Исчезновение Стефани Мейлер Диккер Жоэль
– Его слава не продлилась и года, – объяснил Льюис Эрбан. – Окрыленный успехом, он написал новую пьесу. Все уши нам про нее прожужжал, говорил, что это будет шедевр. Когда в Орфеа организовали театральный фестиваль, он буквально землю носом рыл, чтобы его пьесу сыграли на открытии. Но мэр Гордон ему отказал. Сказал, что пьеса плохая. Они все время ссорились по этому поводу.
– Но ведь его пьесу все-таки сыграли на фестивале, разве нет? Я видел в архиве “Орфеа кроникл” критическую статью про нее.
– Он читал монолог собственного сочинения. Это был полный провал.
– Я вот о чем, – уточнил Дерек. – Каким образом Кирку Харви все-таки удалось принять участие в фестивале, если мэр был против?
– Так ведь Гордона укокошили как раз в тот вечер, когда открылся фестиваль! Бразды правления принял его тогдашний заместитель Алан Браун, и Кирк Харви сумел протащить свою пьесу в программу. Не знаю, почему Браун согласился. Наверно, у него были дела поважнее.
– Значит, Кирк Харви выступал только потому, что Гордон погиб, – подытожил я.
– Именно так, капитан. Каждый вечер выступал в Большом театре после основного спектакля. Это было полное фиаско. Вы себе не представляете, до чего жалкое зрелище. Выставил себя на посмешище перед всеми. В общем, для него это стало началом конца: репутация погорела, подружка его бросила, все пошло прахом.
– Но разве полицейские из-за пьесы возненавидели Харви?
– Нет, – ответил Льюис Эрбан, – во всяком случае, не только. За несколько месяцев до фестиваля Харви нам объявил, что у его отца рак и он лежит в больнице в Олбани. Сказал, что возьмет отпуск за свой счет, чтобы ухаживать за ним, пока тот лечится. Мы все ему страшно сочувствовали. Бедный Кирк, у него умирает отец. Пытались собрать ему денег взамен жалованья, устраивали всякие мероприятия, даже вычли для него из своих отпускных, чтобы он не оставался без средств на время своих отлучек. Он был наш шеф, мы его ценили.
– И что произошло?
– Правда выплыла наружу. Его отец был жив-здоров, а Харви просто выдумал эту историю, чтобы ездить в Олбани ставить свою пресловутую пьесу. С этого момента никто про него и слышать не хотел, а тем более ему подчиняться. Он оправдывался, говорил, что запутался в собственной лжи и ему даже в голову не могло прийти, что мы скинемся ему в помощь. Нас это бесило еще больше, ведь это значило, что мозги у него устроены не так, как у нас. С того дня мы его больше не считали шефом.
– Когда это случилось?
– Все раскрылось в июле месяце девяносто четвертого года.
– Как же полиция с октября по июль управлялась без шефа?
– Де-факто шефом стал Рон Гулливер. У парней он пользовался авторитетом, все обошлось хорошо. Происходило все неофициально, но никто ничего не заметил, потому что вскоре убили мэра, а Брауну, который занял его место, пришлось в следующие месяцы разгребать более важные дела.
– Но мы же регулярно общались с Кирком Харви, когда расследовали убийство, – возразил Дерек.
– А кто еще из наших с вами сотрудничал? – спросил Эрбан.
– Никто, – согласился Дерек.
– Вам не показалось странным, что вы работаете только с Кирком Харви?
– Мне это тогда не пришло в голову.
– Вы не подумайте, мы все тоже были при деле, – уточнил Эрбан. – Убийство все-таки, четыре трупа. Ко всем сообщениям от населения, ко всем запросам полиции штата относились очень серьезно. Но, помимо этого, Харви вел собственное расследование, у себя в углу. Он совершенно помешался на этом деле.
– Значит, было и досье?
– Конечно. Харви его собрал. Оно должно лежать в архиве.
– Там ничего нет, – сказала Анна. – Пустая коробка.
– Может, в его кабинете в подвале? – предположил Эрбан.
– Что за кабинет в подвале? – спросила Анна.
– В июле девяносто четвертого, когда раскрылось вранье про рак у отца, все ребята явились в кабинет к Харви, чтобы потребовать объяснений. Его на месте не было. Мы стали там рыться и поняли, что он не столько работал, сколько писал свою пьесу: там всюду были разные рукописи, планы. Тогда мы решили навести порядок и выкинули в шредер все, что не относилось к работе; надо сказать, там мало что осталось. Потом мы выдернули из розетки его компьютер, взяли письменный стол и стул и перетащили все в подвальную комнату. Такой чулан без окон, он не проветривался, и туда сваливали всякие ненужные вещи. С того дня Харви, являясь на службу, сразу спускался в свой новый кабинет. Мы думали, он в подвале и недели не протянет, а он все-таки три месяца просидел, но в октябре девяносто четвертого пропал с концами.
Мы с минуту помолчали, переваривая сцену бунта, описанную Эрбаном. Потом я произнес:
– Значит, в один прекрасный день он исчез.
– Да, капитан. Помню, как сейчас, потому что накануне ему позарез понадобилось со мной поговорить.
Орфеа, конец октября 1994 года
Войдя в туалет, Льюис Эрбан столкнулся с Кирком Харви. Тот мыл руки.
– Льюис, мне надо с тобой поговорить.
Эрбан сперва сделал вид, что не слышит. Но Харви пристально смотрел на него, и он пробормотал:
– Кирк, я не хочу, чтобы нас засекли…
– Послушай, Льюис, я знаю, что опростоволосился…
– Да блин, Кирк, что на тебя нашло? Мы же ради тебя все скинулись из отпускных.
– Я вас ни о чем не просил! – возразил Харви. – Я взял отпуск за свой счет. Ни к кому не прикапывался. Вы сами во все это влезли.
– То есть мы еще и виноваты?
– Слушай, Льюис, ты вправе меня ненавидеть. Но мне нужна твоя помощь.
– Даже не заикайся. Если ребята узнают, что я с тобой разговариваю, меня тоже отправят в подвал.
– Тогда давай встретимся в городе. Буду ждать тебя вечером, около восьми, на парковке у причала. Я тебе все расскажу. Это очень важно. Это касается Теда Тенненбаума.
– Теда Тенненбаума? – переспросил я.
– Да, капитан, – кивнул Льюис. – Естественно, я никуда не пошел. Если бы меня увидели с Харви, я бы стал прокаженным. Это был наш последний разговор. Назавтра, придя на службу, я узнал, что Рон Гулливер обнаружил у себя на столе заявление за его подписью. Он извещал, что уехал и никогда больше не вернется в Орфеа.
– И как вы к этому отнеслись? – спросил Дерек.
– Подумал: и слава богу. Честно говоря, так было лучше для всех.
Когда мы вышли из дома Льюиса Эрбана, Анна сказала:
– Стефани в Большом театре расспрашивала волонтеров, выясняла, где именно находился Тед Тенненбаум в тот вечер, когда произошло убийство.
– О, черт, – выдохнул Дерек. И добавил, словно уточняя: – Ведь Тед Тенненбаум был…
– Убийцей тех четверых, я знаю, – перебила Анна.
А Дерек добавил:
– По крайней мере, мы так двадцать лет считали. Что же такое нашел про него Кирк Харви и почему ничего не сказал нам?
В тот же день мы получили от криминалистов анализ содержимого компьютера Стефани. На жестком диске оказался один-единственный вордовский документ, защищенный паролем, который тамошние специалисты без труда сумели взломать.
Мы открыли его и все втроем прилипли к компьютеру.
– Это текст, наверно, статья, – сказал Дерек.
– Скорее книга, – заметила Анна.
Она была права. Мы прочли документ и обнаружили, что Стефани посвятила этому делу целую книгу. Приведу здесь ее начало:
Стефани Мейлер
НЕВИНОВНЫЙ
Объявление затерялось между рекламой сапожника и анонсом китайского ресторана, предлагавшего шведский стол меньше чем за 20 долларов.
ХОТИТЕ НАПИСАТЬ КНИГУ, КОТОРАЯ ВАС ПРОСЛАВИТ?
ЛИТЕРАТОР ИЩЕТ ЧЕСТОЛЮБИВОГО ПИСАТЕЛЯ ДЛЯ СЕРЬЕЗНОЙ РАБОТЫ. РЕКОМЕНДАЦИИ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ.
Сначала я не восприняла это всерьез. Но все равно решила из любопытства набрать указанный номер. Мне ответил мужчина, по голосу я его не узнала. И поняла, кто он, только на следующий день, когда мы встретились с ним в кафе в Сохо.
– Вы? – удивилась я, увидев его.
Казалось, он был удивлен не меньше меня. Объяснил, что ему нужен человек, чтобы написать книгу, которая давно занимает все его мысли.
– Я уже двадцать лет даю это объявление, Стефани, – сказал он. – Но все, кто на него за эти годы откликнулся, оказались один другого хуже.
– Но зачем вам искать кого-то, кто напишет книгу вместо вас?
– Не вместо меня. Для меня. Я вам даю сюжет, а вы будете моим пером.
– Почему бы вам не написать ее самому?
– Мне? Это невозможно! Вы только представьте, что скажут люди… Короче, я оплачиваю все ваши расходы, пока вы пишете. А потом вам не о чем будет беспокоиться.
– Почему? – спросила я.
– Потому что благодаря этой книге вы станете богатой и знаменитой писательницей, а у меня будет спокойнее на душе. Я наконец получу ответы на вопросы, которые преследуют меня двадцать лет. И буду счастлив оттого, что эта книга существует. Если вы найдете ключ к разгадке, получится отличный детектив. Читатели будут в восторге.
Книга, надо признать, получилась захватывающая. Стефани рассказывала, как она устроилась в “Орфеа кроникл”, чтобы под этим прикрытием спокойно расследовать убийство четырех человек в 1994 году.
Однако грань между документальным повествованием и вымыслом уловить было сложно. Если она описывает только реальные факты, тогда кто тот таинственный заказчик, что попросил ее написать книгу? И зачем он это сделал? Имени его она не называла, но из ее слов вроде бы следовало, что она с ним знакома и что в день убийства он находился в Большом театре.
– Возможно, поэтому мне и не дает покоя это происшествие. Я был в зале, смотрел спектакль. Очень посредственную постановку “Дяди Вани”. А настоящая, захватывающая трагедия разворачивалась в это время всего в нескольких улицах от меня, в квартале Пенфилд. С того вечера я постоянно задаюсь вопросом, что там могло произойти, и постоянно говорю себе, что из этой истории получился бы обалденный детектив.
– Но, насколько я знаю, убийцу нашли. Им был некий Тед Тенненбаум, ресторатор из Орфеа.
– Знаю, Стефани. И знаю, что все улики подтверждают его вину. Но полной уверенности у меня нет. В тот вечер он дежурил в театре как пожарный. А я без чего-то семь вышел на улицу размять ноги и видел, как мимо проехал фургон. Опознать его было легко, у него наклейка на заднем стекле. Позже я понял из газет, что это машина Теда Тенненбаума. Проблема в том, что за рулем был не он.
– Что еще за история с фургоном? – спросила Анна.
– Фургон Теда Тенненбаума был одной из главных улик, из-за фургона его и задержали, – объяснил Дерек. – Один из свидетелей официально подтвердил, что машина эта стояла перед домом мэра непосредственно перед убийством.
– Стало быть, фургон его, но за рулем был не он? – задумалась Анна.
– Ну, так утверждает этот человек, – произнес я. – Потому-то Стефани и подошла ко мне со словами, что мы промахнулись с преступником.
– Значит, кто-то все эти годы сомневался в том, что он виновен, но ничего нам не сказал? – удивился Дерек.
Для всех нас троих было очевидно одно: если бы Стефани исчезла по доброй воле, она бы никогда не уехала без компьютера.
К несчастью, наша уверенность подтвердилась. На следующее утро, в среду 2 июля, одна дама, орнитолог-любитель, прогуливалась на заре возле Оленьего озера; она заметила, что вдали, в зарослях кувшинок и тростника, плавает какой-то тюк. Ей стало любопытно, она достала бинокль. Долго вглядывалась в озеро и наконец поняла, что видит человеческое тело.
Дерек Скотт
Август 1994 года. Расследование наше топталось на месте: ни подозреваемого, ни мотива преступления. Если Гордон в самом деле собирался бежать с семьей из Орфеа, то куда и почему? Неясно. Мы не нашли ни единой зацепки, никаких следов. Ничто в поведении Лесли или Джозефа не настораживало близких, их выписки с банковских счетов были вполне обычными.
За неимением мотива убийства нам нужны были конкретные факты, позволяющие выйти на след преступника. Благодаря экспертам-баллистам мы знали, что все жертвы были застрелены из пистолета марки “Беретта”; судя по меткости стрельбы, убийца владел им хорошо. Но мы буквально тонули в реестрах оружия и списках членов ассоциаций любителей стрельбы.
Тем не менее у нас в руках был важный элемент, способный изменить ход расследования: пресловутый автомобиль, который Лина Беллами видела на улице незадолго до убийства. К несчастью, никаких деталей у нее в памяти не осталось. Ей лишь смутно помнился черный фургон с большим рисунком на заднем стекле.
Мы с Джесси часами сидели с ней, показывая картинки всех возможных и невозможных машин.
– Может, примерно в этом роде? – спрашивали мы.
Она внимательно рассматривала череду фотографий и отвечала:
– Трудно сказать, не знаю.
– Вы говорите “фургон”; вы имеете в виду вэн или скорее пикап?
– А какая между ними разница? Знаете, чем больше машин вы мне показываете, тем больше у меня в голове все путается.
Несмотря на все добрые намерения Лины Беллами, мы ходили по кругу. И время играло против нас. Майор Маккенна жутко на нас давил:
– Ну, парни? Скажите наконец, что у вас что-то есть, – беспрерывно спрашивал он.
– Ничего, майор. Головоломка какая-то.
– Черт, пора уже сдвигаться с мертвой точки. Неужто я в вас ошибся? Такое крупное дело, весь отдел так и ждет, что вы сядете в лужу. Знаете, что про вас говорят у кофейного автомата? Что вы дилетанты. Сами прослывете идиотами, меня выставите идиотом, и у всех будут неприятности. Мне надо, чтобы вы в лепешку разбились, а нашли зацепку. Четверо убитых средь бела дня, не могли же все следы сквозь землю провалиться.
Мы ушли в расследование с головой. Работали без выходных, по двадцать часов в сутки. Ничем другим не занимались вообще. Я фактически жил у Джесси с Наташей. Теперь у них в ванной стояли три зубные щетки.
Ход следствия переломила Лина Беллами.
Однажды вечером, спустя десять дней после убийства, муж вечером повез ее ужинать на Мейн-стрит. С той страшной ночи 30 июля Лина не выходила из дому. Она была встревожена, подавлена. Не разрешала детям играть в парке напротив дома. Предпочитала увозить их подальше, хоть им и приходилось по сорок пять минут сидеть в машине. Собиралась даже переехать. Терренс, ее муж, всячески старался ее отвлечь и в конце концов убедил посидеть где-нибудь вдвоем. Ему хотелось сходить в новый ресторан на Мейн-стрит, рядом с Большим театром. Все вокруг только и говорили, что про кафе “Афина” – модное заведение, открывшееся как раз к фестивалю. Столики брали с бою: наконец-то в Орфеа по явился ресторан, достойный этого имени.
Вечер стоял теплый. Терренс оставил машину на парковке у причала, и они неспешно прошлись до ресторана. Место было чудесное, на террасе горели свечи, вокруг множество цветов. На застекленном фасаде ресторана были нарисованы линии и точки: на первый взгляд они выглядели каким-то индейским узором, а при ближайшем рассмотрении складывались в сову.
Взглянув на фасад, Лина Беллами в ужасе задрожала:
– Тот самый рисунок!
– Какой рисунок? – спросил муж.
– Который я видела сзади на фургоне.
Терренс Беллами немедленно позвонил нам с Джесси из теле фона-автомата, и мы примчались в Орфеа. Супругов Беллами мы нашли на парковке курортного комплекса, они сидели в машине. Лина рыдала. К тому же, пока мы ехали, перед кафе “Афина” появился пресловутый черный фургон: на его заднем стекле в самом деле красовался тот же логотип, что на фасаде. За рулем был мужчина внушительных размеров, супруги Беллами видели, как он входил в заведение. Его личность мы установили по номерам машины: это был Тед Тенненбаум, владелец кафе “Афина”.
Мы решили не спешить с арестом Тенненбаума и для начала тайно навести о нем справки. Вскоре стало ясно, что он вполне соответствует имеющимся у нас сведениям об убийце: год назад Тенненбаум обзавелся ручным огнестрельным оружием – правда, не “береттой” – и регулярно тренировался в местном тире, владелец которого считал его далеко не бездарным стрелком.
Мы выяснили, что Тенненбаум происходил из зажиточной семьи, жившей в Манхэттене: этакий папенькин сынок, вспыльчивый, любитель распускать руки. Из-за своей драчливости он был отчислен из Стэнфордского университета и даже отсидел несколько месяцев в тюрьме. Что не помешало ему впоследствии приобрести оружие. В Орфеа он поселился несколько лет назад и, судя по всему, вел себя тихо. Работал в отеле “Палас дю Лак”, потом завел собственное дело – кафе “Афина”. Причем именно из-за своего ресторана сильно повздорил с мэром.
Уверенный, что заведение будет иметь бешеный успех, Тенненбаум купил идеально расположенное здание на Мейн-стрит; прежний владелец запрашивал за него такую цену, что распугал всех покупателей. Оставалась, однако, изрядная проблема: согласно кадастровому назначению здания, ресторан на этом месте открывать было нельзя. Тенненбаум не сомневался, что мэрия легко выдаст ему разрешение, но мэр считал иначе. Он решительно воспротивился проекту кафе “Афина”. Тенненбаум собирался открыть фешенебельное заведение наподобие манхэттенских, а Гордон не видел в этом никакой пользы для Орфеа и запретил любые отклонения от кадастра. По словам служащих мэрии, мужчины неоднократно ссорились.
Мы обнаружили еще один факт. Однажды ночью, в феврале, здание сгорело дотла. Для Тенненбаума это была удача: необходимость заново отстраивать здание позволяла изменить его назначение. Про этот эпизод нам рассказал шеф полиции Харви.
– То есть вы хотите сказать, что Тенненбаум благодаря этому пожару смог открыть свой ресторан.
– Совершенно верно.
– Полагаю, это был поджог.
– Разумеется. Но никаких доказательств того, что его устроил Тенненбаум, мы не нашли. Так или иначе, пожар случился как нельзя вовремя: у Тенненбаума оставалось время закончить работы и открыть “Афину” прямо к началу фестиваля. С тех пор народу там хоть отбавляй. Он не мог себе позволить никаких проволочек со стройкой.
Именно этот момент и оказался решающим. Несколько свидетелей утверждали, что Гордон неявно грозил Тенненбауму затянуть работы. В частности, помощник шефа Рон Гулливер рассказал, что однажды мужчины чуть не подрались прямо на улице и ему пришлось вмешаться.
– Почему нам никто не сказал об этом конфликте с Тенненбаумом? – удивился я.
– Потому что дело было в марте, – ответил Гулливер. – У меня уже из головы вылетело. Знаете, политики по любому поводу горячатся. У меня тонны таких историй. Достаточно сходить на заседание муниципального совета: так и норовят сойтись врукопашную. Это же не значит, что они в итоге друг друга перестреляют.
Но для нас с Джесси этого было более чем достаточно. Досье получалось железобетонное: у Тенненбаума был мотив убить мэра, он был опытным стрелком, а его фургон, стоявший перед домом Гордонов за несколько минут до бойни, был официально опознан. Двенадцатого августа 1994 года, на рассвете, Тед Тенненбаум был арестован у себя дома по подозрению в убийстве Джозефа, Лесли и Артура Гордонов, а также Меган Пейделин.
Мы вернулись в окружное отделение полиции штата с победой и под восхищенными взглядами коллег и майора Маккенны препроводили Тенненбаума в камеру.
Но ликовали мы недолго, всего несколько часов. За это время Тед связался с Робином Старром, крупным нью-йоркским адвокатом, и тот примчался из Манхэттена, как только сестра Тенненбаума перевела ему 100 тысяч долларов аванса.
В комнате для допросов Старр на глазах у раздосадованного майора буквально размазал нас по стенке; коллеги наблюдали за происходящим через зеркало без амальгамы и помирали со смеху.
– Много я повидал на своем веку бездарных копов, – гремел Робин Старр, – но эти двое всех перещеголяли. Ну-ка повторите свою сказку, сержант Скотт!
– Вам бы стоило поумерить спесь, – возразил я. – Мы знаем, что у вашего клиента в последние месяцы были трения с мэром по поводу перестройки кафе “Афина”.
Старр с любопытством взглянул на меня:
– Но по-моему, работы завершены, так в чем проблема, сержант?
– Строительство “Афины” не терпело отлагательства, а Гордон, по моим сведениям, угрожал вашему клиенту остановить работы. После очередной ссоры Тед Тенненбаум убил мэра, всю его семью и эту несчастную женщину, оказавшуюся во время пробежки у дома Гордона. Вам наверняка известно, мэтр Старр, что ваш клиент – опытный стрелок.
– Вы меня просто сразили, сержант, – иронически поддакнул Старр. – Какая упоительная галиматья!
Тенненбаум сидел молча, предоставив говорить адвокату, и пока это неплохо работало.
– У вас все, других россказней нет? – продолжал Старр. – А теперь позвольте, я вам отвечу. Мой клиент не мог быть дома у Гордона 30 июля в 19 часов по той простой причине, что он был дежурным пожарным в Большом театре. Спросите любого, кто был в тот вечер за кулисами, вам все скажут, что видели Теда.
– В тот вечер была изрядная суматоха, – возразил я. – Тед вполне мог отлучиться. От театра до дома мэра на машине всего несколько минут.
– А, ну конечно! Вы, стало быть, полагаете, что мой клиент по-быстрому сиганул в свой фургон, заскочил на минуточку к мэру, укокошил всех, кто оказался у него на пути, и преспокойно вернулся на свое место, в Большой театр.
Я решил выложить главный козырь. Так сказать, сделать контрольный выстрел. Намеренно выдержав паузу, я сказал:
– Фургон вашего клиента стоял перед домом Гордонов за несколько минут до убийства, его официально опознали. Именно поэтому ваш клиент находится здесь, и именно по этому выйдет он отсюда лишь затем, чтобы отправиться в федеральную тюрьму, где будет ждать суда.
Старр сурово уставился на меня. Я было решил, что попал в точку. Но он захлопал в ладоши:
– Браво, сержант! Спасибо, давно я так не смеялся. Значит, весь ваш карточный домик держится на этой абракадабре с фургоном? Который ваша свидетельница десять дней не могла опознать, а теперь вдруг опамятовалась?
– Откуда вы знаете? – возмутился я.
– Просто я, в отличие от вас, работаю, – взорвался Старр. – А вам полезно было бы знать, что ни один судья не сочтет доказательством подобную чушь! У вас нет никаких реальных улик. Стыдитесь, сержант, ваше расследование достойно бойскаута. Если вам нечего добавить, позвольте нам с моим клиентом откланяться.
Дверь комнаты открылась. Майор испепелил нас взглядом, пропустил Старра и Тенненбаума, а когда они удалились, влетел в комнату и в бешенстве так пнул стул, что тот отлетел к стене. Я никогда не видел его в таком гневе.
– Значит, это и есть ваше хваленое расследование? – заорал он. – Я вас просил ускориться, а не заниматься черт-те чем!
Мы с Джесси, не проронив ни слова, опустили глаза, отчего майор только больше разъярился:
– Ну, что вы можете сказать в свое оправдание, а?
– Майор, я убежден, что это сделал Тенненбаум, – произнес я.
– Убеждены, Скотт? И что это за убежденность? Убежденность копа, та, что не дает ни есть, ни спать, пока дело не раскрыто?
– Да, майор.
– Ну так работайте! Вон отсюда оба, и чтобы все расследовали заново!
– 6. Убийство журналистки
Среда, 2 июля – вторник, 8 июля 2014 года
Джесси Розенберг
Среда, 2 июля 2014 года
24 дня до открытия фестиваля
Целая армада машин экстренных служб и скорой помощи, пожарных фургонов и полицейских автомобилей со всего округа, скопившаяся на 17-м шоссе, перекрыла все подступы к Оленьему озеру. Дорожная полиция всех отправляла в объезд, луга между двумя перелесками были обнесены заграждениями, у которых дежурили сотрудники полиции, оттеснявшие поток любопытных и журналистов.
Мы с Анной и Дереком, а также шефом Гулливером и кучкой полицейских стояли в нескольких десятках метров оттуда, на пологом склоне, поросшем высокой травой и зарослями ежевики, и молча смотрели на расстилавшуюся перед нами изу мительную водную гладь, покрытую разнообразной растительностью. Среди зелени, прямо посреди озера, отчетливо виднелось белесое пятно. В кувшинках запуталось человеческое тело.
Издалека невозможно было понять, Стефани это или нет. Мы ждали водолазов из полиции штата. А пока беспомощно созерцали неподвижный водный простор, не говоря ни слова.
На противоположном берегу вязли в грязи полицейские: пытались подойти к озеру.
– А что, этот район не прочесывали? – спросил я Гул ливера.
– Досюда мы не добрались. Место труднодоступное. И к берегу не подойдешь, грязь да тростник…
Вдали послышались сирены. Прибыло подкрепление. Затем появился мэр Браун в сопровождении Монтейна: тот заехал за ним в мэрию и доставил сюда. Наконец примчались подразделения полиции штата, и все пришло в движение: полицейские и пожарные тащили надувные лодки, за ними шли водолазы с тяжелыми ящиками оборудования.
– Что происходит в этом городе? – пробормотал мэр, подходя к нам и оглядывая пышные заросли кувшинок.
Водолазы облачились в костюмы, надувные лодки были спущены на воду. Мы с Гулливером сели в одну из них и понеслись по озеру, за нами двинулась вторая лодка, с водолазами. Лягушки и водяные птицы разом смолкли, и, когда мы заглушили лодочные моторы, настала невыносимая тишина. Лодки, двигаясь по инерции, смяли ковер цветущих кувшинок и вскоре подплыли к телу. Водолазы соскользнули в воду и исчезли в облаке пузырьков. Я перебрался на нос лодки и перегнулся через борт, всматриваясь в высвобожденное водолазами тело. Когда им наконец удалось его перевернуть, я невольно отшатнулся. Представшее мне лицо, обезображенное водой, безусловно, принадлежало Стефани Мейлер.
Известие о том, что тело Стефани Мейлер обнаружено в Оленьем озере, быстро разнеслось по окрестностям. У полицейских заграждений толпились зеваки. Прибыла едва ли не вся местная пресса. Обочина 17-го шоссе превратилась в подобие шумной ярмарки.
Тело доставили на берег, и судмедэксперт, доктор Ранджит Сингх, приступил к осмотру. Вскоре он, подозвав нас с Анной и Дереком, мэра Брауна и Гулливера, доложил первые свои выводы:
– Полагаю, Стефани Мейлер была задушена.
Браун закрыл лицо руками.
– Подождем результатов вскрытия, – продолжал судмедэксперт, – тогда мы будем точно знать, что произошло. Пока я обнаружил обширные гематомы на шее и признаки сильного цианоза. У нее также имеются царапины на руках и лице, кожа на локтях и коленях содрана.
– Как же ее раньше не заметили? – спросил Гулливер.
– Утопленники всплывают не сразу. Судя по состоянию трупа, смерть наступила восемь-девять дней назад. Во всяком случае, больше недели.
– То есть мы возвращаемся к той ночи, когда она пропала, – сказал Дерек. – Значит, Стефани похитили и убили.
– Боже! – прошептал потрясенный Браун, хватаясь за голову. – Как это возможно? Кто мог такое сделать с бедной девушкой?
– Именно это нам и предстоит выяснить, – ответил Дерек. – Ситуация очень серьезная, господин мэр. В округе, а может, и в самом городе орудует убийца. Его мотивы нам пока неизвестны, нельзя исключать, что он нанесет новый удар. Пока мы его не задержали, следует соблюдать предельную осторожность. Ввести на время повышенные меры безопасности, привлечь в помощь полицию штата.
– Повышенные меры безопасности? – забеспокоился Браун. – Даже не думайте, вы же всех перепугаете! Поймите, Орфеа – курортный город. Если пойдут слухи, что здесь бродит убийца, весь летний сезон пойдет насмарку! Вы отдаете себе отчет, что это для нас значит?
Мэр повернулся к Гулливеру и Анне:
– Сколько времени вы сможете не допускать утечки информации?
– Все и так уже в курсе, Алан, – ответил Гулливер. – Слух разлетелся по всему округу. Ступайте сами посмотрите: там, наверху, уже целый парк аттракционов!
Внезапно наш разговор прервали крики: на склоне показались Мейлеры-старшие. “Стефани!” – в ужасе кричала Труди Мейлер; за ней бежал муж. Увидев, что они спускаются, мы с Дереком бросились к ним: их надо было задержать, они не должны были видеть тело дочери, лежащее на берегу в мешке для трупов.
– Вам не надо на это смотреть, миссис Мейлер, – прошептал я прижавшейся ко мне Труди. Она кричала и плакала. Мы отвели Денниса и Труди Мейлер в полицейский фургон, там их ждала штатный психолог.
Надо было делать заявление для прессы. Я с удовольствием предоставил это мэру. Гулливер, не упускавший случая покрасоваться перед камерами, взялся его сопровождать.
Оба поднялись по склону к заграждениям, за которыми нетерпеливо топтались журналисты со всей округи. Здесь были все каналы местного телевидения, фотографы, корреспонденты газет и журналов. Брауна и Гулливера немедленно окружил целый лес протянутых микрофонов и объективов. Первым, перекрывая голоса коллег, прозвучал вопрос Майкла Берда:
– Стефани Мейлер действительно убита?
Повисла леденящая тишина.
– Нужно дождаться результатов расследования, – ответил Браун. – Большая просьба не спешить с выводами. Со временем вам будет представлено официальное коммюнике.
– Но чье тело обнаружено в озере, Стефани Мейлер? – снова спросил Майкл.
– Больше я ничего вам сказать не могу.
– Мы все видели, что прибыли ее родители, господин мэр, – настаивал Майкл.
– Да, скорее всего, это Стефани Мейлер, – неохотно признал прижатый к стенке Браун. – Родители ее пока официально не опознали.
Все сразу загалдели, журналисты наперебой задавали свои вопросы. Из общего шума снова вырвался голос Майкла:
– Значит, Стефани убита, – заключил он. – И не надо говорить, что пожар в ее квартире – простое совпадение. Что происходит в Орфеа? Что вы скрываете от населения, господин мэр?
Браун не терял присутствия духа.
– Я понимаю вашу заинтересованность, – спокойно ответил он, – но сейчас главное – не мешать работать следствию. На данном этапе я воздержусь от комментариев, чтобы не затруднять работу полиции.
Майкл, явно взволнованный, не отступал.
– Господин мэр, – крикнул он, – собираетесь ли вы проводить празднества по случаю Четвертого июля, когда весь город в трауре?
Вопрос застал Брауна врасплох, но на ответ ему понадобилась лишь доля секунды:
– Пока я принимаю решение отменить фейерверк Четвертого июля.
По толпе журналистов и зевак прокатился ропот.
Со своей стороны, мы с Анной и Дереком осматривали берега озера, пытаясь понять, как Стефани могла сюда попасть. Дерек считал, что убийство не было преднамеренным:
– По-моему, любой мало-мальски расчетливый убийца привязал бы к телу Стефани груз, чтобы быть уверенным, что оно со временем не всплывет. Тот, кто это сделал, не собирался убивать ее здесь и таким образом.
Берега Оленьего озера были по большей части недоступны для пешеходов: их покрывали плотные, словно стена, заросли гигантского тростника. Именно это и превращало их в орнитологический рай – здесь, в девственном лесу, гнездились и обитали в полном покое десятки видов птиц. В других местах к озеру подступал густой сосновый бор, тянувшийся вдоль 17-го шоссе до самого океана.
Сперва нам показалось, что подойти к озеру можно только на том берегу, куда мы приехали. Но, внимательно изучив местность, мы заметили, что высокая трава со стороны леса недавно примята. Добрались мы туда с огромным трудом: почва была зыбкая и болотистая. Перед нами лежал плоский безлесный участок берега, грязь на нем была взрыта. Похоже на следы ног, но точно сказать невозможно.
– Тут что-то произошло, – уверенно проговорил Дерек. – И я не думаю, что Стефани шла тем же путем, что и мы. Склон чересчур крутой. По-моему, попасть на этот берег можно только одним способом…
– Через лес? – подсказала Анна.
Читать бесплатно другие книги:
