Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом Померанц Диана
— И я вас люблю! Вы даже не представляете как сильно. Я хотела, чтобы мы хорошо провели время. И мне самой все очень понравилось.
Они ничего не ответили. Я посмотрела на детей через плечо и увидела, что они уснули.
День удался на славу.
Глава 38
Я надеюсь, что у меня получалось скрывать свои слезы и страх от детей. Вот доктору Путман и моим друзьям в этом смысле повезло значительно меньше. Чаще и больше всего я волновалась, когда дети были у своего отца. В эти дни мне казалось, что меня окутывает тяжелый и удушливый мрак.
Денег не было. Летом было особенно сложно найти как постоянную работу, так и клиентов для частной практики. Чарльз выплачивал мне минимальные алименты. Он специально распрощался со многими пациентами и теперь работал совсем мало. Я понимала, что бывший муж так делает, чтобы давать мне поменьше денег, официальная же версия была: «В последнее время так много пришлось пережить, мне нужно отдохнуть и восстановиться».
В один прекрасный день Чарльз позвонил мне с сообщением о том, что собирается вычеркнуть меня из медицинской страховки и перевести ее исключительно на себя. Я ответила, что должна обсудить этот вопрос с моим адвокатом. И тогда экс-супруг дал опрометчивый ответ:
— Адвокат тебе не поможет, Ди, в этом действии нет никакого мошенничества.
— Ты прав, Чарльз, по сравнению с тем, что ты спишь с пациентками и незаконно выписываешь лекарства, махинации со страховкой выглядят абсолютно невинными.
Я положила трубку, не в силах сдержать улыбку. Чарльз часто повторял: «Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело». Что ж, кажется, он и сам не вполне осознавал, с кем связался.
На следующий день бывший муж перезвонил и пошел на попятную. Заявил, что передумал и ничего не выиграет от изменений в медстраховке. Когда я была готова за себя постоять, он всегда уползал, поджав хвост.
Но Чарльз также часто мстил и всегда бил по больному: по детям и их ожиданиям. Сначала он объявил, что в качестве отпуска отправится с ними на пару недель в кемпинг. А за неделю до этой поездки написал мне очередное сообщение:
«Ди,
У меня не получится выбраться с детьми в отпуск. Если я возьму их с собой, это встанет в дополнительные 6000–7000 долларов. Мы не можем сейчас так транжирить деньги. Я на несколько дней сам уеду в кемпинг, но без них. Поехать вместе было бы слишком безответственно с финансовой точки зрения.
Чарльз»
Это просто невероятно! Он не хотел транжирить деньги, но сам свою поездку не отменил! Впрочем, дети не слишком расстроились, когда узнали, что останутся без кемпинга.
— Я знала, что папа соскочит, мам, — сказала Элли. А Сэм добавил:
— Он все равно никогда не делает с нами ничего веселого. Лучше я останусь здесь с тобой и дедушкой.
Это был далеко не единственный случай, когда дети не хотели проводить время с Чарльзом. В последнее время у него совсем поехала крыша. Мой бывший супруг принимал решения с помощью маятника, а Элли и Сэма просил каждый раз, входя в дом и выходя из него, бить в гонг, чтобы поприветствовать богов или попрощаться с ними. Такое поведение отца их пугало.
Кроме этого, Чарльз постоянно твердил детям, что я очень плохо их воспитываю и ему приходится переучивать их всему: начиная от поведения за столом и заканчивая ведением бюджета, — чтобы они выросли нормальными людьми. Бывший муж досаждал Элли и Сэма тысячами правил, которые бедные дети должны были соблюдать не только у него дома, но и у меня. Например, Чарльз купил им маленькие бухгалтерские блокноты, в которых сын с дочкой должны были записывать свои доходы и расходы. Эти блокноты они возили из одного дома в другой. Несколько раз экс-супруг писал мне письма, требуя, чтобы я заставляла детей вносить все траты до единой, но я игнорировала эти требования. В конце концов он оставил затею и перебросил силы на новые идеи.
У нас было два замечательных и совершенно нормальных ребенка. Они хорошо учились, имели друзей, хобби и интересы, дети никогда не бедокурили и не устраивали проблем. Элли и Сэмми росли добрыми, вежливыми и щедрыми. Их любили учителя и родители их друзей и подруг. Я просто не понимала, чего еще Чарльз хочет от наших детей.
Хотя, если честно, понимала. На самом деле, все эти демарши были рассчитаны на то, чтобы показать, какая я плохая мать.
Глава 39
Моя подруга по колледжу Сюзан, с которой я во время учебы проживала в одной комнате и которую не видела много лет, жила на севере штата Нью-Йорк. У нее был дом на озере Онтарио рядом с Ниагарским водопадом. Сюзан пригласила нас погостить, и ее приглашение распространялось на всех, включая папу и нашего пса Кнайдла.
Отец отказался ехать с нами. Последнее время он чувствовал слабость и выглядел неважно.
— Желаю хорошо провести время, — сказал папа и как бы вскользь заметил, что в те две недели, когда мы будем отсутствовать, он записан на пару консультаций у докторов.
— Ну тогда нам стоит отложить поездку. Мне будет спокойнее, если я буду здесь. Я могу пойти по врачам вместе с тобой.
— Перестань. Со мной все в порядке. Поезжай с детьми на отдых. Им обязательно понравится Ниагарский водопад, и пусть поплавают в озере Онтарио. Кажется, у Ларри есть лодка? — спросил он.
— Как ты это запомнил? Ты же последний раз встречался с ними много лет назад, — я рассмеялась.
— А ты думаешь, что я старый? Я еще молодой. Я ничего не забываю, заруби себе это на носу, дорогая!
В аудиосистеме автомобиля было заряжено двадцать часов «Гарри Поттера», мы набрали много еды, захватили собаку и отправились в путешествие.
Перед отъездом я сильно волновалась, но старалась не подавать виду. У меня было плохое предчувствие. К вечеру мы оказались на северо-западе штата Нью-Йорк. Мы проезжали вдоль побережья озера, солнце клонилось к горизонту, а розовые и пурпурные полосы в небе напоминали мазки акварели над белыми парусами качающихся на воде лодок в бухте. Когда мы наконец добрались до дома Сюзан и Ларри, мне уже было трудно сказать, стала ли я волноваться за отца меньше или чувствовала себя более спокойной из-за того, что оказалась с друзьями, которые знали меня такой, какой я была в другой жизни.
На шестой день пребывания на озере мы прокатились на катере рядом с Ниагарским водопадом. Около водопада гуляли большие волны, и мы все промокли. Вернувшись в дом Сюзан и Ларри, я помогла им подготовиться к приему гостей, которые должны были прийти тем вечером. Дети на улице бросали фрисби, а собаки носились с веселым лаем. Вдруг я посмотрела на часы и поняла, что отец обещал мне позвонить в это время, но до сих пор так и не набрал. Я набрала его сама. Папин голос звучал устало.
— Привет. Я думала, что ты мне позвонишь после посещения врача.
— А, да, я собирался набрать тебе чуть позже, — мне показалось, что отец говорит нарочито небрежно и не хочет делиться тем, что произошло.
— Папа, так что было у врача? Рассказывай.
— После осмотра мне сообщили, что у меня небольшая блокада сердца. И назначили процедуру на понедельник.
— Папа, пожалуйста, подробнее.
— Хорошо. Я не хочу, чтобы ты волновалась. В понедельник мне в больнице будут делать коронарное шунтирование[28]. Доктор сказал, что, если бы я не был таким здоровым и не вел активный образ жизни, он бы ни в коем случае не предложил эту операцию человеку моего возраста, — отец замолчал.
— Это, конечно, звучит, как комплимент, но ты не хочешь сходить к еще одному врачу, чтобы узнать мнение другого специалиста? — спросила я.
— Нет, это прекрасный врач. Если я не лягу на операцию, то мое сердце не выдержит. А если лягу и она пройдет успешно, тогда все будет нормально. Ну а если нет… я и так пожил долго и счастливо, — папа говорил спокойно и убежденно. — Не приезжай. Я хочу, чтобы вы с детьми хорошо отдохнули.
— Папа, мы завтра же возвращаемся домой. Я не хочу, чтобы тебе делали операцию, когда я отдыхаю. Я сама отвезу тебя в больницу в понедельник.
На следующее утро мы собрались в обратную дорогу. После задушевных разговоров и общения с подругой я чувствовала себя увереннее и лучше. Мы долго прощались. Я включила аудиокнигу о Гарри Поттере, и мы двинулись в путь. Вернулись мы домой в ту минуту, когда запись подошла к концу.
— Мама, это просто удивительное совпадение, — произнесла Элли.
Глава 40
— Мама, — закричал Сэмми, вбежав в дом, — дедушка дома!
Папа и Лидия сидели за столом на кухне и ели бейглы с плавленым сыром и соленым лососем. Мы были ужасно голодны и накинулись на еду.
— Дедушка, ты заболел? — прошептал Сэмми, наклонившись к моему папе. Все сидящие за столом замолкли.
— Значит, тебе сказали, что я заболел? — отец положил руку на плечо своего внука. — Понимаешь, с годами я не молодею. Ты сам знаешь, что все старые машины должны пройти специальное техническое обслуживание, говоря на современном языке, «прокачку». Доктора считают, что мне надо сделать «прокачку» сердца, и в понедельник я за этим поеду в больницу.
— Дедушка, а в какую клинику ты ложишься? — поинтересовалась Элли.
— В «Синай». Это хорошая больница, — папа внимательно посмотрел на внучку, которая была явно расстроена его сообщением.
— Ненавижу эту больницу! — воскликнула Элли.
— Почему? Там прекрасные врачи. Там лежала твоя бабушка…
Дочь не дала папе договорить.
— И там умерла! Ненавижу эту больницу! Я не хочу в нее больше приезжать! — на глазах Элли появились слезы, а лицо покрылось красными пятнами. Она вскочила из-за стола и побежала в свою комнату, хлопнув дверью.
Папа хорошо перенес операцию. На второй день отец уже сидел в кровати, с аппетитом ел, и цвет его лица казался здоровым. Но к концу недели ситуация изменилась. Папин лечащий врач, молодой еврей-ортодокс, позвонил мне и сказал, что отца планируют перевести в отделение реанимации, и если я хочу с ним пообщаться, то мне стоит подъехать в течение часа.
— Папа, прости меня за то, что вываливала на тебя свои проблемы и недовольство Чарльзом. Я была плохой дочерью, — сказала я, плача и держа папу за руку.
Он усмехнулся и покачал головой.
— Перестань, не говори глупостей. Обязательно свяжись с дядей Леоном, если тебе что-то нужно. Я тебя люблю, ты самая лучшая.
В палату зашел врач и сказал, что мне стоит перейти в комнату для посетителей. Не знаю, сколько времени я там провела, пока доктор не вернулся, и по его лицу я все поняла.
— Мне очень жаль. Я сделал все, что мог. Ваш папа был хорошим человеком. Я относился к нему с большой симпатией.
Я громко закричала. Это был горестный крик от боли, которую я испытывала от потери папы, плач души от ужаса, тоски и вины. Молодой врач не ушел, а сел рядом, положив руку на мое плечо. Он дал мне несколько минут выплакаться, а потом сказал:
— Не знаю, сможет ли это облегчить ваши страдания, но нам с вашим отцом несколько раз удалось поговорить. Мне кажется, он был готов к такому концу. Ваш папа осознавал, что его жизненное путешествие закончилось, и сказал мне, что вы и ваши дети уже достаточно сильны, чтобы отпустить его. Что вы сможете вместе пройти через все трудности, которые могут ждать вас в будущем. Отец очень в вас верил.
Я посмотрела на этого молодого человека и поняла, что он был вестником, передавшим мне послание от папы. Мой отец был готов к смерти и знал, что я выдержу, переживу это и буду счастлива.
Я зашла в палату, чтобы еще раз посмотреть на него. Доктор некоторое время постоял со мной рядом, прикоснулся к папиной руке, потом к моему плечу и вышел. Вид у отца был умиротворенным и спокойным. Я обняла его и почувствовала, как тепло уходит из тела папы.
Я подписала необходимые документы и поехала домой. Уже из дома я позвонила в похоронное бюро, Лидии, своим племянницам, тетям, дядям, а также двоюродным братьям и сестрам. Я позвонила всем тем, кого надо было немедленно оповестить о смерти папы и кто хотел приехать на похороны.
Потом я набрала Чарльзу, который на время забрал к себе детей.
— Мой отец умер, — сообщила я.
Бывший муж громко ахнул от ужаса, но потом быстро совладал с собой. Он не утешал меня и не выразил своих соболезнований. Я поняла, что, хотя я и понесла тяжелую потерю, мне не стоит ждать от Чарльза никакой помощи.
— Привези детей завтра утром. И не говори им ничего, я сама скажу про папу.
— Хорошо, — ответил экс-супруг.
Чарльз и его родители были на папиных похоронах. Мне показалось, что сочувствие моей утрате со стороны бывших свекра и свекрови было искренним. В последующие дни они еще несколько раз нас навещали. Несмотря на то что Чарльз присутствовал на похоронах, ни слова не проронил о смерти моего отца. Во время заупокойной службы он сидел за детьми.
На его губах была блаженная улыбка, словно у Будды, и казалось, что сам находится в состоянии транса. Детям Чарльз проговорил: «Дедушка был хорошим человеком», но мне ничего не сказал.
Вечером после похорон к нам приехали родственники и друзья. Среди толпы неожиданно я увидела человека, которого совершенно не предполагала увидеть. Молодой врач-еврей подошел ко мне, улыбнулся и, пристально глядя на меня темными глазами, заговорил:
— Я хотел прийти и отдать дань уважения вашему отцу. И передать мои соболезнования вам и вашим детям. Невзирая на то что мы были знакомы всего несколько дней, ваш папа произвел на меня глубокое впечатление. Он был хорошим и мудрым человеком.
— Спасибо, — мой голос дрогнул. Доктор улыбнулся.
— В иудаизме считается, что после окончания траура человек должен подняться и выйти из темноты на свет. Не нужно специально что-то делать, давать себе обеты и обещания, не нужно даже пытаться все забыть и двигаться дальше. Достаточно просто подняться и выйти на свет. Дать возможность свету проникнуть в вашу жизнь. Сделайте это, я очень вас прошу. В честь вашего отца и ради детей. Желаю вам всего доброго. Берегите себя.
С этими словами доктор повернулся и ушел. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из вида.
Тут я поняла, что даже не знаю имени этого человека. У меня было чувство, словно ко мне приходил старый добрый друг.
В ту ночь мне снова приснился сон. В полном одиночестве я сидела в темном кинотеатре. На огромном экране появились титры, а потом лицо моего деда. Дедушка, как обычно, выглядел как настоящий английский джентльмен, на нем были элегантное пальто и шляпа. Затем подошли папа и мама. Все они посмотрели на меня и улыбнулись. Любящие глаза родных сказали мне больше, чем тысячи слов.
Изображение на экране исчезло, и я поняла, что светит солнце и я нахожусь на лугу, на котором растут тысячи цветов.
Эпилог
Самой холодной зимой я узнал, что внутри меня — непобедимое лето.
Альбер Камю
Когда у меня обнаружили рак, прогнозы докторов были не самыми обнадеживающими. И, хотя никто не говорил, сколько мне осталось (а я и не спрашивала), я знала, что ни врачи, ни Чарльз не рассчитывали на то, что я доживу до выпускного своих детей. Более того, прошло восемнадцать лет, а я все еще жива и еду в кафе, где за ланчем встречусь с моими дорогими детьми: 28-летней Элли, которая теперь преподает живопись в университете. И 25-летним Сэмом, начинающим маркетологом из Нью-Йорка.
Я проезжаю по знакомым улицам, а затем останавливаю машину, опускаю стекла и дышу свежестью. На мгновение меня уносит в прошлое, и я вижу себя молодой. Я танцую на усыпанной хвойными иголками лужайке перед домом, рядом со мной Винни и молодой Чарльз. К реальности меня возвращает проходящая мимо пара с лающим бобтейлом на поводке.
Да, в моей жизни были счастливые времена. И счастья было гораздо больше, чем грусти. Несмотря на то что наши отношения с Чарльзом закончились некрасиво и очень болезненно, многие годы я любила его, и полученный опыт совместной жизни сделал меня душевно богаче и помог лучше понимать людей, в том числе моих пациентов.
Когда я захожу в кафе, Элли и Сэма еще нет. Я сажусь за столик на улице, заказываю бокал вина, открываю ноутбук и принимаюсь редактировать свою книгу.
Первые несколько лет после разрыва с Чарльзом были для меня трясиной удушливых кошмаров. Все, что я хотела, — это понять его. Мне почему-то казалось, что моя душевная боль пройдет, как только у меня получится это сделать и я разберусь со всем тем, что было реальным и нереальным в наших отношениях. Именно поэтому я с такой жадностью читала записи в его дневниках и электронную переписку.
Даже после того как мы с мужем физически расстались, я долго не могла избавиться от его внутреннего присутствия в моих мыслях. Я чувствовала себя абсолютно потерянной. Чарльз сначала исказил, а потом и практически уничтожил мое восприятие собственного «Я». Муж стал настолько частью меня самой, что въелся в поры моей души, что я, как утопающий за соломинку, хваталась за воспоминания прошлого, превратившиеся в жалкие и потрепанные остатки настоящего. Я совершенно забыла, какой была до встречи с Чарльзом. Внутри себя я ощущала гулкую пустоту и постоянную боль. В промежутках между приемами пациентов я в панике звонила доктору Путман. В магазине я снимала с полки и ставила обратно банку бобов, не в состоянии принять окончательное решение о покупке.
В те годы мне ужасно не хватало моей матери. Можно ли назвать совпадением то, что я выбрала партнера, которого всегда надо было возвращать и «вытаскивать» после того, как он исчезал в эмоциональном смысле? Скорее всего, нет. Понимаете, когда я была еще совсем маленькой, моя мама заболела ревматическим полиартритом и ее почти на год положили в больницу. Остаться в таком возрасте на год без матери — дело нешуточное. Я была умной, любознательной и находчивой, и эти качества помогали мне в раннем возрасте не так остро ощущать отсутствие мамы. Мне кажется, что тот детский опыт заложил основу сложившегося позднее стереотипа поведения, при котором я проходила в жизни с Чарльзом определенные циклы. Он сначала делал мне комплимент или улыбался, и я начинала надеяться на что-то лучшее, но после этого меня неизбежно ждало большое разочарование. Желание добиваться признания и любви было заложено во мне задолго до того, как я встретила своего будущего мужа.
Несмотря на полученное образование, профессиональный опыт и понимание того, как устроена и работает человеческая психика, а также то, что я ходила к психоаналитику, я игнорировала «звоночки», которые слышала еще на ранних стадиях наших отношений. Я как будто не верила тому, что видят мои глаза и слышат мои уши. Не поверила я и озарению, которое случилось незадолго до или сразу после свадьбы. Я в какой-то момент поняла, что если когда-нибудь заболею, то Чарльз мне и стакана воды не подаст. Я помню эту мысль и то мгновение, когда она пришла мне в голову, но я не предприняла никаких действий. Просто забыла про это до тех пор, пока жизнь не продемонстрировала, насколько мое понимание было верным.
Каждый из нас постоянно боролся со своими демонами. Не имеет значения, какие причины разногласий были у нас в начале того или иного спора, мы всегда неизбежно сталкивались со своей темной стороной. Словно в нас была заложена какая-то программа, которая неизбежно активировалась. И тогда мы начинали упорствовать и делать все возможное для того, чтобы получить свое. Получить или умереть.
В итоге я научилась верить тому, что видела перед собой. Однако это произошло совсем не быстро. И здесь не было никакого волшебства. Нанесенные раны болезненно и долго затягивались.
Связь Чарльза и Виктории продолжалась еще несколько лет. Расстались они, по всей видимости, плохо, потому что сразу после разрыва бывшая любовница добилась того, чтобы у моего экс-супруга отняли лицензию на практику. Больше денег от него я не видела.
К счастью, на тот момент у меня уже была работа — школьным психологом. И, хотя первое время она давалась мне непросто: я сама была в глубокой депрессии, финансовая независимость от Чарльза стала настоящим освобождением.
А еще я начала писать эту книгу. Изначально я взялась за перо исключительно ради самолечения, чтобы «выписать» из себя весь негативный опыт. Постепенно мои литературные эксперименты стали более целенаправленными, собранными, и в этой истории появился более универсальный смысл, выходящий за рамки личных переживаний. И моя собственная жизнь начала меняться.
Некоторое время я продолжала ходить на прием к доктору Путман, но после переезда в Нью-Йорк добираться к ней стало труднее. Я попробовала найти нового психоаналитика, но ни с кем не получалось создать подходящий контакт.
— Слушай, а ты ведь знаешь Сару Вайнштейн? — как-то спросила у меня Пег.
Ну конечно, я знала Сару. В профессиональном кругу Балтимора у нее была репутация одного из лучших психоаналитиков. Я направляла к доктору Вайнштейн некоторых из своих самых сложных пациентов. И почему я не подумала о ней сразу?
Когда я позвонила Саре, она показалась приятно удивленной. Да, доктор знала, что я болела, и, может быть, думала, что я уже умерла?
— Сара, хотела задать тебе вопрос. Мне нужен психоаналитик. Мы с Чарльзом недавно развелись, и последняя пара лет далась мне нелегко. С виду я вроде бы держусь, но в душе у меня творится что-то ужасное. Я хотела спросить, не хочешь ли ты со мной поработать.
И она дала удивительный ответ:
— О, я польщена, сочту за честь.
Слова доктора Вайнштейн окрылили меня. Я помню, что тогда подумала: «Ничего себе! Она польщена! Значит, Сара как минимум уважает меня». Сама я уже давно перестала воспринимать себя как человека, имеющего какую-то ценность.
Мы начали работать, и на первых встречах я с ужасом отмечала, что говорю о себе словами бывшего мужа. Вижу себя так, как он видел меня все эти годы. Сара помогла мне снять с себя проклятье Чарльза. Она показала мне ту Диану, которую видит сама и которая нравилась мне гораздо больше.
Работа школьным психологом помогла на определенном этапе жизни, но не вдохновляла меня. Сара вернула мне уверенность в себе, и я нашла недорогой офис для аренды и снова начала частную практику. Через год я ушла из системы образования, потому что у меня было достаточно пациентов, чтобы обеспечить жизнь себе и своим детям.
Я писала книгу четыре года, и все это время мне казалось, словно я блуждаю в лабиринте в поисках ответа, почему Чарльз поступал так, а не иначе. А потом я вдруг поняла: мне не нужен ответ. Как только я перестала думать о мотивации бывшего мужа, сразу почувствовала себя гораздо свободнее. Я признала, что в прошлом, настоящем и будущем есть то, что я не в состоянии контролировать. Не надо зацикливаться, надо двигаться дальше, вернуться к самой себе, к той, которой я была ранее.
Иногда, когда в жизни наших детей происходит что-то новое и интересное, мне инстинктивно хочется обсудить это с Чарльзом, как с другом. Но это невозможно, и поэтому я вообще не поддерживаю с ним контакт. Злюсь ли я на своего бывшего мужа по-прежнему? Нет. В моей жизни есть дети, родственники, друзья, путешествия и моя книга. Иногда мне хочется снова влюбиться, но в этом деле я всегда веду себя очень осторожно, возможно, даже слишком осторожно. Если раньше я могла что-то игнорировать, то сейчас самый маленький красный флажок для меня как сигнал: «Беги!» Наверное, это означает, что я пока еще слишком ранима, а может быть, просто берегу себя и стараюсь не попадать в новые ловушки.
Часто женщинам, которые живут с партнерами-манипуляторами, задают вопрос: «Почему ты его не бросишь?» А у тех, кто бросил, спрашивают: «Почему ты все еще живешь прошлым и никак не можешь забыть своего бывшего?»
На самом деле, забыть — совсем не просто. К тому времени, когда мы с Чарльзом расстались, я находилась в состоянии посттравматического стресса. Перестать вспоминать о бывшем муже было долгим и болезненным процессом. Для этого надо было снять с глаз шоры, а также увидеть и понять все таким, каким оно было на самом деле. Чтобы такое могло произойти, требовалось время. Я поняла, что не должна торопить события. А должна поднять свою самооценку, что очень непросто, когда внутри тебя черная бездна и хаос, а люди вокруг советуют тебе «взять и позабыть». Я долго перерабатывала свой жизненный опыт у психоаналитика для того, чтобы, если дам слабину в общении с Чарльзом, не впадать в депрессию и самокопание. Мне нужно было что-то, на что я могла опереться. Постепенно я поняла, сколько самой себя потеряла в результате жизни с этим человеком и что происходило в наших отношениях. Моя болезнь раком, с одной стороны, помогла увидеть истинное лицо Чарльза. А с другой — не позволила мне уйти от него. Чтобы «взять и бросить», у меня не было физических и эмоциональных сил да и просто денег.
Простила ли я бывшего мужа? Прощение — штука сложная. До того, как мы с Чарльзом разъехались, и даже после этого я неоднократно пыталась поговорить с ним по душам о наших отношениях. Экс-супруг всегда отвечал мне так: «Хочешь знать, что произошло? Я готов рассказать. Только не надо грузить меня «своей правдой». Она не имеет никакого отношения к реальным событиям».
Я всегда учила детей, что важно прощать, но прощать тогда, когда оба готовы понять точку зрения своего партнера. Чарльза это никогда не интересовало, и он никогда даже не намекнул на то, что сожалеет о своих действиях. Бывший муж ни разу не признался в том, что ужасно ко мне относился во время моей болезни. Оттого что у нас не было искреннего разговора на все эти темы, я не могу простить Чарльза. Я не держу на него зла и не желаю всяческих бед. Я просто закрыла тот период жизни и начала новый.
Работа над книгой помогла мне дистанцироваться от боли и осознать все, что со мной произошло. Иногда мне бывает грустно, но эти моменты быстро проходят. Я на практике, а не в теории поняла, что чувства не вечны и постоянно меняются и даже после самых темных дней из-за свинцовых туч, рано или поздно, выйдет солнце.
Сейчас я пишу не только для самой себя, но и использую свой опыт в качестве материала для работы с пациентами.
От раздумий меня отвлекает знакомый голос и ладонь, которая легла на мое плечо.
— Привет, мома. Извини, поезд задержался. Дай я тебя обниму, — Сэмми крепко прижимает меня к себе. Он с детства это любит.
Элли целует меня в щеку и садится.
— Почему ты называешь маму «момой»?
— Ей так нравится. Мама сама мне об этом говорила.
— Да, Сэм прав, дорогая. Мне нравится звучание слова «мома», — и все мы смеемся.
— Ну что, мома, когда ты закончишь книгу? — сын заглядывает на экран моего ноутбука и улыбается.
— Надеюсь, что скоро. Сейчас занимаюсь редактурой текста. О, кстати, Элли я уже это говорила, хочу сказать и тебе: это уже не роман, и я подпишусь своим настоящим именем, а не псевдонимом, — произношу я и жду, как Сэм на это отреагирует.
— Да, ну ладно… А чего так? — он пододвигается поближе.
— Ну я решила не скрывать того, что эти события произошли со мной. Может, тебе когда-нибудь будет интересно, и ты прочитаешь. Я уже показывала Элли некоторые отрывки.
— Мом, я рад, что ты решилась на книгу и даже поставишь свое реальное имя. Но не обижайся, если я не захочу ее читать. Мне все это нелегко было пережить в детстве, а еще и прочитать об этом… Не уверен, что готов к такому.
Мы с Элли обнимаем Сэма, и через минуту он уже смеется:
— Знаете, я голоден как волк. Поехали в Corner Stable, я хочу ребрышки.
— О’кей, я поведу, — произносит Элли и быстро хватает со стола ключи.
Я расплачиваюсь и вслед за ними выхожу на улицу. Вспоминаю о тех временах, когда в детстве Элли была гораздо выше Сэма, а теперь младший брат ее перерос.
Я сажусь на заднее сиденье машины дочери. Сэм и Элли на переднем обмениваются новостями. Приятно слышать их успокаивающие и знакомые голоса. Было время, когда я не была уверена в том, что увижу своих детей взрослыми. Мне очень повезло. Боли и расстройств не избежать. Никто не застрахован от трудностей. Есть только жизнь. Удивительно, не правда ли?
Благодарности
Эту книгу можно назвать путешествием с большим количеством остановок. Во время ее создания у меня были долгие периоды раздумий, терзаний и очень часто просто сна. Поэтому я писала мемуары долго, и за прошедшие годы на меня, а значит, и на книгу, повлияли очень многие путешественники. Я благодарю их и вас за то, что выбрали и прочитали мою историю.
Глубоко признательна моему редактору Анне Такер, которая строго заставляла меня не растекаться мыслью по древу, а также помогла превратить зачастую несвязанные сердечные излияния в читабельный текст. Я с нетерпением ждала нашего еженедельного телефонного разговора, во время которого мы обсуждали возможные правки.
Благодарю сотрудников издательства She Writes Press и SparkPoint Studio, занимавшихся моей книгой. Это Брук Уорнер, Лорен Уайз, Кристал Патриарш, Морган Рэт, Мэгги Раф, Кристин Бутаманте и Сейт Левин.
Благодарю Викторию Родригес за ее дружбу и поддержку в то время, когда мы обе лечились от рака, а также за разрешение использовать изображение Broken в трейлере о моей книге. Спасибо Линн Гудвин, Джуди Мандел, Пег Моран, Мэри Смолл, Сюзан Блэкмен, Элис Гарлик, Бет Голдинг и всем тем, кто прочитал, редактировал и комментировал ранние наброски книги. Участие этих людей помогло создать конечный продукт. Благодарю Стива Айснера, который поддерживал меня, кормил и мотивировал в самом конце работы над книгой.
Я бы не смогла рассказать эту историю, если бы в свое время меня не лечили замечательные доктора. Благодарю Кэтрин Ткачук, Шерри Слезак, Лорен Шнапер, а также медперсонал Мэрилендского университета в Колледж-Парке и Онкологического центра Стюарта Гренебаума. Благодарю их не только за профессионализм, но и за преданность своей работе, теплоту, уважение и заботу о всех пациентах.
У меня были периоды, когда жизнь казалась беспросветно серой. В самые тяжелые минуты меня выручали доктор Алиша Гуттман, а также доктор Сэлли Уинстон, которая помогла мне найти в своей душе новые силы и увидеть мое собственное отражение.
Элис Шнайдер, Валери Айсман, Дэвид Розен, Каролин Хокансон, Линда Шер, Стив Хэкмен, Марша Вольф, Алиса Стюарт, Марта Хейле — я не смогла бы написать эту книгу без вашей любви и дружбы. Бесконечно благодарна моей давней подруге Гейл Венгер, поддерживавшей меня и мою работу над этой книгой с самого начала до самого конца.
Я благодарю своих детей за то, что они прошли этот путь вместе со мной. У вас не было особого выбора, но вкупе с вашим смехом и любовью вы дали мне цель, к которой я шла.
Об авторе
Диана Померанц в течение тридцати пяти лет работала психологом, учителем, супервайзером и спикером в Вашингтоне и Балтиморе. Написала ряд статей о детском развитии и психологических травмах в детском возрасте. Это первая книга Дианы. Автор имеет двоих детей и живет в штате Мэриленд вместе с мохнатой собакой Раг.
