настоящее было здесь.

Он был дома.

Но как остаться? Существовали неодолимые приоритеты лояльности. Условия Киндервоорта он просто не мог принять. Не мог предать Бюро.

Попытаться поговорить с Ярлом и что-нибудь устроить? Он колебался. Метался в стороны. Принимал и отменял решения по сто раз на дню.

А Маус? Что он подумает? Что он сделает и скажет?

И все это время он, как записывающий аппарат, делал заметки для Бюро. Иногда он беспокоился, как переправить их с корабля, но это не было особо важным. Главное, что при записи сведения откладывались у него в подсознании, откуда психологи вытащат их наркогипнозом.

Это если он вернется домой.

Это если он захочет, чтобы их вытащили. Он не хотел идти на это задание тогда, и с тех пор у него охоты не прибавилось. Выполнив его, он разрушит все, что стало ему дорого.

Это было подходящее настроение, чтобы закончить «Иерусалим». И для итоговой мысли он нашел точно подходящую цитату:

Все персонажи «Иерусалима» погибали, пытаясь поймать желания своих сердец. Прощайте, прежние спутники.

И хватит. Это все равно была лишь претенциозная литературная попытка в стиле модерн. И она ему больше не нравилась. Только такое самоубийственное настроение заставило его закончить быстро, не отделывая детали, которые он планировал изначально. Иногда он чувствовал себя одним из собственных созданий, отвергших все, кроме смертельного конца…

До истечения его контракта оставалось десять дней, когда его снова позвали из Контакта. Приглашение передал лично Ярл Киндервоорт.

– Я бы не хотел больше заниматься работой телетеха, Ярл, – сказал бен-Раби. – Я этому не обучен, и мне и здесь вполне хорошо.

– Я бы и сам этого хотел. – Казалось, Киндервоорт сбит с толку. – Ты и без того слишком много уже знаешь. Но приказ есть приказ, а этот к тому же с самого верху.

По каюте Мойше пронесся морозный ветерок. Он слишком много знает… Отпустят ли они его? Если они… Киндервоорт вполне способен организовать несчастный случай в глубоком космосе, который заставит замолчать возвращающихся наземников.

А даст ли на это «добро» начальство Ярла? Звездоловы задиристы, но Конфедерацию провоцировать не любят.

– А в чем дело, Ярл?

– Не знаю. Но мне это все не нравится. Меня поставили на место, а тебя переводят в Контакт. Это все, что мне известно. Здесь я только мальчишка на побегушках. Так что хватай скутер и езжай. Вот твой пропуск.

– А, черт… ладно. Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

Через полчаса Мойше добрался до отдела контакта. Там распоряжался все тот же старик.

– Вы будете снова работать с Гансом и Кларой, мистер бен-Раби. В пределах базовых упражнений по контакту. Кто из рыб будет с вами на связи, не знаю. Они это решат сами.

– Зачем я вообще здесь? Это же не имеет смысла! Я в конце той недели улетаю.

Старик будто не слышал.

– Вероятно, в течение ближайшей недели у вас будет контакт с несколькими рыбами поочередно. Они каждый разум исследуют с разных точек зрения, пока не подберут постоянного партнера. Ганс, Клара! Вот мистер бен-Раби, займитесь базовой программой.

– Да подождите же минуту, черт вас побери… Старик уже шел прочь, догоняя ремонтника в черной форме, чья работа его не устроила.

– Доброе утро, Мойше! – сказала Клара. – Приятно, что ты вернулся. Как там оно? А Ганс объявил:

– Мы будем твоей постоянной группой поддержки. Нам дали номер пятьдесят один…

– Кем этот тип себя воображает? Когда я к человеку обращаюсь, я рассчитываю получить ответ!

– Не бери в голову, – посоветовал Ганс. – Он так со всеми. Ты к нему привыкнешь.

– Жуткий начальник, – заметила Клара. – Просто жуткий. Но нам недолго его терпеть; Его продвигают наверх. Ты бы показал Мойше нашу станцию, Ганс. А я пока кофе сделаю.

– А по-вашему, что здесь происходит? – спросил бен-Раби у Ганса. Он сидел на краю кресла для контакта. – Мне здесь делать нечего.

Ганс пожал плечами:

– Понятия не имею. Нам просто сказали, что ты – наш новый телетех и чтобы мы начали вводить тебя в курс дела. Клара думала, что ты решил остаться. Правда, Клара?

– Что?

– Что ты говорила, будто мистер бен-Раби решил остаться на «Данионе».

– Да. А это так? – Она протянула Мойше чашку кофе. – Черный?

– Да, спасибо. Нет, я не остаюсь.

– Тогда я не понимаю. – Клара сделала недоуменное лицо.

– И я тоже. Я пытался им объяснить, что кто-то напутал. Так никто не слушает. Вы же знаете, как оно с начальством. Как вобьет себе в голову…

– Я тогда лучше проверю, – сказала Клара. – Нет смысла начинать, если все это путаница.

– Проверь, будь добра.

Через пятнадцать минут она вернулась с еще более озадаченным видом.

– Они сказали продолжать.

– Черт побери, зачем?

– Не знаю, Мойше. Больше они ничего не сказали.

– В этом же нет смысла!

– Я думал, ты солдат, – сказал Ганс. – Думал, ты привык выполнять приказы, не пытаясь понять.

– Я хотя бы знал, что человек, отдавший приказ, знает его смысл…

Ганс улыбнулся.

Человек, отдавший приказ, знал его смысл. Он еле слышал голос Клары:

– Давайте начинать. Мы уже выбились из графика.

Значит, здесь тоже есть бэкхартизм. А у него самого вид прирожденной пешки.

Как ни пытался он, но никак не мог понять, какой толк сейнерам его обучать на телетеха. Разве что он когда-нибудь вернется.

– Готовься, Мойше. То же упражнение, что в Первый день. На этот раз все должно быть спокойно. Мы не будем принимать энергию. Просто выходи и плавай. Постарайся открыться рыбам и почувствовать.

Ганс насадил шлем на голову бен-Раби. Теплый и ласковый, донесся голос Клары:

– Помни, Мойше: один щелчок правой для полной сенсорной депривации. Второй щелчок – контакт. Левый выключатель вверх – возврат. Будешь готов – нажимай.

Сам не зная почему, он толкнул правый переключатель.

Его окружил комфорт полной сенсорной депривации, подобный материнскому чреву. Мойше отдался на его волю, уходя от боли и тягот реальности. Несколько раз он повторил какую-то мантру, пытаясь погрузить сознание в такую же нирвану, в которой было тело.

Это было славно. Здесь человек может отбросить щит, ослабить бдительность по отношению к миру. Здесь ничто его не тронет…